Фальшивая жизнь

Андрей Посняков, 2023

Ностальгия по временам, уже успевшим стать историей. Автор настолько реально описывает атмосферу эпохи и внутреннее состояние героев, что веришь ему сразу и безоговорочно. 1967 год. В небольшом северном городке происходит череда тяжких преступлений. Сначала – дерзкое ограбление склада известного антиквара, следом – убийство молодой девушки и приезжего аспиранта. Следователь Владимир Алтуфьев не исключает, что это дело рук одной банды… Подозрение падает на местных уголовников, тем более что у одного из бывших сидельцев найден портфель погибшего. Однако вскоре выясняется, что эта версия ошибочна. Новую зацепку дает случайно обнаруженная юннатами тщательно скрытая стоянка моторной лодки. Похоже, именно на ней преступники добирались до города и совершали преступления… Алтуфьев решает устроить засаду и взять негодяев с поличным… Уникальная возможность на время вернуться в недавнее прошлое и в ощущении полной реальности прожить вместе с героями самый отчаянный отрезок их жизни.

Глава 3

Тянск, Озерск и окрестности. Июнь 1967 г.

— Озерск, третья кабина! — привстав за стойкой, выкрикнула сотрудница главпочтамта — дебелая голосистая тетка с модным шиньоном на голове.

— Да-да… Спасибо!

Сорвавшись с обитой дерматином скамейки, вертлявый любвеобильный Игорь — любовник некой бухгалтерши Ираиды Федоровны, вошел в кабинку и, плотно прикрыв за собой дверь, снял трубку с телефонного аппарата:

— Ну, здорово. Наконец-то! Чего хотел? Да как всегда… Не, Караюшко, не спешу — тут надобно срочно! Есть на примете один антиквар… так вот, на выходных его не будет — хата пустая. Смекай! Зашли и — арриведерчи! Ладно-ладно, не болтаю я зря… Короче, все как обычно — жду.

* * *

— Пожалуйста, скажит-те, когда отправляется ближайший автобус до Лерничи? — Модный молодой парень с узким интеллигентным лицом, в светлых узеньких брючках и остроносых штиблетах говорил с явным акцентом, да и вообще производил впечатление иностранца: как по одежде, так и прической — светлые волосы, пожалуй, были слишком длинными для провинции, а обращение — слишком уж вежливым. Впрочем, кассирша — крашеная блондинка лет тридцати, с начесом и в модной нейлоновой блузке — все поняла сразу:

— Эстонцы, что ли? Опять к нам, в экспедицию?

— Да, эстонцы, — закивал парнишка. — Опять-опять!

— В старой школе жить будете? — полюбопытничала кассирша.

— Не-ет, на этот раз сразу по деревням.

— Понятно. Фольклор искать будете. Смотрите, чтоб не как Шурик!

— Какой Шурик? А, из кино-о…

Студенты из Тарту приезжали в Озерск далеко не впервые. Начиная с конца пятидесятых, Тартуский университет почти каждый год организовывал летние фольклорно-этнографические экспедиции в места компактного проживания вепсов — загадочного для многих народа финно-угорской языковой группы, родственного финнам, эстонцам, венграм.

Под руководством преподавателей студенты собирали фольклор: записывали предания, легенды и сказки, зарисовывали и фотографировали жальники и священные камни, если отдавали старые вещи — корыта, плетеные из бересты фляги и прочее, — брали и их, для музея.

Приезжали почти каждое лето. Потому и за чужих их тут почти не считали — привыкли. Фольклор так фольклор.

— В три пятнадцать ближайший. Там до парома только.

— Мы знаем. Три билета, пожалуйста.

Взяв билеты, молодой человек вышел на улицу и помахал рукой. На скамеечке у посадочной платформы его дожидались двое — кудрявый полноватый брюнет в рубашке и черных трениках и высокая худая девушка — этакая шпала с длинными светлыми локонами и милым, вполне симпатичным, лицом. Девушка была одета по-летнему: кеды, с короткими рукавами рубашечка в черно-желтую клетку и зеленые короткие штаны — шорты, явно смущавшие проходивших мимо местных. Такие штанишки в провинции носили только дети, а уж никак не взрослые, это считалось неприличным. Впрочем, девушке, похоже, было все равно.

От соседней платформы только что отправился автобус на Тянск — длинный «шестьсот девяносто пятый» «ЛАЗ» с бордовыми полосами и большой буквой «Л» на округлой «морде». Мигнув подфарником, завернул, вырулил на Советскую и, зарычав двигателем, покатил, быстро набирая скорость.

— Эй, эй! — из автостанции на платформу проворно выбежал осанистый и, видимо, сильный, мужчина лет сорока с лишним, с небольшой седой бородкой. Одет он был как лесоруб или артельщик: серо-зеленая роба, засаленная кепка и кирзовые сапоги с отвернутыми голенищами, и это несмотря на установившуюся с прошлой недели жару!

