Откровение А4. фильм в виде книги

Андрей Шевченко

«Откровение А4» печатается в авторской редакции. Книга позиционируется как цветной художественный фильм в виде чёрно-белой книги. Формально это биографический РОМАН, адаптированный для России. Внутренняя самореальность представленного орнамента из кириллицы не имеет ничего общего с фантастичностью человеческой жизни. Все имена и события в тексте не следует понимать буквально, так как данный набор букв выстроен исключительно из соображений визуальной орнаментальности текста. Жизнь – Личный Хаос.

Управление Стандартом

Офис представлял собой тот самый стеклянный куб, поразивший меня вчера. Стёкла имели зеркальную поверхность, каждое из них содержало по периметру коллаж, составленный по мотивам фольклора центрально-африканских плебейских племён, североамериканских индейцев и центрально-мексиканских племён майя. Странный получился орнамент, притягательный. Рядом с этим зданием находилась стоянка машин, причём одни из них были для перемещения, как я понял, другие — редкие, для утешения самолюбия, не все могли позволить себе подобные, в смысле финансовом и в смысле понимания. Окружающий всё это забор, синего цвета, был произведением искусства. Именно он привлёк моё внимание в первый раз. Он состоял из сплетения стилизованных букв нескольких алфавитов. Мне рассказывали про глаза ремесленников, когда им приносили эскизы, к которым они не были готовы морально. В тот раз это были глаза кузнеца, выполнившего данный заказ.

Через ворота меня пропустил вчерашний секьюрити, теперь без халата. Табличка перед входом в куб имела большой размер и говорила мне, входящему: «Управление Стандартом». Мы прошли внутрь. Совсем не оригинальной показалась мне белизна холла, посреди которого сидела милая секретарша, без искусственно созданного пафоса, как это часто бывает в подобных кон — торах. Рядом с ней стоял вчерашний Бэтмэн в белом. Я был пунк — туален, он тоже.

— Ида, подготовьте пропуск нулевого уровня, — сказал он секретарше, и уже ко мне: — Потом тебе объяснят, как и куда его вставлять. Я — Игорь Игоревич.

Ида была из тех, кто имел способность преподносить красоту (свою и вообще красоту) в чистом виде, без примесей, не прибегая к искусству макияжа и комбинирования аксессуаров. Этим искусством владеют немногие, но когда ты таких видишь — сразу понятно: человек фишку сечёт. Она не была симпатичной в традиционном понимании, она не для всеобщего понимания. Её нужно увидеть и понять её красоту, это не на поверхности. Часто наоборот, красота явная, но её не видно или она перегружена всеми теми подчёркиваниями, которые использует неумелая её обладательница. В общем, эта секретарша произвела на меня позитивное впечатление. Я понял её красоту.

Мы с Игорем Игоревичем, оставляя Иду позади (в ней явно было ещё что-то, чего я пока не знал), проследовали по коридору. Коридор держал на своих стенах мой нереализованный проект.

— Давно это здесь? Я носился с таким проектом, хотел сделать выставку, на которой все холсты, как здесь, были бы белыми, — ничего не получилось, — вспомнил я былое. — Галеристы фишку не просекли, обложились все секретаршами — не пройти к телу… Я так понял, у них там своя тусовка. Они выстроились в круг, вплотную друг к другу, и имеют по очереди свои выставки… Любуются друг другом… по кругу. С улицы не зайдёшь, слишком плотно стоят… Что это я о грустном? В общем, мне приятно видеть это — белые холсты… у вас это есть… интересно…

— Занимаясь продажей картин, никто не сделает чего-то раньше, чем это нужно лично им. Ты забегаешь вперед с этим проектом. Ты правильно сказал, что по кругу… ты вне этого круга. Видишь, то, о чём ты думал, уже есть, — по-отечески успокоил меня Игорь Игоревич. — В чём сила белого холста, по-твоему? — этот вопрос походил на некий тест.

— Я предполагаю, что белый холст — всегда по энергетике гораздо более интересен, чем разрисованный. На разрисованном есть то, что мы видим, а в белом есть всё, что потенциально может быть… в большинстве случаев, творчество — это заполнение пустоты или белизны. Всё человечество использует бумагу, так исторически сложилось, а она белая. И потому белая бумага в себе истину содержит, что её из древесины производят, а дерево, оно из Земли растёт, дождь его питает, а истина в этом всём и заключается, — ответил я давно продуманное и понятое. Лёгкий тест.

— Всё правильно предполагал, но вспомни произведения классиков. Они рисовали на белом, и получалось нечто… великое.

