Историческая память кубанского казачества. Попытки осмысления трудных (спорных) вопросов

Андрей Викторович Дюкарев, 2020

Сборник посвящен рассмотрению ряда дискуссионных вопросов как в истории кубанского казачества, так и имеющих отношение к его современному социокультурному развитию. Автор обращался к размышлению над означенными сюжетами в ходе своих исследований на протяжении 2000-2020-х гг., результаты которых были представлены на научных площадках Краснодара, Ростова-на-Дону, Москвы. Отечественная историческая наука и изменение общественного сознания высветили проблемные и не всегда удобные события и процессы в историческом развитии кубанского казачества, которые влияют на его современный облик и возможный вектор в будущем. Поэтому автор считает, что необходимо эти вопросы озвучивать и делать предметом открытого честного диалога, а не задвигать за полог забвения.

2. Коллаборационизм и кубанское казачество

2.1. Гражданская война на Юге России 1917-1922 гг. как первопричина казачьего коллаборационизма

В современной отечественной историографии проблема коллаборационизма, в том числе и казачьего, проработана достаточно хорошо. Поэтому, не останавливаясь на обзоре, подчеркнем, что наш выбор темы обусловлен продолжающимся осмыслением российским обществом Революции и Гражданской войны 1917-1922 гг. События столетней давности привели к кардинальным, а в некоторых случаях к необратимым изменениям отечественного общества и государственности. Кроме того, событие, которое предложено называть «Великой российской революцией», предопределило практически весь комплекс социальных, политических, культурных и экономических событий ХХ века в России.

Одной из актуальных проблем, вобравшей в себя этические, социальные и правовые аспекты, является коллаборационизм советских граждан в период Великой Отечественной войны, который «…представляет собой многообразный и частично противоречивый феномен»^[22].

При этом коллаборационистами в одинаковой степени считают как граждан СССР, так и эмигрантов Белых армий, проигравших в Гражданской войне. Интерес вызывает вопрос, какова же была доля казаков в коллаборационистском движении. По мнению Е.Ф. Кринко, наиболее вероятным представляется определение общей численности казачьих частей, воевавших на стороне противника в годы Великой Отечественной войны, в 70-80 тысяч человек, а доли потомственных казаков в них примерно в 50 тысяч человек^[23]. В рамках этих цифровых показателей надо учитывать, что только 1430 казаков из состава Казачьего Стана, выданных советским властям в г. Лиенце, принадлежало к эмигрантам первой волны^[24].

Безотносительно к процентному соотношению казаков-эмигрантов и советских казаков, вовлеченных в коллаборационизм, все они в большинстве своем отталкивались от конфликта скрытого или явного с Советской властью. Это положение обозначено и доказано в диссертационном исследовании О.В. Ратушняка: «Коллаборационизм казаков был обусловлен в первую очередь обидами на советскую власть и проводимые ею репрессии казачества, а также боязнью новой волны репрессий после окончания Второй мировой войны»^[25].

В масштабе исторического процесса, именно Революция 1917 года и последовавшая Гражданская война явились первопричиной казачьего коллаборационизма, который отсрочено во времени, проявит себя в 1941-1945 гг. Такового же мнения придерживается и видный исследователь отечественного коллаборационизма С.И. Дробязко, отмечая, что «…советский коллаборационизм представлял собой весьма сложное и неоднородное явление. Однако не подлежит сомнению, что его истоки восходят к событиям 20-летней давности — революции и Гражданской войне в России 1917-1922 гг.»^[26].

Коллаборационизм как комплексное явление, наиболее масштабно проявился в ХХ веке. Но для России с ее патриотической морально-этической матрицей, не допускающей никакого взаимодействия с врагом, в соответствии с ментальностью русского народа — это чревато своеобразным когнитивным диссонансом.

