Солдат Империи. Книга первая. Закат

Анатолий Ханеня, 2023

Тяжело идти по жизни после службы в армии СССР, не имея профессии, которая тебя кормит. Приходится зарабатывать криминалом. И таких как я – сотни, тысячи. Хорошо, что есть командир, который держит тебя в резерве, за штатом и даёт заработать на конфликтах в этом бушующем мире. Мы все для него как дети, особенно я – с хорошими навыками солдата, солдата удачи. И мои друзья такие же. Мы готовы на всё и все готовы служить Родине. Жаль, что Родина не имеет возможность достойно нас обеспечивать, но мы не в обиде. Солдата война кормит.

Здравствуй Читатель! Если ты читаешь это, значит я не зря потратил пять лет на эту книгу, с марта 2017 по декабрь 2021 года. В ней описаны мои фантазии и что-то из моей жизни. Используются не нормативная лексика, жаргон, всё то, как разговаривали в восьмидесятые, девяностые и двухтысячные годы. Все совпадения с именами, названиями фирм и изделий, чистое совпадение. Диалоги с первыми лицами государства, надеюсь, не обидели их и не оскорбили. Если это не так, то искренне приношу свои извинения.

Надеюсь, тебе понравится жанр и текст моей книги. Приятного чтения.

Пролог.

Где-то читал или слышал о том, что у человека, побывавшего на войне, получившего ранение, изменяется ДНК. Передаётся по наследству быстрая адаптация к экстремальным условиям до четвёртого колена. Потомки легче приспосабливаются к таким условиям, у них вырабатывается ярче инстинкт самосохранения, выживания и жизни на войне. В России, которая пережила Великую Отечественную войну, выиграла её, практически все приспособлены к таким условиям, правда это скрыто и проявляется, открывается у каждого по-своему. У кого-то проявляется само собой, кому-то нужен стресс, кому-то время.

Мой дед по отцу участвовал в походе на Польшу в составе Гомельского казачьего полка, был ранен в руку. После разгрома красной армии отступал не на Юго-Восток, как все, а пошёл севернее, в район города Люблин. Наверное, это спасло его и его сотню от плена. Под Люблином они захватили и разграбили замок, где дед поменял коня на свежего и украл княжну Роговицкую. Через два месяца вернулся с женой в южное Полесье, домой, где родился мой отец в 1929 году. В 1942 году отец в тринадцать лет попал в партизанский отряд, где два года воевал и выживал.

Мой дед по матери, воевал на Халхин голе, был ранен, потом, 1939 году, с белофиннами. В том же году родилась моя мама. Погиб дед в 1942 году под Москвой в контратаке, захоронен в братской могиле. В 1964 году мои родители познакомились и переехали в Москву. В 1965 году родился я, в месяц скорпиона, по дороге из деревни в Москву. Так начался мой жизненный путь и повествование книги в четырёх частях.

Солдат Империи.

Книга первая.

Закат.

Войне от колыбели

Я жизнь обрёк свою,

Мне стрелы в детстве пели,

Когда я спал «баю».

(сага об Олафе «Тригвасоне».)

В Москве в мае очень красиво, особенно там, где я живу. А живу я в микрорайоне «Курьяново» на юго-востоке. Район не очень старый по московским меркам, но очень красивый и зелёный. В городе много зелени: канадский клён, тополя. Но только в «Курьяново» растут каштаны в огромном количестве. Сам по себе район тихий, обособленный, весь утопает в зелени каштанов, сирени, клёнов, тополей и фруктовых деревьев. Строили его пленные немцы после войны, поэтому он двухэтажный, с садиками, сарайчиками, ровными параллельными и перпендикулярными улочками. В которых, впервые попавшие к нам, частенько плутают. Мы сидим на каштановом бульваре на качелях с моим армейским другом Кудриным Юрой и тихо переговариваемся. Он удивлённо смотрит на цветущие каштаны и ростовским говором медленно растягивает слова:

— Куда ты меня завёз, Поводырь? У нас в Ростове дома лучше в двадцать раз, хоть и построены при царе горохе. И это Москва? Чего молчишь, как рыба об лёд?

Я молча улыбнулся, сделал затяжку папиросой и протянул её Юре.

— Откуда? — спросил он.

— Ис-сыкульский. — ответил я и выдохнул дым.

— Где взял?

— Знакомые привезли из Киргизии. Музыканты.

— Они все пидоры, — сказал Юра и протянул свою руку-лопату за папиросой. И тут же добавил — Чё так мало?!

— Кури, мало будет, через бутылку догонишься. — буркнул я.

— Это как? — спросил Юра и затянулся на пол папиросы.

— Увидишь… Как батя твой? Лупит тебя, дурака, по башке дохлой кошкой по-прежнему, что бы не тормозил? — подколол его я.

— Постарел, — ответил он, не обращая внимания на мой прикол.

— Хату снял для меня? — Спросил он и выпустил дым, закашлялся и выдавил из себя, — Злой «ганжибас».

— Не хуже Чуйского, или Афганского, — сказал я.

— Да ладно гнать, Чуйский — это Чуйский! — затянулся Юра, папироса кончилась.

— Не бздишь? — прозвучал мой вопрос.

— В смысле? — ответил Юра, глаза его забегали и тут же остановились.

— Я про завтрашнюю встречу — сказал я и достал вторую папиросу.

— Есть немного, — и тут же добавил — Не боятся только дебилы и психи. А чё такой косяк маленький? Слышь, ты его по себе забивал? Сам огрызок и «штакет»* такой же.

Я ухмыльнулся и ответил:

— Такую лошадь как ты, не прокормишь и не обкуришь. Гашиш для удовольствия, а не для коматозного ступора, к которому ты всё время стремишься. — отпарировал я.

–Слышь, Поводырь, как завтра всё пройдёт? А? Вдруг отомстить приехал «Ганс»? — занервничал мой дружок.

— Всё будет в ёлочку, место наше и своих парней я подтянул на завтра. Успокойся. — похлопал я его по колену.

*****

Попал Юра в эту историю без меня, что противоречило нашим дружеским отношениям. Обычно гадость, какую-ни-какую, придумывал я, а исполнял, задуманное мною, он. Мы тогда были в Боснии как инженеры-электрики и помогали христианам против мусульман. Я ушёл с «серыми волками» на мост, а «Большой» остался один, без меня, вот и влип в историю. В диверсионную группу потребовался снайпер, так как — их подорвался на мине. И мне предложил наш советник сходить на мост вместо выбывшего. Юру не взяли вместе со мной, очень большой, да и за чем второй пулемётчик. Юра бузил и настаивал на том, что мы всегда вместе и дополняем друг друга, что я без него пропаду. Но всё было тщетно. Чтобы он не доставал всех, его тут же направили на передовую, выдав ему пулемёт и проводника. Уходя, он долго держал меня за руку и напоследок обнял меня и сказал:

–Ты, это, возвращайся давай, живой, а то чё я тут без тебя буду делать.

Он побаивался оставаться один, ведь привык, что я всегда рядом. Я думал, принимал решение, а он исполнял. Сейчас же он уходил без меня с проводником, с незнакомым ему человеком, да ещё не говорящим на русском. Мы ушли на следующий день, в тыл к хорватам-мусульманам, к стратегическому мосту за 130 километров. Нас могли перебросить на «вертушке», но командир отказался, мы ушли пешком через линию фронта. В этом был свой резон. Ведь вертушку могли сбить или засечь, где нас высадили. Вернулись мы через две недели и тогда я узнал, как Большой отличился.

Уходя, Большой с тоской посмотрел на меня и вздохнул, затем повернулся к проводнику — боснийскому сербу и спросил:

— По-русски шпрехаешь, бестолочь? — Серб не ответил. Юра добавил с раздражением — Хоть «му» скажи, нерусь. — Серб что-то сказал на своём языке.

— А я думал тебе мусульмане язык отрезали, а оказывается нет. — сказал Юра и тут же добавил — Дорогу знаешь? Не заблудимся?

Неожиданно проводник ответил на русском с небольшим акцентом:

— Я не бестолочь. Фронт там, семь километров. — И показал рукой в сторону видневшейся на горизонте горы.

Юра радостно закричал:

— Поводырь! Он по-нашему лопочет. — Обняв серба за шею правой рукой, а левой ладошкой слегка стукнул по каске и спросил, — Где по-нашему говорить научился?

–В Москве учился, в ветеринарной академии. — ответил проводник и попытался вырваться из объятий Юры.

— Да ладно тебе, не вертухайся — сказал Большой и добавил — Значит, ты моего корефана землячок. Ну пошли, Братушка, пошли, а то скоро стемнеет.

Они ушли и мне тоже стало как-то тоскливо. Создалось впечатление, что с меня сняли доспехи и я почувствовал себя голым. Следом за проводником и Юрой двинулась вторая рота на смену первой и тут же подтянулась третья, отдохнувшая, пополненная новобранцами, с которыми тут же начали заниматься более опытные солдаты. Через пол часа приехал и за мной проводник.

Прибыв в зону боевых действий, Юра сразу начал всех грузить по поводу окопов в тыл и второй линии обороны. Он хорошо усвоил мои уроки и стремился так заглушить тоску, работой над рытьём окопов в тыл. Причём тихо ворчал:

— Лучше перебздеть, чем не добздеть. Копайте олухи не ленитесь.

На три дня его хватило, а потом энтузиазм иссяк и все «забили» на траншеи. Правда прокопали за то время прилично под неусыпным оком Юры. А затем с огромной радостью бросили это грязное дело, так как Большой перестал орать на бойцов и увлёкся перестрелками с противником. Рота заступала на десять дней и развлечения каждый придумывал себе сам. С раннего утра и примерно до трёх часов солнце светило нашим в спину, а мусульманам в глаза и поэтому начиналась охота с любым видом оружия на противника. После трёх часов ситуация менялась коренным образом и уже мусульмане охотились на наших до заката солнца. Вообще война велась по расписанию, после завтрака начиналась стрельба и ругательства в сторону противника, затем по молчаливому согласию перерыв на обед и снова, здорово до ужина. Ночь проходила тихо. Подносили боеприпасы и горячее питание, уносили убитых и раненых, если таковые находились. Появлялось изредка и большое начальство, посмотрев в прибор ночного видения, поговорив с командирами 5-7 минут, быстро удалялось в направлении тыла. Вот так изо дня в день в течении десяти дней и проходили тоскливые будни Большого. Сменившись, подразделение отводили ещё дальше в тыл, чтобы бойцы могли помыться, отоспаться от ночных караулов, нормально поесть. Выспавшись и помывшись, подкрепив силы едой и захватив туалетную бумагу, Юра пошёл обследовать деревушку и окрестности. Так как десять дней приходилось есть мало, то на отдыхе все ели за двоих, навёрстывая упущенное на передовой. У Юры всегда были две насущные проблемы: «Что бы поесть и где бы «присесть». Если бы я был рядом, то проблема была бы решена до безобразия просто. Я постучал бы в ворота любого дома и спросил для Большого сходить в туалет, а то он на улице стесняется. « У, а где можно руки помыть и попить?», «Конечно, буду вино.», «А пожрать есть? Очень кстати, а то такого слона не прокормишь, а надо, чтобы воевал хорошо.» И к его появлению из сортира уже был накрыт стол с нехитрой едой: брынза, лук, хлеб, овощи, сыр, иногда немного «шпика» и конечно кислое вино. Выпив вино и всё съев, мы радушно благодарили хозяев и шли по своим делам. Сейчас же Большой стоял и думал: «Плохо, что Поводыря нет. И что делать? Постучать в ворота дома? А, что сказать? Пустите посрать, а пока я «хезаю» накройте стол и вина побольше». Так и не решившись на поступок, Юра сплюнул и пошёл к ближайшему возвышению, что — бы обозреть окрестности и надавить на «тюбик». Выполнив священный ритуал и застегнув штаны, напевая: « — Гоп — стоп. Мы подошли из-за угла… Гоп-стоп, ты много на себя взяла.» — Юра не спеша двинулся к краю горы, чтобы спустится вниз. Тут он услышал на немецком:

— Майн год! Он наделал кучу как слон! — И тут же:

— «Шайсе!»

Повернув голову направо, Большой увидел двоих бегущих к нему солдат в незнакомом ему камуфляже. Один из которых наступил в его дерьмо и матерился. Чувство опасности обострилось, он почувствовал ещё троих. И тут же подумал: «где шестой, снайпер?» Кольцо вокруг него сомкнулось и его взяли в плен. Схватили за руки и жёстко их выкрутили. Попытались надеть наручники из метала и не смогли. Дужки не сходились на запястьях у насупившегося Юры. Неизвестные и скорее всего враги, пытались безрезультатно защёлкнуть наручники и зло пыхтели. Наконец один из нападавших выхватил из кармана пластиковые наручники и надел их на руки Юры. Резко дёрнул за свободный конец и связал запястья пленного Юра лихорадочно думал: «Ну, где ты, шестой, появляйся, меня взяли в плен…» Юре заклеили рот скотчем и потащили к обрыву в противоположную сторону от той, к какой шёл пленник. Там оказалась тропка, прикрытая кустарником, Юру потащили туда. Он поджал ноги и подумал: «Ну-ну. Тащите, тащите. Сейчас выдохнетесь и шестой появится, подойдёт поближе и я вас всех убью. Сволочи!» Снайпер появился неожиданно, скатился на пятках с гребня горки, перед которой они повернули на тропу. Он спрыгнул так неожиданно — попал на двоих конвоиров и на Большого. Юра разорвал пластиковые наручники и сделав шаг назад, нанёс удар в голову локтем идущему сзади. Затем выхватил у лежащего перед ним в куче с двумя другими нож и хладнокровно зарезал всех троих. Сделал несколько шагов и оказался рядом с пятым, который даже не успел повернуться. Обхватил его за шею и, прикрывшись им, посмотрел вперёд, где должен был быть шестой. Увидев его в двух метрах, он метнул нож и попал в горло повернувшемуся на шум шестому. Придушив слегка захваченного, Юра связал его ремнём и обыскал всех убитых и связанного. Собрал оружие и стал приводить в чувства уже своего пленного, но тот начал икать и не как не мог прийти в себя. Поставив захваченного на ноги и обвешав его трофейным оружием, Юра взял его за шиворот и повёл впереди себя.

Придя в расположение, Юра всех удивил, ещё больше удивил его рассказ о пятерых убитых в горах. Тут же отправили людей и принесли пятерых убитых в расположение роты. Появились «особисты» и разведчики, поговорили с Юрой и допросили пленного. Он оказался немцем из разведгруппы спецназа «Бундесвера», лейтенант Ганс Шпеер, 25-и лет, уроженец Бонна. Он с испугом смотрел на Юру и отвечал на все вопросы, которые ему задавал особист. Юра, довольный сам собой, изредка, от возбуждения, матерился и приговаривал:

— Говорил, что убью. Сволочи, на кого наехали? Это вам не сосиски трескать, немчура поганая.

Допрос подходил к концу. Пленный, осмелев спросил:

— Он же русский? Ругается на русском — значит, русский. О-о. Майн гот, как мне повезло, что он не убил и меня. — и покосился на Юру.

Юре перевели слова немца. Он заржал, как ростовская лошадь, затем оборвал смех и резко подойдя к пленному, Гансу Шпееру, схватив его за горло, зло сказал:

— Убью тебя, паскуда, если наврал. Лично задушу.

Сжав пальцы, он заставил тело дёргаться в судороге. Немец схватился за Юрину руку двумя своими и пытался вырваться, но у него не получалось и задыхаясь, он прошептал:

— Помогите, помоги…

Юра ослабил хватку, пленный упал на пол, закашлялся и у него потекли слюни. Задыхаясь, пленный судорожно заговорил:

— Не убивайте, всё, что знаю, скажу.

Особист ответил:

— «Зер гут», — и добавил уже Юре, — Иди, герой, прогуляйся. Славой насладись, водки вмажь. Если он заупрямится мы тебя позовём.

И Большой попал в лучи славы. Каждый считал, что просто обязан подойти и потрогать Юру, поговорить с ним, поздравить. Юре это льстило и нравилось, первые 15 минут, затем стало раздражать, затем злить. К нему шли и шли бойцы и гражданские, дети и старики. Всем хотелось посмотреть на огромного Русина, который один убил пятерых и схватил шестого в плен. Местные ещё приврали количество убитых и пленных, и Юра стал объектом всеобщего поклонения. Приезжало и большое руководство посмотреть на человека — легенду… После их посещения кто-то пустил слух, что таких как Юра из России едет 5000 человек и теперь победа за нами и врагам «пипец». Немца решили оставить до возвращения нашей группы и сравнить показания с разведданными, принесёнными нами. По словам пленного против нас стояли наемники. Не зря эту войну назвали Балканский узел. Здесь заключали договора, которые не выполняли, мирились и снова начинали воевать. К мусульманам шло подкрепление, добровольцев из Турции, Ливана, Ирана, Косово, Албании, Италии. Не брезговали Немцы и Голландцы, а так-же и Французы, присылать свои разведки, спец службы, для получения боевого опыта. Значит война будет жестокой и с наёмниками. Это не ополченцы. Это те, кто обучен убивать и делают это профессионально.

