В Крым на велосипедах

Анатолий Зарецкий

На одном из пляжей задержались, решив искупнуться перед дорогой. – Идите отсюда, – подошел абориген с красной повязкой и суковатой палкой в руке, – Здесь дикарям нельзя. Здесь санаторий. – А где можно? – спросил его. – Думаю, нигде, – оптимистично заявил тот. – Бред какой-то. Море рядом, а купаться нельзя. – Покупайте путевки и купайтесь. А дикарям нельзя, – повторил он свое заклинание. – Сам ты дикарь, да еще с дубиной! – рассмеялись мы и тронулись в путь, подальше от цивилизованных дикарей.

Мариуполь

«Безмолвное море, лазурное море, стою очарован над бездной твоей. Ты живо, ты дышишь», — вдруг всплыли в памяти строки, как нельзя кстати, подходящие моменту. Жаль, забыл и автора, и продолжение. Завороженный, я застыл, как сомнамбула, на вершине холма санаторского парка. Надо мною бездонное небо, а впереди — такая же голубизна, вплоть до самого горизонта, где, казалось, высокий небосвод утонул в морской пучине, а та невероятным образом вздыбилась до самых небес. Ощущение, что стою на краю «земной тверди», плывущей неведомо куда по безбрежному «морю-окияну» на трех библейских «черепашках»…

«Чайка крыльями машет, за собой нас зовет», — звонким мальчишеским голосом запела ошалевшая от радости душа… Вот только чаек отсюда не видать — далековато…

«Белеет парус одинокий в тумане моря голубом…» А это уже послание через века от любимого поэта Лермонтова… Увы, туман моря голубого чист аж до самого горизонта — на всей акватории ни суденышка, ни скромной лодки рыбака…

«Простор голубой, земля за кормой, гордо реет над нами флаг Отчизны родной», — прозвучал, конечно же, и мой любимый «Марш нахимовцев». Вот он, простор голубой! Я вижу его наяву, а ни годами представляю лишь мысленно! А вся Земля — это мой корабль… Я — рулевой, Великий Мореплаватель, устремивший его в бесконечные просторы Вселенной…

— Толя! Ты шо, уснул? — вернул в реальность Василий Георгиевич, — Чи ты моря николы нэ бачив?

— Чи ни, — только и ответил ему.

— Пойдем, Толя!.. Побачишь ще. Никуды воно нэ динэться, а я на работу опоздаю, — окончательно развеял волшебные чары отец Толика Беленького.

Вздохнув, огляделся. Запомнить бы это местечко, чтобы приходить сюда хоть изредка.

— Ладно, пошли, — согласился с ним, и петляющая тропинка повела нас куда-то круто вниз в густую чащобу невероятно колючего кустарника.

— Обэрэжно, Толя, нэ зачэпысь, — предупредил провожатый. Вовремя предупредил — уже черкнул рукой, хорошо хоть неглубоко.

Попетляв минут десять, вышли, наконец, к санаторному корпусу. Тот ли это корпус, куда попал ночью, или нет, так и не понял. В свете дня все выглядело иначе и не столь таинственно.

Мы прошли в кабинет администратора.

— Давайте ваш паспорт, — попросила дама в белом, как у врача, халате.

— Нет у меня паспорта, — ответил ей.

— Забыли?! Как же так? Ехали в другой город и без документов?

— У меня его вообще нет. Я еще школьник.

— Школьник?.. Георгич, а как же я его оформлю? — растерялась дама-администратор.

— А ты запиши моим сыном. Его тэж Толиком зовут, — предложил отец Толика Беленького.

— Все одно, нужен документ.

— Ну, ладно, принесу его метрику, якщо знайду.

— Та зачем она мне? Он же у тебя взрослый, у него паспорт должен быть, а не метрика.

— Нэма в нього паспорту. Вин же военный.

— Та знаю… Шо будем делать, Георгич?

— Тоди запиши, шо вин мий младший, и тэж Толик. Тилькы нэзаконный. Из Харькова, — неожиданно выдал Василий Георгиевич.

— Незаконный? — удивленно спросила дама-администратор.

