Планета червей

Андрей Иванович Щеглов (2023)

Человеческая раса ищет любые способы самосохранения и развития на маленькой планете, находясь бок о бок с существами четвертого измерения «мерцающими червями», не подозревая, что они разумны. Есть и особая тайна планеты — «червями» более полувека управляет древнейший искусственный интеллект «гипермозг “Разум”», находящийся на потерпевшем крушение звездолёте землян. Главные герои этой книги живут на разных сторонах планеты (она — на полумрачной, он — на светлой) и помимо суровой окружающей среды и не менее суровых условий жизни, находят способы общения с «червями», «Разумом» и проходят главные испытания — властью, ревностью и любовью… Рисунок на обложке сделан автором.

Глава 2

Чёрные горы ледяной воды бросали с волны на волну утлый челнок, почти до бортов нагруженный рыбой, с измотанным и усталым человеком, продолжавшим упрямо грести. От пронизывающего ветра и холода его руки с трудом повиновались и уже не чувствовали вёсел, а кожа на лице перестала чувствовать боль от хлещущего острыми иголками мокрого снега. Упорная мысль, что нельзя останавливаться, заставляла его с величайшим трудом ворочать уже кажущиеся неподъёмными вёсла.

Правда это мысль была не единственной. Временами рыбака одолевало осознание бессилия: что стихию не победить, нужно просто положиться на волю волн и будь что будет.

В такие моменты Песко, так звали рыбака, заставлял себя вспоминать о пропавших в этой пучине отце с братьями и друзьях, и эти воспоминания злобно взбадривали его. Он, сжав зубы, с натугой рвал тяжёлые вёсла и мысленно ругался со стихией: «Эй, Большая Чёрная Вода! Слышишь меня? Уж больше двадцати периодов, как оседлали потоки, а ты всё не даёшься! Что с тобой не так-то?! Гордая, да? Сильная? Ну, ничего! Кто-нибудь сможет и твою водную тьму укротить! Слышишь?!»

Вдруг Песко скорее почувствовал, чем услышал, как днище челнока заскрежетало по мелким камням. Ещё несколько натужных рывков вёслами, и судёнышко замерло без движения.

Рыбак с трудом встал, почти без сил вывалился на спасительный берег, уткнулся лицом в ледяную прибрежную гальку и почувствовал, что вот-вот провалится в сон. Возможно, в последний сон своей жизни.

Словно споря с кем-то, он приподнялся на локтях, мотнул головой и стал всматриваться в кромешную темноту, бормоча под нос: «Нельзя здесь смотреть последний сон… Я слишком молодой… для последнего сна под корнями…» Его слипавшиеся от усталости глаза с трудом могли разглядеть что-то, кроме чёрно-серой мути, заполненной мокрым снегом вперемешку с брызгами волн. Внезапно ветер на мгновение замер, и юноша увидел неподалёку бледно-жёлтое свечение, исходящее из-под густых кустов.

Песко в изнеможении закрыл глаза и, собирая последние силы, вслепую пополз вперед к спасительному свечению. Вдруг, резко замерев, он обернулся, облизнул потрескавшиеся губы и прошептал: «Мой улов…»

С огромным трудом юноша развернулся, с натугой встал на колени и ухватился за край челнока онемевшими от холода пальцами. Издав гортанный вопль, чтобы придать себе сил, он дёрнул судёнышко на себя и смог чуть дальше вытянуть его на берег.

Сколько прошло времени, пока весь улов оказался возле спасительных кустов, Песко не смог бы сказать. Только когда молодой рыбак полностью стал уверен, что его добычу вместе с челноком не поглотит Большая Чёрная Вода, он заполз поглубже в кусты и, просунув руки среди ветвей к бледно светящимся корням, постарался согреться их еле ощутимым теплом.

