Запасной мир

Анатолий Дроздов, 2016

Айвен, герой далёкого будущего, приёмный сын императора нового государственного образования Земли, вместо светской жизни выбирает службу в армии, действующей в жаркой Африке. Там он становится жертвой провокации. Искалеченного взрывом, его осуждают за военное преступление, которого он не совершал. Наказание – ссылка в параллельный мир, что чаще всего равносильно смерти. Но Айвен не так прост: он не только выживает, но и активно действует как прогрессор в новом для себя мире, находящемся, по земным меркам, на стадии позднего Средневековья. В результате он становится советником молодой королевы, которой предстоит выдержать схватку за власть. Поэтому врагов у Айвена великое множество, а тут ещё оказывается, что «запасной мир» пытаются колонизировать неведомые силы из его настоящего. Как со всем этим будет разбираться наш герой, вы узнаете из книги.

Глава 5

Лэнс навестил меня спустя несколько дней. Вошел в распахнутые ворота и застыл, наблюдая, как Мирка с девочками носится по двору. В руках гость держал мешок.

При виде меченого я насторожился. Чего им еще? Увидев меня, Лэнс подошел ближе.

— Мое почтение, мастер Айвен!

— И вам того же! — отозвался я. — Чем могу служить?

— Я… Это… — заговорил Лэнс, и я с удивлением заметил, что он смущается. — Вот!

Он полез в мешок и вытащил уже знакомую мне бутыль.

— Тогда у съёрда я заметил, что вам понравился торч.

Я закусил губу, чтоб не рассмеяться.

— Салли!

Девочка остановилась и повернулась к нам.

— Принеси поросятины и яиц.

Она убежала, а я жестом пригласил Лэнса в дом. Там усадил за стол и снял с крюка медную сковороду. Я закалял детали и вышел во двор подышать, так что горящие угли в горне остались. Сунув в них сковородку, я бросил на нее куски мяса. Поросятина зашипела. Дав ей подрумяниться, я перевернул куски ножом и стал бить яйца.

Миллионы людей умеют готовить яичницу, но мало кто знает, как делать это правильно. Рецепт прост: не жалейте заварки для чая! Правильная яичница должна жариться на свежатине и толщиною быть в два пальца. Под самогон такое блюдо — самое то. Салли тем временем нарезала хлеба, подала ложки и расставила кружки. Умная девочка: дважды объяснять не нужно. Я бросил на стол обрезок доски и шлепнул на него сковороду со скворчащей яичницей. Лэнс водрузил на стол бутыль и потянулся к пробке.

— Погоди!

Он удивленно замер. Я принес из комнаты такую же бутыль, достал пробку и плеснул в кружки.

— Попробуем сначала моего!

Лэнс насупился, но кружку взял.

— Будем здоровы!

Лэнс сморщился, прикрыл глаза и потянул напиток из кружки. Я следил с улыбкой. Где-то на середине процесса Лэнс открыл глаза, затем оторвал от губ кружку и с удивлением в нее заглянул.

— Это что, мастер Айвен?

— Нравится?

Вместо ответа он торопливо допил и поставил кружку на стол.

— «Слеза Спасителя», вот как я это назову! — воскликнул Лэнс. — Можно пить, словно воду, но я чувствую, как щиплет язык, а по жилам бежит кровь. Словно заново родился! Что это за напиток, мастер?

— Я зову его «виски», хотя «Слеза Спасителя» звучит лучше.

— За такое название вас заточат в обитель, — вздохнул он. — Где вы купили это, мастер?

— Сделал сам.

Он недоверчиво посмотрел на меня. Я усмехнулся.

— Все просто, мастер Лэнс. Я беру ваш торч и очищаю его древесным углем. Получается виски.

— Покажете? — взмолился он.

— Обязательно. Но сначала поедим.

Лэнс нахмурился, но подчинился. Яичницу брал неохотно, при этом нетерпеливо посматривал на меня. Я делал вид, что не замечаю. От следующей порции виски Лэнс, однако, не отказался и в этот раз цедил ее, смакуя. По лицу было видно: выпивка доставляет ему неизъяснимое удовольствие. Поставив кружку, Лэнс вновь уставился на меня. Я понял, что он не отвяжется, и встал. Принес из спальни тряпицу, набросал в нее из мешка древесных углей, сложил и легонько постучал молотком сверху, чтобы уголь измельчился. Получившийся фильтр сложил в медную лейку. Я уже говорил, что у покойного Клауса, кажется, было все? Лейку сунул в кувшин и поставил его на полу. Затем заменил пробку в бутыли Лэнса. Моя была выточена из дерева, по центру высверлено отверстие, куда вставлен полый стержень от гусиного пера. Бутыль заняла место на специально сделанных для этого салазках. Тонкая струйка жидкости протекла сквозь перо и устремилась прямо в лейку. В мастерской запахло сивухой.

— Вот и все, — сказал я Лэнсу, маячившему за моим плечом. — Остается подождать.

Мы вернулись к столу, где доели яичницу. Все это время Лэнс не сводил взгляд с фильтрационной установки. Вздохнув, я встал и прервал процесс.

— Вот!

Я протянул кувшин собутыльнику. Внутри болталось чуть-чуть жидкости.

Лэнс схватил кувшин.

— Виски еще с углем! — остановил я. — Ему бы отстояться.

Не слушая меня, Лэнс вылил жидкость в рот. Замер, прислушиваясь к ощущениям.

— Хорош! — заключил, выдохнув. — Хотя ваш торч лучше.

— Я фильтровал его дважды и дал отстояться.

— Но даже такой можно продавать по пенни за кружку, — как будто не слыша меня, продолжил Лэнс. — Пойдет нарасхват. Мастер Айвен! На этом можно озолотиться!

— Не получится! — возразил я. — Через месяц — другой секрет узнают.

— Смотря как хранить! — не согласился он. — Мастер, я предлагаю вам сделку. Мы откроем лавку и станем продавать ваш торч. Доходы — пополам! Или вы хотите больше?

— Нет! — покачал головой я. — У меня нет времени и желания этим заниматься. Подсказать, проконсультировать — пожалуйста, но не больше. Все остальное — ты сам. Идет?

Я протянул руку, и он ее с чувством пожал. Бутыль заняла прежнее положение, а мы вернулись к столу, чтобы обмыть сделку. В ходе процесса я узнал много интересного. Лэнс появился в мастерской не просто так — искал защиты от Бетти. Узнав, как Лэнс поступил со мной в первый день, она пообещала конюха выгнать. Он нарушил волю ее отца! Злючка рыжая! Лэнс обязан был разобраться — он ведь старший в дворне, к тому же бывший пикинер. Да, он был груб, но обстоятельства того требовали: погибли люди съёрда! В конце концов, мастер Айвен сам его наказал. Рыжая вообще много на себя берет: ругает своего верного слугу почем зря. Старому солдату, видишь ли, выпить нельзя! Он лил кровь за короля, весь изранен, и раны у него болят. Только выпивка и спасает. Черре этого не понять, она вообще жизни не видела. Лэнс не боится ее угроз. Как поступать со слугами, решает съёрд, а Лэнса он ценит. Столько раз расспрашивал его о битвах! Однако съёрд, хоть и поправился, но пока слаб. Всем заправляет рыжая, а от нее можно всего ожидать. Сегодня снова грозилась выгнать. Узнала, что не подал мастеру лошадь для возвращения домой. Лэнс собирался ее подать, просто не успел. Он переживал за съёрда, поэтому забежал на кухню и хлебнул глоток торча. У него сердце болело: не каждый день видишь, как хозяина режут. Он хоть и солдат, но натура у него чувствительная. Рыжей этого не понять. Она кричала на него, даже ногами топала. Поэтому Лэнс просит заступиться. Пусть мастер скажет, что сам захотел пешком. Лэнс знает, что мастер — добрый человек. Он угостил его замечательным напитком. Чистым, как слеза Спасителя, и мягким, как облака на небесах. На этом виски можно заработать горы силли. Теперь они с Мэгги заживут! Кто такая Мэгги? Кухарка съёрда. Очень обстоятельная девица, и денежки у нее есть. Лэнс звал ее замуж, но Мэгги не соглашается. Говорит, ей нужен серьезный мужчина, а Лэнс — пьяница. Но разве это правда? Пусть мастер Айвен скажет! Старому солдату чуток выпить — не грех. Ведь так?

— Вот что, партнер! — сказал я, когда Лэнс завершил монолог. — Пришли ко мне Мэгги.

— Зачем? — удивился слуга.

— Скажу, какой ты замечательный человек.

— Айвен! — он стукнул себя в грудь. Та загудела. — Да я для тебя!..

— Думаю, стоит взять ее в дело, — продолжил я. — У нее есть деньги, а они понадобятся, чтобы открыть лавку. Будет ваше семейное предприятие. Я стану получать свою долю — только и всего.

Лэнс издал вопль и полез обниматься. Выпроводить его удалось нескоро, пришлось пожертвовать бутылью виски: я держал спиртное для медицинских целей, но решил, что нафильтрую еще. Лэнс нежно, как ребенка, прижал бутыль к груди и ушел, покачиваясь. Я подумал, что он забудет о разговоре, но ошибся. Мэгги пришла к вечеру. При виде ее я присвистнул. Девица гренадерских статей! Мэгги потребовала показать ей процесс, сняла пробу с нефильтрованного торча, а затем — с того, что из него вышло.

— Виски, который принес Лэнс, лучше! — заявила, подозрительно глянув на меня.

— Я фильтровал его дважды. Лэнс этого не сказал?

— Пусть так, — возразила Мэгги. — Но я считаю, что половина доходов за то, что вы показали, как чистить торч, слишком много. Мы с Лэнсом вкладываем денежки, ведем торговлю, а вы, ничего этого не делая, получаете половину. Хватит и десятой части!

Я мысленно усмехнулся. Лэнс не соврал: «обстоятельная» девица!

— Вы правы, уважаемая! Способ очистки — это мелочь. Покупать торч и очищать его глупо. К тому же секрет разнюхают. Если браться за дело, то всерьез. Виски следует гнать самим. Ваш способ не годится, потребуется другой аппарат. Я знаю, как его сделать. Это раз. Второе. Мне известны десятки сортов виски. Среди них есть достойные благородных черров. А они — лучшие покупатели.

— Половина — много! — не соглашалась Мэгги.

— Пусть будет треть! — уступил я. — Нас трое, так что всем поровну. В противном случае найду других.

Мэгги поджала губы. Я сдержал улыбку. Плевать мне на размер доли. Я не собираюсь открывать в Запасном мире бизнес. Меня или заберут обратно, или грохнут прямо тут. Гнать здесь самогон… Но уступать Мэгги было нельзя — перестанет уважать.

— Ладно! — вздохнула «обстоятельная». — Но мы закрепим наше соглашение на бумаге. Вы сделаете аппарат и напишете рецепты. К тому же не станете передавать секрет другим.

— Заметано! — согласился я.

— Тогда — до завтра. Сегодня не получится: Лэнс напился и спит. Хорошо, что он сразу пошел ко мне. Я отобрала и спрятала бутыль. С него сталось бы всех угостить. Они бы распробовали и захотели узнать секрет. Вы не передумаете, мастер?

— Не сомневайтесь! — заверил я.

Мэгги заулыбалась.

— Только вот что, — добавил я. — Меня тревожит Лэнс. Боюсь, что он будет не столько продавать, сколько употреблять виски.

— Насчет этого не беспокойтесь, мастер! — усмехнулась Мэгги и продемонстрировала кулак величиною с голову младенца. — Пока он увивался за мной, я не могла его тронуть. В Иорвике с этим строго. Мигом потащат в суд и присудят штраф. А вот мужа бить можно — это семейное дело.

Я мысленно пожалел Лэнса. Сладкая жизнь для него кончилась. С другой стороны, сам выбирал…

— Вы замечательная девушка, Мэгги! — сказал я. — Завидую Лэнсу. Почему не встретил вас раньше?

Мэгги покраснела, погрозила мне пальцем, но к воротам шла, вихляя задом. Я улыбнулся и кликнул Салли. Та помыла посуду, после чего, забрав Нэнси, отправилась домой. А я, затеплив свечи, завалился читать. Библиотека Клауса оказалась находкой. Сборники указов королей, исторические легенды, геральдические справочники, сведения о родовых древах знатных людей… Идеальный подбор для разведчика, изучающего страну. В Алитанию мой предшественник прибыл не за куском хлеба. Оружейным мастерам в Глене и без того неплохо. Однако Клаус привез оборудование, построил мастерскую… Спрашивается, зачем? Иорвик — небольшой город, здесь мало заказов. Зато неподалеку гавань, где удобно высадить десант. Так, к слову, и произошло. Планы мятежников сорвал случай. Столица направила в Иорвик полки. Официальный повод — маневры, на деле — подкормиться. В провинции много хлеба, и он дешев. В Алитании так поступают часто. Полки прибыли, узнали про десант и мгновенно выдвинулись. Мятежники не успели развернуть войско… Это сообщил мне Тибби. Собрав богатые трофеи, полки ушли. Дело, за которое умер Клаус, провалилось.

Я читал допоздна. Отложил книгу, только почувствовав резь в глазах.

⁂

Разбудил меня свет. Открыв глаза, я недоуменно уставился на ярко-белый шар над кроватью. Так… Походная, воздушная лампа HS-10, в просторечии «светляк». Лучший друг путешественника и солдата. В неактивном состоянии представляет собой кружок пластика, который нужно подержать между ладоней, а затем подбросить вверх. HS-10 активируется и повиснет в воздухе, давая свет на протяжении нескольких часов. Чтобы его погасить, достаточно вновь подержать в ладонях. Я вижу сон?

Опустив взгляд, я различил у кровати молодую и очень красивую женщину. Миндалевидный разрез глаз, но сама радужка не темная, как это бывает у азиатов, а изумрудного цвета. Изящный носик, красиво очерченные, волевые губы, высокий лоб в обрамлении каштановых волос… Личико не фарфоровое, словно у восточных красавиц, но и не тяжелое, будто у европеек. Кровь двух рас, слившись в этом облике, образовала гармоничный сплав. Я сплю?

Первой опомнилась Мирка. Она рванулась к гостье и, прыгнув той на плечо, закружилась вокруг точеной шейки. При этом Мирка взвизгивала и восхищенно тявкала. Затем она растянулась на груди женщины, раскинув в стороны лапки, будто говоря: «Это мое! Никому не отдам!»

