Загадки Столетней войны

Андрей Галушка, 2020

Одно из знаменательнейших событий, сотрясавших Европу с начала ХІV до первой трети ХV ст., в истории носит название Столетней войны. Война, начавшись как династическая между потомками одного из последних Капетингов, к своему концу превратилась в войну между нациями (англичанами и французами). Это была война за контроль над наиболее экономически развитыми центрами тогдашней Европы и над торговыми потоками, так как таможенные сборы от экспорта и импорта шерсти и вина составляли значительную часть государственных доходов. Достаточно серьёзный исторический материал изложен в книге «Загадки Столетней войны» Андрея Галушки лёгким, иногда ироничным стилем. Текст дополняют цитаты из исторических хроник, летописей и художественных произведений (Уильям Шекспир, Вальтер Скотт и др.); отступления от основной линии повествования справочного характера, которые делают общую картину исторических событий более полной, а также посылки к современности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

© А. А. Галушка, 2020

© Е. А. Гугалова-Мешкова, художественное оформление, 2020

© Издательство «Фолио», марка серии, 2007

1. Проклятие Великого магистра

Блеск и падение Ордена тамплиеров

Когда-то давным-давно, ещё когда существовала «самая читающая страна в мире», а в ней существовал постоянный дефицит книг, которые было хоть отчасти интересно читать, среди широкой читательской аудитории была популярна серия «Проклятые короли» маститого французского литератора Мориса Дрюона. Семь её книг создавали в воображении читателей широкую многокрасочную панораму истории Франции первой половины ХIV столетия. Среди красок отчётливо преобладали оттенки красного — член Французской Академии не стеснялся в описаниях убийств, казней и пыток. Надо сказать, что именно «Проклятые короли» стали одним из источников вдохновения автора другой многотомной эпопеи — «Песнь льда и пламени», превратившейся стараниями американских и британских телевизионщиков в весьма популярный сериал «Игра престолов».

Кульминацией первой книги «Проклятых королей» под названием «Железный король» стала сцена казни обвинённого в ереси и сатанизме великого магистра рыцарско-монашеского Ордена тамплиеров Жака де Молэ.

Внезапно завесу пламени прорвал голос Великого магистра, и слова его были обращены ко всем и к каждому и беспощадно разили людей. И так неодолима была сила этого голоса, что казалось, принадлежит он уже не человеку, а идет из нездешнего мира. Жак де Молэ снова заговорил, как нынче утром, на паперти собора Парижской Богоматери.

— Позор! Позор! — кричал он. — Вы все видите, что гибнут невинные. Позор на всех вас! Господь Бог нас рассудит!

Коварный язык пламени подкрался к нему, опалил бороду, в мгновение ока уничтожил бумажную митру, поджег седые волосы.

Толпа безмолвствовала в оцепенении. Людям казалось, что на их глазах сжигают безумного пророка.

Лицо Великого магистра, пожираемого пламенем, было повернуто к королевской галерее. И громовой голос, сея страх, вещал:

— Папа Климент… рыцарь Гийом де Ногарэ, король Филипп… не пройдет и года, как я призову вас на суд Божий и воздастся вам справедливая кара! Проклятие! Проклятие на ваш род до тринадцатого колена!..

Пламя закрыло ему рот и заглушило последний крик Великого магистра. И в течение минуты, которая показалась зрителям нескончаемо долгой, он боролся со смертью.

Страшная и сильная сцена. Собственно, дальше шесть с половиной книг как раз и рассказывают о том, как исполнилось проклятие несправедливо осуждённого, по мнению автора, рыцаря, и какие несчастья постигли вследствие этого его любимую Францию. Книга, которую уважаемый читатель держит в своих руках, во многом расскажет о том же, ибо эти несчастья и стали известной всем со школьной скамьи Столетней войной. А откроет книгу первая загадка — загадка трагического падения Ордена тамплиеров.

Если мысленно перебрать литературных персонажей, с которыми с большой вероятностью знаком читатель, то единственным тамплиером (или «храмовником», как он чаще называется в старых переводах) среди них будет Бриан де Буагильбер из романа сэра Вальтера Скотта «Айвенго».

— Буагильбер? — повторил в раздумье Седрик, как бы рассуждая сам с собой, как человек, который живёт среди подчинённых и привык скорее обращаться к себе самому, чем к другим, — Буагильбер?.. Это имя известное. Много говорят о нём и доброго и худого. По слухам, это один из храбрейших рыцарей Ордена Храма, но он погряз в обычных для них пороках: горд, дерзок, злобен и сластолюбив. Говорят, что это человек жестокосердый, что он не боится никого ни на земле, ни на небе. Так отзываются о нём те немногие воины, что воротились из Палестины. А, впрочем, он переночует у меня только одну ночь; ничего, милости просим и его. Освальд, начни бочку самого старого вина; подай к столу лучшего мёду, самого крепкого эля, самого душистого мората, шипучего сидра, пряного пигмента и налей самые большие кубки! Храмовники и аббаты любят добрые вина и большие кубки.

Основной противник главного героя, алчный, аморальный, беспринципный, но при этом сильный и упорный — автор романа не сочувствует ему, но, несомненно, относится с определённым уважением. Тем не менее, когда в романе злодей получает по заслугам, читатель это только приветствует.

Конечно, ни романы Мориса Дрюона, ни тем более сэра Вальтера Скотта не являются историческими трудами. Хоть они и пишут о событиях, скрытых от нас тьмой столетий, но прежде всего их цель — развлечь почтеннейшую публику, и с этой целью они успешно справляются десятилетиями, а в случае «Айвенго» и столетиями. Мы же теперь, установив в своём сознании два этих репера, с одной стороны несправедливо оклеветанного благородного рыцаря, с другой жестокого злодея, попробуем разобраться, кем же на самом деле были рыцари Храма, и почему их постиг такой страшный конец.

Начало Ордену было положено в Палестине в начале ХІІ века, вскоре после окончания первого крестового похода и освобождения в 1099 году Иерусалима от мусульманского владычества. На землях восточного побережья Средиземного моря, удерживаемых христианами, образовалось несколько государств, важнейшим из которых стало Иерусалимское королевство. Проблема их была в том, что подавляющее большинство крестоносцев, захватив Святую Землю, считало свой обет выполненным и вернулось в Европу. Но христианские паломники к святыням Палестины, чьё количество возросло после того, как в Европу дошли вести о том, что Иерусалим освобождён от власти «сарацинов», по-прежнему рисковали подвергнуться нападению со стороны отрядов мусульман.

Через два десятка лет после того, как над Иерусалимом взвился флаг нового королевства — белый с пятью золотыми крестами — восемь (или девять, источники здесь спорят между собой) французских рыцарей, пришедших по обету в Святую Землю, поклялись посвятить свою жизнь защите христианских паломников. Так возникло нечто невиданное ранее — рыцарское религиозное сообщество. Главой его рыцари избрали Уго де Пейна. Король Иерусалима — Болдуин Второй — пожаловал им крыло королевского дворца, расположенного на территории, когда-то занимаемой Храмом Соломона. Так новый рыцарский Орден получил имя Бедных рыцарей Христа и Храма Соломона.

Хотя поначалу не все с одобрением отнеслись к этому нововведению, тамплиеров (от латинского templum — храм) поддержали многие как светские, так и церковные владетели. Уго де Пейн, первый Великий магистр нового Ордена, в 1127 году (на восьмом году существования Ордена) отправился в тур по Европе, который принёс в казну Ордена значительные пожертвования от сильных мира сего. Например, в Англии патроном Ордена стал король Генрих І. На следующий год Орден получил благословение от собора католической церкви в Труа, и звезда западного богословия того времени, впоследствии объявленный святым, Бернард из Клерво, подготовил устав для тамплиеров, взяв за основу правила бенедиктинского Ордена в том варианте, как они трактовались его собственным цистерианским монашеским Орденом, а ещё через восемь лет опубликовал трактат «Похвала новому рыцарству».

Орден состоял из братьев-рыцарей, сержантов и (чуть позже) капелланов. Братья-рыцари, из которых избирался Великий магистр и другие высшие должностные лица Ордена, происходили из благородного сословия и давали обет бедности, целомудрия и послушания. Братья не должны были быть связаны узами брака и не должны были иметь долгов. Им также запрещалось играть в азартные игры, сквернословить и злоупотреблять вином. Подобно монахам-цистерианцам, тамплиеры носили белые рясы и мантии (чуть позже, в отличие от цистерианцев, на мантии был добавлен над левой грудью красный символ креста), и вели образ жизни, подобный монашескому: спали в дормиториях, подобных монастырским, совершали трапезы в монастырских рефекториях. В течение дня они принимали участие в церковных службах, должны были исполнять посты и бдения согласно церковному календарю, проводили время в молитвах и медитациях, особенно почитая Деву Марию. Поскольку большинство новых рыцарей было неграмотно и не знало латыни, чтение ими церковных текстов не предполагалось. Их главной обязанностью было воевать во славу церкви. Братья-рыцари, происходя из военной аристократии, знали искусство войны, и от них требовалось быть в первых рядах на поле брани и вести за собой других — поэтому они обязаны были быть полностью здоровыми телесно и постоянно готовыми к войне.

Начав с защиты паломников в Святой Земле, Орден постепенно взял на себя новые обязанности, связанные с обороной христианских государств Утремера («Заморья» — так называли в Западной Европе государства крестоносцев). Орден возводил замки на границах королевства, посылал бойцов для усиления гарнизонов городов, участвовал в сражениях с армиями мусульман, составляя наиболее боеспособную часть армии Иерусалимского королевства и его вассальных территорий, их военную элиту. О том, что мусульмане воспринимали их как наиболее серьёзных и стойких врагов, свидетельствует, например, тот факт, что султан Саладин после катастрофического разгрома христианской армии в 1187 году выкупил всех пленных тамплиеров у своих воинов и приказал их всех казнить. И немудрено, так как за десять лет до того именно тамплиеры (которым устав запрещал покидать поле боя) обеспечили победу христианской армии над намного её превосходящим войском Саладина.

Большинство тамплиеров составляли братья-сержанты — выходцы из более низких сословий, обязанностями которых были как воинская служба, так и прислуживание братьям-рыцарям. В отличие от рыцарей братья-сержанты носили чёрные рясы. Со временем тамплиеры добавили и третий разряд братьев — братьев-капелланов, которые могли вести богослужения, осуществлять церковные таинства и заботиться о духовных нуждах своих собратьев.

Изначальная бедность тамплиеров была отражена на печати Ордена: на ней было изображено два рыцаря, сидящих на одной лошади. Впрочем, довольно скоро ситуация изменилась. В 1139 году Папа Римский Иннокентий ІІ издал папскую буллу, в которой даровал Ордену ряд привилегий. Тамплиерам было позволено строить собственные часовни, они были освобождены от церковной десятины, а также от опеки епископов. С этого момента тамплиеры оказались под прямым руководством Папы Римского (именно такое прямое подчинение и именуется греческим термином «ставропигия», с которым, как кажется автору, многие читатели могли ознакомиться не так давно). К середине ХІІ века монархи и высшая аристократия Европы, повинуясь импульсам благочестия и стремясь продемонстрировать свою верность церкви, передали на нужды Ордена как значительные денежные суммы, так и земельные владения. Жена короля Англии Стефана — королева Матильда, племянница короля Иерусалима, особо опекала Орден и пожаловала ему многие владения в своём королевстве. Появились «собратья» — рыцари, служившие в рядах Ордена в течение нескольких лет без принятия монашеских обетов, но передававшие Ордену половину своего имущества. От былой бедности Ордена осталась лишь эмблема на печати. К 1300 году тамплиеры были богатейшим среди духовно-рыцарских орденов (по их образцу возникли Орден госпитальеров, Тевтонский орден и ряд других, более мелких).

Земельные владения тамплиеров находились под грамотным управлением (надо сказать, что Цистерианский орден, фактическим ответвлением которого стали тамплиеры, сделал своим особым послушанием развитие наиболее передовых на то время способов хозяйствования в Европе). На полях угодий Ордена трудилось множество людей. В ответ ближайшие поселения могли рассчитывать на благотворительность со стороны Ордена, который даже установил собственную систему пенсий по возрасту. И хотя Орден предпочитал пожертвованиям земельных наделов наличные средства, в середине ХІІІ века считалось, что в его распоряжении было девять тысяч поместий. В Англии лондонская резиденция Ордена имела годовой доход четыре тысячи фунтов, что было огромной суммой в то время, и при этом лишь бледной тенью богатства Ордена во Франции.

Прецептории Ордена Храма Соломона раскинулись от Греции до Скандинавии, от Португалии до Киликии на восточном берегу Средиземного моря и Палестины. Они объединялись в провинции, подчинявшиеся «Иерусалимскому Храму» и возглавляемые Великими прецепторами. У них в подчинении были приоры, управлявшие несколькими прецепториями. Эта сеть замков, храмов и других сооружений по всей Западной Европе и Средиземноморью могла служить и служила надёжными хранилищами для денежных средств. Военная сила Ордена обеспечивала возможность быстрого и надёжного перемещения этих средств по сети владений тамплиеров из одной страны в другую. Пилигримы могли в начале своего паломничества оставить деньги у тамплиеров в своей стране, чтобы получить деньги назад в Святой Земле, и не опасаться ограбления по дороге.

Вскоре основным источником доходов Ордена стали банковские услуги, предоставляемые сильным мира сего. Христианская церковь запрещает ростовщичество, но запрет на выплату процентов обходился начислением комиссионных на сумму, полагавшуюся к выплате. Орден имел собственных агентов на денежных рынках Каира и Багдада. Поскольку сеть хранилищ денежных средств у Ордена и система их транспортации была надёжнейшей в Европе, он мог предлагать условия займов более благоприятные, чем у конкурентов, банков Ломбардии (на севере Италии) или еврейских городских корпораций. Векселя тамплиеров ходили по всей Европе и считались столь же надёжным средством оплаты, как и звонкая монета. Когда во время катастрофического седьмого крестового похода (1248–1250 годы) попал в плен к сарацинам цвет европейского рыцарства во главе с королём Франции Людовиком ІХ, Орден предоставил средства для большей части затребованного египетским султаном выкупа для Людовика.

Иногда тамплиеров называют первыми в мире банкирами, но это было бы неточно. В нынешних терминах можно сказать, что они предоставляли финансовые услуги. В 1215 году английский король Иоанн использовал лондонский Новый Храм Ордена для хранения государственной казны во время гражданской войны в его владениях, то есть подвалы Ордена считались более надёжными, чем королевские твердыни. Кроме того, тамплиеры оказывали и другие услуги. Например, начиная с начала ХІІ века они вели бухгалтерию и аудит для французской королевской казны, фактически исполняя её функции.

Однако к концу ХІІІ века возникла серьёзная проблема. После удара, нанесенного Саладином, Иерусалимское королевство сумело оправиться, пусть и потеряв сам Иерусалим, и даже попыталось перейти в контрнаступление. Были организованы новые крестовые походы, которые хоть и окончились неудачей, но тем не менее были близки к успеху. На короткий момент удалось даже вернуть Иерусалим. Но со второй половины столетия усилившийся Египет решил покончить раз и навсегда с этой «занозой в боку» — с государствами крестоносцев. В 1291 году пал последний город Иерусалимского королевства на азиатском берегу Средиземного моря Акра. Тамплиеры отличились при её обороне, и многие орденские братья героически погибли в безнадёжном последнем бою. Но когда Святая Земля была потеряна, то всё чаще у жителей Западной Европы стал возникать вопрос: так зачем же нужны тамплиеры теперь?

Если ранее их вовлечение в дела денежные могло быть оправдано тем, что прибыль идёт на благое дело защиты Святой Земли, то после падения Акры Орден переместил свою резиденцию на Кипр. На тамплиеров обрушились несправедливые упрёки как за то, что они «потеряли» Палестину, так и за то, что они её не отвоёвывают. Надо сказать, что тамплиеры успели наступить на очень много мозолей, решительно отстаивая свои интересы в судах, добиваясь выплат по задолженностям, а также вмешиваясь в политику, что, казалось бы, было совсем не к лицу людям, давшим обет разрыва всех связей с миром. На том же Кипре, когда король Генрих из династии Лузиньянов запретил Ордену приобретать новые земельные владения, тамплиеры постарались, чтобы короля упрятали в темницу, а на престол взошёл его брат, более покладисто настроенный по отношению к Бедным рыцарям Христа и Храма Соломона. В Шотландии Орден помог королю Англии Эдуарду І подавить восстание за независимость во главе в Уильямом Уолласом (не в последнюю очередь ссудив Эдуарду двадцать пять тысяч ливров), а в Ирландии он включился в занимательную чехарду борьбы между различными кланами.

Конкуренты тамплиеров, госпитальеры и рыцари Святого Лазаря, завидуя богатствам своих старших собратьев, не упускали возможности указать на то, что если они после потери Палестины хотя бы поддерживают сеть больниц и приютов во многих европейских странах, то тамплиеры не могут похвастаться такой видимой всем благотворительностью.

Но рыцарей Христа и Храма Соломона подвели не конкуренты. Подвёл их клиент, король Франции Филипп ІV из династии Капетингов. Он был внуком Людовика Святого, знаменитого короля-крестоносца. Родившись в королевском дворце Фонтенбло под Парижем в 1268 году за три года до смерти своего деда в последнем крестовом походе (возвращаясь из которого, умерла от болезни его мать, королева Изабелла Арагонская), Филипп, прозванный Красивым, приложил много усилий для того, чтобы культ его деда пустил крепкие корни среди его подданных, и когда он сам стал королём, то всячески давал понять, что следует в собственном выполнении монаршего долга примеру, поданному его благочестивым предком. Надо сказать, что наследником короны своего отца, Филиппа ІІІ, он стал после внезапной и окружённой разнообразными мрачными и скандальными слухами смерти старшего брата Филиппа, принца Людовика. Не исключено, что слухи об отравлении брата его мачехой и об её якобы планах извести всех сыновей королевы Изабеллы зародили у Филиппа Красивого постоянное ощущение опасности и крайнее недоверие к окружающим.

Сочетание благочестия и бытия весьма «от мира сего», ума, амбиций, и страсти более ко власти чем к репутации обеспечили то, что Филипп вознёс французскую монархию на вершину могущества, ранее невиданную, и невиданную после него до окончания Средних веков. Но при этом он довёл до истощения как казну своего королевства, так и долготерпение своих подданных.

Филипп присоединил к королевским владениям множество крупных и мелких территорий. Он аннексировал Фландрию и Лион, обеспечил брак своего сына на наследнице герцогства Бургундского, купил несколько важных светских и церковных территорий. Расширив таким образом королевский домен, король распространил беспрецедентное влияние на всю территорию своего королевства, ведь ранее королевская власть фактически распространялась лишь на собственные королевские владения, а могущественные королевские вассалы, такие как герцоги Бургундии, Бретани и Аквитании или графы Фландрии, лишь признавали, что король является их сюзереном, но могли в большой степени действовать в своих владениях по своему разумению.

Филипп ІV был монархом, не знающим ненужных сантиментов. Не будет большим отступлением от исторической правды сказать, что вся его жизнь была подчинена единственной цели: усилению власти французской короны. Его постоянные войны и весьма дорогостоящие демонстрации величия монарха перед подданными и соседними правителями истощили казну государства. Филипп был вынужден брать деньги взаймы у еврейских и итальянских банкирских домов. Впрочем, когда подходило время платить долги, со своими заимодателями он обращался просто и жёстко. Ломбардские банкиры (то есть из городов Ломбардии, области в Северной Италии, центром которой был Милан, и сейчас весьма значительный европейский финансовый центр, и да, дорогой читатель, слово «ломбард» происходит именно оттуда) не получили назад свои деньги, а с еврейскими банкирами вышло ещё круче: в 1306 году Филипп приказал изгнать из своего королевства всех евреев, забрав их собственность (вместе с долгами) в казну.

В 1294 году началась очередная, можно сказать традиционная, война короля Франции против своего английского оппонента. В 1066 году вассал короля Франции, герцог нормандский Вильгельм, захватил английский трон, и на протяжении полутора веков английские короли были одновременно также герцогами Нормандии. В середине XII века они также приобрели титул герцогов Аквитании, в результате чего под их скипетром оказалась бóльшая половина территории Французского королевства. Такая ситуация не могла быть стабильной, и в череде больших и малых войн французские короли смогли вырвать из рук королей английских Нормандию, а также значительную часть Аквитании. Но английские короли, потеряв титул герцогов Нормандии, сохранили за собой титул аквитанских герцогов, пусть их власть и распространялась на меньшую территорию, чем на вершине могущества. А что может быть естественнее, чем пытаться восстановить свои «исторические права» на ранее утерянные территории? Ничего удивительного, что новая война тянулась десять лет. Когда истощённые противники (Филипп истратил на войну больше четырёхсот тысяч ливров, почти две трети доходов государства за 1294–1298 годы) решили заключить мир, одним из условий стал брак между дочерью Филиппа принцессой Изабеллой (названной в честь его матери, потерю которой в раннем возрасте Филипп очень тяжело переживал) и сыном и наследником английского короля Эдуарда І принцем Эдуардом, будущим королём Эдуардом ІІ.

