Кружево дорог

Андрей Драченин, 2023

Много дорог. И идущих по ним. У каждого свои причины, ставшие началом путешествия. Цели схожи – найти себя. Свою радость, свою силу, свой путь.И вот Упрям свешивает ноги в черный зев Колодца. Неро борется с тяжестью костяного панциря, пытаясь расправить крылья. Этси идет в Чертоги смерти. Тусклый Пастырь тянет светлую радость и Серый мир покрывает душу унылой пеленой.Но что бы ни происходила с героями, результатом пути всегда является обретение искомого. А разве может быть иначе, если ты выбираешь идти этими дорогами, действовать? Не давать течении жизни превратится в стоячее болото, шаг за шагом двигаясь к цели.

Серый мир

Серая хмарь. Вокруг, сверху, снизу. Кажется, будто мир обесцветился, холодной влажной пеленой затянулся. Съедающей звуки, запахи. Стирающей очертания. Все тускло и безрадостно. Душа тонет в бездонной, сковывающей любой порыв, серой вязкости. Казалось бы, уместна была бы ну хоть и черная волна отчаяния, способная взъярить душу и разорвать в метаниях опутавшие тенета! Но нет, все ровно и спокойно. Как не приносящий сил сон. Летаргический.

Вила моргнула. Серое наваждение пропало. Лишь легкими отголосками на границе восприятия напоминая о себе. Дескать, вот она я! Не показалось, нет. Вила нахмурилась. Серый мир, как она назвала его для себя, приходил все чаще, оставляя в душе липкий осадок. Было неуютно. Словно знаешь, что один. Чувствовать бы уверенность, впечатанную память о коконе сильных добрых рук. Незыблемое знание, что есть кто-то…

Но нет. Ощущение, что никого. Отвернулись. Забыли. Что все тянется ровным чередом, пожирающим всякую надежду на яркость, пронзительность. На чувственную дрожь момента, на ликующую вспышку восторга, на трепет нахлынувшего понимания…

Одно вырывало из объятий этой трясины. То, что Вила умела делать хорошо согласно своей природе. Вила, так уж получилось, была феей. Той, что помогают создавать и поддерживать гармонию этого мира. И она всеми силами создавала и поддерживала. Помогала и улучшала. Защищала и спасала. Лечила и приводила в равновесие. Приходила ко всем, кто в этом нуждался. Спасала созданное силой жизни в мире материальном и в мире тонком.

Когда она применяла свои умения, Серый мир оставлял ее, не тревожил душу. Но и у фей случается, что накатывает усталость, поток жизненных сил превращается в слабый ручеек и круговерть дел приостанавливает свой ход. В такие моменты Серый мир пробирался внутрь вкрадчивыми струйками. Морозил холодной патокой. Происходило это все чаще. То ли свои силы на спад шли, то ли сила Серого мира росла.

***

День выдался сумасшедший.

С утра, не успела Вила потянуться, привстав на кровати, как в приоткрытое окно ворвалась сторожевая пустельга, зависла посреди комнаты с присущим ее породе умением, взбивая воздух крыльями, и известила:

— Мар-р-ра!! Мар-р-ра чер-рная! Из Покинутых штолен! Ползет! Чаща жухнет! Зверье гибнет!

Пришлось, не завтракая запрыгивать в «полевой» костюм, строить портал к штольням и нырять в него, на ходу надевая сапоги. Загонять Черную мару обратно в Покинутые штольни, развеивать ее губительные для живого эманации, лечить отравленный лес и его обитателей.

Затем спасение из замка, подожженного случайно залетевшим в эти края драконом. Владелец замка, спесивый барон, без особого уважения относился к жителям Навьей чащи, но что делать? Прочие обитатели замка, особенно прислуга и домашняя живность, жили в ладу с древним народом. Ради них Вила без раздумий бросилась в раскаленные не затухающим драконьим пламенем недра замка.

В итоге, оградив попавших в огненную ловушку щитом своей Силы от давящего сверху жара, она вывела всех через подземных ход. Который владелец замка вырыл для возможного бегства при случае. Так что при всей своей спесивости и сам того не полагая, барон послужил доброму делу. За что не был оставлен Вилой в качестве запеченного поросенка в жаровне замка.

В завершении дня, идя пешком к своей жилищу, так как на магические перемещения уже сил не осталось, Вила наткнулась на безобразную картину — на перепаханной копытами поляне с переполненными хмельным безумием глазами китоврас Дивоки похотливо хохоча носился за лесной дриадой. Дриада явно была против его навязчивых ухаживаний, но Дивоки был достаточно быстр и силен, чтобы не давать ей возможности скрыться.

