Постоялец номера 7, или Последнее стихотворение Поэта

Андрей Валерьевич Павлов

«Информационные и гибридные войны… Мы часто слышим эти новые словосочетания в нашей жизни. Новые ли? Легендарный Сунь Цзы писал: «Война – это путь обмана». Так было и будет всегда. И все правительства мира стараются отстоять свои интересы любыми способами.В новом романе А. Павлова борьба спецслужб двух государств приводит к гибели гениального Поэта. Все совпадения случайны, при этом автор считает, что он не несёт никакой ответственности за их причины и последствия».

За месяц до известных событий

— Добро пожаловать в город Ленина, товарищ Зейберлиньш! — Улыбчивая девушка с радостью протянула руку Зигфриду Кляйнцу на перроне Балтийского вокзала. — Мы рады приветствовать вас, одного из тех латышских патриотов, которые в составе Латышской стрелковой дивизии защищали нашу молодую советскую Родину! И ничего, что сейчас вы проживаете за пределами нашей страны! Я уверена, что скоро мы опять объединимся и наши народы заживут дружно и счастливо!

— Как ваше имя, миая девушка? — спросил Кляйнц, по-прежнему глотая букву «л».

— Владлена, товарищ Зейберлиньш! — бойко ответила девушка. — Я, конечно, родилась задолго до нашей революции, но после трагической гибели Владимира Ильича решила поменять имя! И теперь я — Владлена Степановна Прокопенко. И мне поручено вас сопровождать и оказывать всяческую помощь при встрече с участниками съезда. Насколько я знаю, вы будете освещать результаты съезда на местах, в том числе в Ленинграде, для того чтобы, так сказать, из первых уст передать эти сведения латышским коммунистам. Верно?

— Всё так, — сухо, но вежливо ответил «миой» девушке «латышский журналист». — Какие у нас дайнейшие пуаны? — продолжая смягчать ненавистную букву, спросил Кляйнц.

— Сейчас заселяемся в гостиницу «Европейская». Совсем недавно там размещался Центральный детский карантинно-распределительный пункт, но сейчас гостиница опять стала функционировать. — Владлена улыбнулась.

— Без разницы, Въадъена! Гъавное — отдохнуть. А что за номер? Я готов опъятить боее дорогой, но чтобы всё быо вкьючено.

Девушка фыркнула, еле сдерживая смех:

— Вы простите меня, товарищ Зейберлиньш, но вы так смешно не проговариваете букву «л»…

— Ничего, я не обижаюсь! Есйи вас это весеит, так пускай, мне не обидно!

И они оба засмеялись.

— Отличный номер, товарищ Зейберлиньш! На первом этаже окна выходят на площадь, все удобства внутри. Не пожалеете. А как разместитесь, я буду ждать вас в ресторане, пообедаем и — на Невский. Вы должны увидеть, как похорошел наш город за эти годы!

— Вот и съявно, — ответил Кляйнц, опять насмешив девушку.

Извозчик ожидал их у вокзала. Вещей у Кляйнца было немного, поэтому, быстро погрузившись, они двинулись в сторону гостиницы.

— А скажите, миая: корюшки уже не найти в Ленинграде? Это то, что я непременно хотеы бы отведать, пусть и не сезон!

Владлена на мгновенье задумалась, а потом ответила:

— Я поищу, товарищ Зейберлиньш!

— Обещаете, что найдёте?

— Честное комсомольское! — воскликнула девушка. — Ведь корюшка не исчезает в зиму, её просто трудно найти!

— Замечатейно. Как тойко отыщете — сразу ко мне! А бойьше не могу вас задерживать. Мы же уже подъехаи?

— Всё верно, товарищ Зейберлиньш!

— Вы уже идите, Въадъена, а я забегу в аптеку и к себе в номер.

— Хорошо! — И девушка направилась в сторону Невы.

«Неужели она сейчас начнёт искать корюшку?!» — с иронией улыбнулся про себя Зигфрид и направился в аптеку за микстурой от кашля. Он знал, что Ленинград суров погодой, и поэтому решил предупредить возможные осложнения здоровья.

«А DS действительно действует, — подумал Кляйнц. — Пусть девочка побегает в поисках корюшки, а я займусь своими делами».

«Чёрт» зашёл в гостиницу, к нему тут же подбежал управляющий с приторной улыбкой, явно из «бывших», и поинтересовался, чем может помочь.

