Мальчик с котомкой. Избранное

Анатолий Ехалов

В книгу вошли повести и рассказы, раскрывающие мир русской деревни в разные периоды двадцатого века, а так же века нынешнего. Открыв книгу, трудно оторваться от нее до последней страницы. В этой книге – сама жизнь и правда о нашей многострадальной северной деревне и ее удивительных людях с загадочным русским характером…

Глава 4 Тревога в Уваровке

Было это уже в 1931 году. Комитет бедноты заседал в Уваровке весь день. Из района пришла разнарядка на переселение из Уваровки в северные края двадцати восьми семей из трехсот проживающих в селе.

Выбирали тех, кто побогаче, чтобы не мешали коллективизации, да тех, в чьих семьях было побольше мужиков. Молодой стране Советов нужны были в малолюдных, но богатых ресурсами районах, молодые сильные руки…

Спорили до посинения, накурили, наматюкались, прихватили и ночи. Все-таки непросто было разрывать веками сложившиеся отношения в хуторе. Тут уж не разберешь кто сват, кто брат, кто деверь, кто свояк… Считай, весь хутор родственными связами переплетен.

Однако зависть да жадность не признает ни каких уз: ни кровных, ни дружеских, ни соседских. А соседских — тем более. Нет ничего тягостнее межевых споров, сколько страстей кипело всегда на межах? И косами секлись и топорами махались…

Когда это было еще?

Может быть, накануне гражданской, когда жаждали и ждали передела земли… Вот тогда ожесточение друг против друга, кажется, достигло предела… И покатилась колесница гражданской войны из конца в конец бескрайней матушки Росси. Умылась она кровью людской и не только умылась, по колена зашла в эту кровавую Лету…

Но только разделились, только продотряды, вышли из деревень и хуторов, как пришел НЭП. Новая экономическая политика, открывшая ворота народной инициативе и предприимчивости.

У Данилы Андреяновича с Авдотьей Ивановной наплодилось пятеро сыновей да дочь. Данила Андреянович сумел хорошо подняться во время НЭПа. В хозяйстве — пасека на пятьдесят семей, водяная мельница на ручье, три лошади, пять коров, сад, приличный запас пшеницы… Но и трудиться приходилось с утра до ночи. Не разгибаясь…

И вот Данила Андреянович со своей семьей попал в списки выселенцев. Он еще не знал этого. Ночь провели, хоть и тревожную, но все же не верилось, что их многодетную семью тронут с места.

…На следующее утро хутор потрясла страшная весть. Ночью неизвестные порубали комбедовцев шашками и сбросили в колодец.

А еще через день хутор огласили душераздирающие вопли женщин. В хутор вошли чекисты с тачанками и пулеметами. Началось выселение.

У чекистов были на руках списки на выселение. Видимо, комбедовцы успели передать их в район с нарочными.

И вот ранним утром к дому Житьевых подкатила тачанка с чекистами и подвода, предназначенная для перевозки семьи на железнодорожную станцию.

Вся семья была в сборе кроме старшего сына, которому уже минуло пятнадцать годов. Николай был в соседнем хуторе на беседке. У него даже зазноба была — поповская дочь.

Чекисты с народом не церемонились. Зачитали решение несчастного комбеда, нашедшего свой конец на дне заброшенного колодца, о переселении семьи Данилы Житьева в северные края. И смело вошли в хату.

— Возьмите с собой только все необходимое, — сказал жестко чекист из города. — Там на месте размещения вам выдадут все, что потребуется. Ваши вещи, инструмент, предметы обихода, все будет описано и отправлено на хранение до востребования.

— А животин куда? Подыхать оставим? — Хмуро спросил Житьев.

— Скот, мельницу, пасеку Советская власть у вас реквизирует, о чем так же будет составлен соответствующий документ.

…Да, не тот уже стал Данила Андреянович, георгиевский кавалер, атаман уваровской шайки. Засосало его в болотину хозяйственных забот, пятнадцать лет копеечку к копеечке собирал, свое хозяйство поднимал, о детях пекся, жену голубил…

И только бы все на лад пошло, как новая беда свалилась на крестьянские головы: коллективизация, переселение…

Нет больше у Житьева воли сопротивляться обстоятельствам. Не бодаться теленку с дубом. Себя бы сохранить для того, чтобы сохранить семью и ребятишек. Поэтому, опустил он некогда буйную головушку, принял покорно судьбинушку.

А вот Авдотья Ивановна подчиниться приказу не пожелала, напялила на себя шубу, коты, полушалок. А жара стояла неимоверная.

Выкатилась она с ребятишками и узлами на двор, а в узлах увязаны уже самовар, посуда, постельные принадлежности, перина и подушки…

Тут на нее чекист налетел.

— Куда-ты, баба дурная, прешься с этим скарбом. Сказано: только необходимое.

Ухватил он Авдотью Ивановну за рукав и принялся стаскивать шубу. Не выдержала Авдотья такой бесцеремонности, оттолкнула чекиста.

А тот снова налетает коршуном, за рукав стягивает шубу. Видно, самому поглянулась шуба-то.

— Люди добрые! Грабят среди бела дня! — Заголосила она от отчаянья. — Кто-нибудь, помогите!!!

Некому прийти на помощь Авдотье Ивановне. По всему хутору то тут, то там плач бабий волнами плещется из конца в конец, а вслед за ним и дети от страха ревут.

Свои Житьевы принялись рыдать:

— Мамка! Боимся, мамка! Куда нас?

Данило Андреянович в хате сидит, бумаги подписывает, белый, как мел, так зубы сжал, что зубы крошиться начали…

А тут во двор старший сын Никола забегает. С гулянки пришел. Парень уж в пору вошел, в плечах — косая сажень, уже наработался по хозяйству, силы набрал. А характер, что сам Данила Андреянович в молодости. Бедовый.

Видит, Николай, что чекист его мамку треплет, налетел на него, сбил с ног и пинать принялся.

— Убью, за мамку убью, гада! — Заорал он в ярости.

На него навалились чекисты, но Никола раскидал их, как снопы кидал на гумне.

Выскочил на крыльцо Данила, да одумавшаяся Авдотья, бросилась на него и связала своими руками его руки, вздувшиеся каменными буграми мышц.

— Данила! Остановись! Дети у нас.

Чекисты заломали, наконец, Николу, связали веревками.

— Вывези его в лог и пристрели, как собаку, за сопротивление властям, — сказал старший чекист вознице.

Николу подтащили к повозке и опрокинули навзничь в телегу.

Авдотья рухнула без чувств. Вновь дети заголосили так, что тошно небесам стало. Телега, заскрипев, выехала со двора.

— Мамка, тятя! — Прокричал Никола. — Не поминайте лихом!

И снова окрестность огласилась рыданиями.

Немного времени спустя в логу сухо лопнул выстрел.

— Все, дети, потеряли мы Николу, — выдохнул горько Данила Андреянович и отвернулся, чтобы дети не видели его слез…