Где брак, там и свадьба, а также и приданое невесты. А если невеста принцесса и дочь могущественного короля, то и приданое должно быть поистине королевское. А что делать королю, если в его казне после долгой войны шаром покати? Конечно же, занять денег у тех, у кого они есть. А деньги в таком количестве были у Ордена тамплиеров. Конец, как говорится, немного предсказуем. Особенно учитывая, что с точки зрения короля Франции фактическое «государство в государстве» Ордена и его огромное влияние вызывали объяснимые опасения. Впрочем, главным мотивом действий было желание завладеть собственностью Ордена. Успех в этом предприятии разрешил бы финансовые проблемы Филиппа на обозримое будущее. Кроме того, удар по Ордену также ослабил бы позиции Папы Римского и поставил бы его в ещё большую зависимость от французского короля, чем та, в которой он уже находился после недавнего перемещения из перманентно беспокойного Рима в Авиньон, который хоть и принадлежал Папе, но со всех сторон был окружен владениями Филиппа.

Однако Орден был сильным и опасным противником, и требовалось найти как его слабое и наиболее уязвимое место, так и оружие, которым можно было бы наверняка поразить этого соперника. Филипп и его юристы нашли как уязвимое место, так и оружие. Тот факт, что Орден тамплиеров очень неохотно делился информацией о том, что происходит за стенами его прецепторий (что понятно, учитывая хранившиеся там богатства), привёл к тому, что стали распространяться слухи о таинственных ритуалах, якобы практиковавшихся братьями Ордена во время их полуночных бдений. Естественно, благочестивый монарх не мог просто отмести подобные слухи как вздорные, ведь совершенно ясно, что нужно их расследовать и добраться до истины. Уязвимое место — ахиллесова пята — Ордена было найдено. А оружием поражения стало официальное расследование вышеупомянутых слухов.

Стоило расследованию начаться, королевским юристам не составило труда найти свидетелей (в том числе одного бывшего тамплиера, изгнанного из Ордена), которые были бы согласны в обмен на те или иные уступки или поощрения дать требующиеся от них и отвечающие желаниям следователей показания. Филипп, получив их, понял, что сорвал банк. Оказывается, якобы парагоны христианских добродетелей и беззаветные защитники веры, на самом деле братья Ордена рыцарей Христа и Храма Соломона были тайными сатанистами. При вступлении в Орден от них якобы требовалось отречься от Иисуса, попрать ногой и плевать на распятие. Среди братьев, согласно слухам, поощрялась разнузданная половая распущенность, причём якобы как «естественная», так и в высшей степени противоестественная. Среди братьев якобы процветало мужеложство, но также и нарушение обета целомудрия с особами женского пола. Согласно наиболее диким слухам, если в результате такого нарушения на свет появлялись дети, то от них избавлялись, сжигая заживо.

Обвинения в разврате основывались на раздувании известий о том, что во время длинной и сложной церемонии инициации новых братьев (описанной в деталях в правилах французских и каталанских тамплиеров, дошедших до нашего времени) совершался так называемый «поцелуй мира», то есть поцелуй новопринятого рыцаря-тамплиера старшими товарищами по Ордену. Обычай этот, достаточно странный для современных читателей, напоминал — а, может быть, напрямую воспроизводил — часть церемонии принесения верности вассалом своему сюзерену, с которой был знаком каждый европейский благородный рыцарь (хотя кто-то из людей постарше помнит пылкие поцелуи между лидерами надежды пролетариев всего мира и их вассалами из стран народной демократии).

Главным героем последовавшей трагедии оказался последний Великий магистр Ордена Жак де Молэ. Он родился в наследном владении Молэ во Франции в 1243 году, и в возрасте двадцати двух лет стал братом Ордена Храма Соломона. Последующие почти тридцать лет были заполнены войной: отчаянной и безнадёжной попыткой защитить последние остатки христианского Утремера от натиска Египта, которым правили воинственные мамелюки. Читателю, может быть, любопытно, что по происхождению эти воины, сумевшие даже остановить в сражении до того непобедимых монголов, были рабами с Северного Кавказа и причерноморских степей (более того, официальным языком администрации государства мамелюков был кыпчакский язык — язык половцев, знакомых читателю из курса отечественной средневековой истории). С малых лет их готовили к боям и походам, и всю жизнь они совершенствовались в воинском искусстве. После того, как провалились две попытки европейских крестоносцев нанести удар в сердце Египта, чтобы обеспечить безопасность Иерусалимского королевства и его вассалов, мемалюки взяли курс на ликвидацию самого существования государств крестоносцев на восточном берегу Средиземного моря. Логика была элементарна: если не будет этих христианских плацдармов под боком у Египта, то не будет и новых попыток их обезопасить со стороны христианской Европы, плюс джихад против неверных сам по себе дело в высшей степени похвальное в глазах Аллаха.

Жак де Молэ четверть века сражался с сарацинами в Сирии, защищая остатки крестоносных завоеваний. Сражался отважно, но не пал в бою, как многие бартья-рыцари, а после падения Акры сумел отплыть на Кипр. Там в 1293 году его избрали Великим Магистром Ордена тамплиеров. Несмотря на потерю Палестины, католическая церковь не оставляла надежды на то, что с Божией помощью новый крестовый поход сможет вернуть Гроб Господень снова в руки христиан. Планирование этого нового похода, базой для которого должен был стать Кипр, началось вскоре после падения Акры. Получив поддержку Папы Римского и английского короля, де Молэ попытался со своими рыцарями захватить плацдарм в Сирии, но попытка провалилась, стоив жизни 120 рыцарям.

В 1306 году Великий магистр поддержал уже упоминавшийся государственный переворот на Кипре, сместивший короля Генриха ІІ в пользу его брата. Это не прошло незамеченным в Европе, и многие государи, в чьих владениях присутствие тамплиеров было значительным, заволновались. Желание Ордена создать собственное государство, по примеру тевтонских рыцарей в Пруссии или госпитальеров на острове Родос, было давно известно. То ли в том же году, то ли годом позже Великий магист Жак де Молэ был вызван ко двору своего непосредственного начальника Папы Римского Климента V с целью обсудить как подготовку к новому крестовому походу, так и вопрос стримлайнинга и рационализации. В 1305 году де Молэ получил письмо от Климента, в котором тот высказывал планы слить его Орден с госпитальерами. Будучи яростным противником предложенного слияния конкурирующих фирм, де Молэ задался целью раз и навсегда поставить крест на подобных планах. Однако Великий магистр госпитальеров на встречу не прибыл. Тем временем как раз пошли слухи о якобы совершаемых Орденом преступлениях. Де Молэ попросил Климента пресечь клевету, и 24 августа 1307 года Папа написал письмо Филиппу с просьбой прекратить расследование, поскольку он сам не верит в обвинения.

Тем не менее 13 октября того же года королевские солдаты окружили все без исключения владения Ордена по всей Франции и арестовали всех тамплиеров. Великий магистр был арестован в Париже с шестьюдесятью орденскими братьями на следующий день после того, как был одним из тех, кто нёс на плечах гроб упокоившейся золовки короля Филиппа. В течение следующих недель 138 рыцарей Ордена было подвергнуто допросу с пристрастием. 123 из них, включая самого Великого магистра (24 октября 1307 года, через полторы недели после ареста), сознались в тех или иных обвинениях, выдвинутых против них. А всего в королевских застенках оказалось пятнадцать тысяч тамплиеров, огромное большинство которых не было ни братьями Ордена, ни даже дворянами, а просто работавшими на Орден крестьянами, ремесленниками, пастухами и слугами.

Уже само тюремное заключение было достаточной пыткой. Арестованных держали в тесных, холодных, тёмных, зловонных, душных и мокрых камерах. Из камер их выводили лишь, чтобы вновь и вновь подвергнуть истязательствам на дыбе, пытках огнём и плетью, сдиранию кожи, избиениям и издевательствам. Тех, кто не выдерживал мучений и умирал, тайно хоронили. Один из очевидцев позже писал:

Язык человеческий не в силах выразить те наказания, муки, несчастья, издевательства и ужасные пытки, которым были подвергнуты эти невинные в протяжение трёх месяцев, со дня их ареста, так что день и ночь постоянные стенания и вздохи не уходили из их камер, как не иссякали крики и скрежет зубовный во время их мучений… Правда убивает их, а ложь освобождает от смерти.

Де Молэ сознался в части выдвинутых против него обвинений, но категорически отрицал обвинение в содомии. Он подписал обращение к рыцарям Ордена во Франции, в котором просил их покаяться в совершенных преступлениях. Однако когда расследованием занялись представители Папской администрации (Папа Римский пожелал получить подтверждение прегрешений тамплиеров не из вторых рук), Великий магистр и многие из братьев отказались от своих признаний, заявив, что следствие вырвало их под пыткой. В ноябре 1309 года и в марте следующего года де Молэ обратился напрямую к Папе Римскому, умоляя того лично рассмотреть обвинения против Ордена. Он пожаловался на то, что не в состоянии адекватно отвечать на крючкотворство королевских прокуроров, так как является «простым неграмотным рыцарем». Однако двое братьев, получивших университетское юридическое образование, смогли подготовить сильную защиту от предъявленных обвинений и даже показали, что Орден оказался мишенью широкого заговора против него.

На какой-то миг показалось, что план Филиппа может не сработать. Король удвоил усилия. По всему королевству звучали проповеди об ужасных грехах рыцарей Ордена, король направил 72 покаявшихся тамплиера к Папе Римскому, чтобы они лично засвидетельствовали всю бездну грехопадения Ордена. Король объявил Папе (находившемуся фактически под домашним арестом в Пуатье, на территории королевства), что если тот не выступит решительно против Ордена и в защиту церкви (Филипп явно примеривал на себя одежды своего деда, святого Людовика), то можно ведь поднять вопрос о том, отвечает ли нынешний Папа строгим требованиям его высокой должности. Уговоры были подкреплены действием. Судебный процесс против Ордена начался 11 апреля 1310 года. Пятьдесят четыре тамплиера, которые ранее отказались от своих признаний в грехах, 12 мая 1310 года были сожжены на костре как еретики, вновь впавшие в ересь. Что же до двоих тамплиеров-юристов, то они просто исчезли из королевской темницы. Де Молэ, раздавленный такой жестокостью, отказался от своего предыдущего отказа и подтвердил правдивость обвинений.

