Буря Черского

Андрей Андреевич Юдин, 2021

Исследователь Сибири Иван Дементьевич Черский отправляется в экспедицию по изучению Байкальских берегов. Байкал – сакральное место. Исследователи тревожат древних духов и навлекают на себя их гнев. Но ещё до того, как души мужчин будут сожраны, а тела растерзаны смертоносными духами, члены экспедиции сами станут готовы друг друга убить. В это время начинается самый мощный за столетие ураган. Черский встаёт перед выбором: спасти материалы экспедиции, которые приведут его к славе, или сохранить жизни своих людей…

…горная стража меня не видала,

В дебрях не тронул прожорливый зверь,

Пуля стрелка — миновала.

Д.П. Давыдов

Часть 1

На рынке было людно и шумно. Купцы зазывали к своим товарам напыщенно вышагивающих богачей и обыкновенных горожан, отпугивали криками и тумаками праздно шатающихся оборванцев. Пахло свежей рыбой, ревенем, сыромятной кожей, пряниками, конским навозом и смолистым срубом только что выстроенного павильона с французскими тканями. Иван Дементьевич Черский был загорелым брюнетом в хорошей физической форме, голову его покрывали непокорные вихры волос, лицо украшали бакенбарды и круглые стекла очков, какие подобают мужчинам ученым. Он был одет в одну рубаху и брюки с подтяжками, шерстяной жилет держал в крепкой руке вместе с тряпичным свертком. Оглядев прилавок с фарфором, Черский аккуратно протиснулся через толчею к бородатому торговцу.

— О-о! Иван Дементич! Здоров будешь! — развел руки хозяин лавчонки.

— Здравствуй, здравствуй, Василь! — Черский улыбнулся. — Ну, как камень? Привез? — он окинул взглядом многочисленный товар, разложенный на столе.

Изящный китайский фарфор, искусные зеркала, а подле них сверкающие минералы, нефрит, ляпис-лазурь и яшма привлекали взгляды прохожих покупателей, то-и дело задерживающихся, чтобы поглазеть да присмотреть что-нибудь. У самого края прилавка возле красивых камней ошивался какой-то малолетний проныра, намеревающийся потрогать переливающуюся на солнце поверхность нефрита.

— Не трожь! Щас как лупану! — крикнул оборванцу купец Василь.

— Так что с камнем, о котором ты рассказывал?

Торговец почесал голову.

— Тот, что мы минуем на пути с Кяхты в Иркуцк?

— Точно… — кивнул Черский.

— Тот, что с образиной древней животинки?

— Да, фоссилия. Окаменелость, которую ты нашел. Ты обещал ее привезти, Василь. Мы договорились.

— Ну, обещал, не обещал, но камень тот чалдоны еще по весне оказываемца раскололи… Обточили, сделали из него ентот самый, что ни на есть фундамент. Церквушка теперь там стоить. На пути, стало быть. Православным из караванов удобно стало в пути… и помолицца и причастицца.

— Ясно… — Иван Дементьевич помолчал. Он больше полугода ждал от купца расхваленную фоссилию.

— Ты обиделся чтоль, или… — Василь глянул на прилавок, — Эй! — крикнул он на мальчугана, который все-таки потрогал камень. — А ну пшел отседова!

Мальчик нырнул в толпу и исчез.

— Ходиють тут, проклятые!

— Камень, Василь!

— Сказал же я, раскололи…

— Да не тот! — Черский указал торговцу на только что опустевшее место в рядах самоцветов.

— Ух зараза! — воскликнул Василь. — Эй! Городовой! Сюда! Поймайте малолетнего воришку! — во все горло закричал он.

