Охота пуще неволи

Анатолий Савин

Незабываемая охота на легендарного хищника в тихих, чудных заводях Туруханской тайги. Дневник охотников на тайменя в красивейших и рыбных притоках Турухана.

© Анатолий Савин, 2023

ISBN 978-5-0059-4560-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

П Р О Л О Г

Давно это было, еще в Советскую пору, когда больше верили в себя, в возможности человека, а не в небесные и потусторонние силы. Шел тогда одна тысяча девятьсот восемьдесят второй год. Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев пребывал в Кремле — скорее жив, чем мертв, но ничто не предвещало каких — либо серьезных перемен, даже в случае его кончины, тем более (упаси боже!) смены социально — экономической формации в нашей стране. Государственная система ведения народного хозяйства, как гигантский часовой механизм, запущенная еще нашими дедами, уже хорошо отлаженная, испытанная временем и самой кровопролитной из всех мировых войн за всю историю планеты Земля — работала безотказно, поддерживая ВВП на уровне второй экономики после США. А что касается вооруженных сил — то, хотя в техническом оснащении мы шли вровень, однако превосходили наших заклятых «друзей» в своей правоте, идейности, и, значит, силе духа и патриотизма. Это хорошо знали и понимали наши недруги на Западе. Но не опускали руки и только ждали момента, когда монолитная советская политико-экономическая система, наконец — то, даст трещину, в стране начнется естественный процесс вымирания старой партийной верхушки и появление новой, мене искушенной в противостоянии с Западом. Мы же, простые граждане, наивно полагая, что никакие внешние, а уж тем боле внутренние силы никогда не заставят нас свернуть с выбранного пути, спокойно воспринимали появление на нашем политическом Олимпе таких политических деятелей, как М. Горбачев и Б. Ельцин. И пока, как обычно, с большим энтузиазмом и уверенностью в завтрашнем дне трудились на полях, шахтах, заводах и фабриках, в различных НИИ, в том числе и военного назначения. В это время мне перевалило только что за 38 лет, и я уже 16 из них работал в «оборонке», что считалось делом интересным и престижным, но весьма хлопотным из-за изнурительных поездок в командировки. Когда зачастую месяцами приходилось денно и нощно пребывать, дорабатывая и оттачивая системы сложнейшего вооружения, на испытательных полигонах за тысячи километрах от дома в суровых условиях пустынных степей Казахстана. В такие времена даже в отпуск проситься было неловко, можно сказать — стыдно, что и не делали иногда годами.

Но вот однажды один мой товарищ, а потом и закадычный друг, не обремененный как я обязательством постоянно находиться на испытаниях, передав свои дела смежнику, улетал спецрейсом домой в Москву. А накануне вечером заглянул ко мне попрощаться. Жена Ирина, конечно, накрыла на стол. Мы немного выпили и разговорились о том, о сем. И тут я услышал, что этим летом он собирается в отпуск на рыбалку, да не куда — то, а в Туруханский край. Выяснилось, что это его далеко не первое путешествие по дремучим, таежным местам. Мало того, оказывается, в Туруханске (в ту пору город), что стоит на правом берегу Енисея, как раз на месте впадения в него другой могучей реки Сибири — Нижней Тунгуски, моего товарища будет ожидать уже полностью снаряженная для похода вглубь тайги моторная лодка, приобретенная как — то вскладчину с одним местным жителем. Ему остается только наполнить две двухсотлитровые бочки бензином Аи — 76 и все, он готов покорять бескрайние просторы Енисея, забираясь по июньскому половодью в самые отдаленные притоки реки Турухан, где и водиться знаменитый сибирский лосось, именуемый тайменем. Главное в этом деле — как он поясняет, во время спохватиться и, умерив азарт, вернутся из тайги обратно по внезапно мелеющим прямо у вас на глазах речушкам и протокам. В противном случае придется, бросив лодку и весь улов, через непролазный бурелом десятки, а то и сотни километров проделывать это пешком.

Рассказ его об удивительной рыбе способной, заглотнув блесну, в жаркой упорной борьбе запросто унести лодку с рыбаком вверх даже против течения реки на огромное расстояние. О кристальной чистоте, стремительно проносящихся мимо вас потоков родниковых струй, чью живительную как роса влагу, можно пить запросто, черпая рукой прямо с борта. И одновременно любоваться девственной, дикой, просыпающейся от зимнего сна красавицей тайгой, при этом тут же на ходу еще и восторженно касаться пальцами гладкой поверхности хорошо просматриваемого с лодки, отполированного вечной мерзлотой до блеска — придонного льда, забавно убегающего по руслу реки в таинственные лесные дебри. Словом, рассказ товарища так впечатлил меня, пребывавшего безвылазно который уж год в забытом богом уголке казахской полупустыни, что я решил составить ему компанию, памятуя, конечно, и о том, что в июне месяце особо важных работ на объекте не предвидится. Загорелась путешествием и Ирина Васильевна, хотя она так же, как и я, доселе ни в каких дальних речных походах еще не бывала, даже на байдарках, что, кстати, было весьма модно в Советское время.