— Эй, эй… где автобус?

— Вам на Тянск? — подняв голову, улыбнулась девушка.

— Тянск, Тянск! Куда же еще-то… — Мужчина отозвался неожиданно зло, словно в его опоздании были виноваты сидевшие на скамейке студенты. — Ишь, сидит, курвища голоногая, смеется… Весело, да? А-а…

Обозвав ни за что ни про что девчонку, хамоватый лесоруб — или кто он там был — вдруг увидал притормозивший напротив, у Дома колхозника, лесовоз — «ЗИЛ 157-й» (также именуемый «колун») с «хлыстами» и, перебросив на плече котомку, побежал к машине.

— Эй, командир! До Тянска не кинешь? Я же не за так… Чего? Ага, залезаю… Вот спасибо, брат!

— Кур-рад! — беззлобно запоздало выругалась девчонка.

Кудрявый тоже поддержал:

— Хам трамвайный, да… О! Смотри — Тынис. Ну как? Билеты купил?

— Купил! — улыбнулся светловолосый модник. — Но автобус только в три пятнадцать… Как Лиина и говорила.

— Ну, я же знаю. — Девушка повела плечом и, вскочив на ноги, подхватила рюкзак. — Пошли тогда в парк, что ли… Иван, купи, пожалуйста, ситро. И еще мороженое, если будет. А мы пока… Вон — промтоварный… А там, на пригорке, винный — «Заря». Там тоже ситро бывает.

— Вижу, ты тут и впрямь все знаешь.

— Так и Тынис… Мы же тут не в первый раз, да. Вот тебе деньги. Не хватит — потом сочтемся.

«Парком» местные жители именовали стадион с затоптанным футбольным полем и беговой дорожкой. На окружавших стадион холмиках, поросших елкой и редкими соснами, кроме скамеечек, располагались летняя эстрада, танцплощадка и — рядом с ней — клуб, построенный еще пленными немцами. Напротив клуба, на самой вершине холма, была устроена беседка, из которой открывался великолепнейший вид на весь Озерск, до самого Большого озера. Именно в этой беседке обычно и коротали время дожидавшиеся автобус пассажиры.

Правда, студенты в беседку не пошли, расположились невдалеке на пригорке, в тени высоких елок. В беседке — побрезговали: многие пассажиры особой опрятностью не отличались — где ели, там и мусорили и, так сказать, естественные надобности отправляли.

— Так. — Опустив наземь рюкзак, Лиина уселась рядом, скрестив по-турецки ноги. — Тынис! Пока время есть, нам так это надобно все еще раз проверить. Не забыли ли чего?

— Так если и забыли — поздно уже, — опускаясь на траву, резонно возразил молодой человек.

Лиина упрямо поджала губы:

— Ничего не поздно! Здесь есть магазины, они работают и, если что, можно все купить.

— Итак. Диктофон, пленки… Фотоаппарат…

— Пленки… две штуки на шестьдесят четыре и четыре — на тридцать две… Хватит, как думаешь?

— Ну, если вы с ребятами фоткаться часто не будете, то вполне.

— А мы, может, будем! — от души расхохоталась Лиина.

А чего бы и не посмеяться? С погодой повезло, впереди — скорая встреча с друзьями и самое интереснейшее дело! Ну, подумаешь, «курвой голоногой» обозвали… Эксцесс! Лесоруб просто зло сорвал.

Между собой студенты говорили по-эстонски, тут же переходили на русский, что не составляло им никакого труда. Правда, русские слова они выговаривали чересчур чисто, растягивали, иногда оглушали согласные — «хват-тит вполне-е».

— Vaata, Ivan tuleb! Купил ситро?

— Ostsin limonaadi! Вкусный! Ja jaatis.

— Мороженое? Вот же здорово!

— Фруктовое, по семь копеек.

Побыстрее скушав мороженое — чтоб не растаяло, — студенты растянулись на старом покрывале, извлеченном из объемистого рюкзака Ивана.

Так, болтая и попивая лимонад, и провалялись почти до автобуса, еще успев перекусить купленной в магазине чайной колбаской по рубль семьдесят, вкуснейшим, испеченным в местной пекарне ржаным хлебушком и плавлеными сырками.

В это же самое время какой-то сутулый коротко стриженный парень с вытянутым угрюмым лицом пил в беседке вино прямо из бутылки.

Под посадку в Лерничи подали новый бело-зеленый «ЗИЛ-158». Ехал он довольно быстро, без особых проблем обгоняя попутные грузовики и даже легковые машины. Правда, последних оказалось всего две — старый «четырехсотый» «Москвич» с большими колесами и светло-голубой «горбатый» «Запорожец».

