Ночной дозор

Андрей Воронин, 2014

Петербург не зря называют не только Северной, но и бандитской столицей. Потому что нет города, в котором преступления были бы столь же изощренно дерзкими, бандиты столь же безнаказанными, а закон столь же бессильным. Однако когда закон бессилен, то борьбу за справедливость берет на себя она. Она – та, что выживает там, где выжить невозможно. Та, которую ищут. Ищут враги. Та, которая ищет. Ищет правду. Она видит то, чего не должна видеть, и действует там, где бездействуют все остальные. Она задает вопросы и ищет ответы. И каждый вечер она выходит в свой опасный ночной дозор…

Глава 2

День с утра не задался. И солнце светит, и дождя нет, и деньги появились, и голова не болит. А все не так, ничего не радует, словно разлита в воздухе звенящая тревога. Смотришь сквозь нее, как через тонированное стекло, как через запотевшие линзы очков, и сколько ни протирай их до зеркального блеска, ничего к лучшему не меняется. Только надел, и снова в глазах мерзкий туман, и слезы непроизвольно катятся по щекам.

«Чертовщина какая-то!» — держа в руках туфельку со сломанным каблуком, подумала Катя Ершова.

Очки она сроду не носила, разве что солнцезащитные. Зрение у нее было идеальное. Но про мерзкие нравы оптики Катя знала не понаслышке: как-никак, десять лет она профессионально занималась фотографией, сотрудничая с самыми разными издательствами, как здесь, в России, так и за рубежом.

Она сама удивлялась, как это ей удается до сих пор держаться на плаву, входить в дюжину лучших фотографов России? А среди женщин равных ей не было. «Ничего особенного, вроде бы, не делаю, снимаю то, что снимают все. Но получается у меня почему-то гораздо лучше. Может, у меня таланта побольше? А может, все это потому происходит, что, как говорят мои друзья и родители, мозги у меня набекрень? Хотя с мозгами у меня, вроде бы, все в порядке. А вот в делах сердечных мне патологически не везет. И, кстати, с каблуками тоже. Сколько раз обещала себе не надевать на деловые встречи шпильки! Надела бы, как всегда, джинсы, кроссовки, куртку, майку — и вперед. Угораздило сегодня респектабельно одеться, захотелось блеснуть. Было бы перед кем! Они меня не за каблуки и длинные ноги ценят, а совершенно за другое — за негативы, за фотографии, точнее, за свежие идеи».

— Черт бы меня побрал! — бурчала тридцатилетняя женщина, держа в руках туфлю и пытаясь приладить отломанный каблук, хотя прекрасно понимала, что сделать это не удастся.

Рядом с Катей Ершовой остановился молодой парень. Он осмотрел ее с ног до головы. Катя, как всякая женщина, взгляд мужчины почувствовала мгновенно. Она обернулась.

— Что, проблемы?

— Могу помочь.

— Вы сапожник? — нашлась Катя.

— Нет, я не сапожник, я компьютерщик.

— Компьютерщик? Тогда это не по вашей части.

Парень был приятный, может быть, чуть-чуть более нахальный, чем хотелось бы. Но идеалов в жизни не существует, совершенство бесконечно. Хорошую фотографию, как и хорошую картину, можно улучшать и улучшать.

— Так чем вы мне, собственно, можете помочь? — улыбнулась Катерина.

— Могу на руках отнести к своей машине, — широко улыбнулся парень.

— У меня дел невпроворот, до самого вечера, а тут еще этот каблук! И угораздило же меня…

— Что, туфли на каблуках надеть?

— Да. Не собиралась, но как-то так получилось.

— Наверное, на свидание спешили?

— Спешила, но уже опоздала, — Катя взглянула на часы, — и уже минут на пять.

— Может, вам помочь? Я на машине, — и парень провернул на указательном пальце ключ.

— Нет, спасибо, мне недалеко.

Катя сняла вторую туфлю и обе их протянула собеседнику.

— Что вы предлагаете?

— Свежее решение, — засмеялась Катя.

— Решения пока не вижу.

