Дева Луны

Андрей Жилкин, 2023

…По камням разбросано огромное множество костей рыб, птиц и зверей. Иногда попадаются и свежие трупы. Но они уже давно стали редкостью, ведь животных в последнее время здесь осталось очень мало. Растения тоже давно исчезли. Они сохранились только в ущельях, высоко в горах. Но путь в горы опасный и неблизкий. Не всякий отваживается туда забраться. И не всякий оттуда возвращается обратно. На берегу стоит девушка. Она одета в простое, уже изрядно потрёпанное платье, которое было когда-то белым. Её голова не покрыта защитным капюшоном, а дыхательная маска отсутствует. Короткие каштановые волосы свободно колышутся на ветру. Она смотрит в сторону моря на заходящее солнце. Её взгляд наполнен глубокой тоской и невыразимой грустью. По щекам медленно катятся слёзы. Она словно прощается с кем-то или с чем-то…

Часть первая

Великая тайна Луны

Мой Отец — Солнце, Моя Мать — Солнце.

Мой Брат — Луна, Моя Сестра — Луна.

Мой Сын — Страх, Моя Дочь — Любовь.

Мой Друг — Смерть, Моя Подруга — Жизнь.

Я — Воин, идущий на Битву.

Мой Путь — тонкая тропинка между Светом и Тенью.

Мой Меч — истина между Добром и Злом.

Моя Цель недостижима, ибо Путь Мой бесконечен.

Моя Победа невозможна, ибо Враг Мой — Я Сам.

Книга Печального Ангела. Гл. 2. Ст. 8

Глава 1

Свалка

Хорн проснулся посреди ночи. Почти сразу же он ощутил в себе сильную нужду. Поэтому не стоило особенно разлёживаться (а то кто его знает?), и он решил вылезти на свежий воздух.

Внутри Ночлежки было темно и душно. Сегодня даже слишком темно и слишком душно. К привычному плотному и тяжёлому запаху табачного дыма примешивалась ещё какая-то непонятная дрянь. То ли гниль, то ли дохлая крыса начала разлагаться где-то под полом. Словом, ещё один повод выйти на улицу.

Хорн потряс головой, чтобы окончательно проснуться, и приподнялся на локоть. Рядом с ним, уткнувшись лицом в кучку грязных лохмотьев, лежал Фрол. Он шумно храпел и часто подёргивал правой ногой, будто отталкиваясь от чего-то. Хорн вспомнил, как сильно Фрол вчера вечером надрался, и усмехнулся про себя. Но надо было торопиться. Хорн поднялся на ноги, осторожно перешагнул через растянувшегося Фрола и, шаря руками в темноте, направился к выходу.

Пару раз он всё-таки наступил на кого-то. Раздались невнятные возгласы и проклятия. Кто-то из лежащих рядом смачно выругался, лаконично объяснив Хорну, кто он такой и куда он должен немедленно отправиться. Хорн равнодушно пропустил эти подробности мимо ушей и заторопился дальше.

Неожиданно он со всего размаху ударился головой о чёрт его знает откуда взявшийся железный штырь, торчавший из потолка. Тут уж Хорн не стал сдерживать свои чувства, потому что в глазах у него сначала потемнело и появились многочисленные быстро бегающие светлые точки, а затем голову сдавило невыносимой болью. Сколько раз он здесь ходил и не замечал никакого штыря! Кого угораздило его тут вбить? Зачем? Эти и другие похожие вопросы (но в несколько иной форме) Хорн задал вслух. Видимо, своё негодование он высказал слишком громко, потому что сразу же с различных сторон послышалось несколько увесистых ругательств в его адрес. Общий их смысл заключался в том, чтобы он немедленно замолчал и поскорее продвигался дальше к выходу. Хорну было не до ответов, и он благоразумно решил последовать этим советам. Тем более что он уже успел немного успокоиться и овладеть своими чувствами.

Перешагнув через несколько человек, устроившихся на ночь прямо у двери, он, наконец, выбрался наружу. Свежий осенний ветерок приятно дохнул на него, и у Хорна сразу полегчало на душе. Он даже на мгновение забыл про злосчастный штырь. Справив нужду недалеко от Ночлежки, Хорн решил немного пройтись: не хотелось возвращаться обратно. Да и сон уже прошёл. Неожиданно дверь Ночлежки снова скрипнула, и Хорн, обернувшись, увидел, что к нему присоединился ещё один обитатель. Приглядевшись внимательнее, он по силуэту узнал Птицу. Видимо, Птица вышел на улицу с той же целью. Не заметив Хорна, он, напевая себе под нос, отошёл в другую сторону от Ночлежки.

Хорну не хотелось разговаривать с Птицей, и он направился вдоль по тропинке. Было довольно холодно, несмотря на середину осени. Ночную тишину иногда разрывал протяжный вой диких собак, небольшие стаи которых располагались неподалёку. Тропинка вела на запад прямо через Свалку. Соседняя Ночлежка находилась примерно в четырёх километрах отсюда. Слева и справа от тропинки то и дело попадались старые кучи мусора, густо заросшие грибами, травой и кустарниками. Над поверхностью земли кое-где клочками стелился плотный сероватый туман. Впереди виднелась высокая Мусорная гора, тёмный силуэт которой закрывал большой кусок ночного неба. Почти прямо над вершиной горы висела полная луна.

Хорн остановился на некоторое время, чтобы полюбоваться этой завораживающей картиной. Всегда, когда он смотрел на полную луну, у него откуда-то из глубины души возникали странные и непонятные чувства. Как будто что-то глубоко внутри него пыталось пробудиться и вырваться наружу. Как будто что-то он пытался мучительно вспомнить, но никак не мог. Вот и сейчас волна этих необычных ощущений снова нахлынула на него.

Хорн встряхнул головой, пытаясь прийти в себя. Осмотревшись вокруг, он глубоко вздохнул и неспешно направился дальше по тропинке. Пройдя некоторое расстояние, он увидел справа по ходу знакомую бетонную плиту, наполовину вросшую в землю. Большая часть плиты впереди была скрыта в клочковатом сером тумане. Поравнявшись с краем плиты, Хорн снова остановился и задумался. Что-то в этой картине привлекло его внимание. Что-то в этом казалось знакомым. С виду вроде ничего необычного. Тёмный силуэт бетонной плиты, ползущий по ней серый туман, ночное небо, тропинка через Свалку. Но всё это вместе пробуждало какие-то смутные воспоминания. Как будто из прошлой жизни. И вдруг совершенно неожиданно Хорн всё вспомнил. Вспомнил свой сегодняшний сон. Сразу во всех подробностях.

Первый сон Хорна

Хорн стоял на улице незнакомого города, прижавшись спиной к стене дома. Из однородного серого неба лил дождь. Но на Хорна он не попадал. По-видимому, где-то сверху над ним нависал козырёк. Было довольно темно. Но не потому что была ночь, а потому что солнце скрывали густые тучи. По крайней мере, у Хорна было чёткое ощущение, что сейчас день. По обе стороны улицы располагались практически одинаковые высокие серые здания с многочисленными непроницаемо тёмными глазницами окон. Вся улица была полностью покрыта асфальтом, и на ней не было никакой растительности. Вдоль домов тянулся узкий тротуар, на котором как раз и стоял Хорн. Верхушки зданий терялись в тумане и поэтому не были видны.

Вдоль улицы, справа налево, шла нескончаемая толпа каких-то людей. Это были мужчины и женщины. Все они держали в руках большие чёрные зонтики, которыми защищались от дождя. Звонкий топот этой толпы примешивался к фоновому шуму падающих капель. Все эти люди были одеты в одинаковые длинные чёрные плащи, из-под которых виднелись строгие деловые костюмы. И у мужчин, и у женщин были белые сорочки и чёрные галстуки. И те и другие были обуты в чёрные туфли. У женщин туфли имели небольшой каблук. У всех были короткие тёмные волосы, уложенные в одинаковые причёски.

Люди шли молча. Никто ни с кем не разговаривал. Большинство из них смотрели прямо перед собой. Другие шли, опустив голову, и смотрели себе под ноги. Никакого особого порядка в этой толпе не было. Каждый шёл со своей скоростью. Некоторые спешили, будто опаздывая куда-то. Другие двигались медленно, и их всё время кто-нибудь обгонял. Но в целом вся толпа шла в одном направлении. На Хорна никто из них не обращал никакого внимания, хотя он резко выделялся. Хорн стоял неподвижно и смотрел на проходивших мимо него людей. Нескончаемый людской поток завораживал и притуплял внимание. Иногда становилось трудно удерживать картину, и Хорну приходилось использовать волю, чтобы сохранять остроту восприятия. Но чем дольше он смотрел на толпу, тем сложнее это было делать.

Неизвестно, сколько бы это могло продолжаться, но неожиданно вся улица осветилась яркой, ослепительной вспышкой. На какой-то момент всё остановилось, и Хорн смог видеть мельчайшие детали на лицах людей, на их одеждах, на стенах домов. Эта картина была настолько ясной и отчётливой, что она ещё долго оставалась в сознании даже после сна. Почти сразу после этого раздался оглушительный раскат грома. Впечатление от этого оказалось настолько сильным, что Хорна выбросило из сновидения и он проснулся.

Размышляя над этим сном и вспоминая различные детали, Хорн отметил целый ряд странностей. Находясь во сне, он совершенно не обратил внимания на всю нереальность этой картины. Ведь ничего подобного он в жизни никогда не видел и видеть не мог. Он вообще ни разу не был в городе. Тем более что все города на Земле были разрушены много лет назад во время всемирного катаклизма. Однако во сне всё казалось очень реальным и естественным. Как будто всё вот так и должно быть. Потом эти люди. Что за странные одежды? Хорн никогда в жизни ничего подобного не видел. Не мог же он всё это придумать во сне! Наконец, почему-то в этом сне ему даже не пришла в голову простая мысль вспомнить, как он очутился в том месте. Что происходило до этого момента?

Из-за нахлынувших воспоминаний Хорн так распереживался, что, несмотря на ранний осенний холод, его бросило в жар. Хорн даже немного вспотел. Сон был настолько необычен, что он просто не мог быть обычным сном. Интуитивно Хорн чувствовал, что этот сон имеет очень важное значение для него. Только вот какое, непонятно. Может, это какое-нибудь послание или предупреждение? Может, об этом стоит рассказать Александру Македонскому? «Хорошая мысль!» — подумал Хорн. Очень может быть, что Александр Македонский сможет разобраться и что-нибудь понять. Однажды вроде он даже рассказывал Хорну о каких-то особых снах, которые бывают у людей. Может, он что-нибудь посоветует? Александр Македонский должен в этом хорошо разбираться. «Сейчас вот вернусь и обязательно поговорю с ним!» — решил Хорн.

С Александром Македонским у Хорна были особые отношения. Хорн считал его своим учителем и духовным наставником. Своих родителей Хорн не помнил. Вообще, своё раннее детство он помнил очень смутно. Только отдельные обрывки. Судя по всему, он родился где-то на окраине Города. После Катастрофы обстановка в Городе и его ближайших окрестностях стала очень опасной. Люди, которые ещё остались в живых, начали покидать эти места. Далеко не всем это удалось, и многие погибли в пути. Кто от болезней, кто от радиации, кто просто от голода и холода.

Первые годы после Катастрофы было очень трудно. Климат резко изменился. Снег не таял полностью даже летом. По слухам, вроде ещё где-то была война. То ли в Китае, то ли в Америке. В общем, Хорн всегда удивлялся, как ему удалось выжить в таких условиях. Ведь он родился как раз во время Катастрофы и в то время был беспомощным младенцем.

Родители Хорна погибли через пару лет после Катастрофы. Рассказывали, что они заразились чем-то во время одного из переходов. К счастью, нашлись добрые люди, которые не бросили Хорна и взяли его в свою семью. Видимо, он был не один такой, поскольку в то время у него было много братьев и сестёр. Тоже приёмных. Жили они где-то в горах, далеко от прежних населённых пунктов. У них был небольшой домик в лесу на берегу быстрой горной речки. Вода стекала прямо с гор и поэтому была чистой и пригодной для питья. Из-за быстрого течения замерзала речка только в самые суровые зимы. Семья возделывала свой огород и даже завела домашних животных — козу и собаку. Отец со старшими сыновьями часто ходили в лес на охоту. Мать с дочерьми и младшими детьми собирали в лесу ягоды и грибы. Все вместе заготавливали дрова на зиму. Красивые и спокойные были места. Там Хорн и провёл своё детство.

Небо у горизонта уже начало светлеть. Хорн решил возвращаться к Ночлежке. Скоро уже все начнут просыпаться. Надо не упустить момент и поговорить с Александром Македонским. А то он может куда-нибудь уйти и вернуться только через несколько дней. Такое уже часто бывало. Хорн в последний раз взглянул на луну, уже почти полностью погрузившуюся в гору мусора, развернулся и зашагал в обратную сторону.

Уже издали Хорн заметил дым от костра. Видимо, кто-то уже встал и готовит еду. Подойдя ближе, он разглядел возле костровища троих людей. Еду готовил Дед. Он как раз склонился над котелком и, прикрываясь от жара, перемешивал палкой содержимое котелка. Рядом у костра, напротив друг друга, сидели Апостол и Белка. Апостол читал какую-то книгу. Белка просто следила за действиями Деда. Хорн подошёл к костровищу, поздоровался и уселся на бревно рядом с Апостолом.

— Щас уже готово будет, — доложил Дед, закончив перемешивать.

Он осторожно поставил палку возле костра, вытер руки об фуфайку и повернулся к Хорну.

— Пахнет вкусно, — похвалил Хорн.

— Ещё бы не вкусно, — оживился Дед. — Понимаешь ли ты это самое… Такие грибочки вчера на Мусорной горе насобирал. Их там столько, что хоть… — он мельком взглянул в сторону Белки. — Ну, в общем, много их там. За раз не соберёшь. И ведь все как на подбор! Так и просятся в котёл! — Он оглянулся в сторону костра и не без гордости добавил: — Да, супчик получился что надо!

— На Мусорной горе? А ты уверен, что они того… ну, что их есть можно? — засомневался Хорн.

— Что значит «того»? — обиделся Дед. — Ты что, моих грибов ни разу не ел, что ли? Не боись! Дед в грибах толк знает! Плохого не посоветую.

— Да нормальные грибы. Я попробовала уже, — вмешалась Белка.

— Вот-вот! Я и говорю, нормальные грибы! — поддержал Дед. — Дождь на днях прошёл, они и повылазили. Свеженькие, ещё зачервиветь даже не успели. Надо будет ещё сегодня сходить, — он повернулся к Белке. — Пойдёшь со мной? И, это самое… Надо ещё кого-нибудь позвать. Насобираем сразу побольше. Заготовим на зиму или поменяем на что-нибудь у соседей.

— А что, пошли! — согласилась Белка. И добавила: — Кролик, наверное, тоже с нами пойдёт. Пойду разбужу его.

Она встала и направилась в сторону Ночлежки будить Кролика.

— Вы там поосторожней, — предупредил Хорн. — Кажется, там собаки где-то рядом ошиваются.

— Ничего. Ружьё с собой возьмём, — пробурчал в ответ Дед.

Он снова повернулся к костру, взял палку и принялся перемешивать похлёбку в котелке. Хорн посмотрел в сторону Апостола.

— Что за книга? — поинтересовался Хорн.

Апостол оторвался от чтения и поднял голову.

— А? — отозвался он. — Да на Свалке случайно нашёл. Недалеко от Мусорной горы.

— А как называется? Кто автор? — продолжал спрашивать Хорн.

— Называется «Книга Печального Ангела». Про автора ничего не написано. Возможно, что автор как раз и есть этот самый Печальный Ангел, — ответил Апостол.

— И о чём же он пишет?

— Да я сам пока ничего не понял. Вот, например, послушай вот это.

Апостол перелистнул назад несколько страниц и начал читать вслух:

«Я не сгусток молекул, не сгусток энергии, не сгусток воли или мыслей. Я просто Сгусток. Бесконечно плотный и бесконечно лёгкий. Бесконечно свободный. Я плыву в Волнах Жизни, наслаждаясь Гармонией Творения. В Вечном Блаженстве. Я первый, кто осмелился преодолеть Бездну между двумя Мирами. Могущество Моё не знает границ. Лишь одним словом Своим Я могу бросить светила небесные к пределу стабильности. Разрушить само Пространство. Усмирить само Время. Но не разрушать и усмирять пришёл Я в этот Мир, а созидать и оберегать».

Апостол закончил читать и закрыл книгу.

— Здесь весь текст в таком стиле, — сказал он.

Некоторое время все молчали, обдумывая смысл прочитанного. Даже Дед прекратил перемешивать похлёбку и повернулся к Апостолу.

— Где ты, говоришь, нашёл её, около Мусорной горы? — спросил Хорн. — Можно посмотреть?

Он осторожно взял книгу из рук Апостола и начал её рассматривать. Хорну раньше уже приходилось держать в руках старые книги. У Евклида их было несколько штук. Эта была довольно толстая. Страниц шестьсот, наверное. Тёмно-синяя обложка с единственной белого цвета надписью — названием книги. Затем сразу текст с первой главы. Ни года издания, ни места, да и вообще никаких сведений о каком бы то ни было издательстве нигде не приводилось. Но книга была явно нестарая. Если бы она была издана до Катастрофы, то, провалявшись всё это время на Свалке, должна была бы уже сильно поистрепаться. Откуда она тогда там могла появиться? Кому сейчас, в наше время, могло понадобиться печатать книги?

— А там были ещё какие-нибудь книги? — снова спросил Хорн. — Или, может быть, другие необычные предметы?

— Да нет, больше вроде ничего не было, — начал вспоминать Апостол. — Я шёл по тропинке, которая ведёт вокруг Мусорной горы к соседней Ночлежке. Вдруг вижу: прямо на какой-то старой ржавой железяке лежит книга. Говорю же, случайно заметил. Новенькая такая. Я ещё подумал: «А что это такая новенькая книга тут лежит, на старой железяке?» Будто кто-то специально положил.

— А когда это было?

— Вчера днём.

Хорн немного подумал и принялся рассуждать вслух.

— Вчера ночью прошёл дождь. Книга совершенно сухая и выглядит как новая. Поэтому она не могла появиться там раньше вчерашнего утра.

— Может, потерял кто? — предположил Дед.

— Да кто её мог потерять? — парировал Апостол. — Чужих вчера там никого не было. Иначе их бы заметили. А у своих такой книги я не видел.

— Да-а-а, — протянул Дед, — странные дела!

Он повернулся к костру и добавил:

— Ладно. Суп готов уже. Давайте поедим. Белка! Понимаешь ли ты это самое… Вы там скоро?

— Да идём, идём, — отозвалась Белка.

Дед начал всем разливать суп. Как раз подошли Белка с Кроликом. Остальные, видимо, ещё не проснулись. Все принялись за еду. Ели молча и сосредоточенно, уткнувшись в свои тарелки. Хорн уже заканчивал свою порцию, когда со стороны Карьера показались три туманные фигуры, шедшие к Ночлежке. Приглядевшись получше, он узнал их. Это были Александр Македонский, Углерод и Косой.

— О! Возвращаются уже! — объявил Дед. И с важным видом пояснил: — На охоту с утра ходили.

Когда охотники, наконец, подошли к костру, все уже поели. Александр Македонский, как всегда, был одет в армейский полевой комбинезон с камуфляжем и экипировался по полной программе: ножи, пистолет, автомат и даже гранаты. Как он любил говорить, «на всякий случай». Углерод и Косой были одеты попроще — в обычные походные комбинезоны — и несли рюкзаки за спиной. У Косого на плече висело охотничье двуствольное ружьё. Углерод имел при себе пистолет и подвязанный к поясу нож, а в руках держал палку.

— Здорово! — сказал Александр Македонский.

— Ну как, нашли что-нибудь? — поинтересовалась Белка.

— Да мелочь всякая, — отозвался Углерод, — суслики, голуби.

— За крупным зверем надо в лес ходить, который с южной стороны, — добавил Александр Македонский. — Но с этими молодцами мне одному туда соваться опасно. Вот если бы с нами, например, Хорн пошёл бы. Тогда другое дело!

Он сначала посмотрел на Хорна, а потом на своих попутчиков и окинул их с головы до ног критическим взглядом, словно сравнивая. Углерод и Косой начали смущённо переглядываться между собой.

— Ладно, не обижайтесь, — наконец, произнёс Александр Македонский и рассмеялся. — Сегодня вы неплохо себя показали. Косой вон даже голубя подстрелил.

— Садитесь, лучше поешьте. Я тут, понимаешь ли ты это самое, супчик грибной с утра приготовил, — сказал Дед.

— Спасибо! — ответил за всех Александр Македонский.

Охотники взяли тарелки, налили супа, расположились на брёвнах вокруг костра и принялись за еду. Когда они закончили, Александр Македонский ещё раз поблагодарил Деда, передал свой рюкзак Косому и обратился к Хорну.

— Пошли потренируемся? — предложил он.

— Пошли, — согласился Хорн, решив, что это будет хороший повод поговорить.

Они направились к своей тренировочной площадке, которую сами оборудовали недалеко от Ночлежки. Здесь Александр Македонский, чтобы не потерять форму, тренировался сам и тренировал всех желающих. Обучал рукопашному бою, приёмам владения холодным и огнестрельным оружием. Эти умения были очень важны в условиях, в которых они жили. Много времени он потратил и на Хорна, который оказался неплохим учеником. Хорн старался всё тщательно запоминать и по многу раз отрабатывать каждое движение. Александр Македонский учил его не только обычным вещам, которые показывал остальным, но и кое-чему ещё. Он научил его особым образом расслабляться, управлять дыханием и даже пытался дать некую философскую картину мира.

Они подошли к самодельному деревянному манекену, обитому со всех сторон грубой тканью.

— Я хочу показать тебе новый удар. Смотри! — сказал Александр Македонский, снимая с себя автомат.

Он плавно круговым движением занёс правую руку с опущенной вниз кистью вверх и влево. Когда он опустил её к левому плечу, его левая рука начала двигаться по кругу сначала вправо, а потом вверх. Правая рука, продолжая своё движение, к этому времени ушла уже немного вниз и вправо. Когда левая рука создала круговой блок над головой, правая рука с открытой ладонью резко и быстро выстрелила вперёд. Манекен зашатался от удара, но устоял.

— Запомнил? — спросил Александр Македонский.

Хорн в ответ неопределённо мотнул головой.

— Давай попробуй повторить, — предложил Александр Македонский.

Хорн попытался несколько раз повторить его движение. Но у него это выходило как-то коряво. Он постоянно путался с левой и правой рукой. Возвращал движения назад. Удары получались неправильные. В конце концов он опустил руки и отошёл от манекена. Александр Македонский посмотрел на него с некоторым недоумением.

— Что это с тобой сегодня? — спросил он. — Грибы Дедовы, что ли, подействовали? Обычно ты запоминал движения с первого раза. Ладно, показываю ещё раз.

Александр Македонский снова медленно повторил все движения и кивком головы указал Хорну на манекена. Мол, давай работай. Хорн несколько минут усердно пытался освоить удар. Наконец, у него вроде стало что-то получаться, но Александр Македонский всё равно остался недоволен.

— Продолжай отрабатывать. Вечером проверю, — сказал он и потянулся к автомату (видимо, собираясь уже уходить).

— Мне нужно с тобой поговорить, — неожиданно обратился к нему Хорн.

— Поговорить? — удивился Александр Македонский. — Ну что же, это можно. Пошли, что ли, чайку выпьем?

У костровища на этот раз никого не оказалось. Дед, Белка и Кролик, наверное, уже ушли за грибами. Апостол, Углерод и Косой куда-то подевались. Остальные ещё вообще не выходили из Ночлежки. Хорн обрадовался, поскольку хотел поговорить с Александром Македонским с глазу на глаз.

Александр Македонский достал две жестяные кружки и налил в них чаю. Протянув одну кружку Хорну, он уселся напротив него на бревно.

— Ну? Выкладывай давай, что там у тебя, — произнёс он, отпивая чай.

— Мне сегодня ночью какой-то странный сон приснился, — начал Хорн.

— Тоже мне, событие, — пробурчал Александр Македонский. — Да мне почти каждую ночь сны снятся. И все странные.

— Мне кажется, что этот сон что-то значит, — пояснил Хорн.

— Ладно, не томи уж. Давай рассказывай, что за сон.

Хорн начал рассказывать, стараясь не пропускать ни одной детали, поскольку не знал, какие из них важны, а какие нет. Александр Македонский сначала просто сидел с вальяжным видом, то и дело попивая чай из кружки. Но по мере рассказа Хорна он начал всё чаще зевать и лениво озираться по сторонам. Когда, наконец, Хорн закончил свой рассказ, он ещё раз демонстративно зевнул и с трудом попытался изобразить задумчивое лицо. Хотя было видно, что на самом деле никаких мыслей у него нет и в помине, поскольку в данный момент в нём происходит напряжённая борьба со сном.