С одной стороны, закрепившаяся на генном уровне невозможность союза с любым внешним противником и безоговорочное социальное осуждение отступников, пошедших на такой шаг. С другой стороны, социальный катаклизм 1917-1922 гг. привел не только к изменению вектора развития России, но и к сбою и уничтожению этических программ, определяющих целостность российского социума. Сила ненависти и не прощения к политическим оппонентам и представителям новой социальной формации в лице активных представителей советской власти была столь велика, что пересиливала все старые морально-нравственные императивы.

На первоначальном этапе Гражданской войны основная масса казачества старалась соблюсти нейтралитет, не оказывая явной поддержки ни одной из сторон политического противостояния.

Однако, после первых декретов Советской власти, земельного передела в пользу иногородних, принудительной реквизиции продовольствия, позиция основной середняцкой части казачества претерпела изменения, и неумолимый маховик революционного противостояния разбросал представителей кубанского казачества по разные стороны баррикад разгоравшейся Гражданской войны.

Гражданская война в любом государстве сопровождается кровавыми, жестокими эпизодами, не стало исключением и последовавшее военно-политическое противостояние в России в 1917-1922 гг. Безжалостность и неоправданная жестокость свойственна была всем участникам революционного буйства, невзирая на цветовую окраску и политические пристрастия.

Что же касается казачества Юга России, то традиционно в постсоветский период принято считать, что в большей степени оно пострадало от «красного» террора^[27], хотя в истории имеются и факты «белого» притеснения казачества, наиболее одиозным является так называемое «кубанское действо»^[28].

Кровь и жизни безвинно и беззаконно убитых пролегли между южнорусским казачеством и Советской властью впервые же дни гражданского противостояния в 1918 году^[29], все больше увеличивая между ними пропасть в ходе Гражданской войны.

Казачество Юга России, являясь мобилизационной основой «белых» Вооруженных Сил Юга России, и находясь в глубоком социально-экономическом конфликте с иногородним и инородческим населением, подверглось целенаправленным репрессиям и после завершения Гражданской войны со стороны Советской власти.

Как отмечает И.Г. Иванцов, своеобразное «закручивание гаек» на Кубани началось уже осенью 1920 года, что выражалось в целом комплексе разнообразных мероприятий: «…установлена государственная монополия на распределение продуктов питания, введен строгий запрет на свободную торговлю хлебом, мясом, салом, сметаной и другими сельскохозяйственными продуктами. Началось изъятие старых денежных знаков. Были национализированы частные (даже мелкие) промышленные предприятия… конфисковывалось имущество и жилье зажиточных граждан, людей подвергали аресту, высылке в концлагеря»^[30]. На протяжении 1920 — начала 1930-х гг. Советская власть последовательно проводила в отношении казачества Юга России различные формы репрессивного воздействия: раскулачивание, расказачивание, выселение, насильственная коллективизация, принудительные хлебозаготовки, политика «черных досок» и как следствие голод 1932-1933 гг. ^[31]

Как и по всей стране, в 1930-е гг. по традиционным казачьим территориям прокатилась волна «большого террора». На примере Кубани, С.А. Кропачев показывает картину абсурдности и безжалостности карательной машины Советской власти, «раскрывающей» мнимые заговоры и несуществующие контрреволюционные организации среди казачества Юга России^[32].

Но сухая статистика не может передать трагедии отдельного человека, в то время как нет ничего более ценного, чем жизнь человека, его чувства, его устремления, жизненный опыт и память, которые он стремится передать следующим поколениям. Один из многих, прошедших через расказачивание — казак станицы Неберджаевской Рудик Василий Федосеевич, 05.08.1895 года рождения. Участник Первой мировой, на Кавказском фронте воевал в составе 3 Таманского полка, за тем, с августа 1916 года в составе 15 Кубанского пластунского батальона. Состоял в Конвое Командующего 2 Кавказским кавалерийским корпусом генерал-лейтенанта Ф.Г. Чернозубова. Приказом по ККВ № 323 от 20 мая 1916 года награжден Георгиевской Медалью 4 ст. за № 532975 «за блистательный подвиг, мужество и храбрость проявленные в бою 30.09.1915 г. с турками. Приказ по Азербайджано-Ванскому отряду, декабрь 1915 г.»