— Не сообразительный вы какой-то, хотя и предлагаете свои услуги.

— Я же вам сказал, я не сапожник, приделать каблук не смогу.

— Отломайте второй, что может быть проще?

Туфельки были дорогие, итальянские, ручной работы. Парень взялся за каблук и за подошву, но никак не мог решиться рвануть их в разные стороны, хотя силы на такое простое дело у него хватило бы с избытком.

— Да ломайте же, что вы медлите? Это вам не женскую руку ломать.

— Конечно, не руку, но жалко.

Каблук хрустнул. Парень проделал эту операцию с зажмуренными глазами.

— Вот, попробуйте.

— Что здесь пробовать? — Катя всунула ноги в туфельки, ставшие похожими на тапочки, посмотрела на каблуки, лежавшие на ладони у парня.

— Что с ними делать? — спросил он.

— Выбросить.

— Можно, я оставлю их на память, как талисман?

— Вы что, фетишист?

— Нет, не фетишист, но такое со мной впервые — чтобы каблуки женщинам обламывать.

— Обычно вы их нежно и ласково берете за руку, а не за ноги хватаете?

— Обычно я на улице не знакомлюсь…

Катя рассмеялась:

— Я тоже. А в общем, знаете что, если у вас машина недалеко. Я была бы вам благодарна. Если бы вы меня подбросили. Здесь, кстати, совсем близко. А то идти на этих обрубках.

— Понимаю, — парень нагнулся и взял в руки фотографический кофр, стоящий рядом. — Ого, какой тяжеленный! Что вы там, золотые слитки дюжинами по городу носите?

— Да нет, не слитки, а аппаратуру. А хорошая аппаратура всегда очень тяжелая, в ней много стекла и металла.

— Вы фотограф?

— Как вы угадали?

— С такими сумками либо операторы, либо фотографы ходят.

— А если я просто бутылки несу?

— Ну, это уж навряд ли. Пойдемте, — он подвел ее к машине, открыл дверь, помог сесть. Хотел было, поставить кофр на заднее сиденье, но Катя отрицательно качнула головой.

— Нет-нет, давайте его сюда, на колени.

— Так он же тяжелый!

— Это мое, я к нему привыкла и стараюсь из рук не выпускать. Вы исключение, да и то в связи с аварией, а так бы никогда.

— Вы, наверное, сильная, если такую тяжелую сумку таскаете?

— А я ее тяжести не замечаю, привыкла. Это уже стало частью меня, к сожалению, не лучшей.

Катя немного смутилась, смутился и ее спутник. Он пытался завести машину, не выпуская каблучки из руки.

— Да выбросьте вы эту дребедень или суньте их куда-нибудь, если жалко расстаться.

— Хорошо, — парень спрятал каблуки в ящик.

— Найдет жена — проблем не оберетесь.

— У меня жены нет.

— К сожалению? — спросила Катя.

— Может быть, и так, а может, и к счастью. Так куда едем?

— Вот здесь, через два квартала редакция журнала «Наше время».

— Вы в журнале работаете?

— Нет, я нигде не служу, я сама по себе. Свободный художник.

— Это хорошо. А вот мне приходится каждый день на службу ходить.

— Вы где работаете, если не секрет?

— Для вас это занятие не интересное, я работаю в одном солидном учреждении, занимаюсь компьютерным обеспечением.

— Наверное, в банке?

— Нет, не в банке, иначе ходил бы в костюме, при галстуке и с портфелем. А у меня, как видите, руки и шея свободны.

— Поехали, чего стоим?

— Сейчас чиновник проедет со своим сопровождением, и мы поедем.

По улице пронеслась «Волга» с тонированными стеклами и два «Джипа».

— Ездят, как понравится, — сказал парень, — будь они неладны!

— Не любите чиновников?

— А вы их любите?

— Обожаю. Я на них деньги зарабатываю.

— «На них» — звучит двусмысленно, — парень повернул ключ, и его «Опель-Омега» мягко тронулся с места, вливаясь в поток машин. — Музыку? — спросил водитель.