Примостив рюкзаки, студенты устроились на сиденьях, благо сейчас, в середине рабочего дня, народу в автобусе оказалось немного — упарившиеся на жаре деревенские тетки с котомками, лысоватый мужчина в серых чесучевых брюках и белой, с закатанными рукавами рубашке, седобородый дед с мальчиком, как видно, внуком, три хохотушки-девчонки лет десяти-одиннадцати и тот самый сутулый парень, что пил вино в беседке. Парень уселся на заднем сиденье, а, проходя мимо Лиины, покосился на ее шортики и что-то недобро буркнул. Она и ухом не повела — привыкла, а скорее, просто не обратила внимания.

Уже через час автобус остановился у парома.

— Смотри, как быстро, деда! — захлопал в ладоши мальчишка. — А ты говорил, часа два тащиться!

— Просто хорошая машина, — похвалил автобус старик. — И шофер неплохой. Да и народу мало — у каждого столба не выскакивали.

Покачиваясь на поднятых волнах, подошел паром. Пассажиров пригласили на посадку.

— О! Здорово, Серега! — Паромщик, здоровый мужик в расстегнутой до пупа рубахе, оторвался от лебедки и громко поздоровался с тем самым сутулым. — А я гляжу ты — не ты? Откинулся уже? Поздравляю. Гляжу, и отметить успел.

— Так отметился, а потом… У «хозяина»-то не особо погуляешь, — хмыкнул сутулый. — Здоров будь, Картавый. Что, комнатенка-то моя цела?

— Да что ей сделается? Барак стоит, как стоял. А ценных вещей у тебя и не было.

— Это уж точно…

— Да, теперь сосед у тебя — Гольцов Трофимка.

— Голец? Да таких соседей…

Парень грязно выругался, не особо стесняясь…

Паром причалил через пару-тройку минут. Все вышли.

— Ну? — негромко спросил Иван. — Теперь куда? Может, поищем какой-нибудь попутный транспорт?

Тынис подтянул рюкзак и засмеялся:

— Ну, разве что лесовоз. Так мы втроем не поместимся.

— А далеко до этого… Рябого Порога?

— Километров семь-восемь… с гаком, — шмыгнула носом Лиина. — Ну-у, к вечеру будем. И ночи сейчас светлые. Там, правда, болото — гать.

— Может быть, все-таки… Надо было спросить у кого-то.

Между тем все пассажиры уже ушли, кроме того неприятного сутулого пьяницы — тот все болтал с паромщиком. Потом, правда, распрощался:

— Ну, пока, Картавый, не кашляй. Что, вино-то в лавке есть?

— У Салтычихи — самогон. Вчера гнала. Правда, могли раскупить. Тогда — бражка.

— Сойдет и бражка. Ладно…

Со стороны кладбища вдруг показался всадник — самый настоящий всадник, верхом на коне!

— Ой, смотрите, смотрите! — восхищенно встрепенулся Иван. — Вот вам и транспорт!

Сутулый тоже глянул на всадника. А потом вдруг резко повернулся к ребятам и уперся глазами в Лиину.

— И не стыдно тебе народ смущать? — зло промолвил парень. — А еще взрослая девка! Штанишки-то надела — срам один! Не стыдно?

Вытянутое неприятное лицо его с ввалившимися щеками и давно небритым подбородком перекосило от непонятной ненависти и злобы.

— Ты зачем… Зачем пристаешь? — Иван и Тынис тут же встали на защиту подруги. — Иди своей дорогой!

— Это вы у меня щас пойдете! — пьяно возбудился сутулый. — Ишь, понаехали… Да я вам щас…

Пьяница схватил подвернувшуюся под руку палку, набычился.

— Эй, Серый, ты че? — попытался вмешаться паромщик. — Охолонись, говорю, Сиплый!

— Отвали! Я им сейчас устрою…

Совсем рядом застучали копыта.

— А ну-ка, дрын положил! — жестко приказал всадник — мужчина с седоватой щетиной, в пиджаке, накинутом поверх старой застиранной гимнастерки. — Положил, я кому сказал!

Странно, но сутулый послушался. Неохотно выбросив палку, сверкнул глазами…

— А теперь — ступай себе. Ступай! Веня, доведешь? Пьяный же… в озеро еще шальнется…

— Доведу, Ян Викорович, не беспокойтесь… — Накрепко привязав паром к пристани, паромщик догнал пьяного своего приятеля, подхватил под руку.

— Спасибо! — за всех искренне поблагодарила Лиина. — Скажите, а в Рябой Порог никто сегодня не едет? Ну, может, это… какой грузовик или подвода?

— Трактор леспромхозный к вечеру будет, — неожиданно обнадежил спаситель. — Гусеничный, с пеной — это сани такие. Солярку повезет на делянку. Попроситесь, тракторист — парень хороший, возьмет. А то с поклажей-то будете до ночи телепаться! Да и комары… — Тут всадник посмотрел на шортики Лиины и хмыкнул: — Не закусали еще?