Через три дня, после всего произошедшего, вернулась наша группа. В первый день все почистили оружие и попадали спать. На утро командир взял меня и повёз в расположение штаба, за которым я числился. Прибыв на место, мы узнали о подвиге Юры от первого попавшегося офицера. Переглянувшись, вошли в штаб я доложился дежурному офицеру о прибытии из краткосрочной командировки. Офицер доложил о нашем прибытии и пригласил нас в штаб к командиру. Седой полковник хмуро протянул нам руку для рукопожатия и молча кивнул на стулья. Мы сели и приготовились слушать.

— Новости плохие, — начал он. — У нас в тылу гуляют разведчики с сопредельной стороны. Твой дружок, — посмотрел на меня командир — Недавно ликвидировал одну такую разведгруппу. Вы в курсе? Достав карту и разложив её на столе, полковник продолжил:

— По данным пленного, вот здесь, здесь и здесь находятся отряды наёмников, готовых прикрыть линию фронта в любой момент. Очень уж они удачно расположены, близко к фронту и в любой момент могут соединиться и стать ударной силой. Три базы по 300 бойцов, почти тысяча. Может готовят прорыв на нашем направлении? Или ждут нашей атаки, что бы остановить нас перед горами. Что думаете?

Командир диверсионной группы достал свою карту и показал её полковнику. На карте были сделаны пометки, которые заинтересовали седого, хмурого командира. Он делал пометки на своей карте и спрашивал: «А это что? А это?» Когда все данные были перенесены на карту полковника он остался доволен, но стал ещё более хмурым.

— Итак, что вы думаете по всему, что услышали? Говори, молодой. — обратился он ко мне. Я удивился, но быстро нашёлся и сказал:

— У тех, кого встречали, оружие новое, обмундирование свежее, выглядят не уставшими и чувствуется дисциплина. Против таких нужно выставлять более подготовленных бойцов, а не кого попало, иначе потери будут неоправданно большими. Смысл войны не в захвате территории, а в уничтожении сил противника. Есть одна мыслишка, но надо кое-что додумать. — высказался я.

— Не тяни, — сказал полковник.

— Нужны люди и время на подготовку. — ответил я.

— И? — спросил майор, командир диверсионной группы.

— Нужно три недели на подготовку и 400-500 человек, — ответил я.

— Затем наносим удар артиллерией и сметаем их со всех занятых высот. И открываем дорогу на равнину. — резюмировал я.

— Стратег, — сказал полковник.

— Да, — подтвердил майор.

— За то у меня есть, что сказать, а у Вас нет. — огрызнулся я.

— Не пыли, молод ещё, — сказал полковник. — Давай-ка поподробней, — добавил он.

Мы просидели часа четыре и приняли решение, в котором мне отвели роль исполнителя и инструктора по подготовке личного состава к предстоящей операции. Ещё было принято решение ударить артиллерией по местам, где скопились наемники. Перед наступлением провести разведку и ряд диверсий в тылу противника. Вышел я из штаба командиром особой ударной группы, в подтверждённом звании майора. Группы ещё не было, её предстояло набрать и подготовить.

— Кстати, мы тоже ликвидировали группу разведчиков противника, пленного отправили в штаб дивизии и освободили нашего, точнее — вашего проводника, — сказал майор.

— В курсе уже, доложили. — ответил полковник.

— Что за группа?

— Похоже опять немцы, — ответил я и достал жетоны.

— Опять немцы. Сколько их сюда понагнали? — произнёс полковник, рассматривая жетоны.

Оставшись в тылу, я сразу начал подбор людей. Сюда прибывали добровольцы и местные призванные на службу. Полковник уехал к сербам договариваться по поводу артиллерии. Сербы соблюдали нейтралитет и поэтому их нужно было просить и упрашивать. То дайте боеприпасы к стрелковому оружию, то снаряды для миномётов, то в прокат боевую машину пехоты. Сербы помогали, конечно, чем могли и чем не могли тоже. Полковник вернулся быстро. Вылезая из машины, сказал мне:

— Гранатомётов дали 30 штук и по 4 боекомплекта к ним. Конечно мало, но и это хлеб. — Взглянув на часы, сказал — У мусульман молитва, так что ты слушай, как мы им подпоём.

Подъехало семь автобусов, из которых высыпало человек сто пятьдесят и сразу стало шумно и тесно на плацу перед штабом. Вышел полковник. Толпа притихла и подвинулась вперёд. В этот момент послышался гул канонады, полковник сказал мне:

— Вот и «аллах акбар».

Я улыбнулся и ответил:

— Воистину «акбар».

Затем полковник сказал мне:

— Отбирай кого сможешь, остальных доберём из строевых частей, только чур не оголять фронт.

— Есть, — ответил я.

Сделав три шага вперёд, крикнул:

— Тихо! Снайперы, пулемётчики, гранатомётчики, радисты, ВДВ, Морская пехота, разведчики, и прочие специалисты есть? Если есть, то названные отходят к углу казармы, недалеко от кухни и ждут меня там.

Кто — то пошутил насчёт кухни, все засмеялись. К кухне двинулось больше половины прибывших.

— Покормить бы, — сказал я полковнику. — Не зря гогочут насчёт кухни, голодные наверняка, — добавил и посмотрел на командира.

— Покормим, — ответил полковник и повернулся к дежурному офицеру.

Подошёл Юра, мы с ним обнялись, похлопали друг друга по плечу.

— Ну как? — спросил Юра.

— Всё в ёлочку, ты мой зам. Сдашь роту Зорану и принимай пополнение. На всё тебе 30 минут. Выполняй.

— Есть, — ответил мой товарищ и с удивлением посмотрел на меня.

— Чего застыл как лошадь на водопое? — Спросил я и ударил по плечу ошарашенного Юру.

За 4 дня мы набрали 427 человек, вооружили, одели и приступили к обучению. Поделили людей по ротам и назначили командиров, благо с этим проблем не возникло. Прибыло много офицеров из пост советского пространства, готовых на всё, чтобы заработать на жизнь. Это были украинцы, белорусы, русские, все те, кто остался не у дел на родине. Были и поляки, чехи, словаки, венгры — эти приехали тоже заработать, но особо в бой не стремились. Поэтому их сразу распределили в роты Боснийцев, Герцеговинцев и Черногорцев, а оттуда набрали более или менее подходящих солдат. Занятия начали с огневой подготовки, которую преподавал я лично. На первом занятии я спросил:

— Кто умеет стрелять?

Все возмущённо заволновались и начали выкрикивать:

— Это и бабушка беременная может, когда в дело пойдём?

— Ну что ж, выходи по одному, кто самый смелый, будем смотреть, — сказал я и ухмыльнулся.

Юра стоял по привычке сзади меня, высказался.

— Намучаемся сегодня, с крикунами, сразу бы показал, что от них хочешь и делу конец. Будет видно кто на что способен.

Вышел первый крикун и сразу начал стрелять длинными очередями. Попал он в 3 мишени из 8 и был очень расстроен.

— Давно не стрелял, — смущённо сказал он.

— Понятно, — сказал я и добавил, — Автомат сюда! И второй.

Зарядив оба автомата и поставив на одиночную стрельбу, изготовился, ждал, когда поднимут мишени. Мишени подняли. Подняв автоматы и прижав их к себе, двинулся с под-шагом, как учили на курсах «Выстрел» к мишеням, открыл огонь из обоих. Четыре выстрела, восемь мишеней упало. Затем, переставив на автоматический огонь, я снова вышел на исходную и стал дожидаться, когда поднимут мишени. Мишени подняли я повторил упражнение, стреляя короткими очередями. Причём чередовал одновременные очереди с выстрелами из каждого автомата по очереди. Упали все мишени. Я вернулся на исходную и положил один автомат. Когда подняли мишени я начал стрелять и передвигаться из стороны в сторону, как-бы качая маятник. Упали опять все мишени, я услышал одобрительный шёпот: «круто». Юра взял второй автомат и понёс его владельцу, который кричал про беременную бабушку. Протянул оружие так, чтобы боец его взял за цевьё, и тут же перехватил руку и зажал пальцы на его пальцах. Медленно нажимая на пальцы, спросил глядя в его глаза своим тяжёлым взглядом:

— Ну? Сможешь так? Нет? Тогда какого хуя ты здесь разорался? В глаза мне смотри, паскуда, — Юра произнёс эти слова тихим басом и сжал руку сильнее. Боец начал приседать от боли, корчиться, пытаясь высвободить руку из капкана, в который попала его рука.

— Стой смирно и слушай, что я тебе скажу, — Юра обвёл взглядом стоящих рядом и добавил, — Вас это всех касается. Если вы что — то не умеете, вас научат, если не хотите, то заставят. Должна всегда быть тишина и внимание. Если кто не понял, я объясню более популярно, — затем, отпустив его руку, Юра сделал три шага влево и схватил за грудки улыбающегося добровольца. Оторвал его от земли и спросил,

— Что ты услышал смешного? Ты что думаешь, ты в тир попал? Тебе мусульмане будут головы подставлять, а ты будешь их щёлкать как орехи?

— Пусти его! — Выкрикнул я, и подойдя к Юре, схватил его за бок в районе печени, сдавил как смог и тихо добавил, — Он всё понял, пусти.

Большой поставил солдата на землю и ответил мне.

— Перестань щупать мою печёнку. Когда-нибудь обижусь, дам тебе в морду по-дружески. Понял?

— Понял, понял. Бери пулемёт и покажи, как ты стреляешь, — ответил я. Затем повернулся к красному от злости и обиды солдату сказал.

— Ты его не зли, а то он тебе что-нибудь оторвёт или сломает. Иди, зашей куртку и возвращайся побыстрее. Выполнять!

Солдат повернулся и побрёл.

— Отставить! — Крикнул я. — Ко мне! Ты чего-то не понял боец? Или ты решил, что ты в банде батьки Махно?

Солдат оторопел и тут в нём сработала армейская выучка.

— Виноват! Разрешите выполнять приказ?

— Выполняйте, — сказал я.

— Есть, — ответил боец и, повернувшись через левое плечо, пошёл к палаткам, расположенным на окраине полигона.

— Слушать всем! — крикнул я, — Вы чего-то расслабились. Кто не осознал куда он попал, напоминаю. Вы на войне. Не исполнение приказа карается смертью. От того как вы стреляете зависит ваша жизнь. От исполнения приказа зависит успех операции. От неисполнения — ваша жизнь и жизнь других людей. За 10 дней мы должны подготовиться к спец операции. На нас возложена большая ответственность. Здесь только добровольцы. Кому не нравится может разорвать контракт и валить отсюда. Остальные будут делать то, что я вам прикажу. Всем понятно?

В это время Юра изготовил свой пулемёт, ждал, когда я закончу. Поймав мой взгляд и кивок, он начал стрелять. Мишени падали как подкошенные. Юра улыбался.

На второй день я заметил одного неприметного, но по манере походки и движениям напоминающее, что-то очень знакомое, недавнее, близкое. Он почувствовал мой взгляд и повернулся. На меня смотрел мой инструктор по выживанию на курсах «Выстрел». Семён Семёновича мы в шутку называли «рейхс фюррер «СС». Фамилию его не знал никто и не узнает наверно никогда. Он кивнул мне головой и двинулся в мою сторону, я двинулся на встречу ему, улыбнулся и подумал: «Вот судьба, кто бы подумал, что здесь встретимся.»

— Здравия желаю, Семён Семёнович. Какими судьбами здесь?

–Твоими молитвами, «Поводырь». Пути господни, неисповедимы, — ответил он и протянул руку.

— На вольные хлеба потянуло или? — протянул и я руку, чтобы поздороваться.

— Или. Но это не для всех, — ответил он.

— Идём, представлю полковнику принимай командование, — предложил я.

— Не к спеху, но помочь тебе смогу. Со мной, здесь, пол курса, остальные вот-вот прибудут. Расскажешь в чём фишка? Или?

— Сначала доложусь руководству, а потом и спляшем, — ответил я.

— Привет «Седому» передай. Скажи от «Ленивого», он поймёт, — сказал мой инструктор и двинулся к своему подразделению.

*****

— Пожрать надо, — промычал Юра — И попить.

— Держи, — я протянул ему бутылку «Нарзана».

Большой обхватил горлышко двумя руками и большими пальцами надавил на пробку в верх. Пробка отскочила вода зашипела. Юра хотел поднять бутылку ко рту и попить, но я схватил её и вырвал.

— Ты чё? — буркнул Большой.

Я достал вторую бутылку из полиэтиленового пакета и протянул ему.

— Во паскудник. Я тебе что, открывалка? — заворчал Большой, затем быстро открыл вторую бутылку и быстро выпил её в три глотка.

— Шмотки твои где? На Курском вокзале? — спросил я.

— Да.

— Поехали, заберём и потом «покишкоблудим», — поднявшись с качелей, изрёк я.

— А может сначала «похомячим»? — задал вопрос Юра.

— Потом обломишься ехать, когда в помойку накидаешь. Поехали.

Юра знал, что спорить со мной, что плевать против ветра. Если я принял решение, то спорить бесполезно. Вздохнув, Юра поднялся и сказал.

— Ломает куда-то переться, что ты мне кайф обламываешь. Слышь, Поводырь?

— Слышу, у нас дела вечером. Поэтому вперёд и с песней. Вечером получишь все тридцать три удовольствия.

— Чего-нибудь пожевать-то на дорогу найдём? — смирившись, спросил Юра.

— Жрать — дело поросячье, вот выпить это благородное, — протянув пол бутылки с минералкой, сказал я.

На другой день, проснувшись на съёмной квартире, выгнав шлюх, которых мы вызвонили с вечера и сходив за пивом, сухим и продуктами, я начал готовить завтрак. Правда, поругался с чёрными, пообещал им вернуться через 3-4 часа и набить им морду. Всем им и кого они приведут с собой. Юра проснулся с тяжёлым похмельем, ходил по комнате и стонал:

— Мама дорогая, как мне плохо

Я его подкалывал:

— Слышу-слышу, сынок, сейчас полегчает. Иди сюда, мой малыш, я тебя по головке поглажу.

Юра зарычал как медведь и зашёл на кухню. На столе стояли пиво и уже открытое сухое «Арбатское», он взял бутылку красного и залпом выпил. Затем взял вторую, отпил половину и спросил:

— Жабы где? Выгнал? Зря… Сейчас бы минет в исполнении чёрненькой не помешал. А чего она так орала ночью? Не знаешь? — он протянул руку к нарезанной колбасе и получил по ней деревянной лопаткой. — Ты чего, взбесился? — спросил он, потирая руку. — Жрать-то будем?

— Через 10 минут, — ответил я — А пока сходи и помой свою «шляпу», а то дерьмом воняет.

Юра пошёл в ванную, а я ему в след сказал:

— Чего она орала?

— Заорёшь тут, когда ты её в туза пик всю ночь пилил без смазки. «Туда даром, оттуда с товаром». Разорвал ей гудок на британский флаг. Она теперь гимн Вьетнама сможет прошипеть задницей.

Юра вышел из ванной, завернувшись в полотенце, и сказал:

— Вот те раз, и чего это на меня нашло? Наверное, хотел москвичку затискать, что бы жизнь мёдом не казалась.

— Бестолочь, — ответил я, — Она же твоя землячка с Ростова, это вторая была хохлушка из Киева. Одевайся и жрать садись, а то у нас ещё одно мероприятие есть перед встречей с немцем.

— Что за дело? — спросил Большой и кряхтя, как дед, сел на стул, поднял крышку со сковородки и вдохнул запах приготовленной еды.

— М-м, пахнет вкусно. Что это? — потянулся вилкой в сковородку Юра.

— Еда, смесь номер восемь. — ответил я.

— Пробуй первым, — с опаской сказал Большой.

Протянув руку к холодильнику, открыл морозилку. Достал половину бутылки водки ноль семь, поставил два стакана и молча налил. Себе налил треть стакана, Юре — две трети. Положил в тарелку четвёртую часть своего кулинарного искусства, взял в левую руку маринованный огурчик, а в правую стакан, посмотрел на Юру и сказал:

— Готово. Бежим.

Юра молчал и смотрел, что же будет дальше.

— Бери стакан, сексуальный маньяк, извращенец.

— Чё-ё-ё, — промычал Большой.

— Стакан бери, я один не могу, — выговорил я.

— Сначала обоснуй, чё сказал, — прорычал Юра.

— Базара нет. Бери стакан. Я тебе сейчас всё разложу по полочкам. Кобылу ты пилил в «гудок.» Так?

— Так, — ответил Юра.

— Не совсем нормально, согласись?

— Не согласен, — прорычал Юра.

— Ну вот, а говоришь не извращенец. Сам признал.

Юра опешил и сказал:

— Я. Это. Ну как её…

— Понятно, понятно, не оправдывайся. У всех есть слабости. Поверь я сам такой, со своими слабостями.

— Захотелось что-то, — пропыхтел Юра на выдохе и добавил, — А не чё.

— Ну ладно с извращенцем разобрались, теперь почему ты маньяк.

— Почему? — выдавил Юра.

— Орать она начала в половина первого, а соседи постучали без пятнадцати час. В час пятнадцать она охрипла, а в два тридцать перестала стонать. Нормальный человек так долго, как ты, не сможет, значит ты маньяк. Стукнув своим стаканом с Юриным, подмигнул ему и выпил водку. Закусил огурчиком и сказал,

— Чего застыл, как монумент, пей, прокиснет.

Юра выпил, взял сразу два маринованных огурчика засунул в рот и спросил:

— Чё наварганил, есть можно?