— Да нет.

— Что? Да или нет?

— Как хотите. У меня все равно голова другим занята.

— Вы замужем? Кстати, как вас зовут? Меня зовут Илья, — парень, повернув голову, посмотрел на сидевшую рядом спутницу.

— Вы лучше за дорогой следите. А меня зовут Катерина.

— Красивое имя, — отвесил парень вполне дежурный комплимент, — очень редкое.

— Вот, вот, туда, направо. А теперь налево.

— Здесь нет поворота.

— Для меня есть.

— Ну уж нет! — парень сделал круг, как предписывал знак и подъехал к стоянке, размещенной у входа. Припарковал машину и спросил: — Вы так и пойдете?

— Что вы имеете в виду, Илья?

— Обувь?

— Разве есть какое-то альтернативное решение?

— Можно пойти босиком.

— Нет, — сказала Катерина, — пойду так. Смотрятся они нормально, а о том, что сломаны, знают два человека — вы и я.

— Вас подождать?

— Если у вас есть лишнее время, то можете подождать.

— Вы надолго, Катя?

— Ну, не знаю. У меня две встречи.

— Час? Полтора? Два?

— Нет, что вы, Илья, минут сорок от силы. Я все дела решаю быстро, кроме личных, конечно.

— А что, в личных делах — проблемы?

— У меня, знаете ли, Илья, в личных делах всегда проблемы.

— По вам не видно, что у вас есть хоть какие-то проблемы, кроме сломанных каблуков.

— Вот с них, скорее всего, сегодняшние проблемы и начнутся. На встречу я опоздала.

— Что-то не видно, чтобы вы очень сильно на нее торопились.

— Не сильно я тороплюсь, — выбравшись из машины и приветливо махнув левой рукой, сказала Катя и заспешила по ступенькам.

Она сразу же направилась в кабинет художественного редактора. Даже сквозь стекло было видно, как клубится в кабинете дым, а стекло при этом, было тонированным и рифленым.

Катя постучала.

— Заходи скорее! Вечно ты опаздываешь!

— Можно подумать, ты волновался, будто я не приду. Здравствуй, — Катя нырнула в дым и поцеловала в щеку художественного редактора.

Ей показалось то, что казалось всем: художественный редактор Дмитрий Меньшов днюет и ночует у себя в кабинете, заваленном и завешанном всевозможными фотографиями. Компьютер был включен, и на экране монитора клубилась заставка — что-то очень похожее на сигаретный дым, висевший над столом.

— Ты бы окно открыл.

— Нельзя открывать окно.

— Это почему еще?

— Все со стола сдует, потом три дня собирать придется, и наверняка что-нибудь не найдется.

Катя засмеялась.

— Принесла? Хорошие снимки?

— Как всегда, плохих не делаю.

— Ну-ну, давай посмотрим, полюбуемся.

— Я забыла напомнить, они не только хорошие.

— Но и дорогие, — сказал Меньшов.

— Верно, ты экстрасенс, Дима, мысли читаешь прямо с ходу.

— Мне снимков-то надо всего два.

— Как это два!? — воскликнула Катя. — Ты же сказал серию! Я в лепешку, можно сказать, разбивалась, ползала на четвереньках, на спине валялась, делая снимки, а ты говоришь, только два? Кофе хоть угостишь?

— Вон стоит, я всего глоток из той чашки отпил.

— А чистой чашки, как всегда, нет?

— Как всегда, нет, ты угадала. Давай я возьму три, но снимки напечатают немного меньшими.

— Э, нет, так не пойдет! Я девкам на подиуме обещала, что их лица будут видны. Они специально два часа красились. А ты хочешь три на четыре напечатать и их этим удовлетворить. Они же нас с тобой разорвут и больше никогда у меня сниматься не станут.

— Ладно, не кипятись. Кстати, вот деньги, — конверт лег рядом с кофром. — Можешь не считать, плачу, как всегда, щедро.

— Сейчас узнаем границы твоей невиданной щедрости, Дмитрий.

