Кругосветный велосипед и другие летние истории Кашеньки и Пеночки

Андрей Сорокин, 2015

Замечательные истории из жизни двух удивительных девочек Кашеньки и Пеночки, рассказанные очевидцем невероятных событий, которые произошли летом одного года. Чтение вслух с чувством, с толком, с расстановкой рекомендовано для родителей, детей, бабушек и дедушек. Развивает ум, разум, чувство юмора и гражданской ответственности. После вдумчивого и внимательного чтения этой книги небо будет светлее, фигура – стройнее, улыбка – шире, а волосы – станут чистыми и шелковистыми. Проверено.

Предыстория

В нашем дворе жили две девочки с красивыми именами: Пеночка и Кашенька. Пеночка была маленькая, конопатая и в школу ещё не ходила. Частенько на лето она отправлялась к бабушке в деревню. Поэтому трудностей никаких не боялась. И по деревьям лазить умела, и купаться в ледяной воде. А Кашенька была девочкой серьёзной. Во всём ей хотелось разобраться и всему научиться. Она даже свои косички под микроскопом изучала. Готовилась сделать в школе научный доклад, как самый маленький исследователь страны. Девчонки дружили весь год, а на лето разъезжались, кто куда. И где бы они ни были, с ними всегда приключения случались.

Я был очень хорошо знаком с их папами. Мы иногда играли в домино во дворе и вели свои мужские разговоры. Скажу вам, папы эти были смешные. У папы Пеночкиного брюки были с разноцветными штанинами. Если его кто-то впервые видел, обязательно думал, что он клоуном в цирке работает, и только что пришёл с работы. А Кашенькин папа был похож на космонавта Юрия Гагарина. Его любимым словом было «поехали». Тот, кто слышал этого папу впервые, думал, что он увлечённый водитель автомобиля. Но Кашенькин папа за руль ни разу в жизни не садился. Просто космонавт Юрий Гагарин, кстати, самый первый в мире, перед полетом в космос сказал «поехали» и взмахнул рукой. Вот у Кашенькиного папы «поехали» и стало любимым словом. Он Гагарина уважал.

Утром он просыпался, подходил к зеркалу в ванной, намыливал себе лицо и говорил: «Поехали!». И только после этого начинал бриться. Есть такая папская народная традиция — время от времени сбривать на лице растительность. Потому что, если её не сбривать, через несколько дней можно небритого папу смело отправлять на работу в зоопарк немного поработать обезьяной, детей повеселить. Некоторые папы бреются молча и напряжённо, некоторые что-то бурчат себе под нос или утренние задания домочадцам раздают. Есть такие, которые пыхтят, как паровозы, есть те, которые песенки поют. Правда, скажу вам, как настоящий бородач, петь во время бритья не очень удобно. Мыльная пена при пении в рот попадает, и тогда из него не песенки вылетают, а мыльные пузыри.

Кашенькин папа бриться начинал только после того, как сам себе скомандует «Поехали». А потом губы вытягивал и урчал, как ракета, которая в небо взлететь собирается. Он и кашу по утрам ел только после своего любимого слова «поехали», и работать на работе начинал только после этого волшебного слова.

Пеночкин папа наоборот был молчаливый, даже несмотря на разноцветные штаны. Чудак человек! Ему бы хохотать во всё горло, да детям воздушные шары раздавать, а из него слова лишнего не вытянешь. Однажды он в троллейбусе на работу свою ехал и все пассажиры, глядя на него, стали улыбаться. Не каждый день ездишь в одном троллейбусе с настоящим артистом в разноцветных штанах. Его все спрашивать начали: «А во сколько представление начнется?» «А дрессированные собачки будут?» «А хомячки?» «А с воздушными гимнастами неужели сам артист Петров приехал?» «А львы страшные?» «А жонглеры?» А Пеночкин папа недоумевает, что это они к нему с цирком пристают?

Водитель троллейбуса забыл про остановки объявлять, а вместо этого, как самый настоящий шпрехшталмейстер сказал в свой громкий микрофон: «На манеже, товарищи, грустный клоун. Не удивляйтесь!»