— Я уверен, они знали что-то такое и делали, и это стало классикой. Теперь за это платят миллионы. И сейчас есть такие, которые понимают и делают, но их не покупают, — высказал я. Раньше, я не имел возможности говорить об этом, не с кем было. И вот я вижу того, кто сам об этом заговорил. Мне пока нравится.

— Людям нужна история, они платят не за холст и краски, а за историю, которая стоит за холстом, — озвучил моё понимание Игорь Игоревич. — Сейчас дай любому музыкальному поп-идолу краски в руки или ещё смешнее — намажь ему на любое место, пускай размажет. Поклонники купят. Или кто угодно из народных кумиров чёрточки и кружочки нарисует — тоже возьмут, не за миллионы, конечно, но возьмут. Их забудут через пару лет, после ажиотажа певческого… а классики будут всегда, и стоить будут сколько надо. Вот не отрежь себе Ван Гог ухо, не создай историю, и стоил бы сейчас подешевле.

— Так он помер давно, ему всё равно сейчас, сколько платят за его картины — жил-то он в нищете, — припомнил я вангогову историю.

— Ты, вижу, всё правильно понимаешь, поэтому я и взял тебя… и фамилия у тебя правильная, и имя. Знаешь что… для начала позанимаешься в полиграфическом отделе, потом видно будет, — рассудил вслух Игорь Игоревич.

Пройдя по коридору, мы оказались у двери с чёрным квадратиком на месте обычного расположения номеров. Кабинет Игоря Игоревича представлял собой чёрный параллелепипед с красной мебелью и, противоположно коридорным белым, чёрными картинами, то есть совсем чёрными холстами в чёрном багете. Несмотря на минималистическо-утончённый стиль кабинета, Игорь Игоревич, судя по всему, аскетом не был, он был… как бы это сказать? В общем, я сразу понял, он врубался в фишки. Огромный, я таких ещё не видел, плоский монитор на рабочем столе, был, как и мебель, красным. Он производил новое впечатление. На столе царил хаос или беспорядок, сразу сложно определить… на самом деле я бы назвал это бардаком. Основную роль в этом бардаке играли разбросанные цветные карандаши. Их было штук пятьсот — большой набор в деревянной коробке из красного де — рева, пахнут хвоей, у меня были такие. Видимо, до ухода из кабинета Игорь Игоревич их точил. Он их что?.. сам точит? Неужели нет точилки автоматической?.. карандашей же много!

— Мне тоже нравится минимализм, — поделился я соображением относительно интерьера. — Эта возможность его, редкая, показать тем, чего нет… какую-то невысказанность.

— Да, я так же к этому отношусь. Мне тоже Минимализм нравится, это он сам дизайн разработал, под моим чутким руководством, — сказал обладатель странного офиса и кабинета.

— Минимализм? Сам?.. Как это? — Не уловил я тайный смысл.

— Сам подумай, любую мелочь, предмет или направление в архитектуре и дизайне кто-то первый придумал и сделал. И таким образом, он, кто придумал, автоматически становится этим чем-то или является этим… и есть это всегда, — запутанно ответил Игорь Игоревич.

— Понятно, — ответил я из вежливости, хотя сразу суть не уловил. — Эти картины у вас… напоминает Малевича, у меня тоже есть работа — чёрный холст, но она имеет название, в отличие от ваших, — у меня появлялось ощущение, что здесь я встречу понимание.

— Какое? — формально спросил Игорь Игоревич.

— «Мои сны», — также формально ответил я.

— Я примерно знаю, что ты ответишь, но всё-таки ответь, хочу подтвердить свои предположения. Что ты говоришь тем, кто спрашивает: «Неужели у тебя такие чёрные сны?»

— Именно так и спрашивают. Отвечаю — на самом деле сны у меня — цветное стерео, но это мои сны.

— Думаю, ты у нас задержишься, если лишнего ничего делать и говорить на стороне не будешь. Займись пока вопросами полиграфии, вникни во всё, потом разберёмся. Сейчас пойдёшь к Семёну, в кабинет с оранжевым квадратом на двери, он растолкует что к чему, — распорядился Игорь Игоревич.

— Хорошо… так вы что, на работу меня берёте? Пропуск, пойди к Семёну, то-сё, пятое-десятое… — уточнил я.

— Там видно будет, А Четыре.

— А каким это, интересно, стандартом вы управляете? — задал я волновавший меня вопрос.

— Ты сейчас про что?

— Как? Ваша же контора, «Управление Стандартом» называется.