— Смесь № 8, — сказал я и начал перечислять, — Сало, которое ты привёз, наверно не влезло, не смог съесть по дороге. Обжарил, добавил кусочки хлеба и колбасу, положил сверху дольки помидора, взбил с молоком восемь яиц и залил сверху, посолил, поперчил и накрыл крышкой. Ешь, вкусно.

— Да, кстати, о пиявках. Ты после всего, что случилось ночью, обязан на ней жениться. — произнёс я и подмигнул Юре.

— Зачем? — спросил Юра, запихивая в рот большой кусок моего фирменного омлета.

— Как же. Её теперь не сможет удовлетворить уже никто, а значит уедет она на Родину в Ростов, тебя искать.

— Зачем? — опять спросил Юра.

— Жить с тобой в любви и согласии, — прыснул от смеха я.

— Ну это ладно, в Ростове сам с ней разберёшься. Вот чего делать с её братьями, я не знаю. Наверняка придут тебя уговаривать жениться, пока ты в Москве.

— Какие братья? — спросил Юра и застыл с вилкой в руке, на которой висел кусок сала с хлебом и яйцом.

— Она про братьев ничего не говорила.

— Не успела, наверное. Ты ведь сразу предложил ей сыграть на «дудочке», а потом с криком «Люблю, Женюсь» как прыгнул и давай её пилить. А братьев шестеро или восемь. — Сказал я и разлил остатки водки.

— Ну да? — сказал Юра и продолжил жевать.

— Уходить не хотела, упиралась, плакала. Еле вытолкал её из хаты, — добавил я и поднял стакан с водкой.

— За удачу в нашем безнадёжном деле. Давай!

— Давай, — ответил Юра, мы выпили.

*****

На пятый день подготовки сводного отряда численность возросла до семисот человек. Командир решил подготовить побольше бойцов. Если не все будут задействованы в предстоящей операции, то обучение не помешает. После того как Семён Семёнович встретился с полковником и был посвящён в детали предстоящей операции, обучение резко изменилось в лучшую сторону. Его выпускники, опросив людей, разделили их так, чтобы бойцы со знанием военного дела присутствовали в каждой роте и могли помогать в обучении. Дело сдвинулось с места и мне оставалось только осуществлять контроль и обеспечивать бойцов всем необходимым. Семь рот по сто человек свели в три по двести и одну — сто человек. По нашей совместной разработке плана операции, трём ротам предстояло выдвинуться в тыл к мусульманам и захватить три базы, на которых находились наёмники. Четвёртая рота в сто человек, должна была вместе с тремя сербскими ротами прорвать фронт и выдвинуться к тем высотам, где по плану уже должны были быть наши. Атаковать в лоб предстояло неожиданно, без артиллерийской подготовки, предварительно подойдя на близкое расстояние к окопам противника. Поэтому сотня боснийских сербов очень долго отрабатывала бесшумное передвижение ползком и стрельбу в движении. На восьмой день прибыли ещё сто десять человек. Это были «добровольцы» из России, которые получили разрешение не только от родных и близких, но и из генерального штаба Вооружённых сил. А чему здесь удивляться, если все, кто имел здесь свой интерес, старались отстоять его не только дипломатией, но и силовыми методами за одну из противоборствующих сторон. Мне тогда и в голову не приходило, что наша операция была отвлекающим манёвром. Основной удар должны были нанести южнее. Как водится, нас не поставили в известность, не потому не сочли нужным, а потому, что, зная об этом ложном ударе мы наносили бы свой удар слабее. Каждый, кто знает об отвлекающем манёвре, понимает, что суть этой операции сковать войска противника, его резерв. А это затяжные, активные бои. После захвата окопов противника мы должны были закрепиться и отбивать атаки противника, переходя в контратаки. Часть отряда уходила на правый фланг и дальше по дороге ведущей вдоль гор в маленькую долину, где была первая база наёмников. Уходил отряд на помощь диверсионным группам, которые по плану должны были одновременно захватить три опорных пункта мусульман, закрепиться и ждать нашего подхода. До первой базы было примерно пять с половиной километров, до второй ещё четыре и до третьей ещё шесть. Группам в тылу приказали захватывать, а не уничтожать технику передвижения, чтобы можно было перекинуть подкрепление к соседней базе и помочь своим. Третья база располагалась на границе большой долины и контролировала не только ущелье и дорогу в ней, но и мост, который находился в трёх километрах в долине. За мостом, примерно в шести с половиной километров, находился городок и дорога к Венгерской границе, до которой было 30-35 километров. Это и была цель операции, выход к границе и нанесение удара на юго-запад, во фланг противнику. Как бы знать, что это мероприятие станет таким трудным и почти не имеющим шансов.

Но пока был девятый день подготовки и забот. Сегодня я занимался с ротой, которая должна была атаковать в лоб и захватить передовые окопы, вторую линию обороны, если такая имелась. Я обговорил с командирами варианты продвижения и способы связи, а так-же тактику боя и все варианты атаки. Перед ротой находились полно профильные окопы и огневые точки противника, миномёты. Бронетехника у них отсутствовала, так как попасть она туда не могла, если только по воздуху и бесшумно. Это уже обнадёживало. Танк в бою — страшное зрелище, мощь огня и гусениц. За передовыми окопами была площадка ровная как блюдце, она и по форме напоминала блюдце, только утопленное в землю. На другой стороне круга был проход через горы, тропа — откуда и поступало подкрепление к мусульманам, так как дорогу мы простреливали. За время подготовки нашу базу дважды обстреливали и дважды нам приходилось прочёсывать горы в поисках корректировщика.

Во второй раз повезло, боснийцы захватили группу из десяти человек, правда довели они только троих. Уж очень злые были боснийцы, потому как некоторые потеряли своих родных и близких. Не просто потеряли — их зверски убили, перерезав горло. Поэтому на допросе с пленными не церемонились и применяли четвёртую степень допроса, то есть пытку. В ход шли накалённые шомпола от автоматов и пассатижи, молоток и всё, что могло заставить их говорить. Наёмников редко оставляли в живых, так как знали, что это они убивали с особой жестокостью, никого не щадя, ни детей, ни стариков, ни женщин.

У Зорана, который принял роту под командование, хорваты убили мать, перерезав ей горло. Юра больше часа удерживал его силой пока шёл допрос. А потом пленных вывели из штаба и оставили без охраны. Страшное действие развернулось на наших глазах — их убили так же жестоко, как убивали они, во имя аллаха. Мы с Юрой ушли с плаца с тяжёлым чувством вины, что не смогли защитить пленных. Нас догнал Зоран, стал эмоционально захлёбываясь, говорить:

— Если они вас поймают, то с вами поступят ещё хуже! Знайте это! — он поднял руки, как будто хотел сдаться в плен, затем махнул на нас ими и ушёл, возмущённо бормоча.

— Горло перерезал, — сказал Юра и вздохнул.

— Я видел кровь на тыльной стороне ладони, на пальцах, — ответил я и добавил — Иди в хоз. часть и скажи, пусть баню затопят, попаримся сегодня. Не возражаешь, насчёт помыться? А?

Юра растянулся в улыбке и с довольной рожей сказал:

— Баня, дело святое. А может завхоз нам и девок подгонит. А? Друг Поводырь!

— Будешь выбирать девок, старше семидесяти не бери. Хорошо, Юрик? — ответил я и пошёл в сторону расположения связистов. Юра гоготнул по отпущенной мной шутке и тоже пошёл в свою сторону, изредка хихикая.

*****

Закончив завтрак, одевшись и приведя себя в порядок, мы вышли из квартиры и направились в сторону магазинчика, где я поругался с чёрными. По дороге я сказал Юре:

— Не думай, делай. Скажу бей — значит бей. Скажу беги — значит беги. Понял?

— Да, — ответил Большой.

— Надеюсь ты поправил организм и тормозить не будешь. Сумку мне дай и будь готов ко всему. Слышишь? — спросил я.

— Да понял я, понял. Ты чего затеял? А? Поводырь? — проворчал Юра.

— Увидишь. Сейчас расходимся и встречаемся у магазина. Делаешь вид, что мы не знакомы, но ждёшь моего сигнала. Понял? — проинструктировал я Юру.

— Понял. А как мне делать вид, что мы не знакомы? — поинтересовался Юра.

— Купишь себе фисташек и будешь грызть их как бурундук, только не мусори, это мой город. Ферштейн?

— Натюрлих! — ответил Юра и добавил — Сумку не прочухай, там «лавэ»* заныкано.

Укоротив ремень на спортивной сумке, я закинул её за спину и замедлил шаг, тем самым дав возможность Юре купить фисташек и осмотреться на местности. Медленно двигаясь к магазину, я осматривал местность и заметил, что в одной тонированной девятке сидело четверо, на улице стояло ещё четверо. Восемь, подсчитал я, наверняка в магазине ещё три-четыре. «Пойдёт» — подумал я и двинулся решительней к входу магазина. Навстречу мне выплыл Юра, на ходу засыпая в карман фисташки. Поймав мой взгляд он жестом показал мне, что трое уже лежат и вряд ли выйдут из магазина. Четверо, стоявших у входа, заметив меня, оживились и со словами:

— Ты чего говорил, что бить нас будешь? А?

Из машины вышли пятеро и двинулись в мою сторону. Я обсчитался, и оказался окружён с двух сторон. «Ну, ничего, сейчас разберёмся», подумал я и сказал:

— Что, черножопые, почувствовали себя в родном ауле? Я вашу маму имел, козлы! Оторопев от моей наглости и моих слов четверо, остановились и закипев от обиды, которую я им нанёс, ринулись в драку.

— Бей!! — сказал я и нанёс ближайшему ко мне удар снизу в челюсть, увернувшись от удара другого и сместившись влево атаковал ближайшего боксёрской тройкой в голову. Юра нанес два удара сверху кулаком, как будто забил два гвоздя. Рухнуло два тела мы с Юрой оказались вдвоём против пяти, у которых блеснули ножи и обозначились бейсбольные биты.

— У тех, что с ножами, шансов быть не должно. Понял?!

— Да, я их блядей…, — Юра зарычал и ринулся на них.

Нанеся два удара, Юра отправил двоих в тяжелейший нокаут. Поймав третьего за руку с ножом и приподняв его за грудки правой рукой, спросил у меня:

— Что, с ним сделать?

— Руку ему оторви! — крикнул я и увернулся от биты, которая просвистела у меня над головой.

Юра опустил захваченного на землю и сжал его руку так, что он вскрикнул и потерял сознание. Затем наступил на выпавший нож и приподнял бессознательное тело так, чтобы прикрыться им как щитом от биты. Приняв удар на спину обмякшего тела, Юра ударил ногой в голень нападавшего и швырнул свою защиту на второго, который заставил меня попотеть. Он со злостью махал битой и не давал мне шанса сблизиться с ним. Столкнувшись с бесчувственным телом, «бейсболист» отступил на несколько шагов и снова двинулся на меня. Сделав замах, с правого плеча он что — то прорычал. Я резко сблизился с ним и схватив за левое плечо, которое выдвинулось вперёд и резко дёрнул его на себя и вперед. Прием так себе, но он давал шанс уронить противника на землю и затем добить его. В этот момент Юра нанёс два удара в живот скрюченному от удара в голень другому «бейсболисту» и повернувшись, увидел летящего к нему моего подопечного. Сделав шаг вперёд, он выставил левое колено и выдохнул:

— Х-ха.

Хрустнули кости челюсти, и мой подопечный упал как мешок с опилками.

— Вроде всё, — сказал я и часто задышал.

— В сельпо ещё трое лежат, — сказал Юра и добавил — Может как в Баку? Реквизируем товары?

— В другой раз, а вот с хозяином поговорить бы надо, — прорычал я

— Так пошли поговорим, — сказал Юра и двинулся в магазинчик.

— Салям, уважаемый, — сказал Большой и взял за грудки азербайджанского еврея.

— Как бизнес? — спросил я.

— Ничего, потихоньку, — ответил он и добавил — Сейчас, крыша приедет.

— А это кто? — сказал я и показал на три лежащих тела.

— Земляки, — ответил хозяин магазина.

— А те на улице?

— Тоже земляки, — пролепетал нерусский и сжался в комок.

— Ну что же, подождём твою крышу. А ты пока денег приготовь, за моральный ущерб.

Через 15 минут подъехала белая восьмёрка и из неё вышли трое крепких парней. Оглядевшись, они двинулись в магазинчик и застали в нём нас, три тела и хозяина магазина, который был перепуган до смерти.

— Вы кто? — спросил один из вошедших грубым голосом.

— Люди мы, люди, — ответил я.

— Чего надо от нашего комерса? — резко вставил второй.

— А ты чего такой грубый? — спросил Юра и встал со стула. Его вид впечатлил троих бандитов.

— Может вам урок вежливости преподать? А? Салабоны! — рыкнул Юра и посмотрел на меня.

— Успокойся, — сказал я и добавил для бандосов — Вы чьи? Старший кто?

— Таганские, старший я, — сказал самый крепкий парнишка. — Проблема в чём?

— В вашей черножопой братве. Видел их на улице?

— Это не наши, — огрызнулся парнишка и обиделся на то, что я сравнил их с нерусскими.

— Д-а-а. А вели себя как крыша. Так, барыга? — спросил я у коммерсанта.

— Я же сказал, что это мои земляки, — пролепетал испуганно еврей.

— Так вот, пацаны, косяк за вашим барыгой. Хотите — стрелу набьём, хотите — сейчас вопрос решим и разбежимся, — изрёк я и добавил — Он по любому неправ и ответить за это придется. Так как? — повернулся я к «таганским».

— А чего ты хочешь братишка, — спросил третий бандос, который до этого не сказал ни слова.

— Пусть еврей извинится, материально. От этого ваша доля не пострадает, вы решаете его проблему, он вам уже обязан за свой косяк. Значит вы решили его проблему он вам обязан, а мы с корешем получим знак извинения в виде «двушки грина». И разбежимся, как в море корабли, — изрёк я наше предложение и скосил левый глаз влево, это был сигнал Юре: Внимание, приготовься!

Таганские переглянулись, и пошептавшись согласились с нашими условиями. Юра взял комерса за шиворот и сказал:

— Лове гони, лошара бакинская.

Получив деньги в размере двух тысяч долларов, мы распрощались с братвой и сели тачку.

— На Таганку, к театру, — сообщил я адрес таксисту.

— Что это было сейчас, Поводырь? — спросил Юра.

— Дай лове, — ответил я.

— Зачем? — спросил Юра.

— Посмотрю, вдруг фальшивых всунул, — отрезал я.

Юра запыхтел и подумав, что в Москве всё может случится, ведь это не Ростов, отдал нехотя мне деньги. Взяв купюры, пересчитав, я спрятал деньги в карман. Юре сказал:

— Что это было? Это дружбан был классический «кидок» с применением грубой физической силы в прелюдии развода пожиже.

— Ферштейн, дружище? — спросил я Юру.

— Яволь, гер начальник. Долю, давай, — сказал Юра.

— Потерпишь до места, — высказался я и замолчал. Юра меня не беспокоил до приезда по адресу.

*****

Юра нёс вещевой мешок с бельём и водкой, я — с провизией и чистым «камуфляжем». Тихо переговариваясь, мы шли по узкой тропе к бане, шли уже минут 20 и идти нам нужно было ещё минут 5 — 10.

— Девки хорошенькие, а? — спросил я Большого.

— Не старше 70-ти, как ты и просил, — ответил Юра и хохотнул.

Внезапно возник свист и шесть разрывов впереди нас. Мы с Юрой присели он выругался: «Мать, твою! Чтоб вы сдохли, суки!»

— Да, так и накрыть могли, — ответил я.

Навстречу нам из порохового дыма выбежал молодой щенок, виляя хвостом, стал прижиматься к моим ногам. Сидя на корточках, я стал почёсывать у пёсика за ухом и, посмотрев на Большого и его карман, кивнул головой, мол давай, доставай. Юра хмыкнул и сказал:

— Откуда ты всё знаешь, Поводырь? От тебя ничего не скроешь, как будто сам в карман положил.

— Давай, давай не жлобись, колбасой на весь штаб пахло. Когда ты проходил мимо, на тебя все офицеры облизывались, — пошутил я.

Юра достал из бокового кармана бумажный свёрток и, раскрыв его, достал три куска колбасы. Один самый большой, он засунул себе в рот, второй, маленький, дал мне для собаки и последний, завернув в бумагу, спрятал в карман. У Большого всегда был «тупик» насчёт пожрать: сахар, хлеб, сыр — в общем, провизия про запас для перекуса. Разломив колбасу, я дал кусочек щенку. Он с жадностью проглотил его и стал облизывать мне руку, тыкаясь в другую, где была ещё еда, и махая хвостом. Поглаживая пёсика за ухом и по рёбрам, я сказал Юре.

— Молодой, не вязанный, на двоих хватит. А? Большой?

— Я пса жрать не буду, — ответил Юра.

Я заржал и добавил:

— А в восемьдесят четвёртом себе самый большой кусок от лайки оторвал. И быстрее всех его проглотил.

— Нашёл что вспомнить, — огрызнулся мой дружок.

— Да, есть что вспомнить, а Большой? — проговорил я и двинулся по тропе.

Пёс за мной, а за ним Юра, который пнул собачку слегка под хвост при этом сказав:

— Валил бы ты, «блохастый», а то будешь главным блюдом на нашем празднике жизни. Не зря тебя злая «Росомаха» прикармливал, быть собака — убийству, — и, вздохнув, добавил громче.