Водитель троллейбуса забыл про остановки объявлять, а вместо этого, как самый настоящий шпрехшталмейстер сказал в свой громкий микрофон: «На манеже, товарищи, грустный клоун. Не удивляйтесь!». Все ещё больше развеселились, а Пеночкин папа наконец сказал: «Да не клоун я, просто у меня брюки такие, я их из города Брно привёз! Я, если хотите знать, инженер-измеритель. Первоклассный. Почти всё на свете могу измерить. Вот ваш рост, гражданочка, один метр восемьдесят три сантиметра. А вы, молодой человек, весите шестьдесят два килограмма двести граммов. Я это точно знаю, потому что вы на моей ноге уже пятнадцать минут тридцать три секунды стоите. А размер яблока, которое вон тот мальчик грызёт, восемь сантиметров в диаметре. А сейчас, извините, но мне нужно выходить. Моя остановка».

Весь троллейбус после того, как Пеночкин папа на своей остановке вышел, долго в чувство приходил. И забавно, и необычно. Молодой человек, который шестьдесят два килограмма весил, затылок почесал и сказал: «Если каждый день таких „измерителей“ встречать никакого цирка не надо!».

Гражданка, которая ростом метр восемьдесят была, подумала: «Хорошо, что он мой вес не измерил и вслух про это не сказал!». Науке пока не известно, почему гражданки про свой вес говорить не любят.

Летними вечерами мы втроём: я, Кашенькин папа и Пеночкин играли в домино. Игра это неторопливая и умственная. Она как раз для молчаливого Пеночкиного папы подходила, да и Кашенькиному папе тоже было раздолье. Когда он очередной ход делал, всегда задумчиво добавлял: «Поехали…», а если ему удачно закончить удавалось, то он на весь двор кричал «Рыба!». Рыба здесь, конечно, ни при чём была. Просто в домино есть такая позиция, которая у игроков «рыбой» называется.

Когда у пап бывало добродушное настроение, девчонки, Кашенька и Пеночка, подсаживались рядышком на лавочку и рассказывали истории из своей детской жизни. Чего только в них не было: и смешное, и грустное, и романтическое, и обыкновенное, и сладкое, и соленое, и кислое, и пресное. Именно так, ведь детские истории на взрослые не похожи. У них бывает вкус, как у апельсинового сока или клубничного мороженого. Иногда они похожи на леденцы из киоска, а иногда на огурцы с базара. Тогда их нарезают в салат, приправляют майонезом или сметаной (это уж кому как нравится) и едят, вкусно причмокивая. Бывает, что истории переперчены или недосолены, тогда уж есть их категорически отказывается всякий ребенок. Будь ему хоть 7 лет, хоть 70. Такие истории только взрослые могут слушать, и то ради приличия. Зажмурят глаза, стиснут зубы и жуют кое-как, стараясь вкуса не замечать.

Кашенькин папа утверждал, что знал истории, которые не только на вкус, но и на запах хороши.

У самых маленьких детей есть в запасе истории, которые пахнут ванилью и молоком, у детей постарше — запахов не перечесть. И запах одуванчиков с луга, и душистого мыла, и мандаринов под Новый год и масляной краски, которой к 1-ому сентября в школах красят парты и стены.

Пеночкин папа, наоборот утверждал, что запах в историях — не главное. Гораздо важнее форма и размер. Не зря он работал инженером-измерителем. Вот взять мальчишек. У них истории круглые, как футбольный мяч или разнообразные, как игрушки-трансформеры. Или параллепипедные, как книжки со сказками. Или треугольные, как паруса на яхтах. Или огромные, как горы, или маленькие, как мышки. Потому что именно мальчишки вечно с ними возятся, а девчонки мышей боятся.

Переубедить Пеночкиного папу было сложно, потому что спорить он не любил. Да и в общем-то оба они были правы. Кроме вкусных, душистых, и кругло-треугольных историй, я встречал и цветные. Золотистые, как корочка у бубликов, зелёные, как герань на подоконнике, жёлто-красные, как листья осенью, и синие, как Белое озеро.

Когда летние истории про девчонок в моей голове накопились, я и решил вам их рассказать. Надо же немного голову освободить. Потом другие истории будут. Я их вам тоже расскажу.