— Так что всё это значит? — спросил с надеждой Хорн.

— А сам-то ты что думаешь? — ответил вопросом на вопрос Александр Македонский.

— Не знаю, — неуверенно выговорил Хорн. — Но мне почему-то кажется, что это не просто сон. Всё утро он не выходит у меня из головы. И у меня есть странное чувство, что я должен что-то предпринять. Только вот что именно?

Александр Македонский глотнул чаю из кружки и с сочувствием посмотрел на Хорна.

— Да-а-а, — с деланной серьёзностью старательно протянул он, — сны — штука тонкая. Хоть я и не особо в них разбираюсь. Но, похоже, ты прав, — он выдержал многозначительную паузу, — тебе надо срочно что-нибудь предпринять, чтобы отвлечься от своих мыслей.

— И что же я должен делать? — спросил Хорн, всё ещё не понимая, к чему клонит Александр Македонский.

— Скоро зима, — начал тот, — запасов у нас немного. Надо бы их пополнить. Я собираюсь сходить на охоту в Южный лес. Одному мне, сам понимаешь, туда лучше не соваться. Поэтому я предлагаю собрать команду. К примеру, я, ты, Углерод и Косой. Неплохая команда, по-моему? Как тебе такое предложение?

Хорн посмотрел в сторону Южного леса и грустно вздохнул. Вообще-то он не этого ждал. Но что поделаешь?

— Ладно, — согласился он. — И когда отправляемся?

— Вот это уже дело! Вот это ты правильно решил! — обрадовался Александр Македонский. Его сон как рукой сняло. — Так а чего ждать-то? Зима-то ждать не будет! Сейчас и отправимся, чтобы до вечера успеть вернуться. Углерод! Косой!

— А? — отозвался Косой, высунув голову из Ночлежки.

— Собирайтесь! Идём в Южный лес!

Косой нехотя кивнул и снова скрылся в темноте Ночлежки.

— А если на медведя наткнёмся? — спросил Хорн.

— Ну и что? — удивился Александр Македонский. — Неужто мы, четыре здоровых мужика, с медведем не справимся?

— В прошлый раз что-то у вас не очень получилось, — напомнил Хорн.

— В прошлый раз… — смутился Александр Македонский. — В прошлый раз у меня автомат заклинил в самый неподходящий момент. А этот козёл Фрол… — он смачно и с глубоким чувством выругался. — Этот… — он снова обозвал Фрола нехорошим словом. — Ружьё в лесу, понимаешь, потерял. Чтоб я ещё раз его когда-нибудь с собой на охоту взял! Да ни за что! Тут каждый патрон на счету, а он ружьё посеял! На вот тебе! Не-е-ет, всё-ё-ё! На кой чёрт нам такие охотнички! Пусть лучше воду из ручья носит или грибы с Дедом собирает.

— Ладно, пойду тоже собираться, — сказал Хорн.

— Давай.

Глава 2

Пещеры

Коридоры в Пещерах были длинные и тёмные. Полностью освещать их было слишком затратно. А топливо необходимо беречь. Беречь, как никогда! Его осталось уже не так много. Если всей колонии сейчас перейти на режим строгой экономии, то можно было бы протянуть ещё года два-три. Но это ведь не выход! Что делать дальше? Непонятно. И, на самом деле, это ведь касается не только топлива. Если хорошенько вдуматься, да как следует проанализировать текущее положение колонии, то становится совершенно ясно, что вообще все запасы скоро закончатся. Вообще все! Продукты, медикаменты, инструменты, одежда и всё-всё остальное. Нет ничего вечного! Всё когда-нибудь заканчивается. Что-то раньше, что-то позже, но итог всё равно один.

Отсюда можно сделать два вывода. Либо нужно наладить собственное производство. Либо искать новое место для колонии. Первое практически невозможно осуществить на достаточно высоком технологическом уровне, поскольку нет ни подходящего оборудования, ни соответствующих специалистов. Поэтому в конце концов всё сведётся к некой разновидности натурального хозяйства, как в Средние века. А это значит, что через пару поколений мы неминуемо превратимся в дикарей. А там и до каменного века рукой подать! Перспектива, прямо скажем, не из приятных. Но рано или поздно это сделать всё-таки придётся. Второй вариант является более предпочтительным. Если он окажется успешным, то колония сможет протянуть ещё какое-то время. Однако есть здесь и небольшое но. Этот вариант является гораздо более опасным. Слишком опасным! Ведь для его осуществления членам колонии придётся отправиться на новое место. Кто знает, что ждёт нас по пути туда? Сколько человек доберутся живыми? Да и доберётся ли вообще хоть кто-то? Стоит ли колонию подвергать такому смертельному риску?

Мира вышла на небольшой слабо освещённый перекрёсток и повернула налево. «Всё-таки странное это сооружение — Пещеры, — подумала она. — Кто это всё построил? Когда? И зачем? Сколько труда здесь вложено! Даже представить невозможно!» Её взгляд скользнул по тёмным стенам, поверхность которых напоминала застывшее шероховатое стекло. Они выглядели так, словно их когда-то нагревали до очень высокой температуры, а затем разгладили расплавившуюся горную породу. Коридоры были абсолютно прямыми. Кто-то из колонистов в первые годы пребывания здесь даже пытался проводить замеры с помощью лазеров. Оказалось, что отклонения направлений коридоров от прямых лучей составляют доли градуса, а иногда и того меньше. Это означает, что строили их не вручную, а с помощью специальных машин. Непонятно только для чего.

Пещеры были обнаружены случайно. Когда после Катастрофы первые беженцы прибыли сюда, они искали убежище в горах. Поначалу ничего, кроме старой заброшенной военной базы, не нашли. Некоторое время там и жили. Но однажды произошло сильное землетрясение, и часть отвесной скалы около базы разрушилась. В результате открылся небольшой проход, ведущий внутрь скалы. Исследования показали, что отсюда начинается разветвлённая сеть коридоров, уходящих вглубь скалы на многие километры. Однако Пещеры состояли не только из одних этих коридоров. Встречались здесь также многочисленные комнаты разных размеров и даже залы. В этих комнатах и расположились члены колонии. Залы же использовались в основном для общественных нужд. Всё, что было найдено ценного на военной базе, было перенесено в Пещеры. В Пещерах было безопасно. Сюда не проникали ни кислотные дожди, ни радиация, ни вулканический пепел. В лучшие свои годы население колонии достигало почти тысячу человек. Сейчас, конечно, уже всё не так. От силы осталось человек триста.

Мира почему-то остановилась и, обернувшись, посмотрела назад. Неожиданно она почувствовала себя не очень хорошо. Голова закружилась, в глазах потемнело, всё тело наполнилось слабостью. Ноги сами собой стали подкашиваться, и Мира, прижавшись спиной к стене, медленно сползла на пол. «Нет! — мысленно взмолилась она. — Только не здесь! Только не сейчас!» Головной боли не было, лишь слабость и дурнота. Руки слегка дрожали. Мира попыталась собрать всю свою волю, чтобы не потерять сознание. Она старалась дышать глубоко и ровно. Раньше ей это вроде помогало.

«Приступы стали происходить чаще. В этом месяце это, кажется, уже третий», — автоматически отметила она, когда ей стало немного лучше. Вставать и идти дальше она пока всё же не решалась. Мысли сами собой стали выстраивать нехорошие сценарии, хотя думать о плохом очень не хотелось. Вдруг это что-то серьёзное? Проверить бы головной мозг. Только как это сделать в наших условиях? В идеале для этого нужен комплексный трёхмерный томограф. Он сразу показал бы полную картину. Но такого сложного медицинского оборудования на базе нет, да никогда и не было. Можно, конечно, снять энцефалограмму, но она мало что покажет. Скорее всего, в её случае ничего она не покажет! Эх, где бы взять томограф? Она живо представила себе, как ложится в капсулу томографа, как он медленно и бесшумно закрывается, как происходит сканирование и как, наконец, на экране появляется картинка с результатом. «Всё это здорово, — с некоторой злостью подумала Мира, — но томографа у нас нет!»

— Мира! С тобой всё в порядке, милая? — услышала она знакомый голос. — Ты чего здесь на холодном полу сидишь? Вставай, а то простудишься!

Мира повернула голову. В коридоре буквально в двух шагах от неё стояли двое. Как же она их не заметила? Женщину, которая к ней обратилась, звали Вероникой. Но чаще к ней обращались просто: «Ника». Из-за спины Вероники неуверенно выглядывал высокий худощавый парень по прозвищу Бисквит. Вероника кивнула ему, и он немедленно бросился помогать Мире встать. Перекинув руку Миры вокруг своей шеи, он осторожно поднял девушку с пола. Мира тихонько ойкнула.

— Что случилось? — озабоченно спросила Вероника. — Ты упала в обморок?

— Не успела, — попыталась отшутиться Мира и слабо улыбнулась. — Спасибо, Бисквит!

— Сможешь сама идти? Или, может быть, тебе помочь? — снова спросила Вероника.

— Думаю, что смогу, — ответила Мира и, заметив их неуверенные взгляды, добавила: — Нет, правда. Теперь уже всё в порядке.

— Давай-ка мы тебя всё-таки проводим, — предложила Вероника. — Ты ведь на собрание идёшь?

— Да, на собрание.

— Ну так и мы туда же. Я же член Совета и поэтому обязана там присутствовать.

Бисквит медленно и осторожно отпустил Миру, при этом оставаясь готовым снова поддержать её, если она вдруг начнёт падать. Но Мира уже явно не собиралась терять сознание. Она улыбнулась ему и кивнула: мол, всё нормально, не беспокойся. Бисквит в ответ тоже улыбнулся, но эта его улыбка больше напоминала гримасу сумасшедшего. Похоже, что улыбаться Бисквит совсем не умел. Мира, глядя на него, не выдержала и прыснула от смеха. Бисквит с недоумением посмотрел на Веронику. Вероника улыбнулась ему в ответ и покачала головой, давая понять, чтобы он не переживал по этому поводу.

Все трое направились дальше по коридору в ту сторону, где находился зал для общих собраний. Он был уже довольно близко, и они очень скоро дошли до нужного места. Судя по количеству людей в зале, на собрание прибыли практически все члены колонии, за исключением тех, кто в настоящий момент не мог оторваться от своих обязанностей. Освещение было тусклым, но вполне приемлемым. Экономили энергию. В зале было шумно. Чувствовалось некоторое напряжение. Люди переговаривались между собой, двигали стулья. Кто-то вставал и махал руками, показывая на свободные места рядом с собой. В глубине зала, у самой стены, расположились члены Совета и сам его председатель, которого в колонии все называли Профессором. Это был отец Миры.

Вероника прошла через зал к дальней стене и присоединилась к членам Совета. Мира нашла свободное место в первом ряду стульев. Бисквит выбрал себе свободный стул где-то посередине зала. Кажется, уже всё было готово к началу собрания.

Профессор встал.

— Внимание! Начинаем собрание! — произнёс он громким голосом, чтобы услышали все.

В зале практически сразу наступила мёртвая тишина. Даже стало слышно слабое гудение генераторов, хоть они и находились довольно далеко от этого места. Взоры всех собравшихся были устремлены на председателя Совета. Все с нетерпением ждали, что он скажет.

— Уважаемые друзья! — начал свою речь Профессор.

Он выдержал многозначительную паузу, чтобы подчеркнуть важность момента, а затем продолжил:

— Мы собрались здесь, чтобы обсудить наше текущее положение. А оно сейчас сами знаете какое. Запасы топлива, продуктов, медикаментов и многого другого уже практически на исходе. На самом деле, кое-что уже закончилось. Мы просто не говорили вам, чтобы лишний раз не расстраивать и не усиливать у некоторых из вас и без того панические настроения. Но сейчас мы должны быть предельно честными друг с другом. Я считаю, и члены Совета в этом со мной полностью согласны, что наша ситуация становится серьёзной, как никогда. Очень серьёзной! Должен сказать, что за всё время существования нашей колонии — а это без малого тридцать лет — сейчас мы находимся в худшем положении. Да что там в худшем! В критическом положении! Не хочу никого пугать, но если мы сейчас ничего не предпримем, то очень скоро колония погибнет.

Профессор на некоторое время замолчал. По рядам в зале покатилась волна шума. Люди старались говорить друг с другом тихо, но это всё равно создавало заметный шумовой фон. Наконец, кто-то из зала отчётливо произнёс:

— Какие же у нас есть варианты?

Все снова замолчали, стараясь не пропустить ответ Профессора.

— Правильный вопрос ты задаёшь, Казбек, — обратился Профессор к этому человеку. Он пробежал взглядом по залу и даже обернулся в сторону членов Совета, как бы отвечая всем сразу. — Думаю, что сейчас мы должны перейти к более активным действиям. Отсиживаться в Пещерах больше мы не сможем. Необходимо организовать разведывательные экспедиции для исследования ближайших и более отдалённых окрестностей. Возможно, нам удастся что-нибудь найти. Заброшенные базы, склады и тому подобное. Пополнив запасы, мы сможем продлить на некоторое время наше существование здесь. Я понимаю, что это опасно. Очень опасно. Неизвестно, что нас там ждёт. Но другого выхода у нас нет.

В зале опять послышались разговоры. Люди обменивались мнениями между собой по поводу только что услышанного. Некоторые одобрительно кивали головами. Другим, наоборот, подобная идея явно не нравилась.

— Я предлагаю организовать несколько мобильных разведывательных отрядов для исследования ближайших окрестностей Пещер, — продолжал Профессор. — В каждом отряде должно быть три-четыре человека. Думаю, пяти отрядов вполне должно хватить. Таким образом, речь идёт о количестве в пятнадцать-двадцать человек. Мы снабдим их всем необходимым. Пока мы ещё можем это сделать. Пока ресурсы для этого ещё есть. Если эти разведотряды обнаружат что-то полезное, можно будет мобилизовать других членов колонии для транспортировки всего найденного сюда, в Пещеры. Поэтому сейчас нам нужны добровольцы для разведотрядов. Принуждать, конечно, мы никого не собираемся. Это дело сугубо добровольное. Но членов этих разведгрупп мы будем стараться всячески поощрять. Ответственным за организацию мобильных разведывательных групп, а также за координацию их деятельности я предлагаю назначить Нику, как члена Совета, обладающего всеми необходимыми для этого полномочиями. Никто не возражает?

Возражать никто не стал. Профессор повернулся к Веронике:

— Хорошо, Ника. Можете приступать к этому сразу после завершения собрания. Не теряйте, пожалуйста, времени. Его у нас почти уже не осталось.

Вероника кивнула ему в знак своего согласия.

— Не беспокойтесь, Профессор, — сказала она, — всё сделаем.

— У нас имеется старая военная карта близлежащей местности, — добавил Профессор. — Она, конечно, уже давно устарела. Но кое-что из неё выудить, наверное, можно. Мы с Полковником отметили на ней кое-какие точки, которые могут оказаться для нас полезными. Так что можете использовать эту информацию для оптимизации поисков.

— Хорошо, Профессор! — ответила Вероника.

— У кого-нибудь есть вопросы? Нет? Ну тогда с этим, пожалуй, всё. Теперь я хотел бы обсудить другую проблему. На мой взгляд, она может оказаться даже ещё более важной для нас.

В зале установилось напряжённое молчание. Вновь стало слышно гудение генераторов. Теперь даже вроде ещё более отчётливо. Но голос Профессора разорвал эту тишину.

— Как вы все знаете, у нас имеется небольшая радиостанция, с помощью которой мы установили и в течение многих лет поддерживали контакты с другими такими же колониями, как наша. В лучшие времена мы насчитывали до двух десятков таких колоний. Мы пытались даже отмечать их положения на картах. Разбросаны они были по всему нашему континенту, а некоторые находились даже и на других континентах. Однако со временем, к сожалению, количество контактов постепенно уменьшалось. И сейчас мы поддерживаем связь всего лишь с шестью оставшимися колониями, — Профессор грустно улыбнулся. — Так что мы с вами относимся к числу колоний-долгожителей.

— А что с ними случилось? — спросил кто-то из зала.

— Насколько я понимаю, причины у всех были разные, — ответил Профессор. — У кого-то закончились припасы, как сейчас у нас. Другие, скорее всего, оказались в неблагоприятной экологической зоне. Третьи, по-видимому, подверглись нападению извне и были уничтожены. Но мы хотели бы рассказать вам подробнее о последнем таком случае, поскольку он сильно отличается от всех остальных. Я предоставляю слово Олегу, который является членом Совета и, помимо всего прочего, многие годы координирует связь с другими колониями.

Профессор сел на своё место. Поднялся Олег, человек невысокого роста, которого прозвали Буратино за его необычную причёску и странную манеру к месту и не к месту совершать неуклюжие движения руками, словно он ими пытался разрубить воздух.

— Здравствуйте, уважаемые друзья! — начал Олег. — Речь идёт о колонии, условно названной нами К12. Дело в том, что все колонии, с которыми у нас установлена связь, были нами пронумерованы в порядке их обнаружения. Колония К12 располагалась на военной базе, хорошо укреплённой и оборудованной всем необходимым на долгие годы. Вся эта база находится глубоко под землёй. Фактически она представляет собой небольшой подземный город, способный разместить без каких-либо особых проблем несколько тысяч человек. По их рассказам, в первые годы после Катастрофы они приняли достаточно большое количество беженцев. Однако после этого экологическая обстановка в районе базы резко изменилась, и им пришлось наглухо закрыть все входы и перейти в режим полной автономии. Так, собственно, и продолжалось до недавнего времени. Примерно неделю назад они неожиданно перестали выходить на связь с нами. Мы пытались несколько раз с ними связаться, но никакого ответа так и не получили. На сегодня можно констатировать факт, что контакт с колонией К12 потерян. Насколько мы можем судить, эта колония прекратила своё существование.

Олег замолчал и отпил немного воды из стакана, который стоял на столе напротив него. По всему было видно, что он очень волновался.

— Что же с ними произошло? Почему они замолчали? — послышались нетерпеливые вопросы из зала.

— Точная причина нам неизвестна. Но мы предполагаем, что всё дело в артефакте, который они обнаружили, — ответил Олег и неуклюжим движением рубанул рукой воздух.

— Каком артефакте? — спросил кто-то из сидящих в первом ряду.

— Во время Катастрофы недалеко от базы упал метеорит. Был взрыв, на месте падения образовался небольшой кратер. Но тогда, во время всемирного катаклизма, много чего происходило, и поэтому на это событие никто не обратил никакого внимания. Было просто не до этого. Когда база перешла в режим автономии, о нём попросту забыли. На долгие годы. Однако, как они недавно нам сообщили, к настоящему моменту экологическая обстановка заметно улучшилась, и впервые за всё это время появилась возможность исследовать окрестности базы. В частности, они вспомнили об упавшем недалеко от них метеорите и решили послать туда отдельную разведгруппу. На месте падения был обнаружен объект непонятного происхождения, похожий на капсулу или, может, даже саркофаг. Вокруг этого объекта лежали трупы каких-то людей. Судя по их экипировке, это был спецотряд Западной коалиции, заданием которого, по-видимому, также являлось исследование метеорита. Кроме того, было найдено много брошенного оружия и всякого вспомогательного оборудования. Даже небольшой боевой робот. Однако всё это оборудование, в том числе и робот, по каким-то непонятным причинам пришло в полную негодность. Выгорели буквально все внутренние микросхемы. Сам саркофаг оказался вскрытым. Очевидно, это сделал кто-то из спецотряда. Внутри саркофага находился некий артефакт. По имеющимся у нас скудным сведениям, артефакт представляет собой прозрачную сферу, диаметром примерно двадцать сантиметров. Сфера светится изнутри. Свечение неравномерное и сильно концентрируется к центру. Материал, из которого изготовлена сфера, неизвестен. Источник энергии также неизвестен. По словам людей с базы К12, с которыми мне приходилось общаться, артефакт имеет явно внеземное происхождение.

— А сама база почему замолчала? — спросил кто-то из зала.

— Разведгруппа приняла решение перенести артефакт на базу для более подробного анализа. На базе для этого имеется всё необходимое научное оборудование. Но уже на следующий день они не вышли на связь с нами в условленное время. Поэтому, как мне кажется, вывод здесь очевиден. Они начали исследование артефакта, и с ними произошло то же самое, что и со спецотрядом Западной коалиции.

— А что именно? — раздались возгласы.

— Этого мы, к сожалению, не знаем. Слишком мало информации, — ответил Олег и снова неуклюжим движением резанул воздух.

В зале поднялась очередная волна шума. Все начали что-то бурно обсуждать друг с другом и делиться своими мнениями. Мира сидела молча. Она почему-то подумала о том, что наверняка на той базе есть необходимое для неё медицинское оборудование. Может быть, даже и томограф там есть. А может, и ещё что-то, чего она даже и не знает. Хорошо бы попасть туда. Только как?

Профессор постучал по столу, призывая к тишине. Люди стали успокаиваться, и шум в зале постепенно стих.

— Друзья! — взволнованным голосом заговорил Профессор. — Не буду отнимать ваше драгоценное время и перейду сразу к делу. Я считаю, что это наш шанс! И мы обязательно должны им воспользоваться. Потому что другого такого шанса у нас, возможно, уже и не будет. Во-первых, база К12, о которой шла речь, может решить все наши проблемы и продлить наше существование на долгие годы вперёд. На этой базе есть всё необходимое: ресурсы, продукты, оружие, медикаменты и многое другое. Поверьте, я знаю, что представляют собой подобные военные базы. Кроме того, экологическая обстановка в её окрестности существенно улучшилась, и мы сможем со временем наладить и развить собственное производство сельскохозяйственных продуктов и даже простейших промышленных товаров первой необходимости. Все нужные для этого знания у нас пока ещё имеются. Здесь от нехватки ресурсов наша колония рано или поздно зачахнет. Разведотряды, о которых мы говорили, позволят протянуть какое-то время. Но всё равно ненадолго. Там же мы сможем существенно увеличить нашу популяцию. Кроме того, мы сможем принять и других беженцев, если таковые ещё остались. Вы понимаете, о чём я говорю? Мы сможем стать центром новой цивилизации!

Профессор перевёл дух и продолжил свою речь:

— Во-вторых, и это может оказаться даже более важным фактором, мы должны использовать этот шанс из-за найденного там артефакта. Мне почему-то кажется, что он оказался там неслучайно. А вдруг это ключ ко всему? Вдруг из-за него и произошла Катастрофа? Ведь об истинных причинах Катастрофы нам до сих пор так ничего и неизвестно. А метеорит упал туда как раз во время Катастрофы. Может, здесь есть какая-то связь? Напомню вам ещё раз, что этот артефакт, предположительно, имеет внеземное происхождение. Мы должны, нет, мы просто обязаны продолжить исследования этого артефакта. Конечно, с учётом всего того, что произошло.

Профессор на некоторое время замолчал, ожидая реакции зала. Но все напряжённо молчали, боясь пропустить что-нибудь важное.

— Моё предложение такое, — снова заговорил Профессор, — мы должны организовать полноценную разведывательную экспедицию в район базы К12. Основной задачей экспедиции будет сбор данных и выяснение всех обстоятельств происшедшего. Кроме того, необходимо будет найти оптимальный и наиболее безопасный способ переселения всех членов нашей колонии в район базы К12. Поэтому это должен быть не маленький разведотряд, какие мы договорились выделить для исследования ближайших окрестностей Пещер. Это гораздо более серьёзное и опасное мероприятие. Следовательно, в эту группу должны войти военные, учёные, техники. Всего должно быть человек десять-пятнадцать. Мы постараемся снабдить их всем необходимым. В общем, должен вам сказать, что это уже не только моя идея. Мы в Совете предварительно всё это уже обсудили и пришли к единому мнению. Руководителем экспедиции я предлагаю назначить Полковника, члена Совета и начальника службы безопасности нашей колонии. Однако прошу заметить, что окончательное решение об организации экспедиции по законам нашей колонии должно принять общее собрание. Так что давайте обсудим это предложение. У кого какие есть мнения на этот счёт?

Зал снова зашумел. Предложение Профессора вызвало бурную реакцию. Некоторые люди встали со своих мест и начали что-то говорить.

— Тише, тише! — попытался успокоить собрание Профессор. — Давайте будем говорить по одному.

Постепенно все успокоились и уселись на свои места. Остался стоять один только Казбек, который в начале собрания задавал вопрос Профессору.

— Короче, — начал Казбек. — Я не любитель много говорить. Ну, вы меня знаете. В общем, это, как его там?.. Что я хотел сказать-то?.. А, да! Короче, я полностью, ну, то есть безоговорочно, поддерживаю предложение Совета. И, это, как там его?.. Чёрт!.. Короче, если можно, я хотел бы принять участие в экспедиции. Вот!