Сколько мне стоило сил, нервов, звонков руководству в Москву, чтобы добиться отпуска — это, как говорится, оставим за кадром. Но мои желание и настойчивость были таковы, что, в конце концов, все сложилось как надо. Мне подыскали замену и ровно на месяц отпускали в свободное плавание. Договорилась об отпуске и Ирина, ей это было сделать проще. Поэтому, где — то с середины марта, мы уже находились в счастливом ожидании предстоящего путешествия, и даже запаслись соответствующей литературой о Туруханском крае и особенностях пребывания в глухой, непролазной тайге. Не секрет, что больше всего нас, конечно, заботили средства защиты от мошки и комаров, ибо предстоит войти в тайгу в начале июня, когда кровососущие начинают вылетать из гнезд несметными полчищами, спасу от коих в это время не найти никому — ни человеку, ни собаки, в чем и убедились впоследствии.

Была у меня еще и задумка, связаться с моим институтским другом, однокурсником и неутомимым байдарочником, слывшим у нас легким на подъем. Но он живет и работает в Москве, кстати — тоже в «оборонке», а, значит, надо созваниваться с ним по телефону и попытаться пока есть время уговорить его отложить задуманные планы на лето, да поехать с нами четвертым в команде. В глубине души я не сомневался, что он загорится этой идеей, тем боле, когда имеется готовая, оборудованная всем даже палаткой моторная лодка. Другое дело, отпустят ли его с работы именно в июне — это большой вопрос? Отпуск ведь везде планируется и согласовывается с руководством заранее. А что касается семейных обстоятельств, то Сергей закоренелый холостяк, и до сих пор живет с родителями и младшим братом, так что с этой стороны препятствий вроде бы не должно быть, хотя, конечно, всякое бывает в жизни, мало ли что? В любом случае надо было торопиться, чтобы все прояснить и как можно скорее, уж так мне захотелось взять Сергея с собой. Он был из тех, на кого я во всем мог положиться как на себя, в чем убеждался уже ни раз, в том числе и на целине в 1963 году.

Когда мы, по сути дела мальчишки и девчонки по 18 — 19 лет, студенты второго курса МВТУ им. Баумана по зову комсомола добровольно отправились в Кургальджинский район Казахстана. Никогда не забуду свою первую летнюю ночь под звездным небом в бескрайней, на все четыре стороны света, степи с неповторимыми ароматами диких, незнакомых трав. Когда поздно вечером нашу группу из двадцати человек в открытом кузове грузовика ГАЗ — 51 по пыльным, ухабистым дорогам, затерянным в необъятных просторах целинных земель, наконец доставили в пункт назначения — совхоз Баршино. Сколько мы так проехали километров, стоя на ветру в кузове машины, трудно сказать, но продуло и растрясло нас изрядно. По приезду всех пересчитали, накормили в столовой и устроили на ночлег. Девочек (Ларису Брежневу, Люду Бакееву, Лиду Радивилину и др.) разместили в сельском клубе, а нас отправили почивать на зеленую травку, застеленную огромным солдатским брезентом. Объяснив, что это и есть наше ложе, разве что под открытым небом. Хорошо помню, как мы — Юра Шаров, Володя Водолажский, Коля Терехов, Аркадий Борисов, Сергей Успенский, Валера Воробьев, Витя Панасенко, я и другие, уставшие и изможденные дорогой, были несказанно рады и этим приютом. И вот теперь, вольготно расположившись и раскинув руки, просто лежим на спине и, молча, всматриваемся в чистое звездное небо. Яркая, насыщенная таинственным светом ночи, чудная бархатная полусфера близка как ладони.

Рядом со мной Сергей.

— Анатоль? — произносит он. — Ведь, правда, дух захватывает, как здорово? В Москве такого не увидишь, неужели человеку никогда не добраться до этих загадочно мерцающих звезд? А, кажется, сделай шаг и ты с ними в вечности!

Эти слова Сергея Успенского мне запали в душу на всю жизнь.

Я не буду рассказывать про забытый богом пятачок голодной казахской степи, куда нас на следующий день завезли и бросили без наставника на строительство стен огромного загона для овец. Про то, как мы, выросшие и избалованные родителями в тепличных условиях городского быта, а значит, совершенно не подготовленные к физическому труду, вдруг в одночасье оказались на выжженном палящим солнцем и раскаленном верно, как сковорода в аду, гладком плато под размер проектируемой кошары. Не буду рассказывать и об отсутствии там не только жилья, хотя бы палаток, но даже нормальной питьевой воды, если не считать одной, сиротливо стоящей неподалеку прямо под открытым небом, старой, ржавой двухсотлитровой бочки, что раз в неделю водовозом заполнялась под завязку некой влагой сомнительной свежести, не то из речки, не то и вовсе неизвестно откуда. Скажу только, что нам оставили разбитый, видавший виды самосвал с бочками бензина и мешками сыпучего бетона (в обиходе — «пушонка»), а также мастерки, ломы, лопаты, и указали рукой на пестреющие вдали, поросшие травой, сопки с бутом, откуда нам и надо было сначала добывать строительный материал, а потом уж и строить.

Спать приходилось в полуразрушенном видимо еще лет десять тому, старом с дырявой крышей небольшом загоне для овец. И мы все — таки построили стены новой кошары в заданные сроки, хотя мне это стоило не простых восьми дней пребывания с тяжелейшей дизентерией в больнице областного центра, куда, будучи в бреду, без документов и денег, меня сумели вовремя доставить вездесущим АН — 2. Тогда эти одномоторные, низколетящие самолеты на 10 — 15 пассажирских мест как рабочие лошадки буквально пронизывали все воздушное пространство СССР от Карпат до Чукотки.