Вила, влив остатки Силы в правую руку, встала на пути мчащегося в угаре китовраса, выставив открытую ладонь. От столкновения ее узкой ладошки и широкой, заросшей темным волосом, груди китовраса, тот упал на колени передних ног, осаженный на полном скаку. Ошалело помотал буйными кудрями, свесив голову на грудь. Тяжело поднялся и побрел прочь, по лошадиному всхрапывая, поводя боками и пошатываясь. Дриада, благодарно улыбаясь, помогла окончательно обессилевшей Виле доплестись под крону близстоящего дуба и там прилечь, устало откинувшись в его корнях на мягкой подстилке из опавших сухих листьев. Опустившись на землю, Вила слегка прикрыла глаза.

***

Снова она. Липкая серая хмарь. Тело бредет в ней словно через толщу воды. Звуки тают. Душа затравленно озирается вокруг. Где я? Кто я? Я вообще есть? А если есть, где доказательства? Не чувствую… Почему я не чувствую? Ведь было же, помню… И даже сердце, кажется, не бьётся. Хотя нет, постукивает. Но словно нехотя. Не находя веской причины гонять остывающую кровь по жилам.

Тропинка вьется бледным дождевым червем. Конец ее упирается в невысокое крыльцо. Знакомое крыльцо. Это же мой дом… Почему так серо и мрачно? Только в этом году обновила краску на фасаде. Дверь отворяется без привычного скрипа.

Она идет, оглядываясь по сторонам. Темными, пустыми коридорами. Нескончаемая вереница комнат — тянется, тянется, тянется. Откуда столько комнат? Двери, лестницы, коридоры. Временами коридор оканчивался тупиком. Просто неожиданно и без всякой логики обрывается. Приходится возвращаться, искать за какой дверью лестница, копаясь в ставшей набором тусклых картинок памяти. Она шла, отупев от бесконечного блуждания.

В одной из комнат внимание цепляется за старинное, в тяжелой раме зеркало в человеческий рост. Она всматривается в свое отражение. Милая, стройная женщина с усталыми глазами. Глаза притягивают. Чем больше она всматривается, тем больше погружается в эти глаза. Неожиданно взгляд отражения неуловимо меняется. Становится цепким и пронизывающим. Губы зеркальной Вилы произносят:

— Что ты хочешь?

Вила отшатывается от зеркала. Но ее отражение уже ведет себя как обычно. Испуг гонит прочь. Она бежит чередой комнат, сворачивая наугад. Ее преследует, звучащий, казалось, от стен и потолка голос с одним вопросом — «Что ты хочешь?» Наконец она останавливается, упершись взглядом в дверь под лестницей. Морщит лоб в раздумьях. Не припоминает в своем доме двери в этом месте. Осторожно приближается. Дергает ручку. Не поддается. Приближает ухо к двери. За дверью плачут.

***

Вилла открыла глаза. Рывком села. Все тело затекло. Оказалось, что, обессилев и то ли провалившись в Серый мир, то ли уснув, а может все вместе, она, похоже, провела под деревом всю ночь. Встающее солнце без всякой магии делало утренний лес сказочным местом. Рассвет приветствовало мелодичное перекликивание пернатых певцов. Ни следа серости и унылости. Но не покидало ощущение, что она где-то рядом.

«Так, надо с этим что-то делать, — не в первый раз мелькнула мысль, — Только вот что? Похоже придется со Стредни увидеться…»

Стредни была лесной ведьмой, хорошей знакомой Вилы. Во всем, что касалось общения с духами, ей не было равных в округе. Отголоски странного сна явно говорили о том, что без духов не обошлось. Ну а раз так, если уж и идти с таким вопросом к кому, то лучшей кандидатуры не сыскать.

Так сильно допекло ее произошедшее, что Вила отправилась к Стредни, не заходя домой. Благо жила лесная ведьма неподалеку, на болоте. Где ж еще, если не там? Ее небольшую хижину с трех сторон окружала непроходимая топь. С четвертой стороны топь тоже присутствовала. Ну как топь? На первый взгляд. И на второй. Для тех, кто смотреть не умеет. Вила умела, фея все ж таки. Поэтому уже вскоре стучала в почерневшие доски двери.

— Да заходи уж, будто не понимаешь, что жду тебя, — раздался голос из глубины хижины. Вила открыла сварливо скрипнувшую дверь и вошла.