— Ну, да. Был грешок, — твердо ответил тот, добродушно хлопнув меня по спине.

— Ладно, Георгич, шо з тобою робыты… Так и запишу, харьковский сынок нашего Дон Жуана из Мариуполя, — рассмеялась дама-администратор.

Так я стал Толиком Стаскевичем из Харькова — младшим сыном Василия Георгиевича.

— Ну, прощевай, сынку. Мне на работу пора, — пожал он руку и вышел из кабинета.

Меня вписали в множество каких-то журналов и, наконец, повели на третий этаж, где показали чудесную комнату. Там я расстался со своим чемоданчиком, и мы направились в столовую. Утомленный обильным угощением у Стаскевичей, от завтрака отказался и лишь издали познакомился со столом, где будет мое постоянное место.

— Перед обедом зайди к врачу. Не забудь, — закончила инструктаж дама-администратор.

— Зачем? Я не болен, — ответил ей.

— Так положено!.. Раз уж попался, Стаскевич младший, живи по нашим законам, незаконное дитя, — насмешливо хихикнула она…

Вернулся в комнату. Раздвинув шторы, обнаружил дверь на широкую лоджию. Какая красотища!.. Балконы были только у моих друзей, а от нашего балкончика в маленьком домике дореволюционной постройки давно остались только две балки-рельсины и заложенная кирпичом дверь…

С лоджии виднелся лишь небольшой клочок моря с множеством кранов на берегу. «Морской порт», — догадался я. Прямо у корпуса — асфальтированная площадка, от которой волнами поднимался горячий воздух. Вдоль площадки — садовые скамейки, приютившиеся под кронами высоченных акаций, образующих тень, но скрывающих море. Жарко…

Глянув на часы, понял, что до визита к врачу успею сходить на море. Оставив в чемоданчике лишь полотенце и плавки, с необъяснимым трепетом отправился на первое свидание с безответной любовью детства и юности…

— Ключи оставь! — остановил уже знакомый вахтенный цербер, — А-а-а, это ты, дедушка?! А говорил, к Стаскевичам, — узнала она меня.

— Я и есть Стаскевич! Его младший незаконный сын.

— Та ты шо!.. То дедушка, то сын. Не крути, хлопец. Я его сына знаю. Выкладывай все, как есть, — вскочила она со стула и шустро направилась ко мне. Глядишь, еще не выпустит.

— Спросите у администратора, а я пошел — некогда мне тут с вами лясы точить, — сделал ручкой тетке, изнемогавшей от праздного любопытства.

— Ишь ты какой! Я еще ночью поняла, что ты не простой хлопец. Ишь, дедушка он незаконнорожденный… Ключи не дам, пока все ни расскажешь! — услышал ее голос уже в дверном проеме.

«Точно концлагерь. Вот и на допрос чуть ни попал», — подумал, направляясь к знакомой лестнице…

И вот я на площадке, откуда впервые поприветствовал невидимое в темноте море. Теперь вижу… Вот только отсюда оно не небесно-голубое, каким виделось с холма, а изумрудно-зеленое, поблескивающее на солнце мелкой рябью своих волн. Оно — хамелеон, имеющий в запасе великое множество лиц и открывающий свою неповторимую красу постепенно и не всякому-якому, а лишь обожающему его беззаветно…

А вот и знакомые ажурные ворота, шоссе, одноколейка железной дороги и скромная набережная, еще хуже, чем у харьковской Лопани, где загорал, готовясь к этой поездке. Да и море отсюда какое-то серенькое, как обе наши речушки. А пляж — вообще смехотура. Полоска грязного песка, шириной метров пять, сплошь усеянная загорающими, скрытыми от посторонних взоров бетонной стеной набережной.

Но море обиженно шумело, мерно накатываясь на берег, и я простил ему береговую неустроенность. Здесь делать нечего, и я пошел вдоль набережной к каким-то синим будочкам, видневшимся вдали.

Минут через пятнадцать вошел на огороженную территорию чудесного пляжика с желтеньким песочком, кабинками для переодевания и грибками от солнца. Вот только от обилия отдыхающей публики некуда было деться.