Кстати сказать, следуя известной пословице «Нет худо без добра», именно там, в больнице за стихотворение «Целина», опубликованное в краевой газете, я и получил первый в жизни гонорар в сумме 6 рублей. Полученных денег мне «с лихвой» хватило и на обратный самолет (билет стоил тогда ровно три рубля), и на бутылку казахской водки «Москванын», которую я вместе со свежим номером этой газеты, непременно и с гордо поднятой головой доставил ребятам в наш строительный лагерь, как раз накануне своего дня рождения. А ведь была возможность, по выходу из больницы, мне ослабленному, еще толком не пришедшему в себя, тут же бесплатным пассажирским рейсом на комфортабельном самолете ИЛ — 18 улететь домой в Москву, как это делали другие студенты, переболевшие нечто подобным, покоряя необозримые дали диких, безлюдных просторов целинных степей. Но это я, как говорится, к слову.

А вот Сергей так легко там не отделался, у него оказалась гораздо серьезнее проблема простудного характера, кажется, с правой ногой ниже колена, что проявилась только в Москве. Ведь ночи — то в тех местах, даже летом, если с северным ветром, временами стоят просто ледяные! Заболевание, оказалось, столь серьезное (скоротечная саркома), что пришлось срочно искать специалистов за рубежом, чтобы спасти конечность, ибо в Москве почему — то за это никто не брался. К счастью, Сергея удалось вывести тогда во Францию, если мне не изменяет память, где сделав успешную операцию, ему смогли сохранить ногу без всяких последствий. Так что вскоре он полностью вернулся к полноценной жизни и любимым походам на байдарках.

Но это я опять к слову, а сейчас необходимо было дозваниваться до друга. Служебного телефона я не знал, Так что надо было звонить ему домой, но когда и откуда, мобильников — то не было? С места работы я позвонить не мог (там только спец. телефон), а у себя на городской квартире в Приозерске бывал либо поздно вечером, когда звонить в Москву было просто неловко, чтобы не беспокоить его родителей, либо вообще не бывал по причине не нормированного рабочего дня. И тогда ночевать приходилось на площадке неподалеку от объекта, где тоже только спец. телефон, а по нему не поговоришь. Пришлось, выбрав время, связаться с тем моим товарищем в Москве, кто, собственно, меня и увлек поездкой в Туруханский край и, передав домашний телефон Сергея (они еще не были знакомы), попытаться уговорить его от моего имени поехать вместе на рыбалку в Сибирь. Скинув с плеч эту заботу, жизнь моя входит в привычную рабочую колею с ожиданием вестей из Москвы.

Так пролетает месяца три, и только в середине мая я узнаю, что Сергей, наконец, согласился, и друзья купили билеты на поезд, с прибытием в Красноярск утром 9 июня. После чего мы с Ириной успокаиваемся и начинаем серьезно готовиться к путешествию. Сначала на юг Казахстана в Алма — Ату, чтобы завести к бабушке маленького сынишку Дениску, который жил с нами в военном городке, а оттуда уже на север в Красноярск. Как задумали, так и сделали.

Июня пятого числа мы налегке, если не считать двух рюкзаков с вещами и двадцатилитровой канистры чистого спирта, взятого на всякий случай (о чем впоследствии пожалел), отбываем поездом в Красноярск. А уже восьмого числа утром прибываем в пункт назначения. Погода солнечная, тепло, настроение прекрасное. Повезло и с гостиницей (название не помню), быстро снимаем хороший, с видом на Енисей, двухместный номер и идем завтракать в ресторан на первый этаж. Впереди у нас целые сутки до встречи с друзьями, можно никуда не торопиться. И мы не торопимся — отряхнув, как говорится, дорожную пыль и, придя понемногу в себя, после почти двухсуточной тряски в видавшем виды железнодорожном вагоне, смотрим телевизор, читаем свежие газеты и отправляемся сначала на речной вокзал поинтересоваться, как обстоят дела с билетами на теплоход до Туруханска. Слава богу, проблем с билетами на места эконом — класса нет и, как нам объяснили, в ближайшее время не предвидятся. Другое дело билеты на места первого класса — их немного и уже раскуплены, но нам и в голову не могло придти спускаться вниз по Енисею с комфортом в тапочках и пляжных халатах — не за тем едим.

Поэтому успокоившись, мы решили дождаться друзей и вместе покупать билеты на теплоход, как и договаривались, тем боле, что ждать их уже недолго. А пока направляемся осматривать Красноярск. Походили с часок — устали и вернулись к гостинице. А вот тут нас ждет сюрприз — большой комфортабельный автобус «ЗИЛ», заполненный людьми и отправляющийся на экскурсию в заповедник «Красноярские столбы». Он и поныне, спустя почти шестьдесят лет является визитной карточкой Красноярска.

Это удивительный уголок природы, расположенный в отрогах Восточных Саян на правом берегу Енисея, получил статус государственного заповедника еще на заре Советской власти в далеком 1925 году. И представляет собой гигантский музей под открытым небом из нагромождений скальных пород высотой 60 — 90 метров, возрастом от кембрийского (боле 600 миллионов лет) до каменноугольного периодов. Вертикально стоящие или чуть наклоненные, или почти горизонтально лежащие столбы — утесы из первородной магмы, вырвавшейся когда — то под воздействием гигантских тектонических сил на поверхность навстречу солнцу из разверзнувшихся недр молодой, только начинавшей взрослеть планеты.