Казбек глубоко вздохнул и вытер рукой пот со лба. По всему было видно, что он затратил целую уйму своих сил на эту пафосную речь.

— Хорошо, Казбек! — улыбнулся Профессор. — Мы тебя поняли. Я не против, чтобы ты принял участие в экспедиции. Да я думаю, что и Полковник тоже будет не против.

Профессор посмотрел на Полковника, и тот утвердительно кивнул ему в ответ. Казбек, вполне удовлетворённый таким решением, сел обратно на своё место.

Теперь встал другой человек. В колонии его все звали Колей, хотя это было не имя, а прозвище.

— Экспедиция — это, конечно, хорошо! Экспедиция — дело полезное и нужное, — начал он как бы издалека. — Я в целом поддерживаю эту идею.

— А что тебя смущает, Коля? — спросил Профессор.

— Экспедиция — это дело, конечно, важное, — продолжал Коля, не обращая внимания на вопрос Профессора. — Артефакт исследовать там и всё такое. Это всё, конечно, здорово.

— Коля! — вставил Профессор. — Давай всё-таки ближе к делу. Какое твоё предложение?

— Экспедицию послать туда, конечно, надо. Тут вопросов никаких нет, — разглагольствовал Коля. — Только вот переселение туда может выйти нам всем боком. Не доберёмся мы туда! Никто не доберётся! Погибнем все по пути. Я помню, с каким трудом сюда добрался. Что мне пришлось вытерпеть и пережить. Никогда этого не забуду. До самой смерти теперь буду помнить. А вы предлагаете всё это заново проделать, что ли? Я правильно понимаю? Нет, не будет такого! Я не позволю выгнать куда-то непонятно куда мою семью, моих детей! Мы останемся здесь! Мы никуда отсюда не уйдём! Неважно, что продукты закончились. Зато здесь безопасно. Кто хочет, может идти, куда ему вздумается. А я с моей семьёй остаёмся здесь!

— Коля, все знают, что ты человек честный и порядочный. Что ты всегда беспокоишься о своей семье, о жене и детях. За это все тебя уважают. Я прекрасно понимаю твоё беспокойство о судьбе твоей семьи. Да и все остальные это тоже прекрасно понимают. Но пойми, пожалуйста, что в данный момент речь пока не идёт о переселении колонии. Речь идёт только об экспедиции. Экспедиция должна выяснить обстановку и определить, можно ли и нужно ли нам туда переселяться. Когда члены экспедиции вернутся обратно, мы снова соберёмся здесь и на основе полученной информации решим, что делать дальше. Вот тогда, возможно, и будем обсуждать вопросы о переселении. В данный момент я считаю обсуждение этого вопроса преждевременным.

Коля недовольно буркнул что-то себе под нос и уселся на своё место. Профессор посмотрел на людей в зале.

— Никто больше не хочет выступить? — спросил он.

Больше желающих не нашлось.

— Хорошо. Тогда давайте голосовать. Кто за организацию экспедиции в район базы К12? Кто против? Воздержался? Понятно. Решение принято единогласно!

Глава 3

Южный лес

Хорн обошёл Ночлежку. Там за ней, с другой стороны, располагался небольшой сарайчик, в котором все хранили свои вещи. Необходимо было взять рюкзак, топорик и ещё кое-что для охоты. Подойдя к сарайчику, Хорн увидел Евклида с детьми. Евклид был человеком уже немолодым, но ещё и нестарым — лет под шестьдесят. О себе рассказывал, что до Катастрофы он был не то учёным, не то школьным учителем. Город покинул вместе с основным потоком беженцев. Долго скитался по окрестностям, пока, наконец, не оказался на Свалке.

Евклид старался регулярно устраивать учебные занятия с детьми. Он говорил, что должен передать хотя бы часть своих знаний следующему поколению. Иначе его знания просто пропадут. Видимо, для него это было важно. Вот и сейчас Евклид стоял спиной к стене сарайчика, а дети — три девочки: Юнона, Ева и Алина — сидели на брёвнышке напротив него. Он с наставительным видом что-то им объяснял.

— Давайте теперь решим задачку, — предложил Евклид. — Допустим, что у Алины есть четыре яблока.

— А что такое яблоко? — спросила тут же Юнона.

— Ну это фрукт такой. Они, к сожалению, у нас сейчас уже не растут, — ответил Евклид. — Что ты там ищешь? — обратился он к Алине, видя, что она крутит головой.

— У меня нет никаких яблок, — растерянно сказала Алина.

— Ну, конечно, у тебя нет этих яблок! — воскликнул Евклид и всплеснул руками. — Это задачка такая, понимаешь? Я же сказал: «Допустим». Допустим, что у тебя есть эти яблоки.

— А как они выглядят? — снова спросила Юнона.

— Да какая тебе разница, как они выглядят? — возбуждённо продолжал Евклид. — В математике нужно уметь абстрагироваться.

— Что уметь? — спросила Ева.

— Абстрагироваться, — ответил Евклид. — Яблоки — это просто название предмета. Вместо них в задачке можно использовать камешки, палочки, шишки. Суть задачи никак не поменяется.

— Странно как-то, — сказала Алина.

— Почему странно? — не понял Евклид.

— Зачем мне камешки? — начала объяснять Алина. — Их вон вокруг сколько. Играй — не хочу. Надоело — выбросила. А вот яблоки я бы выбрасывать не стала.

— И я бы не стала, — поддержала Юнона.

— Да я не предлагаю вам выбрасывать яблоки! — Евклид, похоже, уже и сам был не рад, что выбрал эту тему. — Разве я говорил, что их нужно выбрасывать?

Дети с недоумённым видом переглянулись и отрицательно покачали головами.

— Нет, не говорил, — ответила за всех Алина.

— Вот видите! — уже более спокойным тоном произнёс Евклид и добавил: — Давайте договоримся, что мы не будем выбрасывать никакие яблоки, а просто их пересчитаем.

— А что их считать-то, если их нет? — удивилась Юнона.

— Я уже их посчитала! — радостно воскликнула Ева. — Их ноль штук!

— Как ты могла их посчитать, если я ещё даже задачу до конца не сформулировал? — парировал Евклид. — Что вы меня всё время путаете? Вы хотите решить задачу или нет?

«Вот бедняга! — подумал Хорн про Евклида. — Я бы, наверное, уже давно бросил это дело». К этому времени он собрал все необходимые вещи и направился обратно к костру. Обернувшись ещё раз в сторону детей, он увидел, как Евклид старательно что-то выписывает палкой на земле. «И всё-таки, зачем ему это?» — снова подумал Хорн.

Завернув за угол, он увидел Птицу, расположившегося с другой стороны сарайчика. Птица здесь устроил себе нечто вроде мини-мастерской. У него был небольшой столик, а рядом стояли какие-то ящики. Наверное, с инструментами или с разными деталями. Птица в их маленьком сообществе выполнял роль техника. Если что-то надо починить или отремонтировать, то это к Птице. Он сам облазил всю Свалку в поисках всяких полезных для ремонта вещей. Да и остальные тоже приносили ему всё, что попадалось полезного. Птица добытые вещи тщательно сортировал и раскладывал по своим ящикам. Рано или поздно всё это для чего-нибудь пригождалось.

«Может, это он вбил в потолок тот штырь, на который я наткнулся сегодня утром? — неожиданно вспомнил Хорн. — Раньше вроде его там не было». Хорн машинально дотронулся рукой до того места на голове, о которое он ударился. Всё ещё болело, но уже не так сильно. Он ещё раз мысленно выругался.

Хорн старался как можно реже разговаривать с Птицей. У Птицы была довольно необычная манера речи. Хорн никак не мог разобрать: то ли он говорит серьёзно, то ли нарочно над ним издевается. Впрочем, в такой манере он разговаривал со всеми, кроме, может быть, Александра Македонского. И то не всегда. О его прошлом практически ничего не было известно. Птица очень не любил рассказывать о своём прошлом. А специально с расспросами никто к нему (да и к другим тоже) не лез.

Птица сидел на широком сосновом чурбане, приспособленном под стул. Перед ним стоял небольшой столик, который представлял собой фактически доску, прибитую к лежащему на земле бревну. Склонившись к самой доске так, что его густая тёмная ветвящаяся борода иногда касалась поверхности, собирая на себя пыль и мелкие частички мусора, он старательно что-то мастерил, тихо насвистывая. Широко расставленные сапоги были заляпаны свежей грязью. Видимо, Птица успел уже поутру пробежаться по Свалке. При этом, однако, небрежно висящий на нём грубый плащ-дождевик с откинутым назад капюшоном был сухой и чистый.

Хорн решил, что просто так проходить мимо будет невежливо. Он остановился напротив Птицы.

— Доброе утро! — поздоровался Хорн.

— И тебе того же, — пробурчал себе под нос Птица, продолжая что-то мастерить.

— Слушай, ты не посмотришь: топорик у меня совсем расшатался. Мы сейчас на охоту собрались в Южный лес. Боюсь, как бы топорище не отлетело в самый неподходящий момент.

— Топорик? — заинтересовался Птица. — А ну-ка, дай посмотреть.

Хорн передал ему свой топорик. Птица внимательно его осмотрел и даже покрутил несколько раз рукой.

— У-у-у! — озабоченно протянул он. — Да разве можно до такой степени инструмент доводить? Его, похоже, вообще ни разу никто не ремонтировал! Надо, надо подлечить топорик твой.

Он открыл один из своих ящиков с инструментами, продолжая говорить. Птица вообще любил поговорить. Особенно с самим собой и со своими инструментами.

— Не волнуйся, бедненький. Сейчас, сейчас мы тебя подлечим. Будешь у нас как новенький. Так, где тут у меня молоток? А, вот ты где! Спрятался, что ли, от меня?

Он посмотрел на Хорна.

— А ты чего стоишь? Присядь пока. Успеешь ещё, небось, ноги-то натрудить на охоте.

Хорн молча сел на бревно, лежащее сзади. Птица ловко выбил молотком топорище, с озабоченным видом осмотрел рукоятку топорика, покачал головой и снова начал что-то искать в своих ящиках.

— Ничего, ничего. Не волнуйся, сейчас мы тебя подлатаем, — приговаривал он.

Хорн с интересом наблюдал за его действиями. Птица долго рылся в ящиках, продолжая невнятно бурчать себе под нос. Наконец, он достал оттуда пару каких-то инструментов и несколько мелких металлических пластинок.

— А ты чего сегодня так рано поднялся? — неожиданно спросил Птица. — Не спится, что ли?

— Я думал, ты меня не заметил, — насторожился Хорн.

— Как это не заметил? Ты такой шум устроил, словно медведь раненый. Чуть Ночлежку не разрушил, пока выбирался. Я уже было подумал, нехорошо стало человеку, раз он так на улицу спешит. Да ещё словами крепкими себе помогает, чтоб быстрее добежать.

— Да не в этом дело, — начал было Хорн, но тут же осёкся. Дальше пришлось бы говорить о штыре. А вдруг это правда, что его сам Птица к потолку приспособил?

— А что тогда? Сон кошмарный приснился? — продолжал как ни в чём не бывало Птица. — Это у нас тут со всяким бывает. Духота, теснота…

— Сон мне и вправду приснился, — согласился Хорн. — Кошмарный, не кошмарный, но точно какой-то необычный.

— Необычный? — Птица, не отрываясь от работы, искоса посмотрел на Хорна.

— Понимаешь, мне приснился Город. А я в Городе никогда не был и поэтому даже не представляю, как он выглядит. И ещё там были люди, много людей в странных одинаковых одеждах.

— В каких таких странных одеждах? — удивился Птица.

Хорн нехотя в нескольких словах обрисовал тех людей из сна, их одежды, а также общую обстановку. Он не хотел особо посвящать во всё это Птицу. Однако Птица с неподдельным интересом выслушал Хорна и, слегка вытянув брови, на минуту задумался.

— Говоришь, ни разу не был в Городе? — наконец, спросил он.

— Когда мы покинули Город, я был грудным младенцем на руках у матери. Поэтому совершенно ничего не помню.

— И одежды такие никогда не видел? — снова спросил Птица.

— Не видел, — ответил Хорн.

— Вообще-то, до Катастрофы в таких одеждах многие ходили, — задумчиво произнёс Птица. — Я помню то время.

— Что бы это могло значить? — спросил Хорн без особой надежды.

— А то, что это не твой сон, — ответил Птица.

— Как так: не мой? — удивился Хорн.

— Не могу знать. Может, кто-то тебе его внушил. Может, воспоминания из прошлых жизней. Может, вещий сон.

— Какой ещё вещий сон? — переспросил Хорн.

— Плохих событий там никаких не было?

— Событий? — не понял Хорн.

— Никто не умер, не погиб, ничего не сгорело?

— Да нет вроде, — задумался Хорн. — Была только вспышка молнии, гром, и после этого я проснулся.

— Выходит, что тебе кто-то внушил этот сон, — заключил Птица.

— Как это: внушил? Разве сон можно внушить? — вот здесь Хорн уже начал сомневаться, издевается над ним Птица или нет.

— А чего нельзя-то? Ещё как можно!

— Да кто его может мне внушить? — наигранным тоном спросил Хорн.

— Колдунья какая-нибудь или ворожея, — продолжал упорно гнуть свою линию Птица. — У меня в детстве, помню, случай был. Начал мне каждую ночь сниться один и тот же сон. Сначала я оказываюсь в каких-то тёмных подвалах. Долго там брожу, не могу найти выход. Иногда даже приходилось ползком просачиваться. Страшно до жути! Ползёшь, ползёшь, проход всё уже и уже и никак не заканчивается.

— И что было дальше? — заинтересовался Хорн.

— Дальше? — переспросил Птица и продолжил: — Дальше я всё время оказывался в большой комнате с чёрными занавесками на окнах. Посреди комнаты стоит стол, накрытый чёрной скатертью. А за столом сидит старуха, тоже вся в чёрном, и смотрит на меня.

— Да ну! Какая ещё старуха? — недоверчиво спросил Хорн.

— Какая, какая! — передразнил его Птица. — Такая! Сидит молча за столом и смотрит прямо на меня. Смотрит и смотрит. Смотрит и смотрит.

— Ну и что?

— А потом из-за стола возникает чёрная рука и ка-а-ак потянется ко мне.

— Какая рука? — Хорн уже почти не сомневался, что Птица над ним попросту издевается.

— Чёрная такая, волосатая вся, и ногти длинные-предлинные. И тянется она быстро так, сначала по стене, словно тень, потом по потолку, а с него прямо к моему горлу.

— А ты чего?

— А чего я? — пожал плечами Птица. — Пугался во сне до жути и тут же просыпался весь в поту.

— Ну и дела! — снова наигранным тоном протянул Хорн.

— До чего ведь дошло? Дошло до того, что я спать боялся ложиться. Понял, да? — невозмутимо продолжал Птица. — Каждую ночь мне та старуха являлась. Никак выспаться не давала. Я уже, знаешь, и так и сяк. И со светом спал, и на улице. Ничего не помогало. От постоянной бессонницы вялый стал совсем, болезненный, еле на ногах держался. Ещё бы немного — и, наверно, того. Поминай лихом!

— И что ты сделал? — спросил Хорн.

— Повели меня к бабке одной — она в другой деревне жила. Знала заговоры там всякие, молитвы. В общем, милая такая бабка оказалась, довольно интеллигентная. Завели меня к ней в дом, значит, усадили на стул, и она как начала что-то там шептать, сплёвывать и руками водить. Полчаса, наверное, заговаривала. Я сижу, как дурак, боюсь пошелохнуться: вдруг чего-нибудь испорчу невзначай. Пришлось бы потом всё заново начинать. Поводила она, пошептала и говорит: «Всё, милок, можешь идти». Ну я ей сказал, мол, спасибо и вышел. Приезжаю домой, ложусь вечером спать и, представляешь, первый раз за всё это время смог нормально выспаться. Я наутро такой счастливый был, будто заново родился. И больше мне тот сон ни разу не снился. Как рукой сняло! Вот оно как бывает!

— Так, а что это за старуха-то во сне была? Она что-нибудь про неё рассказала? — спросил Хорн.

— Да шут её знает, что за старуха. Бабка сказала, что, мол, сглазили меня где-то. Может, нарочно, а может, случайно. Вот она у меня этот сглаз своими заговорами и сняла. Очистила, стало быть.

— Ты хочешь сказать, что меня тоже кто-то сглазил? — спросил Хорн.

— А я знаю? — ответил Птица. — Я только хотел сказать, что сон можно внушить. А ты уж сам решай, сглаз это или что похуже. А не можешь сам решить — обратись к кому-нибудь, кто сможет. Вроде бабки моей.

— А ты знаешь кого-нибудь из таких людей? — снова спросил Хорн.

— Среди местных вроде таковых нет, — задумался Птица. — Ты лучше вот что. Спроси-ка лучше у друга своего, Александра Македонского, про учителя его.

— Учителя? Какого учителя?

— У него учитель был, монах, который его научил всяким штукам. Живёт он, по-моему, где-то не так далеко отсюда — в горах. Александр Македонский рассказывал, что монах этот много чего умеет. Даже чудеса всякие, дескать, способен устраивать. Вдруг он тебе помочь сможет или, на худой конец, подскажет чего дельного.

— Ладно, — согласился Хорн. — Надо будет обязательно спросить про этого монаха. Спасибо тебе за совет.

— Да не за что, — ответил Птица. — На вот, держи свой топорик. Подлатал я его тебе немного. Поживёт ещё маленько.

— Спасибо, — поблагодарил Хорн.

Топорик, действительно, теперь выглядел как новенький. Топорище сидело прочно — Птица укрепил его металлическими клиньями. Засунув топорик себе в рюкзак, Хорн направился к костровищу. Там его уже ожидали другие участники охоты.

Александр Македонский сидел на бревне напротив догоревшего костра. Косой и Углерод сидели рядом на сосновых чурбанах. Они в очередной раз отчитывали Фрола, который, по-видимому, только что вернулся с Ручья, куда ходил с утра за водой. Фрол явно был с похмелья, причём довольно глубокого. Передвигался он медленно и даже как-то осторожно. На вопросы отвечал с большим трудом, мотая головой, при этом то и дело с усилием зажмуривая глаза.

— Меня одно удивляет, — сокрушался Александр Македонский, — как ты умудряешься это делать?

— А чего ты опять-то начинаешь? — отвечал невпопад Фрол.

— Э-э, нехорошо ты сделал, — поддержал Косой и, немного подумав, воспитательным тоном добавил: — Нехорошо так делать!

— Ты склад какой-то нашёл, что ли? — продолжал Александр Македонский. — Где ты это всё берёшь?

— У соседей, — пробурчал Фрол. — Выменял.

— На что выменял? У тебя же нет ничего.

— На что надо, на то и выменял! Тебе-то что? — разволновался Фрол.

Прежде чем продолжать беседу дальше, Александр Македонский негромко, но очень смачно выругался, чтобы хоть немного успокоить свои чувства. Заметив это, Косой решил заполнить образовавшуюся паузу:

— Ай как нехорошо ты сделал! — покачал головой он.

К этому времени Александр Македонский уже смог говорить более спокойным тоном.

— Вот что, дорогой Фрол, — подчёркнуто вежливым тоном начал он. — Каждый раз одно и то же. Говоришь, говоришь, а тебе что в лоб, что в темя — всё одно. Короче, мне это надоело, да и не только мне. По-хорошему ты, видимо, не понимаешь, поэтому придётся применить более жёсткие меры.

Фрол очень внимательно слушал Александра Македонского, нахмурившись и слегка подёргивая бровями и губами. По всему было видно, что он усиленно пытается соображать.

— Короче, ты понял? — продолжал Александр Македонский. — Это последнее предупреждение. Ещё один такой прокол — и всё. Мы более не будем задерживать тебя здесь. На что ты нам такой сдался? Толку от тебя никакого, а проблем выше крыши. Ещё раз появишься в нетрезвом виде — мы тебя на свободу отпустим. Сможешь пойти на все три стороны. Да что там на три? Можешь сразу и на четыре. Жизнь-то тебе, я вижу, и так не мила. Так что можешь сразу отправляться в четвёртую сторону, на север, — там и сдохнешь по дороге. Что резину-то тянуть?

Фрол нахмурился ещё сильнее и как-то злобно посмотрел на Александра Македонского, а затем и на всех остальных. После этого он что-то недовольно пробурчал и поплёлся к сарайчику.

— Ну что, выдвигаемся? — предложил Александр Македонский, поднимаясь с бревна.

Хорн кивнул ему в ответ. Углерод и Косой тоже одновременно встали и надели рюкзаки. С оружием решили поступить так: Косой передал ружьё Хорну, поскольку у того, кроме топорика, никакого оружия не было, а взамен этого Александр Македонский передал Косому свой пистолет. У Углерода имелся свой пистолет. Получалось, что ключевым звеном в команде оказывался Хорн, поскольку охотничье ружьё было только у него. Автомат у Александра Македонского был оружием боевым, и на охоте его вряд ли пришлось бы применять. А пистолеты можно было использовать разве лишь для самообороны. Тем более что патроны (особенно автоматные) нужно было беречь.

Наконец, отправились в путь. Светило осеннее, но ещё тёплое полуденное солнце. По голубому с розоватым оттенком небу неторопливо плыли немногочисленные рыхлые белые облачка. И только далеко-далеко на севере они постепенно сгущались, темнели и на самом горизонте переходили в сплошную непроницаемую пелену тяжёлых свинцово-синих туч. Эти тучи висели там постоянно, и к ним уже давно все привыкли. К счастью, сюда они почему-то ни разу не добирались, несмотря на то, что ветер почти всегда дул именно с севера. Что там происходило, никто не знал, да и не хотелось об этом думать.

Шли не быстро, но и не медленно. Необходимо было экономить силы. Первым, как водится, размеренным широким шагом шёл Александр Македонский. За ним ковыляли Косой и Углерод, а Хорн замыкал строй. Тропинка сначала вела на северо-восток, а затем всё сильнее и сильнее стала забирать к востоку. Ночлежка давно уже скрылась за пригорками. Даже дыма от костровища не было видно. К востоку от Ночлежки места совсем не походили на привычную Свалку. Никакого старого мусора здесь не было, ведь основная территория Свалки располагалась к северу и западу от Ночлежки. Здесь же местность была больше похожа на степь, поросшую полувысохшей редкой травой и отдельно стоящими корявыми деревьями, успевшими уже избавиться от своих листьев. Ещё дальше к северу отсюда начиналась полностью выжженная земля — след от когда-то прошедшего по этим местам огневика.

Пару раз тропинку стремительно перебежали какие-то мелкие зверьки. Они делали это настолько ловко, что Хорн не успевал их даже толком разглядеть. «Суслики, наверное», — решил он. Один раз на вершине близлежащего пригорка появилась небольшая (штуки три-четыре) стая одичавших собак. Путниками они не заинтересовались, видимо, были сыты. Завидев шедших по тропинке людей, собаки лениво залаяли и затем нехотя удалились в сторону. Не пришлось даже доставать ружьё.

Начался заметный спуск к Ручью. Холмы стали выше и плотно прижались к тропинке слева и справа. Сама тропинка начала вилять между ними. Из-за этого самого Ручья ещё видно не было, но хорошо различимое его весёлое журчание говорило о том, что он уже где-то близко. Ручей протекал вдоль южной оконечности Свалки, которая уходила от него на много километров к северу. Общее направление потока в Ручье ориентировалось с востока на запад, и поэтому вода в нём была чистой. Лес, однако, располагался не к югу от Свалки, а к юго-востоку. Чтобы до него добраться, нужно было сначала идти несколько километров на восток, а затем уже поворачивать к югу. В этом месте Ручей делал широкую излучину или петлю, и весь путь фактически лежал внутри этой петли.

Берег Ручья, к которому вышли охотники, был пологим и глинистым. Здесь тропинка заканчивалась, и дальше нужно было ступать очень осторожно, чтобы не увязнуть в топкой бурой жиже. Ближе к воде стали часто попадаться отшлифованные мелкие камешки. Течение было быстрое, особенно у противоположного берега. Александр Македонский на минуту остановился, чтобы получше осмотреться. Левый берег уходил круто вверх, а дальше, наверху, уже начинался лес. Подниматься по такому склону нелегко, и поэтому необходимо было тщательно выбрать маршрут. Александр Македонский обернулся и указал рукой выбранное им направление. В том месте располагались два больших камня.

— Пошли! — скомандовал Александр Македонский.

Не снимая сапог, они переправились вброд на другой берег — Ручей здесь оказался неглубоким. От Ручья охотники начали подниматься наверх по диагонали, чтобы скомпенсировать затраты сил. Иногда приходилось помогать руками, хватаясь за торчавшие из рыжей почвы полувысохшие кусты и крупные стебли травы. Преодолев крутой подъём левого берега, путники, наконец, оказались в лесу.

