Спортивное пиратство для начинающих

Андрей Смирнов, 2019

Все любят пиратов. Ну, может, за исключением тех, кто не читал в детстве «Остров сокровищ». Питер Фаулз эту книгу помнит наизусть. И скучной работе библиотекаря предпочёл бы карьеру знаменитого флибустьера. Есть лишь одна проблема: он совершенно не умеет ходить под парусом, не любит пить ром и уж точно ни при каких обстоятельствах не станет рубить незнакомого человека абордажной саблей. Но если ты не подходишь под стандарты пирата, значит… Нужно сделать так, чтобы пиратство подошло под твои стандарты. Из бессмысленного и беспощадного занятия превратилось бы в общественно полезную и респектабельную профессию для тех, кто практикует его на постоянной основе, и лучший вид активного отдыха для всей семьи. Остаётся самая малость: убедить в преимуществах спортивного пиратства все заинтересованные стороны. Сумеет ли Питер сохранить жизнь и свободу при встрече с флибустьерами тропического Сан-Януарио? И сумеют ли флибустьеры сохранить рассудок и душевное здоровье при встрече с Питером?

Прочитать это будет нетрудно, так как мы все знаем этот язык.

Лорд Гленарван, «Дункан»

И какой хороший почерк!

Джон Сильвер, «Испаньола»

Человек должен уметь иногда посмеяться над собой, иначе он сойдёт с ума. Об этом, к сожалению, знают очень немногие, и потому в мире так много сумасшедших.

Питер Блад, «Арабелла»

Глава первая. Как разглядеть знак судьбы

Когда я сказал, что хочу стать пиратом, родители мои огорчились до крайности. Мама даже немного всплакнула. Отец же пригласил меня в кабинет, запер дверь на ключ, вытащил из брюк ремень — был он слегка полноват, а потому, если предстояло долго сидеть, предпочитал от ремня избавиться — и прочитал трёхчасовую лекцию о том, что пиратство — не лучшая карьерная стратегия для обдумывающего житьё тринадцатилетнего юноши. Он говорил, что в семье Фаулзов пиратов отродясь не было. Приводил в пример прадедушку Готлиба, добродетельного и благовоспитанного джентльмена, всю жизнь трудившегося библиотекарем. Дедушку Джейкоба, добродетельного и благовоспитанного джентльмена, всю жизнь трудившегося библиотекарем. Дядюшку Эдварда, добродетельного и… В общем, родственников у нас было много и все они — не исключая папу — посвятили свои полные добродетели жизни библиотечному делу. Предполагалось, что иного выхода, кроме как пойти по их стопам, у меня нет и быть не может. Осыпав напоследок грудой нравоучительных цитат из Вергилия, Овидия и Гомера, отец счёл меня достаточно вразумлённым и наставленным на путь истинный.

Славными людьми они были, мои родители. Ныне, сквозь предзакатный туман прожитых лет, я вижу это гораздо лучше. С лёгким сердцем прощаю им тот единственный недостаток, которым теперь обладаю и сам. Изъян, что рано или поздно — поначалу медленно и незаметно, а затем с каждым годом всё быстрее и быстрее — закрадывается в душу всякого человеческого существа.

Они были взрослыми. Они уже разучились понимать.

Не слышали, как по ночам, когда в доме всё стихло и отблеск свечи пляшет по страницам книги, звенит клинок о клинок. Не видели, как вдруг расправляется и наполняется ветром парус бумажного листа. Не чувствовали сладкой дрожи в сжимающих переплёт руках, когда остриё лопаты, преодолев последние дюймы рыхлой земли, утыкается в крышку сундука…

В силах ли я был им это объяснить? В силах ли был найти те слова, что обращают ход времени вспять и заставляют вновь поверить в реальность сотканного из них мира?.. Не думаю, что и сегодня на такое способен. Тогда же о столь высоких материях не помышлял и вовсе. Да и зачем? Ведь у меня была та, что умела слушать и слышать. Та, кому мог я без опасения доверить свою мечту.

Долгими часами лежали мы рядом на крыше дровяного сарая, разглядывая проплывающие над головой эскадры облаков.

–…а потом я приеду обратно на трёхмачтовом фрегате под чёрными парусами. Я тогда уже буду настоящим взаправдашним пиратом, одноногим, одноруким и одноглазым. И скажу: «Йо-хо-хо, Дженни, я вернулся!»