Стредни сидела в кресле у горящего камина, закутавшись в цветастую шаль и заполняя воздух прядями белесого дыма из кривой трубки с длинным мундштуком. В хижине было жарко. Затянувшись и выпуская очередное облако дыма, сквозь которое прищур ее внимательных глаз выглядел еще более загадочным, Стредни указала мундштуком трубки на второе кресло. Вила без лишних слов присела.

— Видишь, мерзну? Да и как не мерзнуть, когда стылостью такой несет оттуда, — многозначительно сказала Стредни. — Своих завсегда сильнее чувствуешь… А ты не идешь все и не идешь. Все в заботах от себя прячешься.

— Ну дак сказала бы, намекнула, подруженька, — смущенно пробормотала Вила.

— Э-э, нет. Сама знаешь, в таких делах дозреть надо. Ну а раз дозрела, падай! Есть тебя будем, — плотоядно ухмыляясь крепкими, острыми зубами, пошутила Стредни. — Рассказывай.

Вила немного помолчала. А потом, сбивчиво и сумбурно, поведала о провалах в Серый мир. О ощущениях, эмоциях. О блужданиях по вроде своему, но такому незнакомому дому. О вопросе своего отражения и призрачного голоса. О двери, которой вроде как нет. О плаче за этой дверью.

Стредни не прерывала. Зябко куталась в шаль. Смотрела внимательно, время от времени добавляя новые космы дыма к уже витающим вокруг потолочных балок.

— Ну, вроде ничего не пропустила, — сказала она, когда Вила закончила.

— Это же дух какой-то? Что надо ему? Я по этой части не очень… Не разберу никак. Пока просто в мир этот серый проваливалась, все понять не могла. Порча, заклятие? Дак почуяла бы, если кто такое вытворил. А тут голос еще этот и отражение… Ну я сразу к тебе, — сказала Вила.

— Дух? М-м-м, — с загадочной улыбкой опустила глаза Стредни. — Одно тебе точно скажу. На вопрос ответь.

— Э-э-э, в смысле? — озадаченно спросила Вила. — Что я хочу? Я много чего хочу. Сейчас вот есть, например.

— Есть? Сыр, хлеб, вино на столе. Яблоки еще, — сказала терпеливо Стредни. — Но ответить надо. Что ответить, поймешь. И как дальше быть. Если бежать перестанешь. Дам тебе травку одну. Выпьешь на ночь.

Вила взяла со стола большое красное яблоко и, усевшись обратно, стала его задумчиво грызть. Стредни молча наблюдала за ней, не мешала.

— Давай свою травку, — сказала Вила наконец.

Стредни усмехнулась и покопавшись в кладовке выдала небольшой мешочек с чем-то похрустывающим и легким.

— Вот. Кипятком зальешь, 15 минут постоит и вперед. Перед самым сном, — выдала дополнительно напутствие.

Вила взяла, поблагодарила и направилась домой. Дома долго стояла, смотря на стену под лестницей на второй этаж. Гладкая такая стена. Потом занялась домашними делами. Благо в этот день злосчастья взяли паузу. Замки не горели, китоврасы не скакали. Так незаметно в бытовой суете прошел день. Вечером, как и было указано, Вила запарила выданной травки, выждала положенное и выпила.

Лишь только горячий настой докатился до желудка, накатилась тяжелой волной усталость. Словно кости все из тела вынули, и держится оно лишь усилием воли. Вила еле доплелась до кровати и, упав в ворох подушек, мгновенно ушла в сон.

***

Вокруг возник серый, поблекший мир. Уже сразу свой, но так отличающийся от находящегося в яви, дом. Вила стояла перед тем самым ростовым старинным зеркалом. В зеркале ничего не отражалось. Точнее отражалась только комната. А стоящей перед ним Вилы как не бывало. Это рождало еще больше вопросов, чем ожившее отражение. Было ощущение какой-то смутной подсказки и в тоже время вызывало сумбур внутри. Вводящую в смущение необъяснимость происходящего. Отражение, которое не совсем я, если живет самостоятельной жизнью? Или совсем не я? Но было же ощущение обычного отражения, пока взгляд не изменился и вопрос не прозвучал. А сейчас, где оно?

Вила подошла ближе, как завороженная протянула руку и коснулась пальцем поверхности зеркала. Ничего не произошло, отражение не появилось, под пальцами была просто гладкость стекла.