Теперь они, окутанные завесами тайн давно минувших времен и отполированные до блеска буйными ветрами, ледниками, снегами, дождями, предстают пред нами во всей красе в виде каменных изваяний людей, животных и птиц. Впечатляет, например, скала с названием «Манская баба», где хорошо просматриваются черты лица, нос, рот и даже завитушки волос на лбу. Есть в заповеднике и пещеры, довольно глубокие. Но все это мы увидим после, а пока, глянув на расписание автобусов, проходим мимо в гостиничный ресторан, чтобы сначала спокойно пообедать, а потом еще и часок — другой передохнуть в номере. Нельзя забывать, что последнюю ночь в поезде спалось плохо — то и дело качало, швыряло, трясло. Словом, как решили, так и делаем. Отдохнули и, где — то, верно в 15 — 00 отбываем автобусом в «Красноярские столбы».

Вот уж, как говорится — понесла нас нелегкая туда — не зная куда, за тем — не зная зачем. Ехать было недалеко, греет летнее солнце, настроение прекрасное. Казалось бы, чего еще нам надо отпускникам, выпорхнувшим, наконец — то, как птицы из неволи с колючей железной проволокой, огораживающей со всех сторон секретный испытательный полигон, уже опостылевший донельзя своим строгим постоянным бдением. И теперь вот предвкушавшим встречу с красотами первозданной Сибирской тайги, да еще в знаменитом заповеднике. Одного только мы не учитываем, отправляясь на экскурсию, что эти места уже давно значатся в справочниках, не иначе как мировым эпицентром клещевого энцефалита, и что здесь нужна особая осторожность при прогулках по лесным тропам и скальным изваяниям. О чем буквально на каждом шагу и кричат многочисленные плакаты, развешенные на столбах.

А поскольку к тому моменту нами уже стойко овладела эйфория полного раскрепощения и буйной необузданной радости от сознания накатившейся свободы, то мы, естественно, не только ничего не читали, но даже и не слышали предупреждений об этой опасности из уст своего же экскурсовода, которого, кстати, сразу покинули, как вышли из автобуса. Конечно, какие — то меры предосторожности мы предприняли интуитивно, и на нас были легкие плащи, у Ирины платок, а у меня кепка, но этого было явно недостаточно, чтобы не подцепить паразита. За что и поплатимся впоследствии.

А пока тропа ведет нас вверх через сосновый бор на «крышу» мира — ровную, обдуваемую «семью ветрами» площадку, откуда открывается, захватывающая дух величественная панорама, как самих отрогов Восточных Саян с устремленными ввысь островерхими сталактитами, так и отточенных за века матушкой — природой каменных изваяний по образу и подобию всего сущего на Земле. А в самом низу, у подножья гор в легкой дымке необозримой дали, могучая и полноводная сибирская река Енисей вдохновенно несет свои шелковистые воды к великому Северному Ледовитому Океану. Мы долго стоим умиротворенные, жадно вглядываясь в красоту и совершенство первозданных, непреходящих творений природы. От этого ли, а может быть от пьянящего сердце чистого горного воздуха, заполонившего легкие и сознание, невольно кружится голова и мы, выбрав направление на скалу «Манская баба», покидаем смотровую площадку.

Полазив с удовольствием по скалам, полюбовавшись творениями природы и, заглянув в пару небольших пещер, где — то часа через полтора возвращаемся к автобусу. И только тогда, когда увидели, как женщины снимают с себя верхнюю одежду, платки и тщательно осматривают друг друга, наконец, узнаем, зачем это делается и почему всюду развешены плакаты. Но и тут, проделай бы как все эти процедуры, мы не усложнили бы так и себе жизнь, и своим друзьям уже там, в Туруханске, когда дальнейшее продвижение вглубь тайги окажется под большим вопросом. Но, как говориться, все крепки задним умом. А сейчас Ирина, просто сняв и стряхнув платок, слегка расчесав свои длинные, роскошные волнистые волосы с естественным иссиня — черным отливом, как ни в чем не бывало, садится в автобус и мы, посчитав, что этого вполне достаточно, уставшие и изрядно проголодавшиеся едим в гостиницу. Впереди у нас еще весь вечер. Приводим себя в порядок, переодеваемся и налегке спускаемся в ресторан ужинать.

Народу немного, зал полупустой, не навязчиво играет легкая музыка. Заказываем немного коньяка, бутылку прекрасно освежающего, сухого грузинского вина «Цинандали». Настроение у нас праздничное, спокойно обмениваемся свежими впечатлениями о заповеднике. Конечно, ничто еще не предвещает о надвигающейся грозе, что вот — вот разразится над нашими головами. Наконец заходим в номер — я сажусь в кресло, а Ирина идет в ванну. Не успел я включить телевизор, как слышу, она меня зовет.

Сердце у меня екнуло и, действительно, вхожу туда и прямо с порога вижу, под поднятой рукой прядью волос высоко на шее притаился клещ. Сначала мне показалось, что паразит только готовится к атаке и ищет себе подходящее место для этого. Но, подойдя вплотную, стало понятно, мы опоздали — он уже всосался и, значит, сделал свое черное дело. Все, что оставалось — это попробовать его вытащить, желательно вместе с головой. С клещами мне приходилось сталкиваться на целине, будучи студентом второго курса, о чем я уже рассказывал. И помню, как трех из четырех, всосавшихся в меня, удалось вытащить из тела самому без посторонней помощи. Лишь один, засевший в голове, так и остался там едва заметным бугорком напоминать мне и поныне о днях мятежной юности.