Приглядевшись, обнаружил, что преобладают женщины и дети разных возрастов. Отметив несколько ровесников, успокоился. Лишь у самой кромки прибоя нашел подходящее место, бросил чемоданчик и разделся.

Теперь только вперед! Разогнавшись, сходу нырнул в свободное от людей пространство и тут же уперся руками в дно. Вынырнув, встал. Воды — чуть выше колен, но она соленая, морская! К тому же теплая, как парное молоко… Да тут можно плавать руками по дну, как в детской колдыбане, если бы ни какие-никакие волны. Они подхватывали на мгновение и вновь опускали на место. А стоило опустить лицо в воду, и волна накрывала с головой. Отметив, что в волнах легче плавать, двинулся к буйкам, ограждавшим доступное простым смертным водное пространство. Лишь у буйков глубина оказалась чуть выше пояса. Немного поплавав вдоль буйков, вышел на берег.

— Это что, все море здесь такое мелкое? — разочарованно спросил у соседки с маленьким ребенком, загоравшим под зонтиком.

— Ну, да. Азовское море вообще мелкое, а здесь детский пляж, — открыла она мне Америку.

— Детский?!

— Детский. До пятнадцати лет.

— Ну, слава богу, уложился!.. А вам тоже до? — рассмешил ее.

— Я с ним, — показала она на малыша, — С ним меня пускают… А тебе лучше к порту пойти. Там глубоко. А нам туда еще рановато, — улыбнулась она.

— Да там пляж какой-то убогий, и весь забит.

— Ну, да. Места лучше с утра занимать, а то эти отдыхающие, — обреченно махнула она, — А ты что, к кому-то приехал? Я смотрю, загар не наш.

— Приехал из Харькова.

— Смотри, сгоришь. Рубашку одень, — посоветовала соседка.

— Не сгорю, — самонадеянно возразил ей.

Но, искупнувшись еще разок, вдруг почувствовал признаки солнечных ожогов. Вот это да! Обсохнув, оделся и, попрощавшись с соседкой, отправился на врачебный осмотр…

— Новенький? — спросила врач.

— Нет, Стаскевич, — пошутил я.

— А-а-а! Это ты родственник нашего Жоры?

— Не знаю я никакого вашего Жору.

— Ну, Георгия Васильича.

— Ему, да, — не стал я пикироваться, решив, что «от перестановки мест…»

— И кем же ты ему приходишься?

— Внуком.

— Как это?! Его же Толик еще не женат.

— Ну, и что. Я незаконнорожденный.

— Как это?! Он же старше тебя всего лет на десять.

— На двенадцать. И что такого?

— Путаешь ты что-то, хлопче! Раздевайся!

— Совсем?

— Не умничай!.. О! Уже сгорел! Щиплет?

— Да нет. Я уже пол-лета загорал.

— Да хоть всё! У нас всё одно сгоришь. В общем, два дня без моря. Понял? Я проверю!

— Понял, — ответил врачу, зная, что уже завтра, конечно же, отправлюсь на пляж. Быть у моря без моря! Бред!

Ну, а что делать сегодня? Ведь уже по дороге в столовую солнце обожгло даже через рубашку с длинными рукавами…

В обед познакомился с однокашниками моего стола. Две молодящиеся старушки лет пятидесяти и такой же старичок-бодрячок. Меня восприняли на «ура», и все втроем дружно взяли надо мной шефство.

— Чем тут заниматься, если на море нельзя? — сходу спросил шефов.

— Вечером фильмы показывают. Телевизор можно посмотреть, в биллиард поиграть, — просветил шеф.

— Танцы, — смущенно опустив глазки, с придыханием добавили шефини.

— Библиотека есть, но хороших книг мало или на руках, — добавил шеф.

— Это вечером. А днем?

— После обеда «мертвый час». А вообще, можно в город съездить, — сказала одна из шефинь.

— А мертвый час обязательно?

— Конечно. Это же санаторий. Не выпустят, пока время ни кончится.

— Концлагерь натуральный! — снова от души возмутился я.

Странные люди эти взрослые. Телевизор посмотреть, в биллиард поиграть, почитать, а для теток — непременно танцы. Тут целое море под боком, а им в город съездить.

