Один за горизонты

Андрей Анатольевич Командоров (2023)

Длительный одиночный поход по сахалинской тайге. Пятнадцать дней одиночества среди буйства растительности, сопок и медведей. Искрометность юмора в произведении отсутствует, подменяясь описательной образностью, через кусты которой можно рассмотреть всю серьезность ситуации, от одного из самых маленьких городов России — Макарова, до затерянных в гуще тайги горячих источников, что собственно и составило маршрут автора данных строк. Следи за его хаотичными приключениями, чтобы не допустить тех же ошибок, что даст вам возможность заработать балл для выживания.

Глава 3

Еловая была уже в сфере уверенной досягаемости, когда два раза на дороге мне попались попытке розжига костра. Кто-то пытался и не мог, или почему-то не хотел. Может кого-то заставал дождь бродяжка? Он, или они, начинали его жечь, а дождь подразнив убегал прочь. Трудно сказать…

Дорога была совсем прямая, один раз только огибнула речку со странным для советского периода названием Валюта, а дальше летела по тонкой струне прямиком к бывшей деревне.

Дорога по прямой летела к бывшей деревне

Дорога становилась все шире в своей былой мощи и было заметно, что мы подходили к столице местного региона. Я представлял, как люди здесь жили, гуляли, ходили на окраину целоваться, спешили в кино в дом Культуры, как дети неохотно шли утром в школу, дымились печки и в домах пахло свежим хлебом. Сегодня здесь лес и большая цистерна. Она стояла одиноко и прочно. Наверное это была станция ГСМ, куда подъезжала местная техника. Заправлялась и фырча расползалась по своим рабочим делам.

Одинокая цистерна

Дорога расходилась, как разведенные супруги, в разные стороны. Обе были сильные и прибитые колесами квадриков. Правая уходила куда-то в сторону реки, прямая шла к центру деревни. Полагая, что прямо еще успею, завернул в право и какое-то время шел. Не сказать, что шел до заката, но минут пятнадцать по честному. Вокруг все было в молодом лесистом сообществе, и можно угадать, что когда-то это была обочина дороги, у которой стояли дома, дома, дома. А теперь НИЧЕГО.

Дорога обстоятельно пошла параллельно реке и я не стал уже идти дальше. Подозревая что она идет с востока, через хребтик выходя к морю намного северней Макарова. Так ближе до Еловой и местных таежных просторов. Придя к этим мыслям, развернулся и пошел туда, где дорога прямо.

Проходя по деревне, все норовил найти хоть что-то от нее… и ничего кроме этой круглобокой цистерны не увидел. Дорожка перескочила большой ручей за которым мгновенно образовалась большая поляна на которой стоял настоящий дом. Не огромная хоромина, но и не зимовье.

На поляне стоял настоящий дом

Вокруг жилья было оживленно от мусора. Банки стеклянные, железные, пластиковые. Железная печка лежала на земле, в середине которой имелась съемная конфорка, а по бокам торчали дырами бока. Стол из бывшего холодильника, под которым скопились початые банки разных соленостей. На поверхности стояла посуда пустая и с сахаром. Скамейка с мягкой сидушкой. Все это в трех метрах от входа в дом. На крыше дома висело указание, что это было. За стертыми красками можно было с трудом прочитать о том, что данное изделие представляет собой «макаровское лесничество», а название дому — Кордон. Данное объявление было обыденно пробито пулями различного калибра, где выделялся из всех 12-й. Это уже времен РФ, потому что в пулевом хаосе еще читалась невзрачная надпись «Российская Федерация».

Еще читалась невзрачная надпись «Российская Федерация»

Сегодня это место пристанища браконьеров и вообще бродячего люда. Бродят теперь все больше на квадроциклах, а то бы и такого рода жизнь здесь давно затихла.

Сени дома были весьма подгнившими. Прямо у входа валялись грызенные мышами пачки куксы и других продуктов. По стенам висели кастрюли. Внутри, в первой комнате посреди стояла портативная газовая печь, рядом с ней валялись баллончики из под газа. В углу стояли ящики с пузатыми банками огурцов и других овощных наполнителей.

Первая комната и ее наполнители

По стенам висели мешки с одеждой, на полке ящика стоял большой пакет с кофе. Ведро с топором так же валялись под стеной. У окна громоздилась небольшая пачка дров, что было весьма логично, потому что одна из стен комнаты представляла собой часть печки. Своим пузом печь уходила в другую комнату, а здесь лишь одна стенка ее, зато с топкой. Именно здесь закладывались дрова, оставляя вторую комнату, побольше, чистой от последствий дров.

