Лицо со шрамом

Ана Бозина (2024)

Элизабет привыкла к своему одиночеству, ведь только так она может скрыться от мрачного прошлого. Но всё меняется, когда случай сводит её с опасным незнакомцем. Он спасает ей жизнь, и теперь Элизабет в долгу перед ним. И пусть ей удается сменить имя и город, однажды в её дверь постучат, чтобы предъявить счет. В одно мгновение Чезаре теряет всё, что когда-либо имел: бизнес, положение, семью. Его существование отныне напоминает Ад — пропитанный запахами пороха и пролитой крови. Он заплатил слишком высокую цену за свою слабость и теперь жаждет возмездия. И только Элизабет может помочь ему свершить свою месть, даже если на кону стоит её собственная жизнь!

Пролог

ПЛЕЙЛИСТ:

The National — "I Need My Girl"

Jessie Ware — "Egoista"

Hozier — "No Plan"

Solomon Burke — "Cry to Me"

Eric Carmen — "I Wanna Hear It From Your Lips"

Mando Diao — "Dance With Somebody"

Donna Missal — "Nothing's Gonna Hurt You Baby"

Lana Del Ray — "Cherry"

Johnny Cash — "Hurt"

Пролог

Чикаго, Маленькая Италия

Я сидел на крыльце, как обычно скучая из-за того, что мои братья в очередной раз продинамили меня. Они не считали нужным брать с собой хвост. И хотя мне уже достаточно лет, чтобы быть самостоятельным, мой социальный статус сопляка не изменился. Я для них — тормозной механизм, которому нужно подтирать сопли.

Солнце припекало и без того загорелую кожу, но я не спешил прятаться в дом. Жизнь в этой стране казалась странной: дома — бездушные коробки не манили укрыться в тени их стен, как было дома в Италии. Вспомнив родную улицу, где росли апельсины и пахло свежей пастой, я снова загрустил. Единственным напоминанием о доме был певучий итальянский, звучавший из каждого уголка этого квартала. Сеньор Томмази возился с перцами в своем ухоженном саду, подвязывая тяжелые гроздья, набирающие цвет закатного солнца, тихо напевая какую-то итальянскую песню середины века. Наша улочка маленькая, и мне сразу бросилась в глаза эта девчонка.

— Strega, — шепнул я, заметив в очередной раз гостью с рыжими волосами.

Чужаки здесь редкость, она же просто шла по тротуару, не замечая никого вокруг, как яркое пятно из-за копны волос, но такая бледная и худая. На фоне смуглых итальянцев, поцелованных солнцем, эта девочка напоминала призрака. У нее были длинные волосы, такие же длинные руки и ноги, с которыми она еле справлялась.

Сеньор Томмази выглянул из зарослей своего сада, следя за девчонкой.

— Чует мое сердце неладное, — произнес он, кивнув в мою сторону, — сынок, ты бы узнал, может, ей нужна помощь?

— Почему я? — я недоверчиво сложил руки на груди, отворачиваясь в другую сторону.

— Ты ребенок, она тоже, тебе будет проще найти с ней общий язык.

— Не хочу я общего языка, мне и своего хватает!

Сеньор Томмази рассмеялся, но настаивать перестал. Он обтер руки о круглый живот, потянулся так, что я услышал хруст его позвонков, а затем скрылся в грядках.

Пару дней я ее не видел, хотя сосед говорил, что девчонка шастает по нашей улице так же часто, как солнце встает по утрам — то есть каждый день! Мне стало интересно, что она забыла в Маленькой Италии, ведь на итальянку она совсем не походила. Я занял место на крыльце, откуда открывался вид на всю улицу, подойдя к делу ответственно: в корзинке рядом со мной было два сэндвича из домашней чиабатты с ветчиной и моцареллой, свежий лимонад и еще один сэндвич для девчонки, но без сыра. Жариться на солнце пришлось долго; я слопал все свои припасы и собирался добраться до запасного бутерброда, когда увидел ее.

Несмотря на пекущее солнце, она была в кофте с длинными рукавами, а еще она так быстро шла, что я сорвался на бег, таща за собой дурацкую корзинку.

— Стой! — мне пришлось крикнуть, когда она свернула за угол, корзину бросать не хотелось.

Когда я нагнал ее, то на секунду пожалел, что решил ввязаться в эту авантюру. Но сеньор Томмази был прав: ей требовалась помощь. Первое, что я заметил, — это ее глаза. Она плакала, не сейчас, недавно. Они были опухшими и красными, как и ее нос. Мы стояли посреди улицы, пялясь друг на друга: я с интересом, она — с нескрываемой злобой. Чужачка схватилась за кулон, нервно теребя его пальцами. Под ними, на бледной коже, была небольшая россыпь из пяти родинок, напоминающая букву W. Я вспомнил книжку про звезды: так выглядело созвездие Кассиопеи.

— Чего тебе? — брякнула она, ее голос звучал красиво со странным акцентом.

Я думал предложить ей сэндвич, но решил, что слопаю сам! Глупо топчась на месте, я переложил корзинку в другую руку, набираясь смелости заговорить снова. Она пугала меня до чертиков, хотя была не не так уж старше меня — хотя кто разберет этих девчонок!

— Ты выглядишь как вредное приведение, — выпалил я. На самом деле, я хотел сказать не это, но она напоминала ведьму из сказок! Там, откуда я приехал, девчонки обычно отличались несносным характером избалованных кукол и скверным нравом, но она… она была другой. Ее взгляд был суров. Strega выглядела так, будто ненавидела меня, весь мир и еще половину Чикаго за компанию.

