Корпорация любит нас

Андрей Валерьевич Скоробогатов (2024)

2054 год. Это история об Империи Каменного Пояса и о Путнике, безымянном юноше, пришедшем издалека и забывшем прошлое. Он встречает аборигена Константина, изгнанного из общины металлиста, и незнакомку, работающую стриптизёршей. За ними следят император-технократ, корпорация, которая любит нас, сектанты и субкультуры. И множество соседних миров, похожих и на сон, и на виртуальную реальность одновременно. МОЙ ПЕРВЫЙ РОМАН. Годы написания — 2010-2011. Гимн субкультурам Екатеринбурга и музыке 2000-х годов. Социальная/антиутопическая фантастика с примесью посткиберпанка, сюрреализма, космогонии, попаданчества и мистики

I. Соната. Эпизод 3. Табу жителей бункера (б)

* * *

Кто-то хлестал его по щекам, а вставать так не хотелось.

— Проснулся, Безымянный.

Безымянный. Вот как его теперь зовут.

Ладошки, которыми его хлестали, казались по-детски пухлыми и мохнатыми. Вокруг было очень холодно и пахло чем-то сырым, но, тем не менее, складывалось ощущение, что он попал куда-то домой, в уютный домашний уголок. Новый орган чувств — не то эхолот, не то какое-то странное тактильное зрение — подсказал, что слева и справа над ним находятся два тёплых живых существа.

— Вставай, Безымянный, — пропищал кто-то другой.

Судя по гулкому эху, они находились в каком-то небольшом пустом помещении. Он попытался открыть глаза, но ничего не увидел — то ли он ослеп, то ли просто вблизи не было ни одного источника света. Конечности свело лёгкой судорогой, и постепенно они стали оживать.

— Где я?

Свой голос показался тонким и каким-то детским.

— Долго ты проспал, дружище, — сказал первый. — Ты в бункере. Шестой отсек.

— Говорят, при нём еще все ходили зрячие, — подсказал второй голос.

— Ничего. Сначала наощупь, потом привыкнет.

Страшное дело ― оказаться в конце концов слепым. Он всегда боялся темноты, а тем более тех, кто может скрываться в ней. Безымянный ощупал себя, и испугался ещё больше. Лицо покрывала короткая шерсть, уши были немного больше человеческих, а вместо носа… оказался хобот! Снова хобот. Безымянный аж подскочил от удивления — это было одновременно и жутковато, и необычно.

Путник почувствовал, насколько развитым стало осязание и обоняние. Повёл хоботом налево, откуда доносился голос первого. Похоже, учиться пользоваться дополнительной конечностью не пришлось — инстинкты были привязаны к новому телу. Наткнулся на чьё-то лицо и ощупал — глаза скрывала какая-то ткань, брови были густые, а подбородок морщинистый.

— Я — Ворчун. А рядом — Лысый. Запомни запахи.

Лицо Лысого на ощупь оказалось костлявым и худым, на глазах тоже была повязка. Раз все носят повязки, видимо, дело вовсе не в слепоте, а в каком-то странном правиле.

— И что теперь делать? — поинтересовался Безымянный.

— Вождь сказал, что пора тебя разбудить, — сказал Ворчун. — Ты — один из Спящих. Я всю жизнь следил за тобой. Ты спал с тех самых пор, как холодильник был включен, много поколений тому назад.

Лысый подсказал:

— Спячка. Анабиоз.

Нет ничего хуже хоботов, вдруг вспомнились ему чьи-то слова. Правда, подумал он, новая конечность совсем не похожа на хоботы хоботунов и слонотавров, которых он видел во сне, поэтому…

Стоп. Во сне? А где ещё он мог видеть всех этих существ?

Сначала вспомнилось падение с водопада. Такое чувство, что оно ему приснилось, или было настолько давно, что осталось в памяти как тусклый, неявный образ. Потом медленно из глубины сознания вылезли воспоминания обо всех трёх предыдущих мирах, лица спутников и предметы.

Беглец. Путник. Путешественник. Ник. Шпион? Спящий. Кто он теперь, на самом деле?

Безымянный ущипнул себя за руку и ойкнул — было очень больно, значит, теперь точно не спит. Хорошо, пусть предыдущие миры приснились, подумал он. Тогда ничего удивительного в огромных песочных часах, слоноподобных существах, больших городах и прочей сюрреалистической ерунде. Хотя выглядит немного странно — судя по воспоминаниям, прошлые ландшафты и образы тоже воспринимались им как нечто реальное и настоящее. И если это всё было сном, то что было до сна?

— А мы кто? Хоботуны?

— Нет, — усмехнулся Ворчун. — Хоботуны, как и люди, наши далёкие предки. Они все вымерли сорок поколений назад. Мы намного меньше их, мы нюхачи. Семнадцатый выводок шестого отсека.

Нюхачи. Родственники слоновых как будто преследуют Ника.

Ему подсунули какую-то не то картонку, не то фанерку. Лысый схватил его руку и стал водить по выпуклостям на поверхности, комментируя:

— Видишь? Вот шестой отсек. Вот пятый, вот седьмой. Вот главный коридор, там другие кланы. Туда выходить только группами, и без молодняка — это первый запрет.

— Война? — смекнул Безымянный, выдернув руку из захвата.

— Зачем?! — пропищал Лысый. — Соперничество. Простое соперничество.

Соперничество за еду, понял Безымянный, и сразу ощутил жуткий голод.

— Здесь везде темно? — спросил он и попытался пойти куда-то в сторону.

— Нет, — сказал Ворчун и, схватив Безымянного за руку, принялся водить по какой-то другой картонке. — Вот карта отсека. Кое-где светло, например, вот тут, и вот здесь. Но видеть друг друга всё равно всем нельзя — это тоже очень важный запрет. Сейчас наденем тебе повязку на глаза и выйдем из холодильника. Будем искать еду.

Поиск еды был основным видом занятий и, собственно, главной целью жизни нюхачей. Других целей было немного — борьба за выживание, разведка новых территорий и охрана имеющихся, и, конечно, сохранение численности популяции.

Шестой отсек был огромным. Чтобы обежать все два десятка комнат, залов и коридоров, требовалось не меньше шести часов. Каковы были размеры всего бункера, оставалось только гадать.

Время отсчитывали большие старые часы с кукушкой, находящиеся в покоях вождя. Хранение времени было одной из обязанностей предводителя семнадцатого выводка. Любой из клана мог подойти и спросить его, который час, а он отвечал.

Обо всём этом болтал по дороге из холодильника Лысый, когда они шли гуськом, по холодному кафелю вдоль шершавой стенки коридора. Безымянному стало весело — бег с повязкой на глазах напоминало детскую игру в жмурки, в которую он играл когда-то очень давно. Соблазн снять повязку и оглядеться был велик, но нарушать запреты в первый же день пробуждения не хотелось.

Тело казалось удивительно лёгким и сильным, а стена ― огромной, ледяной и шершавой, хотя в коридоре было теплее, чем в холодильнике, где он пришёл в сознание. Безымянный остановился и подпрыгнул, прыжок получился вдвое выше его роста. Интересно, сколько он в высоту? Наверняка полметра, а то и меньше.

Конец ознакомительного фрагмента.