Южный лес производил впечатление настоящего чуда природы. Таких мест сейчас на Земле практически уже не осталось. Из-за резкого изменения климата, происшедшего после всемирного катаклизма тридцать лет назад, исчезли почти все животные и растения. Кроме того, существенную роль в этом сыграли последствия многочисленных техногенных катастроф, приведшие к полному разрушению экологического баланса и заражению обширных территорий. Южный лес при этом каким-то чудом уцелел и сохранился в первозданном состоянии. Возможно, это произошло благодаря особому распределению рельефа местности. Возможно, направление ветра в этих местах было благоприятным. Возможно, повлияли ещё какие-то неизвестные факторы или же их совокупность.

В лесу росли многочисленные хвойные (сосны, ели, пихты) и лиственные деревья (берёзы, осины). Подлесок, представляющий собой средний и нижний ярусы леса, был густо заполнен различными кустарниками и травами. Летом и ближе к осени можно было собирать ягоды и грибы. Если лето было благоприятным (тёплым и дождливым), то лес щедро снабжал людей своими дарами. Зверей и птиц тоже было много, как мелких, так и довольно крупных. Очевидно, в лесу водились не только те животные, которые обитали здесь всегда, но и те, которые, спасаясь от опасностей, осели здесь уже после Катастрофы. Многие домашние животные за это время одичали и приспособились для жизни в естественных условиях. Некоторые звери (например, одичавшие коровы) выглядели для здешних мест весьма необычно. Лес занимал значительную площадь, и места хватало всем: на юг и на восток он уходил, наверное, на добрую сотню километров. Углубляться в него не стоило: можно было легко заблудиться. Поэтому, как правило, собирали ягоды и грибы, а также охотились вдоль кромки леса недалеко от Ручья. Как любил говаривать Александр Македонский, «чем дальше в лес, тем дольше выход». Искать пропавших в лесу никто не будет, поскольку это дело абсолютно бесполезное, да и опасное. Что происходило в самой глубине леса, никто толком не знал.

Охотники направились на восток вдоль кромки леса, стараясь не уходить вглубь. Ступали очень осторожно, внимательно присматриваясь и прислушиваясь, чтобы случайно не вспугнуть какого-нибудь зверя. Лес был плотно наполнен огромным множеством звуков и запахов. Весело и надрывно щебетали и свистели птицы, скрывающиеся высоко в ветвях деревьев. Стрекотали насекомые в траве. Откуда-то из глубины леса раздавался низкий жалобный рёв, на который сразу же смешно отзывались ещё несколько таких же заунывных голосов.

Александр Македонский то и дело останавливался и прижимался к земле. Остальные тут же следовали его примеру. Так продолжалось около получаса, пока они не приблизились к большой сосне, густо обросшей со всех сторон развесистыми кустарниками. Александр Македонский снова остановился и поднял руку, показывая этим, чтобы остальные тоже остановились и затихли. Осторожно раздвинув кусты, он обернулся и знаками скомандовал приблизиться к нему. За кустами располагалась небольшая полянка с жёлтыми цветочками, на которой мирно разлеглась корова. Людей одичавшие коровы почему-то не боялись (возможно, ещё помня своё недавнее домашнее прошлое), и это сильно облегчало охоту на них. Видимо, не чувствуя никакой опасности, корова с важным видом пережёвывала пищу.

Александр Македонский едва уловимым кивком головы дал знать Хорну, чтобы он достал ружьё. Хорн кивнул в ответ и осторожно, чтобы не привлекать внимание коровы, потянулся за своей двустволкой. Когда он, наконец, прицелился и приготовился нажать на спусковой крючок, неожиданно раздался выстрел. Корова дёрнулась пару раз, жалобно замычала и через некоторое время затихла. Всё произошло так естественно, что все решили, что это выстрелил сам Хорн. Углерод даже поддерживающе кивнул ему: мол, хороший выстрел. Но Хорн знаками показал, что это не он стрелял, что он ещё не успел нажать на спусковой крючок. «А кто тогда?» — кивком головы спросил Александр Македонский. «Не знаю», — ответил Хорн, пожав плечами. Александр Македонский снова кивнул: «Ясно!» — и приставил палец к губам.

С той стороны послышалось шелестение листьев и отчётливо хрустнула сломанная ветка. Но из-за кустов никого не было видно. Косой не выдержал и решил разрядить напряжённое ожидание.

— Это кто это тама стреляла? — крикнул он. — Ай как нехорошо сделал!

В ответ кто-то недовольно заворчал и полез напролом прямо через кусты. Впечатление было такое, что в их сторону отчаянно пробивается какой-то крупный и довольно неуклюжий зверь. Вскоре на полянке показалась тёмная косматая фигура, в которой трудно было узнать человека, но это, несомненно, был человек. Подойдя к лежащей без движения корове, он застыл в выжидательной позе. Теперь его можно было разглядеть более подробно. Это был коренастый мужчина средних лет с суровыми чертами лица. На нём был длинный, до пола, тулуп мехом наружу, тёмного, почти чёрного, цвета. Капюшон тулупа был небрежно накинут на голову. Из-под капюшона беспорядочно торчали чёрная с проседью раскидистая борода и скомканные неопределённого цвета волосы. Мужчина, опустив ружьё и сложив на нём руки, спокойно стоял и как-то по-недоброму, исподлобья смотрел в сторону охотников.

— А вы кто такие будете? — наконец, произнёс он.

Видя, что мужчина не настроен особенно агрессивно (по крайней мере, он явно не собирался палить из своего ружья), Александр Македонский поднялся и выбрался на поляну. Углерод, Косой и Хорн последовали за ним.

— Приветствую, уважаемый! — вежливо поздоровался Александр Македонский. И продолжил: — Мы пришли со Свалки из ближайшей Ночлежки. Хотели в лесу поохотиться, чтобы сделать запасы продовольствия на зиму.

Мужчина молча смотрел на него без особого интереса, но слушал внимательно.

— Меня зовут Александр Македонский. А это мои товарищи: Хорн, Углерод и Косой. А как тебя звать?

— У меня нет имени. Но, если хочешь, зови меня Лесником, — нехотя ответил мужчина.

— Ты что, в лесу живёшь? — спросил с удивлением Углерод.

— В лесу, — пробурчал в ответ Лесник.

— И много вас там таких? — снова спросил Углерод.

— Было много, да все вышли, — уклончиво ответил Лесник.

— Куда вышли? — не понял Углерод.

— Лес забрал — вот куда, — ответил Лесник.

— Понятно, — сказал Александр Македонский и перевёл разговор на более важную тему. — Слушай, мы не претендуем на твою добычу, — продолжил он, кивком головы указывая на корову. — Ты подстрелил, поэтому забирай.

Лесник лениво взглянул в сторону убитого животного и на минуту задумался.

— Вам она нужнее, — заключил он. — Я себе ещё подстрелю.

— Спасибо! — поблагодарил Александр Македонский. — Но возьми хотя бы часть.

— Ладно, — согласился Лесник. — Я возьму себе голову.

Хорн хотел было спросить, зачем ему голова коровы, но Александр Македонский незаметно показал ему знаком, чтобы он не делал этого. Лесник достал из-под своего безразмерного тулупа огромный и широкий нож, наклонился к корове, а затем ловким и уверенным движением отрезал голову и упаковал её в мешок.

— Всё! — объявил он, вытирая окровавленный нож об траву. — Остальное можете забирать себе.

Не говоря больше ни слова, Лесник убрал нож, взвалил на плечо мешок с головой коровы, взял ружьё и, как и в первый раз, не разбирая дороги, напролом полез прямо через кусты. Спустя некоторое время его и след простыл, не стало слышно даже ни шуршания листьев, ни хруста ломающихся под его ногами сухих палок.

Глава 4

Сборы

Собрание продолжалось. Профессор стукнул по столу.

— Теперь я передаю слово Полковнику, который является членом Совета и начальником службы безопасности нашей колонии. Собрание назначает его руководителем экспедиции. Пожалуйста, Полковник.

Полковник поднялся со своего места, достал карту и развернул её на столе, за которым восседал Совет.

— Уважаемые члены колонии! — начал он. — Хочу доложить вам наш предварительный план организации и проведения разведывательной экспедиции в район базы К12. В состав экспедиции предлагается включить семь человек из службы безопасности колонии в качестве военных и шесть человек вспомогательного звена. Это техники, а также один инженер, один учёный и один пилот. Всего вместе со мной набирается тринадцать человек. Я считаю, что это для такого мероприятия в наших условиях будет оптимальным вариантом. С вашего позволения я зачитаю список личного состава экспедиции. Тех, кого я буду называть, прошу встать, чтобы вас видели все. Спасибо! Итак, военные: Геркулес, Пистон, Плотва, Мурзила, Купидон, Абрикос и Казбек. Все здесь присутствуют? Хорошо! Далее — инженер и техники: Базилика, Кирилл, Данила. Учёный — Антон, пилот — Валет. Ну вот вы все и в сборе. Можно хоть сейчас выходить! — пошутил Полковник. И продолжил: — Теперь, собственно, о проведении самой экспедиции. По нашим данным, база К12 находится от нас довольно далеко. Это примерно две с половиной тысячи километров. Пешком туда, конечно, не дойти, да и любым наземным транспортом добраться тоже будет проблематично. Слишком долго и слишком опасно. Поэтому я предлагаю добираться туда с помощью воздушного транспортного средства. Для этого мы и включили Валета в состав экспедиции. К нашему счастью, до Катастрофы он работал пилотом в структурах МЧС. Если кто не знает, раньше было такое Министерство по чрезвычайным ситуациям. Поэтому он успел полетать и на самолётах, и на вертолётах различного типа. Надеюсь, что эти навыки у него ещё остались. И они нам очень пригодятся!

Полковник поднял карту, чтобы её было видно из зала.

— Вы можете меня спросить, где мы собираемся взять воздушный транспорт? Я вам отвечу! Вот здесь и здесь находятся военные аэродромы, — он указал соответствующие места на карте. — Вот здесь расположен гражданский аэропорт. Наибольший интерес для нас, по моему мнению, представляет вот этот военный аэродром. Он расположен от нас на расстоянии примерно в сорок километров. Не так чтобы очень уж далеко! Думаю, исправные самолёты или, может быть, вертолёты там ещё остались. В противном случае будем использовать запасные варианты: второй военный аэродром и гражданский аэропорт. В общем, существует большая вероятность, что подходящее воздушное транспортное средство мы найдём. Сам перелёт займёт несколько часов — от трёх до пяти — в зависимости от типа воздушного судна, ну и, конечно, от погодных условий. Совершив посадку в районе базы К12, далее будем действовать по обстановке. Постараемся сесть в таком месте, чтобы можно было вернуться обратно тем же способом. Вот таков в общих чертах наш план, если не вдаваться в ненужные сейчас подробности. Считаю, что этот план является вполне реализуемым.

— А топлива вам хватит? — спросил кто-то.

— Постараемся выбрать воздушное судно, которому топлива на такой перелёт хватит. Но если даже и не хватит, мы можем дозаправиться где-нибудь по пути, совершая дополнительную посадку на военных аэродромах или в гражданских аэропортах.

Больше вопросов к Полковнику не было, и Профессор внёс предложение проголосовать. Все проголосовали единогласно за проведение экспедиции.

— Ну что, уважаемые друзья, — произнёс Профессор, — на этом, думаю, наше собрание можно завершить. Благодарю всех за активное участие в обсуждении и голосовании. Можете быть свободными.

Все встали и начали постепенно продвигаться к выходу из зала собрания. Мира решила остаться, чтобы поговорить с отцом, пока он не ушёл. Её не покидала мысль о медицинском оборудовании, которое могло находиться на базе К12. Она считала, что такой шанс ей упускать ни в коем случае нельзя. Надо попытаться уговорить отца, чтобы её зачислили в состав экспедиции. Нужно только найти для этого правильные слова! Пугать отца по поводу возможного диагноза раньше времени очень не хотелось. Она и сама пока до конца не верила в это. Не хотела верить! Но если придётся прибегнуть к этому доводу как к последнему средству убеждения, то она, конечно, скажет. Выбора уже не остаётся.

Все уже разошлись. Даже члены Совета. Последними остались только Профессор и Полковник, которые что-то тихо обсуждали. Наверное, какие-то детали, связанные с организацией экспедиции. Наконец, Профессор обратил внимание на Миру, одиноко стоящую возле первого ряда стульев.

— Мира, дорогая моя! — улыбнулся он. — Ты, наверное, меня ждёшь?

— Да, — коротко ответила Мира.

— Что-нибудь случилось? — спросил Профессор.

— Мне нужно с тобой поговорить, папа.

— Хорошо! Давай поговорим!

Профессор повернулся в сторону Полковника и слегка кивнул ему, намекая на то, что он может идти. Полковник кивнул ему в ответ, улыбнулся Мире, сгрёб в охапку пачку каких-то бумаг со стола и направился к выходу.

— Слушаю тебя, — произнёс Профессор, когда они остались в зале одни.

Мира набрала побольше воздуха и сразу, не теряя времени, пошла в атаку.

— Папа, мне нужно попасть в эту экспедицию. Я должна в ней участвовать! — выпалила она.

— Нет! — отрезал Профессор. — Об этом не может быть и речи! Ты нужна нам здесь! Ты нужна мне здесь! — он потряс головой. — Нет, нет! Это совершенно невозможно! Состав экспедиции утверждён общим собранием. Даже не начинай!

— Но папа! Послушай меня! Пожалуйста, — взмолилась Мира. — Я должна пойти с ними. Просто должна!

— Почему? Ничего ты не должна!

Мира подошла поближе.

— Потому что одного учёного для такой экспедиции недостаточно. Необходим как минимум ещё один. Как минимум! Вольтметр, ой, извини, Антон, конечно, хороший специалист и разбирается во многих вещах. Но он не сможет выполнять всю работу один. На той базе может быть много всякого неизвестного нам оборудования. В том числе и научного. Много всяких лабораторий. Один он не справится со всем этим. Ему будет необходима помощь. А я ему смогу помочь. И, кроме того, если с ним что-нибудь случится, кто тогда его заменит? Учёные в этой экспедиции будут играть очень важную роль. И лучше, чтобы они могли заменить друг друга в случае необходимости.

— Даже если и так, то я всё равно не понимаю, при чём здесь именно ты? — пожал плечами Профессор. — У нас есть и другие учёные, которых мы можем отправить с экспедицией. Пойми, я не могу, да и не хочу тобой рисковать. Это слишком опасное предприятие для тебя. Смертельно опасное! Ты не имеешь соответствующей подготовки…

— А что, Антон имеет? — перебила его Мира.

— По крайней мере, он находится в более хорошей физической форме, чем ты.

— Ты не знаешь, насколько я выносливая! — воскликнула Мира. — Хочешь, давай проверим!

— Да не буду я проверять!

— А зря! — с некоторой злостью заметила Мира. — Твой Вольтметр сдулся бы уже на четвёртом километре. Он, может, и крепкий, но всё же не такой выносливый, как я!

Профессор улыбнулся. Видя его реакцию, Мира решила, что нужно закрепить первый успех.

— На собрании Буратино рассказал о необычном артефакте, который обнаружили разведчики той базы.

— И что? — спросил Профессор.

— Насколько я понимаю, он представляет довольно серьёзную опасность. Из-за него уже погибло много людей. Поэтому обращаться с ним нужно очень осторожно.

— На что ты намекаешь? — не понял Профессор.

— Для работы с артефактом одного учёного будет явно недостаточно. Это же очевидно! Его нужно будет страховать от непредвиденных последствий. Если в экспедицию пойдёт один Вольтметр, ну то есть Антон, и он совершит какую-либо случайную ошибку при обращении с этим артефактом, то могут погибнуть все остальные члены экспедиции. Как это уже произошло с отрядом Западной коалиции и, возможно, с жителями колонии К12. И тогда все усилия окажутся напрасными.

Профессор на минуту задумался.

— Это хороший довод, — согласился он. — Мне такая мысль почему-то в голову не приходила. Возможно, ты права. Я, пожалуй, подумаю над тем, чтобы добавить ещё одного учёного в экспедицию. Для страховки. Но это совершенно не значит, что этим вторым учёным должна быть именно ты. С этой ролью может легко справиться и любой другой учёный нашей колонии. Хоть их и не так много.

Мира закусила губу. Похоже, что её доводы должным образом пока на отца не подействовали. Нужно было срочно придумать что-то ещё. Лихорадочно соображая, она решила зайти совсем с другого конца.

— А почему в составе экспедиции не оказалось ни одного медика? — спросила она.

— Полковник и сам может оказать первую помощь в случае необходимости, — парировал Профессор.

— Ты прав. Полковник, действительно, способен оказать первую медицинскую помощь, — согласилась Мира. — В случае ранений, в случае переломов и тому подобное. Но он не является врачом! Что, если кто-нибудь заболеет по пути? Подхватит какую-нибудь малоизвестную вирусную инфекцию? Это вполне вероятно! Это, кстати, может быть и сам Полковник. Что тогда? Как он будет лечить? А я в этом хорошо разбираюсь. Лучше, чем кто-либо в нашей колонии!

— Я с этим не спорю, Мира, — мягко улыбнулся Профессор. — Я прекрасно знаю, что ты разбираешься в этих вещах лучше всех в колонии. Да это и все знают. Твои медицинские познания являются просто бесценными для всех нас. Скольких людей ты уже спасла! Все тебя за это уважают и любят! Поэтому мы не имеем права рисковать тобой.

— Подожди, я ещё не закончила свою мысль, — перебила его Мира. — На базе К12 наверняка должно быть много всяких медикаментов и медицинского оборудования. Никто в этом не сможет разобраться лучше меня. А я смогу понять и разобраться! Если с кем-то из членов экспедиции случится что-нибудь серьёзное, я смогу подобрать соответствующие препараты и оказать медицинскую помощь. Никто лучше меня этого сделать не сможет!

На лице Профессора снова появилась тёплая улыбка.

— Мира, милая моя… — начал было он.

Но Мира его опять перебила.

— Вы с Полковником не учли ещё одну возможность, — заметила она. — Вполне вероятно, что на той базе могут ещё оставаться живые люди. А почему бы и нет? Если база большая, как говорил Буратино, то вполне может оказаться, что артефакт убил не всех. Кто-то мог остаться и в живых. Но тогда среди них могут оказаться, например, и раненые. Ну или это могут быть не ранения, а какие-либо повреждения иного характера. Какие именно, нужно выяснять на месте. Заранее сказать невозможно. Мы же не знаем характер воздействия артефакта? Кто в таком случае будет им оказывать помощь? Полковник? А он знает, как это делать? Он знает, как правильно и точно определить характер повреждения? Как поставить диагноз? Он знает, какие именно препараты использовать для оказания медицинской помощи?

— Да нет, конечно! Не знает он всего этого! — воскликнул Профессор. — Для таких действий нужна более высокая квалификация. А он всего лишь военный!

— У меня есть такая квалификация! Поэтому я должна пойти с ними! — решительно заявила Мира.

Профессор глубоко задумался и долго смотрел на Миру. Он явно усиленно размышлял над тем, какое решение ему принять. У Миры оставался ещё один последний довод, который можно было использовать только в крайнем случае. Но она надеялась, что до этого всё-таки дело не дойдёт. Этот последний довод, конечно, должен, без всякого сомнения, сработать. Но ей очень не хотелось раньше времени расстраивать отца ничем не подтверждёнными пока подозрениями. Наконец, Профессор прервал затянувшееся молчание.

— Хорошо, — с трудом произнёс он. — Считай, что ты меня убедила. Хоть мне и ужасно не хочется отпускать тебя. Но, по-видимому, ты права. Получается, что ты, действительно, можешь оказаться очень полезной для экспедиции. Я поговорю с Полковником и другими членами Совета по поводу твоего участия в экспедиции.

— Спасибо, папа! — обрадовалась Мира.

— Но ты должна дать мне обещание беречь себя и не лезть на рожон, — строго добавил он.

— Я обещаю, папа, — улыбнулась Мира.

— Господи, что я делаю! — растроганно выговорил Профессор.

Он вышел из-за стола и бережно обнял её. На его глазах выступили скупые слезы. Мира тоже нежно прижалась к нему и всплакнула от нахлынувших чувств. Расставаться с отцом и покидать родную колонию ей, конечно, очень не хотелось. Но выбора у неё, похоже, не было. Она это чувствовала. Нет, она это знала! И совершенно неважно откуда. Знала, и всё!

Вот так и закончился этот их разговор. Отец, как и обещал, сдержал своё слово, и Миру зачислили в состав экспедиции в качестве медика. Началась тщательная подготовка, на которую отвели всего лишь неделю. Растягивать это дело было нельзя, поскольку уже наступила осень, а всю экспедицию планировалось завершить до начала зимних холодов.

Каждый день проходили небольшие совещания, на которых обсуждались различные детали, связанные с подготовкой и проведением экспедиции. Руководил этими совещаниями, как правило, сам Полковник. Но пару раз на них приходил и Профессор. Он старался вникнуть во все обсуждаемые вопросы и затем, если это было необходимо, раздавал соответствующие распоряжения по колонии. Многие проблемы, касающиеся обеспечения экспедиции, были решены уже в первые дни.

Участникам экспедиции выдали с военного склада новое обмундирование, походные рюкзаки, а также оружие. Каждый получил индивидуальный набор продуктов, рассчитанный примерно на неделю. Кроме того, экспедицию снабдили различным мелким научным, военным и инженерным оборудованием. К этому оборудованию относились приборы для замеров уровня радиации, химического и биологического загрязнения, приборы ночного видения, переговорные устройства и тому подобное. Мира добилась, чтобы, кроме стандартного военного медицинского набора, ей дали возможность взять в экспедицию и дополнительные медикаменты на разные непредвиденные случаи. «Может, они нам и не пригодятся. Но мне будет намного спокойнее, если они у нас будут», — объяснила она. Никто против этого возражать не стал, и Мире предоставили право самой выбрать всё, что она считала необходимым.

Полковник провёл, как он выражался, с гражданским составом экспедиции несколько занятий по боевой подготовке. С военными он ежедневно занимался отдельно и гораздо более серьёзно и интенсивно. Гражданскому составу он демонстрировал простейшие приёмы владения холодным и огнестрельным оружием. Это должны были уметь все участники экспедиции, а не только военные. Мира один раз даже выстрелила из пистолета по мишени. Правда, в саму мишень ей попасть не удалось, но, по крайней мере, она узнала, как это делается. Кто знает, может, это, действительно, пригодится? Результат Миры не сильно расстроил Полковника. Он и не ожидал, что она сразу попадёт, куда надо. Полковник только улыбнулся и сказал: «В реальной ситуации старайся стрелять в упор. Тогда точно попадёшь».

Отведённое для подготовки время близилось к концу. За день до выхода после очередного совещания Профессор попросил Полковника задержаться.

— Валерий Фёдорович, у меня к тебе дело личного характера, — обратился к нему Профессор не как обычно, а по имени и отчеству.

— Слушаю тебя, Виктор Андреевич, — ответил в той же манере Полковник.

— Я хотел бы поговорить с тобой насчёт моей дочери, Миры, — произнёс Профессор.

— Да, конечно!

Профессор тяжело вздохнул и отвёл свой взгляд куда-то в сторону.

— Кроме неё, у меня больше никого нет. Она единственная моя дочь.

— Я знаю, — сказал Полковник.

— Моя жена умерла, когда Мире ещё и пяти лет не исполнилось, — продолжал Профессор. — Мне пришлось самому её растить, воспитывать. И я делал для неё всё возможное, а иногда даже и невозможное. Сколько сил я в неё вложил! Сколько времени! Сколько терпения! Ты даже не представляешь! Да и никто, наверное, не представляет.

Профессор снова перевёл свой взгляд на Полковника.

— Я ведь не только занимался её воспитанием. Да, в общем, её особенно воспитывать и не приходилось. Она как-то сама впитывала всё, как надо. Как-то сам собой из неё развился хороший, добрый и отзывчивый человек. Я даже сам не понял, как это произошло. Как-то само собой. Может, наши с женой гены подействовали, а может, у неё характер изначально такой был заложен при рождении. Даже не знаю. Понимаешь, иногда мне даже кажется, что она пришла к нам из какого-то другого времени. Из будущего времени. Из лучшего времени. Из времени, где все люди добрые, где все друг другу доверяют, где все друг другу помогают, где никто никого не обманывает, не предаёт. Может, она случайно оказалась среди нас, а может, у неё есть какая-то миссия. Конечно, это всё на уровне ощущений, и ты можешь считать это бредом сумасшедшего. Но если бы ты общался с ней столько же, сколько я, то ты, наверное, бы понял, о чём я говорю. Поначалу я даже стал переживать за неё. Мне казалось, что такому человеку, как она, тяжело будет жить в нашем мире или, точнее сказать, в нашем времени. Ведь из-за её врождённой доверчивости и чувства справедливости любой человек может её легко обмануть или использовать как-то в своих корыстных целях. Но оказалось, что это не совсем так. Точнее говоря, совсем не так. Удивительно, но она оказалась довольно устойчивой и целостной личностью. Она не просто живёт в нашем мире. Она оказывает сильное влияние на него! Она оказывает сильное влияние на людей. Любой, кто с ней сталкивается, становится чуточку лучше. Вот и я, например.