— Во-первых, — отвечала она, — отсюда до ближайшего моря двадцать дней пути. А в наш ручей фрегат не пролезет при всём желании. Во-вторых, можно ты будешь пусть и настоящим, но симметричным пиратом? И говорить будешь не «йо-хо-хо», а «Дженни, я тебя…»

— Что?

— Нет, ничего. Забудь.

Время — никудышный офтальмолог. Взрослым прописывает очки от дальнозоркости воображения. С детьми обходится не лучше: наделяет способностью видеть манящие горизонты, но не даёт умения разглядеть то, что лежит на расстоянии вытянутой руки.

Понимать Дженни я тогда ещё не научился.

Шли годы. Теперь я частенько подменял отца в библиотеке. Предполагалось, что место его рано или поздно перейдёт мне по наследству, и, как подобает всякому достойному представителю рода Фаулзов, жизнь свою я проведу здесь, среди пыльных стеллажей. Мечта же… Мечта по-прежнему оставалась мечтой. Может статься, она потускнела, поистрепалась в житейском море. Но не забылась, о нет.

От больших дорог городок наш лежал на отшибе. Путники забредали в него нечасто. Любезные же соседи мои — люди добропорядочные, трудолюбивые и рассудительные — чтение полагали занятием, порицания хоть и не заслуживающим, но от честного труда отвлекающим и порядочные суждения затрудняющим. Дни мои тянулись в одиночестве, праздности и скуке. Не заглядывала ко мне более и Дженни. Разговоры о дальних странах и морских сражениях уже не пробуждали в ней былого интереса. Во всяком случае, тяжкие её вздохи, возведённые горе очи и слова: «Питер, когда же ты наконец повзрослеешь!» — иным образом истолковать я не мог. Ныне её окружала компания ладных и не по годам широкоплечих юнцов, места среди которых мне не находилось.

В тот день я по обыкновению — в тысячный, должно быть, раз — перебирал от скуки библиотечные карточки. Слышно было, как часы на ратуше пробили полдень. В это время ожидать посетителей не стоило и вовсе.

Бум!.. Дверь едва не слетела с петель от могучего пинка. Ворвавшийся в полумрак библиотеки солнечный свет омывал чёрную фигуру незнакомца. Хотя лицо его скрывала надвинутая на глаза треуголка, я готов был поклясться, что человека этого в наших краях вижу впервые. Раскачивающейся походкой, словно под ногами была палуба, пронёс он грузное тело к моему столу. Бухнул на него окованный медью сундучок. С плохо скрываемой неприязнью поводил по сторонам сизым носом.

— Рому, мальчик! — венчающий руку железный крюк ткнулся мне в лицо. — А потом свободный стол и все книжные новинки, что найдутся в этой дьяволом забытой дыре!

— Столы все свободны, выбирайте любой, — не скрою, что был слегка испуган. Но незримые сонмы предков-библиотекарей стояли за моей спиной, ободряя и придавая мужества. — А вот употребление спиртных напитков категорически запрещено правилами внутреннего распорядка. Книги же — сию минуту. На этой неделе как раз большое поступление было.

— Тысяча морских чертей и одна золотая рыбка!.. Как можно обделывать дела насухо? И потом они ещё удивляются: почему это нынешнее поколение утрачивает интерес к литературе?.. Ладно, тащи что есть.

Он обосновался в глубине читального зала, обложился принесёнными мною томами, вытащил из сундучка стопку листов бумаги и чернильницу, обмакнул в неё кончик крюка и погрузился в писания.

— Мне очень жаль, — сказал я несколько часов спустя, — но мы закрываемся.

Странный посетитель рыкнул что-то неразборчивое, сложил письменные принадлежности в сундучок и, не удостоив меня даже взглядом, направился к выходу. Любопытство моё одержало убедительную победу в схватке с осторожностью.

— Извините, не хотелось бы показаться навязчивым… Я просто подумал, что, может быть, могу как-то помочь… Если вы не сочли бы за труд рассказать мне, чем именно занимаетесь…

Он на секунду замер, быстро развернулся, молниеносным движением вскинул руку, обхватил меня за шею крюком, притянул к себе, обдав густым запахом смолы, пеньки и табака.