— Да, правильно.

— Так, какими стандартами вы управляете? — повторил я. — Килограммами, граммами или, может быть, дециметрами?

— Собственно, никакими конкретно… И в то же время всеми, — у меня сложилось впечатление, что Игорь Игоревич, давно не отвечал на этот вопрос, возможно, никогда. Наверное, именно поэтому он не сразу понял, о чём я.

— Одно племя в Индонезии длину локтями меряет, и не только оно одно. Вы локтями тоже управляете? — попытался сыронизировать я.

— Так в том-то всё и дело, что люди все эти меры длины и веса придумали для условности, — серьёзно ответил Игорь Игоревич. — На самом деле, этого всего нет. Этот стол имеет длину такую, какую он имеет. Неважно, какую именно. Неважно, сколько сантиметров, граммов или локтей он длины. Важно, что он есть и он имеет длину. Он её имеет! — подчеркнул голосом сказанное Игорь Игоревич. — Это как тот Удав, который в Попугаях длиннее, чем в Слонах. Мерять не обязательно, а люди всё время что-то мерять пытаются. Поэтому и существуют стандарты. Времени тоже не было до тех пор, пока его не начали измерять.

— Значит, вы управляете стандартами стандартов, — сделал я логичное предположение.

— В общем — да, — с сомнением в голосе ответил Игорь Игоревич. — Чтоб ты понял… Если со всех денег ноли убрать или все цифры, то всё сразу встанет на свои места, — в них пропадёт смысл.

— А ваши картины, эти чёрные, что символизируют? — задал я свой вопрос про искусство.

— Это вроде как если написать всё, что написано раньше, и всё, что будет когда-либо написано на бумаге или нарисовано на холстах, — это всё есть в этих чёрных холстах, надо только разглядеть… Эти картины — символ абсолютной полноты.

— Понял. Глубоко. Мне нравится. А когда бардак на рабочем столе, как у вас, — это к чему? У меня тоже всегда бардак, но он правильный, мой. У вас так же?

— Когда на столе бардак, то это значит, что у тебя бардак. Смотря как ты к этому относишься. У меня не бардак, в отличие от тебя, у меня элегантный беспорядок, — пояснил Игорь Игоревич.

— Я всегда замечал, у некоторых деловых людей на рабочем столе всё так правильно, вроде как под линейку лежит. Соблюдается параллельность и перпендикулярность относительно четырёх сторон стола. Всё на своих местах, аккуратненько так. Смешно, они, наверное, сидят и выкладывают всё ровненько. Чтобы ровно лежало. Я не понимаю…

— Я тоже таких не понимаю, мне про таких даже рассказывали. Они, может, и делами какими-то занимаются крупными, но ни на что великое не способны, — предположил Игорь Игоревич. — Они способны только купить что-то и продать подороже. Ну, может, произвести могут что-то такое… но не великое.

— Не великое — это потому, что лежит всё ровненько? — Я попытался уловить связь.

— Да, правильно понимаешь.

— Теперь буду знать, когда увижу порядочек на столе. Таких много, и они везде.

— Да, так уж случилось, их много. Мир такой, — с искренним сожалением вздохнул Игорь Игоревич.

— Вы, наверное, много таких признаков знаете, по которым способности можно определить, — предположил я.

— Да.

— А если нет возможности увидеть рабочий стол, как определить банальность в человеке? — Решил я воспользоваться чужим жизненным опытом.

— Таких признаков очень много, возможно, некоторые ты сам знаешь… вот яркий пример: когда ты видишь, как кто-то ключи крутит на пальце или чётки восточные, или сидят три товарища в баре, пиво выпивают, говорят ни о чём, — всё это и есть банальности и жлобские дела, и обладатели их, соответственно, такие же, — легко поделился Игорь Игоревич.

— Лучше помолчать, чем ни о чём говорить. В некоторой невысказанности смысла гораздо больше, чем в пустых разговорах, — поделился я своим.

— Я же говорил, что сам много признаков знаешь, и наверное, мне что-то новое можешь рассказать. Банально также каждый день на работу ходить, зарплату получать, банально дружить по сексуальному и половому признаку, банально быть банальным… А ещё есть такие люди, которые сидят на корточках. Они долго так могут просидеть. Это первый признак верного пса. Они сами ничего не способны сгенерировать, самое большое — это яблоки на рынке продавать, — привёл странный пример Игорь Игоревич.

— Но часто именно такие могут с преданностью собаки служить своему хозяину и команды выполнять, — развил я мысль.

— Мы говорим на одном языке, ты заметил?