— Мирочка! — умиленно произнесла гостья. — Маленькая моя! Соскучилась?

Горностайка стрекотнула и томно прикрыла глазки.

— Катя!

Я сунул ноги в протезы и соскочил на пол. Подхватив гостью на руки, закружил по комнате. Мирка возмущенно чирикнула: дескать, оставь! и приподнялась на лапках.

— Пусти! — Катя уперлась руками мне в грудь. — Мирка ревнует!

— Собственница! — возмутился я. — А мы, значит, не люди?

— Она больше соскучилась. Не мешай! Никуда я не денусь.

Я усадил Катю на кровать и некоторое время смотрел, как девочки милуются. Наконец, они натешились, и Мирка свернулась клубком на коленях гостьи.

— Как ты меня нашла? — спросил я.

— Ты поглупел! — хмыкнула Катя. — У тебя же маяк в сканере.

Я почесал в затылке — и вправду. Черт бы подрал этот Запасной мир! Мигом отвыкаешь от цивилизации. Совсем забыл про порталы. Эффект Перехода на Земле открыли давно, и случилось это как нельзя вовремя. Космические программы уперлись в тупик. Как ты ни совершенствуй носители, но в результате получаешь ракету разового действия, цена которой выражается цифрой со многими нулями. Космические зонды, отправляемые в пределах Галактики, стоили, как ювелирные изделия, осыпанные бриллиантами. Некогда так было с поршневыми моторами для самолетов. Повышали их мощность, вылизывали фюзеляжи, но настоящий прорыв случился с появлением реактивной тяги. Нечто подобное произошло с порталами. Поначалу их пытались использовать взамен пассажирских авиалиний. Не пошло. Порталы потребляли прорву энергии, и переброска людей не окупала затрат. Тогда порталы оставили руководителям государств: им надо перемещаться быстро, а расходы на это не так важны. Изобретатели занялись космосом, и здесь их ждал успех. Порталы оказались дешевле ракет, а в исследовании планет их эффективность и вовсе зашкаливала. Запасные миры стали открывать один за другим. По этому поводу ООН приняла специальное постановление. Миры ставили на учет и запрещали их колонизировать. Их хранили в предвидении окончательного истощения ресурсов Земли или возможного переселения людей в случае гибели планеты. Миры разрешалось исследовать и использовать для ссылки преступников. Практика показала, что последнее безопасно и эффективно. Ссыльные не выживают…

— Тебе не следовало приходить, — сказал я. — Проход отследят.

— Я из кабинета отца, — усмехнулась она.

А этот не отследят? Наивная! Все под контролем.

— Хоть бы поцеловал! — укорила Катя.

Я обнял ее за плечи и поочередно коснулся губами щек. Она в свою очередь смачно чмокнула меня в губы.

— Колешься! — пожаловалась недовольно.

— У меня нет бритвы. К тому же здесь носят бороды.

— И пил, — укорила она.

— Чуть-чуть! — сказал я. — Хороший человек в гости зашел. Посидели слегка.

— Ага! — не поверила она. — Знаю я вас! Чем ты занимаешься?

— Всем понемножку. Гоню самогон, браконьерничаю, дерусь с аборигенами и ухлестываю за девушками гренадерских статей. Им нравится.

Катя прыснула.

— А если серьезно?

— Оружейный мастер. В настоящее время исполняю заказ: ремонтирую кремневые пистолеты.

— Железки ты любишь, — согласилась Катя. — С детства. Помню, как роботессу мою испортил.

— Я ее починил!

— Ну да! — возмутилась она. — Бедняжка всего лишь заикалась. После ремонта перестала, но вместо того, чтоб ласково будить меня по утрам, стала срывать одеяло и кричать: «Подъем!» После чего требовала, чтоб я делала зарядку. При этом гундела и гундела, не слушая моих возражений.

Я ухмыльнулся. А что? Здорово получилось.

— В результате ты выросла такой стройненькой! Глаз не отвести. Скажи после этого, что я тебя не люблю!

— Сейчас заработаешь! — замахнулась Катя. Я с деланным испугом прикрылся ладонью.

— Не притворяйся! — укорила она. — Знаешь ведь, что не ударю. Можно?

Она протянула руки. Я прикрыл глаза. Теплые подушечки пальцев коснулись моих висков. Я сосредоточился, подключая мнемозапись. Начнем с того места, как я оказался в Запасном мире. От Кати скрывать нечего.

Подушечки стали горячими — скачивание пошло. Пара секунд — и виски отпустили: имплант у Кати стоял мощный. Я открыл глаза. Катя сидела, уткнувшись лицом в ладони — просматривала. Это она с детства так. Мирка на ее коленях шевельнулась и тоненько заскулила. Чувствует эмоции. С чего это? Ничего особенного не было. Это не Хайберда. Там даже я блевал.

Катя опустила ладони и покачала головой.

— И здесь повоевал!

— У меня не было выбора.

— Был! — покачала она головой. — Мог отойти в сторону и не лезть. Вдруг убили бы?