— Слушай сюда, юнга, и слушай внимательно! Чем занимаюсь — не твоя забота. Мне от тебя лишь одно нужно. Книги! И хорошие книги, заруби себе на бушприте. А коли попытаешься сунуть длинный бакланий клюв в мои дела, — протяну под килем так, что ни один лоцман с рыбами-собачками не найдёт. Усёк?

Лицо моё, надо полагать, свидетельствовало о понимании услышанного столь красноречиво, что он удовлетворённо кивнул, отпустил меня, цыкнул сквозь зубы табачной жвачкой и удалился прочь.

С тех пор он приходил каждый день. Молча брал книги — а я уж, поверьте, изо всех сил старался, чтобы он получал самые лучшие, свежие и интересные, — забивался в угол и трудился без устали. Стоит ли пояснять, что заинтриговал меня этот страшный пришелец сверх всякой меры? Плотины благоразумия уже не могли сдержать приливную волну мыслей, подозрений и догадок, грозившую выплеснуться на первую — и, по правде говоря, единственную — подходящую жертву.

–…Пират?.. Здесь, у нас?.. Регулярно посещает библиотеку? — Дженни скорчила обеспокоенную гримасу и положила руку мне на лоб. — Странно. Жара нет, а бред есть.

— Ну я ж не на слово прошу мне поверить. Приходи да сама на него полюбуйся. Поглядим, как ты тогда запоёшь, ага.

— Пфф, вот ещё! Делать мне больше… Хотя-я-я… хм… Ладно. Хорошо. Но тогда у меня условие. Я не просто на него посмотрю. Я тебе докажу, что никакой он не пират. А ты после этого поклянёшься окончательно выкинуть из головы всю ту идиотскую чепуху, которой она забита. И больше никогда — никогда, слышишь! — не заикаться о пиратах и пиратстве в моём присутствии. Идёт?

Да уж, ставка была высока. Забыть о флибустьерской романтике?.. Навсегда?.. Отказаться от мечты?.. Но в правоте своей я не сомневался ни на секунду. О, как я был в ней уверен!.. А потому без промедления твёрдо сказал:

— Ну, может, он не совсем пират… Может, он бывший… Или… или… просто знаком с какими-нибудь пиратами… Или что-нибудь о них знает. Слушай, а что если…

— Питер Фаулз. Немедленно. Прекрати. Юлить! — в голосе Дженни лязгал металл. — И хотя бы для разнообразия начни вести себя со мною так, как подобает взрослому восемнадцатилетнему человеку.

Свинцовая тяжесть прожитых годов навалилась мне на плечи, пригнула к земле, вынуждая признать поражение и смириться с неизбежностью.

Миновала неделя. Пират — или тот, кого считал я пиратом, — появлялся в библиотеке ежедневно. От Дженни же никаких вестей не было. Молчание её попеременно то огорчало, то радовало меня. Как нестерпимо хотелось мне поскорее открыть ей глаза, доказать, что я не ошибаюсь!.. Но что если… Нет-нет, лучше и впрямь никуда не торопиться…

Так размышлял я, возвращаясь домой после очередного дня в библиотеке, когда неведомая сила ухватила меня за руку, рывком втянула в закоулок между домами и зажала рот. Ужаснейшие сновидения разом пригрезились мне наяву: вот меня похищают безжалостные компрачикосы, вот превращают в циркового уродца, и вот уже я, заливаясь слезами, смеюсь на потеху публике в ярмарочном балагане…

— Тсс!.. — сказала меж тем неведомая сила. — Не ори, это я. А компрачикосов в наших краях нет и никогда не было.

— Дженни, ты с ума сошла?!.. И откуда ты знаешь, про что именно я собираюсь орать?

— Да уж несложно догадаться. Ты всегда так делаешь, когда я так делаю. Ну что, готов?

— Это к чему это я ещё должен быть готов?

— Расстаться с иллюзиями.

Она достала лист бумаги, исписанный убористым почерком, поводила пальцем по строчкам.

