Корона бургундов

Андрей Посняков, 2016

Сталкиваясь, гремят щиты, утробно грохочут боевые барабаны, голодными волками воют трубы! Звенят мечи, и тучи стрел затмили небо. 453 год. В последней битве за Галлию встретились огромное войско вестготского короля Торисмунда и непобедимая рать Аттилы. Однако была еще и третья сторона – чума, которую одинаково боялись все. В рядах гуннской рати отважно сражается словенский князь Радомир, сражается вовсе не за победу Аттилы, а за свое счастье. Свое и своей юной супруги – Хильды, Ильдико – девы из древних бургундских легенд. Дева и древняя корона бургундов – все это вместе дает невиданное могущество и власть, именно в этом – последний шанс Аттилы, именно ради этого ищет красавицу Ильдико посланный могущественным властелином гуннов друид – последний друид Галлии, еще приносивший в далеких горах кровавые жертвы жестоким древним богам. Возродить язычество – вот цель друида, ради этой цели он намерен использовать самого Аттилу, поздней прозванного «Божьим бичом». Ильдико-Хильда похищена, но об этом не догадывается Радомир, отправившийся в Галлию за короной бургундов, ведь именно она сможет спасти от неминуемой гибели его юную жену. Спасти… и вернуть в двадцать первый век, ведь Радомир – Родион Миронов – попал в те древние и жуткие времена из нашей эпохи.

Глава 2

Август 1958 года. Колхоз «Светлый путь»

Стрелы

Нет, а что дальше-то? Что еще-то в газетах пишут?

«Товарищ Г. М. Маленков на съезде колхозников-ударников», «Выступления тов. Л. П. Берии на торжественном заседании генеральной прокуратуры», «…на встрече со студентами МГУ» Надо же! Хорошо расстрелянный — со студентами встречается, на торжественных заседаниях выступает…

Снова Маленков, на этот раз — среди пионеров. А вот — он же — с Иосифом Броз-Тито. И рядом — опять же — Берия!

«Нормализация отношения с СФРЮ». Однако… А с Китаем, интересно, как?

А не рассорились! Вон заголовок — «Русский и китаец — братья навек!». Визит маршала Булганина в КНР. Совместные маневры.

Позвольте, позвольте… а где же Хрущев? Куда же запропастился харизматичный и по-детски непосредственный советский лидер? Который, судя по всему — и не лидер вовсе. А вот он… на второй странице — «Н. С. Хрущев выступает на партхозактиве МГК Москвы». Что-то слабовато для лидера… Маленков тут везде… И Берия! Берия здесь, Берия там… Выступает… И что говорит? А вот что…

«… постоянно совершенствовать социалистическую законность, расследовать уголовные дела непредвзято»… кто бы спорил? «Постепенно перевести все фабрики и заводы на хозрасчет», «смелей выдвигать национальные кадры», «не теряя бдительности, изжить наконец шпиономанию, которая очень часто мешает реальному делу», «поднять на новый уровень нефтяную промышленность Закавказья»…

И ни слова — о врагах народа, о вредителях, шпионах!

Это не то время!!!

Снова поползли по лбу капли пота… только на этот раз вовсе не от жары.

Это время — вовсе не прошлое той России, в которой родился и жил Родион! Это какое-то свое, параллельное, время, совершенно иной мир, где Берия — вовсе не расстрелян и никакой не подлец, а в общем-то. вполне вменяемый лидер, зам Маленкова, ну, Маленков сам по себе — не фигура. Фигура — Берия! Свершено иной Берия, не тот, которого знал по гнусным перестроечным статейкам убогий российский обыватель… другой… Настоящий!

И партия, КПСС, похоже, ничего уже в стране не решает. Все — Совет министров — правительство. И еще — вон, ниже — Съезд народных депутатов.

Совершенно иной мир! И СССР в нем — иной. Уже свободный от многих жупелов и, если так можно сказать, — многообещающий.

То-то участковый… То-то с документами так просто прошло! Да уж — от подозрительности избавились. Не все, правда, но…

— Что, зачитался? — вернувшийся председатель грузно уселся на сиденье. — Трогай, в мастерские поедем.

Они обернулись быстро, вернулись в станицу не к утру — к двенадцати. Оставив машину во дворе МТС, Родион пришел домой в самых противоречивых чувствах. Даже есть не хотелось, и усталости никакой не чувствовал… даже не обратил внимание на необычно взволнованную хозяйку.

— Слышь, чего говорю-то?! — нарезая хлеб, повторила Конкордия Андреевна. — Лида, жонка-то твоя, приболела.

— Что?! — наконец-то врубился Рад. — Как так — приболела? Где она?

— Да сиди, сиди… я ей тут, в комнате, постелила — спит! А вечером-то у ней из носу кровь пошла… бывает.

Господи… Только этого еще не хватало!

Кровь!

— Ты уж один пока в сарайчике поспи…

— Так, может, врач?! Врача вызвать.

— Приходила уж фельдшарица. Сказала — покой. А давление у нее, жинки твоей, нормальное и температуры нет — это уж точно, век свободы не видать! Только что-то бледная вся лебедушка сделалась, как вот, полотно.

И все же, несмотря на недомогание, проснулась Хильда рано, зашла в сарай, пошатнулась, едва не упав. Родион подхватил жену на руки:

— Да что ж с тобой такое, милая?

— Сама не знаю, — голос девушки казался бесцветным и слабым. — Словно бы что-то сдавило грудь. И в глазах померкло. Я прилягу на солому, ладно?

— Иди лучше в дом… нет, я тебе отнесу.

— Пустое… Ты обо мне не беспокойся, милый. Ничего! И не через такие беды проходила.

Болото… Срочно проверить болото. Ведь наверняка можно, можно как-то уйти. Черт… еще и болезнь эта. Не было печали.

Болото. Ведь жрец Влекумер их как-то отправил… как теперь выяснилось — не туда. Но ведь отправил же! Волхвовал да заклинанье какое-то произносил… знать бы — какое? И что не спросил, не поинтересовался? Некогда было… Вот так всю жизнь — некогда! Живем себе, как трава растет, все вроде бы чем-то заняты, чем-то таким важным, без чего, кажется, и жить-то нельзя, а на поверку, если присмотреться, остановиться, оглянуться назад — все это якобы важное более таковым уже и не кажется, наоборот даже. То важно, чего когда-то и не замечали вовсе.

— Как вчера съездили? Запчасти привезли? — первое, что спросил Степаныч.

— Да привезли — едва в машину влезли. Надо было на грузовике ехать…

— И съездили бы, да сам знаешь каждый грузовик сейчас на счету. Ладно, хватит болтать, всем — в поле.