— Их было пятеро и с холодным оружием. Ерунда!

— А если б десять и с заряженными пистолетами? Ведь ты не знал, сколько их, когда бежал на холм?

Я потупился.

— Когда ты повзрослеешь?!

— Интересно слышать это от младшей сестры.

— Я совершеннолетняя!

— Но все еще лазишь через отцовский портал. Между прочим, запрещено.

— Нашел с чем сравнить! — замотала она головой. — Ладно! Кто эта девочка?

— Которая?

— Рыженькая!

— Дочь местного феодала. Прежний король подарил ему Иорвик. За что — неизвестно, но угадать можно: прогнулся. Бетти — так он ее зовет — единственная наследница.

— Ты ей нравишься.

Я хмыкнул.

— Ну да! — вздохнула Катя. — Кому я это говорю? Разве это меня встречали плакатами: «Женись на мне»?

— Я здесь никто.

— Не прикидывайся! Поставь себя на место девочки. Она живет в уютном мирке. Всех огорчений — пересоленная еда или не выглаженное платье. А тут нападение разбойников и угроза жизни. Ее могли изнасиловать, что, по местным представлениям, хуже смерти. И вдруг являешься ты, весь из себя прекрасный и загадочный. Убиваешь разбойников, спасаешь девочку. Не удивительно, что она запала. Будь осторожен. Эта рыженькая непроста. Запустит коготки — не вырвешься!

— Не беспокойся! — хмыкнул я. — Здесь сословное общество. Дочь феодала — не пара простому оружейнику.

Сестрица покрутила головой.

— К тому же, — добавил я, — единственная, кого я люблю, это ты…

— Жаль, что нам нельзя пожениться, потому что мы брат и сестра! — закончила она, и мы одновременно рассмеялись.

— Как родители? — спросил я, когда смех стих.

— Мама здорова, а вот отец…

Она погрустнела.

— Плох?

— Врачи говорят: от силы год.

— А пересадка?

— Не вынесет операции. Организм изношен. Стресс… Последние годы — сплошные огорчения. В том числе — ты.

— Я не его сын.

— Он любит тебя.

— Поэтому меня посадили? С парнями, чтоб не скучал?

— Вам предлагали помилование.

— Если признаем вину. Не притворяйся! Ты же видела мнемозапись. Резню в Хайберде устроили не мы. Но осудили за это нас — по сфабрикованному обвинению. Он не вмешался.

— Не мог. Сочли бы, что выгораживает пасынка. Это недостойно.

— Поправь меня, если ошибаюсь. Защитить невиновных — это недостойно. А вот посадить их в тюрьму — правильно и честно. Так принято в империи? Лицемеры!

Я встал и прошелся по комнате. За спиной всхлипнули. Я обернулся. По щекам Кати текли слезы. Я метнулся к ней и стал осторожно стирать их пальцами. Мирка, тревожно чирикая, вскочила сестре на плечо и стала лизать ей щеку.

— Я тебя очень люблю! — сказала Катя, успокоившись. — Но и папу — тоже. Вы оба хорошие. Но я не знаю, как вас помирить. Сердце разрывается…

Я сел рядом и обнял ее. Она уткнулась мне лицом в грудь.

— Отец не знал, что вас мучили, — сказала она тихо. — Его обманывали. После захвата Рудника начали следствие: кто и почему вынес неправосудный приговор? Но тебя успели осудить и выпихнули сюда. Прокурор принес протест, сейчас с этим разбираются, но, сам понимаешь, пройдет время…

— Кто за этим стоит?

— Не знаю! — вздохнула она. — Отец — тоже. Однако думаю, что догадывается. Он перестал принимать Пальмера.

— Значит, Тайный Совет…

— Может, да, а может, и нет, — в рифму возразила она.

— Ладно! — сказал я. — Подождем. Что с парнями?

— После твоего осуждения их отправили в Россию отбывать срок. У нас с ней есть договор о правовой помощи.

— И как? — заинтересовался я.

— Из России выслали самолет. К трапу парней привели в тюремных робах. Но в московском аэропорту они вышли в военной форме — ее привезли в самолете. От трапа расстелили дорожку, оркестр играл марш. Министр обороны лично обнял каждого. После чего их повезли в Кремль, где президент вручил им ордена.

— Как восприняли это в империи?

— Был дикий скандал. Премьер-министр обвинил Россию в неисполнении договора. Русский премьер в свою очередь заявил о начале расследовании фальсификации доказательств, касающихся русских миротворцев, и вынесения в отношении них неправосудного приговора. Тех, кто вел следствие, а также экспертов, прокуроров, судей, вынесших приговор, объявили в международный розыск. Их арестуют, если они покинут пределы империи.

— Поделом! — заметил я.

— Отец очень переживает! — вздохнула Катя. — Мать плачет. За что это нам?

Я знал ответ на этот вопрос, но промолчал.

