Все поправимо, если любишь

Андрей Ромм, 2020

«Любимый» – это когда хочется бежать навстречу, раскинув руки, даже если расстались всего на час. «Любимый» – это когда сердце бьется так, что вот-вот выпрыгнет из груди… Такого человека в жизни Елены, увы, не было. Случались любовники. Но это не одно и то же. Поэтому всю свою нерастраченную нежность обратила она на ребенка. Растить в одиночку всегда непросто. Особенно сына. Но, к счастью, отношения матери и Ромки строились на доверии и заботе друг о друге. Это и сыграло с ними злую шутку. Мальчик стал объектом преследования. Семь пар железных сапог стоптать, семь железных посохов изломать – на все готова Елена, чтобы защитить своего сына. Она пока не знает, что судьба воздает сторицей тем, кто готов все отдать ради счастья любимого.

Книга гаданий и пасьянсов 1900 год.

© Ромм А., текст, 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

1

У ефрейтора Лощинина было прозвище Медведь. Новички удивлялись, потому что ничего медвежьего в поджаром и гибком Лощинине не было. Он скорее напоминал рысь, и глаза у него были рысьи, зеленые с золотыми искорками. Новичкам объясняли, что Лощинин любит придавить подушку. В свободное время кто байки травит, кто в карты режется, кто письма пишет, а Лощинин спит. Потому и Медведь. Умен ефрейтор — сам спит, а служба идет. Сказал бы кто, что до призыва Саше Лощинину было жаль тратить время на сон, что ложился он поздно, а вскакивал рано, так не поверили бы. А зря. Спать Саша полюбил только в армии, потому что сны уносили его домой, в родной Рогачевск, к Лене. Если бы Лена не снилась, то и спать было бы незачем. В снах Саша гулял с Леной по набережной, катал ее на мотоцикле, целовался с ней… Примерно раз в неделю он получал от Лены письмо. Тоже во сне. Наяву она не писала.

Не получив ответа на двенадцатое письмо, он сообразил, что к чему, и отправил тринадцатое не напрямую, а через лучшего друга Борьку Бакланова. Спустя три недели пришел ответ. Борька доложил, что передал письмо Лене в руки. Саша предупредил, чтобы Борька не вздумал отдавать письмо Лениной матери. Сашу она терпеть не могла, считала «неподходящей партией» и не стеснялась заявлять это в глаза. Как же! Мать Лены — директор школы, а отец — главный инженер хлебокомбината, интеллигенты при должностях, можно сказать, дворяне, а он — плебей, безотцовщина, сын торговки квасом. Лена смеялась, говорила, что мама у нее милая, но с чудинкой. Хороша чудинка! Чудинка — это когда человек ночью на звезды в бинокль глядит или замки из спичек строит, а чванство — отнюдь не чудинка.

Борька передал Лене восемь писем, которые тоже остались без ответа, а девятое прислал обратно. Написал, что Лена его не взяла — отвернулась и прошла мимо. А еще написал, что несколько раз видел Лену с Мишкой Баранником, сыном главного врача городской больницы. Мишка давно пытался ухаживать за Леной, но при Саше далеко не продвинулся. Лена его всерьез не воспринимала, и Саша однажды поговорил с Мишкой по-мужски, с глазу на глаз. Мишка взбрыкнул, обложил Сашу матом, начал махать руками и ногами, но он быстро доказал ему преимущество регулярных занятий боксом в спортивной секции над пижонским карате. А теперь, значит, Мишка воспрянул духом, распустил хвост и начал наверстывать упущенное. Лениным родителям он конечно же нравится. Человек их круга — сын главврача и заведующей сберкассой. Поступил в Твери в медицинский, будет врачом, как папаша. А Лена, при всей ее самостоятельности, все же мамина дочка. Мать для нее высший авторитет. Они целыми днями вместе, и мать контролирует каждый Ленин шаг. После того как Лена срезалась на вступительных экзаменах в МГУ, мать устроила ее к себе в школу помощницей библиотекарши. Саша часто видел во сне, как Лена с матерью утром вместе идут на работу, а вечером возвращаются домой. Обе высокие, рыжеволосые, красивые, очень похожие… Только стрижки разные: у матери короткая, «начальственная», а у Лены рассыпан по плечам солнечный водопад локонов. И взгляды тоже разные. Лена смотрит на мир широко раскрытыми глазами, доверчиво-восторженно, а мать слегка щурится и сверлит, сверлит взглядом, зрит насквозь, ничего от нее не скроется. Директор лучшей школы в городе. Мать лучшей девушки на свете…

