Зал ожидания (сборник)

Андрей Сергеевич Терехов, 2018

Вообразите сборник темных, нуаровых историй, который следовало бы назвать "Откровение". Ибо – да, да! -это самое откровение неумолимым палачом ждет героев в конце каждой из новелл, чтобы перевернуть, как переворачивается под ногами льдина, опрокинуть и похоронить персонажей – под новым восприятием себя, людей и окружающего мира. В оформлении обложки использована фотография с ресурса unsplash.Содержит нецензурную брань.

Три дня Золотарева

С тех пор Золотарев хромал. Порой он, конечно, пробовал ходить без клюшки, но давалось это тяжело, с болью в полуживой ноге. И тогда проступали бугры желваков на лице — узком, вытянутом, как у шакала; лоб покрывался потом, глаза суживались.

Золотареву было тридцать семь. Прекрасный возраст для повышения, для новых достижений — чего только душа желает, — и страшноватый для увольнения по состоянию здоровья.

— Слышишь? — поднял вверх руку Севрский и заулыбался. Лысый, огромный человек в зеленоватой форме — точно вставший на дыбы дракон с острова Комодо.

Золотарев еле заметно покачал головой.

— Не слышу.

Это"слышишь"предваряло обычно какую-то угловатую шутку. За годы службы Золотарев научился воспринимать их в качестве необходимого зла, мол, в жизни никогда все идеально не бывает, но раздражало безмерно.

— Эти стены говорят, что дерьмом пахнет, Золотарь. Кто без тебя разгребать будет?

"Фиктивный друг", — так мысленно называл генерал-майора Золотарев. Пятнадцать лет они вместе работали, отмечали праздники, провожали в последний путь сослуживцев, но до сих пор в обращение Севрского чувствовалось какое-то высокомерие. Впрочем, не без причины: и моложе, и старше по должности, и популярнее среди коллег. А вот Золотарева никто — совсем никто — особо не любил.

— Давай подгребу напоследок.

Севрский махнул рукой.

— Иди домой, налей себе чаю, стисни жену и привыкай к гражданке. Приходит пора и сложить оружие.

— Гвардия умирает, но не сдается, — Золотарев осмотрел стол, усеянный папками, и принялся их нервно перебирать. — А пока не подписали, я не уволен. Ну, какое тут поинтереснее?

— Ты мне дашь работать? — скорее весело, чем возмущенно спросил Севрский.

— Не дам. Так… пацанские разборки — не хочу. Дохлый авторитет — ну нет, хватит этого. Секта? Да еще плюс изнасилование — брр, не хочу. Разборки, опять. И снова разборки. Разборки. Опять Разборки. А это что?

Под степлером лежала совсем тоненькая папка — рыжая, с запиской от лаборатории.

Севрский потер шею, нахмурился.

— Да это… какая-то ерунда. Очередная странность после"Отребья". Мне еще с полгода, видимо, за вами хвосты замазкой замазывать.

Золотарев поморщился. Последние четыре года он участвовал в охоте на преступную группировку"Белое отребье". Получил за нее две медали, какую-то прибавку к пенсии, по штырю в ноге, бедре и колене и почетное увольнение. Пиррова победа, которая вызывала отнюдь не радость, а горькую такую, натянутую улыбку.

— Ну-ка.

Золотарев открыл папку и замер, когда Севрский бросил нечто вроде"чушь, огурцам отдадим"."Огурцами"они называли зеленых юнцов, это было в порядке вещей, но Севрский врал, как сивый мерин. Значит, и в самом деле интересное; значит, решил захапать себе.

За эту способность определять ложь — на каком-то бессознательном, почти животном уровне — Золотарева никто и не жаловал.

В папке находилось всего два документа, оба по запросу Севрского: анализ мусора, который собирали во время слежки за штабом"Отребья" — красным обвели"предметы женской гигиены"в категории"соседи слева", и записка групп наблюдения:

"В доме номер 6, слева от объекта, проживают два брата: Кушаков и Марицин. Не работают. За полгода больше никто замечен не был. Никаких гостей. Подтверждено".

Золотарев почувствовал холодок внутри.

— О, как интересно.

— Слышишь? — Севрский нарочито вздохнул и ткнул большим пальцем за спину. — Эти стены говорят, что тебе пора на покой.

— Скажи им… — Золотарев хотел придумать шутку, но так и не нашелся с ответом. — Да ничего им не говори.

***

Штаб"Белого отребья"находился в коттеджном поселке"Британика": стандартный копипастный дом в стиле европейских пригородов. Соседний номер 6 ничем не отличался — те же беленькие стены, тот же гараж, та же идеально красная, ровная черепица.

Золотарева бесило это подражание западу. Сам он полжизни провел в хрущевке, а другую половину — в однушке, с женой и дочерью. Было тесно, неудобно… и лучше бы так оставалось всегда.

На звонок вышел мужчина лет тридцати. Пучеглазый, сутулый, похожий на удивленную обезьянку.

— Из вашего дома звонила женщина, — как можно увереннее начал Золотарев, — сообщила о брошенной машине неподалеку.

Это, конечно была выдумка, но мужчина заме-етно растерялся. Посмотрел внутрь дома, приоткрыл рот, словно хотел что-то сказать, да так и замер.

Конец ознакомительного фрагмента.