Но вернемся в гостиницу, здесь иная ситуация:

— Мы в городе, на первом этаже есть кабинет медсестры (уже что — то!), на целине в степи за десятки километров от поселений этого по определению не могло быть. Правда, клещ у нас может быть непростой, а вредоносный. Тогда, тем боле, медики должны быть здесь начеку и без помощи нас не оставят, — взволнованно рассуждаю я.

Кстати говоря, а вот у Ирины, кроме удивления от случившегося, не было больше никакой реакции, по крайней мере, внешне, что уж говорить об истерики. Зато забеспокоился я (еще бы!), памятуя, где мы подцепили паразита. Поэтому быстро бегу вниз к кабинету медсестры, но дверь закрыта, расписание гласит, что часы работы с 8 — 00 до 20 — 00, а сейчас около 22 часов вечера. И мне ничего не остается, как вернуться обратно в номер.

Что же делать? Может быть, пойти на ночь, глядя, искать ближайшее медицинское учреждение, где не только вытащат, но и проверят клеща на вредоносность? Однако на это понадобится время и, может быть, Ирине придется остаться в больнице на день — два, а это уже никак не укладывается в наших головах, ибо означает, что мы пропускаем теплоход, а следующий только через несколько дней. Значит, прощай большая вода и весь построенный на этом план рыбалки? Поэтому подумав чуть, мы решаемся все — таки сами удалять клеща в надежде на везенье, а вдруг удастся его вытащить, да еще вместе с головой.

А если не удастся это сделать, то хотя бы удалить тельце, уменьшив, как нам казалось, нанесенный вред здоровью. Придвинув к себе настольную лампу поближе, я принимаюсь за работу, но, увы! Как ни старался, а вытащить удалось только тельце паразита, головка же с хоботком, так и остались в шее. Можно только представить, в каком дурном настроении придется ложиться спать?

Ведь уже утром на речном вокзале нас будут ожидать друзья, чтобы всем вместе купить билеты на теплоход и отправляться вниз по течению Енисея до самого Туруханска, как и задумано. А теперь, что мы им скажем? Да и вообще, можем ли мы плыть в такую даль, не показавшись врачам в Красноярске, где в случае чего в любой больнице всегда окажут тебе необходимую помощь? Эти вопросы, обрушиваясь, как ведро ледяной воды на наши разгоряченные головы, терзают душу, не дают покоя. Чтобы немного придти в себя, выходим на улицу прогуляться, но вскоре начинается дождь, и мы возвращаемся в гостиницу.

Спать ложимся после полуночи, а перед сном договариваемся так. Если утром (а нам надо в 7.30 уже быть на речном вокзале) у Ирины температура не подскачет, то друзьям пока ничего не скажем, чтобы не вводить их в смятение и не откладывать время отплытия, ибо теперь каждый час задержки у нас на вес золота. И напрямую будет связан с нашим расчетным графиком возвращения на моторке из отдаленных мест рыбалки обратно по стремительно нисходящему половодью.

Просыпаемся рано, какой уж тут сон. Никаких признаков недомогания Ирина не обнаруживает у себя, да и температура нормальная. Градусник она предусмотрительно взяла с собой, знала куда едет. По телефону вызываем такси и, выпив кофе, благо кипятильник тоже входит в число необходимых и обязательных в обиходе вещей, мы отправляемся на речной вокзал.

Пока едем, я не удерживаюсь и рассказываю водителю о том, что с нами произошло в гостинице, надеясь получить хоть какой — то полезный совет на этот случай, а также узнать о первых признаках заболевания энцефалитом, если такое произойдет. Но молодой парень только подернул плечами и сказал просто: «Знаю, что в городе есть заболевшие этой заразой, их кладут в больницу, а по каким признакам понятия не имею». Тем и закончился наш разговор, а как бы хотелось узнать, хотя бы инкубационный период страшной болезни ведь впереди, почитай, месяц похождений по необъятным, глухим таежным просторам левобережного бассейна Енисея. Но вот и речной вокзал.

Подъехав, мы видим теплоход, уже пришвартованный к причалу, а перед ним толкаются люди — мужчины и женщины, кто с сумками, кто с рюкзаками как у нас. Все видимо с билетами и только ждут разрешения входить на трап.

Отойдя от толпы подальше, чтобы друзья могли нас разглядеть, мы стали ожидать их. И, надо сказать, недолго. Еще не объявили посадку, как я заметил своего товарища с огромным тяжелым рюкзаком (как выяснилось, кроме необходимых для себя вещей, он еще вез патроны для ружей, металлические запчасти к мотору лодки, топор и прочее). Как раз в этот момент, ища нас взором, он останавливается оглядеться вокруг и передохнуть. А чуть подальше от него с рюкзаком поменьше идет и Сергей, в руках держит купленные всем четверым билеты на теплоход до Туруханска.

Это было так трогательно — не передать словами!

— Подумать только, — мелькает мысль. — Идут с билетами, не видя и не слыша меня даже по телефону больше трех месяцев, но совершенно уверовав в то, что ничего, ровным счетом ничего на свете не может нарушить нашу договоренность, а, значит, она остается в силе при любых обстоятельствах!

Ну, разве могли мы не явиться на место встречи в заданное время? Разве какой — то укус клеща может встать на пути задуманного нами путешествие? Конечно, нет, кто бы сомневался. Через полчаса теплоход уже несет нас по течению великой сибирской реки Енисею.

