Наши сны. Сборник рассказов

Андрей Николаевич Георгиев, 2019

Наша жизнь полна приключений, неожиданных поворотов и встреч. Даже некоторые, казалось бы, незначительные события будут памятны нам навсегда. Часть из них отразится и в наших снах. Главное – разглядеть это незаурядное в цепи ежедневных дел.

Человеческий фактор

Пламя уже лизало угли, и круг света от огня постепенно уменьшился до размеров самого костра. Лишь изредка ещё появлялись маленькие протуберанцы, как будто кто-то зажигал на углях невидимые спички. В небе были слышны крики гусей, которые никак не могли решить, где же им остановиться.

Николай докуривал сигарету, не торопясь, потому что идти в холодную палатку ему совсем не хотелось. Весна в этом году теплом не потчевала, а водки на ночь не осталось. Ему пришлось выпить оставшиеся со вчерашнего вечера сто грамм ещё утром. Он промок: под ним рухнул подмытый берег, когда охотник пытался из кустов достать подстреленного селезня. Осенью эту реку можно было перейти по пояс, а сейчас, весной, когда вода перехлёстывала через берега и заливала всё вокруг на десятки километров, он сразу же ушёл под воду с головой. Пальцы, как острые крючья, инстинктивно воткнулись в мягкий берег. Николай рывком выдернул себя из воды и перевалил корпус на берег. Ноги с трудом вскарабкались на твёрдую землю. Сейчас, с полными «болотниками» воды, они были просто неподъёмными. Взглянув на лежащую в пятидесяти шагах вниз по течению байдарку и мысленно себя обматерив за беспечность, он снял из-за спины ружьё и перевернул его стволами вниз, вылив воду. Потом переломил стволы и достал оба патрона. Отстегнул патронташ, скинул куртку, вылил из «болотников» воду и прямо в носках, вместе со всем барахлом отправился к байдарке. Достав из байдарки топор, срубил длинную ветку и вернулся за селезнем. Ну что же, утром отохотился. В лагере Николай снял вещи и, развесив их на рогульки вокруг разведенного костра, переоделся в сухое. Поставив кипятиться чай, он минуту колебался: выпить или не выпить оставшиеся сто грамм? Решив, что вечером он согреется и чаем, охотник всё-таки допил водку.

И вот сейчас, вечером, ему стало жалко, что ещё утром маханул свой стратегический запас, оставленный на ночь. Днём солнце окончательно досушило его вещи, и он успел ещё отстоять вечернюю зорьку, свалив пару селезней. Когда же солнце зашло, то от воды потянуло мерзким холодом, который забирался даже под танковый комбинезон.

Над костром в темноте иногда пролетали с цыканьем вальдшнепы. Он инстинктивно отрывался от котелка и, когда видел птицу, на его лице появлялась улыбка. Целясь ложкой, как пистолетом, говорил: «Бух, убил!» После чего продолжал выискивать в картошке куски сварившейся утки. Ему нравились чирки. Их вкусного мяса как раз хватало на ужин. Налив себе горячего чая, Николай стал смаковать, по очереди то попивая из кружки, то затягиваясь сигаретой. Гуси по-прежнему кричали над головой, но их не было видно. Лишь звёзды подмигивали с безоблачного неба. Холодная весна в этом году, видимо, крепко прижимала птицу на севере, поэтому гуси скопились здесь, на разливах, в небывалых количествах.

В палатке было холодно. Он включил фонарик и проверил, на какое время поставил будильник. 4 часа 50 минут. Николай знал, что проснётся всё равно раньше, но будильник ставил всегда. Охотник уже обычно умывался или разводил костёр, когда его Саsio начинали пищать. Это ему доставляло удовольствие. Он мысленно хвалил себя: «Ай да Пушкин! ай да сукин сын!» На охоте Николай всегда просыпался рано.

Ночью у него замёрзли ноги: поленился дополнительно прикрыть выход плащ-накидкой. Ну что же, сна нет, пора и вставать. Поднявшись рывком, он открыл глаза. Предметы в палатке были уже различимы, а значит — пора в путь. Вылезая, он посмотрел на небо, но в это время суток никогда нельзя узнать, что там, на небе: то ли это сплошные облака, то ли это чистое небо, но просто ещё не освещённое солнцем.

