Черный бумер

Андрей Троицкий, 2005

Этот роман не разочарует поклонников старого доброго «Бумера». Герои книги нормальные современные люди, которых достали рутина повседневной жизни. Недостаток адреналина надо компенсировать острыми ощущениями, и жизнь подбрасывает такой шанс. Любители остросюжетного триллера найдут в книге все, что просит их душа. По мнению автора, книга была опубликована раньше времени. Первоначально задумывалось так, что сначала будет опубликован «Бумер – 2», а за ним «Черный бумер». Тогда в событиях будет определенная последовательность. С другой стороны, – читатель сам все расставит по своим местам.

Глава четвертая

Ночь Бобрик провел неспокойно, он лежал на втором ярусе железной койки, пялился в темный потолок, молотил кулаком жесткую, как боксерский мешок, подушку, но сон не приходил. Пристройку к ангару, где проводили кузовные работы, хозяин автосервиса Амаяк Амбарцумян превратил в ночлежку для строителей нелегалов. Эти парни, в основном таджики и молдаване, днем строили новые автомобильные боксы и складывали из блоков пенобетона унылое двухэтажное здание административного корпуса. За ворота автосервиса работяги не совались ни днем, ни ночью, не налететь на милицейский патруль. Здесь, они готовили еду на электрических плитках, спали, кто верующий, молились.

Еще весной Бобрик, выбрав момент, когда у хозяина сервиса было хорошее настроение, подрулил к нему и попросил пустить его на пару месяце пожить вместе с работягами. Хозяйка съемной комнаты, в которой тогда жил Бобрик, задрала цену до небес. Тут одно из двух: надо искать новое жилье или залезать в постель к хозяйке, в этом случае можно надеяться на поблажки, скажем, бесплатный сытный ужин, и большую скидку. Готовила тетя Зина сносно, это, пожалуй, ее единственное достоинство. Правда, тот ужин придется еще отрабатывать на пуховой перине, как говориться, работать во вторую смену. Последний вариант не грел душу, тетя Зина была не то чтобы совсем старая и не то чтобы страшная, как черт, по пьяному дело потереться с ней можно. Но уж очень она занудливая, приставучая и когти у нее острые. От ее тупых вопросов мозги раком встанут. Захочешь от нее отвязаться, не отпустит, вцепиться прямо в горло или задушит пуховой подушкой.

Бобрик решил, что роль юного мужа стареющей сварливой женщины — не его амплуа. Оставил на столе плату за последние две недели, бросил вещи в рюкзак и в зеркальце мотоцикла увидел, как Зинаида, нагруженная сумками, возвращаясь с рынка, неторопливо заходит в подъезд. Бобрик наплел Амбарцумяну, что его выселяют со съемной хаты, даже, охваченный вдохновением, натурально всхлипнул. Армянин махнул рукой: «Ладно, поживи в моей общаге. Пока хату не найдешь. Но чтобы через две недели духу твоего не было. Койки только для строителей».

Минул пятый месяц, а Бобрик до сих пор, экономя деньги, тусуется в этой ночлежке. Мучения подходят к концу, а цель, подержанный итальянский мотоцикл, близка. Народу тут как в солдатской бане, где не бывает свободного места на лавке. На нижнем ярусе обосновался Ахмет, выговорить его фамилию, не сломав язык, невозможно. Он хороший сосед и добрый малый без вредных привычек. Правда, спит с открытыми глазами и разговаривает во сне. И не может вспомнить, в каком году и где именно появился на свет. И когда мылся последний раз, он тоже не знает.

— Шайтан, — тихий придушенный голос доносился снизу. — Ах ты, шайтан…

Достав из-под матраса плоский фонарик, Бобрик свесился вниз, посветил в лицо Ахмета. Показалось, он не спит. Глаза открыты, зрачки закатились под лоб, лицо напряженное.

— Эй, ты чего? — прошептал Бобрик. — Спишь или как?