Профессор на некоторое время задумался (видимо, вспоминая что-то). Грустная улыбка играла на его лице.

— Я очень много времени уделял её образованию, — продолжил он. — Сначала мы с ней штудировали старые школьные учебники. Затем перешли на более продвинутую литературу. А после этого она уже сама продолжала повышать уровень своего образования. Я могу не без гордости сказать, что сейчас в свои двадцать три года она знает намного больше, чем когда-то я в её возрасте. Намного больше! Причём её познания вовсе не ограничиваются одной только медициной или биологией. Она неплохо разбирается и во многих других вещах. Надеюсь, ты понимаешь, как она для меня дорога?

— Конечно, понимаю, — согласился Полковник.

— Для меня это было очень трудное решение — послать её в экспедицию. Признаюсь, я очень не хотел этого делать. Но в таких вопросах я не должен руководствоваться только отцовскими чувствами. Я обязан думать ещё и о судьбе колонии. Судьба колонии намного важнее, поскольку речь идёт о выживании всех нас. Поэтому я и согласился. Но, если с ней что-нибудь случится, я этого, наверное, пережить уже не смогу.

Профессор поднял глаза.

— Валерий Фёдорович! — произнёс он. — Прошу тебя, как своего самого близкого и надёжного друга. Пожалуйста, присмотри за ней!

— О чём ты говоришь, Виктор Андреевич? Конечно! Конечно, я присмотрю за ней! Обещаю!

— Даже не знаю, как тебя отблагодарить. Спасибо тебе! — выговорил Профессор.

— Не переживай, Виктор Андреевич! Нормально всё будет! — ободрил его Полковник.

— Надеюсь. Очень на это надеюсь, — улыбнулся Профессор. — Ну, не буду больше тебя задерживать. Завтра утром вы уже выходите.

— Да, завтра утром, — сказал Полковник. — Пойду проверю последние приготовления.

Профессор молча кивнул ему в ответ. Полковник тоже кивнул и вышел из комнаты.

На следующий день рано утром, ещё до восхода солнца, экспедиция отправилась в путь. Множество людей собралось у входа в Пещеры, чтобы их проводить. Были здесь и члены Совета, в том числе и сам Профессор, а также и рядовые колонисты. Недолгое прощание завершилось, и участники экспедиции плотной группой направились в сторону гор. Отойдя примерно на сотню метров, Мира неожиданно остановилась и оглянулась назад. Заметив это, Полковник тоже остановился.

— Ну что, Миранда Викторовна? — обратился к ней Полковник почти что официальным тоном. — Не пора ли нам выдвигаться на позиции?

— Да, да, конечно, — ответила Мира.

Она продолжала с грустью смотреть в сторону Пещер. Полковник осторожно тронул её за плечо.

— Пошли уже?

Мира обернулась и посмотрела на него рассеянным взглядом. Странный это был взгляд. Грустный и тоскливый. Но в нём угадывалось и что-то ещё.

— Знаете, Валерий Фёдорович, — вдруг еле слышно, почти шёпотом, произнесла Мира. — У меня есть предчувствие.

— Что мы сюда не вернёмся? — спросил Полковник, стараясь весёлым голосом как-то приободрить её.

— Нет… Вернёмся… — ответила Мира. — Но это буду уже не я.

— Что значит «не ты»? — нахмурился Полковник.

— Я не могу это объяснить. Это всего лишь предчувствие. Но очень явное. Понимаете?

— Нет. Не понимаю. Это же хорошо, что мы вернёмся. Выполним задание. Спасём колонию. Отчего же ты грустишь? Радоваться надо!

— Это буду я и одновременно не я, — продолжала Мира, не обращая внимания на слова Полковника. — Даже не знаю, как выразить мои ощущения. Не могу подобрать нужные слова.

— Не бери в голову, — Полковник легонько похлопал её по плечу. — Ты чувствуешь, что мы вернёмся, и это хорошо. Это главное. Хватит грустить. Пошли.

Мира подняла голову и посмотрела на Полковника. Её глаза блестели от слёз, а на лице появилась грустная улыбка. Она слабо кивнула и поправила свой рюкзак.

— Пошли, — сказала Мира.

Они быстро зашагали по тропинке, догоняя основную группу.

Глава 5

Отречение

— Ну что, полегчало хоть немного? — участливо спросил Александр Македонский, когда они с Хорном закончили с банками и, наконец, закрыли за собой погреб.

Хорн в ответ только неопределённо хмыкнул. Он не знал, что ответить. От мыслей он, конечно, отвлёкся, но проблема-то никуда не делась!

— Жалко, что банки уже закончились. Совсем это некстати. Да и соли осталось немного, — с некоторой досадой произнёс Александр Македонский, отряхивая свою одежду.

— Как считаешь, на зиму хватит? — спросил Хорн.

— Не-а, — покачал головой Александр Македонский. — Не хватит, конечно. Ещё надо. У нас теперь вон сколько ртов. А тут всего одна корова. Да и та не полностью, — он посмотрел на Хорна и добавил: — Я тут вот что подумал.

— Что?

— Раз мы решили остаться здесь в зиму, может, нам хозяйство завести? Корову в лесу изловить? Что они там, понимаешь, без дела слоняются? Огородик свой опять же можно наладить. Капустка, морковка, лучок. А? Как ты на это смотришь?

— Хорошая мысль! — поддержал Хорн.

— Что мы живём, как первобытные люди какие-то! Ходим с места на место. Занимаемся собирательством да охотой, — развивал свою идею Александр Македонский — она ему явно нравилась. — Здесь места вроде спокойные, нет ни радиации, ни кислотных дождей, ни тварей всяких непонятных. Лес рядом, речка чистая. На Свалке много барахла ещё разного осталось. Не пора ли нам перейти к оседлому образу жизни? Дом нормальный построить вместо этой развалюхи. А там видно будет.

— А ведь и вправду! — согласился Хорн. — Лето прошло на удивление спокойно. Никто из нас ни разу здесь не повстречал ни духов, ни ревунов, ни свистунов, ни медиумов… Даже летунов не было! Куда они все подевались?

— А я знаю? — улыбнулся в ответ Александр Македонский и похлопал Хорна по плечу. — Да шут с ними, с летунами этими! Подевались и подевались. Вот лично мне даже и выяснять не хочется, куда именно они подевались! Куда подевались — вот пусть там и остаются! И чем дольше, тем лучше! — он посмотрел на свои руки. — Ну что, пошли к Ручью? Хоть умоемся после работы.

Хорн кивнул, и они направились в сторону Ручья. Уже стемнело, но тропинка была им хорошо знакома, да и до Ручья было совсем недалеко.

— Слушай, — обратился Хорн к Александру Македонскому, — говорят, ты раньше у монаха какого-то учился.

— Кто говорит? — насторожился Александр Македонский.

— Птица.

— Вот гад! — воскликнул Александр Македонский. — Стоило только рассказать по пьяни, так сразу всем разболтал!

— По пьяни?

— Да было дело как-то в начале лета. Решили мы с ним отметить годовщину Катастрофы. Помянуть, так сказать, погибших родных, близких, друзей. Пропавших товарищей вспомнить. Ну и разговорил он меня. Наболтал я, видимо, лишнего сдуру. Не думал, что он всем станет рассказывать про мои секреты.

— Почему всем? — пожал плечами Хорн. — Он только мне рассказал. И то не просто так, а по делу.

— По какому делу? — спросил Александр Македонский.

— Я рассказал ему сегодня про свой сон…

— Опять ты начинаешь?

— Так что это был за монах? — спросил Хорн, не обращая внимания на реакцию Александра Македонского.

— Монах как монах… — недовольно пробурчал Александр Македонский.

— А почему его монахом называют?

— Да кто называет-то? Он сам себя так назвал: монах-отшельник. А зачем он тебе?

— Вдруг он сможет про мой сон что-нибудь дельное сказать. Кстати, Птица предположил, что этот сон мне кто-то внушил.

— Внушил? Что за бред?

Александр Македонский разделся по пояс, вошёл в быстро текущую речку и начал ополаскиваться водой, то и дело ухая и выкрикивая от удовольствия: «Хорошо!» Хорн последовал его примеру. Вода в Ручье была прохладная, даже, можно сказать, холодная. Но после проделанной тяжёлой работы по заготовке коровьего мяса этот холод практически никак не ощущался. Наоборот, охладить разгорячённое тело, смыть пот и грязь сейчас было неимоверно приятно. Кроме того, такое купание хорошо снимало физическую, да, впрочем, и эмоциональную усталость, накопившуюся за этот длинный и насыщенный событиями день.

Александр Македонский вышел из воды и подобрал с земли заранее приготовленный ремок — он его так называл — уже давно неопределённого цвета, который обычно использовался им в качестве полотенца. Тщательно растерев этим ремком всё своё тело, особенно спину, он снова его аккуратно упаковал и положил обратно.

— Надо бы тельняшку всполоснуть, — сообщил Александр Македонский. — Неохота её грязную на чистое тело надевать.

Он подобрал свою тельняшку, вошёл по колено в воду и начал её шумно полоскать.

— Так что там насчёт монаха? — напомнил Хорн.

— Сдался тебе монах этот, — проворчал Александр Македонский, не отрываясь от своего занятия.

— Как ты его нашёл? — спросил Хорн.

— Случайно, — ответил Александр Македонский. — Можно сказать, что это не я его нашёл, а он меня.

— Как это? — не понял Хорн.

— А так! Проходил я как-то через те места. А там кругом горы, лес, в низинах болота. Никаких дорог нет и в помине. В общем, бродил я, бродил по этим болотам и понял, что заблудился окончательно. Везде одно и то же: болота, вода под ногами хлюпает, да и в сапогах тоже, трава по шею, деревья полусгнившие торчат, и проклятая мошкара, которая норовит то в нос залететь, то в глаза, а то и прямо в рот. Успевай только сплёвывать! И никаких тебе ориентиров вокруг, за которые хоть как-то можно было бы зацепиться! Вышел я к вечеру на небольшую сухую лужайку посреди этого болота и решил заночевать. Уже сил никаких не было! Кое-как развёл костёр, поужинал и завалился спать. А наутро просыпаюсь и вижу, что у костровища моего монах этот сидит.

— Вот те раз! — воскликнул Хорн.

— Ну, слово за слово. Разговорились мы постепенно. Я ему, мол: «Заблудился вконец. Не знаю, куда дальше идти». А он мне: «А куда ты вообще шёл?» Я говорю: «Да особо никуда. Скитаюсь по свету. Людей просто ищу, чтобы пристроиться к кому-нибудь».

— А он чего?

— А он и предложил у него пожить. Вот я у него и пожил почти четыре года. Потом только сюда причапал.

— Понятно, — заключил Хорн и, немного поразмыслив, спросил: — А почему он себя монахом называет? Он что там, молится, что ли?

В это время они уже закончили с водными процедурами и не спеша шагали в сторону Ночлежки.

— Нет, не молится, — ответил Александр Македонский. — Он, скорее, похож на буддийского монаха или на йога-отшельника. Пока я у него жил, он большую часть времени проводил в медитации. По утрам и вечерам упражнения всякие делал, дыхательные практики. А днём занимался со мной. Многому он, конечно, научить меня не успел. Для этого нужно не четыре года, а, наверное, лет десять, не меньше. Но кое-что я всё-таки освоил.

— Эх, встретиться бы с ним! Далеко он отсюда живёт?

— Не очень. За несколько дней можно добраться.

— Ну тогда и рассуждать не о чем! — радостно подвёл итог Хорн. — Скажем, неделя туда, неделя обратно. Ну и там какое-то время. Получается, что до наступления холодов вполне реально вернуться обратно.

Александр Македонский посмотрел на Хорна долгим взглядом и грустно вздохнул.

— Что ты за человек неуёмный! — с какой-то безнадёжностью в голосе произнёс он. И, вздохнув ещё раз, добавил: — Ладно! Только не говори никому из наших, что ты в горы отправляешься монаха искать.

— Хорошо, не буду говорить, — заверил Хорн. — А что тогда сказать? Ведь спрашивать будут.

— Ну скажи, что ты, к примеру, в Карьер идёшь, — предложил Александр Македонский. — Всё равно тебе так и так через него проходить.

— Зачем мне в Карьер?

— Да мало ли зачем! Какая разница зачем? В крайнем случае придумай что-нибудь. Вон Интернет туда всё время зачем-то ходит. Что-то никто его не спрашивает: «Зачем?» Мало ли какие могут быть дела у человека в Карьере? Кстати, он вроде снова туда на днях собирался. Спроси у него. Может, он составит тебе компанию, по крайней мере, до Карьера.

— А ты покажешь мне, куда надо будет дальше идти, после Карьера?

— Покажу, покажу, — недовольно буркнул Александр Македонский.

Они подошли к костровищу. Уже почти совсем стемнело, а в пламени костра темнота и вовсе становилась густой и непроницаемой. Вокруг костровища собрались почти все обитатели Ночлежки. Как обычно, у самого костра расположился Дед. Слева на брёвнышке сидели с пустыми жестяными тарелками Евклид с детьми. Перед костром угадывались спины Белки, Кролика и Птицы. На противоположной стороне, за костром, в пламени светились хмурые и суровые лица охотников — Косого и Углерода. Наконец, на бревне, которое было справа от костра, сидели Интернет и Апостол. Кажется, не хватало только Фрола. Опять он куда-то подевался! По-видимому, ужин уже был готов, и Дед с деловитым видом, организуя строгую очередь, раздавал порции еды.

— Вовремя вы подошли, понимаешь ли ты это самое!.. — воскликнул Дед, завидев приближение Хорна и Александра Македонского. — Мясо как раз уже пожарилось, а остыть ещё не успело! Берите тарелки и подходите за своей порцией!

— Отлично! А то мы совсем что-то проголодались, — обрадовался Александр Македонский.

— Понятное дело! — подтвердил Дед. — Столько дел сегодня переделали!

Получив свою порцию жареного мяса, Хорн уселся на бревно на свободное место между Апостолом и Интернетом. Прожевав несколько кусочков, он посмотрел в сторону Апостола.

— Ну что, дочитал свою книгу?

— Нет, конечно, — ответил Апостол. — Книга большая, разве её за один день прочитаешь!

— Нашёл что-нибудь интересное? — спросил Хорн.

— Да там всё интересное, — отозвался Апостол. — Только сложно и непонятно. Какие-то Стражи Луны. Одни из нашего мира, другие из мира Ангелов. Объединились в Орден. Создают какого-то Демона. В общем, разбираться надо.

— Так это что, художественное произведение, что ли?

— Не похоже, — ответил Апостол.

— Ты хочешь сказать, что там описаны реальные события? — удивился Хорн.

— Трудно сказать, — пожал плечами Апостол. — Но у меня создалось впечатление, что так и есть.

— Погоди, — насторожился Хорн. — А кого охраняют эти самые Стражи Луны?

— Как это кого? — парировал Апостол. — Демона Луны, которого они вознамерились создать.

— А зачем они его создают? — спросил Хорн.

— Не знаю. Написано, что это их некая Благая Цель. Что это нужно Вселенной. Что если этого не сделать, то Вселенная погибнет. Больше пока ничего сказать не могу. Я успел прочитать только примерно треть книги. Целый день читал, почти не отрываясь.

Апостол немного помолчал и продолжил.

— Знаешь, меня очень заинтересовал шестой Страж Луны, который в книге упоминается под именем Леди Гамма. До сих пор нахожусь под впечатлением от прочитанного. В книге Она всегда обозначается как Хозяйка.

— Хозяйка чего? — не понял Хорн.

— Пишут, что Хозяйка Великого Дома. Что все остальные Стражи Луны являются Её гостями. Дескать, они прибыли сюда откуда-то, а Леди Гамма их приняла в Доме Своём. Тут даже где-то есть что-то типа молитвы к Леди Гамме. Сейчас… — Апостол достал книгу, быстро полистал и покачал указательным пальцем. — Вот, нашёл! Слушай: «Леди Гамма, Сущая на небесах, Царица небесная! Хозяйка Великого Дома нашего! Да восславятся деяния Твои во веки веков! Да восславится Имя Твоё на Земле, как на небе! Да восславится Дом Твой, ибо он воистину Великий!»

— Что такое Великий Дом? — спросил Хорн.

— Пока не знаю, — ответил Апостол. — Однако, судя по всему, мы также живём внутри него. Поэтому Леди Гамма является также и нашей Хозяйкой. В книге сказано, что если всё время повторять эту молитву, то Хозяйка ответит. Насколько я понял, на самом деле эта молитва предназначена не для Стражей, а для людей.

— Что известно про эту Леди Гамму? — снова спросил Хорн.

— Много чего, — Апостол поднял свой взор в небо. — Пишут, что Она является существом из света, существом, которое создаёт и излучает свет. Небесный свет! Очень, очень могущественным существом! Могущество которого невозможно себе даже представить! Невообразимо прекрасное существо! Свет Её одновременно обогревает и развеивает тьму. Все, кто непосредственно прикасается к нему, очищаются. Все, кто прикасается к уже очищенным этим светом, также очищаются. Но это не самое главное! Леди Гамма является источником истины. Пишут, что Она и есть Истина в её исходном первозданном виде. В Ней нет и не может быть в принципе никакой лжи. Ложь — это противоположность Леди Гаммы. Истина, как и свет, исходит от Неё, и все мы являемся потребителями этой Истины. Всё, что мы имеем и используем, — это Её дар. Тело, из которого мы состоим, воздух, которым мы дышим, предметы, которыми мы пользуемся. Она даёт нам это безвозмездно! По крайней мере, пока. Она окружает нас повсюду. Она одновременно везде и нигде. Она настолько огромна, что мы Её совершенно не замечаем и воспринимаем как природный, естественный фон.

— Почему же в таком случае про неё никто ничего не знает? — усмехнулся Хорн.

— Ну, во-первых, Она нам себя и не навязывает. Больно мы Ей нужны! — парировал Апостол. — А во-вторых, мы не замечаем Её, потому что мы все слепы, в гордыне своей.

— Ты говоришь прямо как какой-нибудь проповедник, — вставил Интернет. — С чего ты взял, что эта Леди Гамма реально существует? Мало ли чего можно в книжке написать!

— Не знаю, — отрезал Апостол. — Может, и не существует. Что прочитал, про то и рассказываю. Неинтересно — не слушай.

— Да ладно, что ты сразу обиделся! — вздохнул Интернет. И проворчал: — Уже и спросить нельзя! Только спросишь — сразу обижаются!

— Да ничего я не обиделся! С чего ты взял? — воскликнул Апостол.

— Слушай, — неожиданно обратился Хорн к Интернету, чтобы разрядить обстановку. — А можно я завтра с тобой пойду?

— Куда это? — не понял Интернет.

— Говорят, что ты завтра утром в Карьер собрался.

— Ну?

— Можно мне с тобой пойти?

Интернет несколько секунд смотрел на Хорна, как идиот, совершенно не понимающим взором. Наконец, лицо его прояснилось, и до него дошло.

— А почему нельзя-то? Конечно, можно!

— Здорово! — обрадовался Хорн. — Мне тоже нужно в то направление, но я не знаю дороги, понимаешь? Хотя бы до Карьера вместе дойдём. А дальше я уж как-нибудь сам.

— Фу! — выдохнул Интернет. — А я всё что-то никак в толк не возьму. Не могу понять, зачем тебе в Карьер? Там же контингент местный ещё тот! А ты вроде как ни разу туда не ходил. Вот я и не пойму никак: зачем тебе вдруг в Карьер запонадобилось? Ну, теперь всё понятно! Конечно, пошли! Вместе-то намного веселей будет! А куда ты собрался?

— Вообще-то, мне в горы надо, — нехотя ответил Хорн.

— В горы? — удивился Интернет. — Зачем?

— Надо.

— Понятно. Ну надо так надо. Дойдём вместе до Карьера, а дальше сам иди. Только выходим рано утром. Мне ещё до вечера обратно нужно вернуться.

— Договорились.

К этому времени многие уже закончили с ужином и начали постепенно перебираться в Ночлежку. Белка, Кролик и Дед собрали грязные тарелки, чтобы отнести их к Ручью и там помыть. Дед поддерживал строгое правило: «На завтра посуда должна быть чистой!» Только почему-то это правило в основном приходилось исполнять Белке и Кролику. Однако на этот раз помочь им вызвался Апостол, заявив, что сегодня он перегрузил свой мозг и ему нужно немного развеяться перед сном. Дед, а тем более Белка с Кроликом, возражать, естественно, не стали и поручили Апостолу важное дело — собрать ложки. Вся эта развесёлая компания, бренча посудой, направилась в сторону Ручья. Лениво и без особых эмоций понаблюдав за ними, Хорн и Интернет встали с бревна и, усиленно зевая, побрели к Ночлежке. Долгий и насыщенный событиями день, наконец, подошёл к концу.

Хорн тяжело завалился в Ночлежку и, передвигаясь с осторожностью, чтобы не наткнуться снова на «чёртов штырь», перешагнул через несколько лежащих и уже явно спящих обитателей. Нащупав свободное место возле дальней стены, он с превеликим удовольствием улёгся на рваный и холодный матрац. Едва сомкнув веки, он сам не заметил, как уснул.

Почти сразу же его кто-то начал настойчиво толкать в плечо и гундеть в самое ухо. Хорн попытался отмахнуться от него рукой и перевернуться на другой бок. Но этот назойливый тип и не думал отставать. Он упрямо продолжал дёргать за плечо и мерзким шёпотом что-то мямлить. Дёргает и мямлит, дёргает и мямлит! Да ещё и противно дышит прямо в лицо! Да сколько уже можно! Поиздеваться, что ли, больше не над кем? Люди спят, чего непонятного? Хорн вконец разозлился. Кому тут чего надо?! Сами не спят, так другим дайте поспать! Только лёг, понимаешь, уснуть ещё толком не успел, а уже кто-то ползает над ухом!

— Отстань! — пробубнил Хорн.

— Вставай! Утро уже. Пора выходить, — услышал он сквозь сон.

Хорн резко перевернулся на спину и открыл глаза.

— Как утро?

— Вставай! Выходить пора! — повторил шёпотом Интернет.

— Во дела! — воскликнул Хорн. — Только уснул — и уже утро!

— Т-с-с! — зашипел на него Интернет, испуганно озираясь по сторонам. — Людей разбудишь!

— Понял, встаю, — нехотя пробормотал Хорн и начал подниматься с матраца.

— Давай, выходи на улицу. Я уже всё приготовил, — прошипел Интернет и быстро выскользнул наружу.

Хорн несколько раз хорошенько зевнул и тоже направился к выходу из Ночлежки, стараясь никого не задеть. На улице, возле костровища, его ждали Интернет и Александр Македонский. «Бр-р, ну и холодина!» — подумал Хорн и потёр ладони.

— Утро доброе! — поздоровался с ним Александр Македонский.

— Не уверен, — буркнул в ответ Хорн.

— Что «не уверен»? — не понял Александр Македонский.

— Что оно доброе.

Александр Македонский улыбнулся и дружески похлопал Хорна по плечу.

— Понимаю. Чувство юмора — это хорошо, это правильно! С чувством юмора всегда легче переносить трудности.

Хорн тяжело вздохнул вместо ответа. Не было у него сейчас настроения ни шутить, ни философствовать на тему юмора. Он пододвинулся вплотную к огню и протянул руки, чтобы хоть немного согреться. Тепло костра тут же обогрело не только его тело, но и душу. Хорн немного успокоился и пришёл в себя. Телу даже стало жарко. Хорн оглянулся в сторону Александра Македонского уже более дружелюбно.

— А ты чего поднялся так рано? — спросил он.

— Как это чего? — протянул Александр Македонский. — Во-первых, я тебе тут кое-что приготовил в дорогу. Всё лежит вот в этом рюкзаке, — он указал рукой на походный рюкзак болотного цвета возле бревна. — Немного припасов, ружьё, патроны. Даже дозиметр свой решил тебе дать напрокат, — заметив, как нахмурился Хорн, Александр Македонский попытался его успокоить. — Временно, конечно! Потом вернёшь! Можно сказать, от самого сердца отрываю! Но тебе он будет нужнее. Мало ли чего! Жаль, батарейка только у него уже почти села. Так что смотри, не используй его слишком часто. Включай при необходимости. Тогда, думаю, на дорогу батарейки хватит. Ну, или замени её, если сможешь.

— Спасибо! — произнёс Хорн, немного смутившись.