— Итак. Вот график передвижений интересующего нас субъекта. Библиотеку он покидает вместе с тобой, в промежутке от семнадцати пятидесяти трёх до восемнадцати ноль шести. Затем идёт в пансион «У чёрного барашка», дорога до которого занимает одиннадцать-тринадцать минут. Далее, в восемнадцать сорок шесть — сорок девять, отправляется в трактир «Капитан Бенбоу»¹, приходит туда ровно через семь минут и не возвращается в пансион ранее полуночи, выпивая за это время шесть-восемь пинт рома. Следовательно, в нашем распоряжении есть около пяти часов.

— Так, погоди… Ты же не хочешь сказать, что всё это время ходила за ним по пятам?

— Ну… — она вдруг смутилась. — У меня большая агентура. Мальчишки. Охотно доставляют мне самые необходимые сведения. По первой же просьбе. Почему-то…

— Ага… — теперь вдруг смутился и я. — Гм… Ладно, а на что нам эти пять часов нужны?

— Не пытайся выглядеть большим идиотом, чем ты есть, Питер. Ну это же элементарно: мы отправляемся проводить расследование. Вперёд, за мной!..

Уже вскоре стояли мы на тихой безлюдной улице перед пансионом «У чёрного барашка». Вернее сказать, прятались за ближайшим забором, прильнув глазами к щелям меж досками.

— Вот он, вон он… Точно по расписанию. Да не высовывайся ты, заметит!.. Всё, уходит…

— А теперь что? Мы же не можем туда зайти и начать расспросы. Он ведь об этом сразу узнает. И если он и впрямь пират… Хорошо, пусть ты в это и не веришь, но просто предположим… Тогда нам несдобровать.

— Угу, это я предусмотрела. Нужен отвлекающий манёвр. Жди здесь.

Дженни шагнула в сторону и сразу же исчезла из вида. Наивную идею состязаться с ней в игре в прятки я отбросил ещё в раннем детстве. Через несколько минут она вернулась, на ходу загибая пальцы.

— Пять… Четыре… Закрой глаза и открой рот… Два… Один…

— С какой ещё стати? Что за глупые шут…

Оконные стёкла задребезжали. Дома содрогнулись. Пустая бочка для сбора дождевой воды, стоявшая на противоположной стороне улицы, оторвалась от земли и, словно бы опираясь на растущий из её дна огненный столп, начала — неспешно и величественно, но с каждым мгновением набирая скорость — подниматься ввысь. Миновала первый этаж, второй, третий… Зависла над крышами… Ярчайшая вспышка ослепила меня, вынудила зажмуриться. Лишь распахнувшийся от удивления рот предохранил барабанные перепонки от губительного давления взрывной волны. Шрапнель деревянных осколков защёлкала по укрывающему нас забору.

Не успело ещё всё толком стихнуть, как из дверей «Чёрного барашка» метеором вылетела коренастая туша его содержателя, мистера Саппера. Борода его развивалась на ветру львиной гривой, рука сжимала тяжёлую дубину.

— Мадьяры!.. Чёртовы мадьяры снова атакуют! Виноватый, невиноватый — крой всех подряд!

Раскручивая дубину над головой, мистер Саппер резво припустил вдоль по улице и скрылся за углом.

— Это что такое сейчас было?.. — ошарашенно спросил я.

— Нитроглицерин, — отвечала Дженни, стряхивая с рукава поднятую взрывом пыль.

— Ничего не понимаю. То есть всё понимаю, но не понимаю… Где ты его взяла и вообще?

— Ты что, «Таинственный остров» не читал?

— Да раз двадцать! Включая сноски и справочные материалы. И потому точно знаю, что способ производства нитроглицерина там описан неправильный.

— А я тебе ещё тогда в школе говорила: брось ты своего Жюль Верна под партой читать, та химия, что в учебнике, — гораздо интереснее… Ладно, неважно, пошли быстрее, пока любопытные не набежали.

Подле останков бочки уже и впрямь собрались первые зеваки, оживлённо судачившие об удивительном происшествии. Стараясь не привлекать внимания, мы обогнули их стороной и прокрались внутрь пансиона. Коридоры его были пусты, дверь в кабинет мистера Саппера — распахнута настежь.

— Слушай-ка, а при чём тут мадьяры и куда он помчался? — спросил я.

Дженни равнодушно пожала плечами.

— Понятия не имею. Но он всегда так делает, когда я так делаю.

Она быстро листала книгу регистрации постояльцев.