Уступив давлению со стороны короля Филиппа, и просто желая поскорее закончить всю эту затянувшуюся кровавую кашу, Папа Римский Климент в марте 1312 года издал эдикт, в котором приказал распустить Орден Бедных рыцарей Христа и Храма Соломона. Эдикт, однако, ничего не говорил о вине рыцарей Ордена. Кроме того, к большому негодованию французского монарха, следующий эдикт Папы передавал имущество тамплиеров Ордену госпитальеров. Наконец, папская булла Considerantes Dudum («Учитывая недавнее») указывала, что каждая провинция католической церкви имеет право поступать с тамплиерами так, как считает необходимым. Де Молэ и трое других высших руководителей Ордена тамплиеров оставались в заключении, ожидая решения церкви о своей судьбе.

Через два года, 18 или 19 марта 1314 года, комиссия из трёх кардиналов католической церкви приговорила де Молэ и других высших руководителей Ордена тамплиеров к пожизненному заключению. Обвиняемые выслушали его, стоя на возвышении перед собором Парижской Богоматери. Все четверо были пожилыми людьми (Великому магистру было за 70, остальные были на шестом или седьмом десятке лет), сломленными длительным тяжёлым заключением. Услышав приговор, бывший Великий магистр, дважды опозоривший свой Орден, которому была посвящена вся его жизнь, наконец нашёл в себе смелость встать на его защиту. Он прекрасно сознавал, что делает это ценой своей жизни. Зная, что он вскоре предстанет перед Господом, он и его верный префект Нормандии Жоффруа де Шарней во всеуслышанье, к ужасу кардиналов, королевских чиновников и собравшейся толпы парижан, заявили, что Орден чист и невиновен ни в чём, а признания были вырваны жестокими пытками. Кардиналы были растеряны и не знали, что же делать дальше. Но Филипп не утратил решительности. По его приказу де Молэ и де Шарнея в тот же день сожгли на маленьком островке посреди Сены (рядом с островом Ситэ, на котором стоит собор, стены которого утром услышали слова де Молэ) как еретиков, снова впавших в заблуждение. Оба рыцаря встретили смерть мужественно и с достоинством. С наступлением темноты обугленные кости казнённых собрали монахи монастыря августинцев, для почитания их как мучеников, в которых отвага превратила их в один миг в глазах многих.

Поскольку папский запрет Ордена тамплиеров распространялся на всю католическую Европу, а владения Ордена находились во многих странах, другие монархи и владетели тоже наложили арест на собственность Ордена и организовали судебные разбирательства над его братьями. В королевстве Арагон (на востоке Испании, включая Каталонию и Балеарские острова) король Иаков ІІ 6 января 1308 года приказал арестовать всех тамплиеров, но для этого пришлось осаждать их замки. Рыцари Ордена не получили никакой поддержки извне, и в итоге сдались королевскому правосудию. На судебном процессе братья не сознались ни в каких преступлениях, и поскольку пытки к ним не применялись, никто не был осуждён к смерти как еретик.

Король Португалии Денис попытался в судебном порядке отобрать у Ордена земли, пожалованные тому его предшественниками, но судебный процесс не затрагивал вообще вопрос о ереси. Новосозданный под покровительством короля Дениса Орден Христа получил часть активов португальских тамплиеров, и часть бывших тамплиеров получила позволение вступить в новый орден.

Архиепископ Равеннский (на севере Италии, во владениях, напрямую подчинённых Папе Римскому) запретил пытать обвиняемых тамплиеров, и неудивительно, что тоже не было получено никаких признаний в ереси, богохульстве, идолопоклонничестве и прочих ужасных грехах. В Ломбардии Орден получил серьёзную поддержку, и половина арестованных рыцарей утверждала, что все, кто обвинил Орден во всех смертных грехах, просто лжецы. Во Флоренции к тамплиерам были применены пытки в ходе допросов, но и в этом случае лишь шесть из тринадцати тамплиеров сознались в каких-либо проступках.

На Кипре как братья Ордена, так и их ближайшее окружение, дали показания суду, которые заключались в утверждении, что на тамплиерах нет никакой вины. Король Амори, получивший трон благодаря Ордену, не спешил его преследовать. Однако вскоре он был убит, престол вернулся к врагу тамплиеров Генриху ІІ, после чего немедленно начались пытки тамплиеров, многие из которых погибли при допросах, продолжая заявлять о своей невиновности.

Достаточно серьёзным был процесс против Ордена тамплиеров в Англии. В конце концов, король Эдуард ІІ был зятем французского короля, затеявшего эту вендетту против Ордена. Король Филипп послал письма соседним монархам с рекомендацией последовать его примеру, и когда рекомендация французского короля была поддержана письмом от Папы Римского, Эдуард отбросил колебания. 9 января 1308 года был арестован глава английских тамплиеров, а вскоре и все братья Ордена на территории Англии были арестованы. Пока к ним не применялись пытки, они отпирались, но как только за дело взялись папские инквизиторы, появились и признания. Но в отличие от Франции, никто не пошёл на костёр. Признавшимся всего лишь пришлось принести публичное покаяние. Тем же, кто продолжал утверждать, что невиновен, досталось пожизненное заключение.

Но стояла ли за обвинениями против Ордена хоть капля правды? В 2001 году тамплиеры внезапно оказались в фокусе внимания средств массовой информации. В архивах Ватикана был обнаружен так называемый «шинонский пергамент», протокол встречи посланцев Папы Римского, кардиналов католической церкви, с Жаком де Молэ в августе 1308 года, когда он находился в заключении в Шато де Шинон, в Шинонском замке. Этот документ подтвердил, что брат Жак де Молэ действительно был принуждён к признанию своей вины под пытками. Тем не менее, он добровольно признался кардиналам в некоторых ересях, включая отрицание Христа как Спасителя. Кардиналы выслушали его исповедь и отпустили ему его грехи. Документ пролежал почти семьсот лет в архивах папской канцелярии. Хотя во многих средствах массовой информации его называли доказательством невиновности тамплиеров, похоже, в реальности дело обстояло сложнее.

Стоит напомнить, что обвинения в отрицании Христа, содомии и идолопоклонстве были на тот момент стандартными обвинениями, выдвигавшимися в отношении еретиков в течение столетий. Незадолго до дела тамплиеров подобные же обвинения выдвигались против катаров-альбигойцев и вальденсов. Отсюда следовало, что выдвижение обвинений в таких преступлениях тем самым приводило к обвинению в ереси, и нередко использовалось как оружие в политической борьбе. В середине ХІІ века Папа Римский выдвигал такие обвинения против императора Священной Римской империи, позже тот же король Филипп ІV обвинял в том же предшественника Климента Папу Римского Бонифация, а также ряд других церковных сановников.

Обвинение в идолопоклонстве звучало так: «они окружали, либо касались головы этих идолов тонкими нитями, которые потом носили на теле или на рубахах». Девять тамплиеров из парижской прецептории сознались в этом идолопоклонничестве. Однако показания о том, что же за идолов (якобы именуемых «Бафометом», в чём иногда видят искажённое «Магомет») почитали тамплиеры, радикально отличались. В одной из версий, идол был покрыт старой кожей, с драгоценными камнями вместо глаз. В другой был сделан из серебра, либо из золота. Обвиняемые утверждали, что у идола было то ли три, то ли четыре ноги, в одних показаниях голова идола была украшена рогами. Такие расхождения наводят на мысль, что под пытками братья старались придумать что-то, что бы понравилось следователям и избавило их от мучений хотя бы на время.

Тем не менее возможно также, что слухи о почитании «головы идола» имели в основе поклонение мощам христианских святых. Точно известно, что в храмах Ордена имелось несколько голов святых, например, святой Евфимии Халкедонской, которые были обычными объектами сакрального поклонения.

Что до обвинений в содомии, то лишь трое рыцарей на следствии в Париже сознались в этом грехе — такое обвинение было популярно в качестве политического оружия, и его было очень трудно опровергнуть, и тем не менее несмотря на пытки, большинство допрашиваемых, в том числе сам Великий магистр (сознавшийся, напомним, в отрицании Христа), стойко отрицали его. Грех этот считался слишком позорным, и Великий магистр напоминал, что устав Ордена строжайше запрещал подобное поведение под угрозой сурового наказания и изгнания из рядов Ордена. Но именно позорность греха могла помочь виновным в нём отрицать свою вину даже под пыткой.

Надо сказать, что многие рыцари созналось в нарушении обета целомудрия, тем самым подтвердив широко распространённые подозрения в распущенности нравов монахов-рыцарей. Надо отметить, что в рыцарской традиции того времени за тамплиерами закрепилась репутация если не героев-любовников, то во всяком случае друзей романтически увлечённых героев.

Что до попирания распятия и плевания на него, то это обвинение, похоже, имело основания. Не только многие тамплиеры признались в этом грехе, но его подтвердили также и многочисленные агенты короля Филиппа, проникшие в Орден по его заданию. Надо сказать, что Великий магистр Жак де Молэ в своей исповеди объяснял, что такая практика имела целью вовсе не богохульство и отторжение Господа Христа и учения церкви. Наоборот, согласно его утверждениям, это было необходимо, чтобы укрепить братьев в твёрдости в вере на случай если они попадут в плен к сарацинам и будут вынуждаемы к отречению от христианской веры.

Несомненно, Орден и орденские братья не были совсем уж невинными агнцами. Их, как и других рыцарей-монахов, часто обвиняли в грехе гордыни (вспомним Бриана де Буагильбера из «Айвенго»). Их гордостью и упрямством во время крестовых походов нередко объясняли неудачи христиан в войне против сарацин — и в этом бывала немалая толика правды. Их обвиняли, и нередко вполне справедливо, в бесцеремонном стремлении к богатству и власти, стяжательстве, в подчас бесчестных попытках отобрать чужие владения. Но многие рыцарские Ордена имели похожую репутацию. Причём слухов о преступлениях, в которых французское правосудие обвинило Орден, не замечено в исторических источниках до 1300 года. А вот Тевтонский орден его противники — венгерские короли и польские князья, озабоченные ростом его силы и влияния, как раз обвиняли в чём-то вполне схожем с теми обвинениями, с которыми обрушился на тамплиеров Филипп ІV. Но ни венгерская, ни польская корона не имели такого влияния на Папство, как король Франции, и эти обвинения остались без внимания. Хотя, если читатели когда-то читали весьма неплохой исторический роман лауреата Нобелевской премии по литературе Генрика Сенкевича «Крестоносцы», то там как раз вполне можно найти отголоски таких обвинений:

— Во имя Духа Света! Какая зловещая ночь! — сказал старый крестоносец.

