Глава 2
Судияр заметил прямо возле тропки древний, трухлявый пенёк и обрадовался, точно старого знакомого встретил. Уселся, нарочито кряхтя вытянул ноги и облегчённо вздохнул. Тут же спохватился, стащил сапоги с натруженных ног, прелые портянки по траве на просушку раскинул и блаженно пошевелил пальцами. Вот он где, праздник жизни. Эх, нет привычки шагать день-деньской, вот и гудят бедные ноженьки, точно пчелиные улья — нудно, тягуче, бесконечно. А к примеру, топором целый день махать без передыха — это запросто, за милую душу. Вроде, как и не работа даже, а удовольствие. С ходьбой-то не то, не то. Задрал голову, прикинул: солнышко одним краем уже за дальнюю горку зацепилось, ещё чуток и в ущелье скатится. К утру только оттуда выкарабкается, не раньше. И ведь каждый вечер в эту западню попадает, ничему жизнь не учит! По горным склонам багровые реки растеклись — смотреть больно. И по всему выходит, пора перекусить, чем Дух Лесной послал, да и ночлег присматривать.
В кустах неподалёку завозился кто-то невидимый, грузный и неуклюжий; тоже, видать, на боковую устраивается, лежанку обминает и ворчит недовольно. Судияр к интересным кустикам задумчиво присмотрелся. Пора летняя, уж к осени ближе, лесные птицы отъелись, мяска накопили, жирка нагуляли. Если изловчиться — знатный перекус можно сообразить. Представил истекающую жиром птичью тушку над углями, одуряющий запах, золотистую, хрустящую корочку, и поспешно сглотнул набежавшую слюну. Но, с другой стороны, может там вовсе и не птица возится, а позубастее кто-нибудь, да покогтистее. Этак недолго и самому в чей-нибудь перекус превратиться. В лесу зверьё всякое обитает, схарчат, да ещё и добавки попросят. С сожалением покачал головой и полез в суму за вяленым мясом. Совсем не тот праздник, но оно-то уж точно не укусит, разве что колдун какой по злобе заклятье нашлёт.
Ничего из холщового нутра добыть не успел, так и замер, не вытащив руку из сумы и безобразно раззявив рот.
— У-у-у-у-у… — заметался меж деревьев отчаянный, полный боли и страха, вой, и тут же стихли все остальные звуки в округе. Даже хлопотливые птицы в ветвях замолчали и затаились. Хотя, им то, чего бояться? На всякий случай, разве что. Судияр медленно вытащил пустую руку из сумы, рот захлопнул, чтобы не залетел кто-нибудь неприятный, и плавным движением потащил из ременной петли верный топор. Никакой добрый зверь так выть не станет, нечего и сомневаться. Не раз случалось и волчьи песни под луной слышать, так и там не так голоса звучали. Этак-то от смертной тоски разве что взвоешь. Ну, или на помощь звать, от самой отчаянной безнадёги.
Судияр осторожно снялся с пенька, медленно распрямился и поудобнее ухватил топор. Сонливость точно рукой сняло. Какой тут сон, когда зверюга непонятная под самым боком воет? Захочешь, не уснёшь. Надо идти, проверять, что за напасть неподалёку образовалась, а то ведь как бы самому потом не взвыть посреди ночи смертным воем. Бездумно похлопал по заднице ладонью, стряхнул приставшие пеньковы трухлявины, и двинулся в ту сторону, откуда вой прилетел.
Раздвинул увесистый, колючий лапник, глянул и замер, оторопев от страха и удивления. На небольшой полянке, сплошь покрытой толстым слоем зелёного, с проседью, мха обнаружился волк. Да не простой, а матёрый, гигантский волчище, про каких только в сказках доводилось слышать. Одна радость — лежит зверюга неподвижно, лапами по мху не скребёт, голову не поднимает, серый хвост безжизненно в сторону откинул. Из разорванного горла не хлещет уже — медленно стекает на зелёную подстилку густая, почти чёрная кровь; не впитывается, так и лежит, свернувшись в большие, тусклые капли. Судияра посетила мысль, от которой похолодели руки и узлом завязались кишки в пустом брюхе. Кто смог этакого хищника завалить? Это ж какой силой надо обладать, чтобы с такой зверюгой управиться?
— У-у-у-у… — вновь ударил прямо в лицо Судияру знакомый уже вой. Он отпрянул и от неожиданности выпустил из руки здоровенную, хвойную ветку — каковой тут же по лицу и получил. Шлёпнуло знатно, что тем влажным жгутом, каким бабы на речке расшалившуюся ребятню гоняют. Но подумать успел — не получилось бы у волка с разорванной глоткой этак-то голосить. Да и лежит он, не шевелится — наверняка сдох. Кто ж тогда воет?