— А морские путешествия здесь бывают? — спросил шефа.

— Не знаю, — ответил тот, — Говорили, будет экскурсия на «Азов-сталь» и в какие-то музеи Жданова, а вот о морских прогулках — ничего.

— Жаль. А сбежать с «мертвого часа» можно?

— И не пытайся, Толик. За нарушение режима могут из санатория турнуть. Зачем это тебе?

«Все равно сбегу. Не заметят», — решил я.

Но, вернувшись с обеда в комнату, неожиданно для себя, завалился спать. Даже в детстве никогда не спал днем. А тут. «Похоже, море сморило», — подумал, засыпая.

Проснулся часа через три. Вот это поспал!

Спустился в холл. Какой-то старичок изумительно играл на пианино.

— Что это вы играете? Да еще без нот, — удивился я.

— Да так, все подряд. А ноты, молодой человек, у меня здесь, — тронул он голову, — Намечаю программу, то есть, что хочу исполнить за вечер, и играю.

«Как радио», — отметил я, и все слушал и слушал его неотрывно, до самого ужина.

После ужина переместился в биллиардную. Скучно. Но вахту отстоял до самого отбоя. Что ж, первый день позади. Осталось семнадцать…

Прямо с утра съездил в город. Не Харьков, конечно, но жить можно — вполне приличное местечко, да и море рядом, хоть и мелкое. А поехал, потому что, складывая вещи в шкафчик, обнаружил кем-то забытую маску для подводного плавания. Не было только трубки. У местных узнал, что купить ее можно и на пляже, но только втридорога. Узнал и адрес магазина туристических принадлежностей.

Вернувшись, обнаружил свалку вещей и смятую вторую койку. Похоже, кого-то подселили. После обеда и познакомились.

Виктор прилетел сюда аж с Сахалина — родители отправили на море по профсоюзной путевке.

— Так у вас же целый океан под боком, — удивленно напомнил ему.

— Ну, не совсем под боком, да и купаться холодно. Холодное течение не дает. А тут бесплатная путевка на материк и самолет за полцены. Грех не воспользоваться, тем более, мы с отцом вместе работаем.

— Ты работаешь?! А я думал школьник.

— Да ты что, Толик! Я школу в прошлом году окончил. В институт два раза поступал, мимо, — удивил он. А я-то его принял за ровесника.

После мертвого часа вдвоем отправились на море, в сторону порта. Там было чуть получше, чем напротив лестницы, да и море, конечно же, глубже, чем на детском пляже. Первым делом опробовал снаряжение. Видимость в мутной воде не ахти, зато плавать в маске оказалось гораздо удобнее. Теперь на воде мог держаться часами, причем, ничуть ни напрягаясь. Несколько раз намеренно заплывал за буйки, а заметив спасательный катер, успевал вернуться. Ласты бы, но на них денег не хватило.

Вечером, отправив Виктора в биллиардную, снова слушал пианиста…

И полетели-помчались дни-близнецы. К жаре быстро привык, солнце уже не беспокоило, а в теплом море мог находиться часами, плавая вдоль берега в зоне буйков.

Вечера не тяготили. Прямо под окнами были танцы под хорошую музыку. Взрослые обитатели санатория меня не интересовали, как и их танцы. Но музыку слушал с удовольствием. Первое время Виктор приглашал за кампанию, но я только смеялся:

— С кем танцевать? С тетками и старушками. Да я с девочками на школьных вечерах не танцевал.

— Ну, и напрасно, Толик. Здесь есть такие симпатичные тетки… Ну, ты, как хочешь, а я пошел, — объявлял он и уходил вниз, а я, устроившись на лоджии, наслаждался теплым вечером и наблюдал за его похождениями.

Удивляло, что молодой парень тянулся к взрослым теткам и приглашал только их, игнорируя девушек своего возраста. Когда спросил, тот лишь рассмеялся:

— Чудак ты, Толик. Тетку уговаривать не надо. Или сразу даст, или от ворот поворот. И жениться не надо, если что.

— А почему уговаривать? Пригласил, и танцуй, — развеселил я молодого ловеласа.

— Ну, Толик. Танцы — это так. Самое интересное потом.