— Ага. Вот наш тип. Прибыл в середине прошлого месяца. Комната номер тринадцать, второй этаж. Зарегистрирован как Хуан де Ла-Плата, торговец чёрным деревом.

— Торгов… Чем?!.. Дженни, ты хоть понимаешь, что это значит?

Это был тот редчайший момент, когда я — не без внутреннего торжества — заметил, как на лице её промелькнуло выражение неуверенности.

— Ну… Да, выглядит подозрительно. Но ещё ничего не доказ… Тихо!.. Слышишь? Уходим отсюда, быстро.

Едва успели мы выскользнуть обратно на улицу, как мимо, оправляя всклокоченную бороду и чертыхаясь под нос, протопал мистер Саппер.

— У, мадьярские отродья!.. Плохо же вы меня знаете… Только попадитесь мне в следующий раз… Вы меня ещё узнаете!

Не обратив, по счастью, на нас внимания, скрылся он внутри пансиона и с грохотом захлопнул за собой дверь. Дженни раздосадовано стукнула кулаком о ладонь.

— Слишком рано вернулся! Теперь мимо него не пройти.

— Так и ничего страшного, — сказал я. — Взглянем на ситуацию с другой стороны: ведь теперь мы уже точно знаем, что…

— С другой стороны?.. Хм, а ты, оказывается, не так уж и безнадёжен, Питер. Иногда способен выдавать очень даже неплохие идеи.

— Я как бы не совсем это имел в виду, — уныло протянул я, когда мы очутились на заднем дворе пансиона.

Дженни не слушала.

— Так, вон то окно, должно быть, где балкон… Нужно только… Ну-ка отвернись на минутку.

— Спасибо за заботу, но нет, — сказал я через минуту, решительно отвергая протянутый мне чулок. — Я не девчонка.

— Вот именно. Поэтому не устраивай драматических сцен и надевай. Мы тут не в куклы играем, мы незаконное проникновение в жилое помещение собираемся совершить. Может, даже со взломом.

— Мы… что?!

— Что слышал. Сверим часы, — сказала она, натягивая чулок на голову.

— Да, но у меня нет часов…

— И что с того? У меня тоже нету. Но это ж в твоих любимых книгах так говорят, когда что-нибудь планируют. Думала, это тебя приободрит.

Я облегчённо вздохнул. Речь наконец-то шла о предмете, в котором я разбирался несравнимо лучше неё.

— А вот и нет! Это обязательный элемент в любом серьёзном предприятии. Хоть какой приключенческий роман возьми. Без часов никак не обойтись. Придётся всё отменить.

Дженни задумалась, покрутила головой по сторонам. Взгляд её поднялся вверх, туда, где над крышами соседних домов…

— Ничего, сверим по этим, — она ткнула пальцем в часы на башне ратуши. — Всё, довольно болтать. Не отставай!

Ухватилась за водосточную трубу, примерилась и во мгновенье ока взлетела к узкому карнизу второго этажа. Встала на него, прижалась спиной к стене, мелкими шажками двинулась к балкону. Перебралась через перила, распахнула неплотно прикрытую оконную створку, исчезла внутри комнаты. Тут же вновь показалась на балконе. Силуэт её отчётливо выделялся на фоне едва взошедшей луны.

— Ну ты где застрял?

Я снова вздохнул. На сей раз обречённо. Натянул на голову чулок. Расплющенный им нос мой наполнился ароматом сирени и крыжовника. Запах этот пробуждал в душе странные, невыразимые словами ощущения. Переполняя грудь, они поднимались выше, комком вставали в горле, заставляли трепетать нёбо и уже готовы были сорваться с языка… Я чихнул. Решительно вцепился в трубу, изо всех сил заработал руками и ногами. Водосток подо мною гудел и вибрировал. Странность, однако, была в том, что ни на дюйм вверх я не продвигался.

— Да тише ты там, всю округу сюда соберёшь! — в громком шёпоте Дженни смешивались раздражение и жалость. — Ох, горе ты моё… Погоди, сейчас что-нибудь придумаю.

Слышно было, как она копается в сложенном на балконе хламе. Прошелестел и упал на землю сброшенный конец верёвки.