В поле, так в поле — куда же еще-то? Родиону нравилось, хоть и тяжело было — нет лучше и благородней труда, чем труд хлебороба! Это не в конторе бумажную пыль глотать.

На току народу прибавилось, не только девчонки, но и парни, подростки из местной школы, видать — на практику. Дела спорились, машины разгружали быстро.

— Эй, Радик, кваску холодного хочешь?

Это Валька все — девка разбитная, справная. Ишь, как глазом васильковым косит, а грудь, грудь-то под платьишком ситцевым так и ходит.

Тьфу ты… И куда только глаза смотрят?

О другом думать надобно.

Ближе к обеду Родион все ж таки улучил момент, подошел на весовой к Сереге:

— Слышь, Серый, номер-то как, отыскал?

— Да, извините-простите — фиг! — раздраженно отмахнулся приятель. — Вчера весь обед в сухомятку — на болотине этой чуть ли не брюхом проползал. Нету нигде номера — как корова языком. Видать, в трясину затянуло, теперь уж не сыщешь. А Степаныч, вишь ты, косится… ох, чую, грядет скоро расплата!

— Каким ты высоким штилем выражаться стал! Ничего, голову-то не срубят, не те времена.

— Это уж точно — не те! — Серега неожиданно повеселел и согласно тряхнул чубом.

— А я сегодня с тобой хотел на болотину съездить, помочь поискать.

— Да ну его, этот номер, к ляду!

— Ты же в самую-то трясину не заезжал… не мог он в трясину-то улететь, не на крыльях. Вместе-то искать веселее. А хлеба бы на току взяли, да сала.

— Да есть у меня и хлеб, и сало! И картошка найдется, и помидорчики… — Парень задумался и, махнув рукой, весело подмигнул. — А, ладно, Родька, поехали! И впрямь — вдвоем-то куда веселее.

Так и сделали, предупредив бригадира, вместо обеда рванули к болоту — по шоссе, потом по грунтовке, по перелеску.

Остановились, приткнули машинки рядом — ЗИС-5 к «газону».

Серега хлопнул дверью, усмехнулся:

— Видел бы нас кто со стороны, сказал бы — ну, точно горилку пить собралися. По-шоферски — дверь в дверь.

— Ла-адно… Ты по той сторонке иди, а я — по этой. В камышах повнимательнее смотри.

— Да смотрел уж.

Ничего интересного осмотр трясины не дал. Номер, конечно, не нашли — да и не могли бы. Родион когда еще его у Влекумера-жреца видел. Интересно, зачем волхву номер? На телегу себе приладить собрался, чтоб гаишники не оштрафовали? А зачем сороке или галке брильянты? Затем и жрецу номер — так просто, вещь непонятная, авось, на амулет потянет.

Нет, не ради номера Радик сюда приехал, но… ничего такого-этакого на болотине не было! Трясина, как трясина — даже сейчас, в жару, опасная, особо не высохшая и тянущаяся, наверное, на километр, а то и больше. А вокруг — лесостепь, ручей журчащий, овраги — в них травы в пояс нескошенные, деревца чахлые. Одно слово — неудобь, ни ягод, ни грибов нет.

— Ого — следы, глянь-ка! Мотоциклетные.

— Ха! Удивил — сюда многие заезжают — машины помыть.

— Серый, а ты говорил, тут вещи старинные находили?

— Да пацанва! Я и сам. Когда мелким был, сюда, на овраги, в войнушку играть захаживал. Ой, мать ругалась!

— А что такое?

— Ась?

— Спрашиваю, чего ругалась-то?

— Да больно уж далеко от станицы, да и трясина… сколько коров поглотила — и вспомнить страшно. Да и людей. У нас ведь тут того, пропадали.

— А новые не появлялись?

— Чего-чего?

— Ну, раз одни пропадали, то, может быть, вместо них другие объявлялись. Ну, чужие.

— Не-а, — усевшись на кочку, рассмеялся Серега. — Никаких других не было. Окромя вот, тебя с супругой. На, держи лук, сейчас сало отрежу… Ты давай, садись, хватит там шастать.

Родион тоже засмеялся: вдруг привиделся, как наяву, жрец Влекумер — страшный, морщинистый, с ожерельем из змеиных голов… и гаечным ключом на десять — номер у раззявы-шофера отвинчивал! Вот он, вредитель-то, вот он — двурушник и наймит! Одно слово — жрец, навий. Явно не социалистического настроя товарищ, нет! И куда только участковый смотрит? Да-а… а чем черт не шутит, может, Влекумер тоже пробирался сюда, в этот вот мир? Раз уж сумел их с Хильдой отправить. Кто знает? Может, и так? А раз так, то…

— Эй! Ты чего ржешь-то?

— Не обижайся. А сало у тебя вкусное, ум-м!

— Еще б! Матушка засаливала. Эх, хорошо сидим, Радька… еще б горилки! Ничо, вот страду закончим, я тебе скажу, у кого лучше горилку брать для проставы.

— Ага, вот вернется участковый, да скажет, что я — американский шпион.

— А ты что, американский язык знаешь?

— Американский?! Н-нет.

— Ну, вот. Какой же тогда ты шпион? А участкового не бойся, он то будет делать, что ему Кузьмич со Степанычем скажут. А ты у них пока в передовиках. Так и держись! Да и вообще, в колхозе у нас оставайся, не всегда тут такой аврал, бывает и весело. Увидишь еще. Ух, завалим с тобой в клуб на танцы… извините-простите!

— Водички ты не прихватил?

— Прихватил. Лови фляжку.

— Хороша… Серый, ты говорил, будто тут ребятишки играются?

— Да сейчас уже меньше — велосипеды у них теперь, в школе кружки всякие, в клуб кино каждую неделю привозят — зачем им сюда шляться? Теперь редко кто. А что ты спросил-то?

— Думаю, а может, кто из ребят номер твой отыскал?

— Хм… — Серега сдвинул на затылок кепку и покачал головой. — Не, это навряд ли. Нашли б, так на МТС приволокли… хотя могли и не приволочь, кто их знает? А ты, Радь, хорошую идею подал! Обязательно у пацанвы спрошу.

— Еще спроси — не видали ль они тут кого-нибудь? Номер-то твой могли и жестянщику сдать. Есть такие люди — собирают всякую дрянь.

— Знаю — старьевщики. До войны все в городах ходили, «ста-арье-берем!», а с войны — где их только нету. Эти — точно могли. Эх, коли так, плакал мой номер.

— Ничего, другой получишь… или этот можно восстановить.

— Да можно. Прости-извини, обидно только, когда тебя ни за что ни про что растяпой кличут!

