Как быстро закончилась ночь

Андреа Лоренс, 2018

Люси Кэмпбелл получает по завещанию в наследство полмиллиарда долларов, которые ей оставила Элис Дрейк. В течение пяти лет девушка ухаживала за старушкой и дружески опекала ее. Племянник Элис, миллионер Оливер Дрейк, уверенный в том, что Люси мошенница, решает употребить все средства, включая судебное разбирательство, чтобы разоблачить ее. Но «мошенница» оказалась очаровательной, умной, искренней и доброй девушкой, и Оливер всерьез ею увлекся. Он совсем уж было решил отозвать судебный иск, когда обстоятельства вновь заставили его усомниться в честности Люси…

Глава 2

Люси проснулась следующим утром, ощущая тяжесть в груди. Так было с того дня, как она обнаружила, что Элис умерла во сне. С тех пор мир Люси перевернулся с ног на голову. Выяснилось, что она потенциальная миллионерша, а вся семья Элис ее ненавидит.

Кто-то, несомненно, будет оспаривать завещание Элис. Филипп сказал, что судебное разбирательство может продолжаться от нескольких недель до нескольких месяцев. Адвокаты семьи сделают все возможное, чтобы аннулировать последнюю волю Элис. Это означает, что они могут объявить свою дорогую тетушку умственно неполноценной.

Люси подумала, не отказаться ли ей от наследства. Хотя перспектива разбогатеть казалась ей приятной, она не хотела, чтобы родственники Элис разорвали ее на куски. Она не манипулировала Элис, и Элис не была сумасшедшей. Очевидно, старушка просто решила, что ее семья либо не заслуживает наследства, либо не нуждается в деньгах. Поскольку Элис обсуждала эти вопросы только с Филиппом, никто не узнает, что стало истинной причиной условий ее завещания.

Элис была эксцентричной особой. Она не покидала свою квартиру много лет. У нее было полно историй из ее юности о том, как она любила идти против течения, особенно в отношениях со своими родственниками.

Люси в смятении думала, как ей поступить. Ее клиентка умерла, но она по-прежнему получает зарплату, имеет жилье и питание. После похорон Элис Люси начала строить планы. Ей осталось доучиться всего год в Йеле и получить диплом специалиста в области истории искусств.

Работа на Элис и проживание в ее доме позволили Люси экономить почти всю свою зарплату, и теперь у нее были небольшие сбережения, чтобы вернуться в Коннектикут и окончить университет. Потом, используя связи, которые она установила за последние годы в мире искусства, ей, возможно, удастся устроиться на работу в престижный музей.

Элис и Люси обожали искусство. Честно говоря, у Люси не было опыта работы в качестве медсестры или сиделки, но этого Элис от нее и не ждала. Элис требовалась компаньонка и помощница. Ей нужен был человек, который вместо нее будет выходить во внешний мир. Поэтому Люси посещала все аукционы и выставки от имени Элис. Люси встретила там немало людей, которые, зная о том, что ее поддерживает Элис Дрейк, были готовы принять ее в сообщество искусствоведов.

Люси сидела в библиотеке и пялилась на экран компьютера. Она хотела подготовить документы для возвращения в университет, но никак не могла сосредоточиться. Ее взгляд продолжал дрейфовать по квартире, которая могла стать ее собственностью. Старинные молдинги, встроенные статуи ручной работы, паркетные полы, галерея предметов искусства, похожая на филиал Музея современного искусства.

Сейчас сентябрь. Если судебные слушания по оспариванию завещания продлятся всю осень, Люси не сможет вернуться в университет до весны. Филипп не рекомендовал ей съезжать с квартиры, даже если она не собирается оставлять ее себе. Он беспокоился, что родственники Элис помешают Люси вступить в права наследования или продать жилье, даже если судья вынесет решение в ее пользу.

И все потому, что Элис решила сделать Люси миллионершей, а ее родственники с этим не согласились.

В дверь позвонили. Люси закрыла ноутбук и направилась к входной двери. Посмотрев в дверной глазок, она увидела Оливера Дрейка.

Пригладив волосы, Люси открыла дверь. На Оливере был темно-синий костюм. Этот цвет ему шел гораздо больше черного. Темно-синий цвет оттенял его глаза и подчеркивал золотистый отлив его волнистых каштановых волос.