От ледяного ветра и мокрой одежды Песко колотила мелкая дрожь, и он понимал, что это первый признак подступающей болезни…

Он стал напрягать и расслаблять мышцы, как учили его опытные рыбаки, чтобы хоть как-то заставить быстрее бежать кровь по венам и немного согреться, но сил даже для этого уже не хватало. Охваченный отчаянием, он зарыдал и стал звать на помощь, стараясь перекричать вой ветра.

Что он кричал дословно, и как долго, юноша вряд ли помнил, но вдруг заметил, как наружные корни кустов и нижняя часть веток стали высвечиваться оранжево-жёлтыми бликами, и жаркая волна коснулась его рук. Онемевшие пальцы Песко ощутили особое тепло, что согревало не только кожу, но и заполняло всё тело, растворяя напугавшую его дрожь. Сжавшись в комок, он плотнее припал к кустам, продолжая рыдать уже от нахлынувшей радости и осознания своего спасения.

Замутнёнными от слёз глазами он осмотрелся, и страх стылым комом вперемежку с восторгом буквально сжали его внутри. Песко увидел, что и почва под ним мерцает таким же оранжево-жёлтым пульсирующим, как волны свечением, даря спасительное тепло.

Молодой рыбак попытался протереть глаза, в надежде лучше рассмотреть — что же его окружает? Но всё ещё непослушные от холода пальцы лишь чуть ободрали веки.

Внезапно, осенённый догадкой, он замер и еле слышно выдохнул: «Черви…».

Лицо озарилось улыбкой неподдельного счастья, и он провалился в спасительный согревающий сон.

***

Хлада понимала, что не сможет больше отдирать от скользких камней моллюсков, чтобы наполнить всю корзину. Руки и ноги её уже окоченели от ледяной воды, да и утомилась она быстро. Девушка с трудом разогнулась и с досадой выругалась про себя: «Да и в пекло! Хватит на сегодня! Сама съем, хотя опять ничего не обменяю… Эх… Да ещё и в дальнюю протоку пошла, дурёха…»

Хлада выбралась из воды и, подхватив почти пустую корзину, быстрым шагом направилась к жилищу, то и дело оглядываясь по сторонам. Опасалась она не зря, так как услышала на утреннем перезвоне, что рядом с их селением стая войлов пол-оборота назад насмерть разорвала охотника. Да и рыкуны тоже часто шастали вокруг, норовя залезть в ледники с рыбой. От постоянной темноты да холода и так не сладко жилось, но этих огромных мохнатых зверюг люди опасались больше всего. Ведь рыкун мог и в жилище залезть, как уже случилось однажды. Тогда тот рыкун задрал семью из четырёх человек, живущих на отшибе. Потому и стали позже селиться ближе друг к другу и утыкивать острыми сколами сланцев пологи над входами в жилища. А спустя пару махов начали расставлять крест-накрест железные пики вокруг каждого навеса с жилищами и по кругу селения, чтобы только отвадить живоглотов и не менее опасных войлов.

Густая трава переливалась белёсыми бликами, отчего давящий мрак чуть отступал, что давало возможность выбирать тропу без ям и колдобин. Небо, обычно затянутое чёрно-серыми облаками, сегодня обильно рассыпало мелкий бисер далёких звёзд, свет которых немного рассеивал темноту.

Внезапно Хлада краем глаза заметила две зелёные точки в полумраке и у неё внутри всё сжалось от страха. Войлов она видела издали не раз и этот зелёный блеск их глаз был ей знаком.

Девушка, не думая ни мгновенья, ринулась по тропинке к спасительной ограде. Проскочив в проход, Хлада отшвырнула корзину и одним рывком завалила его связкой железных пик. И вовремя, потому что тут же увидела за перекрестьями ограды мощный силуэт зверя, хорошо различимый на фоне бликов от травы. Дикое животное, ощерившись, смотрело пристально, чуть опустив мохнатую голову с прижатыми ушами, издавая низкий утробный рык. Хлада, тяжело дыша от пережитого, встретилась с ним взглядом и ужаснулась — с какой яростью и звериной злобой светились эти зелёные глаза. В них не было пощады…

Дрожащими руками девушка упёрлась в железные перекрестья в рост человека и через мгновение вдруг рассмеялась в голос:

— Что? Съел?..