Родион поспешно спрятал улыбку — да уж, действительно — «ни за что, ни про что».

— С Митькой Стрелой поговорю, я его сегодня у нас на току видел, — поднявшись на ноги, Серега выбросил мусор в кусты и тщательно вымыл руки в болотной — с темной торфяной водицей — луже.

— Что за Митька Стрела? — насторожился Радик.

— Да есть тут один… Тоже вот, года два назад все сюда, на болотину да в овраги хаживал — целая шобла у них была, в повстанцев играли. Так его тогда стрелой и пронзило, в руку, в предплечье — навылет. И, что интересно — стрела-то чужая, не наша. Лапиков всех пацанов к себе перетягал на дознание — молчали, как проклятые. Мол, извините-простите, дяденька участковый, а только не знаем мы, чья стрела, откель прилетела! Не мы стреляли — и все тут! Главное — и раненый-то, Митька, тоже ничего толком не смог показать. Так, с той поры Стрелой его и прозвали.

— Но ты у него спроси.

— Спрошу, конечно.

Митьку Стрелу Родион вызвал на беседу, проявив хитрость. Уже в конце рабочего дня подкатив на ток, заглушил двигатель, капот откинул — у ЗИСа движок с боковин открывался. Постоял, делая вид, что копается — сам же скинул ремень… обернулся — как раз с тока все к навесу шли, к лозунгам — итоги дня подводить, комсорг школьной бригады — как бишь его? — уже на картофельный ящик взобрался.

— Ну, что ж, я думаю, начнем, товарищи комсомольцы… ну и несоюзная молодежь тоже к нам присоединится. Итак… Сначала о текущем моменте…

— Эй, — Радик ухватил за руку пробегавшую мимо припозднившуюся девчонку. — Митька Стрела — который?

— А вон, слева, темненький, в майке линялой.

— Да вы тут все в линялых майках… Тот высокий, да?

— Да, да, длинный.

Чуть выждав, молодой человек подошел ближе…

— Эй, пацан.

Митька Стрела обернулся, жигнул глазами.

— Движок немножко чиню. Ремень подержишь? — ухмыльнулся Радик.

Еще бы!!!

Техника для пацана — первое дело!

— Ага… Конечно же подержу, идемте…

— Вон тут вставай, смелее… Ага… держи теперь… Молоток… та-ак… Тебя, кстати, Серега-шофер искал чего-то.

— Нашел уже. Не видал я его номера, честное комсомольское, не видал! А видал бы — на МТС отнес бы сразу, я ведь не какой-нибудь.

— Хорошо, хорошо, верю. А никого, случайно, на болотине той не видел. Ну, типа — не пацанов, а взрослых.

— Не, не видел. Да я и не хожу уж туда давно — вырос, игрищами детскими не балую.

— Быва-алый. Сейчас крепче держи… Так-так никого и не видал? А раньше?

— Да и раньше. Хотя…

Так!

Родион насторожился:

— Ну, давай, давай, рассказывай — интересно просто.

— Так я уж и рассказывал вот, участковому нашему, и ребятам. Ну, когда про стрелу. Из болота она прилетел — с самой середины, ну, будто из воздуха.

— Там же трясина непроходимая!

Парнишка вздохнул:

— Вот и я про то. А еще я там бабку видел, как раз тогда и видел… только она ж в меня стрелой — никак не могла!

— Что за бабка?

— Старая, не с нашей станицы, она часто травы всякие собирает… — Митька вдруг замолк, так, что стал хорошо слышен напористый голос комсорга, а потом продолжил уже куда тише: — Я, конечно, комсомолец, в Бога и всякую чертовщину не верю, но… Про бабку ту говорят, будто она колдунья.

— Колдунья? Защелку тут подержи… Все, отпускай.

— Ну, говорят так.

Мальчишка уже явно тяготился беседой, и Радик махнул рукой:

— Ладно, спасибо за помощь.

— Не за что!

— Как хоть эту колдунью зовут.

— Да не знаю я. Из соседней станицы она, из Красноперовки. Колхоз имени Тельмана.

«Несоюзная молодежь» — по пути домой Родиону вспомнилась эта корявая фаза, может быть, потому что он сам и был сейчас «несоюзным». Да и вообще, все гендерные термины, по его разумению, выглядели довольно абстрактно, так же, как и понятие «классы». Вот, что общего между четырнадцатилетним ребенком, полностью зависящим от родителей, и двадцатисемилетним кандидатом наук? Абсолютно ничего! А их обоих обзывают одним словом — «молодежь». Зачем вообще это слово? Запутать все?

Несмотря на позднее время, в доме бабки Конкордии горел свет, сквозь неплотно закрытую дверь падал на посыпанную песком дорожку тоненький светлый лучик. Слышались голоса — в доме явно кто-то был, не с Хильдой же разговаривала хозяйка…

Кашлянув, молодой человек толкнул дверь и застыл на пороге — в нос ударил сильный запах лекарств. Пахло нашатырным спиртом, карболкой, йодом, еще чем-то таким специфическим, медицинским и вызывающим у обычного человека стойкую неприязнь.

— Здравствуйте, Агриппина Петровна, — войдя, Родион кивнул фельдшеру — не первой молодости женщине с завитыми в «мелкий бес» волосами и губками-бантиками, накрашенными помадой такого насыщенного ярко-красного цвета, которому позавидовал бы и Матисс. Назвать бы эту помаду «кровь коммунара» — отличный бы вышел товарный бренд!

Спрятав неуместную улыбку, юноша осторожно присел на табурет и тихо спросил:

— Опять?

— Ох, милай, — покачала головой Конкордия Андреевна. — Опять женушке твоей плохо стало — едва не упала. Она у тебя не беременна часом, а?

— Нет, не беременна, — аккуратно складывая в жестяной чемоданчик с красным крестом шприц и лекарства, отозвалась фельдшерица. — Очень сильная дистония, только вот в толк не возьму — с чего? Ей бы в город, к доктору. Давайте, направление выпишу.

— Так ведь документов-то у них нету, украли, — снова посетовала хозяйка. — А без документов как же ты выпишешь, Агриппина?

— Да, без документов никак. Ей молоко нужно пить, парное.

— Молоко сыщем, у Авдотьи, соседки, коровенка есть и коза. Какое лучше-то?

— Тогда уж лучше козье. И, как отлежится чуть, пусть на воздухе больше будет.

— Она и так, почитай, все время на воздухе.

Провожая фельдшера, Родион вышел на крыльцо, постоял… Вздохнул — Хильда опять спала в доме.

