Летушко мое. Стихи и рассказы

Анатолий Дмитриевич Венедиктов

В данный сборник вошли произведения, которые отражают мироощущения человека на протяжении его детства, молодости и зрелости. От послевоенного детства, до настоящих дней.От легкомысленной юности до мудрой ответственности за свои мысли и поступки, от любви к матери до любви к детям и внукам. Юмор, самоирония, необычный подход к описанию, казалось бы, абсолютно бытовых событий в жизни человека и природы делает эту книгу неожиданной, самобытной и интересной для читателей.

ДЕТИ ВОЙНЫ

НАШ ОТЕЦ НЕ ВЕРНУЛСЯ С ВОЙНЫ

Наш отец не вернулся с войны.

И росли мы в траве лопухами.

Без отца плоховато детишкам

Говорили участливо маме.

А она, полагая наивно,

Что придет он, вернется когда-то.

Безотчетно любила меня,

А особенно старшего брата.

Старший брат это здорово просто.

По тому, что не надо бояться,

По тому, что не каждый рискнет

На его подзатыльник нарваться.

Мать работала, сил не жалея

Для того что б сводились концы.

Ну а мы и росли, и бузили.

Нас же звали как всех — пацаны.

Говорили ей: «Ты Зинаида

И скромна, и довольно мила»,

Предлагали ей руку, и сердце,

Но согласья она не дала.

Так и жили, бежали года.

Без отца, но всегда он был рядом,

Добровольцем ушел на войну

И остался навеки солдатом.

ДОРОГИЕ ЗАВЕТЫ

Мой отец добровольцем ушел воевать

И остался с войною на веки.

Коль придется пожить, говорил уходя:

Постарайтесь быть добрыми дети.

Говорила нам мама, прощаясь:

Мне немного осталось пожить.

Постарайтесь детишки родные,

Постарайтесь любить и дружить.

Вот и бабушка — мама отца,

Собираясь покинуть наш свет.

Говорила: «Ребята творите добро.

Это мой вам и бога завет».

Мы грустим от того, что их нет.

И даем, тем, кто младше советы.

Но себе признаюсь, что совсем нелегко

Ну, совсем нелегко,

Соблюдать дорогие заветы.

ПЕРВОМАЙКА (Улица моей юности)

Наша юность — Первомайка.

Первомайки больше нет.

Той, что с радостью встречала

Молодежи местной цвет.

Там свиданья назначали

И девчонки и мальчишки.

Под деревьями большими

Целый день листали книжки.

А лишь солнышко к закату

Сразу все дела в сторонку.

Приводи сюда под ручку,

И целуй свою девчонку.

Первомайка, Первомайка

Почему тебя не стало?

Почему уходит кто — то?

А кому-то все с начала?

А сегодня есть другая.

Но и та другая тоже,

Привлекает на свиданье.

Тех, кто любит, кто моложе.

Ну и пусть, но очень грустно

Потеряться в жизни, зная,

Что тебя ни кто не вспомнит.

Что у всех судьба такая.

Я ИДУ СЕГОДНЯ НА СВИДАНЬЕ

Сегодня встреча в нашей школе.

Волнуюсь, почему и сам не знаю.

Иду туда увидеться с друзьями

И всех и все, что прожил, вспоминаю.

Мы родились, кругом была война.

И в ней остались юности проблемы.

Она вмешалась в каждую семью

И в каждом доме, были перемены

У каждой школы тоже есть судьба,

И в каждой школе множество наследства.

Она горда трудом выпускников,

А вот жива лишь голосами детства.

Все как в кино и детский сад и мама,

И наша школа — юности обитель.

Но время и проблемы лишь мираж.

Мы здесь сегодня — здравствуйте учитель!

Все живо в памяти уроки, вечера.

Шагают поколенья чередой,

Те поколенья, что творят и строят,

И неразрывно связаны судьбой.

Все мы росли, учились и любили.

Мы были сорванцами без отцов.

Вы нас за все, нам кажется, прощали?

Прощали, знаю, всем без лишних слов.

О, наша школа! — дом наш дорогой

Ты юности заботливый хранитель.

Мы разлетелись, но осталась ты

И связь времен, и добрый наш учитель!

ПРО СОСЕДА ДЯДЮ ЛЕШУ

Наш сосед-ветеран возвратился с войны.

Там в боях потерял только ногу.

Поразмыслил серьезно и выбрал себе

Необычную в жизни дорогу.

Каждый день на ступеньках у церкви сидел.

Не крестясь, нигилист насовсем.

И хоть знали о том прихожане,

Подавали все так же так как всем.

Подавали за то, что вернулся живой.

И за то, что оставил там ногу.

Подавали за то, что не врал, не скулил.

И такую вот выбрал дорогу.

Был мужик как мужик, деревенских кровей.

Благородных в нем не было ген,

Но решил для себя не ходить ишаком.

Вот такой был у нас «Диоген».

НОСТАЛЬГИЯ

Крячковский мост, немного поймы,

A дальше лес, кусты, болото.

Два километра жуть и страх.

И лучше, если рядом кто-то.

Кончался лес, за поворотом

Кристально чистый бочажок.

Через него мосток убогий

И до деревни лишь шажок.

В том бочажке, из-под земли

Вода холодная струилась.

И нам, казалось, будь то там

Земное сердце часто билось.

С мостка деревня как на блюдце.

Ну, вот дошли, теперь порядок.

Усталость как рукой снята,

Жизнь бесконечна, воздух сладок.

Непроизвольное желанье

Умыть лицо в конце дороги.

Иль просто, засучив штаны,

Ополоснуть от пыли ноги.

A у крыльца родного дома

Всегда нас бабушка ждала.

Ей сердце доброе шепнуло,

Что мы придем, ещё вчера.

Уставши от дневных забот,

Глядит весь вечер на дорогу

Рукой от солнца заслонясь,

Скрывая смутную тревогу.

Кажись, идут мои мужчины?

Идут! идут — ну, слава богу,

Улыбка, свет в ее глазах

Венчает радостью тревогу.

КАНИКУЛЫ В ДЕРЕВНