Проводник

Андрей Расторгуев

Будьте осторожны, когда откликаетесь на объявления о приеме на работу. Особенно на те из них, которые не каждый-то и прочтет. Иначе рискуете попасть в чужой, негостеприимный мир, где вас не ждут, да так и норовят пристрелить или продырявить допотопной шпагой, а то и просто впиться в горло клыками.

Глава 8. Притяжение Распутья

Николаю и в голову не могло прийти, что увидит здесь, в мире без электричества и современных коммуникаций, самый настоящий мегаполис, раскинувшийся на многие километры. Пусть даже по каким-то причинам необитаемый.

Вид на большой заброшенный город открылся внезапно, когда миновали ничем не примечательный холм, похожий на десятки таких же выступающих из земли, хаотично разбросанных каменистых бугров. Еле заметная дорога, вильнув за крутой косогор, покрытый пробивающимися из трещин пучками молодой травы, тут же выровнялась. Побежала длинной, идеально прямой лентой, теряясь где-то далеко в низине. А там, на необозримом просторе, раскинулся огромный град.

Сплошь многоэтажные дома. Правильные, геометрически выверенные кварталы. Длинные свечи гигантских труб и небольшие огарки башен, очень похожих на водонапорные. Только вот полнейшее запустение кругом. Руины, руины…

Улицы и дворы утопают в буйно разросшейся зелени, занимающей на правах единовластной хозяйки всё свободное пространство. Из неё, будто из глубин зелёного моря, вздымаются обломки высоток, вонзаясь в небо неровными, изодранными краями полуразрушенных стен. Словно какой-то неведомый исполин прошёлся здесь, пробуя на зуб каждое здание. Где крышу откусил, где сразу полдома, а где по самый фундамент не постеснялся отгрызть.

Низко над городом крутится непроницаемая завеса из плотно сомкнутых туч, закрывая его мрачной тенью. Там то и дело сверкают молнии, озаряя серые развалины вспышками мёртвого света. Мёртвого, потому что грома не слышно. Вообще ни звука, словно смотришь немое кино. И птицы не поют. Тишина гробовая.

А у самого горизонта полоска воды. Море? Там, как и здесь, насколько хватает глаз, уже безоблачно, и ярко светит солнце, хоть и клонящееся к закату.

— Это Распутье? — привстаёт в телеге Николай.

— Оно, — отрешённо бормочет Фил, чуть придерживая коня на спуске.

— Кто его построил?

— Никому не ведомо. Ещё при деде моего деда пустым было.

— Нам туда? — с надеждой спрашивает Коля, чувствуя, как учащённо бьётся сердце.

— Вот ещё, не хватало. Кто ж в здравом уме прямиком в Распутье сунется? Туточки дорога есть в объезд.

— Безопасный путь?

— Ну да. Только ночью по ней лучше не ходить. Айдесима вон, и та не рискнёт.

— Почему?

Слуга долго буравит Николая сердитым взглядом, после чего нехотя, но всё же пускается в пространные объяснения:

— Сам посуди. Ежели твари, на которых она охотится, постоянно рискуя своей головой, в аккурат выползают оттуда, особливо по ночам. Ежели с каждым годом в округе их становится всё больше. Представляешь, как ими Распутье кишит? Туда сунься, это уже не охота получится, а борьба за выживание.

Вытягивая шею, Николай всматривается вдаль, пытаясь уловить признаки жизни. Напрасный труд.

— Что-то не очень заметно, чтобы там кишело тварями. А какие они?

— Разные. Да вон, к примеру, одна. Под плащом у тебя лежит. Эта, правда, покладистая и уж больно мелкая. А так всякие попадаются. Чем только людей не изводят. Совсем житья от них нет.

— Чего тогда люди до сих пор здесь живут? Давно бы уехали.

— Куда? Кому они нужны, беглянцы-то? Туточки у них и дом, и земля имеются. А там, за Припятью, что? Ни кола, ни двора. Голые да босые. Разве только с голодухи помирать.

— М-да, невесёлая перспектива. Выходит, они предпочли на своей земле, как ты говоришь, стать кормом для этих самых чудовищ?

— Не все. Многие подались в обжитые земли. Раньше-то здесь и сёл поболе было, и людей. Но и осталось немало, кому деваться некуда. Да повымерло много. То твари налетят, то хворь какая непонятная скосит, а то и сами колдовством себя изведут.

— Это как?

— Ну, Распутье оно по-всякому на человека влияет. Кого погубит, кого, не заметив, стороной обойдёт, а в ком способности разные проявит. Живёшь себе, к примеру, каким-нибудь работягой. Землю пашешь, горя не знаючи. А у тебя ни с того, ни с сего корова пала, конь пал, птица окочурилась, козы передохли. Что делать? Это ж невосполнимая утрата, надо понимать. Ты в слёзы. Причитаешь навзрыд, умоляя вернуть всё на круги своя. И тут глядь, скотина твоя, что давеча померла, поднялась. Опять живёхонька. Правда, ничего не жрёт после этого, акромя свежего мяса. А до тебя вдруг доходит, что мёртвых способен воскрешать. Представляешь, сколько дров наломать можно сдуру-то? Скотинку воскресшую, как-никак, надобно кормить. Не то твой конь, того и гляди, пойдёт и соседского козла слопает, ежели ни самого соседа.

— Жуть какая, — передёргивает плечами Николай.

— Не жутее дракона твоего, — ухмыляется Фил и со словами «всё в руках Святой троицы» сворачивает с дороги в широкий распадок вслед за скачущей впереди Айдесимой.

Дно распадка идеально ровное, больше похожее на хорошо наезженный тракт. Чем дальше вглубь, тем выше и круче склоны. Сходятся, постепенно сужая проезд. Кажется, ещё немного, и упрёшься в тупик.

— Там тоннель, — поясняет слуга, будто чувствуя напряжение Николая. — Сквозь гору проложен. За ним уже спокойнее будет. И на ночлег можно встать, и до Припяти недалече.

Горловина тоннеля возникает неожиданно. Сначала появляется гора, по мере приближения вытягиваясь вверх и пряча пологую вершину за выступающий пузатый склон. Потом становится видно вертикальную выработку, обложенную потемневшей от времени кирпичной кладкой. Посередине, в самом низу, чёрный зёв сравнительно небольшого входа. Похож на раскрытый рот, а белые камни полукруглой арки — на зубы. Входите, мол, гости дорогие. Мы вас живенько слопаем…

Снова приходится сдерживать коней, поскольку дорога идёт под уклон, причём сразу от входа. Он, судя по всему, наполовину засыпан. И всё равно великоват. Два танка смело пройдут, ещё и для пехоты место будет. Арка высоко над головой. При всём желании не дотянешься, хоть с коня, хоть с танковой башни. Долгий спуск в тёмный тоннель заставляет с ностальгией поглядывать назад. Вход с этой стороны уже светлый. Он всё меньше. Вот-вот совсем скроется за бугром нанесённой земли.

Всё. Исчез. Виден лишь неясный отблеск на полукруглом потолке.

— Волош, факелы! — доносится сразу отовсюду властный голос Айдесимы, скачущей где-то впереди.

А раньше нельзя было сказать? Копошись теперь в потёмках.

Так, один факел, второй… Взял их в левую руку. Правой зашарил по дну телеги в поисках огнива. Блин! Да где же эта чёртова коробка?

Лихорадочно разгребая сено, Коля не заметил, как его новый друг, до того дремавший под плащом, перебрался на плечо. Кашлянул над ухом. Ярко полыхнуло, обдав жаром щеку. Огненный сгусток пролетел в считанных сантиметрах от лица и, врезавшись в намотанную на факелы паклю, мгновенно её подпалил. Вздрогнув, Николай покосился на Барабаша. Змей спокойно сидел с невинной мордочкой, делая вид, что вовсе тут ни при чём. И вдруг рыгнул, выпустив клуб дыма.

— Ах ты… — начал, было, Коля, но в этот момент Фил потянулся за факелом, чтобы передать подъезжающей Айдесиме.

Пришлось отложить разборки с рептилией на потом. Тем более, появилась возможность осмотреться. Второй-то факел остался у Николая…

Слева и справа в отблесках пляшущего пламени проплывают кирпичные стены. Плавно закругляются кверху, где тонут в непроглядной тьме. Свод слишком высоко.

Пологий спуск остался позади. Телега выровнялась. Затарахтела, подпрыгивая на каких-то ухабах. Того и гляди все внутренности растрясёт.

Посветив под колёса, Николай увидел бугры, частой гребёнкой изрезавшие землю. Слишком одинаковые, чтобы принять их за естественные. Торчат поперёк дороги через равные промежутки. Сплошная стиральная доска. Похоже на шпалы. Вернее, на то место, где они когда-то лежали. Неужели здесь была железная дорога? Да ладно!

Далеко впереди забрезжил свет. Выход? Нет, померещилось. Такая же темень, как и везде.

Видно лишь фрагменты стен по бокам. Да и в тех чёрные провалы встречаются. Правильные, прямоугольные. Наверное, лазы или двери в технические помещения. Да мало ли что.

Ветерок, дувший до этого в спину, вдруг сменил направление. Пламя заплясало, метнулось обратно, пахнув дымом в лицо. Николай закашлялся, запоздало убирая факел в сторону.

Пока протирал слезящиеся глаза, телега, задрав передок, поползла вверх. На выход? Хорошо, если так.

— Живее! — разносится эхом голос Айдесимы.

И в самом деле, подъём довольно затяжной. Не поднажмёшь как следует, можно и застрять.

— Но! Пошла, родимая! — щёлкает поводьями Фил, заставляя уставшую лошадь прибавить ходу.

Перед ней маячит Айдесима с высоко поднятым над головой факелом. А дальше…

Словно рассвет занимается, озаряя сначала небо, чья роль досталась высокому кирпичному своду, землю под ним, а затем являя миру само светило. Именно так из глубины тоннеля выглядит полукруглая арка, ослепляющая дневным сиянием привыкшие к темноте глаза. Чем ближе к ней, тем светлее вокруг.

Конец ознакомительного фрагмента.