— Да не переживай ты так, хлопче, — сквозь открытую дверь посочувствовала Конкордия. — Давай-ка вот лучше по рюмашке хлопнем. Да не бойся, на работу не проспишь! Разбужу, век свободы не видать, как муж мой, покойничек, выражался.

— А, — подумав, юноша махнул рукой. — Давайте.

Уселся за стол, чокнулся с бабкой. Намахнул, черствым хлебцем занюхал, пригорюнился:

— Дни напролет ее не вижу. Ухожу — в рань, прихожу в темень.

— Да, к доктору б жинке твоей не мешало. Ну, здесь-то уж недолго вам. Поди, у себя там покажетесь. А молочка мы найдем, не сомневайся — отпоим. Ну, еще по одной.

Родион молча кивнул и, снова выпив, спросил:

— А вот, говорят, в колхозе имени Тельмана одна бабка есть…

— А-а-а! — Конкордия вдруг всплеснула руками. — Вон ты про кого! Да, есть такая — Селестиной зовут, а иные… — здесь хозяйка понизила голос, — …еще добавляют — ведьма!

— Что, правда — ведьма?

— Ведьма не ведьма, а травы да заговоры знает. Господи, и что ж это я, дура старая, сразу-то про нее не вспомнила? Она и живет тут, недалеко, в Красноперовке, Селестина-то, последняя околицы хата, многие стороной обходят — боятся, как же — колдунья! И чего только не говорят!

— А что говорят? — живо заинтересовался Радик.

— Да разное, — собеседница отмахнулась и, зачем-то оглянувшись, посмотрела в окно. Видать, колдовская тема была ей не очень-то приятна.

— Все, спать пора, поздно уж.

Молодой человек хитро прищурился:

— И что, даже по третьей не выпьем?

Конечно, выпили — уж не отказала бабка. А под это дело и все деревенские сплетни поведала — о том, кого ведьма Селестина заговорила, кому приворотное зелье дала, а от кого, наоборот, мужиков отвадила.

— А еще соседка моя, бабка Авдотья, видала, как ведовка на метле летала. Летала, летала, век свободы не видать! Вылетела, мол, через трубу — вжик!

— На метле?

— Ну, это, поди, врет Авдотья-то. Зачем Селестине на метле ездить, у нее и так транспорт есть дюже быстрый. Ладно, схожу завтра к ней.

Эту ночь, упросив бабку, молодой человек провел возле любимой — спал на полу, прислушиваясь к дыханию супруги, слабому, едва слышному. Ну, так и правильно, с чего бы это юной женщине дышать, как паровоз? Нет, бывают, конечно, случаи…

Рано утром, осторожно поцеловав спящую, Родион ушел на работу, на обед же, уведомив бригадира, заехал домой — проведать Хильду. Та все так и лежала, бледная, как выбеленный на солнце холст, и, похоже, не просыпалась.

— Да нет, вставала уже, — шепотом пояснила хозяйка. — Только не ела ничего, даже чаю не попила. Ничего, ничего — вот прямо сейчас и схожу к Селестине.

— Так давайте, я вас подвезу — быстрей будет.

— А вот от этого не откажусь. Уж, сделай милость. Хоть и не далеко, а все ж…

Расположенная на окраине станицы выбеленная хата бабки Селестины ничем не напоминал жилище ведьмы, скорее даже наоборот — чистенькая выбеленная хата с синими ставнями, вишневый садик с беседкою, антенна на крыше.

— Это что же, колдунья телевизор смотрит? — искренне удивился Рад.

— А что ж ты думал? Она у нас вообще личность известная. Ладно, пошла…

— Тетушка Конкордия, а вы б с ней на поздний вечер договорились, а? Ну, чтоб и я при том присутствовал.

— Попробую, — обернувшись, кивнула хозяйка. — Сам понимаешь, не от моего хотения зависит тут. Как Селестина — сможет ли? Да и вообще — вдруг откажет? Ладно, ладно, не журись, хлопче! Уж мне-то отказать не должна, как-никак, когда-то вместе в конторе работали.

Весь день для Родиона прошел, словно в тумане, руки словно сами собой держались за раскалившийся от зноя руль, сами собой двигали рычаги, дорога казалась желтой туманной рекой, а встречные машины — вынырнувшими из того же тумана мороками. Молодой человек едва дождался вечера и, тут же поставив машину, смылся домой, проигнорировав очередное собрание. Хотя комсорг и зазывал «несоюзную молодежь», и очень даже настойчиво.

Еще издали молодой человек заметил струящийся в саду свет — тетка Конкордия ввернула-таки над крыльцом электролампочку, видать — для-ради визита ведьмы. Сговорилась все-таки.

Впрочем… Радик даже присвистнул от удивления: на обочине, возле калитки, тускло поблескивал мотоцикл — тяжелый трофейный BMW!

Участковый?!

Раньше срока явился?

Если так — надо выручать Хильду, вообще — что-то срочно придумывать надо.

Осторожно подкравшись к дому, юноша заглянул в окно… И увидел сидевшую за столом Хильду. Юная женщина выглядела, конечно, осунувшейся, но, как ни странно — веселой. И глаза ее — темно-голубые, как бездонное море, как океан, глаза — сияли!

Ну, не от встречи же с участковым уполномоченным?

Больше не думая, Родион взбежал по крыльцу.

— О! — обернулась сидевшая за столом тетка Конкордия. — А вот и муженек твой явился — не запылился. Ну, садись, садись, погляди на женушку. Ишь, как лучится вся!

— Это вы чего тут, в карты играете? — молодой человек только сейчас заметил лежащую на столе колоду и игральные карты в руках тетки Конкордии, Хильды и… и еще какой-то женщины, худощавой, седой, в старорежимном пенсне на длинном тонком носу… между прочим — в брючном костюме!

— Не бойся, не на деньги, на щелбаны! — засмеялась хозяйка. — Вот, знакомься, это — Селестина Ива новна.

— Здрасьте, — озадаченно моргнул Родион.

— Бон суар, — ведьма почему-то поздоровалась по-французки и, поправив пенсе, пригласила: — Садитесь, молодой человек, с нами играть. Прошу, силь ву пле!

Взяв стоявший у стены колченогий стул, юноша уселся возле супруги и, не удержался, чмокнул любимую в щеку. А, похоже, ведьму-то не зря позвали! Ишь как Хильда-то…

— В преферанс, молодой человек, когда-нибудь игрывали?

— Ну, конечно! Правда, только с компьютером.

— Странное у вашего дружка имечко. Ладно. Конкордия, сдавай, тре вит — побыстрее! Кстати, — колдунья посмотрела поверх пенсне на Радика. — Как там мой мотоциклет? Не угнали еще?

— Стоит. Так это ваш?

— Уи, мон шер.