«Так, ладно. Зависла я что-то. Мало ли какое зеркало во сне или в наваждении этом. Смысл ждать от него обычного поведения. Дальше надо», — подумала Вила, стряхнув внутри оцепенение момента.

И уже почти убрала пальцы от зеркала, как вдруг от места ее прикосновения по стеклу разбежалась изморозь, как на застывшем оконном стекле зимой. И словно кто-то с той стороны написал на этом «окне» пальцем — «Что ты хочешь?»

Вила, сперва нахмурившись и фыркнув, порывисто передернулась. Затем словно поймала себя, остановилась. Вспомнила совет подруги. Вздохнула глубоко. Выдохнула. Сосредоточенно помолчала, опустив голову. Вслушалась, позволив вопросу проникнуть внутрь себя, пустить корни. Прорасти, охватив своим звучанием самые потаенные уголки души. Вначале легким отголоском, следом чуть слышным шепотом, словно из глубины, пробиваясь сквозь толщу чего-то ограждающего, глушащего, начали просачиваться слова. Вила выпустила их. Первые медленно, словно выдавливая. Затем все быстрее и напористей, не задумываясь превращая чуть донесшийся смысл в звук:

— Любви хочу. Чтобы знать. Чувствовать. Не сомневаться. Что бы так было, что точно знаешь. Вот она, любовь. Просить не хочу. Вымаливать, заслуживать. Хочу быть просто. И любовь чтоб была. Защиты хочу. Да, сама защитить могу. Есть силы. Но хочу, чтоб меня. Чтоб как за стеной. Вообще не думать. Всегда чувствовать. Есть она и боятся нечего. Даже слабой можно стать. Руки опустить, сдаться. Другие руки обнимут. Укроют. И не посмеет никто. Эмоций хочу! Не только ровно, благостно. Жаром полыхнуть, желанием опалить! Вино пить, терпкость в небо втирать, на грудь проливать. Жадно мясо есть. Не кусочками скромными. В подгорелый, сочащийся кровью шмат впиться, постанывая, глаза закатив в блаженстве. Буре в лицо кричать восторгом!! Под ливнем безумно хохоча кружиться!! В объятия вжаться, одним стать пытаясь!! От нежности задохнуться!! — звенящей тишиной повисла пауза, и, уже выплеснув запал, — Ну что, довольно?!

Зеркало оттаяло и просветлело, как и ни было ничего. В нем обычным образом отражалась стоящая с вопросительным выражением лица, раскрасневшаяся, с горящими глазами Вила. Но долго это не продлилось. Отражение вдруг улыбнулось и, одобрительно кивнув, развернулось, направившись на выход из комнаты.

— Э-эй, ты куда?! — вскрикнула Вила и, видя, как ее отражение окончательно выходит в отраженную дверь, тоже поспешила выбежать из комнаты в коридор.

Выбежала, быстро огляделась. В левой стороне за углом померещился мелькнувший край платья, словно отраженная Вила из зазеркалья вышла в отраженную дверь, но в этот коридор и намекала на дальнейшее направление. Вила не стала долго раздумывать и направилась в указанную сторону. Путь через череду комнат и коридоров, указанный всегда тенью движения за ближайшим углом, привел к той самой двери под лестницей на второй этаж. Вила взялась за ручку и повернула. Замок щелкнул. Дверь подалась, открыв вертикальную щель темноты.

***

Вила открыла глаза. Пол холодил босые ноги. Вместо того, чтобы нежиться на перине среди подушек и одеял, куда она благополучно улеглась, засыпая, она стояла перед стеной под лестницей, что и во сне. Только двери на стене не было.

— Да что ж такое-то! Опять к двери этой попадаю, которой нет… Проснулась-то почему, если там дверь открылась? Стену что ли ломать?

«Если бежать перестанешь…», — эхом памяти прошелестел отголосок слов Стредни.

Вила, вспомнив пришедшее состояние, в котором она во сне ответила на поставленный вопрос, опять остановила себя. Окунулась вниманием в ощущения, в образ открывшейся во сне двери. С максимально направленным в глаза присутствием в этом моменте всмотрелась в стену. Не в отдельные детали, трещинки на штукатурке и прочее. А стараясь как бы охватить это место полностью, смотря кем-то изнутри себя. Видя одновременно и пустую стену и образ двери, всплывающий в памяти.