Судияр осторожно выбрался на полянку, голой ногой мох потрогал — словно кот лапкой воду в луже. Поди знай, что там подо мхом? Уж не трясина ли? Влажно хлюпнуло, но засосать не попыталось. Похоже, просто место сырое, не просыхающее, вот и заросло на болотный манер. Можно идти. Подумалось не к месту, что неплохо было бы за сапогами вернуться, но тут же сам себя одёрнул: ноги-то вытереть недолго, а сапоги промокнут, так поди просуши. Пусть уж там, у пенёчка постоят.
За огромной, неподвижной, волчьей тушей обнаружилось ещё одно серое пятно на зелёной подстилке. Не в пример меньше. Нормального размера волчица с разорванным в клочья боком, косит чёрным, слезящимся глазом и дышит часто, мелко, хрипло. В разинутой пасти видны клыки, сильно красненьким заляпанные, длинный, узкий язык вывалился на мох и лежит, точно чужой. Этой зверюге тоже изрядно досталось, но сразу не издохла, вот и воет теперь, мается. Ну, а как тут не выть, при такой-то волчьей жизни? И кто же это серых так немилосердно потрепал? — с тревогой подумал лесоруб. Чай не щеночки какие, не привычны себя в обиду давать.
Настороженно огляделся, вроде не подкрадывается никто, и влажно пошлёпал к раненой волчице. Та шевельнулась, попыталась подняться, но даже дёрнуться толком не смогла, так и замерла, не отводя от Судияра наполненного мукой взгляда. Вот ведь, подумать только, — подивился лесоруб. Зверюга бессмысленная, а страдает точно человек. Досталось серой, ох досталось. Но теперь хоть подойти безбоязненно можно, не кинется. Просто сил не хватит.
Подсунул под волчицыно тело широкие ладони, поднял без особого усилия. Весу в ней, что в дворовой псине, не особо-то и откормленной. Правда, попыталась цапнуть Судияра за руку, как и велит ей звериное естество, но только беспомощно клацнула зубами, вновь безвольно раскрыла пасть и вывалила сухой, потрескавшийся язык. Точно старую, ветхую тряпку рядом с собой бросила.
— Давай-ка, отнесу тебя, куда подальше, да где посуше, — Судияр подмигнул волчице, и та в ответ прикрыла внимательный, чёрный глаз. — Только ты, серая, не кусайся. Мы с тобой, хоть и не друзья, но и не враги. Нам делить нечего. Помогу, чем смогу, да и дальше пойду.
Вернулся к пеньку, уложил серое, лохматое тело на упругую подстилку из опавшей хвои, присел рядом и сунулся к волчьей морде с баклажкой.
— Сейчас водичкой язык смочим, — пробормотал озабоченно, — а то, как сучок, сухой да треснутый. Того и гляди отломится.
Волчица дёрнула головой, жадно поймала струйку тёплой воды, сглотнула раз, другой… Тут вода и закончилась. Судияр вздохнул, опустил волчью голову на подстилку и зачем-то потряс пустой баклажкой возле уха. По привычке, похоже. Погладил вздрогнувшую волчицу по голове, почесал меж ушей, что того пса, и ободряюще улыбнулся.
— Тут недалеко родничок есть, отсюда слышно, как звенит. Полежи, потерпи, а я сбегаю, ещё воды принесу. Напиться тебе вволю надо, всяко полегче станет.
Волчица с трудом повернула голову так, чтобы смотреть на человека двумя глазами — надоело, видно, одним-то косить. От её осмысленного, внимательного взгляда у Судияра зашевелились волосы на макушке, холодок вдоль хребта ледяной струйкой вниз пополз, и мурашки от него по коже в разные стороны прыснули. Почудился Судияру в волчицыном взгляде немой укор.
— Как человек глядишь, даже жутко сделалось, — доверительно поделился со зверем своими ощущениями Судияр. — Ты уж извини, только лечить тебя нечем. Да и не знаю я, чем вас лечить принято; может и не принято вовсе. Была б ты человеком, я бы знал, что делать: рану промыть, чудодейственной мазью смазать, перевязать — тут бы дело на лад и пошло. А коли ты волчица… Что ж, водой напою, да Лесному Духу помолюсь, авось и не помрёшь. А коли помрёшь — так уже не моя вина. Лежи, я быстренько сбегаю.
Бегать, и верно, долго не пришлось. Звонкоголосый родничок сыскался быстро, совсем неподалёку, и воду из него набирать оказалось сущим удовольствием. Словно специально кто-то приступочку сделал, чтобы с баклажкой удобнее подлазить было. Вернулся к ставшему уже родным пеньку, да тут и замер, ошарашенно хлопая глазами и выронив баклажку. Кабы старательно горлышко не заткнул — вся бы вода на ноги пролилась. Что бегал — всё зря.