Она уставилась на его кислое лицо.

— Оливер, я рада, что вы пришли. Заходите.

Она отступила, пропуская его, и Оливер вошел в квартиру, не сводя взгляда с Люси.

— Я бывал здесь десятки раз, — сказал он.

— Но с девяностых годов здесь многое изменилось. Пожалуйста, проходите и располагайтесь. — Люси закрыла дверь. Обернувшись, она обнаружила, что Оливер стоит на прежнем месте и разглядывает ее.

— Мне непонятно, вы всегда такая нахальная или ведете себя так потому, что что-то скрываете. Вы нервничаете, Люси? — Он говорил тихо и был явно не впечатлен ее резким тоном.

Люси скрестила руки на груди и отпрянула, словно стараясь защититься от его проницательного взгляда.

— Мне не о чем беспокоиться, — сказала Люси.

Он сделал к ней два медленных шага. Люси попятилась и уперлась спиной в дверную ручку. Рядом с Оливером Люси чувствовала себя очень маленькой. Он наклонился, изучая ее лицо, и она затаила дыхание.

Оливер уставился на ее губы, а потом посмотрел ей в глаза. На секунду Люси подумала, что высокомерный старший брат Харпер ее поцелует. Но он к ней не прикоснулся.

— Мы это увидим, — произнес он наконец.

Когда он сделал шаг назад, Люси облегченно вздохнула. Оливер смущал ее и заставлял нервничать.

Потом он беспечно засунул руки в карманы и небрежно прошел по галерее, а потом направился в большую гостиную. Хмурясь, Люси последовала за ним. Она не понимала, чего он хочет. Вероятно, он решил поиграть у нее на нервах. Может быть, он хочет посмотреть, не продала ли она что-нибудь из вещей Элис.

— Я приехал, чтобы сообщить вам, что сегодня утром мой адвокат подал иск на оспаривание завещания. Я уверен, Филипп объяснил вам, что все активы тети Элис будут заморожены до вынесения судебного решения.

Люси остановилась у входа в большую гостиную, ее руки были по-прежнему скрещены на груди. Харпер была права, говоря, что ее брат, вероятно, станет источником проблем.

— Он мне все объяснил.

Оливер оглядел картины и дорогие гобелены, а потом повернулся и кивнул Люси:

— Хорошо. Не пытайтесь ничего продать из квартиры Элис. Я уверен, вы никогда ничего не наследовали раньше и не знаете, как это делается.

— Жаль. Я бы с удовольствием продала безвкусную картину Леже, которая висит в коридоре. Я всегда считала, что ее надо вешать рядом с полотнами Сезанна, но Элис меня не слушала, — язвительно сказала Люси.

Оливер пристально посмотрел на нее.

— Какая из картин написана Леже? — спросил он.

Люси посерьезнела. Он считал себя умным, но явно не разбирался в искусстве.

— Красочная кубистическая фигура с велосипедами. Но я просто пошутила. Даже если я выиграю в суде, я вряд ли буду продавать картины, принадлежавшие Элис.

Оливер взглянул через плечо на картину Леже и пожал плечами, а потом подошел к кремовым полосатым диванам. Он развалился на диване, и Люси одновременно рассердилась и удивилась. Казалось, ему очень комфортно в квартире Элис, словно он уже собирался сюда переехать.

— А почему? — спросил он. — По-моему, большинство людей на вашем месте с радостью заработают миллионы от продажи ее коллекции картин.

Люси вздохнула, будучи не в настроении объясняться с ним. Но иного выхода у нее не было.

— Потому что эти картины были очень ей дороги. Вероятно, вы были слишком заняты строительством своей компьютерной империи, поэтому не знаете об этом, но эти картины были ей как дети. Она тщательно подбирала каждый предмет своей коллекции, скупая картины и скульптуры, которые вдохновляли ее, потому что она не выходила из дома и не могла посмотреть их в музеях. Она часами говорила со мной о них. Она завещала свою коллекцию мне, и ее продажа будет сродни пощечине Элис.

— А что бы вы с ними сделали?

Люси прислонилась к колонне, отделявшей гостиную от галереи.

— Я отдала бы большую часть коллекции в музеи. Музей Гуггенхайма несколько месяцев упрашивал Элис продать ему творение Рихтера. Она всегда отказывалась, потому что не могла бы смотреть на пустое место на стене, где висела эта картина.