После того как Борька вернул Ленино письмо, Саша решил сделать паузу. До отпуска. Лицом к лицу объясниться легче, чем в переписке. Саша был уверен, что им и объясняться не придется. Просто посмотрят в глаза друг другу, и Лена все поймет. Не сможет не понять.

С отпуском никак не складывалось, потому что в части меняли старую боевую технику на новую, и каждый человек был на счету. Процесс растянулся на несколько месяцев, но все когда-нибудь кончается. В день отъезда Саша получил письмо от Борьки. Короткое, из нескольких предложений. Обычно друг исписывал по три листа, передавая все городские новости, вплоть до самых незначительных. Прочитаешь, и складывается ощущение, будто никуда из родного города не уезжал. А тут: «Привет, Сань! Как служба? Знаешь, Лена передала мне записку для тебя. Будь здоров! Борис».

Обрадовавшись так, что даже голова закружилась («Записка! От Лены!»), Саша развернул сложенный вчетверо лист. Развернул и замер, будучи не в силах поверить своим глазам. «Чем раньше ты забудешь о своих чувствах, тем лучше будет для тебя, потому что эти чувства ненастоящие». Одна-единственная фраза, точка в конце, и ничего больше — ни обращения, ни подписи. Но почерк, вне всяких сомнений, был Ленин, бисерный, четкий, с маленькими промежутками между словами. Лена не назвала его по имени, не подписала записку и не захотела ничего объяснять. Даже «извини» не добавила — обидно.

— Ты — уникум, Лощинин, — сказал командир роты. — Сначала из кожи вон лез, чтобы в отпуск пораньше уехать, а теперь вообще ехать не хочешь. Что случилось?

— Передумал, товарищ капитан, — коротко ответил Саша, не желавший вдаваться в подробности.

Подробностей командир роты не требовал. Передумал так передумал.

С того дня ефрейтор Лощинин резко разлюбил спать. Напрашивался на ночные дежурства (товарищи многозначительно переглядывались и вертели пальцами у виска — дошел человек), если не дежурил, то старался засыпать как можно позже, после отбоя читал украдкой или просто лежал с открытыми глазами и думал о разном, но только не о Лене. Но она все равно продолжала сниться. Во сне Саша ей радовался, а проснувшись, злился на себя за слабость. Мужчины не должны так себя вести. Ни к чему вспоминать то, что прошло. Ни к чему думать о том, что не сбылось. Отрезано так отрезано.

Ленину записку Саша зачем-то сохранил. Много раз собирался порвать или даже сжечь (зачем хранить то, что больно ранит?), но так и не смог. Рука не поднималась. Перечитывать тоже не хотелось — больно, да и незачем. И так все слова намертво врезались в память, как высеченные на камне. «Чем раньше ты забудешь о своих чувствах, тем лучше будет для тебя, потому что эти чувства ненастоящие». Как она могла? Кто дал ей право судить о его чувствах? Ненастоящие! Ладно, если она так считает, так тому и быть! Пусть чувства будут ненастоящими! Ненастоящее быстро забывается. Он все забудет. Он сможет. Хотя бы потому, что у него нет другого выбора.

Когда Саша вернулся домой после дембеля, Лена уже жила в Москве, училась в педагогическом институте. Саша до армии тоже собирался учиться в Москве, но сейчас решил поступать в университет в Саратове, где жил его армейский товарищ Раис Конышев. Если в городе есть хотя бы один друг, то город уже не чужой. Матери объяснил, что в Саратове проще поступить, да и жизнь там дешевле, чем в столице. На самом же деле ему не хотелось учиться в одном городе с Леной. Вдруг они случайно встретятся, и Лена подумает, что… Вдруг от этой встречи полыхнет в душе пламя… Нет, если уж вычеркивать из жизни, так совсем. Навсегда.