— На моё имя заказан номер. Крис Зейберлиньш. Мои планы изменились, и я не смогу у вас остановиться. Прошу разбронировать номер. Всего хорошего. — И, выйдя из гостиницы, направился в сторону Исаакиевского собора.

* * *

— Что с Поэтом, Павел Богданович?

— Плохо дело, уважаемый. Он себя уже не контролирует. Если за ним не смотреть, наложит на себя руки.

— С ним можно встретиться?

— Пожалуй, да. Мы сняли… нервное напряжение. Сейчас он в порядке. Я дам команду, и вас пропустят к нему.

Посетитель психиатрической клиники Московского университета, которой в то время заведовал известный в медицинском мире профессор Павел Богданович Пастушкин, в сопровождении медбрата быстрым шагом прошёл по мрачным коридорам и оказался в палате Поэта. Она была на втором этаже, отдельная, обстановка вполне походила на домашнюю: всюду ковры, мягкие диваны и кресла, на стенах — картины.

Поэт лежал на одном из диванов, прикрывшись пледом, и, казалось, крепко спал. Как только дверь за медбратом закрылась, Поэт, не открывая глаз, произнёс:

— Проходи, Волчара. Садись. Я не сплю. Мне мешает свет. Выключи его.

Посетитель протянул руку к ночнику, который никогда не выключался в палате Поэта, щёлкнул выключателем, и свет погас.

— Так-то лучше. Посмотри в окно, Волчара! Что ты видишь?

Гость подошёл к окну, отдёрнул штору и увидел обычную унылую картину начала зимы: серые облака, грязный снег и голые, такие же серые, как облака, деревья.

— Не утруждай себя, Волчара. Ты не увидишь то, что увидел сегодня утром я. Вот послушай:

Клён ты мой опавший, клён заледенелый,

Что стоишь, нагнувшись, под метелью белой?

Или что увидел? Или что услышал?

Словно за деревню погулять ты вышел.

И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу,

Утонул в сугробе, приморозил ногу.

Ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий,

Не дойду до дома с дружеской попойки.

Там вон встретил вербу, там сосну приметил,

Распевал им песни под метель о лете.

Сам себе казался я таким же клёном,

Только не опавшим, а вовсю зелёным.

И, утратив скромность, одуревши в доску,

Как жену чужую, обнимал берёзку.

*Только не любил я, а лишь только грезил…

Мне б опохмелиться, был тогда б я трезвый.

Но, увы, у клёна сок всего лишь сладкий…

А вот я хотел быть пьяным без оглядки³.

— Ну? Как тебе?

— Ты отдаёшь себе отчёт в том, в каком положении ты сейчас находишься, дружище?

— Вполне, — ответил Поэт, удобнее усаживаясь на диване.

— Ты понимаешь, что ты на краю?

— Да.

— Тогда убери последнее четверостишие из этого стихотворения, хорошо?

— Да я всё могу убрать!

— Не кипятись. — Гость подошёл к Поэту. — Не нужно заострять внимание на том, что и так видно невооружённым глазом, — не из-за этого ли ты тут?

Поэт медленно поднялся с дивана, подошёл к окну и упёрся лбом в стекло. От его дыхания небольшой участок окна из прозрачного стал мутным. Поэт медленно провёл по нему пальцем, вырисовывая две буквы: «АМ».

— Она точно там будет, Волчара?

— Ты о чём, Поэт?! Тебе нужно лечиться, а ты…

— Я сам знаю, что мне нужно! — резко перебил гостя Поэт. — Она там будет?

Посетитель достал платок, вытер им проступивший на лбу пот, повертел платок в руках и спрятал обратно в карман. Так делают, чтобы дать себе время подготовить ответ на неудобный вопрос.

— Будет. А как ты там окажешься?

— Ты мне поможешь, Волчара. В последний раз…

* * *

«Полдела сделано. Поэт в больнице. Теперь осталось встретиться с Чёртом и до конца обсудить детали операции».