Иван Дементьевич поморщился от крика, быстро пересек поток покупателей, не преминул извиниться перед дамой в роскошном синем платье, за то, что случайно задел ее зонтик, которым она защищалась от солнца. Запрыгнув на лавки, где сидели торгашки с лесной ягодой, он прищурился и увидел мелькнувшую между рядами спину оборванца. Мальчугана спугнули крики Василя, и он припустил через рынок, лавируя между прилавками. Извинившись перед женщинами, Черский спрыгнул и помчался наперерез воришке. Вырвавшись из толчеи, оборванец рванул по людной Преображенской улице и едва не попал под экипаж.

— Смотри кудыть летишь! — крикнул ямщик и в догонку стеганул мальчугана хлыстом.

Воришка упал, из его глаз брызнули слезы. Совсем юное чумазое лицо исказилось гримасой боли.

— Эй! — с рынка выскочил усатый городовой, который был в полной форме и перчатках, несмотря на жару. — Ты! — он засвистел в свисток и побежал к оборванцу.

Мальчишка поднялся и рванул со всей имеющейся прытью. Не дожидаясь, пока длинноногий полицейский догонит его, он ловко перемахнул через забор в ближайший двор. Иван Дементьевич хорошо знал здешние улицы и быстрым шагом свернул в проулок. Мальчуган с ловкостью и скоростью кошки пронесся через пару дворов, но в третьем путь ему преградила оскалившаяся охранная собака. Сени напротив были открытыми. Перепрыгивая сразу через три ступеньки, оборванец забежал в избу и тут же воткнулся в грудь рыжей горожанке с распущенными волосами, она была в исподнем и с резным гребнем в руке. Выронив гребень, женщина завизжала. Ее муж, что сидел у самовара и пил чай из фарфорового блюдца, поперхнулся и только успел вскочить на ноги, как мальчуган уже выпрыгнул в распахнутое окно. Увидев перед собой стену стоявшего впереди купеческого сруба и массивную деревянную лестницу, что вела на второй этаж, воришка заскочил по ней, пробежал по галерее, перепрыгнул перила, уцепился за крепкие ставни, и раскачиваясь на них перелетел от одного окна к другому, затем ухватился за резные наличники, однако изящные деревянные узоры не выдержали и сломались. Удерживая в руке кусок наличника, мальчуган свалился в куст рябины, откуда его за шкирку вытащил Иван Дементьевич.

— Пусти дядька! — оборванец оскалился.

— Ти-и-ше… — Прошипел Черский, — иначе тебя найдет городовой.

— Пусти!

— Верни камень, который украл.

— Не можно мне! Мамка голодает дома!

— Камнем ее не накормишь. Поверь мне… я увлекаюсь геологией.

Воришка попытался вырваться.

— Ай! — дернулся мальчик, когда Иван Дементьевич ухватил его крепче и случайно задел за кровавые отметины на спине мальца, что оставил ему возчик.

За забором просвистел городовой.

— Не отдавайте меня, дядька! — прошептал оборванец. — Ни ему, не торгашу Василю! Боженькой молю!

— Верни камень, и я тебя отпущу. Даю слово.

Глаза мальчугана заслезились, он засунул руку в карман и вытащил переливающийся китайский нефрит.

— Это ценный камушек, дяденька?

— Достаточно ценный.

— Но ведь не ценнее того, что Василь… Что Василь вам привезти был должон? Ну из которого церковушку заложили?

— Ты не только воруешь, но еще и подслушиваешь?

— Я просто слышал разговор, дяденька…

— Что ж, этот маленький камень, — Черский взял нефрит с ладони мальчугана, — в рублях гораздо ценнее на базаре выйдет, — он отпустил оборванца.

— А вашинский, что раскололи?

— Тот и на грош не поменяешь…

— Такой дешевый? Зачем тогда он вам был нужон дядечка?

— Нет, он не дешевый. По правде говоря, он мне очень нужен, потому что он бесценный. Просто об этом не знают ни купцы, ни покупатели. Раскрой ладонь еще раз.

Мальчуган послушался и Иван Дементьевич протянул ему тот сверток, что до сих пор удерживал вместе с жилетом. Паренек развернул тряпицу, из под которой показался румяный ароматный крендель.