На глазах выступили слезы, картинки начали плыть. Вила, не выдержав, часто заморгала. Восстановив наконец резкость взгляда, не сразу поняла, что отвлеклась от столь сосредоточенного разглядывания стены с вызыванием изнутри образа дверного проема. Но дверь и без того осталась на стене. Замок сам собой щелкнул, и она приглашающе открылась тянущей стылостью темной щелью.

Вила потянула створку на себя, открывая на всю ширину. Вниз вели ступени. Немного помедлила и шагнула в темноту, пустив впереди себя небольшого магического светлячка. Осторожно спускаясь по скользким ступеням, Вила внимательно вслушивалась. Кто плакал в прошлый раз за этой дверью?

Ступени закончились обширным подвалом с теряющимися во мраке углами, многочисленными закутками и ведущими не понятно куда открытыми проходами и запертыми крепкими дверьми. Стены блестели иглами льда, стылый воздух своими прикосновениями вынуждал ежиться легко одетую Вилу. Вдруг, она услышала какой-то звук. Направилась, напряженно вглядываясь в темные углы, в ту сторону.

В одном укромном месте, где в покрытой инеем стене находилась невысокая ниша, сжавшись в комочек сидела маленькая девочка в темном платьишке. Она легонько поскуливала от холода.

Вила осторожно подошла к ней, не решаясь окрикнуть, чтобы не испугать. Опустилась рядом. Холодный камень ожог колени.

— Э-эй, малышка, что с тобой? Не плачь, — легонько позвала она и, протянув руку, дотронулась до девочки.

Та медленно подняла голову. Словно замороженная посмотрела отсутствующим взглядом сквозь Вилу. Кожа ее была сероватого оттенка, отливающего серебром.

— Холодно. Так холодно, — чуть слышно произнесла девочка.

Вила медленно, стараясь не делать резких движений, пододвинулась к девочке и аккуратно обняла ее, стараясь согреть. Почувствовала, как холод, угнездившийся в девчушке, тянет тепло из ее и так уже озябшего тела.

«Так, просто обняв я ее не согрею. Да и что я как маленькая, в конце концов. Фея я или кто?» — пришла в голову мысль.

Перед внутренним взором сразу вспыхнули языки пламени. Стихия огня предлагала самую явную в ситуации помощь. Чувствуя наитием всю глубину укоренившейся мерзлоты, Вила как само собой вспомнила не остывающий жар драконьего огня, что буквально днем, не справившись с ее щитом, оставил все же неизгладимый отпечаток на ее Силе. Ну а что не ломает, попадает в кубышку и дальше на пути служит. Вила смешала внутри знакомое состояние огненной стихии с памятью о ярости и стойкости драконьего пламени и направила своим умением в кокон объятий и дальше, через них. В глубину обнаруженной в своем жилище, среди своего устоявшего мира, стылости.

Ярящаяся рыжая волна ударила в обступивший со всех сторон серый мир, гоня прочь холодные сквозняки и топя ручейками иней по стенам. Камень под Вилой нагрелся и перестал обжигать холодом колени. Щеки девчушки порозовели. Она наконец, судорожно вздохнув, будто проснулась и посмотрела внимательными темными глазами в глаза Вилы.

— Ну как ты? Сейчас теплее? — спросила Вила.

— Ты меня любишь? — спросила вдруг девчушка серьезно, все так же внимательно смотря.

И в этот момент Вила вдруг ощутила — да, любит. Вот она вроде только обнаружила эту дверь в своем родовом жилище. И в тоже время не покидало острое ощущение, что не то, чтобы она заново нашла эту девочку в этом темном мерзлом подвале. А, страшно подумать, если и не сама посадила ее туда, то позволила ей там очутиться. И не найденная она. Своя. Давно. Всегда. И она ее любит. Любит так, как никого любить сильнее просто невозможно. Как можно любить только того единственного, кто всегда у тебя есть.

— Да. Очень люблю, — сказала она просто и искренне.

Девчушка, довольно зажмурившись и улыбнувшись, уютно уткнулась ей в грудь.

— Тепленько, — сонно прошептала она, устраиваясь поудобней в ее объятиях.

Вила, чуть выждав, поднялась с задремавшей девчушкой на руках, вышла из подвала, по пути отметив ставшие сухими стены и, чтобы не подниматься на второй этаж, в спальню, пошла со своим ценным грузом на руках в гостиную.

Только Вила уложила девчушку, уже сопящую в глубоком спокойном сне, на диван гостиной, как в дверь постучали. На пороге оказалась Стредни. Уже в легкой блузке, без шали, с раскрасневшимися щеками.