— И вы это… французский знаете? — совсем уж изумился молодой человек.

— А почему бы мне его не знать? Я, между прочим, в Сорбонне училась, давно, до войны еще… до той, первой, империалистической, как у нас принято называть. О, золотое время — бель эпок! С Клемансо была знакома… милый такой старичок, мон ами Жорж. Да и я была другой — тре жен э тре жоли — очень юной и милашкой. Да-да, молодой человек, что вы так недоверчиво смотрите?

— Да я ничего. А мотоцикл у вас неплохой.

— Мотор вот что-то чихать стал, — вдруг озаботилась ведьма. — Думаю — карбюратор. Вы завтра не глянете? Шофер все-таки, должны бы и в мотоциклетках разбираться. Ну, давайте, давайте, Лидочка, ваш ход!

— Обязательно загляну, — тут же заверил Радик. — Вот, прямо во время обеда и заеду. Часов в двенадцать — устроит?

— Буду ждать, мон шер. Дом-том мой знаете?

— Да знает, — махнула рукой тетка Конкордия. — Ой… бляха ты муха… Одна масть! Чую, Селестина, надают нам щелбанов нынче!

Эту ночь супруги провели в сарае. Хильда, конечно, выглядела исхудавшей, что ничуть не мешало ей проявить самую пылкую страсть. Сама же первой и начала, Родион все ж осторожничал — мало ли, как там у супруги со здоровьем? Ан нет… Юная женушка прилегла рядом, погладила по груди, потерлась щекою, пожаловалась:

— Я соскучилась…

И, быстро вскочив на ноги, сбросила с себя ночную рубашку — смешную, длинную…

Ай да Селестина, ай да ведьма! Ну, ведь вылечила же! Подняла на ноги. Какие там, к черту, доктора? Не годятся и в подметки… Кстати, там на болоте, мотоциклетный след — не ее ли?

Бригадир, да и Федот Степаныч знали уже, что молодая жена Родиона малость прихворнула, а потому отпустили парня на обед пораньше, не сказав ни слова.

Оставив ЗИС на обочине, молодой человек прошел через сад и, покосившись на BMW, вежливо постучал в дверь.

— И чего вы барабаните? Там же звонок есть.

Действительно — есть, вон — кнопка. А Рад как-то и не заметил.

— Здравствуйте, Селестина Ивановна!

— А, Родион… Подождите секундочку, сейчас я выйду. Присаживайтесь вон, в беседке, на лавочку.

Молодой человек так и сделал, хотя брался первым делом посмотреть мотоцикл — времени-то было не так уж и много. Но раз уж хозяйка сказала…

Усевшись в красивую резную беседку, небольшую, но очень уютную, молодой человек положил руки на стол в ожидании ведьмы, которая долго себя ждать не заставила, явилась — в длинном черном платье, с самоваром в руках.

— Чашки с полочки достаньте, мон шер амиии.

— Селестина Ивановна, мотоцикл бы сперва глянуть.

— А что на него глядеть? В порядке все с мотоциклом, — поставив самовар на стол, колдунья поправила сползшее на самый кончик носа пенсне. — Работает как часы. Я ведь не для ремонта вас позвала — для разговора. С глазу на глаз чтоб… Да и вы — я вижу — того же хотите, ведь так?

— Так, — отрывисто кивнул гость. — Можете меня на «ты» называть, так проще.

— Как скажете… скажешь. Ты чай-то пей — вкусный, на семи травах заваренный.

— Спасибо. Спасибо вам за Хи… за Лиду спасибо.

— Спасибо после будешь говорить — я ж ничего еще не сделала, — поставив чашку на стол, Селестина Ивановна взглянула на собеседника требовательно и жестко, совсем как Лаврентий Берия с висевшего в кабинете участкового портрета.

— Дня два-три, много — пять, невесте твоей жить осталось, — негромко произнесла ведьма.

Родион выронил чашку с недопитым чаем:

— Что?!

— И тебе — немногим больше.

— Но… но почему?

— Ты сам прекрасно знаешь, — собеседница прищурилась и стала еще больше походить на всесильного министра внутренних дел. — Вы оба — ты и твоя жена — здесь чужаки. Не наши! Из другого мира явились, ведь так?

— Ну, так… — нехотя признался Радик.

— Я это сразу почувствовала, когда Хильду-Лиду твою увидала… и потом — тебя. Вы — чужаки и не должны быть здесь, наш мир вас выталкивает, отторгает. Оттого все.

— Вы сказали — выталкивает. А не может вытолкнуть туда, откуда мы явились? Было бы здорово!

— Еще б не здорово, — согласилась ведьма. — Только вот невозможно это.

— Да как же невозможно! — волнуясь, выкрикнул Родион. — Ведь мы же оттуда пришли, прошли как-то. Почему же нельзя обратно?

— Теоретически, может, и можно, — собеседница снова кивнула, едва не потеряв пенсне. — Только я вот не знаю — как. Нет, про Чертово болото я знаю, но никогда не пробовала пройти, не пыталась даже.

Гостю вдруг показалось, что эти слова ведьмы слишком уж противоречили ее предыдущему заявлению: то не знает, то знает, но не пыталась.

— Так-таки не знаете? Живя у такого места… За столько лет.

— Настойчивый ты, мон шер, — нехорошо улыбнулась старуха. — На откровенность меня вытягиваешь? Что ж, не хотела говорить, но…

Она сейчас стала еще больше походить на Берию, не на настоящего Берию, а на того карикатурного монстра, садиста и сластолюбца, что рисовали слабому на голову обывателю желтые перестроечные газеты. Это пенсне, тонкие, сурово сжатые губы, злой безжалостный взгляд.

— Не хотела говорить, померли б вы и что? Но, если уберетесь подобру-поздорову — это тоже неплохо, даже лучше еще. Только — хлопотно.

— Да что нам эти хлопоты!

— Кровь нужна. Твоя — чтоб женушке жизнь продлить, хоть на неделю.

— Всю забирайте!

— И еще — чужая. Это чтобы попытаться уйти.

— Как это — чужая? — гость вскинул глаза.

— А так! Ты должен принести в жертву двух человек, — строго сказала колдунья. — Одного — за себя, другого — за женушку.

— А без крови?

— Без крови — ничего не выйдет! В этом деле так — жизнь за жизнь, смерть за смерть. Так, и только так!

— Но ведь вы же сказали, что не пробовали, что точно не знаете!

— Увы, как видишь — кое-что все-таки знаю. Просто не хотела говорить. Убьете на болоте двоих — быть может, уйдете.

— Быть может?!