— Накормишь мать…

— Спасибо дядечка…

— И больше не воруй…

Оборванец кивнул.

— А знаешь что.., я подумаю как тебя от этого отвадить. Приходи ка завтра к обеду на двор географического общества. Найдем для тебя работу.

Через четверть часа Черский вложил нефрит в пустующее место на прилавке купца Василя.

— Поймал сорванца, Иван Дементич? А чего не притасчил? Я б ему ухи бы вырвал под корень!

— Хватит с него, получил уже от ямщика.

— Ты Иван Дементич уж извини, за камень-то твой окаянный, с этими окаменениями. Не успел я.

— Окаменелостями. Ничего страшного. Быть может, организуем туда экспедицию, отыщем еще.

— Ты это, коль нефрит воротил, возьми-ка подарок от меня, Мавре Павловне. Зеркальце вот, — торговец протянул Черскому резное зеркало на металлической подставке.

— Благодарю, Василь. Бывай. Удачи тебе.

— И тебе, товарищ мой ученый.

В закатных сумерках над Ангарой стелился туман. Белесым саваном был укутан бурелом на берегах. Едва различимый гудок паровоза, утонувший во мгле, напомнил мужчинам что где-то за непроходимыми холмами и глубокой рекой сибирская глухомань заканчивается и начинается цивилизация. Тарас знал, что уже завтра в Лиственничном их будет ждать лодочник, который в несколько рейсов перевезет их в порт Байкал, вместе с добытой потом и кровью пушниной, откуда им был заказан путь по железной дороге до самого Иркуцка. Осталось совсем немного: закончить один заказ для богатого китайского купца. Тарас крепко обхватил рукоять короткого охотничьего ножа и ловким движением перерезал яремную вену небольшой кабарги, туша которой была подвешена к могучей сосне. Струи крови потекли, заливая брусничник. С брюха обескровленного животного мужчина срезал мускусную железу и сложил ее в кожаный кошель. Затем быстрыми и точными движениями, он освежевал зверя и расчленил пригодные для пищи части.

— Окороком поужинаем, а седлом и всям остальным расплотимся завтра с лодочником, — мужчина вытер нож.

Остальные охотники кивнули.

Тарас был худым, но мускулистым и поджарым мужиком, возраст которого определить на вид было трудно. Светлые сальные волосы его свисали колтунами до самых плеч, лицо покрывала редкая растительность. Взгляд иссиня-серых глаз был холоден.

Костер потрескивал. Туман сгустился. Мужчины запекли мясо, обильно сдобрив его солью. Шкварчащие куски костровой передал всем остальным охотникам. Мужчины жадно вгрызались в горячее и истекающее жиром лакомство.

— Кости сохраним, передадим лодочнику ентому. Пусчай собаки грызуть.

— Чой ты печешься так об ентом лондочнике? — спросил приземистый бородатый мужичок, похожий на старичка-лесовичка.

— Мой рондственник он патамушта. Хаживали мы с ним по Вилюю не раз. Пушнину он как и мы добывал, когда моложее был.

— Коль ронственник, так бы сразу и сказал…

Вдруг из-за дальнего распадка послышался заунывный вой.

— У-у волчары проклятыя! — выругался один из охотников.

Мужики схватились за ружья, из костра подпалили факела.

— До нас не дойдуть, так и знайте. Костра убоються! — сказал другой.

— А коль стая? Голодному зверюге да при стае все нипочем. Тем паче при таком тумане они и костерка-то не спугаютса!

— Дедку мойого на Томи так и пригрызли! У тумане! — сказал лесовичок.

— Спокойно, — сплюнул Тарас, — как волчары приблизются, сразу жы стрельнуть из ружия надобно. Они и спугаютса.

Протяжный вой послышался с другой стороны.

— Стрельнуть надыть сейчас! — сказал лесовичок, взвел ружье и выстрелил.