— Да. У меня ещё есть один вопрос, позволите…

— Позволяю, — с царской интонацией в голосе разрешил Игорь Игоревич.

— Эти карандаши цветные… Вы их сами точите?

— Вообще-то да, — с удивлением ответил он.

— А точилки, что, нет автоматической? Бывают такие… на мясорубки похожи, — показал я, как можно было бы крутить её ручкой.

— Дело не в точилке, а в самом процессе ручного труда. Успокаивает. Точилкой так не получится. — Игорь Игоревич взял незаточенный карандаш и странного вида ножичек. Сел за стол и показал, как он это делает. Медленно, аккуратно и ровно он заточил карандаш. Стружки, отрываясь от материнского монолита карандаша, предоставленные сами себе и заданному направле — нию, разлетелись по кабинету, опускаясь на пол по только им ве — домым правилам гравитации и аэродинамики. Часть из них упала на стол. Тот, по чьему велению это произошло, небрежным жес — том смахнул их на пол, понюхал заточенное место, подумал о сво — ём и положил карандаш в коробку к заточенным ранее. — Этот процесс успокаивает… — пояснил он после паузы, отпив мине — ральной воды из уменьшенной бутылочки.

— А что это за ножичек такой смешной? — задал я внеочередной, но закономерный вполне, вопрос. Нож представлял собой странноватое и не виденное мной ранее заточенное изделие, изогнутое в виде серпа, на манер буквы «С» из кириллицы, но это если говорить о его лезвии. Случись на допросе у англичан мне описывать его вместе с ручкой, я бы сравнил его с буквой «G» из их алфавита.

— Это нож Чингис Хана — по преданию, он родился с этим ножом в руках, — преспокойно ответил Игорь Игоревич. Такие вещи, как мне казалось, говорят эмоционально, но, видимо, не здесь.

— Как это может быть? — удивился я.

— Ещё не то может быть. Это предание такое…

— И вы верите в это? — удивился я в очередной, не первый раз, за сегодня.

— В общем да, я ещё не в то верю, — расплывчато ответил Игорь Игоревич.

— А откуда он мог взяться… там… как можно нож родить? Как вообще можно было этого Мамая с ножом родить? Это как?

— Мамай как раз без ножа родился, а Чингис Хан с этим ножом, — поправил меня Игорь Игоревич. — В это верить не обязательно, дело в том, что он действительно с ножом родился… можно и не верить, но это факт. Чингис Хан родился и сделал то, что сделал, — Игорь Игоревич поднял к глазам нож, играя лучом света на изогнутом лезвии. — Он не тупится никогда.

— Я осмелюсь предположить. По-моему, так не бывает, — неуверенно сказал я.

— Если что-либо нельзя объяснить, это не значит, что это фантазия или просто предание… Я точно знаю, что его мать этот нож вместе с ним родила, порезалась правда, но родила. Не родился бы Чингис Хан, если бы не этот нож. Роды тяжёлые были, а кесарево сечение тогда ещё не делали. Нож сделал, и ребёнок выжил. И стал сильным и великим, — Игорь Игоревич говорил, и не оставалось сомнений, что он точно это знает, как будто был рядом в тот момент. — Тебе пора к Семёну.

На этом мы расстались. Мне нужно было пройти в кабинет Семёна, с оранжевым квадратом на двери. Выходя, хотелось осторожно закрыть за собой дверь, не хлопнув ею, из уважения к этому человеку. Очень ярким было первое впечатление — уверенный в себе, понимающий, знающий, что делать и как, человек. Я не видел таких ранее. Таково было моё ощущение в тот момент.

Пройдя немного вперёд, справа по коридору я увидел дверь с нужным квадратом. Остальные кабинеты имели другие, пока не понятные мне символы.

∞

— Мама, почитай мне книжку, пожалуйста.

–…Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам: побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия…

…Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною. Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моём, как и Я победил и сел со Отцем Моим на престоле его. Имеющий ухо да слышит, что дух говорит…

…И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырёх животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь белый, и на нём всадник имеющий меру в руке своей и острый серп, и был дан ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить…

…Говоривший со мною имел золотую трость для измерения города и ворот его и стены его. Город расположен четвероугольником, и длина его такая же, как и широта. И измерил он город тростью на двенадцать тысяч стадий; длина и широта и высота его равны. И стену его измерил во сто сорок четыре локтя, мерою человеческою, какова мера и Ангела. Стена его построена из ясписа, а город был чистое золото, подобен чистому стеклу…

— Стоп!!!

∞