— Что потом?

— Да, все!.. Ты что, никогда с девочками не пробовал?

— Пробовал… В детском садике, — соврал ему про детский садик, в котором никогда не был.

— А в яслях ни пробовал? — рассмеялся Виктор.

— Нет, — обиделся я и отвернулся, неожиданно ощутив, как лихорадочно забилось сердце и предательски напрягся и запульсировал хвостик, — Так вы что, по-настоящему? — покраснев, спросил его.

— Нет, как в детском садике! — окончательно развеселился он.

— И где же вы этим занимаетесь? — одолевая стыд, спросил его.

— В кустиках. Где же еще… А ты говоришь, танцы чепуха… Слушай! Идея! Давай, я завтра одну даму приведу сюда?

— Приводи… А мне можно? — решился я.

— Да ты что, Толик!.. Ты потанцуй, или у моря погуляй… Желательно до самого отбоя.

— Да я не о том. Я в принципе.

— А-а-а! Зацепило!.. Конечно, можно!.. Найди тетку и давай. Только не говори, что школьник. Придумай что-нибудь.

— А как я ее найду?

— Да она сама тебя найдет. Они для этого сюда и ездят!

— Да ты что?!

— Вот тебе и что. Не все, конечно. Но, некоторые точно!.. И молоденьких, как мы, любят, а ни своих ровесников. Особенно тех, кто в первый раз. Обожают учить. В прошлом году штук десять перепробовал, и всем говорил, что впервые… Так что, давай, не теряйся.

— Я не смогу. Стыдно, — разочарованно махнул рукой.

— Ладно, Толик. Найду тебе тетку. А завтра погуляй у моря. Договорились?

— Договорились.

На следующий день, едва начались танцы, отправился к морю. Как ни странно, любителей вечернего купания хватало. Да и у моря было прохладней, чем на площадке у санатория. А какие потрясающие закаты продемонстрировала в тот вечер природа! В городе таких не увидишь.

Но я ждал зрелища необычного — хотелось хоть одним глазком взглянуть на «лунную дорожку», о которой немало прочел еще в детстве. Но луну скрывали тучки, а потом она сама пропала. Словом, лунная дорожка так и осталась где-то в стороне.

А в номере ждал возбужденный Виктор:

— Ну, Толик, нашел тебе тетку. Завтра познакомлю.

— Где?

— На танцах, конечно.

— Да я танцевать не умею.

— Научит. Всему научит… Знаешь, как обрадовалась, когда узнала, что ты целка.

— Я целка? — невольно рассмеялся истерическим смехом.

— А кто же еще! Ты думаешь, так только девочек называют?.. Ладно, завтра она тебя мужиком сделает, — обрадовал он.

— Она хоть симпатичная?

— Да какая тебе разница! Там у них все одинаково… Ничего. Не крокодил… Не понравится, найду другую. Ладно, давай спать, а то я так накувыркался сегодня, — отвернулся он к стенке и мгновенно захрапел.

Мне же не спалось. Все случится уже завтра. Завтра впервые попробую с настоящей женщиной, с которой можно все. Вспомнил больших девочек, для которых был живой куклой, и не мог им ответить, когда трепали меня, как хотели, потому что кукла. Пожалуй, они сейчас такие же, как та неведомая тетка, возжелавшая сделать меня мужчиной. И для нее я буду такой же куклой, потому что целка. Вспомнил и совсем юных, которые лишь показывали и давали потрогать и только очень-очень осторожно приложить хвостик. Засыпая, увидел и прошлогодних Нинку с Верочкой, с которыми было почти по-настоящему, хотя в итоге обе остались девочками…

Всю ночь снились кошмары — черно-белые снимки из толстенной книги «Акушерство», тайком позаимствованной у снимавших квартиру студентов-заочников медицинского вуза. Люди с фото внезапно оживали, вытаскивали торчащих между ног младенцев и тут же предлагали попробовать влезть на их место.

— Да как я туда помещусь? — с ужасом прикинул я.