На месте израненной, изладившейся подыхать, волчицы обнаружилась обнажённая, смуглая девушка. Лежит на спине, длинные, чёрные волосы вокруг головы, точно лужа разлились, и глядит на Судияра знакомыми, чёрными глазами. А на боку рваная рана…
— Да ты оборотень! — потрясённо выдохнул обомлевший лесоруб. — Волколак! То бишь — волколакша.
Женщина открыла рот, попыталась ответить, но лишь слабо всхлипнула пересохшим горлом. Судияр спохватился, подобрал баклажку, плюхнулся на колени перед лежащей женщиной и осторожно приподнял её голову. В человечьем обличье у волчицы с питьём куда как удачнее сладилось, запас воды, какого Судияру обычно на целый день хватает, выдула одним махом, не отрываясь. Две шустрые струйки скользнули по смуглым щекам и утекли вниз по шее. Облизнула пухлые губы, прищурилась.
— Ну, такую-то сможешь вылечить? — спросила с плохо скрытой надеждой. — Лечи, коль обещал.
В голосе волколакши не нашлось и намёка на недавний, отчаянный вой. Приятный, глубокий, бархатистый голос — зажмуриться и слушать без конца. Про клыки бы ещё забыть…
Судияр хмыкнул, взялся лечить. Дело действительно знакомое, сколь раз приходилось и себе и другим раны перетягивать, кровь унимать. У этой ещё ничего: разодрано знатно, однако кровит едва-едва. А бывают раны, кровища так хлещет, что… Редко кто выживает, отдельные счастливчики. Правда жизнь после этого не шибко счастливая, еле себя таскают, ноги волочат.
Правда, пришлось опять к роднику бежать, воду нести, рану промывать. Вытряхнул из полотенца каравай, и так в суме полежит, не завёрнутый, чистую рану промокнул, мазью обильно смазал, да полотенцем же и прикрыл. Вот и всё лечение, дело нехитрое. А своё лицо после умывания и так высохнет, без полотенца. Не раз проверено.
— Теперь точно не помрёшь, — сказал уверенно. — Молитву Лесному Духу вознести, и можно спать ложиться.
Снял свёрнутую накидку со спины, раскатал, расправил и, не спрашивая разрешения, перенёс на неё обнажённую женщину — только пискнуть и успела.
— Ни к чему бабе, как собаке, на земле валяться, — объяснил обстоятельно. — Хоть она и волколакша.
Женщина фыркнула, но промолчала. Похоже, лежать на мягкой накидке и самой больше понравилось.
— Ну вот, помог, чем смог, — улыбнулся Судияр. — Не зря глотку надрывала, на помощь звала.
— Никого я не звала! — возмущённо вспыхнула волколакша и колдовские, чёрные глаза угрожающе сощурились. — Я с жизнью прощалась.
— Ну ты это брось, — отмахнулся Судияр. — Чтобы с жизнью попрощаться, необязательно на весь лес голосить. Так и скажи, что помереть боялась, надеялась, что на помощь кто прибежит. Что я, не человек, что ли? Неужто не пойму? Сам бы тоже молчать не стал, доведись со смертью в гляделки поиграть. Так бы хайло разинул — вся округа бы сбежалась.
— Скорей уж — разбежалась, — слабо улыбнулась женщина и прикрыла глаза.
— Тоже возможно, — покладисто согласился Судияр. — Ну, глядишь, и смерть вместе со всеми в бега бы пустилась — уже хорошо. Ты глазки-то не закрывай пока, давай хоть познакомимся. Меня Судияром кличут.
— Элора, — нехотя буркнула женщина-оборотень, не открывая глаз.
— Элора, — повторил Судияр и недовольно поморщился. — Сложновато будет, а я человек простой, незамысловатый. Попроще как-нибудь можно тебя звать? Элька там, или Лорка?
— Да ты своё-то имя произнести без запинки не можешь! — негодующе вспыхнула Элора. — Да и то сказать — язык ломать только.
— Так я же мужик, — спокойно растолковал лесоруб. — Меня ласково называть необязательно. А тебя вот как этаким имечком приласкать можно?
— Без ласки проживу, — Элора вновь закрыла глаза, попыталась повернуться на бок, но тут же прикусила губу, сдавленно всхлипнула. Переждала наплыв боли и слабо, вымученно улыбнулась.
— Не судьба пока уснуть, похоже. Ладно, давай поболтаем, коли уж так получилось.
Лукаво прищурилась, оглядела могучего Судияра с ног до головы; отдельно позабавилась босыми ступнями с поджатыми пальцами. Судияр сконфуженно сморщился, глянул на сохнущие портянки и пожал плечами. Не хватало ещё за ради приличия в мокрых портянках спать! Пускай щерится серая, переживу. Вполне приличный вид.