— Как Эдди? — спросил, чтобы сменить тему. — Не женился?

— Нет.

— Пора бы! Сорок лет.

— Ему некогда: занят гонками, — Катя вздохнула. — Еще он воюет с парламентом. Обещает распустить.

— Не позволят. Это ему не гонки.

— Эдди думает иначе.

— Пусть бы и дальше гонял. Наследовать отцу следует тебе.

— Я третья в очереди.

— Вторая. Меня можно не считать.

— Это как решат.

— Приемный сын, к тому же русский. Осужденный за бойню… Смешно!

— Ты не прав! — возразила Катя. — Твои парни дают интервью, рассказывают, как было. Сеть кипит. Наши пытаются возражать, но выглядят жалко. Многие в империи на твоей стороне. Рано или поздно приговор отменят. Тебя ждет триумфальное возвращение.

— Что с того? — хмыкнул я. — Первый все равно Эдди. А вот я выбрал бы тебя. Из нас троих ты самая лучшая. Умная, красивая, талантливая. Золотая девочка империи.

— Не подлизывайся! — фыркнула Катя.

— Чистая правда! — возразил я.

— Все равно не выйдет! — вздохнула она. — Если ты второй, то я — третья… Лучше скажи, что нужно? Оружие, золото, охрана? Есть люди, готовые переправиться сюда, у всех отменная подготовка. Никого не уговаривала, сами вызвались.

— Не стоит, — сказал я. — Необычное оружие, плюс охрана… Нарвусь на конфликт. Я здесь освоился, живу тихо.

— Я знала, что не пропадешь! — согласилась Катя. — Имплант помог?

— Так это ты позаботилась? — удивился я.

— Кто ж еще! — усмехнулась она. — Военный чип достать не удалось. Для этого нужно было задействовать связи, а время поджимало: тебя вот-вот должны были отправить. Поэтому взяла гражданский и усовершенствовала. Программы сама подбирала. Они хоть и школьные, зато подробные. Мультитул, лекарства… Я — не отец, поэтому могу себе позволить помочь осужденному. Нашлись люди, передали. Труднее было с местом ссылки. Но программисту заплатили, и он ввел код. Это лучший из Запасных миров. Мягкий климат, людская раса и хоть какая, но цивилизация. Не динозавры!

— Спасибо! — Я чмокнул ее в щеку. — Найдешь жениха, предупреди: пусть только попытается обидеть! Голову оторву!

— Ну, сказанул! — Катя засмеялась. — Сама справлюсь. Ладно! Что еще?

— Лекарства! — попросил я. — Побольше! Здешняя медицина — мрак! У меня остались всего три шприца.

— Больше пяти ты бы не пронес. Сочли, что хватит на первое время. Жди здесь!

Она повернула браслет. С тихим звоном открылся портал. Катя сунула мне Мирку и шагнула в сверкающие ворота. Портал мигнул и погас. Мирка горестно зачирикала.

— Она вернется! — погладил я горностайку. — Непременно!

Мирка вздохнула и лизнула мне руку. Я опустил ее на кровать и оделся. С сестрой можно и в рубашке, перед другими нельзя.

Катя вернулась скоро. Шедшие следом слуги внесли в комнату коробки и поклонились. Я пожал им руки. Они кивнули и ушли.

— Держи! — Катя протянула мне браслет. — Это запасной. На всякий случай.

— Нет! — сказал я. — У меня маяк. Если пройду в портал, немедленно отследят. Задержат и станут разбираться. Пока приговор в силе, я преступник, и мое возвращение — побег. Разразится грандиозный скандал. Твоя репутация пострадает.

— Пусть! — сказала она. — Зато тебя спасу.

— Мне ничто не угрожает.

— Ваня!..

Катя всхлипнула. Я обнял ее и стал утешать. Мирка присоединилась. Вдвоем мы успокоили сестру. Расцеловав нас на прощание, Катя ушла, оставив «светляк», а я стал сортировать содержимое коробок. Помимо лекарств, там оказались хирургические инструменты, перевязочный материал, экспресс-анализатор биологических жидкостей — компактный и универсальный, «светляки»… Катя не забыла даже про носки для культей. Теперь заживем! Замечательная у меня сестренка!

Затем я долго лежал без сна. Мирка, свернувшись на моей груди, тоже не спала. Время от времени она тихонько поскуливала. Наверное, тоже вспоминала…

В первой трети двадцать первого века на политической карте Земли появилось новое государственное образование — Соединенная империя государств Европы и Японии, сокращенно — СИГЕЯ. Оно возникло по инициативе правых партий Европейского союза, получивших большинство в объединенном парламенте. К удивлению «демократического» лагеря, народы Европы идею поддержали. Самый высокий уровень жизни в ЕС наблюдался в конституционных монархиях, так почему бы не попробовать? Внешне перемены не выглядели радикальными. Номинальной главой тогда еще ЕС становился монарх — только и всего. Первого короля объединенной Европы избрали самым, что ни на есть, демократическим образом: путем всеобщего и тайного голосования. На выборах с большим отрывом победил ставленник Правого альянса, молодой герцог Люксембургский, к тому времени даже неженатый. Вездесущие эксперты тут же разъяснили — компромиссная фигура. Ждать великих деяний от Жана I не стоит. Эксперты, как водится, ошиблись…

Через год после коронации Жан I посетил Японию. Ритуальный визит, как все посчитали, имел неожиданное завершение. В Брюссель император вернулся в сопровождении девушки с милым личиком. Ее звали Кико. Полностью: Ее Императорское Высочество принцесса Японии. Парламенту Жан представил Кико как будущую супругу.