Прежде чем приступить, собственно, к дневнику, с первого до последнего дня описывающего наше путешествие по бескрайним просторам Сибири, сначала на речном теплоходе, а потом и на моторной лодке, я хочу представить вам моих друзей — Сергея Олеговича Успенского и Хайдара Абдурахмановича Серажетдинова.

Сергей мой друг и товарищ — однокашник с институтских времен. Мы познакомились с ним в августе 1961года, когда была сформирована наша группа. Мне только что исполнилось семнадцать лет, а ему еще и того не было. Группа, в основном, состояла из мальчишек и девчонок, кому повезло сразу же после окончания школы продолжить обучение на приборостроительном факультете в стенах легендарного МВТУ им. Баумана, чем мы, конечно, горды и поныне. Правда, в то время первый год обучения проходил попеременно — то в вечернюю, то в дневную смены в зависимости от расписания трудовой деятельности (с получением зарплаты) в цехах на оборонных заводах, где мы должны были по выбору осваивать рабочие специальности.

Поэтому наши общения друг с другом проходили тогда, когда все сходились на занятия в ВУЗе. Но и этого хватило, чтобы со второго курса мы уже стали друзьями «не разлей вода», подкрепляя нашу дружбу еженедельными летними походами всей группой с рюкзаками за плечами по лесам родного края. А зимой после сдачи сессии, во время каникул дружно выезжали электричкой кататься на лыжах в понравившуюся деревеньку с ухабистыми горками, коих у нас в Подмосковье немало. В таких случаях, мы обычно там снимали избу с теплым полом и доброй печкой и, как правило, не знали никаких забот с ночевкой. Иногда устраивались даже с кормежкой — тогда сердобольная бабуля еще и готовила нам в чугунных котелках пшенную кашу и наваристые щи, а иногда пекла и блины. Все это елось прямо с пыла — с жару, кто не пробовал чудес русской печи, тот не знает насколько это вкусно.

А теперь снова о Сергее, моем друге и удивительном человеке, о достоинствах которого можно долго говорить, перечисляя их. Но я этого делать не буду, остановлюсь на главном.

Сергей был один из тех немногих счастливцев, кого бог, как говорят, постарался не обделить ни на грамм и ни в чем, что заслуживает человек с большой буквы. Единственное, про что он мог забыть, так это, напомнить Сергею всуе, обзавестись любимой женой и народить детей, таких же бесподобных и неповторимых, как и он сам. С сильным и мужественным характером, упорной настойчивостью и таким же трудолюбием, трогательно — нежной душой и добротой, не знающей границ. А также светлым умом и евангельской порядочностью в общении со всеми людьми без исключения, знает он их или нет и, наконец, деликатной интеллигентностью — тихой, спокойной, идущей от корней, а не показной, что зачастую наблюдаем вокруг.

Обычно мы собирались у Сергея, когда родителей не было дома. Слушали, как свободно и легко он исполняет на пианино замечательную лунную сонату Бетховена. Покупали, конечно, спиртное — коньяк, прочие крепкие напитки, а также сухие грузинские вина. Стипендия у нас со второго курса была по тем временам немалая и составляла более 60 рублей, в то время как хороший армянский коньяк стоил около 5 рублей, а качественное сухое грузинское вино — не боле 3 рублей за бутылку. Но напивались мы крайне редко — к счастью, закоренелых алкашей среди нас не водилось. Зато веселились, как водится от души, квартира у Сергея большая — место хватало всем. Он живет в высотном доме номер 1 на пл. Восстания (теперь это пл. Кудринская). Отец его, выдающийся инженер и Главный конструктор советской авиатехники 50 — х — 80 — х годов двадцатого столетия, внес неоценимый вклад в развитие современной авиации, за что Советским правительством был неоднократно отмечен наградами высшего достоинства.

После окончания института, к тому времени я уже успел жениться в первый раз, Сергей был моим шафером на свадьбе, мы также продолжали встречаться, только все больше у нас на новой квартире, что в Дегунино, по адресу ул. Дубнинская, 12. Особенно, когда появился там изящный, старинный концертный рояль «C. Bechstein» конца 18 века с великолепной бронзовой декой, сделанной известным мастером того времени в Германии. Рояль около двухсот лет простоял на одном месте в небольшом двухэтажном особняке в центре Москвы на Цветном бульваре, пережив и русских царей, и революцию, и гражданскую войну, и страшную бомбежку немецкими самолетами в ноябре 1941 года. А теперь вот в одночасье переехал сюда, как подарок на новоселье любимой племяннице (жене Елене Игоревне) от ее родной тети Марии Герасимовны Лезиной. Мария Герасимовна долгое время работала преподавателем музыки в Московской консерватории.

Рояль был такой большой и тяжелый, что рабочим пришлось с помощью специального подъемного крана заносить его с улицы через расширенный оконный проем, предварительно убрав раму со стеклами. Ювелирная работа, по словам Елены, стоила, хорошо подготовленной бригаде такелажников, полного дня нервного, напряженного труда, чтобы не повредить ни стены нового дома, ни сам рояль. Хорошо, что я был в командировке и не присутствовал при этом.