Конверт оказался запечатанным. Разрывать его Катерине не хотелось, она помяла конверт пальцами и бросила в кофр.

— Катя, ты так деньгами швыряешься, словно тебе такие пухлые конверты в местах двадцати дают и все в долларах.

— Да у меня таких плательщиков, Дима. смотри, — и Катерина вытащила несколько конвертов, правда, все они оказались разорваны и пусты. — Видишь, сколько?

— Вижу. Ты, наверное, уже два месяца бумаги из кофра не доставала.

— Доставала, — Катя села в кожаное кресло, ужасно неудобное, холодное и жесткое, закинула ногу за ногу. — Может, сигаретой угостишь? Только пепельницу с бычком ко мне не пододвигай и не говори, что сделал из него всего лишь одну затяжку.

— Сигарет у меня, между прочим, в изобилии, а вот кофе больше нет, потому я тебе свой и отдал, от сердца оторвал. Негативы, кстати, где?

— Возьми, — из сумки выпорхнул конверт и лег на стол. — Чем ты тут сегодня занимаешься?

— Ты же видишь, курю, кофе пью, с такими, как ты, разговариваю, торгуюсь.

— Таких, как я, положим, больше нет.

— Это точно, — хмыкнул Дмитрий, — тебя одной на всех хватит в смысле работы и в смысле достачи.

— Что тебе еще надо?

— Ничего не надо. Почему ты спросила, уезжаешь куда-нибудь?

— Можно сказать, улетаю к карабасам-барабасам в камуфляже.

— Ой-ля-ля, — не удержался Дмитрий и схватился руками за голову, — ты что, с ума сошла? Тебе что, здесь работы мало или тебя на солененькое потянуло? Кровушки решила испить?

— Да нет, Дима, на зелененькое. Просто очень выгодный заказ, англичане предложили подскочить в Чечню на недельку. Они все оплачивают — билеты, суточные, командировку. Сказали даже, что взятки шариатским чиновникам и те оплатят.

— Сумасшедшая! Я всегда всем говорил, что Ершова — баба ненормальная, но не до такой же степени! Они же не люди, они звери.

— Брось ты! Нормальные люди, хорошие мужики. У меня, кстати, в Грозном знакомых куча.

— Живых? — саркастически усмехнувшись, спросил Дима.

— Живых, конечно.

— Я не спрашиваю, Катька, сколько тебе денег посулили, но, думаю, не очень много. И надо тебе свою молодую жизнь, свое красивое тело под пули подставлять! Что твой Варлам на это сказал?

— Он ничего не говорит, он не знает. И вообще, ему сейчас не до меня. Коллекцию клепает.

— Что-нибудь хорошее или опять космические мотивы его одолели?

— Нет, с пришельцами покончено. Свозил коллекцию во Францию и пролетел как фанера. Я ему говорила, что после фильма «Армагеддон» лучше с космической темой не высовываться. Какие бы у тебя девки раскрасавицы ни были, лысого Брюса Уиллиса им не переплюнуть. Хотя каталоги моделей одежды получились очень красивые.

— Но каталоги — это же не его заслуга. — Меньшов закурил очередную сигарету. — Если бы не ты, Катя, сидел бы твой Варлам в глубокой заднице, ему даже малиновые пиджаки шить никто не доверил бы. Кстати, поздравляю тебя с присуждением премии.

— Спасибо. Но это не премия, а приз.

— Какая разница?

— Премия подразумевает деньги, а приз — только признание.

— Я-то думал, ты возгордишься и от Варлама уйдешь.

— Ну ладно тебе, Дима, он свое дело знает, а я — свое. Вот и получается у нас симбиоз: он мне — я ему. Так сказать, друг друга продвигаем.

— Взаимно обогащаетесь, — игриво расхохотался Меньшов.

— Вот насчет обогащения — этот номер с Варламом туго проходит. Обогащаться можно с тобой, с англичанами, с немцами, а из него деньги не вытянешь. Он как только заработает, так все за долги отдает или в новую коллекцию вбухивает.