Её нервный смех заставил животное поднять голову и выставить острые уши торчком.

— То-то же! — не успокаивалась Халда, нервно вскрикивая. — Сгинь отсель! Ну!..

Зверь отступил на шаг, потом ещё раз взглянул на девушку, высоко тявкнул и, задрав заднюю ногу, начал мочиться на одну из пик ограды.

— Ах, ты падаль! — уже гневно крикнула Хлада. — Гадить здесь удумал?! Сейчас людей кликну и из шкуры твоей ещё накидку иль шапок нашьём! Кыш, сказала!

Войл закончил опорожняться и не оборачиваясь скрылся в темноте, а Хлада, осознав прошедшую опасность, кулём осела на траву. От пережитого её затрясло и она, обхватив себя за плечи, разрыдалась в голос.

В её голове стали мелькать тяжёлые мысли о своей непростой сиротской судьбе, которые не раз рвали ей душу все её семнадцать периодов жизни.

Как следует проревевшись, Хлада поднялась, собрала в корзину немного просыпанных моллюсков, и ёжась от холода, быстро пошла к своему жилищу. Она шла и снова и снова жалела себя, что судьба уготовила ей родиться здесь, в стылом Полунгаре, а не в тёплом Сальдаре.

В далёком детстве Хлада услышала историю о том, что за туманными болотами огромное светило Сао не уходит с неба, меняя цвет ото дня к ночи. После того рассказа малышка долго не могла заснуть, размышляя — как же светило Сао сменяет бирюзовый жар, на бело-розовое тепло? Потому что для маленькой девочки даже эти названия цвета звучали как сказка. Ведь в её родном Полунгаре не было никакого внешнего природного света, кроме мерцающей белыми искрами травы, светящихся слабым бледно-жёлтым светом корней деревьев и кустов, даривших слабое тепло, да блеклого мигания далёких звёзд. Этот постоянный полумрак, что заполнялся временами лишь туманами, дождями и снегом, был настолько привычен Хладе, что она и не мыслила себя в ином мире.

Зайдя в жилище, девушка поставила корзину, быстро разделась и скатала с ног толстые упругие чулки, служившие и обувью, и защитой от холода. Подбросив в гаснувший очаг несколько плоских сланцевых камней, Хлада юрко запрыгнула в кровать в бледно светившимся дупле огромного дерева и съёжилась под толстым одеялом. Поворочавшись немного, она тяжело вздохнула и начала ворчать себе под нос:

— Вот ведь угораздило меня… Хорошо, хоть от войла спаслась… Да ещё поздно проснулась, разиня, чтобы весь улов пропустить в ближней протоке… Ладно бы сразу ко всем пойти… Эх… И зачем на этого хвастуна Песко было смотреть-то?

Хлада замолчала и погрузилась в мечты: «Да, Песко — красавец… Мышцами так играет, когда рыбу разделывает… ох, да… Ну и что? Насмотрелась, балда? Даже не взглянул на меня ни разу! Ладно бы была кривой какой. Конечно, не так пышна, как балаболка Третка. И что? Волосы у меня гуще и темнее Треткиных, и глаза, говорят, красивые. Голубые! Да, что уж теперь про фигуру с лицом вспоминать, если голодной лежу… Эх… Теперь вот и замёрзла, и новой накидки не выменяю… А она, зараза, белая да тёплая… Сразу видно, что со светлой стороны материя! Так и мерцает даже без деревьев и кустов, словно сама светится…»

С тех пор как Песко вернулся с богатым уловом из Большой Чёрной Воды, слухи о его спасении червями и умении молодого рыбака говорить с ними разбегались всё дальше и дальше. Ведь ещё от предков было известно, что под корнями живут светящиеся черви. Хоть мало кто мог разглядеть их, но словам своих прародителей старались верить.