— Заклинания я тебе дам хоть сейчас. И кровь… кровь возьму, не бойся, немного… солью в крынку для заговора. Уж постараюсь, и женушка твоя, и ты дней десять протянете, а потом — не взыщи. Что смогла — я для вас сделала.

— Спасибо и на этом, — мрачно пробурчал гость. — Кровь сейчас забирать будете?

— Да.

— Заклинания не забудьте. И это… можно еще вопрос?

— Спрашивай. Для того и пришел.

— Вот мы сюда попали, отправили нас. Без всякой крови все обошлось!

— Да что ты! — ведьма скептически хмыкнула и ухмыльнулась. — Вас кто отправлял — колдун?

— Жрец. Навий.

— Это он вам сказал, что без жертв?

— Хм… — молодой человек задумчиво почесал голову. — Честно сказать, я и не спрашивал. Но мы ничего такого не видели — точно!

— Не видели, не значит — не было, — вполне резонно возразила колдунья. — Женушку свою спроси — думаю, она больше знает.

— Спрошу, — Родион тряхнул челкой. — Но ведь я… когда первый раз, просто провалился в болото, уж там-то точно никаких жертв не было! Чисто случайность.

— Случайность — есть осознанная необходимость. Никаких флуктуаций без человеческой крови не будет — о том в древних книгах сказано, я их, кстати, читала… там, в Париже еще. Вообще, страшное это дело, опасное. Для всех людей опасное, для всех наций. Вот и война началась, первая, не с бухты-барахты, тоже вот из-за таких, как ты… Кто-то проник… захотел крови.

— Ну уж вы скажете — война! Там же целый комплекс причин.

— И главное — ее очень хотели. И подталкивали. А про первый раз… опять же, ты из своего мира исчез и ничего больше не видел. В болото, говоришь, провалился? Один? Ну-ну… Уверен, что больше никаких жертв не было?

— Не уверен, — честно признался юноша.

И в самом деле, тогда, на ночном ориентировании, не только он один мог путь срезать — туристы народ ухватистый, хитрый.

— Ну, вот и подумай, — напутствовала на прощание колдунья. — А за заклинанием завтра зайдешь — напишу уж по памяти. Не сомневайся, подействует — была бы кровушка алая.

Находясь в самых расстроенных чувствах, Родион свернул на ведущую к полевому стану грунтовку. Да, называется — поговорили. Узнал, что надо. Лучше б не знал! Десять дней им с Хильдой жить осталось? Кровь нужна. Целых два трупа! А может, врет все старуха? А, если не врет? Десять дней — максимум. Что ж. Хильду только жалко. Но — убивать людей, приносить на болоте в жертву — да еще неизвестно, подействует, или нет? Пятьдесят на пятьдесят. Лотерея. Кровавая лотерея смерти!

Тьфу ты, черт! И откуда он взялся?

Молодой человек в последний момент успел тормознуть, едва не сбив выскочившего на обочину подростка. Затормозил, заглушив двигатель, выскочил рассерженный из кабины:

— Вот сейчас кому-то уши-то оборву! Ты что так, как заяц, на дорогу выскакиваешь?

— Да не выскочил я! — пацан даже не пытался убежать. — Просто шел себе и шел. Это ты, как угорелый несся… Ой! Здорово!

— Привет!

Родион тоже узнал парнишку — тощий, длинный, в линялой майке — Митька Стрела. Тот самый, подраненный. Стрелой из прошлого, между прочим! Откуда ж еще?

— Ну, садись, подвезу.

Обрадованно кивнув, Митька забрался в кабину:

— Ох, ну и жара тут!

— А ты думал — курорт?

Запустив двигатель, молодой человек прибавил скорость и покатил к току.

— А ГАЗ-то помягче ходит, — осторожно заметил пацан.

Родин хохотнул:

— Ишь ты — помягче. Еще б не помягче — ЗИС-то этот до войны еще выпущен. Или в войну.

— В войну. Немцы их рус-фанер называли. Кабина-то деревянная.

— Еще скажи — и бампера переднего нет, — обиделся за машину Радик. — Ходи тогда пешком, привереда.

Скосив глаза, он заметил на левом предплечье парнишки белесый шрам.

— Это тебя стрелой?

— Стрелой, — Митька покладисто кивнул. — Я ж рассказывал.

— Так, говоришь, прямо с середины болотины стрела прилетела?

— Ну, так. Я левым боком к болоту стоял. Или сидел.

— Вот видишь — не помнишь.

— Да помню я все, — отмахнулся парнишка. — Только не верит никто.

— А стрела-то где? На память себе оставил?

— Оставил. Но вначале в музей краеведческий отнес, да там не взяли, сказали — нам только старинные вещи нужны, а эта — видно сразу — новая.

— Хм… новая?

Новая… может быть, кто-то из Радомировых родичей ее и сладил, может, Истр или Тужир даже… Стрела. Прилетела…

Родион снова резко затормозил, так, что его юный пассажир едва не стукнулся лбом о лобовое стекло.

— Что? Опять чуть кого-то не сбили?

— Да нет. Просто, забыл кое-что дома. Ты дальше пешком, ладно? А я назад — обернусь быстро.

— Ладно, — выскочив из кабины, Митька махнул рукой и зашагал по шоссе к видневшейся невдалеке весовой будке.

Не теряя времени даром, молодой человек быстро развернул ЗИС и, приветственно мигнув фарами попавшемуся навстречу Серегиному «газону», свернул к Красноперовке.

Слава богу, ведьма еще была дома.

— Ты чего приехал-то? За заклинанием еще рано, сказала же — завтра заезжай.

— Не в заклинании дело, Селестина Ивановна. В стреле.

— В какой еще стреле? — колдунья удивленно моргнула.

— В обычной… то есть не в совсем обычной. Короче, есть тут такой Митька, паренек лет четырнадцати, так его два года назад на болотине стрелою…

— А, вон ты про что, — догадалась ведьма. — Про стрелу. Слыхала я про тот случай. Да и — можно сказать — присутствовала, коренья да травы разные как раз у болотины собирала. Видала и стрелу. Не наша!

— Так, оттуда, значит, стрела-то?

— Выходит, так. Оттуда.

Родион нервно потер ладони:

— Что же, получается, стреле проникать можно, безо всякой крови, а нам с Хи… с Лидой — нельзя?

— Уж ты и сравнил, — Селестина Ивановна задумалась, уселась на лавку.

— Уверен, стрела эта чисто случайно из прошлого к нам залетела, — подначил молодой человек. — Никто ее специально не посылал, просто сложилось так. И, говорят, тут еще много вещей из прошлого находили?

— Да были, — отмахнулась ведьма. — Помолчи, не мешай думать. Да-а. Мечи находили, точней — только то, что от них осталось, древние… а вот стрелы, стрелы новые были. И одно копье. Та-ак… Массу на скорость… плюс плотность среды… Вы-то ведь не стрелы!