— Стой, не тяни пока… Не тяни ты, говорю!.. Вокруг груди обвяжи. Крепче узел, крепче… Готов? Хорошо, взяли!.. Ну?.. Питер, ты что там делаешь? Делай же уже что-нибудь! Хватит кулём висеть, мне тебя сюда в одиночку не затащить. Вон за тот выступ хватайся, ногу ставь… Теперь отталкивайся… Давай, давай, за ограждение держись!..

Она перегнулась вниз, ухватила меня за шкирку, втянула на балкон. Шумно выдохнула, с болезненным шипением потрясла руками.

— Ай!.. Ну и тяжёл же ты. Все ладони о верёвку изрезала.

Боль её передавалась мне почти физически, смешиваясь со стыдом. О, быть бы на её руке перчаткой… Строительной перчаткой на руке!..

— Ты чего встал? Хватит уже там луну затмевать, соседи увидят, — сказала Дженни, нетерпеливо выглядывая из-за балконной двери.

Плескавшийся за порогом коктейль из запахов смолы, пеньки, рома и табака не оставлял сомнений: мы и впрямь попали в логово торговца чёрным деревом. Дженни пошарила на столе, чиркнула спичкой. Свеча озарила мрачную каморку: разворошённая постель, груда пустых бутылей в одном углу, уже знакомый сундучок — в другом. Я подёргал его крышку.

— Заперто, проклятье!.. И что теперь делать?

— Питер… Знаешь, я давно хотела тебе сказать…

Она умолкла, стащила с лица чулок, потянулась к затылку. Тряхнула головой. Тяжёлая волна распущенных волос обрушилась ей на плечи. У меня отчего-то на миг перехватило дыхание.

— Так вот, если ты и правда намереваешься стать пиратом, может, стоило бы уже давно начать какие-нибудь тренировки? Ну-ка, подвинься.

Изогнув шпильку крючком, приникла она к замочной скважине. Механизм щёлкнул, крышка сундучка откинулась. Дженни заглянула внутрь.

— Ага. Что, говоришь, ты там себе навоображал?.. Пират, значит, да?.. И работорговец?.. Ну-ну. Держи, полюбуйся на своего невольника.

Она протягивала мне маленькую, но увесистую статуэтку. К нижней стороне подставки её был приклеен ярлычок с надписью: «Торговый дом Х. де Ла-Платы. Лучшие сувенирные негритята из эбена. Покупайте наших негритят!»

— Эбен, вид древесины, — пояснила Дженни, верно истолковав замешательство на моём лице. — Очень твёрдый, тяжёлый и ценный. И как можешь заметить, чёрный.

Надежды мои таяли на глазах. Гонимый отчаянием, склонился я над сундучком, выгреб оттуда ещё несколько десятков негритят, добрался до толстой пачки исписанных от руки бумажных листов. Почерк совпадал с тем, что не раз видел я в библиотеке. Надпись на верхней странице гласила: «„Пятьдесят ударов молота ведьм“. Сочинено Генриеттой Крамер по мотивам оперы Вагнера „Сумерки богов“». Я вопросительно посмотрел на Дженни.

— Это роман такой. Про любовь. Ничего особенного, — быстро сказала она. Даже как-то слишком быстро.

— Ты читала?

— Пфф, вот ещё… Нет, конечно же! — сказала она решительно. Даже как-то слишком решительно. — Однако уверяю тебя: человек, который увлечён им настолько, что не просто читает, но и собственноручно переписывает, — может быть кем угодно. Но не пиратом. В общем, полагаю, что дело раскрыто. Складывай всё обратно и помни о своём обещании. С этой минуты — больше никаких дурацких фантазий!

Дженни вновь натянула на голову чулок и вышла на балкон. Мне ничего не осталось, как последовать за ней… Кем угодно, но не пиратом… Не пиратом… Тоскливая безнадежность переполняла меня. Тяготила настолько, что на верёвке я не удержался и плашмя шлёпнулся на землю. Полежал так немного, размышляя о превратностях судьбы и мечтах, уходящих на дно океана жизни. Поднял голову. Точно напротив моего лица помещались сапоги. Вставленные в них ноги переходили в дородное тело и завершались бородатым лицом. Бороду прорезала торжествующая ухмылка.