— Шайтан проклятый, — и во сне Ахмет продолжал переругиваться с бригадиром, который три недели подряд ставил на самые тяжелые работы на бетонном узле. И вдобавок, придравшись к пустяку, наложил штраф, не заплатив за неделю работы. — Что тебе так… Ах ты… У-у-у…

Прошлым утром он говорил, что когда вернется на родину, возьмет третью жену. «Она красавица, — сказал Ахмет. — И умная. Семь классов закончила. Но больше учиться не пойдет, потому что замуж давно пора». Ахмет перевернулся на бок и застонал. Его не одолевали эротические сны, мучили боли в поясницы и язва желудка. Если так дальше, ему не на свадьбе гулять, а лежать на кладбище. Две жены и юная невеста, за которую уже заплачена добрая часть калыма, аж сто пятьдесят долларов, останутся безутешными. И большие деньги пропадут.

— Обнулил меня, кинули и развели, — повысив голос, сказал Ахмет. В Москве он понабрался всяких модных словечек. — Сволочь, скотина…

Бобрик свесился вниз, включив фонарик, направил световой круг на морду Ахмета.

— Слышь, деятель… Ты заткнешься сам или тебе помочь? Заснуть не могу, а ты, блядская муха, языком чешешь. Как на профсоюзном собрании.

Ахмет тяжело засопел и заглох. Бобрик еще четверть часа вертелся на жесткой койке, наконец спрыгнул вниз, натянув штаны и, сунув ноги в резиновые тапочки, по узкому проходу между кроватями пробрался к выходу. Закрыв за собой дверь, сел на пороге ночлежки, выудил из кармана мобильник. На тусклом экранчике высветилось время: первый час ночи. На душе было пакостно. Хотелось позвонить кому-то из знакомых, рассказать об этом Фомине и попросить совета. Может, отменить завтрашнее, вернее, уже сегодняшнее мероприятие? Всех денег все равно не загребешь. И пусть Фомин считает Бобрика трусом и ничтожеством.

Но кого удобно побеспокоить в такое время? Пожалуй, только Элвиса. Живет он один и, как правило, ложится под утро. Но по домашнему номеру никто не ответил, а мобильник оказался отключенным. Бобрик прошелся по темному двору, впотьмах едва не наткнувшись на кирпичную стену, снова присел на ступеньки. Петька Гудков, наверное, уже видит седьмой сон, но лучше разбудить его сейчас, утром у Петьки всегда запарка, секунды свободной нет, некогда словом переброситься. Вопреки ожиданиям голос Петьки оказался бодрым.

— Ты не спишь что ли? — удивился Бобрик.

— Как ты догадлив, мой друг, — кажется, Петька разговаривал, стоя на обочине шоссе. Отчетливо слышны звуки проезжающих мимо машин. — Ты звонишь пожелать мне спокойной ночи? Это так трогательно.

— Не совсем. Есть свободные пять минут?

— Только две. Давай коротко, в телеграфном стиле. Чего там у тебя?

Бобрик сбивчиво, перескакивая с одного на другое, рассказал о визите незнакомца и странном предложении, которое сделал Фомин.

— Блин, жалко этот мужик ко мне не пришел, — вздохнул Петька. — Видно, дороги не знал. Хорошие варианты всегда мимо проплывают. За пять сотен баксов я готов плеваться целый день. В лучшем виде.

— Понимаешь, этот тип… Странный он какой-то. Все это как-то не по масти.

— Слушай, ты объясни, чего ты звонишь среди ночи?

— Посоветоваться.

— Тьфу, блин. Посоветоваться… Ты что, совком убитый? Если откажешься, звякни мне. Приеду вместо тебя. Нужно подобрать деньги, которые на дороге валяются, а он чего-то там бормочет и лепечет. Еще вопросы будут?

— А ты где сейчас? Чего там за машины шумят?

— Я еду на дачу к своей невесте, — ответил Петька.

— На фиг ты катаешься на эту дачу каждый день?

— На этой даче живет моя будущая жена. Без пяти минут.

— Твои пять минут растянулись на два года.