В Гражданской войне принял участие с первых дней, с декабря 1917 года, являясь добровольцем Особого (Улагаевского) Кубанского пластунского батальона.

Несмотря на то, что по справке сельсовета являлся «середняком», Василий Федосеевич Рудик в 1920-х годах был лишен избирательных прав, всё имущество его семьи было реквизировано, сам он неоднократно арестовывался. Репрессии коснулись и многочисленных родственников. Дядя по жене Гронь Гавриил — бывший атаман станицы Неберджаевской, в 1930 году «изъят» органами ОГПУ, дядя Гронь Макар «изъят» органами НКВД, мать жены Гронь Анна осуждена на 10 лет, братья жены осуждены, дядя Павлоградский Кузьма «изъят» органами ОГПУ.

Сам Рудик Василий Федосеевич последний раз был арестован 20 января 1941 года по обвинению в участии в белоказачьей организации. Погиб в местах заключения^[33]. Вот так формировались отношения на протяжении 1920-1930-х гг. между защитниками и землепашцами из казачьих родов Юга России и Советской властью.

Эхо Гражданской войны 1917–1922 гг. вернется через два десятилетия, обернувшись язвой казачьего коллаборационизма в период Второй мировой войны. Среди множества причин такого сложного явления, как отечественный коллаборационизм, будут ярко выделяться две: идейно-политическая непримиримость с Советской властью проигравших в Гражданской войне и оказавшихся в эмиграции казаков, и желание предъявить свой счет к Советской власти тех, кто пострадал от нее в период 1920-1930-х годах. Обе указанные причины участия казачества Юга России в коллаборационистком процессе, помимо объективных исторических факторов, основываются еще и на эмоционально-чувственной сфере. В данном случае на исторический процесс оказывали влияние социально-психологические механизмы трансформации казачества из жертвы Советской власти в участника противостояния этой власти.

2.2. Интерпретация деятельности атамана В.Г. Науменко как отражение проблемы рассмотрения казачьего коллаборационизма в отечественной историографии

Научные исследования, рассматривающие факты сотрудничества советских граждан с гражданской и военной администрацией нацисткой Германии в 1941-1945 гг. продолжают быть в фокусе внимания, как профессиональных историков, так и общественности, но это не снимает с повестки дня наличие вопросов без ответов и наличие общественной напряженности^[34].

В полной мере это относится и к проблематике казачьего коллаборационизма. Вопросы, связанные с интерпретацией деятельности Войскового атамана кубанского казачьего войска в зарубежье В.Г. Науменко в период Второй мировой войны характеризуют сложившуюся непростую ситуацию, связанную с отображением казачьего коллаборационизма в отечественной историографии на современном этапе^[35].

За последние четверть века (1991-2016 гг.) исследователи казачьей истории неоднократно рассматривали в своих работах личность и многогранную деятельность атамана В.Г. Науменко, при этом избегая давать оценку его деятельности в период Второй мировой войны. На наш взгляд такая позиция объясняется несколькими причинами.

Во-первых, определенной идеализацией В.Г. Науменко и всего что связано с историей казачества в эмиграции и жизни за «железным занавесом».

Во-вторых, наличием планов и желанием политического руководства Краснодарского края и Кубанского казачьего войска вернуть казачьи регалии из США на Кубань.

В-третьих, нежеланием или неготовностью историков давать оценку морально-нравственным аспектам деятельности самого В.Г. Науменко, его ближайших соратников и казачества в целом связанной с проявлениями коллаборационизма.

На данный момент выявлены факты сотрудничества атамана В.Г. Науменко с представителями немецкого военного командования и оккупационных властей в годы Великой Отечественной войны, что негативно влияет на оценку его как личности и общественно-политического деятеля российской эмиграции.

Не только атаман В.Г. Науменко, но и многие казаки-эмигранты, а также советские граждане казачьих территорий, незаслуженно обиженные и наказанные Советской власть стали сотрудничать с властями нацисткой Германии. В дальнейшем это станет трагедией для отдельных личностей, казачьих семей, общества в целом, ибо «…Подобная позиция, несмотря на порой значимые причины, объективно и в исторической перспективе была направлена против собственной родины, собственного народа…»^[36].