Оказывается, пока он дрых без задних ног, как суслик в норке, люди его в поход снаряжали. Устал он с вечера, понимаешь! Наработался! Нехорошо, конечно, получается, но что теперь делать? Всё уже, поздно! Раньше надо было соображать. Можно ведь было сразу догадаться, что Александр Македонский встанет утром, чтобы его проводить. Да ещё и вещи начнёт собирать для него в дорогу!

— Извини, что я не помог тебе, — выговорил Хорн.

— Да ничего, мне нетрудно, — ответил Александр Македонский и достал из кармана свёрнутую бумажку. — Так вот, я ещё не договорил. Во-вторых, я обещал показать тебе дорогу. Вот здесь я набросал по памяти что-то вроде карты, — он развернул бумажку. — Надеюсь, разберёшься.

Александр Македонский в нескольких словах объяснил Хорну все обозначения на «карте» и указал дорогу, по которой он должен будет двигаться. На его схеме также были отмечены основные ориентиры, которые должны помочь не сбиться с маршрута.

— Даже если дорогу потеряешь, ничего страшного, — успокоил Хорна Александр Македонский. — Гора, на которой живёт монах, довольно приметная и видна издалека. В тех местах она самая высокая. Так что спутать её с другими горами будет трудно. Поэтому иди прямо к ней. Может, путь будет дольше, но в конце концов ты всё равно рано или поздно дойдёшь до нужного места. Карту только не потеряй!

— Не потеряю, — заверил Хорн.

— Ну что, готов? — спросил подошедший к костру Интернет.

— Сейчас переоденусь — и можно выходить, — сказал Хорн.

— Давай! Одна нога здесь, другая тоже здесь, — пробурчал Интернет и зевнул. — А то время-то идёт!

Хорн быстро сбегал к сараю и переоделся в свою обычную походную одежду. На ноги он, как обычно, натянул резиновые сапоги. В здешних местах это была самая удобная и практичная обувь. Через пять минут он уже вернулся к костру.

— Ну, пошли, что ли? — предложил Интернет.

— Пошли! — поддержал Хорн, надевая на ходу рюкзак.

Он повернулся к Александру Македонскому, и они крепко обнялись на прощание, похлопывая друг друга по плечу.

— Эх, жалко тебя отпускать! Будь осторожен и возвращайся до зимы, — произнёс Александр Македонский.

— Вернусь! Обязательно вернусь! — пообещал Хорн.

Он развернулся и побежал вдогонку за Интернетом, который успел уже отойти на добрый десяток метров от Ночлежки.

— Передай от меня привет монаху! — прокричал ему вслед Александр Македонский.

— Передам! — отозвался Хорн, не оборачиваясь.

Догнав Интернета, Хорн пошёл рядом с ним. Тропинка, по которой они шли, была всё та же. Она вела на восток, к Южному лесу, и Хорн не далее как вчера уже ходил по ней на охоту. Но на всякий случай Хорн решил всё же поинтересоваться.

— Мы что, должны через Южный лес пройти?

— Нет, — ответил Интернет. — Мы пересечём излучину, перейдём Ручей, а дальше выйдем на дорогу в сторону Карьера.

— Так там же след огневика, всё выжжено! Как мы там пройдём?

— Не бойся! Дорога как раз идёт по краю огневика. Хотя в некоторых местах, где огневик задел дорогу, придётся заходить и в лес. Но там уже тропинка натоптанная есть.

— Понятно, — ответил Хорн.

Они пошли сначала вдоль знакомой дороги, ведущей к Южному лесу, но вскоре Интернет около небольшого деревца резко свернул налево. Отсюда начиналась едва заметная тропинка, которая, впрочем, обрела вскоре более отчётливые очертания. Видно было, что по ней ходят, и довольно часто. По мнению Хорна в ту сторону вообще нельзя было идти, поскольку где-то там начиналась граница огневика, за которую заходить было смертельно опасно. Однако Интернет упрямо шёл вперёд, как ни в чём не бывало, как раз в том направлении. Будто знал, что там нет никакой опасности.

Наконец, они вышли на дорогу. Это была старая асфальтовая дорога, построенная ещё до Катастрофы. Сейчас, спустя больше тридцати лет, она уже представляла собой жалкое зрелище. Искалеченный временем асфальт, испещрённый многочисленными трещинами, проросшая повсюду трава, кусты и кое-где даже деревья: берёзы, осины — и вездесущие заросли клещёвника, заходить в которые без особенной необходимости Хорн очень не любил. Впрочем, сейчас уже наступила холодная осень, и поэтому клещи не были активны. В принципе, идти по дороге было можно. Правда, приходилось часто обходить естественные, а иногда и искусственные препятствия. Во время Катастрофы стихия тут хорошо поработала. Раньше в этих местах был посёлок, большая часть которого располагалась на противоположном берегу Ручья. Во время Катастрофы посёлок был полностью разрушен, а все обломки зданий и различных сооружений в основном выбросило на этот берег Ручья и разбросало по огромной площади. Собственно, из всего этого хлама и состояла Свалка. Однако этим дело не закончилось. После удара стихии по той стороне от Ручья хорошенько прошёлся мощный огневик, оставивший после себя вместо бывшего посёлка выжженную непроходимую пустыню. Чёрный след от него широкой полосой тянулся на многие километры с северо-запада на юго-восток. Никто даже толком не знал, где начинался этот след и где он заканчивался.

Дорога вела на юго-восток вдоль излучины Ручья. Огневик, к счастью, пока оставался слева за Ручьём. Из-за деревьев, росших вдоль Ручья, его даже и не было видно. Примерно через полтора километра они вышли к берегу Ручья. В этом месте когда-то явно располагалось какое-то инженерное сооружение. Об этом говорили разбросанные повсюду обломки ржавых труб и следы арматуры, а также искорёженных железобетонных конструкций. Можно сказать, что на данный момент от этого сооружения практически ничего не осталось. Трудно было даже вообразить, что оно собой представляло раньше. Время и стихия сделали своё дело.

Глава 6

Экспедиция

— Полсотни Первый, я Полсотни Четвёртый! Как слышите? Приём! — раздался в рации бодрый голос Купидона.

— Полсотни Четвёртый, я Полсотни Первый! Слышу вас хорошо! Приём! — также бодро ответил Абрикос.

— Полсотни Первый, доложите о результатах активации объекта! — продолжал Купидон.

— Не понял вас, Полсотни Четвёртый. Прошу уточнить, о каком объекте идёт речь? — спросил Абрикос.

— Объект находится в ваших штанах, Полсотни Первый. Как поняли? Приём! — ответил Купидон, и из рации послышались приглушённые смешки.

— Вот придурки! — выругался Полковник и включил рацию. — Эй, полусотенные! Не засоряйте эфир! Лучше делом занимайтесь!

— Вас понял, Утёс, — ответил Абрикос. — Начинаем проверку помещения.

— То-то же, — проворчал Полковник и махнул рукой Геркулесу, давая понять, чтобы его группа приготовилась. Геркулес с важным и понимающим видом кивнул в ответ.

Полковник приставил к глазам бинокль и начал внимательно наблюдать за тем, как проходит операция. Уже третий склад попался на их пути. Первые два оказались совершенно пустыми. Явно кто-то уже в них побывал и вынес всё, что только можно было вынести. Да, видимо, разведотрядам из Пещер нелегко будет найти что-то полезное в окрестностях. Слишком много времени прошло после Катастрофы. Всё полезное, похоже, уже растащили. И, судя по всему, уже давно.

— Пусто, — сообщил Абрикос.

— Возвращайтесь, — скомандовал Полковник и с некоторым разочарованием взглянул на Миру.

Мира улыбнулась ему в знак поддержки.

— Не нужно тратить на это наше время, Валерий Фёдорович. Разведгруппы из Пещер сами всё сделают, — сказала Мира.

— Я только хотел проверить, — отозвался Полковник. — Похоже, что ситуация обстоит намного хуже, чем мы предполагали.

— Пусть так, но это не наша проблема. Надо идти дальше.

Полковник сухо кивнул и начал упаковывать бинокль. К этому времени подошли все разведчики: Купидон, Мурзила, Абрикос и Казбек. Операция завершилась ничем. Абрикос незаметно показал кулак Купидону. Тот в ответ развёл руками и сделал невинный вид, словно не понимая, что от него хотят.

— Идём дальше, — объявил Полковник.

Все поднялись из своих укрытий и снова вышли на дорогу. Впереди, как обычно, шла группа Геркулеса, в которую входили, помимо его самого, ещё Пистон и Плотва. Вслед за ними шла основная группа «гражданских», состоящая из Базилики, Кирилла, Данилы, Миры и Антона. Далее шли Полковник и Валет. Замыкали колонну две мобильные разведдвойки: Купидон с Мурзилой и Абрикос с Казбеком.

Измерительные приборы, которые Антон и Мира регулярно включали, показывали отсутствие как радиационного, так и химического заражения. Поэтому дыхательные маски пока не надевали. Без них идти было гораздо легче. Дорога шла поверху, довольно высоко над берегом моря. Иногда из-за полусухих кустов, густо поросших слева от дороги, оно проступало во всей своей красе — унылая тёмно-серая гладь, подёрнутая плотным туманом и раскинувшаяся от горизонта до горизонта. Солнце светило сзади, поскольку было ещё раннее утро. Небо практически полностью скрывалось за быстро бегущими тяжёлыми свинцовыми тучами, которые спускались так низко, что часто задевали даже вершины хребта справа. В редких просветах между тучами иногда появлялись кусочки чистого неба сине-розоватого цвета. Далеко впереди, на западе, небо, как, впрочем, и всегда, было затянуто густым вулканическим дымом, в котором серые тучи тонули и бесследно растворялись.

На самом деле от дороги в этом месте уже мало что осталось. Когда-то это было добротное асфальтированное шоссе, по которому ездили автомобили. Сейчас, наверное, проще и быстрее было бы идти не по этой так называемой дороге, а по кромке горного хребта. По крайней мере, там были только камни и не было беспорядочно набросанных брёвен и всякого другого мелкого и крупного мусора. То и дело попадались ржавеющие остатки докатастрофной техники: брошенные автомобили, самосвалы и даже гусеничный трактор. Всё это приходилось аккуратно обходить, на что тратилась уйма времени. Однако больше всего проблем доставляли следы обвалов и оползней, которые полностью загромождали значительные участки дороги огромными каменными глыбами и остатками засохшей грязи.

Когда это было возможно, двигались в быстром темпе, чтобы не терять время, но очень осторожно, с соблюдением всех возможных мер безопасности. По большей части все полагались на чутьё и внимательность Геркулеса, а также на его острое зрение. Геркулес не только следил за оперативной обстановкой впереди, но и тщательнейшим образом осматривал окрестности слева и справа. Особенно часто он бросал быстрые взгляды вправо и вверх на склон и вершины горного хребта, вдоль которого они шли. При малейшем подозрительном звуке Геркулес останавливался, а Плотва мгновенно вскидывала свой «винтарь» и, направив его на источник звука, некоторое время сканировала «опасный участок» через оптический прицел. Затем она опускала «винтарь» и отрицательно мотала головой, давая понять Геркулесу и всем остальным, что всё чисто и можно двигаться дальше. Так продолжалось уже три или даже четыре часа. К счастью, никакой реальной опасности на их пути пока не встретилось.

— Странно, что здесь вообще какие-то здания сохранились, — заметила Мира. — Я слышала от отца, что все сооружения на Земле были разрушены сильнейшим ураганом ещё во время Катастрофы. Ветер был настолько сильным, что он всё буквально разметал, словно карточные домики. От бывших городов практически ничего не осталось. Одни развалины.

— Всё верно, только это был не ветер. Точнее, не совсем ветер, — сказал Антон.

— Не ветер?

— Да, я думаю, что это был не ветер. Ну, то есть ветер, конечно. Но это был не совсем обычный ветер, к которому мы привыкли. В общем, строго говоря, это был вовсе не ветер, а совсем другое явление.

— Хорошо, пусть это был не ветер, — согласилась Мира. — Тогда что, по-твоему, это было за явление?

— Гравитационно-акустические волны, — многозначительным тоном ответил Антон и для усиления эффекта поднял указательный палец.

— В атмосфере Земли? — удивилась Мира.

— Да, в атмосфере.

— С чего ты взял?

— Я изучил имеющиеся в нашем распоряжении данные о Катастрофе. Из них, в частности, следует, что в момент Катастрофы практически по всей Земле прошёл сильнейший ураган.

— Да, я тоже изучала эти данные и об этом Великом Шторме хорошо знаю, — подтвердила Мира.

— А ты обратила внимание на то, что во время этого урагана направление ветра несколько раз менялось на обратное?

— Не помню такого, — пожала плечами Мира.

— Сначала шторм прошёл в одном направлении, затем некоторое время было затишье, а после этого шторм прошёл в противоположном направлении. После этого снова было затишье, после чего был ещё шторм, но гораздо более слабый. Причём его направление совпадало с первым.

— И что всё это значит?

— А то, что это был не просто шторм. Это была волна! Гравитационно-акустическая волна в атмосфере Земли!

— Напомни, пожалуйста, что такое гравитационно-акустическая волна, — попросила Мира.

— Представь себе атмосферу Земли, — начал объяснять Антон. — Это газ, состоящий в основном из азота, кислорода и углекислого газа. Газ в атмосфере находится в гидростатическом равновесии, при котором на каждой высоте вертикальный градиент давления уравновешивается силой тяжести.

— Это я знаю, — подтвердила Мира.

— Ну так вот, — продолжал Антон, — если по каким-либо причинам это состояние гидростатического равновесия будет нарушено, то атмосфера начнёт колебаться около этого положения равновесия. В каждой её точке возникнут периодические движения газа, которые приведут к изменениям давления и скорости. Причём возникнут не только вертикальные скорости, но и горизонтальные. Это явление очень сильно напоминает обычные волны на поверхности воды, но в атмосфере они не поверхностные, а объёмные. Для плоской изотермической атмосферы существует даже аналитическое решение. Но земная атмосфера неплоская и неизотермическая.

— И что это значит? — спросила Мира.

— Во время Катастрофы всё так и происходило. Ветер менял своё направление по крайней мере три раза. Сила ветра уменьшалась, но так и должно быть из-за действия диссипативных эффектов. Волны взаимодействуют между собой на разных высотах и постепенно затухают. Однако в первой фазе сила ветра была просто сумасшедшая. Воздействие на атмосферу было настолько сильным, что мегаветры уничтожили почти все деревья, в том числе в лесах. Они с корнем вырывались из земли и уносились ураганом на большие расстояния. Кроме того, ветер разрушил практически все здания в городах и тем более в деревнях. Деревянные дома под ударами ветра разрушались и разбрасывались, как щепки. Но и это ещё не всё! После того, как вырванные ветром и разбросанные повсюду деревья высохли (это произошло примерно через полгода), начались повсеместные пожары. Любая вспышка молнии (а грозы в то время были очень частым явлением) приводила к возгоранию сухой древесины. Тушить очаги было уже некому. Поэтому пожары быстро распространились и приняли массовый, практически глобальный характер. Пожарами были уничтожены и остатки многих деревень и посёлков. Кстати, в это время появились и первые огневихри, которые сильно увеличили и без того немалый урон от пожаров. Уничтожение лесов привело к почти полной эрозии почвы. По сути, весь верхний почвенный слой превратился в пыль. В результате возник такой феномен, как пылевые бури. Всё это усугублялось неустойчивостью климата и частыми штормовыми ветрами. По нашим данным, в то время пылевые бури господствовали на огромных территориях внутри континентов почти два десятка лет до тех пор, пока, по-видимому, не подросло новое поколение молодых деревьев. После этого интенсивность пылевых бурь резко пошла на спад. Сейчас их уже практически нет.

— Хорошо, — согласилась Мира. — Допустим, что это была, как ты говоришь, гравитационно-акустическая волна. Что за причина могла бы её вызвать?

— Например, падение большого метеорита.

— Насколько большого?

— Поскольку в первом цикле скорость ветра достигала пятьдесят и даже семьдесят метров в секунду, то, по моим оценкам, такую волну мог вызвать метеорит размером в двадцать или даже пятьдесят километров, — ответил Антон и добавил: — Правда, эти оценки весьма грубые, и я мог ошибиться раза в два.

— Ничего себе! — воскликнула Мира. — Это не большой, а очень большой метеорит! Падение такого огромного метеорита трудно не заметить! — усомнилась она. И, немного подумав, сообщила: — Я никогда не встречала упоминаний о падении на Землю во время Катастрофы каких бы то ни было крупных тел.

— Да, я это понимаю, — согласился Антон. — Но факты упрямо говорят о том, что это была именно гравитационно-акустическая волна. Возможно, что её источником был вовсе не метеорит, а что-то совсем другое.

— Что? — спросила Мира.

— Не знаю, — признался Антон.

— А кислотные дожди откуда взялись? — воспользовалась образовавшейся паузой Базилика, шедшая позади и поэтому невольно слышавшая весь разговор учёных.

— Ну это просто! — начал было Антон, но тут же осёкся. — Хотя, нет, теперь я уже сомневаюсь.

— В чём ты сомневаешься? — спросила Мира.

— Всё просто объясняется, если принять гипотезу метеорита, — ответил Антон. — Если же она неверна, то…

— А как объясняет кислотные дожди гипотеза метеорита?

— Взаимодействие быстро летящего метеорита с атмосферой и с поверхностью Земли в момент столкновения приводит к выделению огромного количества энергии. Грубо говоря, кинетическая энергия метеорита переходит в тепло. Не вся, конечно, но большая её часть. В результате атмосфера должна сильно нагреваться.

— Это понятно, — согласилась Мира. — Но при чём здесь кислотные дожди?

— При очень сильном повышении температуры в атмосфере начинают протекать различные химические реакции, которые практически никак себя не проявляют при нормальных температурах. Одна из них — это выгорание азота, который составляет основную долю в атмосфере. На самом деле, это не одна реакция, а целая сеть связанных между собой химических реакций, которые дают множество различных продуктов. Так вот, одним из таких продуктов является азотная кислота. Эти молекулы образуются в нагретой атмосфере и затем выпадают на поверхность Земли с осадками в виде слабого раствора азотной кислоты. Конечно, при этом…

Антон, которого колонисты между собой называли Вольтметром, не успел закончить свою мысль, потому что Геркулес, шедший впереди отряда, неожиданно остановился и поднял руку. По его знаку все остальные тоже сразу остановились.

— Что случилось? — вполголоса спросил Полковник.

Геркулес указал рукой вперёд по направлению дороги.

— Там, — коротко произнёс он.

Мира начала внимательно смотреть в ту сторону, куда указывал Геркулес. Сначала она не заметила ничего необычного. В этом месте дорога медленно шла под уклон (видимо, спускаясь к морю). Слева был довольно резкий обрыв, а справа начинался крутой подъём, постепенно переходящий в отвесные скальные стены, вершины которых полностью терялись в быстро бегущих серых тучах.

— Кажется, я что-то вижу! — воскликнул сзади техник Кирилл.

— И я тоже! — поддержал его Данила.

— Тихо вы, оба! — шикнул на них Полковник.

Наконец, Мира тоже увидела. Впереди, примерно в трёхстах метрах от того места, где они стояли, прямо над дорогой, в воздухе висело нечто. Оно выглядело совершенно прозрачным, и поэтому его было трудно разглядеть, особенно издалека. Выделялось оно лишь тем, что изображение за ним иногда слабо искажалось, словно в горячих потоках воздуха. Размеры объекта и его форму отсюда определить было трудно — слишком неопределёнными были его очертания. Для этого надо было подойти поближе.

— Похоже на стекло, — заметила Базилика.

— А почему оно тогда в воздухе висит? — выразил своё недоумение Данила.

— А я почём знаю! — пожала плечами Базилика.

Антон снял рюкзак и достал из него дозиметр. Повозившись с прибором пару минут, он деловито сообщил:

— Радиационный фон в норме.

Полковник кивнул.

— Придётся провести разведку. Необходимо выяснить, что это за объект, — заключил он и скомандовал: — Купидон! Мурзила! Выдвигайтесь вперёд! Только осторожно! На рожон не лезть. Если почувствуете что-то неладное — сразу возвращайтесь. Неизвестно, что это такое. Но в случае чего мы вас прикроем. Остальным ждать здесь.

Купидон и Мурзила выдвинулись в сторону объекта. Полковник следил за их передвижениями в бинокль. Плотва наблюдала за обстановкой через оптический прицел своего «винтаря».

— Как думаете, что это? — спросил Полковник у учёных.

— Понятия не имею, — ответила Мира, а Антон в ответ просто молча пожал плечами и покачал головой.

— Ладно, подождём результатов разведки, — произнёс Полковник и снова прильнул к биноклю.

— Говорит Полсотни Четвёртый, — раздался из рации приглушённый голос Купидона.

— Это Утёс. Что у вас там? — спросил Полковник.

— Пока непонятно, — ответил Купидон. — Осталось примерно метров двадцать. Объект никак себя не проявляет. Оставляю Полсотни Третьего. Сам попробую подойти поближе. Как поняли?

— Понял вас, Полсотни Четвёртый! Продолжайте операцию, — разрешил Полковник и тихо пробурчал: — Не нравится мне это.

Мира видела, как Купидон медленно и осторожно крадётся к «стеклу» вдоль кустов у левого края дороги, ловко перебираясь через различные препятствия. Мурзила залегла за большим бревном на дороге для прикрытия. Купидон передвигался неравномерно. То и дело он затаивался в кустах, наблюдая за обстановкой. Затем перемещался к следующему кусту и снова затаивался. Иногда он подбирал с дороги камни и бросал их в сторону объекта, проверяя его реакцию. По-видимому, ничего необычного при этом не происходило, поскольку Купидон каждый раз снова вставал и продвигался ещё на несколько шагов вперёд.

До цели оставалось всего лишь метров десять, когда после очередной попытки проверить объект при помощи камня Купидон вновь поднялся на ноги. В этот момент что-то пошло не так. Всё произошло так быстро, что Мира не успела ничего толком разглядеть. Ей показалось, что она на какое-то мгновение услышала странное короткое шипение, а затем резкий режущий удар и почти сразу же вслед за этим пронзительный крик Мурзилы. Объект, до этого не подававший никаких признаков активности, неожиданно пришёл в движение. Он начал быстро и сильно вибрировать, издавая громкие звуки, как от хлопанья крыльев большой птицы. При этом он полностью проявился из воздуха и перестал быть прозрачным, вследствие чего обрёл чёткие очертания. Теперь он был похож не на стекло, а скорее на огромное рваное и грязное полотнище, шумно развевающееся на сильном ветру.

Группа Геркулеса бросилась на выручку, не дожидаясь указаний. Полковник не стал их останавливать. В таких экстремальных ситуациях обычно можно было полагаться на опытность Геркулеса.

— Чёрт! — выругался Полковник. И скомандовал в рацию: — Полсотни Третий, немедленно возвращайтесь!

— А что с Купидоном? — недоумённо спросила Мира.

— Нет больше Купидона, — нехотя ответил Полковник, выдержав небольшую паузу.

Он молча протянул ей свой бинокль. Мира выхватила его и быстро приставила к глазам. В том месте, где она в последний раз видела Купидона, что-то лежало на дороге. Бесформенное и окровавленное. Кусты слева были неровно и грубо срезаны, словно кто-то в пьяном угаре прошёлся по ним несколько раз бензопилой. Всё это место было обильно забрызгано кровью и облеплено многочисленными кусками человеческой плоти. Судя по всему, некая неведомая сила разорвала Купидона на тысячу частей и разбросала их по кустам. Картина была настолько ужасной и нелепой, что казалась совершенно нереальной. От увиденного у Миры свело желудок и её едва не стошнило. Заметив это, Полковник отобрал у неё бинокль. «Ужас! Какой ужас!» — неслись мысли в голове у Миры. Она пыталась взять себя в руки, но никак не могла. Ноги стали ватными, а руки тряслись от мелкой дрожи. В глазах начало темнеть. «Нет! Неужели опять?!»

Она поморщилась и с усилием потёрла пальцами виски. «Я должна удержать сознание! Я должна удержать сознание! Я должна…» — неслись мысли в её голове. К ней со всех сторон бежали какие-то люди в странной одежде. Некоторые из них были с оружием в руках. Другие были не вооружены. Они неслись прямо через поле, нещадно вытаптывая цветы своими грязными сапогами. Цветы? Какие цветы? Никаких цветов не было! Кто-то сзади зачем-то что-то истошным голосом орал, словно его собирались зарезать. Но на этого неизвестного человека никто не обращал никакого внимания. Никому до него не было дела. Не было цветов! Не было…

Потому что вскоре начали кричать все. Но этот общий крик был настолько согласованным и монотонным, что больше напоминал пение хора. Мира заслушалась этим красивым пением и вскоре поняла, что ошиблась. Она даже про себя усмехнулась. Как она раньше этого не смогла понять? Ведь это было не пение, а просто шум ветра! Даже не шум ветра, а, скорее, шелест волн. Ведь вокруг неё была вода! Как же она не догадалась? Ведь это же шелест волн! Она плавает в море, а вокруг неё играют друг с другом большущие волны, вскипающие на своих гребнях белой пеной, ярко сверкающей на солнце.