— Рано! — прошипел Тарас. — Теперь коль подойдуть, так ничем их не спугнешь!

— Ха, сбежали ужыж!

Вой раздался совсем близко. Звери были со всех сторон.

Мужчины вскочили, встали спиной к костру, вытянули факелы, взвели ружья. Из тумана сверкнули глаза и тут же исчезли. Выстрел. Промашка. Волки выли и рычали в тумане, смыкая круг.

— Не стреляти, пока волчары не выскочиють! — крикнул Тарас.

Тем временем два из пяти ружей уже были на перезарядке, а пальцы поторопившихся стрелять охотников отказывались слушаться. Лесовичок просыпал порох мимо и выругался.

Волки выскочили бесшумно, всей стаей. Мужчины выстрелили, три волка полегли. Остальные продолжили нападать оскалившись. Охотники замахали факелами и ножами, забили прикладами. Волки впивались клыками, разрывая плоть. Слышалось рычание, крики, скулеж, клацанье челюстей, стоял запах паленой шерсти и крови.

— Бей их! — кричал Тарас, орудуя ножом и факелом.

Лесовичка повалили несколько зверей и принялись терзать. Мужичок кричал что было сил, пока животные не разодрали его глотку. Мужики подожгли шерсть пары волков, те запылали как факелы и с визгом бросились в ночь, остальных охотники прирезали ножами. Парочка отпировавших лесовичком зверей успели сбежать.

Рассвело. Утреннее солнце пригрело так и не сомкнувших глаз мужчин. Лесовичок погиб, двоих покусали. Одного тяжело. Обрывками ткани охотники перетянули товарищу конечности, но тот был при смерти: бледный, с липкой испариной на лбу, впалыми ничего не видящими глазами. Он часто и поверхностно дышал. Рваные раны продолжали кровоточить, не смотря на повязки.

Один из охотников собрал ружье и сапоги лесовичка:

— Упокойвся с миром… захороним останки? — мужчина повернулся к Тарасу.

— Нам надобно идтить. Поевзд не ждеть.

— Исчо бы претасчить Митько до Листвяничного… — мужчины посмотрели на умирающего охотника.

— Его тоже оставить надобно, — сказал Тарас, — помочь ему никто не смогет. А нам надобно исчо волчьи шкуры содрать. Да и рубля нам больше достанецца.

Мужчины посмотрели на него осуждающе, но ничего не сказали.

К обеду охотники вскрыли тайный подпол у самого Лиственничного, вытащили пушнину, добавили сверху свежие шкуры волков и перенесли все добытое на двор лодочника.

— Таскаем быстрее! Опоздаим на поизд-то! — прикрикнул Тарас.

Старый лодочник получил мясо кабарги и сделал два рейса. Еще два раза на его лодке Ангару пересек сам Тарас, а крайний раз приплыл вместе с оставшейся пушниной и стариком. Распрощавшись с лодочником, они дождались своего паровоза, что шел из Верхнеудинска, потом быстро загрузились и отбыли. На закате добытчики меха и шкур были уже в Иркуцке.

Закончив все дела с разгрузкой, передачей и дележкой прямо при станции, Тарас прогулялся вдоль реки, перешел на другую сторону по понтонному мосту, минул людные кварталы центра, свернул у амурских ворот и вышел к месту злачному и по вечерам опасному: Подгорная улица расположилось у самого отшиба города, у Иерусалимской горы, где еще со времени Иркуцкого острога заложили жальник. Тарас не без труда отыскал обозначенную китайским дельцом избу, где на первом этаже располагался кабак, а в подвале, по слухам, опийный притон. Внутри было дымно, людно. Пахло прогорклым салом, хреном, рулькой и квашеной капустой.