— Ума в тебе, Судияр, что в муравье, — усмехнулась Элора. — Нормальному человеку и в голову не придёт волчицу лечить. Она ведь отлежится, да тебе же в горло и вцепится.
— А топор-то на кой? — простодушно удивился лесоруб. — Попробует вцепиться, так враз отобью желание. С зубами вместе.
— И не лень топором махать? — скривила пухлые губы Элора. — Ведь можно просто мимо пройти.
Судияр взгромоздился на просевший, гнилой пенёк и осуждающе глянул на женщину-волчицу.
— Вцепится она или нет, ещё поди знай. А вот если мимо пройти, так помрёт обязательно. Ну, и кто я буду после этого?
— Дурак, я же сказала, — напомнила Элора. — Впрочем, как и до этого.
Судияр сдержанно хмыкнул. Дурак, значит… С преувеличенным вниманием оглядел Элорину, ладную фигурку, в отдельных местах намеренно взгляд задержал. Проговорил с лёгким укором.
— Ты ведь не животное уже, а баба… почти человек. Не дело человечьей бабе голой обочь дороги валяться, пусть она и волчица наполовину.
Не обращая внимания на потемневшее лицо волколакши вытащил из сумы запасную рубаху, расправил, встряхнул и заботливо укрыл лежащую женщину. Судияровой рубахи аккурат хватило прикрыть Элору от горла до колен.
— Ну вот, — проговорил со значением. — А то прям стыдоба!
— Что-то ты не спешил меня рубахой прикрыть, — язвительно прошипела Элора. — Тоже мне, стыдоба у него!
— Стыдоба у тебя, а мне рану надо было обработать, — взялся за обстоятельное разъяснение Судияр. — Мазью намазать.
— Мазь твоя уже высохла давно! — гневно бросила Элора.
— Вот и славно. Значит рубаха не запачкается. А то ведь ты стирать-то вряд ли согласишься.
— Где это ты видел волчицу за стиркой? — хохотнула волколакша, не удержалась.
— Не видел, — спокойно подтвердил Судияр. — Но и волчицу в рубахе тоже встречать не доводилось.
Помолчали.
Судияр зачем-то потёр нос, на Элору смущённо глянул и застенчиво улыбнулся.
— А вообще ты красивая. У нас в селении девки не такие, другие.
— Чем же другие? — хмыкнула Элора. — Грудь у них не в том месте?
— Скажешь тоже, — смутился Судияр. — Скорее уж у тебя не в том… Ну, когда ты волчица. Просто волос у тебя вон какой жгучий, чернее ночи. А у нас, у всего рода, что у парней, что у девок, волос и не чёрный, и не белый. Посерединке.
— Серый, что ли? — насмешливо уточнила Элора.
— Можно и так сказать, — пожал могучими плечами Судияр. — Но, полагаю, для такого цвета своё название есть. Только я его не знаю.
Элора улыбнулась и глянула на лесоруба чуток благосклоннее.
— Только это отличие?
— Глаза ещё жгучие…
— Всё, всё, остановись, — отмахнулась волколакша. — Пока ещё чего-нибудь жгучего не разглядел.
— Так я разглядел уже, — расквасил лицо в простодушной улыбке Судияр.
— Так я заметила. Вот и волнуюсь.
— Не волнуйся, — успокоил женщину Судияр. — Ничего страшного с тобой не случится. У меня с женщинами как-то не больно удачно складывается. Да и вообще, жизнь что-то не наладится никак.
— Ничего удивительного, — уже без насмешки, вполне серьёзно сказала Элора. — Как жизнь может наладиться, коли ты лихо на загривке таскаешь?
— Что ты такое говоришь? — всполошился Судияр и с опаской облапил крепкую шею широкой ладонью. — Никого у меня там нет.
— Вы, люди, лиха не чуете, а мне её хорошо видно.
— Её? — опешил лесоруб. — Лихо — баба, что ли? Я всегда думал, что лихо — оно.
— Конечно оно, хоть и баба, — усмехнулась Элора. — Костлявая, одноглазая, зыркает так, что даже меня оторопь берёт. Может и к лучшему, что ты её не видишь.
Судияр потёр шею и внимательно оглядел широкую, мозолистую ладонь. Что там увидеть хотел — поди знай. Протянул руку Элоре, точно предлагал и ей поглядеть.
— Так что же мне теперь, вообще счастья в жизни не видать?
— Конечно, — подтвердила та. — Для того лихо на тебе и сидит, чтобы всё хорошее в жизни для себя перехватывать. А что ухватить не сможет — отгонит, чтобы и тебе не досталось.
— А я-то думаю… — огорчённо протянул Судияр и с размаху шлёпнул себя ладонью по шее. Зазвенело знатно.
— Ей наплевать, — сочувствующе сказала Элора. — Этак её не сшибёшь.