— А какая разница? Те ведь тоже — чужеродные.

— Подожди, подожди, скорость высчитаю.

— Да я уже по дороге высчитал — шестьдесят километров в час примерно. Ну — семьдесят. Так что, если какую-нибудь баллисту-катапульту сладить… или, нет! Эврика! — радостно вытаращив глаза, Родион с силой хлопнул себя по лбу. — Скорость-то невелика! Обычная скорость…

— Мотоциклет свой для экспериментов не дам! — тут же прикинув, что к чему, сурово заявила старуха. — Утопите в болотине, как пить-дать, я потом на чем буду ездить, на метле, что ли?

— Да уж ладно — мотоциклет, — усмехнувшись, успокоил юноша. — Что, в МТС машин мало?

— Ой, убьет меня Степаныч, точно! — ведьма испуганно заморгала. — Коль узнает, что я к порче техники причастна. Хоть и не прежние времена, а вредительство запросто пришить могут. Оно мне надо?

— Да ничего от вас не надо. Заклинание только. Да и что они вам пришьют-то? Напишут в органы заявлении, мол, гражданка Селестина Ивановна путем черного колдовства в отдельно взятой МТС транспортный коллапс вызвала, так, что ли?

— Да, мон шер, — успокоившись, согласилась ведьма. — Довольно смешно получается.

— Довольно грустно будет, если вы нам с заклинанием не поможете!

— Да помогу. Сказала уже! Завтра все, завтра.

— И это… это заклинание точно поможет уйти?

— Поможет! Даст бог, уйдете. Только вот куда — никто не знает.

Веселенькое дело. Ну, что ж — придется рискнуть.

— Да, вот еще что давно сказать хотела, — колдунья задумчиво взглянула на Родиона. — Ты про волшебный венец что-нибудь когда-нибудь слышал?

— Венец? Нет, не слыхал. А что?

— Легенды такие ходили — про корону бургундов и бургундскую же спящую деву. В Париже в конце прошлого века книжка вышла, автор Шарль… Шарль… Тьфу-ты! Фамилию-то запамятовала.

— Так никакая жена моя не бургундка.

— А-а-а… — старуха махнула рукой. — Ну, это я так…

А матушка-то Хильды как раз из бургундов была. И — не простой крестьянкой. Хильда как-то рассказывала, так, вскользь — сама мало что понимала — да Рад внимания не обратил. Как и теперь вот — на корону бургундскую.

Вечером, в сарае, Родион тщательно выспросил супругу о том, что делал жрец Влекумер во время их перехода.

— Во время чего?

— Ну, когда мы на болото пришли, помнишь?

— Да помню, несколько дней и прошло, а сейчас кажется, будто полжизни!

— Вот и мне тоже. Так что там Влекумер делал?

— Он же перед нами ушел, забыл, что ли? А потом, как мы явились, костер жег да заклинания начал читать.

— Да, гундосил что-то. А он один тогда на болота ушел, не знаешь?

— Не один, двух отроков взял, рабов — они ему снадобья все несли да котлы.

— А потом куда эти отроки делись?

— А вот уж этого я не заметила. Мы ж, как пришли, так сразу и вышли… уже вот здесь.

— Да-а, — тихо протянул Радик. — Значит, были все-таки трупы. Права Селестина, права.

— Я вот еще что вспомнила, — задумчиво произнесла Хильда.

— Ну-ну?

— Влекумер-навий огонь в костре раздувал дощечкой черненькой с буквицами белыми… ну, такая дощечка у тебя на повозке теперь.

— А! Понятно — номер. Ха! То-то его Серега «Извини-прости» ищет — не сыщет. Ты как себя чувствуешь, милая?

— Как после болезни тяжкой, — опустив густые ресницы, призналась юная женщина. — Слабость везде. Хотя лучше уже намного, чем в те дни.

— Ничего, — прижимая к себе жену, Родион улыбнулся. — Скоро нам всем хорошо будет. А что — попытка не пытка?

— Ты это о чем?

— Скоро узнаешь.

На следующий день, в обед, молодой человек отправился на болото и хорошенько там все осмотрел, прикинул. Посчитал что-то в уме, сел на подножку верного ЗИСа, задумался. Ну, никак нужная скорость не получалась. Если на ЗИСе, да и на «газоне» даже. Грузовик, он и есть грузовик, а не гоночная машина — фиг тут, на этом участке, разгонится, просто места не хватит. От шоссе к трясине повертка недлинная, а девяностоградусный поворот на скорости не пролетишь, как ни старайся. Вернее — пролетишь… в кювет вверх тормашками!

На грузовике — да-а. Вот если б ведьмин мотоциклет! Или… или — директорская «Победа»!

Крякнув, молодой человек несколько смущенно тряхнул головой — во, замахнулся! На святое. «Победу» задумал угнать… тогда уж мотоцикл лучше… нет, мотоцикл не получится — вдруг озлится колдунья? Пустит вдогонку какой-нибудь наговор, уж точно — никуда потом не денешься, не прорвешься, а если и прорвешься — так не туда. Нет уж, ведьму понапрасну злить нечего.

Та-ак… у кого тут еще подходящий транспорт имеется? В МТС многие ремонтировались, это даже несколько дней проработавший Родион знал. Итак, что имелось-то? В колхозе «Светлый путь» председательский «виллис». Сколько ему годков-то? А десятка полтора, как ни крути.

Да и водила там тот еще фрукт, машина наверняка убита уже давно напрочь, тем более, на текущий момент — сломана.

Что еще в колхозе? Да ничего — в МТС вся техника, колхозам в аренду вместе с водителями дается — в лизинг. Легковые есть, конечно, но только у председателей… Да! У участкового уполномоченного мотоцикл! Тоже BMW… или «Ковровец». Нет, с коляской — значит, BMW, трофейный… или Иж. Только он в председательском гараже на замок заперт. А какой из Родиона взломщик? Никакой. Да и сторож там. Пролет с мотоциклами. А если — у местных парней? Не смешите старые тапочки, не так уж еще зажиточно советские люди жили, чтоб каждый сопленосый молокосос мотоцикл имел. Мопедов — и тех еще не было.

В колхозе имени Тельмана что? У председателя… черт его знает, а вот у главного агронома — трофейный «Опель», двухдверный «Опель-кадет», с которого «четырехсотый» «Москвич» слизан. «Опель» подойдет, точно! Агроном позавчера только на МТС заезжал — подвеску поправить. И оставляет он авто, скорее всего, у дома, и дверцы, конечно, открыты — здесь, в деревнях, и дома-то отродясь не запирали, да по всей России так.