— Говорил же: плохо вы, мадьяры, меня знаете. Уж коли обещал, что спуску не дам, так уж теперь на себя пеняйте!

Тяжёлая дубина зависла над моей головой. Зрелище это оставило меня равнодушным. С безразличной покорностью влекомого на закланье агнца ждал я рокового удара. Лучше уж так, сразу, думал я, чем…

Из темноты беззвучно вынырнула Дженни, ухватила мистера Саппера за руку, хитро вывернула, заставляя его согнуться и отпустить дубину, ткнула кулаком под рёбра. Тот сдавленно хрюкнул, закатил глаза, повалился навзничь и замер в неподвижности.

— Ты где так научилась? — спросил я без особого интереса.

— Уроки гимнастики. Те, что ты прогуливал. Мистер Бартон-Райт показывал нам приёмы борьбы, которую сам изобрёл.

— Угу, — сказал я, поднимаясь на ноги и осматривая тело незадачливого пансионовладельца. — А он… Ты его… не того?

— Глупости. Система мистера Бартон-Райта очень эффективная. Но вовсе не такая уж смертоносная, как некоторые напридумывали. Полчаса полежит и как новенький будет… Питер?.. Ну так что, обещание в силе? С пиратами покончено?

— Угу…

Не глядя на неё, сосредоточенно ковырял я землю носком ботинка.

— Хорошо. Уверена, так для на… для тебя будет лучше… Ну тогда я… Я пошла?..

— Угу…

Выяснилось, что ковыряние земли требует немалой концентрации. Такой, что от напряжения у меня даже зачесались глаза.

— Ладно. Всё. Я пошла, — сказала она, не двигаясь с места.

Пару минут стояли мы в тишине. Затем Дженни фыркнула, неопределённо махнула рукой и быстро зашагала прочь. Мистер Саппер заворочался и принялся издавать неразборчивые звуки, вот-вот грозившие сложиться в очередную антимадьярскую филиппику. Ждать, пока он ею разразится, я счёл неблагоразумным и поспешил оставить его в одиночестве.

Утром следующего дня сидел я в библиотеке и предавался тягостным раздумьям. Славное пиратское прошлое моё осталось позади, так и не успев побывать настоящим. Будущее же окутывал туман неопределённости. И хотя было бы преувеличением сказать, что до вчерашнего вечера путь мой к берегам грядущего озаряло яркое солнце, однако в конце его во все времена горел неизменный маяк. Привычный настолько, что я даже не задумывался о том, может ли он однажды угаснуть.

Сколь бы наивен я ни был, излишняя самоуверенность в число пороков моих не входила. Дженни была лучше меня. Лучше во всём. Это я знал давно и знал твёрдо. Но знал и другое. Знал, что когда-нибудь всё изменится. Изменится, лишь только стану я знаменитым пиратом. Стать которым мне теперь было не суждено… Следовало признать очевидное: Дженни я тоже потерял навсегда.

–…Проклятые ищейки! Загарпунить меня вздумали!

Я вздрогнул и вышел из забытья. Хуан де Ла-Плата угрожающе нависал надо мной. Глаза торговца чёрным деревом зловеще сверкали.

— Нет-нет… мы… я… просто… — судорожно залепетал я.

— Они и сюда заявились? — оборвал он меня нетерпеливо. — Ну-ка отвечай: был здесь кто-нибудь чужой? Незнакомый?

— В… в смысле?.. Где был? Кто?

— Да уж всяко не мадьяры, пусть этот старый дурак не выдумывает. Нет уж… Знаю я, кто это был. Опять меня выследили, кашалот их покусай! — кулак его звучно впечатался в стол. — Сюда, спрашиваю, в библиотеку, они приходили?

Я наконец-то позволил себе осторожно выдохнуть. Отрицательно помотал головой.

— Никого не было.

Он слегка успокоился. В раздумьях теребя бороду, зашагал из стороны в сторону.

— Всякий раз!.. Всякий раз это повторяется: стоит на минуту отвлечься и расслабиться, как они уже норовят воткнуть мне кортик в спину… Хоть вторую пару глаз на затылке заводи… Хм…

Де Ла-Плата замер на месте и впился в меня взглядом.

— Слушай-ка, юнга, ты ведь уже, поди, догадался, чем я промышляю? Только не ври, по лицу вижу!