— Значит, вы все раздадите? — Его густые брови поднялись от искреннего любопытства.

Люси покачала головой:

— Нет, не все. Я бы оставила себе Моне.

— Кто это?

Она разочарованно сглотнула и указала на картину на стене библиотеки.

— Картина называется «Ирисы в саду», — сказала она. — Ведь вы учились в университете. У вас не было курса живописи? Вы ни разу в жизни не были в музее?

Оливер хрипло рассмеялся, и Люси вздрогнула. У нее чаще забилось сердце и пересохло во рту. Раньше она никогда так не реагировала на мужчин. Хотя последние пять лет она постоянно жила с девяностолетней старушкой. В принципе, очень хорошо, что Люси так остро реагирует на мужчину. Ведь ей немного за двадцать. Однако Оливер ей не пара. Поэтому она должна держать с ним дистанцию.

— Вы удивитесь, — сказал Оливер, вставая с дивана. Пока Люси наблюдала за ним, стоя у двери, он ощущал себя предметом искусства. — Я бывал в музеях. В основном с тетей Элис, в те дни, когда она еще покидала свою позолоченную тюрьму. Я никогда не интересовался искусством, но она его обожала. Мне нравилось слушать, как она говорит о нем.

Оливер отвернулся от Люси и прошел к дверям в библиотеку. Там, прямо над столом, висела неброская картина размером два с половиной фута на три. Сделав несколько шагов назад, Оливер прищурился и наконец разглядел цветы на расстоянии. Он полагал, что для некоторых людей эта картина — шедевр, но для него это была обычная мазня на холсте, которой восхищается небольшая группка богачей.

Однако Оливер знал, кто такой Моне. И Ван Гог, и Пикассо. В фойе здания его компании висела картина Джексона Поллока, купленная его отцом. Возможно, ему порекомендовала ее тетя Элис. Он не знал всех художников, но неучем не был. Тетя Элис часто водила его по музеям. Ему просто нравилось притворяться перед Люси необразованным человеком.

Когда она покраснела, ее веснушки стали незаметными. Скрестив руки на груди, она привлекла внимание к покрасневшей коже своей груди.

— Ирисы — любимые цветы моей матери, — сказала Люси, проходя в библиотеку.

Она держалась настороженно, и он улыбнулся. Ему было так легко ее разволновать. Он задался вопросом, как она отреагирует, если он обнимет и поцелует ее.

— Я всегда ценила эту картину за сентиментальность, — произнесла она.

Когда Оливер повернулся и посмотрел на Люси, он обнаружил, что она восхищенно разглядывает картину. Ему почти стало совестно за то, что он старается вывести Люси из равновесия, пока она говорит о своей матери. Почти.

Во всяком случае, он не хотел ни к чему ее принуждать. У его адвоката случится инфаркт, если Оливер соблазнит женщину, которой он накануне предъявил судебный иск. Тем не менее он хотел узнать ее лучше. Не потому, что ему было любопытно, а потому, что он хотел раскрыть ее секреты. Он знал, что о ней думали Харпер и тетя Элис, но ему нужна правда.

Эта краснощекая милашка, хорошо разбирающаяся в искусстве, на самом деле мошенница, и Оливер разоблачит ее точно так же, как он должен был разоблачить Кэндис до того, как его отец остался с ребенком на руках. Оливер не успел защитить тетю Элис, но это не значит, что ничего нельзя исправить.

Он понял, что Люси смотрит на него с любопытством.

— Что? — сказал он.

— Я спросила, как вам эта картина.

Он повернулся к картине и пожал плечами.

— Она выглядит немного неряшливо, — сказал он. — Сколько она стоит?

— Ваша тетя купила ее много лет назад по довольно низкой цене. Но сейчас ее стоимость на аукционе может равняться стоимости этой квартиры.

Оливер насторожился и вгляделся в картину, стараясь понять, почему она стоит так дорого.

— Это смешно, — серьезно произнес он. — Неудивительно, что моя двоюродная сестра, Ванда, так расстроилась, когда вы унаследовали все личные вещи тети Элис, а также ее наличность. Ее коллекция стоит кучу денег.

Люси не стала с ним спорить.