Яркое доказательство, что черви существуют и даже помогают людям, как раз и явил Песко.

Хлада, как и многие девушки, скорее приходила полюбоваться на кудрявого зеленоглазого блондина, чем снова послушать его рассказ.

Происходило это, как всегда, под большим навесом, где собирались жители селения поесть, разделить улов и обменяться кто чем хочет.

Рассказ о своём спасении Песко теперь повторял почти на каждом вечернем перезвоне. Сразу после него он начинал звать червей на виду у всех и просил дать больше тепла. Когда же деревья, к которым лепились жилища с навесом, натянутым поверх крыш и между стволов, начинали светиться оранжево-жёлтым сиянием от почвы и выше человеческого роста — что, впрочем, большинству не было видно, а вот пульсирующее тепло, наполнявшее помещение, ощущали все, — то разрастался и восхищённый гул голосов людей. Они подхватывали хором слова Песко и в упоении, с восторгом усиливали этот призыв.

Конечно, для юноши это не прошло бесследно, потому что он стал получать уж слишком много внимания и ласки. Да и не только от односельчан, но и от девиц из соседних селений, которые в общем хоре зова червей только и делали, что призывно смотрели на Песко, стараясь подобраться ближе. А тот в своём восторженном исступлении лишь громче повторял и повторял заветные слова:

— О черви, свет несущие и тепло дарящие! Согрейте мои руки и ноги! Прошу вас о помощи! Не поскупитесь! Взываю к вам со всей силой сердца! Одарите тёплым чудом своим!

Но с каждым разом Хлада стала замечать, что её всё больше раздражает такое нарочито показное управление червями. Она где-то на краю сознания начинала понимать что-то очень важное и про червей, и даже про то, как нужно с ними общаться. А всё потому, что при зове тепла свечение на стволах деревьев словно подсказывало ей о чём-то. Именно это её умение видеть оранжево-жёлтые всполохи давало девушке особую уверенность, что она находится совсем рядом с тайной, которая вот-вот должна ей открыться.

Вот и теперь, плотно закутавшись в одеяло, Хлада снова и снова старалась уловить ту самую важную мысль, которая всё ускользала. Мешало и то, что она никак не могла согреться. Повздыхав, девушка высунула нос из одеяла.

— О черви, свет несущие и тепло дарящие! — громко сказала она. — Согрейте меня, пожалуйста! А то прямо не могу, как продрогла, — и, закрыв глаза, мысленно стала повторять заученные слова зова.

Через несколько мгновений из-под земли появилось тусклое сияние, которое окрасило бледными оранжево-жёлтыми переливами корневище дерева с дуплом-кроватью, и волна тепла окутала девушку.

Хлада с улыбкой вздохнула и негромко поблагодарила:

— Спасибо, свет и тепло дарящие! Какие вы безотказные всегда…

Девушка закрыла глаза и задремала. Последними её мыслями перед сном были обычные мечты лентяйки: что было бы хорошо приходить в те места, где сразу много моллюсков, чтобы долго не стоять и не отковыривать по нескольку штук, и что хорошо бы вырастить свою плантацию красных водорослей, из которых получаются отличные и прочные одежда и обувь. Да и свои чулки уже пора бы поменять на более новые… тогда и светлые накидки от сальдарцев можно менять хоть каждый день…

Внезапно девушку словно что-то подбросило.

Она выпрыгнула из кровати, замерла на мгновение, покрутилась на месте, словно отыскивая что-то, зажмурилась и зашептала вслух, чтобы не потерять нить:

— Так! Тихо! Тихо… Так, Хлада! Давай ещё раз, по порядку: если черви отзываются на мысли, значит с ними можно и мысленно разговаривать, а не только вслух?! Интересно, а можно ли просить их о чём-то ещё, кроме тепла?