— Девочки говорят, как хвостик проскочит, любой влезет, даже взрослый дядька. Там растягивается, как резина, — голосом Нинки сообщила какая-то тетка, растопыренная на гинекологическом кресле, — Лезь, Толик, не бойся, а то останешься целкой, как твой Виктор.

— А он, что?

— Испугался… Лезь скорей… Вылезешь, дам сиськи потрогать. Вон они какие выросли… Я вижу, ты меня не помнишь, Толик? Или не узнал?

— Не узнал.

— Я же Верочка!

— Да ты что! Не может быть!

— Может, Толик. Девочки растут быстрее мальчиков и стареют быстрее. Ты вот еще мальчик, а я уже тетка. Лезь! — сердито захрапела она и широко растопырила дырку огромными щипцами. В ужасе проснулся. Рядом громко храпел соблазнитель Виктор…

К утру почувствовал себя разбитым, как никогда. Ощущения, как в канун болезни.

— Ну, что, Толик, готов потерять невинность? — насмешливым тоном спросил на редкость бодрый приятель.

— Слушай, Витя, а ты меня ни разыгрываешь? Может, ты выдумал все?

— Что значит, разыгрываешь?.. Не понял!

— Что тут понимать. Предложу тетке, а она мне пощечину влепит за такое предложение. А ты скажешь, пошутил.

— Ну, Толик, ты и фантазер!.. Ладно, предупрежу тетку. Сама предложит, — обиделся Виктор, — Ладно, умывайся и пошли на завтрак.

Как же медленно тянулся день! Хорошо, немного поспал на пляже. Вот только чувствовал себя, как невеста перед брачной ночью. Ее-то хоть можно понять — страшно. А мне, с чего бы переживать? Ну, суну незнакомой тетке, а если что не так, подскажет. Стыдно, конечно, но она знает, что целка, хотя это и не совсем правда. Поразмыслив, неожиданно успокоился. Будь, что будет. Какие ко мне претензии? У меня и паспорта нет…

— Ну, что, пошли? — поднялся, наконец, Виктор, приглашая на танцы.

— Пошли, — обреченно ответил ему.

— Не дрейфь, Толян. Вечером посмеемся, — хлопнул по плечу приятель…

На площадке Виктор куда-то исчез и вскоре вернулся с двумя тетками. Одну уже видел с ним, правда, с лоджии третьего этажа.

— Знакомьтесь. Толик, — представил он меня.

— Фаина, — первой протянула руку незнакомка — статная шатенка плотного телосложения. «Она», — уже не сомневался я. На вторую даже не обратил внимания, и парочка почти мгновенно испарилась.

— Потанцуем, или как? — улыбнулась Фаина. «Вроде бы не страшненькая», — незаметно пригляделся к потенциальной партнерше.

— Или как… Танцевать не умею, а позориться не хочу, — ответил ей.

— Тогда пошли к морю, — предложила она и взяла под руку.

— Пошли, — согласился с ней.

Не заметил, как перешли на «ты». Не удивляло, когда так обращались ко мне, но с дамой подобным образом разговаривал впервые. И едва установились неформальные отношения, меня понесло. С серьезным видом я излагал ей какую-то галиматью, словно девочке-ровеснице, а она, взрослый человек, непрерывно смеялась, как ребенок.

Не спеша, прошлись по набережной, полюбовались закатом. Что еще? «Похоже, это все», — подумал, взглянув на часы, и, как оказалось, ошибся.

— А ты забавный мальчишка, — улыбнулась Фаина, — Девочкам такие нравятся. Неужели ни с одной не пробовал? — начала она главный для меня разговор.

— Пробовал разок в детском садике, когда малыши показывали друг другу, — соврал ей, как и Виктору.

— Давненько. Малыши уже вырасти успели… Что ж, танцевать ты не захотел. А попробовать хочешь? — решительно спросила дама.

— А можно? — от неожиданности вылетело у меня.

— Нужно, — ответила Фаина, — Ладно, дам тебе, противный мальчишка. Иди в свой номер, дверь не закрывай, а я подойду следом, — проинструктировала она. Все. Процесс пошел…

В номер влетел, едва сдерживая эмоции. Вылетел на лоджию. Внизу гремела музыка и бодро танцевали пары. Увидел и Виктора с подругой. Невольно рассмеялся: «Сегодня вам придется в кустиках».