— Так ты точно решила ехать? — сквозь пелену дыма как-то мягко, по-дружески спросил Меньшов.

— Точно, Дима, назад дороги нет. Я уже аванс у англичан взяла.

— Аванс можно вернуть.

— Нет, вернуть нельзя. Деньги — они как песок: сжал в кулаке — высыпался сквозь пальцы, и ничего тут не поделаешь. Работаю, работаю.

— Ты бы лучше, Катя, отдохнуть куда-нибудь съездила на недельку.

— Вот и отдохну в Чечне. Там у них тепло, юг, как-никак, Кавказ, горы.

— К черту горы! Вообще, все это чушь. Прошлый раз ты какую-то дурь придумала, потом месяц лежала больная. Тебе этот репортаж из хосписа нужен был?

— Мне — нет, но заплатили за него получше, чем за девок. И кроме того, я не знаю ни одного солидного журнала, который бы из той серии хоть один снимок не напечатал.

— Да, не знаешь, где себе славу найдешь, а где ее потеряешь.

— Ладно, я побежала, а то меня молодой человек в машине ждет.

— Серьезно, молодой?

— Молодой, молодой, моложе тебя. И, кстати, чисто выбритый.

— Офицер, наверное? — расхохотался Меньшов.

— Нет, не офицер, компьютерщик. Я с ним минут тридцать назад познакомилась, он мне каблук отломал.

— Как? За ноги хватал?

— Очень просто: взял вот так и отломал, — и Катя руками показала, как Илья отламывал каблук.

Только сейчас Меньшов обратил внимание на ее искалеченные туфли:

— Ты что, действительно без каблуков скачешь?

— Действительно.

— Ну, ты даешь! Возьми мои кроссовки.

— Сорок шестого? — расхохоталась Катя.

— Ну, все-таки.

— Нет, спасибо, Дима.

— Хоть позвони.

— Ага, позвони. у тебя всю жизнь занято. Повесишь компьютер на Интернет, и до тебя не дозвониться.

— Ты звони вечером, когда поспокойнее.

— Вечером ты пьяный.

— Зато добрый.

— Мне это до сиреневой звезды. К вечеру, Дима, у тебя всегда денег нет, так что звонить не интересно.

— Да, Катька, к вечеру моя щедрость иссякает. У меня правило: как выпью, ключи от сейфа и машины глотаю, чтобы не было соблазна воспользоваться.

— Пока.

Дима постучал указательным пальцем себя по щеке, предварительно ее надув. Катя подошла и чмокнула приятеля в щеку. Дмитрий обхватил ее за талию и на несколько секунд задержал.

— Когда приеду, чтобы был выбрит.

— Ага, — сказал Меньшов.

— И при деньгах. Я поскакала.

Катя спускалась по ступенькам высокого крыльца. Она была абсолютно уверена, хотя сама не понимала почему, что Илья будет стоять и ждать ее возвращения. Так оно и оказалось. Илья помахал рукой, боясь, что она его не заметит. Только теперь он смог рассмотреть эту женщину как следует, и она ему понравилась, чего с ним не случалось уже давно.

Катерина распоряжалась своим новым знакомым так, словно это был если ее не муж, то, во всяком случае, младший брат. Не сказав ни слова, она села в машину, открыла кофр и вытащила из него конверт. Острым ногтем попыталась подцепить клапан. Но если Меньшов что-то делал, то делал на совесть: шов оказался крепче самой бумаги. Чертыхаясь, она криво оборвала край конверта и тут же испугалась, что случайно прихватила край купюры. «Нет, целы».

Катя заглянула одним глазом вовнутрь конверта, сжав его с краев пальцами. Затем, совсем не стесняясь Ильи, быстро пересчитала деньги. Их оказалось больше, чем она рассчитывала, но меньше, чем договаривались, и ровно за шесть фотографий, без премии за срочность.

— Молодец, Димка! — она сказала это так, будто Илья знал, кто такой этот Димка и почему он платит ей деньги. — Да, молодец, Димка, — повторила она, но уже немного с другой интонацией, словно Меньшов сидел у нее за спиной и мог видеть манипуляции с деньгами. — Живем!