— А у меня мазь!

— Ну, ежели ма-азь… А вы, вообще, откуда?

— Студенты мы. Этнографическая экспедиция!

— А! На старый кордон! Знаю. Я лесник местный — Эрвель, Ян Викторович. Ладно, увидимся еще, думаю. А трактора все же дождитесь! Вам там потом еще через гать… А в овсах, у леса — медведи.

— Медведи?!

— На всякий случай предупреждаю. Так что лучше на тракторе…

— Спасибо!

* * *

Дом располагался в старом районе Тянска, на улице Московской, неподалеку от площади Советов (бывшей Соборной). Окруженный тополями и липами, красивый, недавно оштукатуренный, он был выстроен еще до революции — с колоннами, эркерами и прочими «буржуазными излишествами». Позади виднелся общий для всех сарай — немногочисленные жильцы держали там ненужные вещи. Рядом с сараем прилепился кирпичный гараж, видно было, что пристроили его недавно. Два подъезда — «парадные» — располагались во дворе, напротив сарая, на улицу же смотрел лишь фасад с эркерами.

Было уже довольно поздно… или рано — два часа ночи — как посмотреть! В окнах верхнего этажа, дом был двухэтажный, отражались рыжие отблески фонарей, впрочем, особой темноты не было — ночи в июне стояли светлые.

Пройдя по пустынной улице, к сараю свернули двое мужчин — плечистый здоровяк и вертлявый. Одеты — как рыбаки: брезентовые плащи, сапоги, в руках удочки. У вертлявого даже ведро! Объемистые котомки на плечах, надвинутые на глаза кепки…

— О! «Козлик»!

Напарники чуток выждали, поспешно укрывшись за кустом сирени, пропустили проехавший мимо милицейский «газик».

— Маршрут… — Осанистый глянул на часы. — Почти точно… Ну, что, Игорек? Говоришь, нет никого?

— Вечером лично проверил! Часиков в шесть уехал голубой «Москвич» — новый, «четыреста восьмой». Пять двести стоит! Антиквара машинка. Летом он почти каждый вечер на даче, с семьей.

— Ладно, посмотрим. Пошли, коли так. Надеюсь, на соседушек не нарвемся.

— Да спят все уже, Караюшко! Десятый сон видят.

Юркнув в парадное, лиходеи поднялись на второй этаж. Надев перчатки, плечистый Карай звякнул отмычкой, вставил в замок. Повозился. И, уважительно хмыкнув, достал еще одну отмычку:

— Однако замки солидные…

— Говорю же — антиквар!

И все же, минут через десять замки поддались. Довольный Карай спрятал отмычки в карман и с усмешкой толкнул дверь.

Оба осторожно вошли, тщательно затворив за собой дверь. Прислонили к стене удочки. Узкий луч фонаря мазнул по стенам…

— Три комнаты и кухня. — Поставив ведро, вертлявый Игорек пояснял свистящим шепотом. — Посередине — гостиная, с эркером… в конце коридора — спальня.

В просторной гостиной стоял сервант, старинный резной секретер, широкий диван и два кресла, обитые матово-коричневой кожей. Кроме того, еще имелся торшер, массивная радиола «Беларусь» и новенький телевизор «Рубин-106» — красавец на тонких ножках.

— «Рубин»! — осматриваясь, с завистью протянул Игорь. — Между прочим, четыреста двадцать целковых!

Бывают такие люди, которые все меряют на деньги. И не люди вовсе, а так… Вот и вертлявый, похоже, был из таких.

— С собой не унесем. — Карай шмыгнул носом и подошел к секретеру. — Однако поглядим…

Снова звякнула отмычка. Послышался скрежет.

Напарник между тем тщательно осматривал сервант.

— Ага! — Уже через пару минут он с торжествующим возгласом извлек из хрустальной вазы три золотые цепочки, пару изящных сережек и перстень с массивным синим камнем.

— Сапфир, однако!

Карай тоже не тратил время зря — выгребал из секретера толстые пачки денег и перевязанные бечевками облигации.

— Однако, тут уже тысяч на двадцать!

— Да это для него так… тьфу! — расхохотался Игорь. — Думаю, главное он на даче держит, в тайнике.

— Ничего. Бог даст — пощупаем и тайник…

Игорь вдруг громко чихнул:

— Ну и пылища!

— Тихо! Услышат! — вздрогнул напарник.

— Да никто не услышит. Тут такие стены — хоть оперы пой — арриведерчи! Ага… — Луч фонарика уткнулся в висевшую на стене картину в узенькой золоченой раме.

— Мазня какая-то, — презрительно выдавил Карай.

Игорек усмехнулся:

Конец ознакомительного фрагмента.