— Ночь злых духов, — заметил Ротгер. — Но скажите, почему вы говорите не «во имя Бога», а «во имя Духа Света»?

— Дух Света — это Бог, — ответил старик и затем, как бы желая переменить разговор, спросил, — А у гроба Данфельда есть священники?

Говорили, что в свои последние минуты, охваченный пламенем Жак де Молэ предсказал, что Папа Римский Климент и король Филипп предстанут пред судом Божьим ещё до конца нынешнего года, и проклял королевский род на тринадцать поколений. Было ли так в действительности, или же молва приписала пророчество Великому магистру позже, когда Климент умер чуть больше чем через месяц после него, а 29 ноября того же года казалось бы полный силы сорокашестилетний король Филипп свалился замертво от апоплексического удара во время охоты — сказать сложно.

Но ореол таинственности, уже прочно окруживший Орден, эти смерти существенно усилили, учитывая, что возглавлявший следствие и преследование тамплиеров Хранитель королевской печати Гийом де Ногарэ отправился к праотцам ещё до Великого магистра. Вокруг Ордена сложился целый венок легенд.

Наиболее знаменитой, конечно же, была легенда о Святом Граале — чаше, из которой пил Христос во время Тайной Вечери. Тамплиеров связывают с этим мистическим объектом, начиная со средневекового рыцарского романа о Парсифале до «Кода Да Винчи» и фильмов об Индиане Джонсе. Кстати, любопытно, что именно во французском Труа, где был создан Орден тамплиеров, был написан самый первый роман о Граале. Эта тема стала популярной в ХІІ—ХІІІ веках, когда тамплиеры были на вершине своего могущества. После уничтожения Ордена возникла легенда, что двенадцать рыцарей скрылись от своих гонителей, взяв с собой священную чашу. Легенда получила вторую жизнь, когда в крипте церкви Св. Андрея в городке Лю в предгорьях Пиренеев был найден тайник с двенадцатью черепами. Церковь, правда, была построена госпитальерами, но у местных жителей прижилось название «тамплиерской», да к тому же, действительно, многие бывшие тамплиеры были приняты в Орден госпитальеров.

С тамплиерами связывают и знаменитую Туринскую Плащаницу. Один из допрашиваемых рыцарей, Арно Саббатье, утверждал, что во время посвящения в братья Ордена ему было показано длинное льняное полотно с изображением человека, с указанием поклониться ему и трижды поцеловать отпечатки ног. Некоторые исследователи считают, что именно Туринская Плащаница и была тем «идолом», в поклонении которому обвиняли тамплиеров. Косвеным подтверждением этому является тот факт, что в истории она появляется впервые в роду Жоффруа де Шарнея, прецептора Нормандии, сожжённого вместе с Жаком де Молэ. То, что проведенные радиоуглеродные исследования фрагмента плащаницы датировали его рубежом ХІІІ и XIV веков, вызвало предположение, что она хранит отпечаток не Иисуса Христа, а Жака де Молэ.

Сложно сказать, является ли рассказ о том, что тамплиеры были первыми, кто открыл Америку — если верить одной венецианской рукописи конца XVI века — более или менее экстравагантным, чем вышеизложенные легенды. А вот рассказ о том, что рыцари Ордена способствовали победе шотландцев над войском английского короля Эдуарда ІІ под Баннокбурном, в том же году, когда был сожжён де Молэ, может быть правдой: действительно дошли слухи о том, что на стороне шотландского короля Роберта Брюса отважно сражалась какая-то таинственная группа воинов. Если это правда, то Эдуард только получил по заслугам за свое участие в преследовании тамплиеров.

Орден прекратил своё существование, но на протяжении столетий многие организации пытались использовать окружавшую его ауру мистики для придания себе большей притягательности — от христианских благотворительных организаций, вольных каменщиков-масонов вплоть до разнообразных обществ неофашистов и мексиканского наркокартеля «Лос Кабальерос Темплариос». Слухи о том, что Орден выжил в подполье и продолжал вести подрывную работу против французской монархии, увенчавшуюся Французской революцией 1789 года, были подкреплены тем, что когда был казнён король Людовик ХVІ, на эшафот из толпы вскочил неизвестный и с криком «Жак де Молэ, теперь ты отмщён!» окунул ладонь в лужу королевской крови. Кто знает, может, действительно тогда и исполнилось проклятие королевского рода до тринадцатого колена.

Пресечение династии Капетингов

Итак, умирая на костре, Великий магистр Ордена Бедных рыцарей Христа и Храма Соломона брат Жан де Молэ, по легенде, проклял своих гонителей и предсказал, что не пройдёт и года, как они умрут. Проклял он и потомство алчного короля Филиппа. Через восемь месяцев, как уже упоминалось, Филипп погиб на охоте от несчастного случая, но беды стали преследовать его род задолго до этого.

Собственно, каша начала завариваться в 1313 году, когда к Филиппу приехала его дочь Изабелла с зятем, английским королём Эдуардом ІІ (как читатель, несомненно, помнит, именно для её свадьбы с королём Англии Эдуардом ІІ отец Изабеллы брал взаймы огромную сумму у тамплиеров). О судьбе Эдуарда речь ещё пойдёт, а пока отметим, что во время пребывания в гостях в Париже Изабелла подарила жёнам своих братьев элегантные расшитые золотом и жемчугами сумочки-кошельки.

Старший брат Изабеллы, Луи (будущий король Франции Людовик Х) был женат на Маргарите, дочери герцога Бургундии Робера. Луи унаследовал титул короля Наварры после смерти его матери королевы Иоанны в 1305 году. Брак не был особенно счастливым, а прозвище, под которым Людовик Х вошёл в историю (Сварливый), проливает некоторый свет на причины супружеских проблем. Не помогало и то, что Луи предпочитал проведению времени с молодой, красивой и энергичной женой играм в теннис с друзьями.

Средний брат, Филипп (будущий король Филипп V), состоял в браке с Жанной, дочерью графа Бургундского Оттона. Дорогой читатель, не перепутай: герцогство Бургундия входило во владения короля Франции, тогда как Свободное графство Бургундия находилось по другую сторону границы во владениях Священной Римской империи. Впрочем, где-то в середине промежутка, отделяющего нас от описываемых событий, графство Бургундия тоже стало частью Франции, и сейчас этот регион называется Франш-Конте (то есть «свободное графство»). Но мы ушли в сторону. Возвращаясь к делам семейным французских принцев, отметим, что брак среднего королевича был, казалось бы, более успешным. Молодая пара быстро произвела на свет четверых детей, а до историков дошли полные страсти письма принца Филиппа к Жанне.

Младший принц, Шарль (будущий король Карл ІV) был женат на сестре Жанны Бланке. Насколько мы знаем, и он сам был довольно скучной личностью, и его брак тоже не отличался страстью.

Когда королева Изабелла, уже будучи в Англии, на банкете в честь возвращения королевской четы из поездки к родственникам заметила, что её подарки невесткам носят на поясах два молодых рыцаря из Франции, братья Готье и Филипп д’Онэ, у неё зародились подозрения, которыми она поделилась со своим венценосным отцом. Тот приказал установить слежку за братьями д’Онэ. Когда королю Филиппу доложили о результатах слежки, тот был вне себя от гнева. Братья были арестованы и под пыткой признались в связи с принцессами (что само по себе было актом государственной измены). Оба были казнены жесточайшим и мучительнейшим образом, тогда как Маргарита и Бланка были осуждены на пожизненное заключение. Жанна тоже предстала перед судом, но была оправдана. Изабелла, у которой только недавно родился сын, будущий король Эдуард ІІІ, наверняка была рада такой удаче: двое из её братьев фактически лишились жён, а значит, и возможности обеспечить потомство. Шансы сына Изабеллы на то, что он может унаследовать трон своего деда по матери, существенно повысились.

Не удивительно, что после такого скандала короля Франции хватил удар. Принц Луи, взойдя на престол под именем короля Людовика Х, оказался перед проблемой. От брака с Маргаритой родилась только дочь, принцесса Жанна, а в роду Капетингов уже больше десяти поколений престол переходил только от отца к сыну. Кроме того, после скандала с братьями д’Онэ и поскольку до изобретения ДНК-анализа оставалось ещё довольно значительное время, нельзя было с уверенностью сказать, кто же был отцом юной принцессы. Развод был делом сложным. Хотя, поскольку имела место доказанная судом супружеская неверность со стороны Маргариты, шансы получить аннулирование брака были у Людовика высоки. Но это бы значило терять время, а обеспечение престолонаследия не терпело, по мнению Людовика, отлагательства. Простые решения обычно всегда самые лучшие и надёжные, и Людовик приказал умертвить свою неверную супругу. Какой бы ни была вина опозоренной принцессы, она не заслуживала того, чтобы быть удушенной подушкой в тюремной камере замка Шато-Гэйар. Её подруга по несчастью принцесса Бланка провела в застенке восемь лет, после чего была отправлена в монастырь.

С другой стороны, историки отмечают, что Людовик отменил в своём королевстве крепостное право, а также отменил указ своего отца, изгонявший евреев из королевства. Но даже эти меры не были такими уж безусловно положительными. Крестьяне были обязаны внести выкуп за свою свободу, а если они не могли или не хотели этого делать, их имущество отходило в собственность казны. Что до евреев, то они допускались во владения короля не навсегда, а только лишь на двенадцать лет, и были обязаны жить в особо отведённых районах городов и носить на одежде специальные отличительные знаки.

Через пять дней после гибели Маргариты Людовик женился на принцессе Клеменции — сестре венгерского короля Карла Роберта из Анжуйской династии королей Венгрии и Сицилии, ведущей род от короля Франции Людовика VІІІ — отца Святого Людовика. Менее чем через год, 5 июня 1316 года, Людовик Х умер в возрасте двадцати шести лет после напряжённого матча своей любимой игры в теннис. Он оставил беременную жену, которая разрешилась через пять месяцев мальчиком, королём Иоанном І, получившим в истории прозвище Постум, то есть Посмертный. Но венценосный младенец — самый молодой король Франции, проправивший самое короткое время и единственный, носивший королевский титул всю свою жизнь — прожил только пять дней. 20 ноября 1316 года на престол взошёл Филипп V (прозванный Длинным), в течение предыдущих пяти месяцев бывший регентом королевства.