— Куда теперь? — Илья тоже пытался интонацией подыграть ей. Это прозвучало так, будто он приглашал ее в ресторан или на чашечку кофе в небольшой уютный бар.

— По делам, — коротко ответила Ершова, указав большим пальцем поворот направо.

Когда машина тронулась, Катя, мило улыбнувшись, спросила:

— Я, кстати, не поинтересовалась: ты сегодня свободен?

— Машина свободна, куда хотите? Могу отвезти даже за город искупаться.

Катерина передернула плечами. Было прохладно, и одна мысль о речной воде заставила ее поежиться.

— Нет уж. Зато я занята, если мешаю, могу сразу же выйти.

— Куда ты пойдешь без каблуков?

— Я уже привыкла. Ко всему привыкаешь. А у тебя так бывает?

— Бывает. Значит, едем из пункта «А» в пункт «Б», — говорил Илья, выворачивая руль. — И где же этот пункт «Б» расположен?

— Рекламное агентство на улице Чаянова.

— Самое странное, что я знаю, где это.

— Ты же таксист, — Катерина вновь принялась рыться в фотокофре, перебирая конверты — пустые, уже без денег, и те, которые были с фотографиями. Им еще предстояло превратиться в деньги.

На пороге рекламного агентства Катерина невинно улыбнулась:

— Я не задержусь. Во всяком случае, исчезну не больше чем на час.

— Понятно, согласен.

Обернулась Ершова минут за пятнадцать. Она вручила конверт, а человек, отвечавший за фотоматериалы и знавший Катерину уже не первый год, сразу же вручил ей деньги.

— Ну, вот и все, с этими друзьями покончено. Едем дальше.

— В пункт «С»?

Пунктом «С» оказалось еще одно рекламное агентство, размещавшееся на первом этаже жилого дома. Теперь Илья мог видеть свою спутницу с тяжелым кофром, беседующую с женщиной за стеклом огромного, во всю стену, окна.

Катерина вернулась раздосадованной.

— Случился прокол, — сказала она, бросая в сумку конверт.

— Мало заплатили, что ли? — уже на правах человека, сведущего в расценках на профессиональные фотографии, спросил Илья.

— Заплатили за старое, а за новое. у них нет денег. Но пришлось оставить работу. Противно вот что: это агентство из всех, которые мы объехали и из тех, что еще предстоит объехать — самое богатое. А самые богатые, как известно, самые жадные.

— Если ты это знаешь, то к чему обиды?

— Хотелось решить сегодня все дела, получить все причитающиеся мне деньги, раздать долги. Кстати, к этому я еще не приступала.

— И что потом? — поинтересовался Илья.

— Заснуть спокойно. А утром — в аэропорт.

— И куда, если не секрет, на отдых?

— Можно сказать и так. Любая смена обстановки — это отдых. Выбирать не приходится, едешь туда, где платят деньги. И если мне платят их за бородатых мужчин в камуфляже и с автоматами, я буду снимать их.

— В Таджикистан?

— Нет, в Чечню.

Илья присвистнул и покосился на Катерину. Она совсем не походила на женщину, способную существовать в условиях войны. Но не походила лишь на первый взгляд. Теперь, когда Илья узнал ее немного поближе, то понял, что такая способна, если ей это надо, пройти сквозь стену и выжить в вечной мерзлоте, среди айсбергов и льдов. И сумеет это сделать не благодаря своей выносливости, а найдет такого лоха, как он, который сделает за нее половину работы. Будет погонять упряжку собак, а сама, укутавшись в мех и пригрев на животе кофр с аппаратурой, станет нежиться в санях и только покрикивать: «Быстрее, а то медведи уйдут!»

— Много платят за бородатых мужчин?

— Точно не могу сказать, коммерческая тайна, но маленькую тайну выдам: за одного бородатого боевика я получу больше, чем за качка-педераста, напудренного, накрашенного и натертого маслом, словно бройлер, перед тем как его засунут в духовку.