Мир выпал в осадок. Никогда прежде короли Европы не брали в жены японских принцесс. Не потому, что не хотели — японцы не отдавали. Сеть накрыла волна слухов. Одни порталы толковали о любви, другие — о заговоре. Детали выяснились позднее. План династического союза разработал Правый альянс. Переговоры шли долго, но стороны договорились. Объединение стран давало многое. Япония получала обширный рынок, ЕС — доступ к передовым технологиям. Однако японцы выдвинули ряд условий. Объединенная страна трансформировалась в империю, император получал властные полномочия. Династии сливались в одну. Жан брал в жены японскую принцессу, его примеру должен был последовать и его сын. В случае, если родится дочь, она выходила замуж за японского принца. При отсутствии наследников Соединенную империю возглавлял император Японии. Над последним пунктом долго спорили, но после дебатов утвердили. Цель оправдывала средства.

Европа стала отслеживать новости из дворца. Сообщение о беременности Кико вызвало ликование. Рождение принца — восторг. В Европе радовались: будущий император — свой. Японцы улыбались. Когда сын Жана подрос, стало ясно, почему. Лицом и фигурой Анри походил на деда по линии матери. Кико вдобавок обучила его манерам и языку своей родины. Европа погрустила и смирилась. В конце концов, на языках Европы Анри говорил не хуже.

Создание империи вывело Европу в мировые лидеры. На мировой сцене возникло образование, передовое по экономической мощи и политическому влиянию. Объединенная евройена стала мировой валютой. Одна за другой стали гаснуть войны. Империя желала торговать, а не разжигать конфликты. Воюющие страны — плохие покупатели. У них разваленная экономика и мало денег. США пробовали возражать, но на них цыкнули. Идея атлантизма в Европе приказала долго жить, былой гегемон на континенте не котировался. Евройена стала вытеснять доллар из мировой торговли. США рухнули в кризис.

Жан умер в пятьдесят лет от аневризмы аорты. На престол взошел Анри. Так же, как его отец, он женился на японке. Брак вышел неудачным. Родив наследника, супруги отдалились. Каждый жил сам по себе: император правил, Митико занималась благотворительностью. В одной из поездок ее вертолет попал в бурю. Его обломки и тела пассажиров спасательная экспедиция нашла через два дня. Но об этом вскоре забыли — война…

Недовольные потерей влияния США стали разжигать конфликты. Волей-неволей империи пришлось втягиваться. В этот период случилось маленькое, но трогательное событие. Император принимал во дворце семьи миротворцев. Этому предшествовала трагедия. Банда исламистов в Ираке напала на гарнизон империи. Осажденные запросили помощи. Неподалеку двигалась колонна русских. Повернув машины, она помчалась к городу. Успела вовремя: гарнизон держался из последних сил. Неожиданный удар в спину разметал фанатиков. Однако бились они насмерть. Погибло пятнадцать русских миротворцев. Империя наградила их орденами — посмертно. Родственников героев пригласили во дворец. Император подходил к ним, говорил положенные в таких случаях слова и вручал награды. Среди гостей выделялась одна пара. Красивая зеленоглазая женщина в черном платье и мальчик лет четырех в костюмчике. Он стоял строгий и серьезный. Когда император приблизился, мальчик поднес ладонь к виску. Анри козырнул в ответ, наклонился и прикрепил орден к пиджачку мальчика. Большой и тяжелый, тот оттянул ткань. Мальчик приподнял орден и стал его разглядывать. Награда поблескивала эмалью и колола пальцы. Я хорошо запомнил эти ощущения. Этим мальчиком был я.

Эти кадры обошли мир. Скоро о них вспомнили — по другому поводу. Мир облетела сенсация: Анри женится. С невестой познакомился на приеме. Она русская, вдова капитана Нагайкина… Вспыхнул скандал. Его замяли. Двор объявил, что договор с Японией не нарушен. Трон унаследует принц Эдуард — сын японки, остальное — дело частное.

В ту пору я был мал, чтобы понять происшедшее. Запомнился сердитый голос деда, который что-то выговаривал матери, ее слезы при нашем расставании. Мать уехала, а я остался. Позже я узнал, что дед меня не отдал. Он был суров, мой дед Иван, хотя я запомнил его другим. В его доме меня окружала любовь. В праздники дед выпивал чарку и доставал из потертого футляра древний баян. Других инструментов он не признавал. Растянув мехи, дед запевал:

Ты ждешь, Лизавета,

От друга привета,

Ты не спишь до рассвета,

Все грустишь обо мне.