Быстро разобрал койку, и тут вошла Фаина. Застучало, как в лихорадке, сердце, а хвостик на глазах предательски обратился в колышек, который уже не сдержать никакими брюками, тем более, спортивными.

— Мальчик готов, — заметив, одобрительно хохотнула дама и заперла дверь на ключ, — Скрипеть будем? — глянув на раскрытую постель, улыбнулась она.

— А есть варианты?

— Сними постель на пол — удобней и никакого скрипа, — предложила опытная партнерша и, пока перекладывал матрац и стелил ложе, скинула платье. «Толстушка», — отметил я, с интересом разглядывая женщину в обычном белье, а ни в купальном костюме, — «Ходили бы так по пляжу», — мелькнула дурацкая мысль.

— Выключи свет и раздевайся, — поступила следующая команда, выполненная мгновенно. Но в кромешной тьме вдруг потерялся, — Иди ко мне, мальчик, — услышал шепот откуда-то снизу. «Уже лежит», — сообразил я, осторожно опустился на колени и наощупь устремился к долгожданной цели — готовой к соитию женщине.

— Стой, мальчик… Какой шустрый… Делай, что скажу, и не торопись, — таинственным голосом прошептала она, а я от дикого возбуждения уже ничего не соображал. Лишь почувствовал, как ее рука захватила торчащий колышек и потянула вперед-вниз. Конечно же, поддался, как когда-то с большой девочкой, и, как тогда, сразу ощутил касание к чему-то мокрому, теперь, правда, немного представляя, к чему, — Толкай, — едва расслышал команду и одним движением легко скользнул вглубь желанного женского тела, до самого упора. Помедлив секунду, надавил еще — а вдруг так надо. Но женщина неожиданно дернулась:

— Хватит, мальчик!.. Ты что, весь решил туда влезть?.. Теперь води туда-сюда. Можно быстро, но не обязательно так глубоко.

«Як лягну, штовхай сам», — вдруг всплыло нечто подобное из детства, и я впервые воспринял и выполнил это с удовольствием…

— Хорош… Кончила, — неожиданно остановила Фаина.

— Что кончила? — откровенно удивился, так и не ощутив никакой «приятности», как и тогда, с большой девочкой.

— Ну, испытала удовольствие. Думала, не успеешь коснуться, кончишь. А ты разве нет?

— Нет, — ничего не понимая, ответил ей.

— Ладно, полежим немножко. Отойду, тогда можно еще разик.

Улегся рядом и попытался, было, обнять даму — уж очень захотелось потрогать ее выпуклости. Солидные, не то, что у девчонок.

— Не надо, Толик, жарко, — возразила она. Неужели опять сделал что-то не так? Странно. Впрочем, все правильно. Я — кукла. Может, поэтому и не испытал ничего от первой близости. Зачем кукле какие-то чувства. «Води туда-сюда. Можно быстро, но не обязательно глубоко», — вспомнил нехитрую инструкцию. Нет, с кукольными мыслями ничего не выйдет…

Минут через десять полной тишины, наконец, услышал:

— Давай, мальчик, лезь, — и все повторилось, как впервые, — Все. Кончила… Включи ночничок, мужчина, — попросила партнерша.

Когда вспыхнул свет, увидел, что она уже стоит у стола в трусиках и лифчике.

— Поцелуй меня, — неожиданно попросила дама. Удалось мне, как ей хотелось, или нет, не знаю, но вдруг почувствовал, что напряжение стремительно перерастает в боль, как это было, когда не получилось с Нинкой.

— Может, еще разок? — предложил Фаине, решив, что не остановлюсь, пока ни кончу.

— Нет, Толик. И так голова кругом… Не ожидала, что так заберет… Да и поздно уже. Нам пора. Спокойной ночи, — чмокнула в щечку, накинула платье и стремительно выскочила за дверь. А я стоял и не мог шевельнуться от боли. Хорошо хоть знал, что надо делать. И минут через десять уже спал мертвецким сном…

— Ну, как? — спросил утром Виктор.

— Нормально, — ответил ему.