Она была высокой, хотя я был чуть выше, ее длинные руки спрятаны в карманах джинсов, а ноги неуклюже топтались в дорожной пыли, готовясь к побегу в любой момент! Девчонка сжалась, ей не нравилось мое внимание, мне стало неловко, но я не отвел взгляда. Ее глаза наполнились слезами и стали еще ярче, а румянец залил ее бледную кожу делая веснушки заметнее.

— Отвали, — грубо ответила она, упрямо увернувшись в попытке обойти меня.

Мне стало обидно: я хотел помочь, как просил сосед Томмазито, но что-то пошло не по плану. ВЕРНЕЕ, ВСЕ ПОШЛО НЕ ПО ПЛАНУ!

— Ты что, спишь в гробу и пьешь кровь, Strega?

Мне нравилось называть ее ведьмой, во мне возникло нестерпимое желание растормошить, оживить эту бледную девчонку. Какой черт дернул меня за язык? Но на этом глупости не закончились: я схватил ее за руку и резко потянул на себя. На секунду она опешила, замерла, как олень в свете фар с неподдельным ужасом в глазах, а потом сделала то, чего я совсем не ожидал.

Ее жесткий, как камень кулак врезался в мой нос с ужасным хрустом — как гравий под ногами. Разница была в том, что хрустнули мои кости, а потом кровь закапала на футболку. У нее был удар, как у чертового Артуро Гатти.

Корзинка выпала из рук на пыльную дорогу, а я следом. Было больно, ужасно больно! Мне хотелось заплакать, от души и горько, но тогда бы я подтвердил статус сопляка. Собравшись с силами, я кое как сел, держась за нос из которого хлестала кровь.

Девчонка не убежала, она стояла рядом то и дело стряхивая ушибленный кулак, а с ее губ слетали бранные слова.

— Мать твою! — рявкнула она, — кажется, я палец сломала!

— И мой нос! — проорал я, случайно глотнув крови, попавшей в рот.

Так началась наша странная дружба длиной в одно лето: со сломанного носа и отменного удара справа.

***

Как-то я спросил у Лиззи, так звали девчонку расквасившую мой нос, где она научилась бить как боец? Она долго молчала, даже слегка приуныла, но в итоге призналась, что этому ее научил отец. Лиззи произнесла это с явной неохотой, стягивая рукава пониже, словно пыталась скрыть свои руки от моего взгляда. Меня это немного смутило, но за месяц, что мы провели вместе, я привык к ее скрытности.

— Он боксер, — коротко добавила она, поежившись.

В голове зрели вопросы, но я боялся спугнуть нового друга. Мы днями бродили по улицам без особой цели, избегая неприятностей — ни ей, ни мне они не были нужны.

В день, когда мой нос сломался о кулак Лиззи, нам пришлось идти ко мне домой. Следует отдать ей должное: она не бросила меня и даже хотела признаться в том, что в поломке моего носа виноват ее хук справа, но я возразил. Признаться перед тетей в истинных причинах травмы было равносильно подаче официального заявления на первые полосы газет. Если бы мои браться узнали правду, я никогда бы не отмылся от позора, умудрившись наткнуться на девичий кулак.

Мы соврали. Я и Лиззи придумали версию, которая всех устроила, так мы стали партнерами по преступлению. Признаться честно, я не спал всю ночь. Во-первых, болел не только нос, но и голова, а еще мне казалось, что мы согрешили. В ту ночь я решил, что мы непременно должны сходить в церковь и вымолить прощение.

До церкви мы так и не дошли.

В один из солнечных дней мы стащили яблоки с лужайки перед домом какого-то неприветливого типа. Он всегда ходил недовольным, его сальные волосы спадали на глаза, а пузо свисало через ремень. Яблоки валялись на траве, но заметив нас, тип выбежал на улицу, схватив Лиззи за ее вытянутый рукав. Он угрожал оторвать ей уши и отвезти к родителям, чтобы они как следует ее выпороли. Но в Лиззи словно вселился дьявол: она брыкалась и упиралась, как дикая кошка. Я уж испугался не пустит ли она в ход свой коронный удар!

Тогда я размахнулся и со всей силы пульнул надкушенным яблоком в его голову, попав прямо в глаз! Секунды, когда он ослабил хватку, хватило чтобы Лиззи дала деру, а я следом за ней.

— Сróga! — сказала она мне, когда мы оказались в безопасности.

Это слово казалось мне совершенно незнакомым — оно звучало странно, как будто она набрала в рот воду и старалась ее не пролить.

— Что это значит? — заинтересовался я, пихнув Лиззи в бок. — Ты меня обозвала?

Она лишь улыбнулась.

— Это на ирландском, дубина!

А потом Лиззи пропала. Я ждал ее на нашем месте, на крыльце у моего дома, но она так и не пришла, и на следующий день тоже. Я не знал, где она живет, вообще не знал ничего, кроме ее имени, цвета волос и созвездия родинок на ее на коже. Ее не было пять дней, а на шестой, когда я уже совсем отчаялся, она вернулась. Лиззи выглядела потухшей, хотя я все лето пытался ее оживить. На ее скуле красовался блеклый синяк, который она пыталась скрыть за волосами. Девчонка была как иголках, постоянно оглядывалась на дорогу.

— Я на минуту, Сróga. — неожиданно обняла меня Лиззи, крепко сжимая в кольце рук. — Это было хорошее лето! — пробубнила она мне в шею, уткнувшись носом.

Хоть я и был мелким, мое сердце почуяло неладное. Я не хотел отпускать ее, но она обещала, что придет на следующий день.

Я ждал.

Она не пришла. Ни через день, ни через неделю, ни через месяц.

Лиззи исчезла, словно никогда и не существовала в этом мире.