Мира почувствовала, что её что-то тянет вниз, в пучину вод. Словно к её ногам привязали две тяжёлые гири. Она некоторое время барахталась, пытаясь оставаться на плаву, но силы её быстро подошли к концу. Вскоре она совершенно выдохлась и смирилась со своим поражением. В последний момент набрав в лёгкие побольше воздуха, Мира погрузилась в воду и начала медленно тонуть. Никаких сил сопротивляться уже не было. Настал момент, когда задерживать дыхание стало уже невозможно. Мира мысленно попрощалась с жизнью, выдохнула воздух и со страхом вдохнула воду. Вокруг уже было темно, мокро, холодно, вязко и плотно. Она запуталась в прочных водорослях, которые было не разорвать и которые при каждом движении сковывали её тело ещё сильнее. Хотя, возможно, это были и не водоросли, а сети.

Ведь она попалась в паутину, и её попытки вырваться уже привлекли внимание огромных чёрных пауков, которые опасливо подбирались к ней со всех сторон. Но это пока. Ещё немного — и, удостоверившись в её бессилии, они нападут, закутают в плотный кокон и впрыснут яд, который обездвижит её тело. Мира изо всех сил отчаянно закричала, но вместо своего крика она услышала только слабый стон. Пауки, почувствовав бессилие своей жертвы, отбросили нерешительность и начали приближаться. Несколько огромных тварей окружили её со всех сторон и просунули к ней свои мерзкие мохнатые лапки. От этих прикосновений Мире стало дурно, и она из последних сил забилась в истерике. Пауки на мгновение отпрянули назад, но затем снова и с ещё большей решительностью продолжили ощупывать Миру. Это было ужасно, это был самый страшный кошмар наяву. Мира рыдала, но ничего не могла поделать. Её участь была решена.

С неимоверным усилием она вырвала из паутины свою руку и схватила первую попавшуюся паучью лапку. Мира хотела сломать и оторвать её, но, присмотревшись внимательнее, вдруг с удивлением обнаружила, что это была не паучья лапка, а нежная рука невесть откуда взявшегося ребёнка. Точнее, это была какая-то маленькая девочка лет трёх, одетая в лёгкое короткое летнее платье белого цвета. Просунув свои ручки сквозь паутину, девочка довольно скоро высвободила тело Миры. Как-то это у неё очень просто и ловко получилось. Наконец, Мира смогла двигаться самостоятельно и, помогая девочке, окончательно выбралась из кокона. Мира осмотрелась по сторонам. Пауки куда-то бесследно исчезли. Стены пещеры светились мягким призрачным светом, который мелкими блёстками отражался на мокром и скользком полу. С потолка свисали красивые длинные сталактиты, с которых интенсивно капала вода. Было абсолютно тихо, если не считать звуки от падения капель. Но промежутки времени между ударами капель были заполнены звенящей, успокаивающей тишиной. Мира с наслаждением слушала эту тишину, впитывала её. Усилием воли она могла растягивать промежутки тишины как угодно долго и наслаждаться образовавшимся оазисом времени. После пережитого кошмара это было истинным счастьем.

Девочка отпустила руку Миры, коротко засмеялась и, сделав пригласительный жест, уверенно направилась в дальний и наиболее тёмный угол пещеры. Мира пошла за ней, стараясь поспевать и не терять её из виду. Впрочем, поспевать за девочкой оказалось не так-то просто. Пол в пещере был мокрый и скользкий. Поэтому Мире приходилось двигаться очень осторожно, чтобы не упасть. В то же время девочка бежала босиком легко и весело, чуть ли не вприпрыжку. Иногда она останавливалась, оглядывалась в сторону Миры, издавала очередную порцию звонкого смеха и неслась дальше. Глядя на девочку, Мира тоже заразилась её игривым настроением. Сначала она просто улыбалась, но вскоре тоже начала смеяться. В результате Мира даже и не заметила, как они весело и задорно преодолели довольно длинный тёмный коридор. Впереди уже показалось светлое пятно. Это был долгожданный выход наружу.

Выйдя из пещеры, они оказались на берегу бескрайнего бирюзового моря. Небольшие волны с мягким шипением накатывались на берег, разбивались о камни, упрямо просачивались дальше, но затем уходили в песок и исчезали. На берегу моря, держась за руки, стояли двое — мужчина и женщина в белых одеждах. Они стояли спиной к Мире. Яркое зеленоватое солнце находилось как раз с той стороны, где было море, поэтому этих людей разглядеть было трудно. Видны были только их очертания. В силуэте женщины Мире что-то показалось знакомым. Но что именно, она понять не могла.

Девочка остановилась на полпути к этим людям и снова оглянулась в сторону Миры. Теперь Мира могла её хорошенько рассмотреть. Красивое детское личико, светлые кудрявые волосы, слегка вздёрнутый носик и удивительные глаза глубокого зелёного цвета. Странные, зовущие, бездонные глаза, в которых можно было утонуть и исчезнуть безвозвратно. В этих глазах ясно читалась некая неведомая и не проявленная ещё в полной мере сила и светилась скрытая до поры до времени великая мудрость. Эти глаза были до краёв наполнены неимоверной и безудержной энергией. Энергией жизни и энергией любви. Эта энергия чувствовалась даже на физическом уровне.

Мира вдруг ощутила мощный прилив сил. Её тело стало лёгким, почти невесомым, а сознание прояснилось настолько, что она, казалось, могла вспомнить любую, даже самую мелкую, деталь из своей жизни. Мира вздохнула полной грудью и широко улыбнулась. Девочка в ответ тоже сначала загадочно и даже как-то хитро улыбнулась, слегка прищурив свои зелёные глаза, но затем весело рассмеялась.

Услышав её смех, мужчина и женщина, стоявшие на берегу, начали поворачиваться. Первым обернулся мужчина. Несмотря на то, что сзади него светило солнце, Мира успела заметить густую волнистую шевелюру и короткую бороду. Лица из-за солнца разглядеть не удавалось, но мужчина казался незнакомым. Вслед за мужчиной обернулась и женщина. Её короткие каштановые волосы легонько гладил ветер, и от этого они слабо колыхались. На её лице играла добрая улыбка, а глаза были полны слёз. Но это были не слёзы горести, это были слёзы радости. Женщина одновременно улыбалась и плакала от счастья. Когда Мира, наконец, разглядела её лицо, она вскричала от неожиданности. Потому что она узнала эту женщину! Теперь она всё поняла! Она догадалась, кто эти люди. Она поняла, кем была эта девочка и кем был этот мужчина. Ведь этой женщиной была…

Глава 7

Карьер

Интернет искоса посмотрел на Хорна.

— Здесь придётся перейти вброд, — сказал он.

Хорн молча кивнул в знак согласия и вслед за ним вошёл в быструю мутную воду. Перейдя Ручей, Интернет повернул налево, на север, и путники вскоре вышли на большую асфальтовую дорогу, ведущую на восток.

— Это дорога в Карьер, — коротко объяснил Интернет и добавил: — Отсюда до Карьера примерно двадцать километров. Далековато, конечно, но часа за четыре дойти можно.

— А тут не опасно? — поинтересовался Хорн, озираясь по сторонам.

— Нет, не опасно. Я часто здесь хожу, — успокоил Интернет. — Места эти безлюдные. Южный лес справа, огневик слева. Дорога как раз проходит между ними. Так что бояться особо нечего.

— Хорошо, если так, — отозвался Хорн.

— Видишь эти деревья? — указал Интернет на заросли слева от дороги.

— Ну?

— За ними сразу начинается огневик.

Хорн опасливо посмотрел на те деревья, оценивая, стоит ли идти дальше. Интернет усмехнулся и быстро зашагал по дороге. Хорн, немного поразмыслив, бросился вдогонку. Поравнявшись с Интернетом, Хорн решил поговорить.

— Слушай, а зачем ты в Карьер всё время ходишь? — спросил он.

— Детали собираю, — пробурчал в ответ Интернет.

— Детали? Какие детали? Зачем?

Интернет недовольно посмотрел на Хорна и поморщился (по-видимому, сомневаясь, отвечать или нет). Наконец, решившись, он принялся невнятно и нескладно объяснять.

— Мы тут с чуваками на Карьере пытаемся установку одну собрать. Для чего, пока не скажу. Когда соберём, тогда и покажем. Договорились мы так, понимаешь? Так что извини. Никто про это не знает, тебе только вот сболтнул. Эх! И кто меня за язык тянет! В общем, раз уж начал… Короче, сейчас не хватает пары важных деталей. Точнее, электронных микросхем. В тех краях, ну, то есть в районе Карьера, эти звери, как оказалось, очень редкие, а может, они там и вообще уже не водятся. Вымерли окончательно… Поэтому пришлось по Свалке хорошенько пошариться. Представляешь, несколько дней на это потратил! Поймал что-то похожее, но не уверен, подойдёт ли. Вот несу их в Карьер. Чуваки проверят. Может, удастся подпаять, поднастроить. Не подойдёт — будем ещё искать.

— А вы что-нибудь уже собрали? Ну, какую-нибудь действующую установку?

— Конечно, собрали! — с гордостью ответил Интернет. — И даже не одну. У нас там, можно сказать, уже почти вычислительный центр. В Сеть только пока войти не можем. Старые каналы сейчас, естественно, уже не работают. Точнее, как не работают? Их просто нет. Поэтому в Сеть можно войти только через спутник. А для этого…

Интернет неожиданно замолчал, отвернулся в противоположную сторону и натужно кашлянул. Хорн понял, что он снова едва не взболтнул лишнего, но вовремя остановился.

— А зачем вы хотите войти в Сеть? — спросил Хорн.

— Как это зачем? — возбудился Интернет. — Странный вопрос! Там же информация! Можно много узнать. Что произошло? Ну, я имею в виду во время Катастрофы. Что происходит сейчас? Можно установить контакты с кем-нибудь.

— А вдруг вами кто-нибудь заинтересуется? — предположил Хорн. — Может, не стоит сейчас раскрывать себя?

— Кто заинтересуется? Кому мы нужны?

— Ну, не знаю. Мало ли…

— В принципе, такое возможно, — задумался Интернет. — Чуваки с Карьера говорят, что с докатастрофных времён осталось довольно много всё ещё действующих боевых дронов. Батареи у них практически вечные, а некоторые вообще умеют заряжаться от солнца. Раньше они управлялись через специальные каналы в Сети, а сейчас эти дроны бесхозные и действуют в автономном режиме. Говорят, что некоторые из них бродят по Земле, выискивая врагов. Программа у них такая была заложена! Причём многие боевые дроны достаточно умные. Искусственный интеллект! Поэтому если они примут сигналы из Сети, то могут среагировать на них. Правда, как именно, предугадать сложно. Вдруг они решат, что это враг? Тогда держись! Набегут эти дроны со всех сторон — и вместо Карьера останется воронка от ядерного взрыва.

— Что-то я за всю свою жизнь ни одного такого дрона не видел.

— Я тоже не видел, — согласился Интернет. — Но чуваки с Карьера знают человека, который видел такого дрона.

— И что они рассказывают?

— Рассказывают, будто прицепился к тому человеку дрон конкретно. Летит за ним, и всё. Не отстаёт ни в какую! Ну тот, знаешь ли, не выдержал и выстрелил в него пару раз из своего пистолета. А дрон в ответ тоже начал по нему палить. Человек этот перепугался, забрался в какую-то нору и сидел там почти сутки, боясь высунуться. Пришёл потом к чувакам в Карьер весь израненный. Они после этого неделю целую его лечили!

— И это единственный случай за тридцать лет, о котором тебе известно? — спросил Хорн. — Мне вот ничего не было известно. Ты бы сейчас не рассказал — я бы ничего и не знал бы об этих дронах.

— Я думаю, что дронам сейчас тоже опасностей всяких хватает. Многие из них, наверное, были уничтожены. А оставшиеся просто так вот, свободно перемещаться не могут.

— Почему?

— Как это «почему»? Да любой медиум легко может превратить боевого дрона в кучку бесполезного металлолома! Причём без особых усилий. А что дрон может сделать медиуму? Да ничего! Он его даже и не заметит. Летит, летит, понимаешь, и тут тебе раз, и всё — кучка металлолома аккуратненько лежит!

— Да было как-то дело. Столкнулся я как-то с одним таким медиумом, — вспомнил Хорн и поморщился от отвращения. — Бр-р-р… До сих пор дрожь берёт!

— Или взять хотя бы слизней, — продолжал Интернет.

— Каких ещё слизней? — удивился Хорн.

— Ты что, не знаешь про слизней?

— Нет.

Интернет небрежно указал рукой на север, туда, где у самого горизонта постоянно висели тёмные тучи, которые то и дело вспыхивали от многочисленных молний.

— Как думаешь, что это? — спросил Интернет.

— Грозовые тучи, — пожал плечами Хорн. — Только почему-то они всё время стоят на одном месте. Ни туда ни сюда.

— Это потому, что там слизень, — пояснил Интернет. — Грозовая туча образуется на его границе.

— А что они собой представляют, cлизни эти?

— Они появились через несколько лет после Катастрофы, — начал объяснять Интернет. — Сейчас их довольно много, и они покрывают огромные территории. Размеры их сильно различаются — от нескольких километров до нескольких сотен километров в поперечнике. Внешне выглядят как гигантские пузыри, наподобие мыльных пузырей, только гораздо более прочные. Поверхность этих пузырей является очень изрезанной. Они могут иметь как длинные выросты, так и глубокие впадины. Окружают себя плотной завесой грозовых туч, и поэтому слизень внешне выглядит как сплошная «стена дождя». Подойти к нему вплотную практически невозможно, да и опасно для жизни.

Интернет неожиданно остановился, замолчал и поднял руку. Хорн тоже остановился и прислушался.

— Что такое? — шёпотом спросил он.

Интернет молча указал рукой вперёд по направлению дороги и приставил палец к губам. Хорн присмотрелся и заметил впереди какое-то движение. Что-то (или кто-то?) двигалось по дороге в их направлении. Какая-то неопределённая, но чётко локализованная сероватая масса.

— Что это? — снова тихо спросил Хорн.

— По-моему, собаки. Небольшая стая. Штук пять или шесть, — вполголоса ответил Интернет.

— Спокойно! — произнёс Хорн и снял с плеча охотничье двуствольное ружьё. — Сейчас мы их встретим. Двух выстрелов должно хватить, чтобы уложить всю стаю. — Немного подумав, он добавил: — А может, и нет. У тебя есть какое-нибудь оружие?

— Только нож.

Интернет огляделся. Его взгляд зацепился за нагромождение бетонных блоков, беспорядочно сваленных слева от дороги.

— Давай лучше укроемся за этими блоками. Может, тогда они к нам не сунутся? — предложил Интернет.

— Давай, — согласился Хорн.

Они отбежали в сторону и спрятались за блоками. Собаки приближались, и напряжение возрастало. Хорн на всякий случай достал из рюкзака свой топорик и положил рядом с собой на поверхность бетонного блока. Если собаки нападут сразу всей стаей, то перезарядить ружьё во время атаки он вряд ли успеет. Поэтому от тех собак, которые останутся в живых после двух выстрелов, придётся отбиваться топориком. Хорн пару раз проверил, насколько быстро он сможет схватить топорик. Удовлетворившись результатом, он посмотрел на Интернета оценивающим взглядом. Сможет ли он в случае чего отбиться самостоятельно, или же ещё и его придётся выручать? По всему было видно, что Интернет был напряжён. Он крепко сжимал в руке свой нож и внимательно вглядывался в сторону собак. Страха в его глазах вроде бы не было. Это немного успокоило Хорна: похоже, что в случае чего на Интернета можно будет положиться! Хорн незаметно для Интернета улыбнулся и тоже стал следить за обстановкой.

Вскоре собаки приблизились настолько, что их уже стало возможно подробно разглядеть. Действительно, их было шесть штук. Они выстроились парами. Впереди бежали две собаки средних размеров, шерсть у которых была в основном серого цвета. За ними, быстро и смешно перебирая короткими лапками, бежали две довольно мелкие собачки — одна рыжеватого цвета, а другая белая с чёрными пятнами неправильной формы. Замыкали этот строй две крупные псины тёмно-серого цвета.

Напряжение достигло максимума. Хорн был готов к тому, что собаки их вот-вот увидят и с громким лаем бросятся в атаку. Он взял собак на мушку — они уже были совсем близко — и начал следить ружьём за их передвижением, готовый выстрелить в любой момент. Однако стая почему-то не захотела на них нападать. Удивительно, но собаки не выказали абсолютно никакой агрессии. Может быть, потому что они были сыты? Неспешно пробежав мимо путников, притаившихся за бетонными блоками, они как ни в чём не бывало побежали дальше по дороге. Одна маленькая собачка — та, что была рыжеватого цвета, — лениво и без особого интереса повернула морду и посмотрела в сторону Хорна и Интернета, когда пробегала мимо них. Остальные собаки вообще не обратили на них никакого внимания. Хорн даже немного обиделся. Как говорится, размах на рубль, а удар на копейку! Готовились, готовились к отражению атаки, а собаки их посчитали пустым местом!

— Фу-у! Пронесло! — выдохнул Интернет. — Сколько раз здесь ходил — никаких собак отродясь не видел. А тут целая стая! Откуда их столько понабежало?

— Да шут их знает! — произнёс Хорн со злостью, провожая взглядом удаляющихся собак.

— На диких собак они вроде не похожи, — заметил Интернет.

— Дворняги какие-то. Сбились в стаю и бродят по окрестностям. Интересно, куда они так целенаправленно побежали?

— Может, на Свалку? — предположил Интернет.

— Что им на Свалке делать? Там своих собак хватает.

— Ладно, чёрт с ними, пошли дальше!

Они убрали оружие, тщательно осмотрелись по сторонам и снова вышли на дорогу. Стая собак скрылась за поворотом. Впереди вроде никого больше не было. Насмелившись, путники зашагали дальше по дороге в сторону Карьера, то и дело оглядываясь назад: вдруг собаки неожиданно передумают и решат их догнать. Разговаривать что-то расхотелось, и поэтому Хорн с Интернетом долгое время шли молча.

Через несколько километров дорога неожиданно упёрлась в границу огневика. Здесь она просто обрывалась, и дальше в этом направлении идти было уже нельзя. Впереди открывалось жуткое зрелище. Бескрайняя, уходящая до самого горизонта, выжженная чёрная пустыня. Хотя, по правде сказать, чёткого горизонта видно-то и не было. Раскалённый воздух колебался и сильно искажал видимую картину. Вместо горизонта наблюдалась сплошная пелена конвективных воздушных потоков, настолько плотных и быстрых, что они полностью рассеивали любой свет. До сих пор земля здесь обдавала нестерпимым жаром. Собственно, это была даже не земля, а пепел. Где-то чёрный, а где-то сероватый, словно перемешанный с золой. Иногда в результате порывов ветра можно было видеть яркие искры, поднимающиеся с поверхности. Жар чувствовался даже на расстоянии в несколько метров от границы. Как будто стоишь возле костра с раскалёнными углями. Кое-где что-то усиленно дымилось, а в некоторых местах из земли даже прорывались на большую высоту, словно гейзеры, быстрые языки пламени. Впрочем, исчезали они так же внезапно, как и появлялись. Соваться туда, конечно же, было смертельно опасно! Лучше вообще держаться от этого места как можно дальше! Ведь сколько лет прошло, а земля в этом месте всё ещё не может залечить свои раны. Страшное дело, эти огневики! Нет, наверное, в мире такой силы, которая смогла бы им противостоять. Там, где прошёл огневик, не оставалось уже ничего.

— Ну хватит уже глазеть, — недовольно проворчал Интернет. — Что ты, в самом деле, огневика никогда не видел?

— Так близко — никогда, — отозвался Хорн.

— Вон там тропа есть в обход, — сообщил Интернет и указал рукой в нужном направлении. — Немного пройдёмся по ней и затем снова выйдем на дорогу.

Хорн кивнул в ответ, и они сошли с дороги на неширокую, но хорошо натоптанную тропу, резво вилявшую между деревьями. Шли друг за другом. Интернет впереди, а Хорн, едва поспевая, вслед за ним. Вскоре они и вправду вышли на знакомую дорогу. Огневик остался позади. Вернее, он по-прежнему оставался слева, но дорога теперь вела вдоль него. К счастью, огневика не было видно, поскольку молодые деревья, густой порослью вставшие вдоль левого края дороги, полностью скрывали его из виду. Неизвестно почему, но у Хорна (а может, и не только у него) вид выжженной огневиком безжизненной серо-чёрной земли вызывал чувство какой-то непередаваемой безысходности и полного бессилия перед мощными природными стихиями, которые сопровождали Катаклизм. Ведь огневики были далеко не единственными среди них, а может, даже и не самыми опасными.

Скорее всего, так и есть! Огневик движется достаточно медленно, а о его приближении можно узнать заранее по ослепительно яркому зареву на горизонте и особенно по его характерному надсадному гулу, который закладывает уши, отключает мозги и вызывает у людей панический ужас. В общем, если подумать, то становится ясно, что на самом деле огневик не так уж и опасен. Можно вовремя его заметить и легко убежать в безопасное место. Вот другие непонятные сущности могут быть гораздо более опасными. Поскольку никак себя не проявляют, пока к ним не подойдёшь вплотную. Взять хотя бы этих самых медиумов. Идёшь себе, идёшь, никого не трогаешь. И тут раз тебе! Медиум! Как жахнет по мозгам, и всё, лежишь потом в беспамятстве, словно сумасшедший идиот! Хорошо хоть, в этих местах их вроде нет. Или, например, лучи? Могут просто обжечь, а могут и бошку срезать начисто! А ещё есть туманы! От этих вообще надо сразу бежать куда глаза глядят. А ещё ведь есть свистуны, ревуны… Интересно, почему они все Свалку так тщательно игнорируют?

— Стой! Кто идёт? — неожиданно послышалось из-за кустов впереди.

— Это я, Джон! — ответил Интернет.

Из зарослей неторопливо вышел невысокий парень лет двадцати пяти. На нём была выцветшая телогрейка, надетая прямо на голое тело, и основательно истёртые жизнью кожаные штаны, заправленные в короткие резиновые сапоги. Его лицо покрывала многодневная щетина, уже почти готовая перейти в полноценную бороду. Длинные, до плеч, тёмные волосы развевались на ветру. В руках у него был охотничий обрез.

— Джон Леннон, — уточнил парень.

— Извини, никак не могу запомнить твою фамилию.

— Никакая это не фамилия! — обиделся парень. — Меня зовут так — Джон Леннон. Это имя такое. Запомнить трудно, что ли?

— С кем это ты там разговариваешь? — послышался из-за кустов второй голос.

— Да Интернет со Свалки с чуваком каким-то припёрся, — отозвался Джон Леннон, чуть повернув голову в сторону кустов.

Оттуда с важным видом вышел ещё один парень — худощавый, невысокий, тоже примерно такого же возраста, как и Джон Леннон или, может быть, чуть постарше. Хотя одет он был практически так же: телогрейка на голое тело, кожаные штаны и резиновые сапоги, но, в отличие от Джона Леннона, его глаза были скрыты за непроницаемыми солнцезащитными очками с круглыми линзами. И где только он их умудрился достать? Ружья при нём не было, но в правой руке он ловко поигрывал армейским пистолетом.

— Это Майкл Джексон. Он тут главный, — представил Интернет второго парня Хорну.

Хорн вежливо кивнул в ответ.

— Сегодня с утра со Свалки в нашу сторону уже проходил мудакер какой-то, — сообщил как бы между прочим Майкл Джексон. — Ваш, что ли?

— А он не сказал, как его зовут? — спросил Хорн.

— Не-а, — мотнул головой Майкл Джексон, одновременно крутанув пистолетом. — Промычал что-то и дальше поплёлся как ни в чём не бывало. Не в настроении, видимо, был. Я так понял, что он то ли с бодуна, то ли не выспался. А может, и то и другое.

— Как он выглядел? — спросил Интернет.

— В промасленной фуфайке, ватных штанах и кирзовых сапогах. Косматый весь, нестриженый. Словно в лесу живёт.

— Фрол! Чёрт бы его побрал! — воскликнул Хорн. — А куда он пошёл?

— Во-он туда. В сторону Дороги, — махнул рукой Майкл Джексон.

— Что он там забыл? — пробурчал Интернет.

— Не знаю, — пожал плечами Майкл Джексон. — Лично я бы туда соваться никому не советовал. Там ведь Красные Мухи! Дорогу-то они контролируют! Да и не только её. Их территория тянется почти до самого Города! Если бы не мы с нашими блокпостами, они бы и к вам на Свалку наверняка добрались.