Тарас огляделся. Кабатчик протирал стакан сальной тряпицей и недовольно зыркнул на нового посетителя. Замызганная девица разносила стаканы с пойлом завсегдатаям выпивохам. Двое бородатых мещан хорохорились перед расфуфыренными девками. Одинокий пьянчуга сидел поодаль. Еще трое осунувшихся мужчин не пили, а что-то промеж собой обсуждали и посматривали по сторонам. Во взгляде их было что-то волчье.

“Кодла” — подумал Тарас. Этих он обходил стороной. Когда-то и сам был вынужден якшаться с такими. Но долгое время средства ему были нужны чтобы ухаживать за больной матерью, а с различных контрактов наподобие пушнины и мускуса, рублей собрать можно было гораздо больше, чем с воровства и разбоя. Когда матери Тараса не стало, работать он продолжил, только уже исключительно на себя.

Китаец ждал его сидя за дальним столом, по соседству с одиноким пьянчугой.

— А-а-а, вот и ти! — он курил тонкую трубку, постоянно подпаливая содержимое огоньком.

Добытчик пушнины подошел и кивнул.

— Водьки моиму дурюгу, — махнул китаец кабатчику.

Тарас уселся, потянулся к кошелю и выложил на стол мускусную железу кабарги. Иностранный купец тут же отставил трубку, поднял “струю”, понюхал ее и довольно хмыкнул.

— О-о-о, тевущки в наща старана ощень люпьить это! Но эта для zhìliáo zhě. Как по твайей — цилитель…

— Ясно. Где плата?

Девка принесла штоф водки. Тарас плеснул в стакан и пригубил, но целиком выпивать не стал. Купец затянулся дымом из своей трубки, улыбнулся, вытащил из-за грудков сверток и поставил его перед Тарасом. Содержимое свертка звякнуло. Добытчик пушнины заметил, что кодла троих молодцов за ними наблюдает. Тарас проследил за взглядом торговца: китаец вновь улыбнулся, он тоже видел угрозу и прекрасно все понимал.

Тогда Тарас забрал сверток с деньгами и выложил на стол свой нож, так, чтобы всем было видно. Трое молодцов ухмыльнулись и поднялась с лавок. Китаец затянулся дымом из трубки и повел бровью, в этот момент два огромных иностранца с играющими на руках и груди мускулами выступили из самого дальнего темного угла. Девка разносчица тотчас шмыгнула за прилавок, а хозяин кабака и вовсе куда-то испарился. Мещане перестали заигрывать с дамами. На мгновение воцарилась тишина. Тарас крепко стиснул рукоять ножа.

Вдруг дверь распахнулась, и в избу вошел самый неожиданный для этих стен посетитель. Он был в черной рясе с подрясником, перепоясанный, на голове скуфья, из под нее длинный волос, на лице борода и усы с проседью. Священник.

Девица разносчица из любопытства высунулась из-за прилавка. Тройка молодцев переглянулась, и, словно позабыв о своих прежних намерениях, неспешно покинула кабак. Китаец проводил их взглядом, затянулся дымом из трубки и выдохнул через нос. Тарас убрал нож. Двое азиатов вернулись в тень.

Священник прошагал в самый центр кабака, прищурился, и приметив одинокого пьянчугу, что сидел за соседним от китайца и Тараса столом, подошел к нему и расположился рядом.

— Будуть ли новые контраксты? — спросил добытчик пушнины иностранного купца.

— Прасити дурюг… но мы ухадить сейчас на родина. Раданой места тавно не посещать… Па семие скучать…

— Когда обратно? — Тарас прикинул в уме, на сколько недель ему хватит выручки с мускуса и пушнины. — Работа мне по-зарезу потребна.

— Ни магу сказать дурюг, парасти, — китаец покачал головой и затянулся, — сама не занать.

— Ясно. Ну бывай, — Тарас поднялся и направился к выходу, но вдруг услышал обрывок разговора священника и пьянчужки. Он остановился, присел на соседнюю лавку, сделав вид, что пересчитывает только что полученную выручку, а сам прислушался.

Конец ознакомительного фрагмента.