— А как? — точно ужаленный подскочил Судияр. — Подскажи!
— Её подарить нужно, вместе с какой-нибудь безделицей. Не первому встречному, конечно, жалко его, первого-то. А вот второму уже можно, чтобы не шарахался без дела, добрым людям на дороге не мешался.
Судияр огорчённо вздохнул, задумался и вдруг звонко хлопнул ладонью о ладонь — так громко, что в ближайших кустах вновь кто-то невидимый заворочался и рассерженно грюкнул.
— А у меня-то эта зараза откуда взялась? — вопросил громогласно. — Это ж, выходит, и мне кто-то…
— Вот именно, — подтвердила Элора. — Вспоминай, кто тебе чего дарил?
— Не твоё дело, — внезапно насупился Судияр, плюхнулся на пенёк и надолго замолчал. Не про всякие подарки рассказывать можно. И не про всякие нужно.
* * *
Судияр проснулся с рассветом, ленивое солнце только-только надумало на небосвод карабкаться и оттого серый, утренний воздух оставался насквозь пропитан влажным, липким туманом. Оказалось, что лесоруб ночью не просто пристроился спать на собственную накидку, но и бесцеремонно потеснил протестующе пискнувшую Элору. Но, право слово, не на земле же спать доброму человеку? Можно и подвинуть кой-кого. Волколакша, впрочем, быстро успокоилась, и всю ночь что-то большое, тёплое и лохматое, грело Судиярову спину. Он блаженно расквасился, спал так, что даже снов не видал, настолько глубоко в сонное царство провалился.
Сел, зевнул — на всю округу челюсти хрустнули. Сам испугался, не сломал ли сдуру? Огляделся. Элора обнаружилась неподалёку, возле маленького, озорного костерка, и тянуло с той стороны изумительным ароматом жареной птицы. Такой, о какой мечталось Судияру намедни: с золотистой, хрустящей корочкой, нежным, сочным мясом и медленно стекающими каплями мутного жира. Мучительно сглотнул и поспешно отправился к костру поближе, пока там без него трапезничать не начали.
— Как спалось? — насмешливо прищурилась Элора и кокетливо поправила сползающую с плеча Судиярову рубаху.
— Лучше, чем дома, — признался лесоруб и поглядел на новую знакомую с одобрением.
— Ну, ещё бы, — фыркнула та. — Не каждую ночь волчица человеку спину греет. И не каждому.
— Ценю, — кивнул Судияр и вновь едва не подавился наполнившей рот слюной. — Кого нынче харчить будем?
— Глухаря, — коротко бросила Элора и поправила грузную, птичью тушку на оструганной палке над костром. — Вон в тех кустах сидел. Там я его на рассвете и прихватила. А ножичек и огниво у тебя взяла.
— Цены тебе нет, волчица, — задумчиво проговорил Судияр. — Ночью от тебя тепло, днём сытно. А ведь только вчера вечером помирать собиралась, с жизнью прощалась.
Усмехнулся и слегка толкнул женщину плечом — едва в костёр не улетела.
— Чего это ты обо мне заботиться взялась? Ты ж нечистая сила, людям вредить должна.
— Настроения сегодня нет, — отмахнулась Элора. — Но если хочешь…
— Не хочу, — поспешно заверил Судияр. — Я есть хочу.
— А вот с этим придётся обождать, — с лёгким сожалением протянула Элора. — Нам с тобой этим утром обязательно в одно место надо поспеть. Ни днём ни ночью туда попасть невозможно, только утром, в нужное время. Там и перекусим.
— Что за место? — насторожился Судияр и глянул на Элору с опаской.
— Хорошее место, — заверила та. — Тебе понравится.
Идти, к счастью, пришлось недолго. Не успел Судияр от голодных спазмов как следует пострадать — открылся меж деревьев отвесный, скальный срез, располовиненный сверху донизу длинной, изогнутой трещиной. У земли она расползлась настолько, что даже немаленький Судияр, лишь слегка ужавшись в плечах, смог протиснуться в душное, сумрачное нутро пещеры.
— Сейчас застряну, — тем не менее честно предупредил идущую впереди Элору, но та легкомысленно отмахнулась.
— Ерунда. Сейчас как раз посвободнее станет.
И верно. Не сделав и десятка шагов, Судияр неожиданно вывалился в просторную пещеру и первым делом оглушительно чихнул. В воздух поднялось целое облако густой, сероватой пыли, облепило со всех сторон, задушить попыталось.
— Поосторожнее, — недовольно бросила волколакша и совершенно по-волчьи сморщила маленький, аккуратный носик. — Здесь везде пыль да паутина, но если не тревожить, то ничего страшного. Так что потерпи, не чихай пока, а то вообще дышать нечем станет.