Поскольку книга, раскрытая перед читателем, упоминает «загадки и тайны», то нельзя пройти и мимо тайн, окружавших короткую жизнь Иоанна І. Ходили слухи, что к смерти новорождённого племянника был причастен его дядя Филипп, унаследовавший престол (или, как вариант, его тёща, графиня Матильда д’Артуа — читатели гепталогии Дрюона наверняка навсегда запомнили её мрачный образ, созданный писателем — чтобы посадить на трон свою дочь Жанну и зятя). Утверждали также, что Филипп не убивал племянника, а только лишь похитил его и подменил на мёртвого ребёнка. Как нередко случалось во времена до изобретения фотографии, звукозаписи и ДНК-анализа, появились и самозванцы, выдававшие себя за чудесно спасшегося короля Иоанна. Один из них, некто Джаннино ди Гуччо Бальони, объявился через сорок лет после смерти несчастного младенца в Провансе (тогда ещё за пределами Французского королевства), но его там от греха подальше упрятали в тюрьму до самой его смерти.

После коронации в Реймсе в январе 1317 года Филипп решил обезопасить себя от возможных претензий на трон со стороны племянницы — принцессы Жанны. 2 февраля того же года собрание французской титулованной аристократии, прелатов католической церкви королевства, представителей парижской городской коммуны и докторов права из Парижского университета подтвердило право Филиппа на королевский титул и приняло решение, что Жанна, как женщина, не может унаследовать королевский французский трон. В течение предыдущих трёхсот лет подобная проблема не возникала: всегда трон переходил от покойного короля к его старшему сыну. У Филиппа как раз родился младенец-сын, поэтому он решил, что отстранение его четырёх дочерей от наследования королевского титула не грозит ничем особо страшным его роду. Скорее всего, он пожалел о решении Генеральных штатов (как называлось вышеописанное собрание), когда маленький принц Филипп умер в том таки 1317 году.

Надо сказать, что решение полностью устранить женщин от наследования престола вовсе не было таким очевидным на тот момент. Существовала влиятельная партия, выступавшая за права принцессы Жанны на престол. Её поддерживал брат покойного короля Филиппа ІV Шарль, граф Валуа, сам метивший занять позицию регента, младший сын Филиппа ІV принц Шарль, а также бургундские бароны. Но они оказались в меньшинстве, а Шарль де Валуа в итоге переметнулся на сторону своего племянника. Надо сказать, что то, что наследование по женской линии рассматривалось как вполне допустимый вариант, подтверждает тот факт, что сам Филипп V провозгласил Жанну наследницей второй его короны, королевства Наварры, на случай, если у него не будет наследников по мужской линии. Жанна в итоге действительно стала королевой Наварры.

После разорительных войн, которые вёл его отец, Филипп решил, что королевству нужен мир. Ему удалось прийти к соглашению с графом Фландрии, а также уговорить мужа своей сестры, короля Англии Эдуарда, который также был и герцогом Аквитании и тем самым вассалом французского монарха, совершить оммаж своему сюзерену. Эдуард отказался исполнить эту церемониальную процедуру принесения присяги сюзерену, когда этого требовал Людовик Х, но уступил требованию Филиппа. Однако, когда он приехал на церемонию в Амьен, то был вне себя, узнав, что теперь Филипп также требовал и принесения Эдуардом личной присяги в верности не просто сюзерену, но Филиппу лично. В итоге отношения между королями-родственниками вместо того, чтобы улучшиться, совершенно разладились.

Филипп Длинный оказался вполне компетентным главой государства. Он выстроил систему местных ополчений под руководством прямых представителей королевской власти, улучшил эффективность государственного аппарата и старался сдерживать эксцессы и злоупотребления властей предержащих на местах. Были проведены меры по стандартизации мер веса, а для введения единой во всём королевстве денежной единицы был создан особый Двор Финансов. Но правление Филиппа V продолжалось чуть больше пяти лет. В январе 1322 года он умер от дизентерии, находясь в походе против мятежных вельмож юга Франции, и на трон взошёл его младший брат Шарль — Карл ІV Красивый.

Карл с помощью своего дяди Шарля де Валуа постарался быстро установить контроль над королевством. Будучи более жёстким и жестоким, чем его брат, он подавил выступления на юге, но машина управления королевством въехала на ухабистый участок. Проигнорировав усилия брата по стабилизации валюты, Карл приказывал уменьшать содержание драгоценных металлов в монетах, торговал должностями в административном аппарате, всячески притеснял возвратившихся в королевство евреев, а после паники, вызванной эпидемией проказы, принял меры к повторному изгнанию евреев из Франции. Если же искать в его послужном списке что-то положительное, то можно вспомнить, скажем, о создании королевской библиотеки во дворце в Фонтенбло.

В отличие от своего самого старшего брата, он не стал приказывать убить опозоренную принцессу Бланку. Он пошёл более гуманным путём и добился от католической церкви аннулирования его брака с ней. Сын и дочь Карла от брака с Бланкой умерли во младенчестве. Второй его брак с Марией Люксембургской, дочерью императора Генриха VІІ, оказался недолгим: королева умерла во время преждевременных родов вместе с младенцем-сыном. Родившаяся ранее дочь тоже прожила очень недолго. Для третьего брака Карл выбрал свою двоюродную сестру, Жанну д’Эвре. Ей было всего четырнадцать лет, и для брака с настолько близкой родственницей нужно было получить разрешение от самого Папы Римского. Впрочем, двор главы католической церкви по-прежнему находился в Авиньоне, и Папа по-прежнему был под огромным влиянием французского монарха. Так что с разрешением проблем не возникло.

А вот проблемы с рождением наследника престола возникли. Королева Жанна родила Карлу двух дочерей, но сына всё не было.

Тем временем Карл проявил бурную активность на внешнеполитическом фронте. Новый король помогал графу Фландрскому против его мятежных подданных. Он также начал новую войну против короля Англии, заняв почти всю территорию Аквитании, принадлежавшую английскому королю. Эдуард ІІ был вынужден уступить требованию Карла и совершить оммаж новому сюзерену. Но вместо того, чтобы лично принести присягу, он послал во Францию своего тринадцатилетнего сына, принца Уэльского Эдуарда, вместе с королевой Изабеллой. Когда же отношения Изабеллы с венценосным супругом совершенно разладились, её брат помог ей бороться с мужем. Изабелла смогла нанять армию и корабли для вторжения в Англию, и вскоре Эдуард ІІ потерял престол, а впоследствии и жизнь — но об этом речь пойдёт позже. За это Изабелла уступила Карлу часть территорий в Аквитании (хотя большую часть он вернул своему племяннику) и заплатила ему полсотни тысяч марок серебра.

В Рождество 1327 года король слёг, сражённый болезнью, в Венсеннском замке в окрестностях Парижа. Первого февраля следующего года он был мёртв. Умер последний прямой наследник короля Филиппа ІV по мужской линии. Трон Французского королевства оказался пуст. Однако в момент смерти короля Карла королева Жанна была беременной в третий раз. Повторилась ситуация двенадцатилетней давности, когда старший брат Карла Людовик Сварливый также умер до рождения своего ребенка. Поэтому двоюродный брат Карла, сын умершего несколько лет назад Шарля де Валуа, Филипп объявил себя регентом до рождения ребёнка. Если бы родился мальчик, то вступил бы на престол; но восемнадцатилетняя вдова покойного короля разрешилась от бремени девочкой. Из всех семи детей Карла только принцесса Бланка дожила до взрослого возраста. Но у этой последней представительницы прямой ветви королевского рода Капетингов, правившего Францией с 987 года, не было детей. Может быть, потому что её мужем стал герцог Орлеанский Филипп, один из младших сыновей Филиппа де Валуа. Генетика неблагосклонна к потомству близких родственников.

Ближайшими наследниками французской короны были дочь Людовика Х и Иоанны Наваррской принцесса Жанна — внучка короля Филиппа ІV (вместе со своим мужем Филиппом д’Эвре, из той же боковой ветви Капетингов, что и молодая вдовствующая королева), и её двоюродный брат, король Англии Эдуард ІІІ — сын дочери Филиппа Изабеллы. Но ни одна, ни другая кандидатуры не были приемлемы для французской аристократии.

Именно поэтому корона была вручена Филиппу де Валуа, двоюродному брату последнего короля из рода Капетингов Карла ІV. То, что Филипп де Валуа уже был регентом королевства, существенно облегчило выбор. Король Филипп 29 мая 1328 года был коронован в кафедральном соборе Реймса, где по древней традиции короновались все французские короли.

Претензии Эдуарда III на французский престол

Филипп VІ Счастливый стал первым королём Франции из династии Валуа. Он остро осознавал своё некоролевское происхождение (да, его дед был королём, но не его отец). Поэтому вопрос престижа был для него весьма значимым. Поскольку его ближайшим родственником по мужской линии, как ни странно, был король Англии молодой Эдуард ІІІ, Филипп считал, что установить своё первенство над этим родственником-вассалом-соперником необходимо в первую очередь. Вскоре после коронации французский король потребовал, чтобы герцог Аквитании (он же Эдуард ІІІ Английский) совершил церемонию оммажа. Молодой английский король уже совершал эту церемонию перед предшественником Филиппа, правда, от имени его отца, тогдашнего герцога Аквитании и короля Англии. Эдуард, однако, считал, что его права на освободившийся после последнего из Капетингов престол Франции выше, чем права нынешнего держателя титула. Он был внуком Филиппа ІV, тогда как Филипп VІ был внуком только лишь предшествующего короля. Но до поры до времени своих претензий молодой король не выдвигал (хотя французские хроники и отмечают, что в Париже побывала английская делегация, отметившая более близкое родство их монарха с покойным французским королём). Он лишь потянул время с оммажем и совершил его только через тринадцать месяцев, в начале июня 1329 года. Церемония происходила в соборе Амьена. Эдуард принёс присягу, сформулированную в таких расплывчатых выражениях, что Филипп остался не слишком доволен.

«Великая хроника Франции» тогда отмечала:

Также было сказано, что никогда не было известно и предвидено, чтобы королевство Франции подчинялось правлению короля Англии, и что последний был вассалом и ленником короля Франции.

Церемония оммажа была простой, но глубоко унизительной. Вассал снимал с себя всё оружие и знаки, символизирующие ранг и титул, такие как корона. Он был обязан подойти к сидящему на своём престоле сюзерену и пасть перед ним на оба колена. Сюзерен затем помещал сложенные ладони своего вассала между своими ладонями, и вассал давал простую клятву верности, принятие которой сюзерен знаменовал, целуя вассала.