Для более четкого понимания проблемы казачьего коллаборационизма в событиях Второй мировой войны необходимо внести ясность в три вопроса: 1) причины и истоки казачьего коллаборационизма; 2) интерпретация и оценка явления коллаборационизма обществом, властью, законом; 3) наличие правовой основы для преследования и обвинения казаков в коллаборационизме.

Среди исследователей до сих пор идет дискуссия о причинах и характере отечественного коллаборационизма в годы Великой Отечественной войны, в том числе и казачьего^[37].

Определенным объяснением, что толкнуло ярких представителей российской эмиграции, проливающих кровь за Россию на фронтах Первой мировой войны, искренне любящих свою Родину, на сотрудничество с ее агрессором, может служить позиция, которую высказал С.И. Линец «…что в период Великой Отечественной войны была продолжена гражданская война между сторонниками советского режима и его противниками»^[38].

Именно этот, не решенный в 1917-1920 гг., спор сделал из некогда искренних патриотов России ярых помощников внешнего врага — «…нельзя не согласиться и с тем, что наиболее последовательным и активным союзником немцев в борьбе со сталинским режимом были сравнительно немногочисленные представители эмиграции, являвшиеся участниками гражданской войны и сохранившие ненависть к большевикам, вынудившим их покинуть родину и страдать на чужбине. Это были идейные борцы с большевизмом, готовые на все ради свержения советской власти»^[39].

Помимо политических противников, не забывших свое поражение в гражданской войне, в рядах коллаборационистов оказались репрессированные и незаслуженно обиженные Советской властью граждане, в том числе и казаки. Соответственно, одной из причин проявления казачьего коллаборационизма, можно считать бескомпромиссную, репрессивную политику Советской власти в отношении вчерашних политических оппонентов и собственного народа.

Что касается вопроса оценки казачьего коллаборационизма, то на примере атамана В.Г. Науменко мы видим, что здесь не все так просто. За прошедшие четверть века отношение политической власти в лице губернаторов Н.И. Кондратенко и А.Н. Ткачева к атаману В.Г. Науменко было лояльным, если не сказать теплым. Не в последнюю очередь, очевидно, это было связано с перспективой возвращения на Кубань сохраненных В.Г. Науменко войсковых регалий. Таким образом, можно сделать вывод, что у современной политической власти претензий к В.Г. Науменко не было.

По поводу правовой оценки деятельности В.Г. Науменко в период Второй мировой войны можно отметить следующее. Еще в период Великой Отечественной войны были разработаны нормативно-правовые документы для уголовного преследования пособников врага, и предусматривающие конкретные нормы уголовного наказания. Однако они касались советских граждан, перешедших на службу к оккупантам, в то время как представители белоэмиграции гражданами Советского Союза не были.

Как известно, ближайшие соратники В.Г. Науменко по Гражданской войне и эмиграции, Краснов, Шкуро, Султан-Клыч Гирей предстали перед советским военным трибуналом и были казнены в 1947 году.

Оказавшись после войны в американской зоне оккупации бывшей Германии, В.Г. Науменко до 1949 года находился в лагере для перемещенных лиц. Проводимое американскими органами правосудия следствие не выявило в действиях атамана В.Г. Науменко в период второй мировой войны фактов военных преступлений. Такое объяснение нас мало устроит, так как мы знаем примеры, когда наши бывшие союзники США покрывали, оправдывали и давали приют военным преступникам гитлеровской Германии.

Поэтому мы обратимся к позиции отечественного правосудия. Из официального ответа Главной военной прокуратуры Российской Федерации значится: «…Установлено, что в органах военной прокуратуры сведений о службе Науменко В.Г. в войсках СС, совершении им насильственных действий в отношении гражданского населения и военнопленных, его пособничестве изменникам Родины и фашистским оккупантам во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. не имеется.