И теперь, естественно, эта высокая махина, вытеснив собой всю мебель, занимала по праву почетное место в самой большой комнате нашей квартиры, где уже очень скоро стал заливисто раздаваться серебряный голосок нашей маленькой прелестной дочурки Кати. Сергею нравилось бывать тут и играть на старинном инструменте, находящимся до сих пор в превосходном состоянии, а нам слушать фортепианные сонаты в его исполнении. Конечно, этим не ограничивались, и когда Елена увезла дочку надолго к своим родителям на подмосковную дачу в п. Загорянская, мы часто устраивали здесь дружеские застолья.

Жизнь шла своим чередом — Сергей распределился в КБ — 1 (Алмаз) и стал заниматься системами ПВО, в том числе, С — 300, С — 400, а я поступил в ОКБ « Вымпел» — структуру, отделившуюся от КБ — 1, где и стал заниматься тематикой ПРО. И вскоре мы стали видится все реже и реже. Дочка Катя подрастала ни по дням, а по часам, и судьба вносила существенные коррективы в нашу дальнейшую жизнь. Но это, как говорится, уже совсем другая история. Только с той поры Сергей так и оставался в Москве, изредка выезжая на испытательные полигоны, а меня на годы и годы понесла нелегкая по бескрайним просторам суровых и безводных, часто непригодных даже для выпаса отар овец, не то степей, не то полупустынь центрального Казахстана, бросая с площадки на площадку.

С Хайдаром я познакомился в середине января 1969 года на площадке №6 (объект 52) одной из войсковых частей противоракетного полигона, удаленного на сто с лишним километров от базового закрытого военного городка Приозерска с главным командно — вычислительным центром (ГКВЦ), расположенным на берегу озера Балхаш. Сюда на «шестерку» я молодым, еще не обстрелянным специалистом, был послан зимой в свою первую в жизни командировку и сразу же на три месяца, чтобы, как говорится «понюхать пороху». Когда облаченный в обязательный военный противогаз, ибо вторая ступень противоракеты заправлялась жидким, чрезвычайно опасным, высоко — токсичным ядовитым топливом, ты слышишь и ощущаешь даже в надежном укрытии как включаются пороховые двигатели первой ступени, и стальная махина мощной противоракеты с невыразимым грохотом со стартовой позиции устремляется ввысь на перехват атакующей баллистической цели. При этом земля и все специальные сейсмостойкие сооружения вокруг в радиусе сотен метров содрогаются как при землетрясении.

Зимы тогда там были лютые с морозами в минус 40 градусов и ниже по Цельсию, и мне со склада, не иначе как полярнику, выдали весь комплект теплой одежды: добротный меховой полушубок, ватные штаны, большие меховые унты и такие же шапку, и рукавицы. Когда же мой непосредственный руководитель, с кем я прибыл на объект для участия в подготовке системы к очередным испытаниям, захотел поселить меня, хотя бы на первое время в обжитом номере маленькой одноэтажной гостиницы, а точнее обычного деревянного барака, построенного видимо еще в середине 50 — х годах прошлого века. Сразу же, как Советским правительством было определено место расположения первого опытного образца (под названием «Алдан») противоракетной системы «А — 35». В состав «Алдана» входили: РКЦ (радиолокатор канала цели), 2 РКИ (радиолокаторы канала изделия) и 2 СП (стартовые позиции). То, к удивлению, на этот раз он неожиданно столкнулся с проблемой межведомственных отношений житейского характера, поделивших сотрудников предприятия на «своих» и «чужих». Ибо тут в трехместном номере квартировал отраслевой отдел, в котором и работал уже который год Хайдар.

Заезд на объект только начинался, и там пустовали сразу две кровати (если мне не изменяет память), оставалось только получить согласие на временное заселение от единственного пока жильца этого номера. Но, увы! Как ни упрашивали его я и мой шеф Родионов Николай Николаевич, уже довольно известная личность на предприятии, Хайдар все равно, блеснув разок — другой рядом своих ослепительно белых и крепких как жемчуга зубов, наотрез отказался принимать поселенца, мотивируя это тем, что вот — вот ожидает прибытия специалистов из своего отдела. Получив от ворот — поворот, мы ушли и вскоре я сам нашел себе койку в четырехместном номере этого же барака среди дружного коллектива отраслевиков по антеннам, о чем с удовольствием вспоминаю и поныне.

Потом, когда мы уже подружились с Хайдаром и узнали друг друга поближе, он мне признался, что вообще с трудом сходится с незнакомыми людьми. А тут еще врывается бесцеремонно, в «святая — святых» заведенных порядков разграничения комнат по подразделениям, какой — то улыбчивый молодой парень с шапкой рыжих, густо вьющихся волос в белом модном свитере, да к тому же в сопровождении начальствующего лица из тематического отдела. Такой наглости он потерпеть, конечно, не мог, это во — первых. А во — вторых — еще ничего не зная обо мне, мой образ почему — то сразу навеивал ему некую, свойственную молодым людям бесшабашную легкость в манере поведения, а, значит, пристрастие к спиртному и тому подобное, чего он не выносил органически.

Как я узнал потом, Хайдар был удивительно мягким, скромным человеком с добрым, нежным сердцем и чистой, наивной, легко ранимой душой младенца, так же постигающий затаив дыхание, день за днем прекрасный мир, открывающийся его взору по мере взросления, и никогда не перестающий удивляться бесконечному разнообразию живой природы на планете Земля. Какое — то врожденное чувство справедливости, честность, фанатичные преданность порученному делу и ответственность за взятые на себя обязательства, прямота в суждениях, абсолютная неподкупность всегда и во всем — вот главные непреходящие отличительные черты моего замечательного друга, с кем я был накрепко повязан судьбой почти на пятьдесят лет, пока однажды его не стало.