Умывшись и быстро вскипятив чай, охотник «заправился» полбанкой сгущёнки и двумя ломтями ржаного хлеба. Опустив палатку и прикрыв её несколькими большими еловыми лапами для маскировки, так, на всякий случай, от дураков, Николай направился в сторону противоположную от реки, откуда было слышно «бормотание» тетеревов. Не то, чтобы он надеялся подойти к токовищу — просто ему хотелось поглядеть на расфуфыренных черно-белых петухов. Вдруг впереди послышалось громкое квохтанье. Это подала знак опасности тетёрка. Николай сразу поменял направление движения, пытаясь обойти самку. «Бормотание» было громким. Казалось, вот-вот, за молодыми сосенками появится поляна, где и токуют тетерева. Но сила звука почти не менялась, а никакой поляны не просвечивало. И тут он увидел их. Два косача сидели на высоких сухих соснах и неистово «бормотали», не забывая при этом во все стороны вертеть головами. Николай аккуратно закурил. Хотя до тетеревов было метров сто, а его скрывали плотные заросли сосенок, зрение этих птиц позволяло различить инородный предмет в привычном пейзаже. Докурив сигарету, охотник так же тихо стал пробираться обратно, чтобы не спугнуть птиц. К несчастью, из-под самых его ног с шумом поднялась ещё одна тетёрка. Косачи тут же перелетели метров на сто дальше. Опустив хвосты, они внимательно стали вслушиваться в утро, но всё было спокойно. Лишь заливались, обрадованные первыми лучами солнца, птицы. Терпения тетеревам хватило всего на пару минут, после чего они снова, распустив хвосты и, растопырив крылья, «забормотали».

А Николай направлялся к байдарке. Нужно было поторапливаться. Первые лучи солнца уже коснулись верхушек деревьев. Нужно было спешить в разливы. Он хотел отстоять пару-тройку часов, а потом — возвратиться к палатке, собрать вещи и сплавиться по речке до деревни, где пару дней назад оставил машину.

Николай достал из кустов байдарку, вывел её в протоку, а оттуда — в реку. Течение быстро понесло лёгкое судёнышко. Ему приходилось только держать её в нужном направлении. Весло стучало по бортам «Таймени». Иногда под лопастями «вскипала» вода, когда приходилось табанить. Утки взлетали совсем рядом. Скоростное судёнышко заставало их врасплох. Охотник знал: это — не его утки. Стрелять и управлять байдаркой одновременно на быстрой весенней речке невозможно, да и не хотелось ему раньше времени нарушать эту утреннюю тишину громом своей двустволки.

Вот и нужное ответвление в разливы. Он на скорости проскочил мель и усердно загрёб, чтобы выскочить на более глубокое место. С грохотом поднялась стая свиязей и несколько пар чирков-трескунов и широконосок. Солнце уже томно висело над горизонтом. Утки, как истребители, рассекали воздух. Бекасы входили в пике с зудящим дребезжанием. Николай подплыл к облюбованной им косе, вылез из байдарки, протащил её на сухое место и перевернул. Весло хоть и было когда-то покрашено в зелёный цвет, поободралось, поэтому всё равно бликовало. Он подсунул его под байдарку.

Его приближение к подготовленному шалашу не осталось незамеченным. За полосой кустов, росших вдоль канавы, поднялись семь гусей. Утки, сидевшие на луже, возле которой он собрался отстоять зорьку, тоже улетели, но не все сразу, а, видимо, по мере просыпания. Шалаш, сделанный вчера, не был шалашом в прямом смысле этого слова. Это просто была стена из воткнутых ивовых веток, за которой он и стоял. Позади него были кусты с канавой. Охотник неспроста выбрал это место. В сплошной полосе из кустов, росших вдоль канавы, был разрыв метров тридцать длиной. Над ним-то, как в коридоре, и пролетали утки.

Первыми гостями над его головой были большие веретенники. Парочка этих крупных куликов с рыжими грудками летели как на стендовой стрельбе. Но Николай не знал, чем отличается самец от самки, поэтому стрелять не стал. Несколько раз с резким свистом на большой высоте и скорости прошли свиязи. Вдруг парочка этих пёстрых уток села на расстоянии выстрела на соседней луже. Николай осторожно поднял ружьё и выстрелил в селезня. От грохота выстрела со всех ближайших водоёмов поднялись неизвестно откуда взявшиеся птицы. Раскатав «болотники», он принёс свиязя и снова стал внимательно осматриваться по сторонам, автоматически то ставя, то снимая ружьё с предохранителя. Справа вылетел селезень шилохвости. Николай выстрелил из правого ствола, но не попал. Когда он стрелял из левого, птица уже была в 50 метрах. Охотник сразу увидел, что второй раз не промахнулся. Селезень закачался, протянул ещё метров сто и камнем упал в большую лужу, оставленную разливом. Николай бросился к убитой птице, стараясь не потерять направление. К счастью, утка упала на открытый участок воды, и острый хвост торчал как гигантский поплавок. «Острохвост», — вспомнил Николай название шилохвости, которое услышал в одной сибирской деревне.