— Она обожала искусство. И я тоже его люблю. Вот почему мы с ней так хорошо ладили. Возможно, поэтому она решила оставить мне свою коллекцию. Я бы не стала ее продавать.

Оливер задумался.

— По-вашему, причина в этом? — спросил он.

Она хмуро взглянула на него:

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, вы искренне полагаете, что все поверят, будто она переписала завещание, чтобы оставить все свое имущество помощнице, а не своей семье, и вы не имели к этому никакого отношения? Вы обе сошлись только на почве любви к искусству?

Люси прищурила карие глаза, выражение ее лица посуровело.

— Да, я ожидаю, что все в это поверят, потому что именно так все и было. Я не знаю, почему вы такой циник, но не все в этом мире манипулируют людьми.

— Я не циник, Люси. Я обычный реалист. Я не знаю, чем вы очаровали мою сестру и тетю. Я знаю, что вы получили в наследство полмиллиарда долларов. Вы должны были что-то сделать, чтобы это произошло. Вы хотите сказать, что тетя просто так оставила вам кучу денег? Вы какая-то особенная?

Люси слегка поморщилась, и на мгновение Оливеру стало совестно. Несомненно, она пытается им манипулировать.

— Совсем нет, — печально произнесла она. — Я не считаю себя особенной. Я обычный человек. Жаль, что Элис не объяснила мне и всем остальным, почему она так поступила. Я ничего не могу с этим поделать. Вы можете через суд аннулировать ее последнюю волю. Возможно, вам повезет. Я не могу это контролировать. Но, знайте, что независимо от решения судьи, я не имела к этому никакого отношения. Пусть вы мне не верите, но от этого я не становлюсь лгуньей.

Ох, чем дольше она говорила, тем сильнее он хотел ей поверить. Сначала Оливер думал, что Люси не такая искусная и хитрая, как Кэндис, но он ошибся. Она просто предпочла окрутить старую, уязвимую женщину, а не одинокого мужчину. Разумный выбор, честно говоря. Ей не приходилось притворяться влюбленной в старика.

— Вы очень убедительны, — сказал Оливер и подошел к ней. — Когда я впервые увидел вас в офисе Филиппа с вашими большими глазами и невинным личиком, я подумал, что, возможно, вы неопытная актриса, но теперь я вижу, что вы профессионал. — Он подошел к ней почти вплотную. — Но это не значит, что вы выиграете.

На этот раз Люси не сдвинулась с места.

— Вы ошибаетесь, если думаете, что меня это волнует, — сказала она.

— Вы искренне верите, что убедите меня, будто вам не нужна квартира, Моне и все остальное?

— Не нужна. — Она с вызовом подняла подбородок и уставилась на Оливера карими глазами. — Понимаете, разница между вами и мной в том, что мне не приходилось терять что-нибудь стоящее. Если я выйду из этой квартиры с пустыми руками, моя жизнь продолжится. Именно этого я хочу. Честно говоря, я даже не представляю себя обладательницей таких денег. Все происходящее кажется мне сном. Я надеюсь проснуться и стать прежней Люси, которая никогда не позволит себе дорогие поездки и дорогую одежду. Подобное не происходит с такими, как я. А люди с властью и деньгами, вроде вас, не хотят их терять.

— По-вашему, я виноват в том, что вы не добьетесь того, чего хотели?

— Такова была воля Элис. И вы ее единственный родственник, решивший через суд оспорить завещание.

— Кто-то должен был это сделать.

— Таков ваш выбор, Оливер. Мы все сказали друг другу. Я думаю, вам пора уходить.

Оливер внимательно взглянул на суровое выражение ее лица и ухмыльнулся. Ему не надо уходить. Люси фактически отказалась от претензий на квартиру. Но еще слишком рано праздновать победу. Кроме того, чем больше времени он проводил с Люси, тем меньше хотел с ней воевать. Чем ближе он подходил к ней, тем сильнее желал вдыхать аромат ее шампуня и прикасаться к ней.

— Я думаю, вы правы, — сказал он, отстраняясь от нее, избегая поступка, о котором мог пожалеть. Например, зацеловал бы Люси до беспамятства. Пройдя через галерею в фойе, он открыл дверь, ведущую к лифту. — До встречи, Люси Кэмпбелл.