— Так он что, к Красным Мухам подался, что ли? — удивился Интернет.

— Похоже на то, — вставил Джон Леннон. — В той стороне, куда ни пойдёшь, всё равно рано или поздно на них нарвёшься. Мимо пройти никак не получится.

— А вы куда идёте? По делу какому или просто так гуляете? — спросил Майкл Джексон.

— Что за вопрос! По делу, конечно! — недовольно ответил Интернет и незаметно подмигнул Хорну. — Я, как обычно, к своим чувакам. А Хорн идёт в горы.

— В горы?!

— Человека одного нужно отыскать. Он в горах живёт, — со вздохом произнёс Хорн.

— Понятно. Нужно так нужно! Я что, против? — пожал плечами Майкл Джексон. И, взглянув на Джона Леннона, с напускной значительностью в голосе добавил: — Ну ладно, не будем вас задерживать. У нас со Свалкой отношения дружественные. Поэтому пропустим вас без проблем.

— Спасибо! — сказал Интернет и повернулся к Хорну. — Ну что? Мне направо, а тебе нужно прямо по главной дороге, если ты в горы хочешь.

— Погоди! — обратился Майкл Джексон к Хорну. — Если ты в горы направляешься, то тебе придётся сначала до нашего восточного блокпоста дойти. А это почти десять километров! Можно, конечно, и пешком, но Брат Наум может тебя подбросить. Он с утра приезжал к нам по своим делам и сейчас как раз собирается обратно ехать.

— Было бы здорово! — обрадовался Хорн.

— Пошли, я тебя к нему отведу, — предложил Майкл Джексон.

Хорн попрощался с Интернетом и направился вслед за Майклом Джексоном. Обойдя кусты, они приблизились к ветхому сооружению, которое раньше, наверное, было домом, но сейчас больше смахивало на полуразвалившийся сарай. Собственно, тут и располагался их так называемый блокпост. Напротив этого сарая стояла лошадь грязно-рыжеватой масти, запряжённая в старую телегу, возле которой суетливо копошился весьма хмурого вида человек. Лошадь была худая и какая-то вся облезлая, словно её моль поела, но держалась на ногах вроде бы уверенно. Когда Хорн и Майкл Джексон подошли к сараю, лошадь фыркнула и боязливо задёргала ушами, а человек возле телеги выпрямился и ещё больше нахмурился.

— Брат Наум! — крикнул на ходу Майкл Джексон и помахал ему рукой: мол, всё в порядке. — Ты ещё не уехал? Не бойся, это Хорн! Он со Свалки пришёл. Не подбросишь его до восточного блокпоста?

Брат Наум глубоко задумался на минуту и неуверенно кивнул в ответ.

— Нет, ещё не уехал. Я как раз тебя ждал, — медленно и как бы нехотя выговорил он. — Отчего бы и не подбросить? Подброшу, коли очень надо. — Он тяжело посмотрел на Хорна и со вздохом добавил: — Чего стоишь-то? Залезай!

Хорн без лишних слов забрался на телегу. Не хотелось раздражать человека. Видно же, что этот Брат Наум явно не в духе. Скажешь невзначай чего-нибудь не то, а он возьмёт, да и передумает! Придётся тогда пешком идти!

Брат Наум ещё раз на прощание кивнул Майклу Джексону и грузно уселся в передней части телеги.

— Н-но! П-шла, родимая! — зычно выкрикнул он и дёрнул за поводья.

Лошадь сначала нервно встрепенулась, но затем быстро успокоилась и побежала лёгкой трусцой.

Ехали довольно долго, и за всё это время Брат Наум не обмолвился с Хорном ни единым словом. Он явно не был расположен к беседе. По всему было видно, что ему гораздо проще и приятней общаться со своей лошадью, чем с людьми, тем более с незнакомыми. С лошадью он разговаривал, не переставая, всю дорогу. Обращался он к ней, почти как к равной себе, и называл её почему-то Мариной. Чаще всего он её нахваливал, но иногда и легонько журил, если ему казалось, что она что-то делает не так. Брат Наум то и дело терпеливо объяснял ей, куда повернуть, с какой скоростью бежать, почему здесь не надо смотреть по сторонам или, наоборот, почему именно здесь нужно во все глаза смотреть по сторонам.

Хорн поначалу вслушивался в болтовню Брата Наума, но вскоре это ему наскучило, и он стал просто осматривать местность, по которой они проезжали. Ведь он никогда ещё не был в Карьере! Хотя, по правде говоря, смотреть-то особо было и не на что. Очевидно, что здесь раньше, до Катастрофы, располагался небольшой посёлок или, может быть, даже городок. Но сейчас от него мало что сохранилось. Одни развалины. От некоторых зданий вообще остались только кучки полурассыпавшихся бетонных блоков. Всё это основательно поросло диким бурьяном, который давно уже завоевал всю территорию бывшего городка. Однако во многих местах дружно поднялись и стройные ряды молодых деревьев. Сейчас деревья уже готовились к зиме, поэтому вся листва на них пожелтела, а у некоторых — покраснела. «Да… — грустно подумал Хорн. — Пройдёт ещё каких-нибудь полвека — и от этого городка не останется и следа».

Впрочем, дорогу, по которой они ехали, по-видимому, регулярно чистили. Вдоль дороги беспорядочно валялись старые брёвна, многочисленные сухие ветки, бетонные блоки, остатки ржавых металлических конструкций и просто кучи мусора. Сама же дорога была относительно чистой, если не считать сухих листьев и мелких палок.

Почти сразу же слева по курсу на горизонте из-за тумана показалась длинная столовая гора явно искусственного происхождения. Похоже, что в той стороне как раз и располагался этот самый Карьер. Когда они приблизились к горе, дорога завернула направо, и теперь впереди, далеко-далеко на горизонте, на пределе видимости, появились настоящие горы, вершины которых уже успели покрыться снегом. Пока Хорн любовался этой завораживающей картиной, Брат Наум повернул направо в объезд Карьера. Справа от дороги оказалась какая-то мутная серо-зелёная равнина, затянутая клочковатым туманом. То ли болото, то ли заросший бурьяном и молодыми деревцами луг. За этой равниной возвышались холмы, покрытые густым лесом, а за ними уже выглядывали далёкие снежные вершины. Сразу слева от дороги в этом месте начиналось подножье той самой столовой горы из насыпного щебня.

Закапал мелкий дождик. Хорн накинул колпак своего походного комбинезона и засунул руки в рукава. Брат Наум не обратил на изменение погоды никакого внимания и как ни в чём не бывало продолжал разговаривать со своей лошадью. «Странно, — подумал Хорн, — сколько уже едем, а не встретили ни одного человека по пути».

— Здесь мне вообще-то прямо, — неожиданно обратился к Хорну Брат Наум, когда они резко повернули направо. Он указал рукой куда-то вперёд, в сторону болота. — Там наша община находится. Там все наши братья и сёстры живут. Но я довезу тебя до восточного блокпоста, раз обещал.

— И много у вас в общине братьев и сестёр? — спросил Хорн.

— Немного, — проворчал в ответ Брат Наум. — Семь сестёр и три брата, если вместе со мной считать. Ещё Отец Леонид и Отец Михаил. Они у нас вроде как за главных.

— И что вы там делаете, в общине?

— Живём просто. Коммуна у нас там. Хозяйство, огород. С соседями на Карьере торгуем помаленьку.

— А почему на болоте?

— Это сейчас здесь болото. А раньше, до Катастрофы, здесь пруд был. Довольно большой пруд. Плотина разрушилась — вот вода вся из него и вытекла. Там есть холмик посреди болота, так мы, значит, на нём и обосновались. Когда-то это остров был, — Брат Наум перевёл свой взгляд на Хорна. — Ну что, поехали?

— Поехали, — вяло кивнул Хорн.

Брат Наум дёрнул поводья, и они двинулись дальше. Некоторое время они ехали вдоль края болота, но вскоре повернули направо. Теперь отвалы Карьера оказались как раз позади. Состояние дороги в этом месте стало намного хуже. Кое-где она даже пропадала совсем, уходя под нескончаемые нагромождения всякого разного хлама. Эти препятствия приходилось то и дело объезжать. Но Брат Наум делал это достаточно уверенно, видимо, он часто здесь бывал.

Наконец, обогнув очередную кучу мусора, они снова выехали на относительно чистую и прямую дорогу. Брат Наум легонько шлёпнул лошадь, чтобы она ускорилась, и та, к удивлению Хорна, — он не ожидал от неё такой прыти — довольно резво побежала рысью. Правда, телегу при этом трясло нещадно. Как бы там ни было, но это сильно сократило время пути. Вскоре впереди показались какие-то старые полуразвалившиеся бараки, расположившиеся на возвышении справа от дороги. Когда они подъехали к этим баракам, дверь одного из них со скрипом открылась, и оттуда вылез худощавый и совершенно лысый парень с заспанным лицом и с дробовиком в руках.

— Это Кучерявый, — представил парня Брат Наум и добавил: — Он командует восточным блокпостом.

— Куда путь держите? — спросил Кучерявый, зевая.

— Да вот подбросил человека. Он со Свалки пришёл. Майкл Джексон попросил довезти его сюда. Кстати, он привет тебе передавал, — ответил Брат Наум.

— Привет — это, конечно, хорошо, — произнёс Кучерявый и снова зевнул. — Только лучше бы ты нам заместо привета еды какой-нибудь подкинул. А? Кончаются уже наши припасы. Вот закончатся совсем, как тогда мы охранять-то будем на голодный желудок?

— Ладно, в следующий раз привезу что-нибудь, — проворчал Брат Наум.

Удовлетворившись таким ответом, Кучерявый взглянул в сторону Хорна.

— Со Свалки, значит? — спросил он. — И далеко ты собрался?

— В горы, — кратко ответил Хорн, слезая с телеги и надевая рюкзак.

— Зачастили что-то вы. И что вам на Свалке своей не живётся?

— Что значит «зачастили»? — не понял Хорн.

— А то, что сегодня уже проходил здесь один из ваших. У вас что там, исход, что ли?

— Поня-я-тно, — протянул Хорн. — Это, наверное, Фрол был. Не знаю, куда и зачем он отправился и что вообще у него на уме. Он никому ничего не сказал. Просто взял и ушёл.

— Допустим, — согласился Кучерявый. — А тебе в горы зачем?

— Человека одного хочу найти.

— В горах? Это какого такого человека?

— Говорят, монах там какой-то живёт, — нехотя ответил Хорн.

— Так ты монаха ищешь?

— А ты что, знаешь его? — удивился Хорн.

— Нет, — ответил Кучерявый. — Сам я его не видел. Но слухи о нём в наших краях ходят. Зря ты его искать собрался. Время только потеряешь.

— Почему зря?

— У нас многие пытались его найти. Но никому это так и не удалось, — ответил Кучерявый и, немного поразмыслив, добавил: — Я так думаю, если он и существует, монах этот, то, пока он сам того не захочет, чёрта с два ты его отыщешь! Хоть все горы обшарь!

— Я всё же попытаюсь, — вздохнул Хорн.

— Попытайся. Вдруг тебе удастся, — кивнул Кучерявый. — Только надолго в горах не задерживайся. Зима уже на носу.

— Я знаю, — ответил Хорн.

— И вот ещё что. Когда будешь пересекать Дорогу, будь предельно внимателен. Там Красные Мухи часто мельтешат. Гоняют туда-сюда. Поэтому на них легко напороться можно. Если тебя заметят — ни за что не отстанут, гады! Поймают и увезут к своему этому, как его там?.. Бригадиру или аж к самому Папе. А что они там с пленниками делают, я даже боюсь себе представить. Так что уж лучше им вообще на глаза не попадаться.

— Понял. Спасибо за совет. Буду осторожен.

Хорн попрощался с Кучерявым, поблагодарил Брата Наума и быстрым шагом направился в сторону гор.

Глава 8

Аэродром

Мира открыла глаза и с сожалением обнаружила, что оказалась в реальном мире. Она не хотела возвращаться. Мысленно она всё ещё находилась там, на берегу бирюзового моря. Однако картина видения быстро таяла и безвозвратно рассеивалась. Вскоре она уже с большим трудом могла вспомнить хоть какие-то подробности, а через некоторое время и они пропали. Единственное, что у неё чётко отложилось в памяти, — это образы девочки и женщины. Образ мужчины запомнился гораздо хуже. Но Мира была совершенно уверена, что если она повстречает его в жизни, то обязательно узнает. Воспоминания о девочке вызывали приятные и тёплые чувства. А вот от воспоминаний о той женщине Миру почему-то бросало в дрожь. Хотя что тут непонятного? Всё тут предельно ясно! Что она себя обманывает? Ведь она прекрасно знает почему! Только признаться страшно! Страшно до ужаса! Вот почему её бросает в дрожь! Это страх! Страх перед непонятным и необъяснимым явлением, которого просто не может быть! Потому что это невозможно! Невозможно!!!

— Что невозможно? — услышала она немного испуганный голос Антона.

— Неважно! — автоматически ответила Мира.

— С тобой всё в порядке? — спросил Антон.

— Уже да, — ответила Мира, поднимаясь на ноги.

Подошёл Полковник (видимо, услышавший их разговор). Внимательно осмотрев Миру, он спросил:

— Готова идти?

— Готова.

— Не хочу здесь задерживаться. Нужно найти более безопасное место, — объяснил Полковник.

— Долго я была в отключке? — спросила Мира.

— Часа два.

— Что я пропустила?

— Да особо ничего, — пожал плечами Полковник. — Купидона мы похоронили, — он коротко кивнул в сторону. Там виднелась небольшая кучка щебня и торчавший из неё грубый, наскоро собранный крест из палок. — Точнее, то, что от него осталось. Но похоронили с почестями, как положено, — Полковник вздохнул и добавил: — Не зря он погиб. Теперь мы знаем, что этих тварей, кем бы они ни были, лучше не трогать, а по возможности обходить стороной. Так что впредь будем стараться держаться от них подальше.

Мира молча кивнула Полковнику, а затем подошла к могиле Купидона. Постояв немного, она сорвала небольшой блеклый цветочек и положила его у основания креста. Мира почувствовала, что кто-то дотронулся до её плеча. Она обернулась. Это был Антон.

— Нелепая смерть. Не должно было этого случиться, — произнёс он.

— По крайней мере, всё произошло быстро, и можно надеяться, что бедняга Купидон не успел ничего почувствовать, — сказала Мира.

— Это да, — подтвердил Антон.

Мира снова посмотрела на свой цветочек.

— Знаешь, мне сейчас почему-то вспомнился один курьёзный случай, связанный с ним, — медленно и как-то нехотя проговорила она. — Однажды мы с группой возвращались в Пещеры. Мы шли по берегу моря вдоль самой кромки гор. Когда до Пещер оставалось всего несколько километров, из-за вершин гор показалась страшного вида тёмная грозовая туча, быстро спускавшаяся к морю. Мы ускорили шаг, чтобы успеть до дождя. Туча приближалась, в ней бешено сверкали молнии, раздавались раскатистые удары грома, от которых закладывало уши. Обстановка накалялась. Мы двигались всё быстрее и быстрее. Кое-кто в группе даже запаниковал. В какой-то момент мы не выдержали и перешли на бег. К нам со стороны гор уже приближалась непроницаемая стена воды, объятая громом и молниями.

— И что было дальше? — спросил Антон.

— Мы бежали всё быстрее, стараясь успеть. Уже подбегая ко входу в Пещеры, мы заметили сидящего на бревне Купидона. Он просто сидел и о чём-то думал. Мы закричали ему, чтобы он немедленно поднимался и спасался от дождя. Но Купидон как-то совершенно безразлично посмотрел сначала на нас, потом на тучу и продолжил сидеть на своём бревне как ни в чём не бывало. Мы успели добежать до входа в самый последний момент. Сразу вслед за этим всё вокруг накрыло сильнейшим проливным дождём. А Купидон просто накрыл голову колпаком от комбинезона и остался сидеть там же, где и сидел. Словно вообще ничего не произошло. Туча ушла к морю очень быстро, ливень был всего минуты две. К счастью, в тот раз дождь оказался не радиоактивным. А в наших краях это бывает очень редко.

— Что ты хочешь этим сказать? — снова спросил Антон.

— Вот я и думаю… Купидон знал, что тот дождь не заражённый? Или он тогда сознательно играл со своей жизнью? Мол, будь что будет. Пронесёт, не пронесёт.

— Пусть даже и так, — пожал плечами Антон. — Мало ли, какие у него тогда были причины. Сегодня он точно не играл с жизнью, а погиб как герой. На нём лежала ответственность, и он выполнил свой долг до конца.

— Да, конечно. Ты прав, — согласилась Мира.

Кинув в последний раз взгляд на скромную могилу Купидона, как бы запечатлевая её в своей памяти, Мира и Антон направились к основной группе. Там все уже были в сборе и дожидались только отмашки Полковника. Нельзя было терять драгоценное время. Оставаться в этих местах было слишком опасно. Укрытий тут никаких не было, а расположиться лагерем прямо на дороге было плохой идеей. Неизвестно, что бы их здесь ждало ночью. Поэтому необходимо было идти дальше. По расчётам Полковника, до нужного военного аэродрома оставалось не так уж и много. Если ничего больше не случится, то к вечеру завтрашнего дня туда вполне можно было бы добраться. А может быть, даже и раньше.

Выстроились привычной колонной. Только теперь её замыкали не четыре разведчика, как раньше, а всего лишь три. Первая разведдвойка была уже неполной и состояла из одной Мурзилы. Геркулес, вставший впереди колонны, зачем-то взял в руки длинную палку. Точнее, это была не совсем палка. Скорее, эта штуковина в его руках больше напоминала метлу с длинным черенком. Во время вынужденного привала Геркулес отрубил топором нужной длины ровный отросток от орехового дерева и всё это время молча орудовал своим ножом, очищая с него кору и убирая лишние, по его мнению, ветки. Никто его не спрашивал, зачем он это делает. Мало ли. Может, человек просто отвлечься хочет. Однако, когда стало ясно, что Геркулес эту метлу берёт с собой, любопытство некоторых взяло верх.

— Геркулес, зачем тебе эта палка? — осторожно спросил техник Кирилл, выражая общее недоумение любопытных.

— Надо, — угрюмо ответил Геркулес.

Полковник еле заметно улыбнулся краешком рта и махнул рукой. Группа двинулась дальше вдоль по дороге. Геркулес, как древний копьеносец, держал свою метлу впереди себя. Иногда он медленно водил ей то влево, то вправо, то вверх, то вниз. Со стороны это, наверное, выглядело немного странно, если не сказать смешно. Но, видимо, у Геркулеса на то были какие-то свои причины, о которых он не захотел рассказывать.

До конца дня ничего особенного не произошло. Дорога сначала шла вдоль моря, но затем круто ушла вправо, в горы. Перейдя через перевал, экспедиция несколько часов двигалась по равнине. Следов прежней цивилизации здесь было очень много, но всё казалось сильно искорёженным, разбитым, хаотично разбросанным, словно после ядерной войны. Однако дело тут было не в ядерных взрывах. Дозиметры стабильно показывали отсутствие какой-либо заметной радиации. Очевидно, разрушения были вызваны вовсе не взрывами, а, скорее всего, той самой волной, гравитационно-акустической, как её назвал Антон. Здесь располагалась равнина, и поэтому для волны естественные препятствия отсутствовали. Вот она и прошлась в полную силу.

Вечером разбили лагерь у небольшого пригорка. Готовить ничего не стали, ограничившись сухим пайком. Да и пылающий в темноте костёр мог привлечь чьё-нибудь ненужное внимание. Сейчас это было бы совсем некстати. После небольшого совещания решили утром выйти пораньше, чтобы оставить побольше времени на обследование аэродрома. После этого все улеглись спать. Полковник раздал распоряжения насчёт ночной охраны и тоже завернулся в походный спальный мешок.

Мира уснула быстро: дала о себе знать накопившаяся за день усталость. Спала она крепко, но недолго, поскольку в пять часов утра Полковник уже скомандовал общий подъём. На сборы он отвёл полчаса. Началась утренняя суета. Нужно было всё упаковать в рюкзаки и по возможности как можно тщательнее уничтожить следы своего пребывания. Хоть здешние места и выглядели безлюдными, но лучше не рисковать. Лишние проблемы сейчас не нужны. Собирая свои вещи, Мира заставила себя прожевать парочку галет. Это необходимо было сделать для поддержания сил, иначе первое время идти будет трудно.

На дорогу вышли ещё затемно — до рассвета оставался примерно час. В принципе, было не темно, а, скорее, сумрачно. Возможно, сейчас было полнолуние. Только из-за туч никакой луны видно не было. Просто её свет рассеивался тучами. Как бы, наверное, сказал Антон, «рассеивание света луны на молекулах водяного пара». Глазам такого света было вполне достаточно, чтобы различать дорогу. Шли тихо, чтобы не привлекать внимания. Шедший впереди колонны, Геркулес, как и вчера, помахивал перед собой своей метлой. Сейчас его уже никто и не спрашивал, зачем он это делает.

Полковник постоянно сверялся с картой, особенно на развилках или на перекрёстках дорог. Несколько раз он переводил группу на другую дорогу. Когда, они перешли через очередной перекрёсток, Полковник, взглянув на карту, объявил, что осталось уже совсем недолго. К этому времени солнце уже взошло, и, несмотря на то, что оно по-прежнему оставалось за тучами, стало совсем светло.

— Смотрите, что это? — неожиданно крикнул техник Данила, указывая рукой куда-то в небо.

Все сразу остановились. Мира посмотрела вверх и, действительно, увидела необычную картину. По небу неторопливо проплывала тесная стайка каких-то шариков. По отношению к колонне эти шарики двигались справа налево. В данный момент они находились практически над головами участников экспедиции. Шариков было достаточно много (вероятно, около сотни или даже больше). Плыли они цельной, единой массой, словно слипшись в одну большую кучку. В основном они были белого цвета, но некоторые из них казались прозрачными и от этого напоминали мыльные пузыри. Сама не зная почему, Мира вдруг решила, что эти шарики в небе выглядят мирно, даже, может быть, безобидно и никакой опасности не представляют.

Плотва вскинула свой «винтарь» и принялась внимательно разглядывать шарики через оптический прицел. Полковник тоже достал бинокль.

— Странно, — произнёс Антон.

— Что странно? — тут же спросила Мира.

— Ветер дует туда, — Антон небрежно махнул рукой по направлению вперёд по дороге, — а они летят в другую сторону.

— На их высоте направление ветра может быть другим, — заметила Мира.

— Что скажешь? — спросил Полковник у Плотвы.

— Летят ниже облаков. Практически у нижней кромки. Поэтому высота — метров триста. Значит, размеры объектов около метра. Скорость… примерно два метра в секунду.

— А по сути? — снова спросил Полковник.

— Непонятно, — ответила Плотва. — Похожи на прозрачные воздушные шарики. Слиплись в кучу, словно икра лягушачья.

— На их высоте направление ветра такое же, — шепнул Мире Антон.

— С чего ты взял?

— Посмотри на облака. Они плывут туда же, куда дует ветер. А эти шарики летят в сторону моря, наперекор ветру. Причём их скорость почти вдвое больше.

— Точно! — удивилась Мира. — Молодец! Пятёрка тебе за наблюдательность!

— Что такое? — обратился к ним Полковник. — Что-то странное заметили?

— Да, заметили, — отозвался Антон. — Ветер дует почти на север. Это видно по движению облаков. А шарики летят на запад, в сторону моря. Причём их скорость больше скорости ветра.

— И что это значит? — не понял Полковник.

— Это значит, что эти так называемые шарики летят не по ветру, как это было бы в случае мыльных пузырей или воздушных шаров, а сами по себе.

— То есть как это: сами по себе? — удивился Полковник. — Они что, живые, что ли? В тёплые страны на зимовку подались? Как журавли или гуси?

— Этого я сказать не могу, — ответил Антон. — Я только отметил факт. И летят они не на юг, а на запад.

— Может, это дроны? — спросил Данила.

— Не похоже, — покачал головой Полковник, глядя в небо. — Дроны не так выглядят.

— Сейчас я по ним пальну, — предложил Пистон.

— Я тебе пальну! Ни в коем случае! — строго возразил Полковник и погрозил Пистону пальцем. — Неизвестно, что это такое. Если они самостоятельно летят против ветра, то могут и к нам прилететь. Вдруг они нас за врагов примут? Или, ещё того хуже, за еду?

Пока они всё это обсуждали, шарики, не снижая своей скорости, успели отлететь далеко в сторону. Вскоре они и совсем растворились в серой массе туч.

— А мир-то, пока мы в Пещерах отсиживались, похоже, сильно изменился, — заметил вдруг Валет, практически всегда до этого молчавший.

Конец ознакомительного фрагмента.