— Сегодня моя очередь, — тут же определился он.

Вечером на танцах Фаину не обнаружил. А утром следующего дня узнал, что она уехала.

— Как уехала? — растерянно спросил Виктора.

— Как все — путевка кончилась. Кстати, ты ей очень понравился. Теперь моя Олька возжелала с тобой попробовать, — сообщил он.

— Да пошла она! — вполне определенно ответил ему.

Больше на танцы не ходил, решив, что хватит с меня и одного эксперимента…

А однажды в порт пришел греческий корабль. Мы так и не узнали, с какой целью, но вечером на танцах вдруг появились греческие моряки. И на несколько дней танцы стали главным развлечением отдыхающих.

«Вот теперь я действительно в Греции», — размышлял, пытаясь уловить смысл восторженных фраз на незнакомом языке, — «Они вернулись в свой Мариуполь, хоть ненадолго, и теперь рады без памяти. Вон как воркуют. Знать бы еще, о чем?» А в порту стоял ярко освещенный «грек» — их огромный плавучий дом.

Но как-то утром корабль исчез, будто и не было его никогда. Порт надолго опустел, так больше ничем и не порадовав.

Ну, а в пляжной зоне, кроме спасательных катеров, так ничего и не заметил, даже гребных лодок. Что уж говорить о парусниках. «Их нет у меня», — как в какой-то цыганской песне.

Через день после ухода «грека» проснулся от необычного шума за окном. Оказалось, на город обрушился ливень с сильным ветром и градом. Глянув на море, увидел, что оно в белых «барашках». Неужели шторм?

Сразу после завтрака отправились с Виктором посмотреть. И вправду шторм. Похолодало. Порывистого ветра уже не было, да и дождь прекратился, а огромные волны накатывали и накатывали на пляжный песок, разбиваясь о двухметровую каменную стену набережной. Это было нечто! В туче соленых брызг светилась радуга. А побелевшее от пены море рокотало, сокрушая сушу. Жаль, не разрешали купаться. Специальные патрули и спасатели были начеку и быстро отлавливали потенциальных нарушителей. А сколько всякой дряни выбросило тогда море. Похоже, не только дряни — энтузиасты, жаждущие сокровищ, долго еще ковыряли палками береговой мусор…

Дня через три погода наладилась, и время вновь полетело. К Стаскевичам так и не попал. Дважды подходил к их дому, но поговорить удалось только с волкодавом Серёжей. Узнал он меня, или нет, но не лаял, а внимательно слушал мои речи из-за калитки. Похоже, хозяева были на работе…

Незаметно подошел последний день у моря. Завтра утром поезд. Еще вчера попрощался с Виктором — его самолет летал на Сахалин раз в неделю.

Прямо с утра, еще до завтрака, в последний раз пообщался с необщительным Серёжей, а потом попытался отыскать дорожку, по которой шли тогда с Василием Георгиевичем.

И — о, чудо! — неожиданно вышел на памятный холм. И снова был очарован волшебной картиной морских просторов. Совсем недавно мы стояли здесь с отцом Толика Беленького, открывшим мне этот мир, и как, уже кажется, давно это было. А теперь только и остается широко развести руки, как он, и попрощаться:

Прощай, свободная стихия!

В последний раз передо мной

Ты катишь волны голубые

И блещешь гордою красой.

Это уже наверняка Пушкин, кто же еще! Вряд ли наши великие поэты были в Мариуполе, но Лермонтов, мне кажется, навещал Тамань и видел это море, только с другого берега. Во всяком случае, его герои бродили по тем местам. И море тогда было точно таким, каким вижу его я.

Жаль, не пишу стихов, а лишь под настроение вспоминаю через пень-колоду чужие. Но я еще школьник и только учусь. Да и море это увидел впервые. Нет, оно меня не разочаровало. Я люблю его, как и прежде, но не фантастическое, а реальное.

Что ж, до свидания, море! Я запомню тебя таким…

Вечером, слушая «прощальный концерт» пианиста, невольно впал в состояние меланхолии. Когда еще вернусь сюда, в Мариуполь, и вернусь ли когда-нибудь.

Конец ознакомительного фрагмента.