— Баня, шлюхи, водка, жаренная собака — всё, как всегда, — и добавил ещё громче. Хочу заморский деликатес, Поводырь! Ты кроме собак что-нибудь ещё готовить умеешь, а?

— Было бы из чего, я тебе приготовлю, пальцы оближешь, — сказал я и прибавил шаг.

Впереди разорвалось несколько снарядов. Мы переглянулись и пошли ещё быстрее затем перешли на бег.

— Похоже баню накрыли, — изрёк Юра.

— Сплюнь, а то не мытыми останемся. Без баб и жаренной собаки. — сказал я.

Юра оказался прав, баню разнесло так, что практически не осталось ничего, кроме глубокой воронки и обломков брёвен.

*****

Десятого сентября 1984 года мы готовились к зачёту по ориентированию и выживанию в тайге. Предполагалась заброска вертолётом в ночное время за 300 километров восьми пятёрок, без офицеров и прапорщиков. Пятёрка называлась половина «копья» и в неё входили: командир, снайпер, пулемётчик, подрывник-радист и стрелок-медик. Должности могли меняться при каждых учениях и зачётах. Мы сами решали кто есть кто, так как все владели этими специальностями. Вместе с нами готовились заступить на боевое дежурство четыре роты. После прохождения парадным маршем перед трибуной, на которой всегда стоял командир части, замполит, особист и зам по тылу, роты двинулись к своим казармам. Чтобы пообедать в столовой и погрузившись в автомобили, отбыть в свои районы несения БД. Перед торжественным маршем проверяли знания на предмет несения боевого дежурства, работоспособность радиостанций на одной волне, внешний вид и подобную «лабуду». Так как мы не заступали на БД, то нам не выдали заряженные аккумуляторные батареи, оставили старые. Прапор со склада поленился зарядить восемь комплектов батарей, чтобы не было претензий с нашей стороны, просто ушёл с территории части. Мы особо и не возмущались, так как предполагали вернуться в расположение роты через 2-3 дня, а при наличии попутного транспорта ещё быстрее. Как бы знать где упадёшь, мы бы этого прапора с бабы сняли, а аккумуляторы заряженные получили. Вечером поужинав и получив «сухой» паёк, мы ждали, когда прилетят вертушки для нашей заброски. Каждый убивал время кто как мог. Наша пятёрка пробовала местную траву, которую раздобыл Юра. Стояли недалеко от казармы и слушали «Шайбу» который рассказывал, смеясь как он сватался к своей будущей жене.

— Так вот, выпил литр самогона и пошёл на танцы в клуб, а тут Машка мне на встречу. Говорю ей: «Маня, ты в клуб? И я в клуб».

А она мне:

— Да гори он белым огнём, постоянно кто-нибудь пристаёт, да все на сеновал волокут.

— А ты? — спросил я.

— А чё я, дам в морду и домой.

Тут я и решил проверить. Хвать её за задницу и потащил на сеновал, а она как треснет мне в рыло, я с катушек и слетел. Мы хором заржали и «Хохол» спросил:

— А дальше?

— Дальше? Дальше очнулся на кровати, башка трещит, она рядом, постель в крови, её мать две сестры стоят смотрят на меня. Тут младшая и говорит:

— Ну вот, Манька замуж и вышла, теперь Настина очередь, а потом и моя.

А я возьми и брякни:

— Я на вас на всех женюсь.

Манька как треснет мне в харю, я опять и отъехал. Мы заржали пуще прежнего, видимо к рассказу ещё и трава накрыла. Послышался звук «вумп-вумп-вумп», это приближались вертолёты, мы дружно повернули головы. Вертушки сели за забором части и тут же зазвенел звонок открываемой оружейной комнаты, мы побежали в расположение роты чтобы вооружиться и взять ранцы. Построившись, двинулись к вертолётам, по дороге. «Хохол» спросил «Шайбу»:

— Что дальше-то было?

Шайба ответил:

— Ты о чём?

— Да я про женитьбу твою спрашиваю.

— А-а-а, — сказал Шайба. — Женился, на всех троих.

— Ну да? — сказал Хохол, — Как, как?

— Каком к верху, — ответил за Шайбу Юра и пол роты заржали на этот ответ.

По ходу не одни мы курили. — подумалось мне.

*****

Двигались быстро, не глядя по сторонам, с нехорошим предчувствием о неотвратимом. Юра пыхтел и косился на меня со злобой в глазах.

— Не корчь рожи и без тебя тошно, — резко высказался я и сглотнул накативший комок в горле.

Домик лесника, где была баня и куда мы стремились, был развален практически полностью. Дымились головешки, оседала пыль и зола от печки. Подойдя к тому, что было местом отдыха и мечтами о паре, венике, водке и бабах, мы начали оглядываться по сторонам, осматривая местность и ища что-нибудь или кого-нибудь.

Стоя лицом к развалинам бани молчали и думали каждый о своём.

— А мясом палёным не пахнет и кусков не видно. — произнёс я.

— Да, — пробурчал Юра, — а это ты к чему?

Щенок гавкнул и побежал по тропинке, которая вела вниз к реке. Машинально расстегнув кобуру, я снял с предохранителя свой «Стечкин» и тихо сказал:

— Приготовься и резко башкой не крути.

Юра медленно поднял правую руку на уровень пояса и выполнил сказанное мной. Он привык подчиняться мне безоговорочно, зная, что у меня есть чуйка на любую хрень, особенно на неприятности.

— На два, поворот и вниз с прицелом, — прошептал я и скомандовал, — два!

Резко скрутившись винтом, я оказался внизу, целясь на тропинку. Юра развернулся и сделал шаг в сторону, присев на правое колено, целясь туда-же куда и я. Из кустов торчало четыре головы, с интересом наблюдая за нами, рядом стояла собака и пристально смотрела на нас. Щенок подбежал к взрослой собаке и стал к ней ластиться поскуливая. Та ответила тихим рыком, не сводя с нас взгляд.

— Свои, — выдохнул Юра, признав в одной торчащей голове седого полковника.

— Свои по спине бегают, а это наши, причём в неглиже и некоторые с неплохими сиськами. Ты сам выбирал или зам. по тылу доверился? — выдал я шутку, и у меня отлегло от сердца.

Полковник жив, а это означало, что всё будет как задумано и не придётся всё переигрывать и переделывать. Голожопая компания двинулась в нашу сторону, постукивая зубами от холода.

— Достань одежду и водку, разведи костёр и накрой поляну. — распорядился я и добавил, — пошустрей, а то я не люблю эскимо из сисек.

Юра хохотнул, сбросил с плеча вещевой мешок, развязал и достав водку, протянул трясущейся медсестре, у которой мне понравились прелести с торчащими сосками.

Полковник взял из мешка вторую бутылку, открыл, и из горла сделал несколько глотков, крякнув сказал:

— Окунулись после пара, в рот кило печенья. Что это за хрень, а?

— Война, мать её, — ответил я, и скинув с себя бушлат, накрыл медсестру и прижал её к себе.

— Какая, на хер, война?! Нас накрыли как по расписанию. Если бы в речку не побежали после парилки, то пиздец был бы всем.

У меня по сердцу прокатилась горячая волна — я осознал, что и нам повезло, потому что в дороге останавливались и я перешнуровывал кроссовки, затем кормил щенка.

Подъехал командирский джип и из него выбежал водитель с вытаращенными глазами и, задыхаясь, пытался что-то сказать. Выяснилось, что и он чудом избежал арт налёта, остановился «коня» отвязать на природе, а тут впереди как бабахнет. Мы переглянулись с полковником и поняли, что не бывает столько совпадений случайно.

— Контрразведка обосралась. Не иначе. Или в тылу у нас казачок засланный работает и причём грамотно. Как думаешь, полковник? — произнёс я с сарказмом.

— Пусть лошадь думает. У неё голова большая. А я точно знаю, что в штабе крыса завелась, — ответил командир и отхлебнул водки.

Разложив бушлаты у костерка и разлив водку в единственную кружку, Юра пригласил нас к импровизированному столу. Уселись поплотнее друг к другу, молча выпив, закусывали, каждый думал о своём. Медсестра Мила облокотилась на меня и вздрагивала после каждого прикосновения моей руки к её бёдрам и спине. «Не помыться, так хоть быстрого сгонять» — подумал я, «Когда ещё придётся вот так, как сегодня». Да и ситуация располагала к спонтанному сексу, а хотелось так, что я был готов завалить её прямо у костра. Появившийся лесник с сыном. Молча посмотрел на руины своего банного домика, вздохнул и что-то сказал на сербском полковнику так быстро, что я ничего не понял. Тот кивнул головой в знак согласия и жестом руки позвал своего водителя. Затем долго на ухо что-то ему нашёптывал, для верности дёргая за рукав. Шофёр поднялся и побрёл к машине, обдумывая на ходу сказанное командиром.

— Сейчас вас отвезут на хату. Побухайте, потискайтесь до утра, а я пока решу вопрос с произошедшим, — сказал полковник и нахмурился.

— Никому ни слова, иначе башку оторву, — добавил он зло.

*****

Таксист остановил у театра на Таганке. Получив от меня деньги и подождав, пока Большой, пыхтя, вывалился из салона, медленно поехал к женщине, которая подняла руку, увидев, что машина освободилась. Мы перешли дорогу, вошли в небольшой скверик, в котором стоял памятник Радищеву в виде бюста и несколько парней.

— Мир, вам, — глухим голосом произнёс я.

— И тебе, мир, — ответили несколько голосов.

— Есть тема, для хороших парней, если они за справедливость готовы потрудиться, — начал я.

— За доброе дело и пострадать не грех, — ответил один из них и добавил — Здрав будь, Росомаха.

— И вам не хворать, — изрёк я.

Все подошли, поздоровались пожимая руку, прислоняясь правым плечом к правому плечу и хлопая левой рукой по спине. Когда приветствие закончилось все пристально посмотрели на Юру.

— Друг это мой, со срочной ещё и не только. Вместе кое-где побывали. Я за него как за себя отвечаю. Зовут Юра, «погремуха» — Большой. Нужно прикрыть на стрелке, за ним из-за бугра приехали. Не ясно пока, отомстить или предложить хотят работу, — произнёс я тираду.

Парни переглянулись, старший ответил:

— Твой брат — наш брат. Мы своих не бросаем. Сделаем.

— Россь, — сказал он и за ним повторили остальные:

— Россь!

— Работаем на «Пушкинской» в сквере, напротив Макдоналдса. Задача выявить, тех, кто придёт на встречу с нашим немецким знакомым, которого Большой чуть не задушил в Боснии, когда брал в плен. Если угрозы не будет, себя не проявлять, если что, не стеснятся в выборе средств защиты и нападения. Придут спецы из бундесвера или из охраны посольства. Может будет стрелок-снайпер, не исключено. Нужно занять скамейку напротив Макдоналдса и освободить её нам для разговора, прикрыть спину и фланги с фронтом. Встреча через три с половиной часа.-высказался я.

— Принято, — ответил старший и кивнул головой своим, дав понять, что пора работать.

— Идём шашлычком побалуемся и харчо отведаем, — потянул за руку Юру к кафешке на набережной, которую все называли «таксисткой».

Заведение находилось недалеко от моста и пользовалось спросом у таксистов, которые заезжали пообедать и поболтать с знакомыми по парку и не только. Взяв харчо, шашлык и водочку у тех же таксистов, которые всегда имели запас для нуждающихся, мы встали в угол и из-под стола налили по пол стакана.

— По-тихому, не крякая, — сказал я и закинул в организм сорокоградусную жидкость, закусив, при этом, ложкой острого супа.

*****

Уши заложило от шума двигателя и винтов вертолёта, который, набрав высоту, уносил нас к месту неизвестной нам высадки. Разговаривали громко, почти крича, но быстро охрипли и все замолчали. Два борта несли в себе по двадцать человек, четыре пятёрки и по мере необходимость зависали над землёй, чтобы высадить по тросу очередную пятёрку. Стемнело и наконец наступила очередь нашего маленького отряда. Вертолёт завис над землёй и загорелась зелёная лампа за спинами пилотов, офицер открыл дверь и выдвинул штатив с тросом. Жестом показал нам, что пора и пристегнул старшего группы Гену Копаева к тросу, что-то прокричал ему в ухо. Затем подтолкнул его и, отцепив руку от штатива, нажал на педаль управления лебёдкой, которая, жужжа стала быстро опускать в темноту первого из нашей группы.

Земля появилась неожиданно, как я не старался подготовиться к контакту с ней. Коснувшись ногами и не устояв на них, я завалился на спину. Четыре пары рук тут же подхватили меня и поставили на ноги, при этом отстегнув карабин крепления к тросу, который тут же пополз в вверх и исчез из виду в темноте. Вертушка, взвыв, исчезла и мы остались впятером в темноте с заложенными от рева турбин ушами.

— Ну что, вроде все? — сказал, «Копалыч» и добавил, — Пора готовится к маршу.

— Может сначала поедим? А потом не торопясь и помолясь, двинем куда кривая выведет. — выдал предложение Юра.

Мысль Юры понравилась всем, потому как мудрые эвенки говорят: «Мясо в желудке нести легче, чем в мешке.» Тем более мы не на войне и не в тылу врага и торопиться нам не куда, а ещё нужно определиться на местности, выбрать направление и уже потом, волчьим шагом двинуться к нашей цели.

Молча доедая тушёнку с гречневой кашей, все время от времени застывали и прислушивались к звукам из леса, затем продолжали жевать. Эту привычку нам вбивал наш инструктор по выживанию, она крепко засела в наших головах.

— Лес не любит шум, поэтому не болтайте, а слушайте и нюхайте воздух. Не всегда увидите или услышите, чаще всего, сначала почувствуете*, — наставлял нас инструктор.

— Ветку не ломай, на сучок не наступай, росу не сбивай — и есть шанс, что не заметят, где вы прошли и что сделали*. Все меня услышали? — заглядывая каждому в глаза спрашивал наш угрюмый майор.

— Меньше есть, меньше спать, много двигаться — и у вас выработается инстинкт к выживанию и адаптация к любым условиям*, — втолковывал нам инструктор.

Последнюю заповедь было выполнить труднее всего, так как кормили нас на порядок лучше других в части и выдавали дополнительный офицерский сухой паёк. Правда чаще всего мы его меняли на водку или продавали за деньги, но всё же он у нас был и меньше есть не получалось.

Закончив с едой и закопав банки и пластиковые пакеты все начали готовиться к маршу, как вдруг раздался возглас старшего группы:

— Твою мать! Где планшет, кто взял его!

Мы повернулись к Генке и пристально на него посмотрели.

— Планшет пропал, — сказал он.

Никто не обрадовался этому известию, все начали без разговоров осматривать местность вокруг себя и в своих ранцах. Затем, встав веером, прошлись мелким шагом, по радиусу приземления, но тщетно. Сев кругом, начали разбор полётов и пришли к выводу, что планшет вместе с нами не высадился и улетел обратно в часть.

— Двое в дозор, остальным спать, смена через два часа. Я и Большой заступаем первыми, — резко высказался я и никто не посмел мне возразить.

Через четыре часа, когда только-только начало рассветать, все уже проснулись и готовили завтрак, попутно обсуждая, что будем делать и куда пойдем.

— Что думаешь, Поводырь, по поводу всей этой хрени? — спросил меня Шайба.

— Не х…й думать, командует Копалыч, а мы выполняем. Собрание здесь не уместно, — пробурчал я и все кивнули головами в знак согласия.

Я понимал, что захоти я командовать, все бы подчинились, но старшим назначен Генка и подрывать его авторитет не следует. За ним косяк, ему и разгребать, потому как после возвращения нам придётся делать отчёт-анализ на бумаге и подставлять его у меня нет ни малейшего желания ни перед группой, ни перед командованием. Генка оценил мой жест доброй воли и тихо сказал мне:

— Если что, помоги, если не в падлу, а я не забуду.

— Разберёмся, — ответил я и добавил тоже тихо — Юг, юго-восток, а там посмотрим.

— Становись! Первым Поводырь — ведущий, за ним Большой, потом я, за мной Моня замыкает Шайба. Всё. Направление юг. Вперёд!

Сверив компас с солнцем, я двинулся сквозь заросли кустарника, за мной все остальные.

******

Через час езды по горной дороге, мы выехали к селению у подножья горы. Сын лесника показывал дорогу и, при подъезде, стал требовать, чтобы водитель выключил мотор и поставил рычаг передач на нейтральную скорость. Водила начал упрямиться, но Юра взял его за плечо, сжал и сказал:

— Делай что сказано, а то что-нибудь тебе оторву.