Он никогда и ни перед кем не юлил, не кривил душой, а всегда прямо и открыто говорил все, что о вас думает, невзирая на чины и звания. Наверно, за эти качества характера небеса и наделили его отменным здоровьем, коему хочется только позавидовать. Помню, например, что зубную боль он впервые узнал, когда ему перевалило уже далеко за пятьдесят. Тогда и поставил себе первую пломбу, о чем торжественно по телефону и оповестил меня. Внешне он не производил особого впечатления — среднего роста, коренастый, круглолицый с мягкой улыбкой, коротко стриженными темно — каштанового оттенка волосами, но широкоплечий с крепкими мускулистыми ногами и руками, которым были под силу и тяжеленные (за 50 килограммов) рюкзаки и многокилометровые пешие переходы по непролазным тропам дремучей сибирской тайги.

Здесь надо сказать, что хотя он был родом из сельских казанских татар (семья перебралась в Москву в начале тридцатых годов прошлого века), сибирскую тайгу Хайдар любил беззаветно всем сердцем и, наверно, так же как дитя — свою мать. Любил ее от самых верхушек вековых лиственниц, кедров, сосен, елей, устремленных в заоблачную высь до родниковых глубин бесчисленных озер, рек и речек, подернутых нежно — голубоватым ледком вечной мерзлоты. В тайге с ружьем и удочкой он бывал каждый год, легко и радостно променяв ее на домашний, семейный уют и однокомнатную квартиру почти в самом центре Москвы возле Белорусского вокзала.

Не удивительно, что по этой причине Хайдар так и не женился до конца своих дней. А когда не бывал в тайге (заканчивался отпуск), то всю зиму и весну, в свободное от работы время, он только и делал, что готовился снова к поездке туда летом или осенью. Перебирал лодочный мотор, иногда вытачивая сам изношенные детали, искал топографические карты (что тогда была большая редкость) с новыми маршрутами, подыскивал себе надежных спутников на следующую поездку. Кроме того еще и методично писал письма в Туруханск своим таежным друзьям, часто посылая им и посылки с новыми крючками для рыбной ловли или лекарства и прочие предметы ширпотреба, что местные жители заказывали ему, зная, что в Москве он обязательно это найдет и пришлет.

Хайдара без преувеличения знал весь Туруханский край и, завидев его лодку, охотники и рыбаки, будь то русские или выходцы из малых сибирских народностей такие, как селькупы, кито — с неподдельной радостью приветствовали его ежегодное появление в своих краях. Это я видел своими глазами во время нашего путешествия. Кстати, когда в конце жизни, он потерял подвижность по причине несчастного случая (на него наехала, пятясь задом, грузовая машина) и уже не мог ходить в тайгу, то все равно добросовестно и методично продолжал слать письма и посылки в Сибирь.

Не могу не сказать и о том, как после развала СССР, в трудные минуты жизни для моей семьи, когда стала сворачиваться наша тематика, начались перебои с выплатой зарплаты, а жена и вовсе села дома по случаю рождения дочки Дашеньки. Именно Хайдар и Сергей Успенский первыми приходили на помощь мне, если я нуждался в ней. Никогда не забуду участия их, а так же другого моего близкого друга Юры Шарова, в недельной поездке зимой в Рязанскую область (с. Полково) на заготовку бревен и пиломатериала на строительство. Когда при полном безденежье, но впервые за многие годы, имея уйму свободного времени, я взялся своими руками возводить двухэтажный домик на выделенном мне когда — то дачном участке.

Тут вот и сказалось то чувство локтя, которое и называется настоящей мужской дружбой, проверенной временем. Мы сами, конечно, не без присмотра лесника, не только повалили, но и распилили огромные вековые сосны на брус и доски, арендовав для этого всего на два дня за несколько бутылок спирта (что остались мне от советской власти) небольшую сельскую лесопилку. Здесь, как никогда, пригодились буквально золотые руки Хайдара, его умение быстро осваивать и разбираться в любой технике, будь то часовой механизм, сложнейший замок, сварочный аппарат, автомобиль или механизмы все той же лесопилки.

Иначе бы, столкнувшись впервые с непривычным делом, мы вряд ли бы одни справились с таким объемом работ за столь короткое время, на какое арендовали лесопилку по причине отсутствия денег. Да и потом, когда дом уже был построен (кстати, по старинке — без гвоздя) и надо было ставить забор, он заботливо день за днем, в течение нескольких месяцев в своем районе собирал для меня бесхозные (тогда еще таковые были) толстостенные металлические четырехметровые трубы и хранил их у себя в общем подвале. Потом еще долгое время эти трубы от него на машине я вывозил по частям на дачу, где и ставили вместе, делая с помощью сварки даже въездные ворота. Не могу и забыть его щедрый, удивительно трогательный от всей души, подарок на новоселье. Великолепную шкуру огромного бурого медведя с головой и лапами, добытого им где — то в горах Алтая и собственноручно мастерски выделанного так, что она уже боле тридцати лет не перестает быть украшением моего жилища.

А теперь, когда я познакомил вас с моими друзьями, вернемся в лето 1982 года на борт, уходящего в клубах черного едкого дыма вниз по течению Енисея большого трехпалубного теплохода «В. Чкалов». С этого момента я и буду по дням вести дневник нашего путешествия.