Вторая комната была жилой. У дальней стены сплошная, большая полать, слева стол и шкафчики, справа, у второго окна также стол, вокруг которого были разбросаны игральные карты. И непосредственно сама печь.

Вторая комната с полатями и столиками

Под потолком были набиты гвозди, как это обычно бывает в таких местах. Мыши способы перегрызть все ваши вещи, стоит вам только отвернуться, так что и мои припасы вскоре украсили этот дивный потолок.

Как можно понять из ряда намеков, в этот день я уже никуда не пошел. Костер запалил в печке на улице, используя местные дрова и чайник. Была попытка использовать газовую печь, но она не фиксировала закрытие газа, и он норовил вспыхнуть не только в конфорке. От пожарного греха я перестал надеяться на нее.

В целом все сошло замечательно, подумалось только, что хорошо в таких небоскребах проводить дождевки, а погоды как назло стоят дивные. С этими мыслями я уснул, чтобы проснуться от странного постукивания. Шел дождь, средний и устойчивый. Случилось это не позже часу ночи, с чем я себя и поздравил, выходило по всему что дождевать придется. Настроясь на весь день в избе, перевернулся посапывать дальше.

Утро пришло таким солнечным, что только капли с крыши не давали соврать, что ночью таки был дождь. А я было настроился… В ожидании пока подсохнет трава, питал солнцем батареи и раздумывал над воровством. На обед решился на него и вскрыл местную банку сайры. Смешал ее с картошкой, отобедал и после часа выдвинулся.

Настрой был на окончательность дороги. Цели квадрики достигли в виде дома, так зачем им ездить дальше? Может только на реку еще с километр два.

Выступив в путь, я практически дрожал от нетерпения — «Что же там за горизонтом?» Все было такое неведанное. Дорога пока держала марку и вела в требуемом направлении. В слабых метаниях куда же податься, выбрал было направление на речку Флору. В этом месте Макаровка делала обход района, отчего и образовался плацдарм для деревни Еловая. Макаровка текла резко с севера, потом спотыкалась и уже неслась строго на восток, через несколько километров опомнившись, вновь вонзалась в южное направление, с легчайшим склонением к востоку. И в том месте, где она еще текла с севера, она имела речку близнеца — Флору, которая текла также с севера, но немного восточней. Она была гораздо меньше, зато чем то удобней Макаровки, потому что по ней значилась древняя дорога, которая через верха Флоры, через перевальчик, пробивалась на Макаровку. Это какие же трудности на ней, что дорогу проложили через параллель, которую еще нужно и через перевал провести? По карте можно было прочитать о грозном 10-ти метровом водопаде, видеть мощные изгибы Макаровки, страшные изогипсы вплотную друг другу и знаки обрывов. Я очень испугался и захотел избежать подобных трудностей, поэтому и выбрал путь по Флоре. Это было трусливо и малодушно, но я надеялся что об этом никто не узнает.

Путь шел по широкой улице Еловой и вокруг можно было рассмотреть дома и оживленную жизнь… можно было бы, если бы ускользнуть на 45 лет назад.

Шел по широкой улице Еловой

Через полкилометра передо мной встала задача. Дорога равномерно распочковалась на две. Одна на северо-восток, другая на запад, вот такой себе «шпагат» получился. Прикидывая, что Флора еще где-то впереди и сверху, решил подумать, что западная будет более уместна.

Меня смущали гусеницы. Они разлаписто занимали всю доступную ширину дороги, и готов поклясться, что пришли они не с Макаровского направления! Видимо неведомый трактор явился как раз из той, что недавно устремилась на северо-восток. Это каким-то образом меня еще больше убедило, что дорога развязано пошла на Флору.

На двухкилометровке данной трассы не было обозначено, а вот на километровке была, только я это потом разглядел, после похода, а так бы все сложилось в другую сторону, и хорошо что не сложилось, но об этом по ходу повествования.

А пока я недоумевал, куда идет сей путь? Уж больно он забирал на запад, а потом стал склоняться к северной стороне. До меня, конечно, стало просачиваться, что дорога идет вдоль ручья, который течет через деревню, и у которого стоит бывший кордон, поэтому по синей нитке можно предположить куда он подворачивает и скорей всего он выходит на слияния речки Орел и Макаровка, как раз в том месте, где последняя перестает бежать с севера и уходит на восток. Делая такие предположения я и забыл, что мне нужно на Флору. Все больше я загорался мыслью идти по Макаровке.