Илья рассмеялся:

— Весело с тобой, интересная у тебя работа.

— Ничего интересного в ней нет. Я бы с большим удовольствием. — и тут Катерина задумалась.

«А в самом деле, чем бы я могла заниматься с большим удовольствием? Нет, работа у меня все-таки что надо. Хочу — работаю, хочу — нет. Где еще такое счастье найдешь?»

По большому счету, ничего в этой жизни, кроме работы, у нее нет. И забери у нее кофр с фотоаппаратурой — она никто, потеряет все. «Не будь со мною кофра, никогда бы я не набралась нахальства сесть в первую попавшуюся машину и колесить в ней по городу. Да и парень, вроде, ничего, этот Илья, смотрит на меня с уважением и пока не пристает с глупостями».

— Илья, сколько тебе лет?

— Совершеннолетний.

— Это я вижу. Мне тридцать. Кстати, это сущая правда, могу и паспорт показать. Я не преуменьшаю и не преувеличиваю.

— Я так и думал, примерно. А мне двадцать семь.

— Ну, вот видишь, ничего у нас с тобой не получится. Ты младше, я старше.

Илья вздохнул и сказал:

— Любви все возрасты покорны.

— Это ты о ком?

— Не о нас же с тобой! Мы с тобой делом занимаемся, ты ездишь по агентствам, по редакциям, а я тебя вожу. Времени на глупости не остается, хотя стоило бы заехать куда-нибудь перекусить.

— Времени нет. Разве что, в «Мак-драйв».

Илья сглотнул слюну. «Макдональдс» он не любил, но проголодался так сильно, что с удовольствием поел бы жареной картошки прямо руками, сидя в машине. Илья уже готов был направиться в ближайший «Макдональдс», но Катерина со свойственной ей деловитостью сказала:

— Есть я не хочу, согласна на кофе.

У Ильи вырвалось:

— Да ты же только что пила кофе!

— Значит, забыла, — с милой непосредственностью сказала женщина и тут же взмахнула рукой. — Но ты же не обижаешься на меня за это? Я вся в делах, занята мыслями о деньгах, фотографиях. У тебя тут перекусить ничего не найдется? — и она положила пальцы на ручку ящичка на приборной панели.

— Есть яблоко и два твоих каблука — пластмасса, обтянутая кожей.

— Каблуки можно есть только на Северном полюсе, а вот яблоко я бы съела. Кстати, от яблок улучшается цвет лица. Какое яблоко съем, такой оттенок лицо и приобретет. У тебя какое?

— Зеленое.

— Значит, будем зелеными, как баксы. Можно, сама достану? — и, не дожидаясь согласия, Катерина распахнула ящичек, и тут же идеальный порядок, царивший там, был нарушен.

Связка ключей спуталась с мотком цветного провода, фонарик чуть не упал на пол. Но цель была достигнута. Катерина завладела яблоком, тщательно протерла его салфеткой, извлеченной из кофра, и затем сладострастно, с хрустом надкусила.

— Вкусно, — немного пожевав, сказала она и протянула водителю. — Кусай, я с тобой поделюсь. Не все же удовольствия одной мне.

— Спасибо, — Илья тоже надкусил яблоко.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись. Улыбки получились по-детски непосредственными. Они так и ели яблоко, кусая по очереди. Огрызок улетел в окошко.

— Ну, а здесь тебя сколько ждать?

— Не знаю пока. Постараюсь побыстрее. Мне уже, честно признаться, надоело ездить по офисам.

— Хорошо, — сказал Илья, — тогда я подскочу в «Макдональдс», слава богу, он недалеко, куплю чего-нибудь поесть.

— Послушай, я тебе дам денег, пока они еще у меня есть, а?

— Не надо, спасибо.

Илья закрыл машину, проверил сигнализацию, и они расстались. Парень заспешил в «Макдональдс», а Катерина отправилась по своим делам.

Через двадцать минут держа в одной руке, как гранату, бутылку коллекционного вина, подаренную ей в редакции, а в другой свой тяжелый кофр, Катя уже спешила к машине.