— Попробую, — неуверенно пробормотал Судияр. Ну, а какая тут может быть уверенность? Чем больше пыли, тем больше чихаешь; чем больше чихаешь — тем больше пыли. Не иначе какой-то злой колдун накуролесил, над добрыми людьми поиздевался. Хотя… Добрый человек в такое место и не полезет, разве что следом за волчицей какой-нибудь. Так этого человека добрым назвать ещё можно, а вот умным уже вряд ли. Аккуратно протёр запорошенные пылью глаза и огляделся.
С потолка пещеры падает толстый, световой столб, упирается в каменное крошево на полу и худо-бедно освещает пещерное нутро. Дыра в потолке совсем небольшая и подумалось Судияру, что доведись ему по вершине этой горы прогуливаться, так, пожалуй и не заметил бы. Разве что провалиться в эту дыру сослепу — одной ногой, больше не влезет. На всю пещеру освещения не достало, лишь на центральную часть, а стены стыдливо прячутся в таинственном полумраке и остаётся лишь гадать, далеко ли до них, и нет ли и там какого прохода. Мелкие пылинки водят бесконечные хороводы в столбе света и кажется, что это живые узоры украшают колонну, подпирающую пещерный свод.
Справа от светлого пятна на полу обнаружилась груда беспорядочно сваленного оружия: ножи, мечи, короткие копья, луки, колчаны со стрелами… Судияр подошёл поближе, толкнул носком сапога подвернувшийся под ноги колчан. Ничего, не рассыпался. Наконечники стрел хоть и потемнели едва ли не до черноты, но выглядят сносно, ржавчины не видать. Да и откуда ей взяться, в сухой-то пещере? Остальное оружие тоже в исправности, хватай да головы руби, коли силы девать некуда. Судияр поморщился. Рубить только деревья охота есть, да и то не все, по надобности. Наклонился, ухватил за рукоятку тяжёлый, тускло блеснувший клинком меч и поднёс оружие поближе к глазам. Поначалу сам себе не поверил, повертел в руках, затем легонько стукнул клинком о валявшийся под ногами камень. Звякнуло глухо и как-то даже влажно, и на заточенном жале образовалась изрядная вмятина. Судияр презрительно фыркнул, сморщился.
— Сырое железо-то! С виду справное оружие, а на деле… Супротив моего топора, к примеру, игрушка никчёмная.
— Мечом не обязательно рубить, — рассудила Элора. — Если ткнуть от души, то дыра немаленькая получится.
— Мне это ни к чему, — отмахнулся Судияр и небрежно бросил меч в кучу оружия. — А там у нас что?
А там, чуть подальше от центра пещеры щедро навалена целая куча разного барахла: штаны, рубахи, сапоги… Вперемешку: роскошные, может быть даже, княжеские одёжы, а рядом — простенькие, мужицкие. Похоже, свалено в спешке, думали позже перебрать, да не сложилось видно, позже-то. Так и осталась разномастная одёжка в одной куче валяться. Элора присмотрелась, цепко ухватила за край одну тряпку и выволокла на пыльный свет простенькое, серое платье. Грубого полотна, без вычурных украшений, но с виду крепкое, ладное. Прикинула на себя, одобрительно кивнула.
— Вот! Сапожки к нему подобрать и совсем человеком буду выглядеть.
— Зачем тебе в лесу платье? — удивился Судияр. — Пригляди что-нибудь поудобнее: штаны, рубаху… Подолом-то все коряги соберёшь.
— Из платья выпрыгивать легче, — деловито пояснила Элора, глянула на расплывшееся в улыбке простодушное лицо Судияра и построжела, посуровела. Уточнила поспешно.
— Ну, коли надо будет быстро в волчицу обернуться. А ты что подумал?
— Да я и не умею, думать-то, — привычно оправдался Судияр, но хохотнул многозначительно. — Представил просто.
— Зря! — решительно отрезала Элора, но тут же смягчилась и слегка шевельнула уголками пухлых губ. — Или не зря. Поглядим.
— Лучше поедим, — напомнил Судияр. — А уж потом поглядим.
— И то дело, — покладисто согласилась Элора, похоже и сама была не прочь перекусить. Выволокла с самого низа платяной горы здоровенную, чёрную шкуру неведомого зверя и осторожно, чтобы не вспугнуть лёгкую на подъём пыль, расстелила к свету поближе. Получилось уютненько. Чинно уселись возле блюда из какого-то светлого металла, Элора его тряпицей обмахнула и в два счёта раздёргала ароматную, глухариную тушку на мелкие кусочки. Судияр тоже времени терять не стал, выложил каравай и луковицу. Варёные яйца решил на ужин приберечь, и без них трапеза хороша: жирная, сытная, вкусная. Пускай до вечера полежат, поди знай, как там с ужином сладится? Отломил добрый кус каравая, ухватил жареное бёдрышко и зубы в сочную мякоть запустил.