Поняв, что с ним не шутят, водитель поставил на нейтральную скорость, заглушил мотор. Машина медленно стала набирать скорость, спускаясь с горы. У крайнего дома притормозив, водила вырулил в открытые ворота, которые открыл лесник. Он добрался к своему дому напрямик, через речку и ждал нас уже минут двадцать, при этом, не забыв затопить печку в бане и в доме. Мы вышли и без шума прошли в дом, где уже суетились две женщины, накрывавшие на стол. Это был гостевой дом смежный с баней, в основном доме находились дети и внуки лесника, которые с интересом смотрели на нас в окна, когда мы проходили по двору. Ставни были закрыты и в доме горел свет, дрова в печке потрескивали и обдавало теплом и уютом. На столе лежал большой каравай хлеба и пахло так, как будто его только вынули из печки. Миски с солёными овощами, сыр, сало, два круга колбасы и две больших бутылки со спиртным: одна с вином, другая с «ракией». Одна дверь вела в баню, а напротив две другие в комнаты, где стояли железные кровати, заправленные чистыми простынями с огромными подушками, которые напомнили мне мою деревню. Там на Рязанщине, в Шацком районе, тоже были такие кровати и подушки. Мы с Юрой разулись и разделись, прошли в зал и уселись на стулья, трём женщинам раздеваться не пришлось, так как снимать было практически нечего, вся их одежда погибла в лесном домике в горах. Так что, скинув бушлаты они плотнее завернулись в банные простыни и сели к нам за стол. Пока мы с Юрой мылись в душевой, так как парилка ещё не нагрелась, они всё нарезали и всё разлили по стаканам и бокалам. Вино и закуска разбудили аппетит и желание секса, мы переглянулись и не сговариваясь взяли каждый по женщине разошлись по комнатам, оставив в зале ту на которую претендовал полковник. И началось….

Стемнело, прежде чем я насытил свою похоть в двух позициях, побывав в парилке и в душе, и выпивая, и закусывая, и снова ласкал грудь медсестры. Ставя её затем в новую позицию, получая и доставляя оргазм. Я не мог насытиться женским телом, как будто это было у меня в последний раз в этой жизни. Женщина полковника, она же штабной писарь, чуть не выла от зависти, наблюдая и слыша происходящее. Мне стало её жалко, я подмигнул ей и показал взглядом на парилку, она поняла и поспешно вошла парную. Войдя следом я не стал долго распинаться и, нагнув её голову, предложил ей минет для меня в её исполнении, затем развернул её и поставил в стойку «бегущий кабан», загнал костыль под хвост на полный штык минут на десять. Было за полночь, когда приехал полковник, мы сидели у открытой печки втроём и смотрели на горящие угли. Юра храпел на кровати, прижав к стене ещё одну медсестру, чтобы не выскочила. Полковник налил себе пол стакана, отломил кусок хлеба, выпил, закусил и, взяв табуретку, подсел к нам. Выдержав паузу, я спросил:

— Как?

— Все путём.-ответил он.

— Завтра ночью начинаем операцию, так что ни чём в себе сегодня и завтра днём не отказывай, но от сюда никто до завтрашнего вечера не выйдет. Я там привёз жратву и бухло, и девкам шмотки. Затем взял штабного писаря за руку пошёл «диктовать приказ» в парной. Посмотрев на Юру через открытую дверь, затем на парную, на Милу, не долго размышляя, повёл её в свободную комнату на кровать, чтобы реализовать очередную свою фантазию. Ночь и следующий день до 20:00 у нас прошёл между парилкой, комнатой с едой, вином и кроватью с огромными подушками.

Мы и не догадывались, где и что делал седой полковник, но интуитивно чувствовали, что не бездельничал. Прибыв в расположение части, нам льстило общее внимание и неподдельный интерес со стороны всех без исключения. На нас смотрели как на архангелов, которые воскресли, чтобы покарать нерадивых и отомстить за предательство. Особист проходя мимо улыбнулся, подмигнул, хлопнул по плечу и произнёс:

— Везёт некоторым!

— Дело не в удаче, а в холодном расчёте. Хотя удача любит расчётливых, — ответил Юра и посмотрел на меня.

Я слегка кивнул головой, мол всё просчитано до мелочей и у нас не соскочишь с якоря, если он в надёжных руках, как наши. Проходя мимо клетки, в которой в мирное время держали местных пьяниц и дебоширов, мы увидели одного из дежурных офицеров с синяком во весь левый глаз и связанными руками за спиной. «Значит это он нас хотел убить», — подумал я и скрипнул зубами. Юра только крякнул от неожиданности, ведь он с ним часто общался. По мере общения с офицерами штаба, который разместился в здании полиции и примыкал к казарме, в которой до войны размещались военизированные патрули, вырисовывалась картина маслом. Поручик Дробич был завербован ещё до того, как начался развал Югославии и был на половину хорват по отцовской линии. Мне до конца не было ясно что его подвигло на предательство, невыполнение воинского долга, как на половину мусульманина. Я не знал как к нему относится. Но я знал точно, что он умрёт как мусульманин — с перерезанным горлом, потому что видел Зорана на плацу с безумным взглядом. Юра прижимался ко мне как маленький ребёнок, постоянно наступая мне на пятки, чем раздражал и заставлял злиться. Хотелось накричать на него, сорвать свою злость, но я понимал его состояние и недоумение, и поэтому не срывался на нём. Лишь остановившись и, когда Юра в меня врезался как грузовик без тормозов, повернулся к нему и сказал с натянутой улыбкой:

— Соблюдай дистанцию.

Юра хлопал глазами и не отвечал на мою шутку, а лишь разводил руками и тяжело вздыхал. Так больше продолжаться не могло и мне пришлось поговорить с ним на эту тему.

— Я понимаю, убить в бою и казнить разные вещи. Но он предал нас и тем самым подписал себе приговор. Если хочешь — отпусти его. Но знай, что если ты к ним попадёшь в плен, то пощады не будет. Смотри мне в глаза! Ещё раз наступишь мне на пятки, то заставлю тебя его лично зарезать. «Ферштейн?» — на повышенном тоне спросил я Юру.

— Алес клаг*, — ответил Юра, вздохнул и с отрешённым взглядом отошёл от меня.

Конечно, не нужно было с ним так. Но скоро нам в бой и телок весом в сто десять килограмм был бы обузой, а не ударной силой на которого будут смотреть все те, кто пойдёт за нами.

*******

Через пять часов волчьего шага мы прошли километров сорок или больше. Отряд двигался за мной на расстоянии семи, десяти метров и постепенно втянулся в ритм. Двигаясь по пересечённой местности, особо не порассуждаешь, потому как надо под ноги смотреть, иначе есть маза навернуться и не только синяки набить с шишками, но и поломать конечности или растянуть их. Сзади послышалось условное: «цы-ть», «ци-ть», — и я сбавил темп шага. Двигаясь медленно, я дождался всю группу и остановился.

— Перекур, пятнадцать минут, — прозвучала команда.

Все сняли ранцы, сели и легли друг к другу спиной.

— Куда так ломишься, Поводырь? Призов и медалей за скорость не будет, лишь мозоли и одышка, — произнёс Шайба и сплюнул.

–Точно, точно, — добавил Моня.

— Если для вас мой шаг слишком быстр, то пусть командир в голову поставит другого, ответил я и искоса посмотрел на Копалыча.

— Ладно вам собачиться, думайте лучше куда и как будем двигаться без карты. Есть маза потеряться. — сказал Генка.

Завязался оживлённый диспут по поводу насущной темы, в которой я и Большой не принимали участие. К единому мнению так и не пришли и, накричавшись, решили спросить у нас с Юрой. Большой сделал умное лицо и возвестил всем:

— Поводырь, он же Росомаха, москвич. Школу закончил и вообще ушлый на всякие военные хитрости, как скажет, так и надо делать. А кто против — тому в морду дам!

Четко, по-военному, возражений ни у кого не возникло. Но и у меня по этому поводу не возникло эйфории.

— Слышь, пацаны, — начал я, — Не правильно, что я буду рулить. Гендос старший — ему кнут в руки. А вообще — вариант тухлый, надо искать деревню, ж/д дорогу, просеку, любую тропу, ручей, речку. Иначе пиздос и бандероль родителям с остатками от тела. Шутка-то хуёвая. Да, вот ещё что… На связь надо выходить.

— Так запрещено же, если не экстренный случай, — сказал Шайба и осёкся.

— А это какой случай, хуиная твоя голова?! — разозлился я и зло посмотрел на него.

— Моня, связь давай! — крикнул Копалыч и лицо его засветилось от осознания того, что скоро всё будет решено положительно.

— Если батарея не сдохла, — ответил Эдик Соломонян, отвернув в сторону виноватое лицо.

— Слышь, ара, если ты музыку гонял и батарею посадил, я тебя в куски порву, — взревел Большой и попытался встать. Но не смог, так как я дёрнул его за рукав и навалился на него всем телом.

— Тихо, дружок, тихо… не гони волну, ещё рано, — сказал я Юре и добавил — Если, бы ты, что-нибудь «прочухал», а?

— Эдик, давай, родной, связь с частью. Ну не тормози, налаживай аппарат, — сказал я и отпустил Большого.

*****

— Слышь, Большой, может не пойдёшь со мной в этот раз, а? — спросил я и понял, что зря это сказал.

Хотя может и не зря. О том, что операция — отвлекающий манёвр, я узнал через два дня после того, как её разработали. Шансов у нас было очень мало и поэтому я решился на разговор с другом, которого обижал своим предложением.

— Молчи и слушай. Вся тема у мусульман как на ладони, дружок твой постарался. Но это не самое главное. Изначально так было задумано, что мы здесь пошумим и в сторону отвалим. Удар нанесут в другом месте. Всё бы ничего, но теперь они знают, что мы атакуем здесь и думают, что это место главного удара и поэтому встретят нас по серьёзному. Раньше был шанс ударить неожиданно и проскочить без больших потерь, взять высоты и дело в шляпе, а теперь…

Юра смотрел на меня, не осознавая сказанных мной слов. Затем набычился и твёрдо, с южным акцентом, выдавил из себя:

— Ты что, с дуба рухнул, босяк московский, или меня за фраера держишь, а? Может я тебе повод дал усомниться во мне? Ведь ты всегда за меня впрягаешься и не спрашиваешь кто и как. А за меня думаешь, что мне слабо? Ещё раз такое мне скажешь — в морду дам и больше с тобой разговаривать не буду.

— Ладно, ладно, не бузи. Но помни, я тебя предупредил, — сказал я и хлопнул Юру по плечу.

— Пошли, пора собираться, роты начали смену.

Посетив цивильный сортир, помыв руки, я начал собирать всё то, что, по моему мнению мне пригодится в предстоящей операции. Два ножа, аптечку с обезболивающими, одноразовыми шприцами и таблетками, рассыпал две коробки патронов от «Стечкина» по карманам, уложил в подсумок шесть гранат, затем в разгрузку ещё шесть, четыре запасных обоймы от снайперской винтовки помимо комплекта, который был уложен в ранец и в разгрузке. Достал камуфляжную краску и тщательно раскрасил лицо, руки, не оставив на не прикрытом теле ни сантиметра белой кожи. Затем стал на одно колено и помолился как умел, поцеловал крест и убрал его за тельняшку. Небольшой фонарик с зелёными и красными стёклами положил в боковой карман, рядом с упаковкой галет. Зашнуровал на маскировочном халате все шнуры, липучки и заклёпки.

— Ну, если готов, то пошли, — сказал я Юре и первым двинулся к выходу из штаба, в котором готовились к ночной атаке и непростой операции. Юра забросил трофейную снайперскую винтовку стволом вниз за спину, затем повесил ПК на плечо и двинулся за мной.

Шли тихо и переговаривались шёпотом о том, что будем делать после командировки. Юра мечтал о Ростове-на-Дону, о хорошем гашише или афганских шишках, о том, как его «вкорячит», будет плющить часов 5-6, затем он догонится огромным косяком и пивом, а может сухим вином. Как будет лежать на песчаном пляже и загорать вместе с биксами, щупая их попки и грудь.

По мере приближения к исходной точке разговор становился всё тише и тише, наконец подошли к началу окопов и замолчали совсем.

В землянке тускло светил светильник, все командиры были в сборе, ждали нас с Юрой и то, что мы с ним принесли. Каждому достался именной запечатанный конверт серого цвета с пометкой «Секретно». Всё это была, конечно, мура несусветная, но для поднятия боевого духа имело важное значение. Командиры всех уровней вскрыли и прочитали содержимое пакетов, тихо загудели, не совсем понимая приказ командования. Пришлось пояснить каждому, что от него требуется и что он со своими людьми должен сделать. Закончив с разъяснениями и получив от каждого подтверждение о том, что знает, что должен делать, я скомандовал:

— По местам, к бою приготовиться, ждать сигнал к атаке.

На часах было 02:55. Обычно к трём тридцати утра все движения прекращались с обоих сторон и наступало затишье на три, три с половиной часа на сон или дремоту. Расчёт был такой, все замирают как будто спят и ничего необычного не произойдёт сегодня до семи утра.

Командиры следили за бойцами, чтобы те выполняли всё в точности и ничего не нарушало обыденного поведения, как бы говоря противнику: «Вас ввели в заблуждение и сегодня ничего не будет, покемарьте до рассвета, а там что бог даст».

Прислонившись к стенке, я закрыл глаза и задремал. Снилось мне с чего всё началось и почему я попал сюда и из-за кого.

*****

Небольшой домик пограничного комиссара располагался от границы с Афганистаном километрах в пяти, семи. Грохот артиллерийской канонады и пулемётно-автоматных очередей доносился отчётливо. Юра сидел на плоском камне на корточках и смотрел на мужчину в дверях, который остановился и разговаривал с кем-то внутри дома. Камень предназначался как столик для чайников, блюд с фруктами и посудой, и располагался метров в пяти от большого обеденного стола. Мужчина был среднего роста, чуть расположен к полноте, одет в военную форму без знаков различия. Форма была немного великовата, но под ней угадывалась выправка военного.

— Ты чего на стол залез боец? — спросил он, выйдя из дома.

— Так змеи кругом, — ответил Юра и слез с камня.

— Да и не стол это, а камень, — добавил он.

— Где второй? — спросил мужчина и оглянулся по сторонам.

— Налаживает дружеские отношения с местными аборигенами, — ответил Юра и кивнул головой в направлении бывшего КПП.

У шлагбаума стоял стол, на котором стоял чайник и три пиалы, я сидел за столом и пил зелёный чай и разговаривал с молодым таджиком.

— Значит, хочешь в Москву, дома строить, — спросил я и. улыбнувшись, добавил — А ты умеешь это делать? В Москве дома из кизяка не делают. Только кирпичи и плиты.

— Я умею, — ответил абориген и шмыгнул носом.

— А внутреннюю отделку тоже можешь? Например — линолеум можешь постелить, кафель положить, обои поклеить, а?

Таджик засуетился, но сдаваться не хотел.

— Моя учится быстро и потом делает хорошо, — выдал он гордо и опять шмыгнул носом.

— А кто тебя в Москву пустит? Ты ведь не знаешь, что такое линолеум.

Таджик попытался сказать «линолеум» про себя шевеля губами, но у него не получилось в силу того, что, это слово как и «аккумулятор» таджики и узбеки не могли выговорить. Мне доставляло огромное удовольствие поиздеваться над басурманином от скуки. Я похохатывал и говорил с серьёзным видом.

— Приедешь в Москву, а у тебя спросят, умеешь линолеум стелить? Ты скажешь умею. А у тебя спросят, а какой линолеум умеешь? Красный, синий, зелёный, жёлтый, серо-буро-малиновый? Что ответишь?

Обескураженный таджик не знал, что ответить, хлопал глазами и шмыгал носом, суетился.

— Ты давай, учи слово «линолеум», а то не сможешь в Москве работать, — подначил я озадаченного азиата.

Тот попробовал сказать «линолеум», но у него получилось что-то несуразное и смешное. Я заржал до слёз и услышал позади себя смех двоих людей. Один был Большой, а второй мне не знаком. Большой, подойдя, вытянул правую руку вперёд ладонью ко мне, я сделал тоже самое и мы хлопнули ладошками, продолжая смеяться над незадачливым строителем. Второй, посмеиваясь, спросил:

— Ну, кто из вас большая Росомаха, а кто проводник?

— Большой, это я, — ответил Юра. — А Росомаха или Поводырь — он, — показал на меня пальцем Юра.

Я сделал движение, как будто хотел укусить его за палец, и щёлкнул зубами. Юра отдёрнул палец, указывающий на меня, добавил:

— Злая Росомаха.

— А ты кто, уважаемый? — спросил я и подмигнул таджику.

— Зовут меня Андрей Андреевич Иванов, я генерал-майор, — ответил штатский и тоже подмигнул таджикскому строителю.

— Значит, мы в плену у тебя, — сказал я и сделал серьёзное лицо.

— Значит в плену, — ответил штатский и добавил — А почему на ты, а не на Вы? Или мы водку вместе пили в одном окопе или в бане вместе мылись? — начал нравоучение генерал.

— Или твои генеральские звёзды видны через куртку, — ответил я и повернулся к нему спиной.

— Ладно, мир. Признаю, на данный момент не прав, — сказал штатский и протянул руку для рукопожатия.

— Повезло тебе, что война не началась, а то мы пленных не берём, — ответил я и протянул руку.

Неожиданно из дома вышел афганец в национальной шапке. Худой, горбоносый, смуглый, с бородкой, за ним в припрыжку несколько человек. Он что-то говорил, вероятно, отдавал приказания, люди, суетившиеся вокруг него, отвечали «Хоп» и убегали очень быстро в разные стороны. Таджик-строитель сжался в комок и перестал шмыгать носом с испуганным взглядом озирался по сторонам. Афганец увидел нас и двинулся в нашу сторону, за ним поспешили его телохранители.

— Басмач к нам двинул, — доложил Юра.

— Это Масуд, — ответил Иванов и добавил, — Что-то случилось.