Документальных данных о совершении Науменко В.Г. во время Второй мировой войны каких-либо деяний, уголовная ответственность за которые установлена Уставом Международного Военного Трибунала (преступления против мира, военные преступления и преступления против человечества), не выявлено.

Науменко В.Г. с 1920 года в России не проживал и гражданином СССР не был, поэтому он не мог являться субъектом преступлений, предусматривающих уголовную ответственность за совершение государственных (контрреволюционных) преступлений, в том числе за измену Родине (в редакции главы первой Положения о преступлениях государственных от 25 февраля 1927 г.).

По материалам уголовного дела в отношении Шкуро А.Г., Краснова П.Н., и других, признанных определением Военной коллегией Верховного Суда Российской Федерации от 25 декабря 1997 года не подлежащим реабилитации, Науменко В.Г. также не проходит»^[40].

Таким образом, де-юре, со стороны закона к Войсковому атаману Кубанского казачьего войска в Зарубежье Вячеславу Григорьевичу Науменко претензий нет.

Общественная оценка казачьему коллаборационизму на примере отношения к атаману В.Г. Науменко достаточно болезненна и противоречива. Наш народ во все времена отрицательно относился к людям, кто вольно или не вольно, в трудные для Отчизны времена находился по другую сторону баррикад, оказывался в лагере врага, или хотя бы косвенно был в этом замешан. Именно эту психологическую коллизию мы наблюдаем в отношении В.Г. Науменко. Определенная часть нашего общества, в силу своих убеждений, взглядов, стереотипов видят в В.Г. Науменко врага и предателя. А сторонники и участники возрождения казачества положительно относятся к В.Г. Науменко и не отказывают ему в его законном месте среди кубанских атаманов. Общество раскололось в своем мнении в вопросе морально-нравственной оценки деятельности атамана В.Г. Науменко.

Это говорит о том, что российское общество, скоро уже как почти век продолжает быть разделенным на «красных» и «белых», «своих» и «чужих». Это говорит о том, что в сознании и душах россиян живут страх, ненависть, непримиримая вражда, нетерпимость к другому мнению, иному взгляду на жизнь, и они все еще никак не могут смениться на понимание, сострадание, терпение, прощение и чувство единения.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

22

Семиргяга М.И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявление в годы Второй мировой войны. М.: РОССПЭН, 2000. С.7.

23

Кринко Е.Ф. В составе Вермахта и СС: коллаборационистские казачьи части // Исторические и политологические исследования. 2013. № 4 (54). С. 268.

24

Дробязко С.И., Романько О.В., Семенов К.К. Иностранные формирования Третьего рейха. М.: АСТ: Астрель, 2011. С. 649.

25

Ратушняк О.В. Казачье зарубежье как социально-исторический феномен: образование, структура, проблемы общественно-политической, социально-экономической и культурной жизни (1920–1960-е гг.): автореф. дис.… д-ра. ист. наук. Краснодар, 2018. С.19.

26

Дробязко С.И. Русский коллаборационизм 1941–1945 гг. как рецидив Гражданской войны // Страницы истории Второй мировой войны. Коллаборационизм: причины и последствия. Материалы научной конференции. Москва, 29 апреля 2010 г. Институт диаспоры и интеграции (Институт стран СНГ). М., 2010. С.70.

27

Красный террор в годы Гражданской войны / Под ред. Ю. Фельштинского. М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2004. — 512 с.; Черкасов А.А., Чекерес О.Ю. К вопросу о красном терроре на территории Кубани и Черноморья в 1920–1922 гг. // История и историки в контексте времени. 2004. № 2. С. 55–73; Волков С.В. Красный террор на Юге России. М.: Айрис-пресс, 2013. — 544 с.; Сивков С.М. Террор и терроризм на территории Северного Кавказа в годы Гражданской войны // История и историки в контексте времени. 2013. Т. 10. № 1. С. 15–23.