Дорога огибала возвышенность отделявшую от реки и медленно заходила на пикирование в Макаровку. Путь был просто великолепен, редкие попилы упавших деревьев говорили, что дорогу не забывают, да и следы от гусянки тоже подчеркивали всю нужность пути сообщения. И вот вопрос: с чем? Чувствуя себя первооткрывателем и раскрывателем загадок, уверенной поступью начал спуск в долину. Слева проплывала горушка с однобокоострой вершиной, которая постепенно разворачивалась ко мне своей пологой половиной. Леса были покрыты молодой тайгой, успевшей вырасти после массовых порубок.

Слышу гул реки внизу, когда в сфере ответственности левого глаза мелькают белые пятна. Рвусь к ним, потому что это знаменитые сахалинские шампиньоны. Загребаю их в рюкзак, ведь вкусней грибов нет в мире.

Белые пятна шампиньонов

Через Орла перехожу еще в тапках и вскоре понимаю, что это было зряшным напряжением сил. Дорога, пройдя сотни две метров, уверенно втыкается в Макаровку. Она изрядно похудела, что ей очень шло. Отлюбовавшись на давно не виденную реку, я понял, что путь исчез в водах реки. Вглядываясь в поблескивающие искорки брыз, понял, что одной проблемой меньше. Теперь переобуваться не придется, так что ухнул в полуботинках в воды и побрел по широкой воде вверх.

Побрел по широкой воде вверх

Дорога еще часто выскакивала на травянистые берега, чтобы подмяв под себя все живое, нестись выше и выше. В такие моменты я разгонялся и радовался, что стал ближе к цели и огорчался, что так и не встает в своей дикости природа, пусть бы я в ней увяз, только это дарило бы радость дикости, освобождения природы от человека и спокойствия ее от поругания деятельности хозяйствующих субъектов.

Все реже гусеничный транспорт (скорее всего ГТТ) таранил прибрежные заросли, чаще он крутился по каменистым отмелям и широким плесам, не брезгуя и нырнуть в бурный поток.

ГТТ крутился по каменным отмелям

Пока никаких сложностей не предвещалось, долина была комфортно широка. С неба немного прилетело капелек воды, это беспокоило, зачем этот дождь?

Вскоре раздались звоночки будущих трудностей. Берега реки вдруг стали резко крутыми и вот вдали показался огромный вид каменной стены. Ее масштаб был сразу поражающим. Конечно, есть и побольше, но эта появилась без всяких предупреждений и от нее веяло чем то новеньким, поэтому показалась она просто колоссальной. Я пытался прицелиться из телефона так, чтобы передать всему миру всю ее красоту, независимость и восхитительность.

Нарастающая скальность поднимала рейтинг реки в топ. До этого я отдавал предпочтение красоты Чеховке, а вот сегодня вектор стал смещаться. Река становилась понемногу уже, что сказывалось на переходимости. Несмотря на меньший объем воды, переходить стало затруднительней.

Я стою у большой ямы в которой мелькают алые, как маки, тела. Рыба, странная алая рыба и лишь голова темно-зеленая. Она бодро и даже воинственно ходит среди вялой, тусклой горбуши, чья смерть уже не за горами. Огонек ярко-красной окраски рыб привлек меня как магнит. С замиранием сердца подойдя к водной среде, приготовил телефон для видеофиксации. Я догадывался что это за гость, от того и стучало сердце, как у бегуна на 100 км. В прошлом году, южней километров на сто, на реке Бадья, встречалась она мне, правда всего лишь в единственной штуке. Тот случай не был удивительным, потому что одна такая рыбина была допущена мировой наукой, как возможное явление. Этот была стрейнинговая (бродячая) нерка. У этого лосося невероятно развитая чуйка дома, которую некоторые ученые называют «хоумингом». Чтобы она оторвалась от дома, это почти маловероятный факт, который встречается в считанных единицах, и еще реже это замечено в виде малых групп. В прошлом году мне и посчастливилось встретиться с одной такой нестандартной особью. Сегодня же я встретил целую кипу нерки. В одной плотной группе стояло шесть рыбин, чуть в отдалении блукала еще пара, итого восемь. Они были резвы и здоровы, а значит дадут потомство, для которого эта вода уже будет родной и они будут во всю силу своих ген рваться сюда обратно, чтобы дать уже свое потомство.