Девушка сжала виски ладонями и произнесла про себя: «О черви, свет несущие и тепло дарящие! Помогите мне, одинокой хрупкой девушке, поскорее набирать корзину моллюсков и терпких раковин доверху. Мне не только для еды нужно, но и чтоб хватило улова моего на обмен тёплых вещей со светлой стороны, и не просить вас, черви, свет несущие, лишний раз дать больше тепла в моё жилище!»

Хлада стояла и долго-долго твердила одно и то же, отчего у неё даже немного занемели ноги, а ступни начало неприятно покалывать. Она присела на край кровати, и… увидела, что пол под её ногами, покрытый ворохами жухлой травы с клоками сухих водорослей, стал понемногу просвечиваться меж корней бело-мутным сиянием, идущим от входного полога.

Хлада вскочила и выбежала из жилища.

Каково же было её удивление, когда она поняла, что мерцание продолжается тонкой полоской на тропинке к излучине реки.

Не переставая повторять слова нового зова, девушка пошла по яркой нити и, подойдя к воде, ахнула, увидев, что на дне неглубокой протоки мерцание высветило плотные кучки моллюсков, облепивших камни на небольшой глубине.

Мурашки пробежали по спине и затылку Хлады.

«Как?! Откуда они взялись?!» — билась в её голове мысль — «Я же совсем недавно тут всё выбрала! Да они ещё и огромные бордовые, а не простые серые?!»

Поколебавшись мгновение, девушка ступила в воду и только тут поняла, что совсем забыла обуться и одеться. Босые ноги моментально пробрал холод от ледяной воды, и она, засмеявшись, бросилась к дому за одеждой.

В этот раз Хлада действительно набрала полную корзину крупных моллюсков и к вечернему перезвону шла с улыбкой превосходства.

Войдя под навес, она тут же стала выискивать дядюшку Раскта, который слыл удачливым ездоком, перевозившим товары из Полунгара в Сальдар и обратно. По слухам, Раскт пол-оборота как вернулся со светлой стороны и уже выменял одну белую накидку, о которой так сильно мечтала Хлада.

Увидев коренастого рыжего мужчину с усами, девушка быстро пробралась к нему, по пути бросив большую пригоршню моллюсков в общий огромный котёл.

— Тепла тебе в дом, дядюшка Раскт! — громко поприветствовала она ездока, и поставила рядом с ним большую корзину, наполненную доверху своим уловом.

— И тебе тепла в дом, де́вица! — улыбнувшись в пышные усы, ответил Раскт, перекрывая своим басом шумный гомон под навесом. — Хороши моллюски у тебя! — похвалил он. — На завись многим полунгам, что ленятся и перебиваются с ракушек на водоросли.

— Да, уж! Постаралась я сегодня! — ответила с улыбкой Хлада, присаживаясь рядом. — Устала, конечно, да окоченела совсем. Вот, пришла на сбор поесть и погреться да твои истории о путешествии к сальдарцам послушать.

— Не хитри, девица! — с улыбкой прищурил глаз опытный ездок. — В моих рассказах мало нового, а вот вещиц разных привёз я много. Небось о них и разговор пойдёт, если ты мне прямо под ноги бухнула свой богатый улов?

Хлада звонко рассмеялась и, тронув за руку мужчину, сказала, глядя ему в глаза:

— Ох, и прозорливый ты, дядька Раскт! В самую серединку середины попал отгадкой своей.

— Да, что уж тут не понять-то, — хохотнул в ответ ездок. — Девица ты видная, и наряды тебе нужнее, чем мне.

Хлада улыбнулась в ответ на похвалу и Раскт, уже посерьёзнее, добавил:

— Неужто впервой на большой обмен пришла?

— Да, впервой, — с глубоким вздохом сказала Хлада, доверчиво склонив голову на бок. — До этого, так, по мелочи бывало меняться.