— Оставь эту тему. Так вот, я завернул в одно придорожное заведение немного пожрать. Потому что последний раз ел, кажется, лет десять назад. Тебя устраивает такое объяснение?

— Черт с тобой, катись. Но помни, что нам надо встретиться и поговорить в ближайшее время. Обсудить, что делать дальше. Мы же не можем это так оставить, позабыть все, что видели в этом долбаном сарае. Подробности не для телефона.

— Твое время кончилось. Спешу. Я еще сегодня хочу немного поспать. И если ты не станешь доставать меня ночными звонками, я это сделаю.

В трубке запикали короткие гудки. Бобрик, скурив сигарету до фильтра, поднялся и отправился в обратный путь к своей койке. До утра спать осталось всего ничего.

***

Петя вышел из кафешки, залез в седло мотоцикла, прижал рычаг к рукоятке руля и включил первую передачу. Промчавшись первые десять километров по освещенной трассе с приличным покрытием, Петя, издали заметив указатель, повернул направо. Вопреки правилам переключил передачи во время поворота, чувствуя, что мотоцикл начинает заносить, резко набрал скорость и вышел из заноса. Сцепление тугое, на приличной скорости, да еще на извилистых темных дорогах приходилось работать всей кистью, рука быстро уставала. Трасса неслась под колеса мотоцикла, справа темная стена леса, справа кочковатое поле, заросшее у обочины молодыми деревцами. У самого горизонта виднелось несколько тусклых огоньков.

Особо не разгонишься, впереди ни одного фонаря. Однако ночь светлая, над макушками сосен висит полная луна, освещавшая дорогу, словно прожектор. Пришлось тормознуть, когда дорога, резко пошла вниз и в свете фары Петя увидел глубокую выбоину на асфальте, которую не успевал объехать. Он нажал на лапку и заднее колесо на гидроприводе и тормозном диске, уверенно зацепилось за дорогу. Он удержал мотоцикл в наклонном положении, на малом ходу объехал препятствие. Теперь лес слева и справа расстилались темные поля, уже размеченные под застройку загородных коттеджей. Залитая лунным светом равнина напоминала космический пейзаж, но дело портили земные реалии: слева, с другой стороны кювета, выстроились в ряд несколько строительных бытовок, экскаватор и грейдер.

Петя прибавил газа, теперь, на прямом участке дороги, карбюраторный движок разгонялся динамично, когда стрелка спидометра подрагивала у отметки сто километров, и встречных машин не видно, можно получить хорошую порцию адреналинового кайфа. Вперед снова поднялась темная стена леса, пришлось сбросить скорость, воткнув на одну передачу ниже. Петя подумал, что второй год ездит на дачу к своей девчонке этой дорогой, одним и тем же самым коротким маршрутом, но так до конца и не изучил все секреты ночного шоссе. Вот сейчас лес, обступивший дорогу с двух сторон, должен кончиться, дальше пустырь и небольшой поселок. Прошлый раз Петя, разогнавшись до сотни, едва успел объехать зазевавшегося пса и чудом удержал мотоцикл, не влетев в глухой забор легочного профилактория. И твердо решил, проезжая поселок ночью, держать пятьдесят километров, не выше.

За поселком новый пустырь, отгороженный от дороги чахлыми лесопосадками, а соснами дачи. Маринка наверняка уже спит, и Петя не станет ее будить, загонит мотоцикл на участок через калитку, откроет дверь веранды своим ключом. Завтра выходной, он не поднимется с койки раньше полудня. Хвойный лес хранил загадочную тишину и тепло прошедшего дня, дождик кончился, но дорога останется мокрой до утра. Петя подумал, хорошо бы на мотоцикле установить стекло. Лобовой обтекатель позволит не ерзать в седле, закрывая глаза от ветра.