Чтобы закончить тему с неркой, продолжу. Километра через полтора я вновь встречусь с неркой, правда с одной лишь парой, что все равно сенсация. Это уже не похоже на стрейнинг, здесь уже масштаб больше. Такой большой разрыв между группами может свидетельствовать, что нерка не странствующая, а уже местная, а значит, что Макаровка является местом обитания микропопуляции нерки. Это то мы и можем назвать сенсацией. Ареал нерки закрашивает территории Магаданской, Камчатской областей и Чукотского автономного округа; на той стороне Аляска и даже северная часть Калифорнии, во всяком случае лет 70 назад там она еще махала хвостами. Бывает ее и в Японии, хоть и немного и то в основном озерная, пресная нерка. В Сахалинской области мечет икру она только на Курилах, в основном на Итурупе, а про Сахалин никто, ничего хорошего о нерке не скажет, потому что ее здесь как бы нет. Это правда, сахалинская нерка не известна никому, не обитает она в его водах, наверное. И сегодня, возможно, произошло историческое событие, когда я выяснил для мирового человечества, что нерка на Сахалине есть.

Нерка рыба ценная, от горбуши поначалу внешне отличается слабо. При входе в реку она такая же серебрянка, как горбушка и чтобы их отличить друг от дружки, требуется посчитать жаберные тычинки на первой жаберной дуги и где больше, там и нерка. При вскрытии поможет и цвет мяса, нерка обладает нестерпимо красным оттенком и более изысканным вкусом, если продолжить исследование дальше методом дегустации. Лишь со временем, когда наступит время икрометания, нерка начинает краснеть и именно в этот период ее и можно совершенно четко опознать. Покраснение происходит уже гораздо выше по течению, где людей нет, так что ее микропопуляция может существовать без обозначения в цивилизованных кругах. Как раз эти места и обходила дорога по Флоре.

Встает сильный вопрос, а почему нерка не наплодилась, а обитает таким небольшим комьюнити? Нерка ведь имеет преимущество перед горбушей в том, что может нереститься в очень широкий диапазон — от июля до февраля. В среднем это происходит в сентября и октябре. Таким образом нерестясь на участках горбуши, она уничтожает гнезда последней, чем и достигает преимущества. Тогда где тучи нерки? Это поле деятельности для науки. Возможно нерка начала укрепляться недавно, благодаря человеку. Раньше горбуши было столько, что в эту щель протиснуться было невозможно и количество молоди горбуши просто забивало неркочную молодь; теперь же, примерно с 90-х, капиталистическая модель общества, выкосив поголовье горбуши и сделала возможным возникновение здесь популяции нерки, чьи странствующие особи изредка навещали восточные Сахалинские реки, дав старт местному стаду. К сожалению, в западные она точно не пойдет, потому что в Японском море нерка не гуляет, да и воду она любит холодную, как на востоке.

Отметив крестиком, что на сегодня подвиг в виде сенсационного открытия совершен, пошел дальше с легким сердцем. Целью сегодня был проход до начала гигантского излома русла реки, который я определил по карте. В глубине его и стоял засечка с надписью «вод.10м». Предполагалось, что это водопад в десять метров своего безудержного падения. Меня явно ждали скалистые, узкие берега реки и брать их я буду завтра. Хотя и в этот день встречались прямо на реке скальные образования. Были они вполне симпатичными и вели себя настолько воинственно, что по реке эти мощные каменные выходы пройти было ни какой возможности. Они упустили лишь ту деталь, что их можно и обойти, даже объехать, что и проделал ГТТ. По его следу я обошел кругом огромную скалу, что создавала прекрасный порожек с зеркальной ямой, в которой ходили загадочные большие рыбы, не считая горбуши. Полукруг обхода составил какие-то пятьдесят метров и я припустил по реке дальше.

Сегодня я шел еще по удобному пути. ГТТ выходил в джунгли прибрежных зарослей все реже, ограничиваясь каменистыми, широкими берегами, или неглубокими водами плесов. Надо мной то и дело свисали огромные обрывистые берега с утесами, скалами и дичайшими руслами небольших ручьев, которые скатывались с 80-градусных склонов. Весь этот ансамбль значился по левому берегу, правый был более сдержан.

Без всяких проблем и происшествий я подошел к речушке по имени Калужская. Она заходила в Макаровку по правому берегу. Калужская являлась невидимой границей резких изменений. В этом месте заканчивалось детство похода, начинались зрелые года и суровая взрослая жизнь. Первый знак изменений — это горбуша: она встала перед первым большим порогом, который дерзкой челкой взметнулся чуть поодаль вверх по течению. Он не был чем-то исключительно сложно преодолимым, а вот горбуша уже истратила силы и не была способна преодолеть его энергичный бег. Да, река в этом месте прекратила сюсюкаться и оделась панцирем скального щита зажав реку сильными объятиями горных пород. Мой проводник ГТТ и не пытался дергаться на эту природную крепость и судя по выщербленным камням, свернул в Калужскую.