— М-м-м… — промычал восторженно, прожевал и проглотил чудную пищу в один момент. — Не поленюсь повторить — цены тебе нет, волчица.
— Это да, — скромно потупилась Элора.
Тоже времени терять не стала, с волчьим аппетитом набросилась на еду. Блюдо опустело до обидного быстро, что Судияр отметил грустным вздохом.
— Я бы ещё столько же съел. Но, чего уж Лесного Духа гневить, хорошо отобедали. Вкусно и сытно. Хоть и рановато ещё для обеда.
— Обед всегда ко времени, даже и посреди ночи.
Элора с сожалением посмотрела на многочисленные косточки, но в человеческом обличье глодать их постеснялась, отодвинула блюдо в сторону. Да и не человеческими зубками кости-то размалывать. Судияр, по послеобеденному обыкновению, устроился поудобнее, вольготно развалился на мягкой, тёплой шкуре и погладил заткнувшийся наконец-то живот.
— Ну давай, — разрешил благосклонно. — Рассказывай, что это за пещерка и какое ты к ней отношение имеешь? Что-то не верится мне, что это ты барахла сюда натаскала.
— Была нужда, — лениво отмахнулась волколакша и без стеснения завалилась на шкуру рядом с лесорубом. — Разбойники в этих местах промышляли, добычу сюда складывали. Их логово.
— Негусто у них добычи накопилось, — заметил Судияр.
— Так и места тут небогатые, — усмехнулась Элора. — Что с вас взять, с лесорубов? Вам же обычный топор дороже целой кучи монет.
— Монеты быстро заканчиваются, — здраво рассудил Судияр. — А с топором с голоду не помрёшь, на кусок хлеба завсегда заработаешь. И на пару ложек каши в придачу.
— Так ведь коли монеты есть, то и работать незачем.
— Ага. И как только работать отвыкнешь — тут и монеты закончатся. Лучше уж не отвыкать.
— Тебе виднее, — мудро свернула разговор Элора. — Мне-то и вовсе ни к чему: ни монеты, ни работа.
— И то верно, — согласился Судияр. — А почему ты сказала, что в эту пещеру только утром войти можно? Вроде, обычная пещера, хоть день и ночь туда-сюда ходи.
— Пещера-то обычная, а вот главарь у разбойников был необычный. Кое-что в волшбе понимал, и, насколько сумел, своё логово от чужаков защитил. Наложил заклятье, чтобы вход в пещеру открывался только на рассвете, с первыми лучами солнца. А в остальное время не то, что пещеру — трещинку в стене не сыщешь.
— А если утро не солнечное?
— Значит, не повезло, — пожала плечами Элора.
— Чего ж так? — сыто подивился Судияр. — Придумал бы слово какое, чтобы оно вход в пещеру открывало. А так, вон как вышло: заприметила волчица как в пещеру попасть и ну шастать. Ещё и водит с собой кого ни попадя.
— Старый уже был, главарь-то, — усмехнулась волколакша. — Наверно боялся, что забудет заветное слово и вовсе в свою пещеру не попадёт.
Судияр зевнул, прикрыл глаза, но тут же напрягся и едва не вскочил с уютной шкуры.
— Постой-ка! А чего ж мы тут развалились тогда? Разбойников дожидаемся?
— Угомонись, — посоветовала Элора и похлопала смуглой ладошкой по Судиярову плечу. — Главарь уж помер давно, а разбойники разбежались, кто куда. По большей части и вовсе без голов остались. Княжеская дружина не только на пирах лавки задами полирует, бывает и мышей ловит тоже.
Глянула на Судияра лукаво и тут же отвела глаза в сторону.
— Да и некуда нам с тобой теперь спешить. Я же сказала — с первыми лучами солнца пещера отворяется, но ненадолго. Теперь до следующего утра ждать придётся.
— Вот оно как, — вздохнул Судияр, не очень-то, впрочем, огорчённо. — А я ведь подозревал что-то этакое. Не может нечистая сила без какой-нибудь каверзы обойтись. Не бывает так.
Отчего-то улетучилась послеобеденная нега. Судияр уселся на шкуре и покачал головой.
— Значит, теперь у нас времени на разговоры хоть отбавляй. А расскажи-ка мне, душа-волчица, что за страшный зверь твоему серому дружку глотку порвал? Дружок-то у тебя был тем ещё зверюгой, представить страшно, с таким схлестнуться. Да и тебе досталось неслабо. Что за существо такое, что не убоялось на двух волков напасть?
Элора поджала губы, помолчала и царапнула Судияра внимательным взглядом.
— Точно хочешь знать?
— Хотелось бы, — протянул тот. — Я ж лесной житель, а по лесу, оказывается, какой-то неведомый зверь бродит. Уж будь ласкова, расскажи.