В следующее мгновение темный абрис автомобиля, выскочившего не поймешь откуда, то ли из леса, то ли из оврага, перегородил дорогу. Кажется, «Волга». Водила почему-то не ни включил фары, ни габаритные огни. Петя успел подумать, что расстояние до машины критическое, на мокром асфальте мотоцикл не удержать, и тачку, перегородившую обе полосы по обочине не объехать. Внизу овраг, густой кустарник и деревца, значит, туда дороги нет. Шею свернешь. Если бы не мокрый асфальт шанс предотвратить столкновение еще оставался. Но сейчас его нет. Надо бить тачку не в водительскую дверцу, чтобы человек не пострадал, а в моторный отсек, в переднее колесо. Все эти мысли за одно мгновение ураганом пронеслись в голове. И пропали.

Петя до упора выжал тормоз. Чувствуя, как непреодолимая сила выбрасывает его из седла, сносит назад, обеими руками изо всех сил вцепился в руль, стараясь повернуть мотоцикл боком. Но для маневра не хватило пространства. Чоппер въехал колесом в переднее крыло «Волги». Руки оторвались от руля, что-то ударило по бедрам, Петя высоко взлетел в воздух, на секунду почувствовав состояние невесомости и свободного полета, перевернулся через голову. Висящая над лесом луна сделалась ближе и ярче. В следующий миг ночное светило погасло.

***

Петя пришел в себя и открыл глаза, еще не веря в чудесное спасение. Он лежал на боку вдоль дороги, содранной кожей щеки чувствуя мелкие шероховатости асфальта. С этой позиции виден темный БМВ с включенными фарами. Видимо, кто-то проезжал мимо, остановился, решив узнать, нужна ли помощь. Чтобы разглядеть проклятую «Волгу», нужно было пошевелить головой, но шея онемела. Дышалось тяжело, сгустки крови забили нос, левый глаз совсем закрылся, непонятно, он цел или вытек.

Петя не чувствовал правую ногу, но, кажется, мог пошевелить левой ногой. Это хорошо, значит, позвоночник не сломан. Боль шла из поясницы, опоясывала грудь и спину, поднималась к самому горлу. Но эту боль можно было терпеть. Он провел сухим языком по кровоточащим деснам, из которых торчали острые осколки, передние зубы вылетели, когда он ударился об асфальт. От смерти спас шлем. Расколотый надвое он валялся на дороге у обочины. Рядом стояли какие-то люди, кажется, трое мужчин, на мокром асфальте вытянулись их черные тени. Люди тихо переговаривались между собой. Не сразу Петя смог разобрать слова.

— Я ехал из Владимира. Ночь, на трассе скользко, скорость сто пятьдесят, — говорил мужчина. — Лопается покрышка, а я как раз по мобильнику говорил. Короче, вылетаю с дороги в чисто поле. Тачка становится на уши. Четыре раза перевертывается через крышу. Сработали передние и боковые подушки безопасности. На мне ни царапины, только нос разбит. А вместо нового «лексуса»груда металлолома.

— Ну, подушки… Тут все понятно. Ладно, надо закругляться. Или мы тут ночевать останемся?

— А чего… Подходящее место.

Кто-то хмыкнул. Петя закрыл целый глаз. Вероятно, эти люди сами не рискнули вести его в больницу, побоялись трогать тело, вдруг у пострадавшего травма позвоночника. Люди просто вызвали «скорую». Теперь нужно набраться сил, немного потерпеть. Но позвоночник цел, ведь он чувствует одну ногу, — эта мысль вертелась в голове, как заезженная пластинка, не уходила. У него крепкое молодое сердце, он выкарабкается. Петя сказал себе, что попадал еще и не в такие переплеты. Взять хотя бы прошлогоднюю аварию на Минке…

Он хотел что-то сказать, но язык не слушался. Попытался вытянуть левую ногу и застонал. Тихо, едва слышно. Разговор оборвался. Один из мужчин, сделав несколько шагов вперед, встал над Петей. Поднял ногу и толкнул его подошвой ботинка в плечо, перевернув с бока на спину.

— Смотри-ка, а он жив, — сказал мужчина. — Вот, бляха, дела. Такой удар, и он жив. Что за херня? Глазам своим не верю.

Двое других мужчин тоже подошли, их темные фигуры навился над Петей.