Третью птицу не пришлось ждать долго. Пара чирков-трескунов выскочила из «коридора» с той стороны канавы. Глаз безошибочно выбрал селезня, который в подтверждение хрипло протрещал. Охотник опять не попал из правого ствола, но левый не подвёл. «Всё. Бог троицу любит», — подумал Николай и пошёл с добычей к байдарке. Рядом с ней поднялся чирок-свистунок и перемахнул через канаву. Человек стрелять не стал: ему лень было перетаскивать байдарку, вначале за птицей, а потом обратно.

Вокруг буйствовала весна. Солнце расшевелило всё живое. То тут, то там пролетали утки. Гуси клиньями направлялись на поля, к местам дневных кормёжек. Вот сокол-сапсан выскочил из леса и мимоходом на бреющем полёте прошёл над кряквами. Утки неуклюже попытались нырнуть, но у них получилось лишь паническое барахтанье. А сапсан был уже далеко, стремительно разрезая крыльями воздух. Вот на вешку, к которой обычно крепят весной сети, присел сорокопут, а мимо пролетала парочка деревенских ласточек. Николай, гребя веслом, затянул во всю глотку: «Эй, дубинушка, ухнем, эх, зелёная, сама пойдёт». Так под песню он и добрался до палатки. Собрав вещи, сходил за котелком, который с утра повесил на берёзу, чтобы набрать сок. Литровый котелок наполнился едва сладкой водой. На ней-то Николай и заварил чай. Добил оставшиеся полбанки сгущенки, подъел весь хлеб и отправился в путь.

Он считал, что отохотился удачно, но ружьё убирать не стал, а заряженным положил в отсек впереди себя. Речка несла байдарку быстро, лишь изредка, после крутого поворота, ему приходилось налегать на вёсла, чтобы лодку не развернуло боком или не вынесло в кусты, растущие вдоль берега.

Его внимание привлёк крупный селезень, уводящий двух крякв от четырёх напористых соперников. Николай даже пристал к берегу, чтобы досмотреть финал борьбы. Селезень, как искусный пилот, пропустил вперёд себя четырёх «холостяков», а потом, догнав, резко вошёл в их строй и крыльями, и клювом быстро восстановил «статус-кво». Четвёрка отвалила в сторону, а он, зайдя на круг, присоединился к своим кряквам.

«Мужик», — с уважением подумал охотник. Вот он, естественный отбор, в действии». Но тут кряквы и селезень сели на реку, прямо за соседним поворотом от охотника. «А вот это ты напрасно сделал. Внесём «человеческий фактор» в ход естественного отбора». Николай положил весло в байдарку, оттолкнулся от берега и взял ружьё наизготовку. Лодка бесшумно полетела к повороту. Большой палец правой руки перещёлкнул предохранитель.

Когда байдарку вынесло из-за поворота, Николай поймал на планку ружья селезня, но тут прямо перед собой увидел сваленную с подмытого берега сосну. Байдарка с размаху ударилась носом в дерево, а грудь вдавило толстым сосновым суком. Вода закипела вдоль бортов. По лицу хлестала хвоя. Ружьё выстрелило. Это автоматически сжались пальцы. Пару секунд байдарка, а с ней и Николай торчали под свалившимся деревом. Оно всей своей массой вдавливало охотника в воду, но «Таймень» сопротивлялась. Охотник тщетно хватался за ветви и ствол. Наконец река протолкнула лодку под препятствием. Лицо было изодрано, но главное — ни в руках, ни в байдарке не было ружья. Оно благополучно ушло под воду, когда Николая вместе с лодкой течение протаскивало под упавшей сосной. Охотник пристал к берегу и закурил. Пальцы ещё тряслись от волнения. Он отделался лишь лёгким испугом, а ведь мог вместе с «Тайменью» уйти под воду, как подводная лодка, если бы байдарка под тяжестью дерева черпанула бортами воду. Тогда — прощай, все вещи. К тому же мало приятного десяток километров тащиться сырым по лесу до жилья.

«Вот тебе и артефакт», — подумал Николай и улыбнулся то ли от того, что не потонул, то ли от того, что не убил птицу. Докурив, охотник поплыл в деревню. По Земле летела Весна.

23.05.99