Помощник председателя Главконцесскома неспешно прохаживался по своей комнате в главковской коммуналке, которую ему выделили после… Но сейчас не об этом. Была поставлена задача, и она решена. Процесс никого не интересует, важен результат. Результат был. Поэтому его поощрили отдельной комнатой. После общежития это было сродни раю, и он знал, что если выгорит дело с Поэтом, то и однушка ему вполне светит, без этих идиотов соседей, вонючей кухни и вечно занятого санузла. Но нужно решать вопрос с Поэтом…

Первый раз он встретился с Чёртом, когда в составе неофициальной делегации приезжал вместе с первыми лицами военного ведомства молодой Советской Республики в Берлин в начале лета 1923 года для согласования порядка деятельности ГЕФУ. Ленин тогда уже не контролировал события, Троцкий занимался своим пиаром, Сталин ещё был в тени. Вот Фрунзе и организовал эту, так сказать, нелегальную поездку, втайне от всех. За что в том числе впоследствии и поплатился.

Они познакомились в самом старом ресторане Берлина — «Zur Letzten Instanz» («У последней инстанции»). По легенде, произрастающей из далёкого XVII века, приговорённых к смертной казни приводили сюда и кормили до отвала. Что сейчас делается с посетителями этого ресторана, неизвестно, но то, что кормят тут до отвала, — неоспоримо! Конечно, в зависимости от вместительности кошельков посетителей.

Нельзя сказать, что кто-то из них (Чёрт и, допустим, Славянин) кого-то завербовал. Оба были достаточно молоды, амбициозны, и для каждого из них, немца и русского, это была если не вторая, то третья операция по общению с иностранным агентом.

Обсудив и согласовав все нюансы предстоящего дела, они договорились, что следующая их встреча произойдёт тогда, когда нужно будет изменить отношения между двумя государствами (конечно, по согласованию с руководством определённого уровня!), или в крайнем случае — если их интересы пересекутся. И они договорились об экстренной связи в такой ситуации: отправляют срочную телеграмму по указанному адресу, а там, зная их реальное местоположение, сообщают отправителю место и время встречи.

Поразительно, но многие руководители стран, вступив путём выборов или наследственно в соответствующую должность, и слыхом не слыхивали о том, какие договоры были заключены предыдущими правителями их государств! И потом, уже будучи на руководящей должности, из-за этих договоров они были вынуждены идти на уступки, кланяться. Поэтому многие вопросы решались на уровне вторых, третьих, а то и четвёртых лиц, чтобы не напрягать власти предержащие.

Инициатором встречи стал Чёрт. Именно он послал по только им двоим знакомому адресу телеграмму, в которой указал место и время.

Славянин, получив сообщение, тут же отправился к своему непосредственному начальнику:

— Нужно ехать в Ленинград, товарищ председатель Главконцесскома!

— С чего бы это?! Наш подопечный тут, в Москве, а Ленинград-то тут при чём?!

— Имеются сведения, что именно в этом городе есть люди, которые помогут Поэту выехать за границу. Для их нейтрализации прошу командировку.

Председатель Главконцесскома внимательно посмотрел на своего помощника, отвлёкся на несколько секунд на солнечного зайчика, случайно пробившегося в кабинет из-за суровых московских туч и почти плотно задёрнутых штор.

— Что значит «нейтрализации»?!

— Прошу прощения. Для нейтрализации их планов.

— Будьте, пожалуйста, точнее в своих формулировках. А если не удастся это нейтрализовать? Какова конечная цель?

— Мы не должны выпустить Поэта из страны. Это будет сродни катастрофе если не мирового, то регионального, европейского, масштаба.

— И что? Вы готовы пойти на крайние меры в отношении Поэта, если вдруг его захотят вывезти из страны? — Председатель настороженно посмотрел на собеседника.

— В этом случае мы готовы пойти на исключительные меры, товарищ председатель.

Председатель Главконцесскома в задумчивости постучал химическим карандашом по столу и через несколько секунд ответил:

— Оформляйте командировку. Я подпишу. Но не более недели!

В Главконцесскоме не было специальных подразделений для борьбы с инагентами. Эта структура обладала монопольным правом на привлечение иностранных инвестиций в СССР. Ни одно ведомство не могло заключать договоры без согласования с Главконцесскомом, но желающих было очень много. Поэтому наряду с официальными задачами, определёнными для Главконцесскома постановлением Совета Народных Комиссаров от 21 августа 1923 года, были ещё неофициальные, которые решались особыми методами.

— Есть, товарищ председатель Главконцесскома! — бодро ответил Славянин и вышел из кабинета руководителя.

Примечания

3

Стихи, помеченные знаком (*), написаны автором.