— Иногда удивляюсь живучести человека, — сказал один. — Кажется, от чувака мокрого места не должно остаться. А, нате… Еще голос подает. Ладно, раз так получилось, надо все заканчивать. И возвращаться тем же ходом.

Человек, который подошел первым, присел на корточки. Петя, прищурив здоровый глаз, заглянул ему в лицо, освещенное автомобильными фарами. Человек как человек, лет сорок с лишним, светлый костюм, из уха торчит клок ваты. Мужик наклонился ближе, словно хотел понять, Петя действительно жив и в сознании или переживает последний приступ агонии.

— У, блин. Черт… Е-мое.

— Чего с тобой? — спросил кто-то из темноты.

— В ухе стреляет. Наверное, я хожу не к тому врачу. Это фитиль в нестранном халате месяц не может определить, что у меня за болезнь. Жру антибиотики горстями. И никаких сдвигов.

— Ну, ты долго будешь возиться? Или тебе трудно это сделать?

— Не трудно, — ответил человек, страдающий болью в ухе. — Легче, чем отправить телеграмму любимой мамочке. И, главное, дешевле.

Мужчина протянул обе руки к Пете, приподнял голову. Одной лапой крепко ухватился за подбородок слева, другой рукой вцепился в волосы справа. Резко дернул на себя подбородок, другой ладонью с силой толкнул в висок. Последнее, что услышал Петя, хруст шейных позвонков.

***

На место встречи, перекрестке двух дорог местного значения, Саша Бобрик, боясь опоздать, прибыл раньше назначенного времени. Он съехал на обочину, слез с мотоцикла и, повесив шлем на руль. Бобрик прошелся вдоль дороги до развилки, осмотрелся по сторонам. Узкая дорога, по которой он сюда приехал, проходила лесом и упиралась в такую же двухрядную дорогу, пересекавшую первую под углом девяносто градусов.

На той стороне, сколько хватает взгляда, тянется глухой забор дачного товарищества, увенчанный тремя нитками колючей проволоки. Видны крыши домиков, макушки старых яблонь и ближний скворечник на длинной жердине. У дорожной развилки будка автобусной остановки, сложенная из бетонных плит. Возле нее прямо на землю свалены огромные потрепанные рюкзаки, спортивные сумки и палатки в чехлах, поверх этого добра расстелили спальный мешок. На рюкзаках спят три девчонки в брезентовых робах. Один парень разлегся на жесткой скамейке, накрыв голову газетой. Еще двум парням удобных мест не досталось, они устроились в траве на обочине, перевернув гитару, разложили на ней карты. Видимо, туристы не успели на последний автобус и, дожидаясь утра, провели ночь у дороги. Один из парней, оторвавшись от игры, помахал мотоциклисту рукой. Бобрик махнул ладонью в ответ, пожалев туристов, которым еще долго тут торчать.

На небе уже отпечатался свет блеклой зари, но солнца еще не видно. В оврагах у обочины лежит туман, от которого скоро не останется следа, слышен унылый голос кукушки. Следить за кукованием, подсчитывая, сколько еще лет остается топтать землю и коптить небо, почему-то не хотелось. Тяжелая после бессонной ночи голова соображала туго, душе было тоскливо и муторно. Место тихое, вдалеке от станции, здесь не слышен шум поездов и гул автомобилей, проезжающих по основной трассе. Прикурив сигарету, он проводил взглядом грузовик с песком и долго разглядывал неприличную картинку и надпись из трех слов на дачном заборе. Картинка хорошая, она и без слов понятна, поэтому матерщина тут ни к чему, — решил Бобрик.

На лесной дороге показался передок светлого джипа «Ниссан», машина погасила скорость на повороте, свернув налево, покатила следом за грузовиком. Бобрик успел прикурить вторую сигарету, когда наконец показался БМВ, стекла тонированные, а утренний свет еще слишком робкий, хрен разглядишь, кто сидит за рулем, кто на переднем пассажирском сидении. Тачка шла медленно, доехав до поворота, тормознула, мигнув задними фонарями. Фомин сказал, что его дружбан пылинки сдувает с машины, но внешний вид тачки говорил об обратном. Новый седан выглядит запущенным и неряшливым. Видимо, этой ночью автомобиль много и долго колесил по грунтовым дорогам, попал под ночной ливень, в довершении всего искупался в болоте. И не собирается отправляться на мойку. На передних крыльях и на корме засохшая грязь, задний бампер и номерной знак перепачканы глиной. Машина пропала из вида.