— Видимо у них там изба — подумалось мне и тут же закралась мысль, а не пойти по их следам? Вдруг пункт комфортного пребывания не далеко?

Перед устьем Калужской расположилась большая приподнятая коса, на которой лежала потрошенная медведем горбуша, а чуть с краю небольшой путанный обрывок сетки.

Еще раз качнувшись в мыслях туда и сюда, я все же шагнул в бездну Калужской, на время бросив Макаровку. Следов ГТТ почти не было видно, лишь отдельные большие камни хранили щербинки гусениц. Через двести метров река залезла в ущельевидное сужение и я даже удивился, что в него протиснулся гусеничный транспорт, но на выходе из ущельица видны были красноречивые колеи по раскинувшемуся берегу, да, он проследовал выше. Я прошел еще с полкилометра и тоскливо посмотрел в стремящиеся верха, которые угадывались за стрелками елок… Нет, не по силам мне найти их избушку, придется заворачивать усилия обратно, да и ночь совсем не за горами, требуется уже взбивать подушки.

Было два места на выбор — на той самой косе, обеденном столе медведя, или чуть в глубине Калужской, на полке в молодом ивняке. Не дерзнув дергать медведя за усы, пока он ест свою рыбу, согласился на ивняк. Место это не верх желания, только лучше ничего по близости не было.

С дровами здесь было не разгуляться, но для непродолжительного костра наковырять возможность была. Сухостойность поленницы была под вопросом, ведь ночью шел дождь, а место здесь уединенное, солнце посещает его неохотно, а ближний ручей постоянно подбрасывал влажности, поэтому пришлось покорпеть над размножением огня.

И все бы ничего, только ночью опять пошел дождь, прямо трафарет прошлых суток. Он точно так же закончился под утро, оставив мне еще больше влаги на дровах и вымочив палатку. К слову походника, палатка показала свою полную надежность против сыплющийся с неба влаги, а позже продемонстрирует еще большие свои возможности.

Палатка весело сверкала блестками капель воды на своем теле, я же мысленно прикидывал, сколько грамм это добавит к моему тяжелому рюкзаку? Тент палатки был странноватого поведения — вода скапливаясь большими каплями, крайне неохотно покидала поверхность, не желая скатываться вниз. В мае они еще и замерзли после ночного дождя.

Вот здесь то мне и повезло. Чуть в стороне, в разрыве со стороны Макаровки, на берегу Калужской образовалось солнечное освещение. Это был широкий пятак на который поместились многие мои вещи, а главное — большой зеленый флаг палатки. Все ударно сушилось и исходило паром, кроме всего еще и солнечная зарядка не даром ела хлеб. Моя была довольна. Не часто на такое счастье можно было рассчитывать во глубине сахалинских руд.

Забодавшись от бытовых походных рутин, наконец-то сгребаю вещи и тридцать секунд благодарю Ямбуя, по ходу благодарения сканируя поверхность почвы, окружающие ветки деревьев, в целях не упустить гипотетически забытых вещей. Жестокая практика похода сделала меня прилежным учеником.

Солнце раскидалось по всему миру, и я пил его до дна. Я не могу передать, какое ты испытываешь глубокое чувство всеудовлетворенности, как будто растворяешься во всей природе. Этого ощущения нет в городе и ты чувствуешь в суете цивилизации, как будто жизнь проходит мимо, а здесь, в глубинах тайги, все будто как раз наоборот, ты как плывешь в лодочке жизни. Тебя качает в ней в такт происходящим событиям во Вселенной и это наполняет чем то таким, что можно назвать Жизнью.

А тем временем, как раз между философическими мыслями и речкой Калужской, я вошел в сферу ответственности особо сложных условий. Большой, покатый скальный стол перекатывал через себя реку и нахрапом взять речку оказалось взять не просто, а очень просто. Только лишь слева по ходу движения требовалось подняться на эквивалент второго этажа по природным ступенькам и немного по выступающему камню вернуться назад, в целях полюбоваться видом заводи и потока.

Сужение реки тут же кончилось и она несколько разбежалась, я даже засмеялся от облегчения души и задачи. Каньон то был очень грозным: перед моим, типично русским, носом, находилась грандиознейшая скальная стена. Она не была идеальной, но она была впечатляюще размашистой, высокой, неохватной, при этом река оставалась ненавязчиво проходимой. Берега даже могли претендовать на ширину.

— Легкотня какая — легковесно метнулась молния в голове — Чего тут сложно? Зря картографических страшилок испугался.

С чем и продолжал идти в ловушку.