28

Белоусов И. Сепаратисты в стане Деникина // Родина. 1995. № 2. С. 89–91; Зайцев А.А. Кубанские самостийники и деникинская контрреволюция в 1918-1920 гг. // Наука и школа. 2008. № 5. С.73–75; Сивков С.М. Взаимодействие кубанского казачества с Белым движением в период Гражданской войны 1918-1920 гг.: проблемы и точки соприкосновения // Война и воинские традиции в культурах народов Юга России: Материалы всероссийской научно-практической конференции. Ростов-на-Дону, 2017. С. 263–268.

29

Стрелянов (Кулабухов) П.Н. Красный террор на Кубани 1918–1920 гг. // Кубанский сборник. 2006. Т. I (22). [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.gipanis.ru/?level=312&type=page&lid=284 (дата обращения: 01.08.2018); Волков С.В. Красный террор в годы Гражданской войны. По материалам Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://swolkov.org/doc/kt/index.htm/ (дата обращения: 01.08.2018).

30

Иванцов И.Г. Актуальные вопросы истории Кубани в документах комиссии внутрипартийного контроля ВКП (Б). 1920 — начало 1930-х гг. ХХ века. Краснодар, 2009. С. 12.

31

Историческая память населения Юга России о голоде 1932–1933 г. Материалы научно-практической конференции / Под редакцией Н.И. Бондаря, О.В. Матвеева. Краснодар, Типография «Плехановец», 2009. — 454 с.; Скорик А.П., Тикиджьян Р.Г. Донцы в 1920-х годах: Очерки истории. Ростов-на-Дону: Изд-во СКНЦ ВШ ЮФУ, 2010. — 244 с.; Федина И.М. Репрессивная политика властей к этносоциальному миру казачества в начале 1930-х годов (на примере выселений кубанских станиц) // Экономика. Право. Печать. Вестник КСЭИ. 2012. № 3–4 (55–56). С. 155–159.

32

Кропачев С. Большой террор на Кубани. Драматические страницы истории края 30-40-х гг. Краснодар, 1993. С. 22–33.

33

Архив автора. Ф. Запись интервью с Рудик Андреем Валерьевичем. 1965 г.р. г. Новороссийск.

34

Александров К. М. Генералитет и офицерские кадры вооруженных формирований Комитета Освобождения Народов России 1943 — 1946 гг.: дис….д-ра истор.наук (07.00.02). СПб., 2015. — 1145 с.

35

Дюкарев А.В., Дюкарева И.А. К проблеме интерпретации коллаборационизма в региональной кубанской истории на примере атамана В.Г. Науменко / А.В. Дюкарев, И.А. Дюкарева // Многообразие культур как единство народов: Материалы VII и VIII межрегиональных научно-практических конференций / под ред. В.А. Кумпана. Краснодар: Перспективы образования, 2015. С. 79-83.

36

Ратушняк О.В. Участие казачества во Второй мировой войне на стороне Германии // Теория и практика общественного развития. 2013. № 3. С. 129.

37

Трут В.П. Европейский «коллаборационизм» и сотрудничество части советских граждан с оккупантами в годы Второй мировой войны //Личность. Общество. Государство. Проблемы развития и взаимодействия. К 20-летию Законодательного Собрания Краснодарского края. Материалы всероссийской научно-просветительской конференции, 3 — 7 октября 2014 г./ отв. ред. А. А. Зайцев/Адм. Кр. кр., ЗСК, КРПОО «Общество «Знание», Филиал СПб ИВЭСЭП в г. Краснодаре, КубГУ. (26 Адлерские чтения). Краснодар: Традиция, 2014. С. 262-266.

38

Линец С.И. Северный Кавказ накануне и в период немецко-фашистской оккупации: состояние и особенности развития (июль 1942-октябрь 1943). Ростов н/Д, 2003. C. 299.

39

Черный В.И. Выдача англичанами казаков в Лиенце советским войскам в 1945 г. // Голос минувшего. Кубанский исторический журнал. Краснодар, № 1-4. 2011. С. 117.

40

Архив автора. Письмо Главной военной прокуратуры РФ № 4 укс-6115-47 от 29.10.2014 г.