Бобрик остался стоять на обочине. Неторопливо докурив сигарету, он потянулся, растопырив локти по сторонам и расправив плечи. Выплюнул окурок, повисший на губе. Вернувшись к мотоциклу, засунул шлем в дорожный кофр, повязал голову косынкой и надел темные очки. Уселся в седло и, газанув с места, шустро прошел поворот. Набирая скорость, промчался метров триста, в наклоне заложил еще один вираж. Небольшой дорожный просвет ограничивал мотоцикл в поворотах, нижняя часть глушителя чиркала об асфальт, высекая искры.

Впереди прямой участок, пустая дорога поднималась вверх, слева неровное поле, заросшее мелким кустарником, справа из-за забора поднимается корпус то ли недостроенного предприятия, то ли огромного склада. Впереди маячила бэха, которая неторопливо плелась вдоль обочины. Бобрик подумал, что водителю не хватает опыта или спортивного азарта, на дороге, где из тачки можно запросто выжать сотню с гаком, он катит со скоростью колхозного трактора.

***

Расстояние быстро сокращалась, через минуту Бобрик сел на задний бампер БМВ, водитель которого, заметив мотоциклиста, неожиданно прибавил хода. На этом участке двухрядное шоссе сузилась, пространство слева и справа, за глубокими канавами, заполнили молодые деревья и кустарник, впереди поднимались стволы елей, через полтора километра дорога, делая поворот, уходила в лес. Если уж плевать на стекло, то сейчас.

Бобрик, повернув руль, резко набрал скорость, поравнялся с БМВ, по встречной полосе обошел тачку на полкорпуса и, обернувшись назад, плюнул через правое плечо. Плевок повис на грязной дверце бэхи. Кажется, водила ничего не заметил. Во рту сушняк, чтобы собрать слюну, потребовалось еще несколько секунд. Автомобиль и мотоцикл на встречной полосе ехали вровень. Бобрик оглянулся назад, примериваясь, чтобы на этот раз не промазать, втянул носом воздух и смачно плюнул на стекло. На этот раз плевок, подхваченный ветром, улетел непонятно куда, даже не коснувшись машины.

В то же мгновение впереди, буквально в трех десятках метрах от мотоциклиста вырос радиатор светлого джипа. «Ниссан»летел навстречу, не сбавляя скорости. На раздумье оставалось малая толика секунды. Бобрик совершил двойную ошибку, задействовав одновременно задний и передний тормоз. Мотоцикл подпрыгнул, норовя сбросить с себя седока, вильнул вправо, едва не оказавшись в кювете, снова повис на корме БМВ. Эта ошибка, двойное торможение, позволила выиграть тысячную долю секунды и спасла жизнь. Джип, водитель которого не пытался сбросить газ, пронесся по встречной полосе со скоростью урагана.

Немного отстав об бэхи, Бобрик только сейчас почувствовал внутреннюю дрожь. Предплечья и кисти рук подрагивали, сердце трепыхалась в груди, как бабочка в сачке, а ноги сделались свинцовыми. Кажется, водители бэхи и «Ниссана», не сговариваясь, решили просто растереть мотоциклиста кузовами автомобилей. В таком состоянии нельзя ехать дальше, черт с ними с деньгами, с плевком на лобовуху, он жив — это главное. Плавно снизив скорость, Бобрик остановился на обочине. Прямая дорога уже вошла в лес, ветер стих. Сейчас он установит мотоцикл на центральную подставку, а сам спустится в овраг, посидит на траве несколько минут или, чтобы успокоить нервы, пройдется по лесу. Рука, расстегнув молнию кожанки, сама потянулась за сигаретами. Бобрик заметил, что бумер сбавил ход и, кажется, тоже собирался остановиться. Зачем? С какой целью? Чувство тревоги уже не отпускало, оглянувшись назад, Бобрик замер с открытым ртом.