— Ну ты, подруга, дала! Еле успела закрыться! Шаль на выброс, да и леший с ней. Вот, кстати, он новую и подарит. Ну, рассказывай, показывай, — без стеснения легким вихрем свободной юбки ворвалась она в дом.

— Вот, — только и нашла, что ответить Вила и указала на спящую, улыбающуюся во сне девочку.

Стредни подошла, с легкой улыбкой в уголках губ посмотрела на девочку, рукой над ней провела. К Виле повернулась.

— Нашла значит. Хорошо, молодец, подруга, — сказала с одобрением.

— Мир-то серый, что, не вернется теперь? Не наберет силу опять? — спросила немного растерянно Вила.

— Мир серый? Силу наберет? Сила-то вся твоя, подруженька, куда направишь… — ответила многозначительно Стредни. — Ну я пошла, знакомьтесь тут.

Распрощавшись со Стредни, Вила вернулась к дивану, затворив дверь в гостиную от лишних звуков, и села рядом на стул.

«Моя вся сила… Серый мир, выходит, тоже мой? Так, серый… На счет мира не знаю, а вот платье это никуда не годится».

И Вила бросилась к сундукам в небольшой кладовке, вход в которую был здесь же, чуть ли не с головой в них зарывшись. Наконец с радостным возгласом выдернула с самого дна отрез ткани. Словно кусок яркого летнего луга, заполненного изумрудом травы и красочными вспышками цветов. Полюбовалась, растянув его перед глазами. Затем, довольно мурлыкая под нос веселенький напев, вернулась в гостиную, чтобы быть если что рядом, когда девчушка проснется, и погрузилась с головой в швейное творчество. Кроила, отмеряла, наметывала. Иголка, с добавленной толикой магического проворства, так и мелькала, собирая цветными нитями яркую красоту в прекрасную форму.

И вот, позади послышался довольный зевок. Вила обернулась. Девчушка, сев в кровати, довольно потягивалась. Вила подошла.

— Доброе утро, малышка! Вот, у меня подарок тебе. Нравится? — и протянула цветное, ладно скроенное платьице, с ленточками на плечах и пышной юбкой.

Девчушка словно в один момент проснулась. Глаза ее загорелись восторгом, ручки протянулись вперед и она, ничего не говоря, со счастливым выражением мордашки, несколько раз кивнула.

Вила помогла ей переодеться. Старое темно, измызганное платье, недолго думая, кинула в камин, на догорающие угли. Пламя, будто заждавшись, взметнулось вверх. Миг, и мрачного платья не стало.

Маленькая красавица внимательно оглядела себя со всех сторон в зеркало, покружилась, раздув подол платья цветастой полянкой и радостно рассмеявшись, кинулась Виле на шею. Поцеловала ее в щеку и отстранившись, держа ручки на плечах Вилы, проникновенно сказала:

— Большое, большое спасибо! Я не успела представиться, ужасненько хотелось спать. Меня зовут Ясни. Такое красивое платьишко, я так давно о таком мечтала. А давай, мы с тобой поиграем?

— А меня зовут Вила. Я рада, что платье тебе понравилось. Поиграем? Конечно, с удовольствием.

Ясни захлопала в ладоши и спрыгнув с коленей Вилы, протянула ей свою ручку.

— Пойдем, я тебе что-то покажу, — предложила она, состроив загадочное выражение милого личика.

Невольно улыбнувшись, Вила приняла ее ручку, и поднявшись со стула, последовала за Ясни. Они пошли к выходу из комнаты. Вила только успела подумать — «Интересно, куда она меня ведет, в подвал что ли?», как Ясни толкнула двери комнаты. Створки распахнулись. Вила, хоть и была феей, все же опешила. Очень уж долго она, открывая эти двери, обнаруживала за ними коридор. Направо к лестнице на второй этаж, налево ко входной двери.

В этот раз двери открылись в ошеломляющий яркостью красочный мир. Вила всей своей сутью ощутила витающие в этих красках потоки Силы. Вызывающие трепет невольного узнавания тех желаемых состояний, о которых она говорила, отвечая на поставленный вопрос. Высказанных и многих других, которые она лишь смутно ощущала, не сумев облечь в слова. А может и слов таких еще не придумали. Да и не к чему. Ведь главное же, что они вот, есть. Ведь правда же?

Ясни, лукаво поглядывая, спросила:

— Ну как, нравится?

Вила с наполненными восторгом глазами и со счастливой улыбкой, молча кивнула.

И они пошли.