— Что, начали расплачиваться натурой?

— Это подарок.

— А я принес еды. Может, перекусим?

— Штопор есть?

— Штопор у меня есть, но за рулем пить не могу, никогда себе этого не позволял.

— А знаешь что, Илья, я тебе дарю эту бутылку. Должна же я тебя чем-то отблагодарить, ты же меня целый день возишь, словно мой личный шофер. И до сих пор не возмутился.

— Я возьму эту бутылку, но лишь с тем условием, что выпьем ее вместе.

— Я согласна, но совершим это грехопадение лишь после того, как я вернусь из Чечни. Согласен?

— Конечно!

— Вот у меня и появился, наконец, повод попросить адрес и телефон, — она принялась копаться в сумке. — Ну и хлама же у меня накопилось, надо будет все это выбросить. Нет у меня визитки.

Она взяла визитку Варлама Кириллова и на обратной стороне не очень разборчиво написала свои телефон и адрес.

— На, возьми.

Илья посмотрел и спрятал визитку во внутренний карман куртки.

— Куда теперь?

— Еще два места, тогда я буду свободна.

— Так, может, сегодня выпьем?

— Боюсь, нет, слишком много дел. Необходимо собраться, завтра утром лететь. Надо немного отдохнуть. Я сегодня полночи печатала фотографии и, честно признаться, очень устала.

Они заехали еще в два места. Катя заметно погрустнела:

— Вот тут я могу задержаться надолго.

— Что здесь?

— Про это рассказывать долго и не очень интересно для тебя. Тут у меня бизнес переплетается с личными делами.

Илья не очень понял, что имеет в виду Катерина, и на всякий случай хмыкнул:

— Я подожду немного.

— Лучше не жди.

Катя выскочила из машины и, как и предполагал Илья, послала ему воздушный поцелуй, но короткий, с оглядкой. Забытые пакеты с едой так и остались стоять на заднем сиденье, там же лежала и бутылка с вином.

Илья посидел, взял сигарету, размял ее в пальцах, затем поднес к носу и вдохнул аромат.

— Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец, — и он решительно закурил.

Он скользил взглядом по зеркальным стеклам первого этажа, пока не остановился на латунной сверкающей вывеске, где был изображен замысловатый вензель, а под ним шла строгая надпись «Варлам Кириллов». Такая короткая надпись говорила о том, что Варлама Кириллова и то, чем он занимается, обязаны знать все и сообщать какие-либо подробности об этом великом человеке не имеет смысла.

— Варлам Кириллов. — Илья наморщил лоб.

Ему казалось, что он уже где-то слышал эту фамилию. И тут же вспомнил. Рука его скользнула в карман, и он нащупал плотный картонный прямоугольник с немного изуродованными уголками. Однако визитка ясности не добавила:

«Варлам Кириллов. Факс, телефон, адрес во всемирной компьютерной сети. Москва. Россия».

— Чуть ли не «Москва. Кремль», — грустно усмехнулся Илья.

Он еще раз взглянул на респектабельную вывеску, полюбовался на сверкающие золотом буквы. Затем посмотрел на визитку и аккуратно спрятал ее в портмоне. «Обязательно тебе позвоню, обязательно. А пока подожду с полчаса, может, ты появишься и попросишь еще куда-нибудь свозить».

Илья чувствовал, что готов плюнуть на все свои дела и обязательства и везти эту сумасбродную женщину туда, куда она пожелает. Если скажет ехать в Антарктиду, то он согласится и с этим предложением, лишь попросит заехать к нему домой и взять теплые вещи. Ведь Антарктида — это не Москва, и уютных кафе, где можно посидеть за чашкой кофе и рюмкой коньяку, там днем с огнем не сыщешь.

Илья мечтательно зажмурил глаза и подумал: «А вообще, зачем мне какие-то кафе? На что они там нужны? Я согласился бы с Катей оказаться в палатке. И пусть будет холодно, пусть ветер и снег рвут брезент, я прижал бы эту женщину к себе, обнял бы крепко-крепко, и мне было бы хорошо».