Джип, уже совершив разворот, возвращался, набрав ход, он на всех парах несся к мотоциклисту. Именно этот «Ниссан»проехал мимо, когда на развилки дорог Бобрик ждал черную бэху. Времени на размышления не оставалось. Бросив пачку сигарет, Бобрик рванул с места. Догнав БМВ, Бобрик хотел обойти ее по встречной полосе, но тачка вильнула, не позволяя совершить маневр, сама выехала на встречную полосу, снова вернулась в свой ряд, когда мотоцикл пошел на обгон справа. В зеркальце Бобрик видел, что джип сокращает дистанцию и, кажется, водитель настроен очень серьезно. Снизив скорость, Бобрик увеличил расстояние до БМВ на три автомобильных корпуса, затем воткнул последнюю передачу, стремительно ускорился, обошел машину по обочине, не позволив сбросить себя с дороги.

— Вот же плюнул на стекло, — про себя шептал Бобрик. — Вот же, блин, плюнул.

Он успел подумать, что остался неисправимым романтиком. Всегда ждал от жизни большего, чем она могла дать. И в конечном итоге получал шиш. Он раскатал губы, мечтая заработать пять сотен, а вместо этого умрет, так и не поняв, в какую историю он влип, за какую провинность его грохнули.

На плохом асфальте движок работал жестковато, словно задыхался от быстрого бега, стрелка тахометра никак не хотела перебираться за отметку три тысячи оборотов. Она ползла вверх, доходила до какой-то точки, дрожала и начинала обратное движение. Бобрик обернулся назад, передок бэхи всего в двух десятках метров от его заднего колеса. Если соприкосновение все же произойдет… Об этом подумать страшно. Налетевший ветер подхватил легкие пластиковые очки, сдул их с носа.

— Черт, черт, — проорал он неизвестно кому, и не услышал своего крика. — Мать вашу… Очки…

Встречный ветер, скорость сотня с хвостиком, а тут еще глаза слезятся. В следующую секунду с головы сдуло косынку. Подумать о каком-то маневре, оторваться от бэхи, выиграв хотя бы несколько секунд, тормознуть и заложить крутой поворот на узкой трассе. А потом рвануть обратным ходом навстречу БМВ. И в последнее мгновение, вильнуть в сторону, и уйти от столкновения и вырваться на открытый простор. Хорошая задумка, хотя и очень рискованная. Но для начала нужно выиграть эти несколько секунд. Это трудно, чертовски трудно. Но, совершив этот опасный маневр, нужно будет уходить и от «Ниссана». Два раза кряду не повезет.

Чтобы снизить сопротивление воздуха, Бобрик, мертвой хваткой вцепился в руль, пригнул корпус к бензобаку и сжал ноги. Масляный щуп больно впился во внутреннюю поверхность бедра. Ветер свистел в ушах, слезы застилали глаза, кажется, дорога уходила из-под колес, металлические тяги с трудом ограничивали вибрацию двигателя. Толстая задняя шина, поставленная накануне, как ни странно, не давала хорошего сцепления с асфальтом. Впереди еще один поворот, который, чтобы не упасть, надо пройти, не сбавляя газа, хотя инстинкт подсказывает обратное.

Входя в вираж, Бобрик увеличил скорость, не нарушив устойчивости мотоцикла, с блеском прошел поворот, выиграв у тормознувшей бэхи еще несколько секунд. Но через мгновение впереди появился новый изгиб дороги, на этот раз Бобрик зашел в поворот слишком широко, мотоцикл положил слишком низко, вылетев на встречную полосу. Задняя покрышка, выплевывая мелкие камушки, скользнула по асфальту, как по льду, мотоцикл отнесло к самой кромке асфальта, но чудом не выбросило с дороги.