Элора скривила губы, уселась рядом с лесорубом, задумалась, точно с мыслями собиралась, и наконец решительно махнула рукой.
— Ну, как знаешь. Кое-что лучше и не знать, но уж коли сам просишь… Никакой он мне не дружок, волчара этот. Я его сама в первый раз увидела. Взбрело ему в серую башку, что я должна стать его волчицей, а я что-то не возгорелась желанием. Огрызнулась, ну и получила. Как жива осталась — поди знай.
— А дальше? — подтолкнул Судияр замолчавшую волколакшу. — С тобой понятно, а его-то кто загрыз?
— Я, — призналась Элора и опустила голову. Густые, чёрные пряди тут же свесились на лицо и надёжно укрыли хозяйку от чужих глаз.
— Он подумал, что я уже не опасна, подошёл вплотную, морду поближе сунул… Тут я ему в глотку-то и вцепилась. Это его единственное слабое место, и вякнуть не успел.
Судияр с опаской покосился на Элору и слегка отодвинулся. Заметила, грустно улыбнулась.
— Я может когда сказал что-нибудь не так — так ты уж зла не держи, — проговорил лесоруб мягко, увещевающе. — Не забывай, что я небольшого ума человек.
— Брось глупости говорить, — фыркнула Элора. — Хотела бы загрызть, так от тебя к нынешнему рассвету и костей бы не осталось. Так нет ведь: всю ночь грела, комаров хвостом отгоняла, с утра пораньше еду готовила…
Улыбнулась и вновь посерьёзнела.
— Ты лучше завтра сходи на ту полянку, да с волка шкуру сними. Твоим топором авось и получится, особенно если не где попало резать, а вдоль брюха. Ну, да я подскажу. Из той шкуры волчовку пошьёшь — ни ножом, ни мечом, ни стрелой проткнуть не получится. Надёжный доспех. Не задаром, конечно, придётся раскошелиться за пошив, но об этом не печалься. Есть в пещере и монеты, потом покажу, где лежат.
— Да как же из неё что-то пошить получится? — удивился Судияр. — Коли не проткнёшь её ничем?
— Есть мастера, — заверила Элора. — Даже знаю, где живут. Завтра первым делом туда и пойдём.
— В каком смысле — пойдём? — встрепенулся Судияр и с интересом поглядел на Элору. — Ты со мной, что ли, идти собралась?
— Куда ж тебя одного отпускать? — с притворным прискорбием вздохнула волколакша. — Ты ведь, при таком-то уме, и до края леса живым не доберёшься.
— Кто бы говорил! — возмутился Судияр. — Кабы не я, так вчера бы ещё померла.
— Вот именно, — покачала головой Элора. — Померла бы и не мучилась. А теперь, из-за твоей бескрайней доброты, неведомо сколько ещё страдать придётся. Да и должна я тебе, вроде как, за спасённую-то жизнь.
Судияр насупился, хмыкнул.
— Нужны мне такие долги… Коли я тебе в тягость, так и ступай своей дорогой. Я тебе зла не желаю.
— Вот и я тебе зла не желаю, — заверила волколакша. — Потому с тобой и пойду.
— А не страшно?
— Да ты с виду не шибко страшный.
— То есть — красивый? — гордо приосанился Судияр.
— Уж конечно! — обидно фыркнула Элора. — То есть — бояться тебя не стоит.
— Вот и люди пускай так же думают, — рассудительно заключил Судияр, и не подумал обидеться. — А в случае чего испугаться уже и не успеют. Кстати. Ты чего, лохматая, тому волчаре во взаимности отказала? Зверь-то не бросовый. А уж по вашим, волчьим меркам, вообще красавец.
— Он у меня разрешения забыл спросить, — глухо пробормотала та.
— Я у тебя тоже ни о чём не спрашивал, — опасливо напомнил Судияр и на всякий случай отодвинулся ещё немного.
— А ты спроси! — с напором ответила Элора и разгневанно откинула волосы с лица. — Что тебя, как маленького, всё за ручку водить приходится?
— Чего-то я опасаюсь, — честно признался Судияр. — Вдруг согласишься, а в самый интересный момент обратно в волчицу обернёшься? Я потом всю оставшуюся жизнь к девкам и близко не подойду. Если вообще не скукожусь в тот же момент.
Глянул в чёрные, колдовские глаза Элоры, прижал руки к груди, заверил горячо.
— Нет, девкой-то ты мне очень даже нравишься! Да и кому такая не понравится? А вот когда серая, да с клыками… Волнуюсь я чего-то.
— Это хорошо, — загадочно улыбнулась Элора и одним ловким движением подвинулась к Судияру вплотную, прижалась всем телом к его крепкому боку. — Женщина должна мужчину волновать, ей от этого на душе теплее становится. Пусть она и волчица наполовину.