Одержим победу,

К тебе я приеду

На горячем вороном коне…

Песня, такая же древняя, как баян, заполняла дом, и глаза бабушки влажнели. Много позже я узнал, что на Третьей Кавказской войне рота деда попала в засаду и сутки отбивалась от банд. Перед лейтенантом Нагайкиным взорвалась мина, осколки распахали ему лицо. Один выбил ему глаз. Подоспевшая, наконец, помощь помножила банду на ноль, деда увезли в госпиталь. Придя в себя, он разглядел в зеркале свое лицо и попросил друга сообщить невесте, что погиб.

Со студенткой Лизой Иван Нагайкин познакомился в социальных сетях. Съездил к ней на родину — в маленький белорусский городок на реке Проня, где симпатичная студентка проживала с родителями. Им лейтенант дочки глянулся, и они ему — тоже. Сговорились о свадьбе. Планировали ее на осень, но тут война…

Друг не послушал Ивана и написал Лизе правду. Невеста примчалась в госпиталь и первым делом назвала жениха «козлом». Потом они помирились, и бабушка увезла деда к себе. Через год у них родился сын Петр — мой отец.

Подростком я как-то спросил деда: откуда у него, уроженца средней полосы России, казачья фамилия?

— Она не казачья! — сказал дед. — Хотя наши предки служили атаману Платову. Ходили с ним на Париж. Мы из ногаев — тех, что приняли подданство Российской империи. Когда предки крестились, им дали фамилию по роду. С тех пор и пошло.

У деда и вправду были высокие скулы и раскосые глаза. А вот отец их не унаследовал. Лицом он пошел в мать, как и я впоследствии.

Мы стали жить втроем: дед, я и бабушка. Нам было хорошо. С мамой мы говорили по видеофону, и я не грустил. Спустя год мы сели в самолет и полетели в Брюссель. Там нас привезли во дворец, где встретили незнакомые люди. Они улыбались и что-то говорили, но я не слушал. Вместо этого разглядывал лепнину на потолках и резную мебель. Потом к нам вышла мама с большим свертком в руках. Мне дали его подержать. Сверток был теплым и тяжелым. Из кружевных пеленок выглядывало красное, насупленное личико.

— Это твоя сестричка! — сказала мать. — Ее зовут Катя.

Сестричка открыла глазки и улыбнулась. Я обрадовался, но тут сестричка заревела, и ее у меня забрали. Мы погостили в Брюсселе и вернулись домой. Вскоре я пошел в школу, а затем умерла бабушка. Смерть сына и замужество невестки подкосили ее. После похорон в доме появились люди. Они говорили с дедом в другой комнате, но я слышал, как там ругаются. Затем дед с гостями зашел ко мне в комнату.

— Твоя мама хочет, чтоб ты жил с ней, — произнес он грустно.

— А ты? — спросил я.

— Останусь здесь.

— Не хочу! — сказал я.

— Я — тоже, — вздохнул дед, — но у меня нет на тебя прав. Муж твоей матери усыновил тебя.

— Без тебя не поеду! — сказал я. — А если увезут — убегу!

— Слышали? — спросил дед гостей.

Те о чем-то переговорили, и один из них кивнул. Мы собрали вещи и полетели в Брюссель. Там меня поселили в большой комнате, деда — в соседней. Я пошел в школу. Там были другие учителя и дети, и они говорили на другом языке. Его следовало выучить. Дед помог мне. Вскоре мы стали понимать окружающих, и жизнь наладилась.

На каникулах мы с дедом улетали в Белоруссию. Наш старый и маленький дом нравился мне больше, чем дворец отчима. Здесь было уютно и тепло. Неподалеку протекала река. Мы ловили в ней окуньков, и дед учил меня варить уху. Он меня многому научил. Благодаря ему, я не забыл, кто я. В шестнадцать дед отвел меня в посольство, где мне вручили паспорт гражданина России.

— Империя не убежит! — сказал дед по этому поводу. — А случись что, у тебя будет Родина.

Окончив школу, я поступил в Московскую военную академию. Дед отсоветовал мне идти в имперскую.

— Чему эти могут научить? — проронил дед презрительно. — Они сто лет не воевали!

В академии если и удивились моему заявлению, то не показали виду. Как гражданин России и сын погибшего российского офицера я имел право учиться в Москве. Единственное, что мне посоветовали, так это не говорить о родственниках в Брюсселе. Я и сам этого не хотел. Для однокурсников я был сиротой, которого воспитал дед.

…Я учился на пятом курсе, когда дед умер. По его завещанию, гроб с телом отвезли в Россию, где похоронили рядом с женой. В тот день из моей жизни ушло что-то очень важное. Счастье, наверное…