Бобрик едва успел перескочить на свою полосу, когда навстречу пролетел жигуленок цвет которого, невозможно разглядеть. На короткое мгновение мотоциклист увидел лицо водилы, белое, как простыня, перекошенное то ли от страха, то ли от удивления. В зеркальце заднего вида можно было разглядеть, на джип, мчавшийся по встречной, вильнул в сторону, успев уйти от лобового столкновения с «жигулем», чиркнул его вдоль кузова передним крылом. Скрип резины, «Жигули»выбросило на обочину, машина перевернулась на бок, затем на крышу. И сползла в глубокий кювет. Картинка исчезла.

Сделав полукруг поворота, Бобрик не увидел в зеркальце передка БМВ, оглянулся. Тачка, исполняя маневр, сбавила обороты, но теперь, на прямом участке, нагоняла упущенное время, сокращая расстояние. Теоретически бэха разгоняется до двухсот пятидесяти километров, но это на прямом участке дороги с отличным покрытием. А сейчас, если за рулем не мастер спорта по авторалли, тачка и ста двадцати не сделает. Паршивый асфальт, узкая дорога с множеством изгибов. Улетишь в лес навстречу первому дереву в два обхвата толщиной — и в лепешку.

Подмывало дать по тормозам, бросить мотоцикл и убежать в лес. Но у этого варианта свои серьезные изъяны. Оставить мотоцикл — все равно что бросить лучшего друга на растерзание бешеным псам. Кроме того, уйти от погони на двух колесах легче, чем уйти на двух ногах. Однако плохой асфальт совсем скоро кончится, судя по атласу автомобильных дорог, впереди трасса с приличным покрытием. Там шустрый джип и бэха свое наверстают, по прямой от них не уйти. Надо сделать то, что задумал. Не откладывая ни на минуту.

На скорости Бобрик проскочил зеленый щит указателя и поворот на узкую грунтовку, уходящую в лес. Самое время оторваться. Сейчас или никогда.

— Господи, — прошептал Бобрик. — Господи спаси…

Он резко тормознул, вывернул руль, врубил последнюю передачу, помчавшись навстречу БМВ. Машина шла на него, держась точно посередине разделительной линии. Пятьдесят метров, тридцать. Наверное, водитель бэхи и все пассажиры уже пристегнуты ремнями, они готовы к лобовому столкновению, которое оставит от мотоциклиста и его аппарата мешок кровавых костей и несколько искореженных железяк. Двадцать метров, пятнадцать…

Бобрик вильнул вправо, пролетев по самому краю обочины над кюветом, оставил бэху за спиной. Отставший «Ниссан»где-то впереди, но пока его не видно. Мотоцикл свернул на грунтовку. Колеса проваливались в глубокие колеи, заполненные дождевой водой, подпрыгивали на выступавших из земли корнях Неизвестно, куда вела дорога, где она кончится. И думать об этом некогда, когда единственная цель — спасти жизнь. Бобрик остановился, выскочил из седла, сжав рукоятки, навалился на бензобак грудью, вытолкал мотоцикл из жидкого месива в придорожные кусты и дальше, за старую ель, закрывающую собой все обозримое пространство. Через минуту в просветах между деревьями мелькнул и пропал светлый кузов «ниссана».

Склон уходил вниз, в овраг, на дне которого журчал ручей. По извилистому руслу Бобрик тащил мотоцикл еще какое-то время, минут десять или целый час, пока окончательно не выбился из сил, руки сделались непослушными, а колени стали сами собой подламываться от усталости. Он взглянул в зеркальце на свою бледную заляпанную грязью физиономию и понял, что дальше идти не сможет. Если его убьют, пусть это случится здесь и сейчас. Он бросил мотоцикл. Тяжело дыша, повалился спиной на траву и, дождавшись, когда сердце перестанет бешено молотиться в груди, прислушался. Поскрипывает ствол старой сосны, ветер гудит в макушках деревьев, вдалеке незнакомым голосом поет птица. Ни человеческих голосов, ни шума автомобильного мотора. Бобрик упал на колени перед ручьем и напился воды. Кажется, пронесло.