Не торопясь, подошёл Ахмат-шах Масуд, по прозвищу «Паншерский» лев. Пристально посмотрев на нас, сказал на ломаном русском языке:

— Талибы прорвали фронт, мы отступаем и спасти нас может только чудо. Я отправил все резервы чтобы закрыть брешь, но людей мало, а прорыв большой. Это непоправимая трагедия, затем повернулся и двинулся в сторону дома.

— Как не кстати этот прорыв, — сказал генерал Иванов. — Каких-то семьдесят-восемьдесят часов не хватило. Вот уж действительно чудо нужно как никогда.

— А если остановим? — спросил я и посмотрел на генерала и Юру.

— Что хочешь проси, всё сделаю, — сказал Андрей Андреевич и с надеждой посмотрел на меня.

— Механик-водитель нужен и побыстрей, — сказал я и кивнул в сторону шлагбаума, за которым притаился Т-72 старой модели.

Иванов понял задумку, улыбнулся и побежал за Масудом, который ещё не зашёл в дом. Через несколько секунд, выслушав Иванова и посмотрев на нас, Масуд кивнул головой и что-то сказал своему окружению. Через десять минут на броне танка сидела группа из восьми человек и танк двигался к границе. Приближаясь к границе нам стало попадаться много вооружённых людей, которые шли в тыл. С брони спрыгивали люди Масуда и поворачивали идущих в сторону границы с криками, размахивали оружием. Довольно скоро набралось несколько сотен моджахедов, которые двигались за танком. Через тридцать минут танк свернул к высотке, а люди двинулись правее к реке, за которой слышна была стрельба и взрывы гранат.

— Механик, медленнее, стоп. Мотор не глуши. Заряжай осколочным.

— Готово, — услышал Юрин голос.

Медленно крутя ручки, я наводил на талибов, которых видел в прицел.

— Выстрел! — выкрикнул я и открыв рот нажал на рычаг пушки.

Танк слегка подбросило и пробежала дрожь отката орудия.

— Заряжай!

— Готово.

— Выстрел.

— Заряжай!

— Готово!

— Выстрел!

Я сбился со счёта сколько выстрелов произвели, башня заполнилась пороховыми газами, резало глаза и трудно было дышать. Кашляя от пороховых газов, я смотрел в прицел. Видел, как метались люди под орудийным огнём нашей пушки. Затем двое или трое повернули назад, за ними ещё несколько, затем все, кто остался живой. В спину им затрещали автоматы подошедших бойцов Масуда.

— Открой верхние люки, — приказал я Юре.

— Механик, открой люк и включи вытяжку. Аварийный люк открой.

Затем поднялся на башню и стал смотреть в сторону, куда отступили талибы. Заметив скопление, нырнул вниз и крикнул Юре:

— Три осколочных, без команды. Заряжай!

Наведя пушку на скопление талибов, произвёл три выстрела. Очень удачными они оказались, упало в конвульсиях и с ранениями около сорока человек, остальные бросились в рассыпную. Вытяжка не справлялась с загазованностью в башне, моторчик жужжал с надрывом, а дышать легче не стало.

— На башню, — крикнул я и дернул Юру за рукав.

Поднявшись на верх башни, мы увидели строителя-таджика, который сидел позади башни, обняв колени и, походу, молился аллаху или учил слово «линолеум». Мы с Юриком улыбнулись, и он дал ему щелбан точно в темя, от которого таджик вскрикнул и пришёл в себя.

— Скажи «линолеум», — засмеялся Юра и треснул ещё одного щелбана в лоб таджику, от которого тот упал на броню и что-то закричал.

Тут и я засмеялся от увиденного. Видимо он не спрыгнул с брони со своими и решил остаться на танке, но не ожидал, что танк будет стрелять, оглох от выстрелов и пришёл в чувство от Юриного щелбана.

В течении часа нам пришлось еще дважды открывать огонь по пехоте противника. Затем появился басмач из северного альянса, он принёс радиостанцию и сообщение, о том, что группа из трёхсот басурманских душ сместилась на две версты вправо и нам нужно приглядывать за флангом. День перевалил за полдень. Нашего строителя звали Икром и по этому поводу пришлось его отправить к нашему генералу за едой, соляркой и снарядами. Отсутствовал он уже часа четыре. Хотелось пить, да и просто вылезти из башни и растянуться на травке с косяком в одной руке, водкой в другой. Да и нудно сидеть и пялиться на горный пейзаж в прицел пушки в раскалённой от солнца танковой башни. Стало пощёлкивать по броне, это означало что нас обстреливают из автоматического оружия. Не страшно, пока не стали стрелять из гранатомётов. Повернув башню влево, я увидел несколько групп, которые вели по танку огонь примерно с шестисот метров.

— К орудию, заряжай! — крикнул я и стал наводить на ближайшую группу талибов пушку.

Выстрелив восемь раз, я разделался с тремя группами и, для профилактики, произвёл еще шесть выстрелов в сторону, где по моему предположению скрывались отряды талибов. Выругавшись по поводу происходящего, я плюнул на раскалённую снарядную гильзу и посмотрел на Большого. Он, не моргнув глазом сказал:

— Кто-то с тыла подходит.

Развернув башню, я припал к прицелу и увидел нашего Икрома с группой басмачей человек в сорок. Заметив движение башни, все дружно упали на землю, только наш строитель продолжал идти и махать руками что-то крича на своём языке. Прибывшее подкрепление принесло с собой: сто литров дизельного топлива, тридцать осколочных снарядов, «лагман», плов, зеленый чай в термосах и свежие лепёшки. Связавшись с пехотой, я отправил к ним подкрепление в составе тридцати человек, оставив для несения караульной службы и наблюдения за талибами десять человек. Двое заступили на наблюдательные посты, остальные спустились к подножью высотки и занялись приготовлением к вечерней молитве. Разложив молельные коврики, таджики из северного альянса уселись на них и приступили к молитве. Мы с Большим неторопливо ели и наблюдали за происходящим с танковой башни. Наблюдателей пришлось отпустить, они присоединились к молящимся. Изредка я смотрел в бинокль в сторону талибов и вел неторопливый разговор с Юрой.

— Там тоже молятся, и очень много. Может накроем, правоверных фугасным? — сказал я Юре.

Он жевал лепёшку и держа в руке пиалу с лагманом молчал и усердно пыхтел. Наверно был очень голодный, да и не хотелось ему после стрельбы снова мыть руки. Снаряды были плохо протёрты от смазки и скользили в руках.

— Если не накрыть их, то после ритуала они могут подкрасться с гранатомётами и испортить нам досуг после ужина, — высказался я и посмотрел на Большого.

Тот вздохнул и спросил:

— Сколько?

Отложив в сторону пиалу с лагманом, я поднёс к глазам оптику и через несколько секунд сказал:

— Девять и два в прицеп. Так, на всякий случай, если кто-то ломанётся с ихнего мероприятия.

— Давай, но только потом перерыв с дремотой и накуримся! — сказал Юра и отставил свою пиалу на броню танка.

— К орудию, заряжай и не жди команды, девять плюс два! — прозвучала моя команда.

— Есть! — прозвучал ответ, мы скрылись в башне.

Неторопливо проведя башней по линии огня, отметив точки и приблизительно прикинув в уме, я посмотрел на Юру и, подморгнув ему глазом, сказал:

— Начали!

Талибы расположились большой группой и не ожидали такой подлости от мусульман. Им и невдомёк, что в башне находились два христианина, которым было плевать на ислам и талибан вместе взятым. Я принял решение нанести наибольший урон противнику, подавить их морально и поднять боевой дух северного альянса.

Первые четыре выстрела разорвались по периметру молящихся, затем четыре в середине группы. Урон был максимальным. Три последних выстрела произвели в предполагаемые места моления других групп талибов. Поднявшись на башню, мы увидели недоумённые взгляды наших басмачей. Вероятно, им так же испортили молитву, правда не нанесли потерь. Осмотрев в бинокль свою работу, я передал его Юре и сказал:

— Надеюсь, тебе не испортит аппетит.

Помыв руки, мы продолжили приём пищи, затем накурились местной травы, улеглись на принесённые таджиками одеяла. Сон не шёл, говорить не хотелось. Создалось впечатление, что что-то сделали не так и исправить уже не могли.

— Да хрен с ними, — сказал я и посмотрел на Юру.

— Ты о чём? — спросил Большой. И добавил: — Не парься, и мне голову не парь.

— Как скажешь, — ответил я и повернувшись на правый бок уснул как младенец.

*****

Меняя ведущего каждые четыре часа, группа продвинулась километров на 50 с гаком. И было невдомёк, что Шайба и Копалыч были с левой толчковой ногой, при движении забирали в право. Поэтому мы вышли на болотистую местность. Мёртвая тайга — это отсутствие любой живности, по щиколотку грязь и мёртвые деревья. По этому месиву мы двигались уже два с половиной часа с остановкой на десять минут.

Что-то здесь не так. Подумал я. Болотистая местность должна была находиться западнее, судя по карте, которую я видел в штабе у картографов. Но моя очередь вести отряд была после Мони и Копалыча примерно через шесть часов и поэтому я мялся в сомнениях, но молчал до поры до времени. Действие «винта», который мы приняли на второй смене, заставляло нас двигаться без устали.

«На привале выскажу своё мнение, иначе за семь часов запрёмся в болото километров на сто, а потом придётся столько же выбираться.» Уже около восьми вечера, по карте никто не сверялся, потому как её не было, да и на компас особо никто не смотрит. Ночевать придётся в болоте, а точнее — двигаться под «винтом» всю ночь по этой жиже. Действие «перевентина»* было направленно на движение, обострение слуха и зрения. Лаборатория НКВД в 1935 году разработала этот стимулятор для сотрудников, которые работали в лесу при погоне или уходя от погони, при поиске улик, когда не хватало сотрудников и они падали от усталости. Приняв таблетку, усталость исчезала и работоспособность увеличивалась в трое. Так что ночь предстоит провести в движении. Хорошо, что ещё прибор ночного видения был новый и батареи заряжены под завязку. Это по тому, что меня обязали перед зачётом получить на складе новый прибор с комплектом батарей и расписаться за получение.

Но на привале никто особо меня не слушал, мы продолжили движение по болотистой местности до того момента, когда рассвело.

*****

Проснулся я с чувством, что сейчас что-то произойдёт. Было раннее утро, небольшой туман, сырость. Может я проснулся от утренней прохлады и от того, что в ушах у меня булькала моча, но нет. Чувство тревоги не покидало меня, я толкнул Юру в бок, затем ещё и ещё раз.

— Ну чего тебе не спиться, а? — простонал Большой и смачно с громким звуком испортил воздух.

— Вставай. У, епт, аж глаза режет. Ты чего вчера сожрал, что так воняет.

Отойдя от Юры к танку, я стал поливать траки при этом смачно зевая. Юра потягивался под одеялом и вставать не спешил.

— Ты чего в такую рань вскочил, не спиться тебе, а? — простонал мой заряжающий.

— Талибы уже помолились, сейчас начнут, вставай, — ответил я и услышал звук приближающего снаряда.

— В машину, живо, — крикнул я и полез на броню.

Юра вскочил как ужаленный и побежал к танку с вытаращенными глазами путаясь в одеяле. Снаряд от реактивной установки «Град» пролетел мимо танка и разорвался метрах трехстах от нас. Проникнув в танк, я сразу приник к прицелу и стал осматривать местность. Если это установка, то нам пиздец, подумал я. Большой ввалился в башню и тут же прогремел ещё один взрыв.

— С крыши бьют! — прокричал Юра и схватился за снаряд в укладке, что — бы зарядить его.

— С какой крыши? — прокричал в ответ я и уставился на Юру.

— Там дом с плоской крышей, на ней видел вспышку, — ответил Юра и, выхватив из укладки снаряд, загнал его в ствол орудия.

Взяв в руки бинокль, я открыл люк и высунулся по пояс из башни. В этот момент увидел вспышку и через три секунды разрыв снаряда позади себя. В оптику чётко было видно, как четверо талибов затаскивали на крышу реактивный снаряд. Нырнув в башню, я начал крутить её и поднимать ствол для наведения на цель. Выстрел резко ударил по ушам и отозвался в мозгу тяжёлым эхом. Снаряд не долетел до цели метров сто — сто пятьдесят и разорвался перед кишлаком.

— Заряжай, — крикнул я и стал делать поправку на цель.

Второй снаряд тоже не долетел.

— Сейчас ответят, — сказал я и посмотрел на Юру.

Тут меня осенило я закричал как бешенный:

— Механик, заводи, назад с высотки. Таджик механик — водитель всю ночь по радиостанции слушал музыку и разрядил аккумуляторные батареи. Звали его Шараф, на русском понимал сносно, но накурился марихуаны и плохо соображал.

— Заводи мотор, узкоплёночный ишак! Я тебя пристрелю как собаку! Ты слышишь меня мусульманин?!

— Аклематор поломался, оке, — ответил Шараф и сощурил и без того глаза-щёлочки.

— Какой аклематор поломался? — спросил я.

— Моя не могу заводить машина, аклематор, поломался, — толдычил своё басурманин и отводил взгляд в сторону.

Тут меня осенило: Аклематор — это аккумулятор, а поломался — разрядился.

— Нам пиздец, этот абориген с горы Памир аклематор поломал, мы движок не заведём. Задуши его Юра, всё равно помирать в этом гробу с дизельным двигателем. Стоп! Эй, ты, придурок! Включи заднюю скорость и зажигание. Юра заряжай бронебойным.

Шараф понял сказанное мной и включил заднюю скорость и зажигание, он даже на придурка не обиделся, потому как понимал, что может быть пиздец.

Выстрел толкнул танк, двигатель чихнул и заурчал, машина медленно двинулась задним ходом.

— Жми на газ, козлина горная! — закричал я на механика.

Танк съехал с высотки и пропал из зоны видимости талибов. Они растерялись и не знали, что им делать: стрелять или не стрелять по высоте, на которой уже не было танка. И всё же два снаряда пролетели над нашими головами и взорвались у нас в тылу. Реактивный снаряд должен иметь направляющее устройство, ствол реактивной установки, трубу подходящего диаметра, шифер на крыше дома, но с такого направляющего точно не прицелишься. Значит установки у них нет, но всё равно применяют реактивные снаряды. «С этим разобрались» — подумал я, а вот почему наш снаряд не достал до кишлака, ведь до него не более полутора километров. Я стал рукоятку вертикального подъёма пушки и с удивлением увидел, что подъём осуществляется лишь на половину, а дальше рукоятка не крутиться и не поднимает ствол на нужный угол. Надо ремонтника, что бы посмотрел в чём дело, подумал я. Юра с ошарашенным видом смотрел на меня, я ему улыбнулся и сказал:

— Поживём ещё и собак пожарим, и водки попьём, и может под паранджу к какой-никакой нырнём, а, Юра?

Юра в очередной раз убедился в моих способностях, что чуйка меня не подвела и на этот раз. Он что-то бубнил себе под нос и с восхищением, смешанным с необъяснимым страхом, смотрел на меня.

— Бля буду, ты — шайтан-ага. Тебе прёт, как тому слону, — сказал он и добавил, — Так, я не понял, чурека душить или где?

— Можешь слегка над ним по извращаться, сломать, что-нибудь, только он должен вести танк и слышать команды, понял меня, Юра?

— Понял, — ответил тот и добавил. — значит, ничего нельзя.

— Покашмарь его, но не очень, чтобы заикой не стал.

— Сделаю как надо. Где эта сволочь!? — зарычал Юра и полез в сторону механика.

День был насыщенным, пополняли боекомплект, заливали топливо, завтракали, обедали, ужинали. А в перерывах выскакивали на возвышенность, наносили удар по противнику и быстро съезжали с возвышенности, чтобы переждать обстрел реактивными снарядами. Пришли два ремонтника, русский в таджикской одежде и местный, ученик-стажёр. Копались около трёх часов, но подъёмный механизм пушки отремонтировали. Теперь надо было проверить работу в деле. Мне пришлось подняться на высотку, где сидел наш наблюдатель и лично посмотреть на цели в бинокль, чтобы знать где нанести удар. Вечерело, солнце садилось на западе, танк медленно поднялся на возвышенность и выбрал цель перемещая ствол пушки в нужном направлении.

— Заряжать без команды, двигатель не глушить, поставить на заднюю скорость. Десять осколочно-фугасных.

— Выстрел.

— Готово

— Выстрел

Несколько домов на окраине кишлака, имеющих крышу из шифера, превратились в руины и пыль. Затем обстреляли три группы пехоты и на этой минорной ноте закончился день.

Мы сидели у костерка и ели лагман с овощами и хлебом, когда часовой окликнул кого-то идущего из нашего тыла. Оказалось нас посетило начальство. Масуд с охраной и Иванов с несколькими советниками из России. Поздоровавшись с пришедшими, пригласили к столу, в общем провели протокольные мероприятия, оказали уважение пришедшим, предложил разделить пищу и выпить чаю.

— В России уважают мусульман? — в продолжение разговора месячной давности спросил Масуд у меня.

— Уважают и чествуют за храбрость, — ответил я.

— Назови хоть одного, — резко сказал лидер северного альянса и пристально посмотрел на меня.

— Муса Джалиль, — произнёс я, — Его именем названа улица в Москве.

— Кто он, что сделал такого, что его именем назвали улицу в России?

— Герой Советского союза, снайпер в Великую Отечественную войну, воевал за Россию против немецких захватчиков, убил много вражеских солдат, — ответил я.