Но молодой Эдуард не собирался унижаться перед своим соперником. Он предстал перед Филиппом во всём блеске королевского облачения, перепоясанный рыцарским мечом и в своей королевской короне. И хотя он и опустился на колени перед Филиппом (во французских хрониках есть миниатюры, изображающие эту сцену — художники не пожалели золотой краски, чтобы показать роскошь уборов обоих королей) и произнёс слова клятвы: «С этого дня я твой ленник и буду тебе верен и праведен, и приношу тебе верность за держания мои от тебя, сохраняя верность нашему суверенному господину королю».

Формальности были соблюдены, но никто из присутствующих не сомневался, что последнее слово ещё не было произнесено в этом диалоге двух монархов.

Через два года, в марте 1331 года, герцог Аквитанский подтвердил (хотя и без новой формальной церемонии) свою присягу Филиппу. Но о своих претензиях он не забыл и потихоньку начал готовиться к войне.

Не забудем, что очередная война за Аквитанию только-только закончилась. Как и предыдущая (завершившаяся свадьбой Эдуарда ІІ и принцессы Изабеллы, что, в общем-то, и привело к английским претензиям на французский трон, что явно не входило в планы грозы евреев и тамплиеров Филиппа ІV), она была спровоцирована французской стороной. Как верховный сюзерен герцога Аквитанского французский король (механизм не менялся, неважно, какой именно король восседал на престоле в Париже) в спорах между подданными герцога и герцогом всегда становился на сторону, враждебную герцогу Аквитанскому, и стремился вооружённой силой восстановить справедливость, каковую он как сюзерен был обязан поддерживать в силу своего положения. В юридическом обосновании своих действий ему помогала армия судей и адвокатов, выпускников тогдашнего центра европейской юриспруденции Сорбонны (Парижского университета). Французские короли вполне сознательно ставили своей задачей вытеснить англичан из французского королевства — это была неизменная часть французской внешней и внутренней политики в течение предыдущих полтораста лет. Сохранился документ из королевской канцелярии, в котором один из советников Карла ІV оценивает, что для военной кампании по захвату английских владений в Аквитании понадобится пять тысяч рыцарей, шестнадцать тысяч пехотинцев, четырнадцать месяцев и три годовых дохода королевства.

Проблема с оммажем была улажена и не давала повода к войне против Англии. Поэтому взгляд короля Филиппа обратился к Шотландии. С конца XIII века это северное королевство стало военным союзником Франции против общего врага — Англии. Не далее как в 1326 году союз между двумя странами (получивший в более поздней шотландской истории название Старинный Альянс) был подтверждён. Шотландия на какое-то время прекратила попытки Англии поставить её под своё господство, наголову разгромив армию Эдуарда ІІ в 1314 году. Но сейчас королевство раздирала обычная смута, и молодой английский король поддержал одного из претендентов на шотландский престол. Война, по большей части вялотекущая, возобновилась.

Король Филипп воспользовался шансом, и на переговорах по улаживанию еще не решенных разногласий по поводу границы между французскими и английскими владениями в Аквитании французская делегация заявила, что проблемы Гаскони (Аквитании) нужно решить только в связке с вопросом Шотландии. Опасаясь того, что французы поддержат шотландцев военной силой, Эдуард стал действовать осторожнее. Но французские атаки не вышли за рамки пары пиратских рейдов на английское побережье.

Ко второй половине 1330-х годов стал затягиваться всё туже ещё один узел из клубка противоречий между Англией и Францией — Фландрия. На тот момент эта часть нынешней Бельгии и Северной Франции стала одним из промышленных центров Европы, вбирая в себя импортируемую из Англии овечью шерсть и выпуская знаменитые на всю Западную Европу тонкие шерстяные ткани, обеспечивая стабильный поток звонкой монеты как в карманы фламандских ткачей, так и английских купцов и землевладельцев. Ежегодная доля Англии в прибылях от такой торговли составляла 220 тысяч фунтов серебра (на нынешние деньги около четверти миллиарда американских долларов). Из них королевская казна получала в качестве пошлины тринадцать тысяч фунтов или половину годового дохода государственного бюджета. Поэтому английский король и его поданные были заинтересованы в процветании Фландрии.

А вот в самой Фландрии мнения о том, каким образом лучше обеспечить это процветание, существенно отличались. Тогдашний граф Фландрский был вассалом французского короля и по долгу вассала всячески поддерживал своего сюзерена. Но в богатых фламандских городах всё большее влияние приобретали богатые горожане — предшественники буржуазии. Собственно, само слово «буржуа» (или по-немецки «бюргер») и означает буквально «горожанин», житель «бурга», укреплённого населённого пункта, обладающего королевской грамотой о собственных правах. И эти купцы и ремесленники вовсе не считали, что им выгодны более близкие связи с Францией. Наоборот, им предпочтительнее была бы более широкая автономия, которая бы не мешала устанавливать всё более тесные связи с их главным поставщиком сырья — Англией.

Время от времени этот конфликт выплёскивался в кровопролитные восстания. Они шли с переменным успехом, и в какой-то момент в одном из фламандских соборов можно было полюбоваться на три сотни золотых шпор, снятых с убитых в сражении с городским ополчением Гента — лучших представителей французского рыцарства. Но последнее по счёту восстание закончилось не в пользу горожан. В 1328 году они потерпели поражение от французской армии, и только взошедший на престол король Филипп VІ решил показать, кто в доме хозяин. Его указы очень сильно ограничили фламандскую торговлю, тем самым нанеся убыток и английской королевской казне.

Через несколько лет Эдуард решил, что нужно что-то делать, и в 1336 году установил эмбарго на поставки шерсти во Фландрию. По его расчётам, резкое снижение импорта ударит сильнее по французской казне, тоже получавшей серьёзный доход от торговли фламандскими тканями. Но уж очень неподходящий момент был выбран для этого раунда торговой войны.

Если читатель помнит из рассказа о тамплиерах, христианская Европа не смирилась с потерей Святой Земли. Папа Римский призвал всех католических государей к новому крестовому походу с целью вернуть Палестину. Король Франции начал активно к нему готовиться, собирая в Марселе флот и нанимая армию. Но в том же 1336 году из-за слабого энтузиазма к новой крестоносной авантюре Папа отменил поход. Внимание Филиппа VІ снова вернулось к подготовке к войне с Англией, тем более, что уже имелись готовые к бою армия и флот.

Нужен был повод к войне, и повод нашёлся. Филипп потребовал от Эдуарда выдать ему его «смертельного врага» графа Робера д’Артуа (тоже одного из центральных героев эпопеи Дрюона). Граф Робер одно время был приближённым короля Филиппа, поддержав его в борьбе за французскую корону, но позже поссорился с королём, был вынужден бежать из Франции, а его земли были у него отобраны. Впрочем, если твои попытки отобрать графство Артуа у своей тётки Матильды (о ней уже шла речь выше) с помощью поддельного завещания выходят на свет, нечего удивляться, что король разгневается и захочет покарать виновного. Воля Филиппа вынуждала Робера покидать одно место изгнания за другим, пока он не оказался в Англии.

Разумеется, власть французского короля не распространялась на Англию. Но требование было доставлено сенешалю Аквитании с требованием от короля Франции к его вассалу, герцогу Аквитанскому. Эдуард мог бы уступить и выдать Робера, и война бы отложилась ещё на какое-то время, но это бы означало признать себя полным вассалом французского короля даже в своих владениях по ту сторону Ла-Манша. Поэтому 24 мая 1337 года королевский совет при Филиппе одобрил решение своего короля конфисковать владения Эдуарда во Франции как непокорного вассала. Но почти за месяц до того, 30 апреля 1337 года, король Филипп объявил «аррьер-бан», призыв к оружию, ко всем своим территориям и ко всем своим вассалам. Это означало, что король собирается вести большую войну с привлечением всех ресурсов своего государства. 13 июня того же года королевские грамоты от Филиппа герцогу Аквитании, объявлявшие о конфискации герцогства, были доставлены сенешалю Аквитании. Столетняя война началась. Закончится она только через сто шестнадцать лет в той же Гаскони.

Уже в феврале 1337 года французы попытались захватить город Сен-Макэр на реке Гаронне в Гаскони. В июле началось большое вторжение французов в Гасконь. В августе того же года король Эдуард издал свой манифест, адресованный английской аристократии и королевским высшим чиновникам, в котором он поручал им собрать съезды подданных на подчинённых им территориях, на которых следовало разъяснить причины, побудившие их короля начать войну против Франции. Первой из них являлось то, что французский король оказывал помощь шотландцам в их войне против Англии. Второй причиной была узурпация Филиппом французским прав короля Эдуарда в Гаскони. И наконец, третьей причиной было клеветническое обвинение Филиппом Эдуарда в том, что последний всячески мешал его планам по организации нового крестового похода.

Как видим, даже после начала войны Эдуард ІІІ не сразу объявил о своих претензиях на престол. Только когда стало понятно, что война будет долгой и потребует союзников среди враждебной Филиппу французской аристократии, он в 1340 году во фламандском Генте объявил себя королём Франции по праву внука короля Филиппа ІV. Теперь противники короля, находящегося в Париже, могли утверждать, что они вовсе не изменили своему сюзерену, наоборот, они выступили на войну под знаменем истинного короля Франции, Эдуарда. Это знамя с этого момента, как и королевский герб, несло на себе (вплоть до начала ХІХ века!) уже не только трёх золотых львов Англии на алом поле, но и золотые на синем лилии Франции.

Мы вряд ли можем знать наверняка, был ли Эдуард серьёзен, примеряя на себя корону своего другого деда. С одной стороны, он мог считать свой шаг просто одним из инструментов в борьбе со старым противником. В пользу такого мнения можно указать на то, что через двадцать лет после Гентского демарша он при заключении мирного договора с побеждёнными французами отказался от королевского титула. Стоило войне возобновиться, претензии на корону вернулись, но современники ведь не могли забыть предыдущего отказа от них. И хотя следующие английские монархи именовали себя королями Франции, но нельзя с уверенностью сказать, что именно желание развиртуалить французскую корону на своей голове было главным двигателем вторжения во Францию Генриха V в 1415 году. В конце концов, отказался же он тоже от прямой претензии на корону в пользу своего будущего сына. А как быть с тем, что большая часть французов при этом вполне была согласна с тем, что регентом при их безумном короле будет король английский, и что после смерти их короля корона перейдёт не к его сыну, а к его внуку — сыну французской принцессы и английского короля? Нам сейчас кажется странным сама возможность того, что Англия и Франция могли быть соединены в особе одного монарха, но довольно многим современникам такой вариант не казался чем-то вздорным и невозможным.

Так ли древен «Салический закон»?