Я машинально кивнул. И лишь затем сообразил, что не понимаю смысла вопроса.

— Так я и думал, — продолжал он. — Сразу видать: парень ты смышлёный, дело знаешь. А чего не знаешь, тому научу. Взамен же — будешь нести вахту и доглядывать, чтобы эти чёртовы акулы ко мне втихаря не подобрались. В общем, так. Завтра на рассвете я из этой гавани рву якоря. Спрашиваю один раз, повторять не буду: хочешь быть пиратом?..

Я не знаю тебя, мой читатель. Может статься, ты опытный искатель приключений. Может статься, прямо сейчас вновь собираешься в дорогу. На карты твои уже нанесены все рифы и мели, какие только могут встретиться на пути, а сундуки полны лоциями и атласами, что проштудировал ты с неусыпным вниманием, дабы не застигли тебя врасплох штормы и ураганы судьбы. И тогда, умудрённый жизнью путешественник, ты, конечно же, осудишь меня. Безропотно принимаю твой справедливый укор.

Но, может быть, читатель, ты совсем не таков. Может быть, готов по первому зову без раздумий лететь на крыльях надежды к далёким и манящим тропическим островам. Как много лет назад готов был и я. И тогда я говорю тебе: остановись! Нет-нет, не отказывайся от мечты. Но задумайся. Спроси себя: всё ли я предусмотрел? Все ли скрытые подводные камни изучил, всё ли принял во внимание? И пусть беды и злоключения мои, что опишу я в этом рассказе, послужат тебе предостережением. Добрым напутствием, которое я сегодняшний так хотел бы дать самому себе тогда, в тот самый миг. Когда в ответ на вопрос Хуана де Ла-Платы сердце моё сделало перебой.

Кем бы ты ни был, читатель, представь себе мальчишку, которого подхватил внезапным порывом столь давно и столь тщетно вожделеемый ветер странствий. Пред которым распахнулась вдруг пещера сокровищ из волшебных снов. И если увидишь ты меня таким, то, надеюсь, сумеешь… Нет, не оправдать. Оправдания я не заслуживаю. Но понять. Понять, отчего сказал я с такой надеждой и трепетом:

— Вы… вы можете мне помочь?

— Ты ещё сомневаешься? В моей команде ты станешь самым ужасным, самым знаменитым и самым богатым пиратом, какого только жарили в аду черти. Не будь я Хуан Проворный Крюк!

Да простят меня небеса и бедные мои родители!.. В силах ли я был отказаться?..

Родителям я оставил письмо. Попытался объяснить, успокоить. Знаю, что вышло плохо. Но сообщить об отъезде, глядя им в глаза, духу бы у меня не хватило. Довольно было и другого разговора.

— Дженни?..

Нет ответа.

— Джен?..

Нет ответа.

Я робко потянулся к ней. Она с ненавистью отбросила мою руку.

— Не смей ко мне прикасаться, Питер! В который раз тебе повторяю, никакой он не пират. Что тебе опять в голову взбрело?.. Мы же договорились. Ты обещал. Обещал!

— Он сам сказал. Сам предложил.

— Он, он… Кто он вообще такой, этот он?.. Ты с ним сколько знаком? И по первому же свистку готов бежать следом, как собачка. А на моё мнение тебе плевать. На меня можно не обращать внимания, да?

— Дженни, это несправедливо. Ты прекрасно знаешь, это всегда было моей мечтой. Другого шанса не будет. И потом, давай уж начистоту. Мы в последнее время… Не знаю, мне кажется, ты меня избегаешь. Всё время с этими своими… Слушай, ну правда, когда мы последний раз хотя бы разговаривали? Как бывало раньше, помнишь?.. В общем, думаю, тебе так тоже будет лучше.

— Помню ли я?.. Лучше мне будет? — лицо её полыхало таким гневом, что я невольно попятился. — Ну и убирайся! Проваливай!.. Знать тебя больше не желаю!.. Питер Фаулз, ты… Ты — чёртов идиот!

Потирая горящий след пощёчины, с недоумением и растерянностью смотрел я, как исчезает она за поворотом улицы.

Понимать её тогда я ещё и впрямь не умел.

Примечания

1

Леонард Бенбоу — английский футболист, капитан команды «Ноттингем Форест»