— Как я проверю, что это правда? — спросил Паншерский лев и пристально посмотрел на меня.

— Спроси у генерала, — ответил я и кивнул в сторону Иванова, который о чём-то разговаривал с моджахедами из нашей охраны и косился на нас, пытаясь услышать о чём мы беседуем.

Месяц назад Масуд пересёк границу по приглашению Правительства Таджикистана и России для проведения переговоров, получение техники и вооружения для борьбы с талибами. В северном Афганистане он контролировал три провинции и имел армию приблизительно тысяч в шестьдесят. Но в последнее время талибы предприняли наступление и существенно потеснили к Таджикской границе северный альянс. Его люди обучались в Таджикистане у наших советников, которых прибыло к границе около двух тысяч человек. Изучали систему залпового огня «Град», крупнокалиберные пулемёты, гранатомёты, вождение танка и тактику боя с бронетехникой. Ни нам, ни Таджикам не нужны были талибы у границы. Поэтому территория Масуда была буфером и гарантией не проникновения на нашу территорию отмороженных, хорошо вооружённых талибов. Поэтому северный альянс вооружали, обучали, советовали, показывали, что и как. При первой встречи с Масудом, он не понравился мне. Много вопросов, много недоверия, резкий, дерзкий, но в тоже время вежливый.

— Как ты будешь воевать за нас, ты же другой веры? — звучал вопрос и проницательный взгляд.

— А кто тебе сказал, что я буду воевать за вас, я буду помогать вам в вашей войне. И вера здесь ни причём. У нас в России много мусульман и у нас хорошие отношения друг с другом, — отвечал я.

— А есть известные мусульмане? — звучит его вопрос.

— Есть.

— Назови кто? — недоверчивый взгляд.

В этот момент меня вызвали по радиостанции и разговор оборвался. Мы встречались ещё несколько раз, то на нашей территории, то на его, куда мы выезжали с вооружением, но поговорить не удавалось

Он не забыл о чём мы говорили и при случае продолжил разговор.

*******

Несколько недель мы пасли соседей: привычки, время прихода с работы, время ухода на работу, когда ложатся спать, до каких смотрят телевизор и прочее. Получив подтверждение об отсутствии хозяина квартиры в четверг, мы прибыли по адресу, «зашкерились»* и стали ждать определённого часа, попутно сверяя действия соседей с нашими наблюдениями. Хозяин, а точнее хозяйка квартиры, по четвергам отрабатывала безбедное проживание в двух комнатной квартире своему любовнику, известному в определённых кругах, подпольному цеховику Якову Изансону. Репертуар был один и тот же, ресторан, подпольное казино, в час пятнадцать прибытие на квартиру, одноразовый секс и храп до восьми пятнадцати, затем в восемь сорок пять выход согнувшись, чтобы скрыть лицо, посадка в такси с одним и тем же номером и водителем и отбытие к своей семье. Через пятнадцать минут выходила красавица, Соня Рубцова, с огромной статной овчаркой, чтобы посетить ближайшие кусты и исполнить утренний собачий ритуал. Прогулка длилась час, затем был завтрак и нехитрый досуг неработающей, но обеспеченной женщины. Нас интересовал промежуток времени в четверг с девяти пятидесяти до часа десяти минут ночи.

За три часа нужно было подняться на второй этаж по балкону, нейтрализовать собаку, найти небольшой сейф и вынести его. Собаку решили брать на прикус, так как вариант с тигриными экскрементами не проходил. Он был хорош за городом, где сторожевые собаки почуяв запах тигра гавкали, но не подходил или забивались в свои конуры. В квартире лай собаки нам был не нужен, поэтому решили воспользоваться уколом сильнодействующего снотворного. Эти маленькие хитрости я доставал через своего соседа, который работал в Московском зоопарке. Он не спрашивал зачем, просто брал за дерьмо двадцать баксов за упаковку снотворного — сто. Вопрос «за что будет хватать овчарка», тоже не стоял остро — левая рука. Овчарки в этом плане бестолковые. Что подставили — за то и хватают. Другое дело «алабаи». У них волчьи повадки, укус в руку, в ногу и отскок, чтобы снова атаковать. Но и овчарка могла поломать кости на руке при захвате, особенно когда сопротивляешься.

Наматывать на руку телогрейку не очень удобно при подъёме на балкон и гарантии нет, что не прокусит. Эту проблему я решил заранее, дома. Достал старую хоккейную форму и из двух щитков на ноги изготовил защиту на левую руку. Правда, повозился с ножовкой по металлу, шилом и суровыми нитками. Но зато получилось компактно и надёжно. Для верности, сшил нарукавник на защиту из войлока, которая натягивалась на защиту сверху. Остаётся самое главное, чтобы все вовремя легли спать и удача улыбнулась нам в эту ночь.

Подрядился на эту работу я случайно. В перерывах между службой, на которую меня призывали по мере необходимости нашему весёлому государству, мне приходилось работать в личной охране, грузчиком, экспедитором, всем, кем придётся, лишь бы заработать на жизнь. Сосед с третьего этажа имел три ходки и связи в блатном мире. Встретившись на лестничной площадке между этажами, поздоровавшись и обменявшись дежурными фразами «как жизнь», он сразу перешёл в атаку:

— Есть тема, можно бабла срубить по лёгкому.

— Пропихивай, — ответил я.

— На одного авторитетного человека есть компромат, барыга один в сейфе держит у любовницы. Сейф маленький, если принести не вскрытым, то отвалит реальное «лаве»*. — изложил сосед.

— Сколько? — спросил я.

— Всем хватит, — последовал ответ.

— А всем, это сколько? — продолжал настаивать я.

— Три, четыре человека. Входите, вяжете соску и забираете сейф. Да. там собака, овчарка, — поделился планами мой битый жизнью сосед.

— А ты? Участвовать не будешь? — в свою очередь поинтересовался я.

— Нет. За наколку дадите 20% и мне хватит.

Я задумался, а точнее сделал вид, что заинтересовался, но уже сразу понял, что развод по жиже, но продолжил разговор.

— Рискуют четверо, а делёж поровну. Так?

— Ну, да, — произнёс сосед и осёкся, поняв, что я его просчитал моментально.

— Три процента за глаза, — произнёс я.

— Не, не прокатит. Мой «замут», я решаю сколько, — с обидой в голосе ответил сосед.

— Удачи, — сказал я и двинулся в верх по лестнице на свой этаж.

— Погоди, всё решаемо, — уцепился за соломинку бывший сиделец.

— Всё решено, — ответил я, не оборачиваясь, продолжил идти в верх.

— Согласен. Десять, — прозвучало за спиной.

Поднявшись на площадку и повернув направо, чтобы продолжить движение в верх, ответил:

— Я решений не меняю, три и не гульдена больше.

Он промолчал в ответ, я ушёл не прощаясь. На следующий день он позвонил в дверь.

— Привет.

— Привет.

— Пять и вопрос решён, — начал с порога сосед.

— Не начинай торги. Если есть что по делу — трёкай, если нет — арривидерчи, дел много.

Насупившись, сделав злое лицо, он сказал»

— Только смотри, не вздумай меня кинуть, не прокатит.

— Пустой разговор, я за сказанное всегда отвечаю.

— Расклад такой…, — начал он.

— Стоп! — осадил я его, — Хочу услышать от работодателя, сколько и как. Без обид, хорошо? Когда устроишь встречу?

— Дай номер телефона, — выдавил он с нескрываемой досадой.

— В дверь позвонишь, — прозвучал мой ответ.

Мне не хотелось оставлять свой номер. Зачем? Будет по делу и без дела звонить… Да и лишняя информация не к чему.

— В течении часа зайду, — ответил он и ушёл.

Встреча происходила в ресторане «Закарпатские Узоры». Брутальный мужчина лет за сорок пять с манерами аристократа в поучительной форме рассказывал о компромате и как всё это произошло. Увидев моё скучающее лицо, он преобразился и спросил:

— Тебе не интересно?

— Нет, — ответил я и добавил — Эта информация мне не к чему. Мне интересно, где находится и сколько это стоит для меня и моих людей. А остальное мне по барабану, меньше знаешь — крепче спишь.

— Уважаю, — сказал авторитетный человек в определённых кругах, так его представил мой сосед и добавил, — Сразу быка за рога, так что ли?

— А чего разводить по жиже. Дело надо делать, говорить — потом, — ответил я и понял по выражению лица авторитета, что мои слова ему как бальзам на сердце.

— Сейф сорок пять на пятьдесят пять, с кодовым замком и механическим ключом, весит примерно пятнадцать — двадцать килограмм, находится в квартире на втором этаже, обученная овчарка охраняет квартиру. Хозяйка — баба, любовница этого барыги, у которого на меня компромат. Плачу тонну зелени, срок — чем быстрее, тем лучше. Но одно условие, вскрывать буду сам, — выдал информацию авторитет. — Что не понятно, спрашивай.

Я задумался ненадолго и сказал:

— Сейф прикручен к стене или нет? Когда хозяев не бывает дома? Кто и на что обучал собаку? Кто соседи в этом доме, есть ли менты или конторские? Куда выходят окна, к подъезду или от него. Стоит ли сигнализация? Что кроме бумаг на тебя в ящике?

— Много вопросов, сказал работодатель, — и напустив на себя вальяжный поучительный тон продолжил — что в сейфе кроме бумаг, тебя не касается, и остальное узнаешь сам со своими людьми, я плачу хорошие деньги за работу.

— А что же твои фартовые за такие хорошие деньги не возьмутся за эту работу? Я — то тебе зачем? — сказал я и пристально посмотрел в глаза потенциального заказчика.

Он выдержал мой взгляд и тихо сказал:

— Мне моих парней в этом деле нельзя светить, понял? — в его голосе появились металлические нотки, угроза проявилась в интонации.

— Как не понять, всегда лучше чужого подставить за гроши, а если что, то это не мои, залётный фраер обнёс барыгу, так? — сказал я и посмотрел на соседа пристально.

— Думай, что базаришь, — сказал авторитет с уже явной угрозой. — Мне своим компромат на себя в руки давать никак нельзя. А тебя привел мой кент, с которым я на нарах чалился не один год. Сечёшь?

— Двушку «грина» — аванс, срок — месяц, по выполнению работы — ещё четыре, — поставил я свои условия.

— Эй, ты что глухой или такой борзый мне условия ставишь? — Вскипел уголовный элемент. — Штука и вопрос закрыт! — Попытался надавить на меня потенциальный работодатель.

— Ну что ж., жаль, что не договорились, — вежливым тоном начал я и тут же опережая авторитета добавил, — Извините, что отнял у вас ваше драгоценное время, да и своё потратил в пустую. Позвольте откланяться, господа фартовые. Удачи вам! — Встав, не торопливо двинулся к выходу искоса смотря в зеркало напротив, на реакцию моего нового знакомого. Мой сосед вскинул руку хотел крикнуть и остановить меня, но его схватил за руку авторитет и тихо ему сказал:

— Пусть идет, а мы пока подумаем, что и как.

— Хорошо, — ответил сосед.

— Пообещаем, что он хочет, а потом кинем, когда ящик будет у нас. Ну, аванс придётся заплатить, чтобы поверил, всё равно это будет дешевле, чем сработают наши пацаны, да и светиться не нужно в этом деле. Барыга под Сашей Ростовским ходит, значит будет разбор, «предъявы» не будет, так как фраер-то залётный. Если что, спрос с него, а мы как бы и не при делах. Только тебе придётся на время схорониться, если что. Понял, Серый?

— Понял, — ответил сосед, которого звали Сергей по кличке Серый.

Ещё немного обсудив детали за выпивкой, я отказался с начала встречи, так как принимая угощение, мне сложнее было бы вести переговоры, ещё сложнее уйти, так как был я на мели и не мог себе позволить заплатить за угощение. Но при всех финансовых трудностях я подстраховался и установил под стол «жучка», а за соседним столом сидел мой человек с девушкой который выпивал и закусывал за мой счёт, не забывая при этом писать на диктофон и слушать о чём говорят.

Купаться мы ходили на Москва-реку. Пролезали в дырку в заборе и шли по территории Объединённой Курьяновской Станции Аэрации, проще ОКСА. По пути набирали яблок и груш в неограниченном количестве, так как вся территория была засажена этими фруктовыми деревьями, пили газированную воду в цеху. Затем пройдя двести пятьдесят метров перелезали через бетонный забор и шли по колхозному полю, где набирали морковку. Через триста метров текла река, на которой мы проводили целые дни напролёт. За водой плавали в Коломенское к роднику, который находился на противоположном берегу Москва-реки. Набрав воду в бутылку из-под шампанского, закрыв пластмассовой пробкой, засунув её в плавки плыли обратно. Находится целый день на реке было утомительно, мы развлекались как могли, играли в карты, цеплялись за проходящие баржи, чтобы влезть на борт и прыгнуть в воду на ходу, ходили драться с теми, кто приплывал к нам за морковкой. Иногда делали искусственный трамплин и прыгали по очереди в воду. Трамплин состоял из двоих стоящих друг против друга пацанов, которые держали право рукой за свою левую кисть, а левой за кисть правой руки стоящего напротив. Получалось вроде сцепки, на которую вставал третий держась за головы и после раскачки вверх, вниз на третий раз, когда руки были в верху, распрямив ноги и оттолкнувшись от рук прыгал в верх и вперёд «рыбкой».

Такой способ решили применить, для поднятия меня на второй этаж, усилив третьим человеком. Мы отработали его за несколько дней до часа Х. Подбрасывали меня несколько раз пока я не смог левой рукой зацепившись за нижний козырёк балкона и сделав левой рывок в верх, правой схватится за перила ограждения сверху. Затем сделав движение маятника встал на нижний козырёк балкона. Отрабатывали мой подъём на точно таком же доме, как и тот, где предстояло работать и когда у меня получилось подняться наверх передо мной возникла картина маслом. На двух спальной кровати лежал голый мужик, сверху на нём сидела голая баба и у них была финальная стадия позы «наездница». Увидев меня, от неожиданности баба взвизгнула и хотела спрыгнуть со своего росинанта, но жеребец крепко держал её за талию, так как готовился выстрелить в наездницу. Завалившись на бок пара повела себя не однозначно,

— Что смотришь, сука! — крикнула смущённая женщина, мужчина открыл от удивления глаза, так как от удовольствия они у него были прикрыты и с удивлением уставился на женщину.

Та пыталась вывернуться и спрыгнуть с партнёра, но хватка была насмерть и ей ничего не оставалось ка к влепить ему с левой пощёчину. Задёргавшись в конвульсиях и издав стон, мужик произнёс:

— Сама сука, афигела, лупить по щекам?

Силясь выскользнуть, из-под любовного пресса она ответила:

— На лево посмотри, мудак! Медленно повернув голову и увидев меня, он произнёс:

— Что надо?

— Не отвлекайтесь, я ненадолго, — произнёс я машинально и повиснув на правой руке, перенёс тяжесть тела на левую, развернув корпус и спрыгнул вниз. Махнув рукой трамплину — уходим. Запасным вариантом была пирамида, её мы попробовали на стройке. На четвёртой неделе, отработав все возможные варианты и обсудив все детали, включая форс-мажорные, определив роли в этой операции нам осталось только ждать вечера четверга.

В двенадцать сорок пять зазвонил спутниковый телефон. Сёмен, которого мы приставили ногами к любовной парочке сообщил:

— Дедушка и бабушка продолжают справлять юбилей, — произнёс условную фразу наш соглядатай и положил трубку.

— За дело, — скомандовал я.

Тихо открыв двери машины, в которой были выключены лампы, которые загорались при открытии дверей мы бесшумно покинули её. Постояв несколько секунд в темноте с полуприкрытыми глазами, чтобы привыкнуть к темноте улицы, мы начали выполнять подготовительные действия к основной работе. Створка на остеклённом балконе была приоткрыта в надежде, что хорошо обученный сторож на четырёх лапах чётко выполнит своё предназначение и защитит имущество хозяев. Прикрепив шприц со снотворным к туристической куртке, которая почему-то называлась «штормовка», скотчем, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов я начал разбег к «трамплину».Трамплин сошёлся с разных сторон за две секунды до моего приближения на отмеченной точке, сцепив руки и присев, что бы мне не слишком поднимать толчковую ногу. Шаг, второй, толчок, выдох от натуги троих моих подельников, захват левой рукой за карниз, рывок, захват правой рукой за перила и стою у приоткрытого окна. Распахнув левой рукой створку, на которой была защита, я приготовился к атаке пса. С глухим рычанием появилась собачья оскаленная пасть и, как я и рассчитывал, вцепилась в мою левую руку в защите. Я сделал движение на себя, что бы раззадорить зверя и не ошибся в своих расчётах. Овчарка напрягла свои мышцы и рывками втянула меня на балкон. Скользнув как угорь на пол балкона я с усилием согнул левую руку, а правой выдернул из колпачка шприц со снотворными с силой воткнул в шею пса нажав на поршень. Выучка дала о себе знать и теряя сознание собака по кличе «Буч» втянула меня в комнату. «Какой я молодец», подумалось мне, «опять не ошибся, вот что значит выучка и холодный расчёт, знание темы и чёткость движений». Теряя сознание, пёс пытался перехватить руку и поскуливал. Доза, рассчитанная на тигра, очень быстро сделала своё дело, пёс отключился и мне осталось только выдернуть левую руку из его пасти. Сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, я успокоился и осмотрелся в темноте. Из-за входной двери доносились голоса на лестничной площадке. Подойдя к двери, я посмотрел в глазок, на ступеньках сидел молодой парень, другой стоял, облокотившись на перила, оба курили, один для «понта» сигарету другой «косяк». Обменявшись окурками, они продолжили разговор:

— Псина опять к двери подошла, — сказал тот, что стоял у перил.