Значит, «Опель»…

Ха! А у зоотехника из колхоза имени Восемнадцатого партсъезда? Не у него ли легковой «Хорьх», тоже, конечно, трофейный?! Немецкая техника — шикарная вещь, кабриолет к тому же. Садись да езжай!

Радик даже обрадовался: ишь, как все славно выходит — немного подумал, а уже две подходящие тачки намастырил!

Ага!!! Как же он про директора семилетки-то позабыл? Новенький, недавно выигранный по облигациям «Москвич», сверкающий свеженьким светло-зеленым лаком! Тоже вполне подходящая штука.

Так что есть, есть на чем рвануть при случае… и случай этот надо уже в самое ближайшее время устроить, чего бы это ни стоило! А сейчас… прямо вот сейчас… и подложить соломки. Так, на всякий случай — мало ли? А вдруг — не повезет, и со всей дури — в трясину?! Машина, конечно, не сразу затонет, другой вопрос — выбраться-то из нее как? Никаких тропок да гатей в болотине нет.

Молодой человек задумчиво оглядел прилегающий к болотцу лесочек… оглядел — и улыбнулся. Ну, слава тебе, Господи — те две сушины как раз подходящие — свалить, почти до середины болота достанут, до самой трясины. Вот, по ним, если что — и выбраться. А там уж опять трясти колдунью.

Родион и откладывать ничего не стал — вытащил из-под сиденья топорик, гимнастерочку — Конкордии тетки подарок — скинул. Эх! Раззудись плечо!

Не долго и рубил, правда, вспотел, но то от жары больше. Оба деревца упали как надо. Теперь во-он туда, к их вершинам — и машину направить. А вот здесь, где болотина начинается — из глины нечто вроде трамплинчика сделать. Чтоб наехать с разгона, и… Белокрылою чайкою!

— Эй, Радик!

Выглянув из окна машины — как раз разгружался — Родион увидал у весовой бежевую «Победу» и стоявшего рядом с нею директора МТС.

— Что, Федот Степаныч?

— Подойди-ка.

Директор выглядел как-то необычно смущенно и также смущенно мял в руках кепку.

— Ты это… закончи сегодня пораньше. Вот еще рейс сделай — и шабаш.

— А что? Случилось что-то?

— Понимаешь, участковый с тобой поговорить хочет. Что-то там не срослося с запросами. Да ты не журись, разберемся! Я сам как раз туда, в правление, еду, заодно и тебя захвачу.

— Хорошо, Федот Степаныч. Участковый вернулся уже, что ли?

— Да уж вернулся. Раньше обещанного прилетел — служака он добрый.

Та-ак… И что теперь? Кто поручится, что он, Родион, вообще из милицейского кабинета выйдет? То есть, конечно, выйдет, но уже в наручниках. Значит, нужно вообще до кабинета не доходить. Но грузовик все ж таки поставить, к чему лишние подозрения раньше времени вызывать? Тем более, дорога тут в станицу одна — если что, никуда и не денешься.

Послушно совершив еще один рейс, молодой человек загнал ЗИС на просторный двор машинно-тракторной станции — от «Победы» уже махал рукой директор.

— Ну, заждался уже. Давай скорей — мне из-за тебя на межколхозное совещание опаздывать неохота.

— Да я б и пешком, Федот Степаныч.

— Сказано же — подвезу! Садись быстрее, пассажиром поезди!

Директор тронул машину, едва только Родион успел захлопнуть дверцу. Ехали молча — да и что тут было ехать-то? Километров пять с гаком.

— Ну, ни пуха, — бросив машину у правления, директор и сам выбрался из салона… естественно — оставив в замке зажигания ключ.

Не имели тогда советские колхозники такой дико буржуазной привычки — ключи от машин с собой по карманам таскать! Хорошо жили — правильно. Кто вкалывал — тот и имел. И независимо, где ты там живешь — в Москве или в какой-нибудь там Красноперовке.

Родион и уходить никуда не стал, просто подождал, когда грузная фигура директора скроется за массивной двухстворчатой дверью, уселся обратно в салон, завел. Чтоб не кряхтеть сцеплением, врубил сначала вторую, потом — сразу — первую… не особо газуя, тронулся.

Ни одна собака и ухом не повела!

А Хильда как раз выносила помои…

Тормознув, Родион распахнул дверцу:

— Садись скорей, милая!

— Кататься поедем?

— Гм… Типа того. Ну, быстрей же! Да брось ты это чертово ведро.

Данной конструкцией авто боковые зеркала заднего вида предусмотрены не были. Как только супруга наконец уселась, молодой человек глянул через заднее стекло… и обомлел, увидев сворачивающий с большака мотоцикл. Нет, не с колдуньей, та синие галифе и фуражки с красным околышем не носила.

Радик тронулся сразу со второй, с прокрутом, с перегазовкой — только шины скрипнули. Нижнеклапанный двигатель «Победы» на низах тянул хорошо и разгонялся быстро, так что милиционер быстро отстал, правда, на большаке вновь стал нагонять… Да-а-а… Никакой у него не Иж и не «Ковровец» — BMW! Что и говорить — немецкая техника, она и здесь не подводила.

Втопив педаль до упора, Радик прибавил газу — машина дернулась, уверенно пошла быстрее, мотоциклист вновь потерялся из виду.

Бух…

Ага, потерялся, как же!

Что-то свистнуло, и заднее стекло с треском рассыпалось на осколки!

Стреляет, сволочь! Звездочку на погон зарабатывает. И плевать, что проселок, что машины встречные — вон, тот же «Газон».

— Хильда, пригнись!

Ладно, попетляем… Руль влево… вправо… Пыли побольше поднять… Стреляй, стреляй, техасский рейнджер! Повертку б не проскочить… не проскочить бы повертку ага… вот она… Резко сбросить скорость… Вторую… Повернуть…

Снова выстрел.

В колесо не попал бы, черт.

— Держись, милая… Заклинание выучила?

— Угу.

— Тогда читай — самое время!

Участковый тоже вынужден был снизить скорость на повороте — законов физики даже для милиции еще никто не отменял.

Тем временем бежевая «Победа», взяв резкий разгон, уже мчалась к болоту!

Соскочив с мотоцикла, старший лейтенант выстрелил в воздух и отчаянно замахал рукой:

— Эй, эй, куда? Стойте! Там же трясина… дурни!

Подскочив на кочке, разогнанная машина, пролетев над болотиной метров десять, тяжело шлепнулась в зловонную жижу.

— Ну, вот и приехали, — подбегая, участковый перезарядил пистолет. — Все. Финита!