Довольно часто можно встретить утверждение, что английские короли не могли унаследовать французский трон из-за того, что этому препятствовал древний закон, который управлял жизнью французов, а перед тем ещё племенами франков, перешедших Рейн во времена упадка Римской империи и расселившихся на территории римской Галлии и давших ей своё имя, дошедшее до наших дней. Тогдашние франки делились на две ветви: салических франков и франков рипуарских. Вот эти самые салические франки и оставили в память о себе свод законов Lex Salica, записанный при первом франкском короле Хлодвиге в начале VI века. Салический закон — это преимущественно уголовный и уголовно-процессуальный кодекс, содержащий список штрафов за разнообразные проступки, провинности и преступления. Если кто из читателей интересовался отечественной историей и что-то знает о «Русьской правде» — своде законов Киевской Руси, то он уже имеет хорошее представление о том, чем был этот самый Салический закон, ведь «Русьская правда» — это почти аналогичный, пусть и зафиксированный на полтысячелетия позже (викинги времён Святослава или Владимира были не менее дикими, чем франки времён Хлодвига), свод племенного германского законодательства.

Есть и другие своды, дошедшие от других германских племён, расселившихся по развалинам западной части Римской империи: визиготы (они же вестготы) оставили по себе Визиготское право, бургунды — Бургундское право, причём они дошли до нас с более раннего времени, чем Салическое право. Но у этого последнего есть особенность: в отличие от Визиготского или Бургундского, в нём заметно очень мало влияния христианства или римской юридической традиции. Это неудивительно. Франки были среди германских племён, имевших меньший контакт с Римом, позже переселившихся на римский берег Рейна, и на сто — полтораста лет позже принявших христианство. Хотя Салическое право было записано уже по латыни, но до этого оно передавалось устно из поколения в поколение, и даёт представление о жизни германских племён в начале тысячелетия, жизни гораздо более простой и примитивной, чем общество и государство позднего Средневековья.

Помимо уголовных статей, Салический закон содержит некоторое количество положений из гражданского права, и среди них статью, согласно которой дочери не имеют права наследовать землю. Но оно ничего не говорит о наследовании королевского титула не в последнюю очередь потому, что эта проблема просто не возникала в том обществе, в котором возникло Салическое право.

Когда Генеральные штаты 1317 года провозгласили, что «женщина не может наследовать королевство Франции», то никакой ссылки на законы Франции не было приведено. Тогда трон получил дядя покойного короля-младенца Иоанна І Филипп V, брат отца Иоанна Людовика Х, а дочь Людовика принцесса Жанна была отстранена от трона. До этого проблема женского наследования короны просто не возникала. С конца Х века каждый король Франции мог в момент смерти передать корону своему сыну, и хотя никак не закреплённый в законе этот обычай стал восприниматься как естественный и самим собой разумеющийся.

В 1322 году решение отстранить уже дочерей Филиппа V от престола было принято легко, несмотря на то, что вопросов об их законном рождении, в отличие от такового у Жанны, не возникало вовсе. В 1328 году необходимость отсечь от трона ближайшего родственника покойного короля по мужской линии (вопрос о том, что женщина не может наследовать корону, в этом случае не стоял) привела к тому, что, ссылаясь на «всеобщий обычай королевства», было сформулировано следствие из предыдущего решения, а именно, что происхождение от дочери французского короля также не даёт повода претендовать на французский королевский престол. Но и на этот раз ссылки на конкретный закон приведено не было.

Французский хронист (летописец) Жан Фруассар через полвека написал:

Поэтому после смерти Карла, последнего из трёх (сыновей Филиппа Красивого), двенадцать пэров и все бароны Франции не передали страну Изабелле, его сестре, которая была также королевой Англии, потому что они изрекли и стояли на своём, и стоят на том до сей поры, что государство французское столь благородно, что не может отойти к женщине, и соответственно не может отойти ни к Изабелле, ни к королю Англии, её старшему сыну: поскольку они установили, что сын женщины не должен иметь никаких прав наследования своей матери, поскольку они объявили, что мать не имеет таковых прав.

Попытки подвести железобетонную юридическую базу под свершившийся факт делались на протяжении XIV и XV столетий. В 1358 году в библиотеке королевской усыпальницы в Сен-Дени, в северном пригороде Парижа, был обнаружен текст давно и прочно забытого Салического закона. Учёный монах Ришар Скотт с огромной радостью обнаружил в нём статью о запрете женщинам наследовать землю, и на этом основании построил аргумент в защиту отстранения Эдуарда Английского от французской короны. Помимо замшелого германского обычая, в защиту статуса-кво привлекались также римское и церковное право (на тот момент составлявшие практически единое целое) на том основании, что положение короля сакрально и является сродни положению священника.

В августе 1374 года уже король Карл V издал ордонанс (указ) об установлении возраста королевского совершеннолетия в четырнадцать лет. В соответствии с этим ордонансом была провозглашена отмена выборности короля (что тоже являлось многовековым обычаем — как видим, если старинный закон неудобен, его вполне можно отбросить), право престолонаследия закреплено за старшими сыновьями или ближайшими потомками мужского пола, новый король должен был вступать в свои права с момента смерти предшественника, и его право на коронацию объявлялось неоспоримым. В развитие норм ордонанса 1374 года сначала актом следующего короля Карла VІ в 1392 году, а затем эдиктом Парижского парламента (несмотря на название, это был не представительский орган управления государством, а Верховный суд, власть которого распространялась почти на всё, но всё же не на всё королевство) от 1407 года постановлялось, что наследник престола провозглашается королем сразу же после смерти предыдущего короля и немедленно коронуется невзирая на возраст.

Ссылка на Салическое право появилась только в 1410 году в трактате, направленном против претензий на французский престол, выдвинутых в новом раунде Столетней войны новым королём Англии Генрихом ІV. В первой четверти того же века французские юристы сформулировали чисто правовую концепцию передачи королевской власти, в соответствии с которой передача короны происходит только по праву, то есть по Салическому закону:

Корона Франции ни наследственна, ни выборна, поскольку никто не выбирает короля. Её преемственность другого рода, установленная правом, то есть обычаем королевства… Ведь короли Франции никогда не имели обычая распоряжаться королевством по завещанию, и преемственность обеспечивалась силой одного лишь обычного права… а потому старший сын короля или другой преемник не может быть назван собственно наследником того, кому является преемником; это простая, а не наследственная преемственность, осуществляющаяся в силу обычая, по которому и передается корона.

Именно на основе этой юридической эквилибристики был создан «Салический закон престолонаследования», нашедший использование во многих королевских домах Европы. В следующем столетии, после окончания Столетней войны, его псевдодревность использовалась разработчиками теории королевской власти, и он рассматривался как фундаментальный закон королевства. В 1593 году, в ходе очередного династического кризиса, угасания мужской линии уже на этот раз династии Валуа, именно Салический закон стал барьером, преградившим путь к престолу испанской инфанте Изабелле, внучке короля Франции Генриха ІІ и племяннице трёх сменивших его на престоле королей. Не помогло даже то, что инфанта была требуемой, католической веры, в отличие от её основного соперника. По иронии судьбы Салический закон, имевший корни ещё в дохристианском франкском обществе, одержал верх даже над предпочтениями католической церкви и самого Папы Римского. Вспомним ещё одну, наверняка хорошо известную многим читателям, литературную историческую эпопею — романы Александра Дюма-отца о Генрихе Наваррском («Королева Марго», «Графиня де Монсоро» и «Сорок пять»). Именно главный герой этой эпопеи стал в итоге получателем выгоды от закона, изобретённого за двести лет до его появления на свет. Впрочем, перейти в католическую веру Генриху Наваррскому всё же пришлось.

Даже император-революционер Наполеон Бонапарт включил Салический закон о престолонаследовании в свой кодекс, и этот закон действовал во Франции до 1883 года. Этот же принцип заимствовали многие германские государства. Напротив, в Англии, Шотландии (вспомним, как во второй половине XVI века на престолах этих королевств оказались королева Елизавета Первая и королева Мария Стюарт), королевствах Скандинавии, а также в Неаполитанском королевстве на юге Италии при Анжуйской династии (конец ХІІІ — середина XV веков) такого принципа не было вовсе. Не было его и в Испании, которую объединили королева Кастилии Изабелла и король Арагона Фердинанд. Только первый король Испании из новой династии Бурбонов (праправнук Генриха Наваррского, первого короля из династии Бурбонов во Франции) Филипп V (нам уже встречался Филипп V, но тот был французским королём, и жил за сотни лет до этого Филиппа V) ввёл вариант Салического закона своим указом в 1713 году. Но и этот указ был позже отменён (что, кстати, привело в XIX веке к нескольким революциям и гражданским войнам в его королевстве).

Если, зная историю Европы, немного поразмышлять, то можно прийти к довольно неожиданному и весьма серьёзному обвинению в сторону Салического закона, и автор не имеет в виду его мизогинию и дискриминацию по признаку пола (что, конечно же, само по себе никуда не годится). Но ему в вину можно вменить не только Столетнюю войну, но и гораздо более близкие к нам две мировые войны прошлого века. Если отбросить всю шелуху, то главной причиной обеих войн была возникшая в центре Европы большая и могущественная единая Германия, которая боролась, по мнению её элиты, за подобающее ей «место под солнцем». Важным этапом на пути к созданию такого государства стала победа центра новой Германии — Пруссии — в войне 1866 года против союза Австрийской империи и малых государств Германии. Одним из наиболее важных таких государств был Ганновер (сейчас федеральная земля Нижняя Саксония на севере Германии). На протяжении более ста лет его трон занимали монархи Британии (в её истории этот период так и называется — период Ганноверской династии). Но в 1837 году, когда покойного короля Британии и Ганновера Вильгельма ІV сменила на британском троне его племянница, юная королева Виктория, в Ганновере, в свод законов которого вошёл Салический закон о престолонаследовании, на престол вошёл младший брат Вильгельма.

В альтернативной вселенной, где Виктория стала бы королевой обоих королевств, Пруссия не решилась бы вступить в войну ещё и против Британии, а если бы решилась, то с большой вероятностью потерпела бы поражение, и уж во всяком случае не проглотила бы Ганновер без остатка, как произошло в реальности. И уж совершенно точно, что в альтернативной вселенной без единого Германского государства, доминирующего на всём континенте, не произошло бы того, что иногда историки называют «Европейской гражданской войной 1914–1945 годов». Вот так, иногда решения, принятые, исходя из прагматических и сиюминутных соображений, могут влиять на события, отстоящие от них на сотни лет во времени и сотни и тысячи километров в пространстве.