— Давай «накумарим» «мохнорылого», — ответил тот, который сидел на лестнице. И оба заржали.

— А что, давай.

Плановые подвинулись к двери, присели на корточки и стали пускать дым марихуаны в щель двери.

«Дебилы переростки», — подумал я и мелькнула ещё одна мысль — «Вот, почему пёсик задержался, накуривался с пацанами». Надев матерчатые перчатки и включив маленький фонарик, начал осмотр квартиры. Сейф нашёлся в бельевом шкафу за платьями. Поднеся сейф к балкону, я поставил его на кресло и вышел на балкон. Издав звук «цы-ть», «цы-ть», прислушался и услышал точно такой же ответ. Взяв на руки железный ящик и поставив на край перила, взглянул вниз, три моих подельника держали в руках брезент и ждали падения сейфа. Издав «цы-ть» я бросил железный куб вниз. Глухой удар о землю через брезент и шуршание ног. «Пора и мне», подумал я и перелез через ограждение балкона, прикрыл створку, повис на руке, перенёс тяжесть на другую и спрыгнул вниз. Приземлившись, быстрым гусиным шагом дошёл до кустарника и замер прислушиваясь. Снял перчатки, куртку, защиту с левой руки проскользнул в кустарник. Добычу положили в багажник автомобиля, машина уехала на место, где мы должны были встретиться позднее. Прошёл метров сорок и встретил своего подельника с двумя стройными и симпатичными девушками.

— Ксюша, Маша, — представил мне Андрей своих спутниц и взяв под руку Машу.

— А это Анатолий, — представил он меня и добавил, — Вперёд, нас ждут весёлые дела.

Ночь я провёл с Ксенией у неё в квартире. Утром, перед уходом спросил:

— Даш свой номер телефона?

— А нужно? — ответила она капризно и с вызовом.

— На твоё усмотрение, — ответил и не дожидаясь ответа пошёл к двери.

— Триста тридцать восемь, ноль восемь, одиннадцать.

— Запиши, забудешь.

— Ни тебя, ни эту ночь, ни твой номер не забуду, — польстил я ей.

— До встречи!

Выйдя из подъезда, посмотрел краем глаза на окна третьего этажа, увидел Ксению, стоящую у окна. Она смотрела на меня прикусив нижнюю губу. Поймав мой взгляд, махнула рукой, я ей ответил, она загадочно улыбнулась. Бабушки у подъезда сканировали меня строгим взглядом и перешёптывались. Алиби себе я обеспечил. Так, на всякий случай. Выйдя на дорогу, поймал такси и поехал на место встречи в Красково. Таксист долго упирался, но услышав от меня: «Два прибора и половину в перёд», — согласился. Подъезжая к месту, увидел наш автомобиль и дежурившего на улице Сашку. Увидев меня, он кивнул головой я остановил такси, расплатился и вошёл в двор частного дома. Лохматый, огромный пёс на цепи высунулся из конуры и зарычал, но поймав мой тяжёлый, злобный взгляд скрылся в своём убежище глухо и тихо гавкая. Дом принадлежал одному старичку по прозвищу «Шухрат Сочинский», в миру Александр Иванович Шухратов. Дедок был последним из могикан по части вскрытия железных, несгораемых ящиков для ценностей. Взялся он нам помочь, чтобы насолить нашему работодателю, с которым у него были старые счёты, да и просьба внучка Сашки не осталась без внимания. Зайдя в дом тихо, я появился для находившихся в нем компании неожиданно.

— Мир вам, — произнёс я и увидел, как все вздрогнули от неожиданности.

— Тьфу ты, леший! Напугал, аж сердце заколотилось, — произнёс дед. — Как ты тихо прошёл мимо Вулкана, он даже не гавкнул. Небось секрет собачий знаешь, раз он тебя за своего принял и не подал голос?

Андрей ухмыльнулся и протянул руку для приветствия.

— Я ему пообещал, что если не гавкнет, то не съем, — отпустил я шутку.

Следом вошёл внук Сашка и сказал:

— Слышь дед, менять надо пса, старый уже, даже не гавкнул на него. Забился в будку и трясётся весь.

Старый медвежатник внимательно посмотрел на меня и мотнул головой.

— Хавка есть? — спросил я. — Жрать хочется, аж живот сводит.

«Шухрат» кивнул внуку, тот ответил кивком и вышел из комнаты.

— За атамана будешь? — произнёс старый. — Ну-ну, поглядим.

— Что Бог даст, то и будет, — ответил я и сел за стол.

— Хорошо, что Бога не забываешь, — нравоучительно сказал дед.

— А где наша молодая семья? Где Семён и Лёва. — спросил я.

— Голубки вышли прогуляться в сторону станции, заодно в магазин зайдут за продуктами, а эти два охламона в нарды катают наверху, — пояснил вошедший Сашка с тарелками в руках, на которых были хлеб и солёные огурцы. Андрей подсел за стол и достал диктофон:

— Послушай, какой куш зацепили в виде компромата.

Надев наушники, включил диктофон и погрузился в записанный разговор. Голоса были приглушённые, но различимые. Речь шла о обработанных камнях шести, восьми, десяти и двадцать карат, на сумму в два с половиной миллиона долларов, об семистах пятидесяти тысяч долларов и восемьсот пятидесяти тысяч евро. Так же обсуждалось вариант «кидка» меня и версия для Саши Ростовского. О том, что Сонька сливает информацию, хочет долю и свалить за бугор. Об каких-то своих делах, понятиях, разработок комбинаций и много всего интересного из жизни авторитета. Собеседники были разные. С Серым был тоже разговор, из которого я понял следующее: его использовали в тёмную и хотели кинуть или обжать на долю.

Вернулись с прогулки и с покупками Сергей и Маша, они были в хорошем настроении. Маша ушла на кухню, чтобы сменить Сашку. Через несколько минут она быстро и ловко накрыла на стол, принесла жаренную картошку, нарезанную колбасу, салат из помидоров и огурцов, порезанный сыр, зелень на тарелке, редиску, лук, петрушку и укроп. Пяти литровую банку разливного пива и три бутылки водки.

— Хороша молодуха, — крякнул дед и добавил, — Дай Бог всем такую.

— Эй, на Марсе, кишкоблудить! — крикнула Маша в люк второго этажа.

Через пять секунд послышался топот ног по винтовой деревянной лестнице. Вероятно, проголодались все, не только я и повторять команду к столу не пришлось. Расселись чинно, оставив место во главе стола хозяину, но «Шухрат» ухом не повёл к призыву о еде. Он сидел спиной к столу за круглым столиком в углу и крутил левой рукой отмычку, а правой делал невидимые нам манипуляции с сейфом. Раздался негромкий щелчок и не поворачивая головы дед произнёс:

— Налейте всем по губастому, за фарт.

— О-о-о-у! — раздались возгласы и аплодисменты в честь деда.

— Да тут казна богатая, — повысил голос Шухрат Сочинский.

— Ну ка, ну ка, — поднялся со стула я.

— Вот это фарт. Действительно фарт. — сказал Сашка смотря в сейф через плечо деда.

— Так русалка, за дело, посчитай лове по шустрому, — распорядился я.

Через двадцать минут Маша озвучила сумму добычи и у всех включая меня отвисла челюсть.

— Ещё брюлики разного калибра.

— Деду и Маше по губастому, остальным по норме, пилотам не наливать, у нас еще есть дела, — сказал я и нахмурился.

— Какие дела сегодня, оторваться нужно по полной сегодня, — зашумели все.

— Что бойцы, забыли поговорку, сделал дело, гуляй смело! — напомнил я. — А у нас есть не доделанные дела.

— А на завтра перенести нельзя? — спросила робко Маша.

— Крутовато ты с ними, — добавил дед.

— Дед, уж кто-кто, а ты лучше всех должен знать, что совершить преступление не сложно, сложнее скрыть его. Если сегодня не скинем ящик заказчику, то возникнут серьёзные подозрения. А так, получите, рассчитайтесь и пишите письма мелким почерком. Если что, то я — не я и лошадь не моя. Что было, то и принесли.

— Ваш пахан прав и резонно рассуждает, — сказал дед.

— Всё, едим, распределяем роли, отход, отрыв. Сдаем ящик и ложимся на дно. Маша, пересчитай лаве, баксы на всех подели, разницу неделимую мне, евро сдаём на покупку медицинского оборудования в наш госпиталь, камни на хранение к Батьке. Если есть другие предложения, говорите, обсудим. Да, и не забудь на грев евро отложить в зону, где Сашкин батя сидит. На общак и лично ему. Тылы должны быть прикрыты, так дед?

— Ты как законник рассуждаешь, — ответил «Шухрат», — По понятиям, по справедливости. Красавчик, — и хлопнул меня по плечу.

Обведя взглядом лица своей команды, счёл нужным дать разъяснения:

— Парни, мы рассчитывали получить шесть штук зелени за работу, нам упал куш гораздо больше. Бог велел делиться. Госпиталь получит оборудование, которое необходимо, об закупке я договорюсь в Германии. Нал разворуют, а так у нас будет персональный госпиталь, где нам и нашим близким и друзьям окажут медицинскую помощь в любое время. Да и тем, кто там сейчас лечится будут помогать лучше, чем сейчас. Камни — это наш пенсионный фонд, да и касса взаимопомощи при непредвиденных обстоятельствах. Кстати, если что, то Батька прикроет. Как потратить стекляшки, каждый решит сам. Бабло в общак — это наша страховка, при пиковом раскладе, но каждому в конверте. Сашкин отец не последний человек у фартовых. Да и дед свою долю честно отработал. Осталось каким-нибудь фуфлом набить ящик и закрыть, чтобы заказчик был доволен. Хорошо бы пару папок с надписью «Дело№». Да, Маша, одну пачку евро помельче нужно положить для достоверности. Как «Шухрат», закроем так же аккуратно, как открыли?

— Всё будет в ёлочку, — ответил дед. И дела в папках у меня найдутся.

— Надеюсь все меня услышали, потому что вписались мы в серьёзную историю, — закончил я пояснения.

— Я за, — сказал Лёва и посмотрел на Семёна, тот кивнул головой.

Андрей ответил:

— Я за любой кипишь, кроме голодовки.

Все улыбнулись. Сергей обнял Машу за плечо и сказал.

— Привыкай, Поводырь всё знает на перёд, делает, по совести.

Сашка молча поднял правую руку ладонью в перёд, что означало — «за». Дед спросил:

— Сколько на общак и на взгрев положите?

— А сколько надо? — спросил Лёва

— Десятку на общак, десятку взгрев, — ответил дед и добавил, — Не напряжно?

— Нет, — сказала Маша и посмотрела на меня, я кивнул головой.

— Тогда так, — начал «Шухрат», — «Хавку» купим в Москве и фурами отвезём в Шахты, это под Ростовом. Сашка сопроводит, за одно и с отцом повидается, да и разложит, что и как.

Налили по второй, чокнулись стаканами, произнесли «Россь» и выпили.

Встав из-за стола, я пошёл к выходу и сказал:

— Маша, Сергей.

Они поднялись и пошли следом.

— Поедешь к доктору после дела, узнаешь, что необходимо из оборудования на семьсот штук евро, за минусом того, что на всех раскидаешь. А ты всем добавишь по десятке евро в долю, тридцатку сверху отдашь мне, на всякий случай. Баксы каждому долю в конверте и положим у Батьки, если кому потребуется, то без меня может взять, конверты подпиши. Всё ясно? — они кивнули. — Всё готовимся к выезду, часов в семь, восемь.

У деда оказался спутниковый телефон и, получив разрешение, я сделал звонок генералу.

— Слушаю, — раздалось на том конце связи.

— Желаю здравствовать, пан атаман, всё ли ладно на Гуляй Поле? — произнёс я

— И тебе не хворать, Поводырь. Бог любит, начальство терпит, — сказал генерал и кашлянул в трубку.

— Кукуруку базлать*? — произнёс я.

— Базлать, так базлать, — Послышалось в трубку.

Генерал-майор Махнов выучил наш тарабарский язык не только из уважения к нам — солдатам, но и для того, чтобы понимать, о чем речь идёт. Этот язык разрабатывал я, после получения приказа, когда мы проходили основы конспирации, слежки, контр — слежки. Сначала получалось плохо, но после выкуренного косяка анаши дело пошло лучше. И через три дня две группы, при появлении постороннего, переходили на Кукуруку. Поначалу получалось коряво и смешно, но потом все втянулись и тарабарский язык плотно вошёл в обиход службы. Мы в присутствии офицеров обсуждали что будем делать вечером, а они смотрели на нас как бараны на новые ворота и ничего не понимали. За этот язык наши группы получили зачёт. А я отметку в личном деле со знаком плюс.

— Блаженного пряником угостили, а он в нём денежку нашёл, хороша, красива, дорога, блестит, а купить на неё ничего не можно. Хочется в платок узелком завязать, что бы не потерялась.

— Мозги глажу. Посмотреть на диво хочу, платок без соплей дам, — ответил генерал.

— А в каком лесу избушка на курьих ножках стоит? — произнёс я.

— Да всё на тех же кисельных берегах с молочной рекой, — сказал генерал и усмехнулся в трубку.

— Седлаю Горбунка, беру Русалку и ходи-ходи мало-мало, — произнёс я.

— Жопу чешу, в окно гляжу, — послышался ответ и телефон загудел короткими гудками.

«Шухрат» с удивлением посмотрел на меня и спросил:

–Это сейчас о чём? — слух у него был отменным он слышал о чём мы говорили.

— Особенно про жопу не понял.

Я засмеялся и ответил:

— Спросил, можно приехать, можно ли оставить на хранение камни, а он ответил, что можно. Я сказал, что буду с Машей и на машине, а он ответил, что ждёт с нетерпением.

— А-а, — протянул дед и повернувшись к внуку спросил, — Ты тоже на этом трёкаешь? Сашка кивнул головой. Взяв восемь бархатных коробочек, открыв, я расставил их на столе. Маша пересчитай при всех, сколько в какой коробке, что бы все знали, чего и сколько.

— Не бузи, Поводырь, — сказал Лёва, — Мы тебе верим.

— Первое: доверяй, но проверяй. Второе: это не для вас, а для Батьки. Чтобы знать и не морочиться у него на базе. Если со мной что, то вы получите и будете знать, что почём, хоккей с мячом. Ферштейн, камрад?

— Яволь, герр капитан, — ответил Лёва.

— Русалка, подели камни поровну, упакуй и подпиши кому что. Те камни, которые не делятся поровну, отложи в сторону.

— Сейчас сделаю.

Через сорок минут Маша разложила камни по целлофановым пакетам с замками, осталось два камня по шесть карат, которые не делились на всех.

— Предлагаю Батьке за хранение отдать. Есть особые мнения?

— Нет, — за всех ответил Сашка.

— Тогда, Маша, поешь и в путь.

— Я поела.

— Сергей, за руль, Маша, бери казну и в машину, — Распорядился я и добавил, — все, всё помнят? Места, роли? До встречи в ресторане.

В Переделкино на КПП я оформил два пропуска на себя и на Машу, Сергей остался за воротами в машине. Пройдя два дома, свернули на лево и через тридцать метров оказались у ворот с калиткой с номером шесть. Нажав на звонок, стали ждать. В домофон раздался голос:

— Кого бесы принесли?

— Поводырь слепого привёл, — ответил я.

— Сейчас, пса на цепь посажу.

— Пса не привяжет специально, чтобы посмотреть на нашу реакцию. Ты держись около меня и не вздумай показывать страх, а то цапнет, — сказал я Маше.

У неё расширились глаза, но сделав усилие Маша взяла себя в руки и кивнула головой. Открылась калитка и послышался злобный рык немецкой овчарки по кличке «Бес».

— А Беса нужно было всё-таки привязать, пан атаман, — сказал я и подвинул вперёд Машу.

Генерал тут же схватил собаку за ошейник и оттащил в сторону.

— Проходите, я сейчас Беса привяжу, — сказал батька и поволок пса к цепи.

— Идём, не бойся, — сказал я. — Бес только на меня кидается, на женщин нет.

— А на девушек? — съязвила Маша.

— Он их делает женщинами, — отпарировал я.

— Не пузырься, красотка, Батька кислых не любит. Говори мало, ничего не проси, уходи быстро и тогда выйдем отсюда не покалеченными. Понятно, Русалка? — Прозвал я её так, потому что Маша была мастер спорта по плаванью и имела длинные волосы.

— Да.

Батька привязал Беса и пригласил нас в дом.

— Твоя краля? — спросил он.

— Не моя, а жаль, — ответил я и томно посмотрел на Машу.

Он засмущалась.

— Красавица, на кухне кофе и холодильник, приготовь там что-нибудь, а мы пока поговорим с Росомахой.

Маша ушла на кухню, а мы с генералом в зал. Сели в кресла друг против друга и начали разговор. Мне не потребовалось много времени, чтобы изложить что произошло за последнюю половину года, включая ситуацию последних суток. Батька сурово посмотрел на меня и выдавил сквозь зубы:

Конец ознакомительного фрагмента.