— Ну, тогда поведай — как звать тебя и о чём мечта твоя? — улыбаясь, пробасил Раскт.

— Слыхала, накидки у тебя вроде есть белые, что со светлой стороны, — тут же встрепенулась девушка. — Вот и хотела прицениться да примерить, если сговоримся. А звать меня Хладой.

— Ну, одной корзины моллюсков маловато будет за такую вещицу, Хлада, — хитро прищурил глаза Раскт и, приблизив свои пышные усы к самому уху девушки, шёпотом закончил: — А вот, помимо улова, надо бы и согреть странника. Тогда, глядишь, и обмен случится, да может ещё и более выгодным будет для нас обоих.

Хлада сначала опешила от такой наглости, выдавая смущение ярким румянцем, полыхнувшим по её щекам. Но спустя мгновение взяла себя в руки и, прямо глядя в глаза мужчине, так же тихо сказала:

— Так я ж девица нетронутая, чистая. Обряда женского от матерей селения не приняла ещё. Оттого за такие речи мужа зрелого могут и наказать, и даже покарать сурово… — и, увидев, как изменился взгляд Раскта с игривого на испуганный, добавила тихо, — Потому и не надо мне, наверно, об этом говорить кому-то, дабы честь твою не замарать. Верно?

Раскт пригладил усы и уже серьёзно посмотрел на девушку.

— Да, ты ещё и умом крепка, как я погляжу, — чуть растягивая слова, сказал он, улыбнувшись уже сдержаннее, и продолжил: — Ну что ж… Тогда давай сторгуемся. Только вот за белую накидку пуховую, как её сальдарцы называют, одной корзины моллюсков мало будет. Тут и двух может еле хватить расплатиться.

Хлада, молча улыбнувшись, но с ледяным взглядом, поднялась и сняла ближайший фонарь с пятью крупными сиялками. Насекомые тут же забили чешуйчатыми крыльями от беспокойства, отчего засветились ещё ярче, и девушка поднесла фонарь вплотную к корзине.

— Смотри, уважаемый дядюшка Раскт, — спокойно произнесла она. — Это не серые, а бордовые, крупные моллюски. Таких и пяти штук на густую похлёбку хватит. Да ещё их ракушки на лепёшки сытные пойдут. Так что в моей корзине товара на одну накидку с лихвой.

Хлада ждала пока Раскт разглядывал её улов, держа в руках пару раковин, и даже заметила, как он цыкнул на любопытных, что решили тоже свои засунуть носы в корзину, услышав про бордовых моллюсков.

Девушка повесила фонарь с сиялками, присела поближе к ездоку и негромко, и ласково спросила:

— Ну, что? Примеряет сегодня накидку пуховую девица видная… молчаливая, а?

— Умная ты, Хлада. Этого не отнять у тебя, — улыбаясь, ответил Раскт. — Твоя взяла. Держи!

С этими словами ездок встал с большого короба, на котором сидел и открыл его. Порывшись немного, он достал вещь, которая словно сама светилась, без помощи сиялок.

Хлада, сдерживая дрожь в руках от нетерпения и нахлынувших эмоций, взяла чудо-накидку и грациозно обернула ею плечи.

— И правду говорят, — промурлыкала она, кутаясь в наряд, — греет она сама, да прямо лучится.

Увидев на Хладе роскошный наряд, к ней тут же стали подсаживаться другие девушки, засыпая её вопросами и поглаживая пушистую накидку.

— Спасибо тебе за такой обмен, дядька Раскт! — широко улыбаясь от счастья, сказала Хлада. — А если я завтра ещё бордовых наловлю, будет у тебя что выменять?

Ездок громко рассмеялся и, привычно пригладив усы, сказал:

— Эх, и хитра ты, девица! Но до завтра мне всю эту твою корзину не умять, как ни старайся. Сама ж сказала, что пяти моллюсков на густую похлёбку хватит. Так что оборота через три-четыре можем опять сторговаться, коль захочешь.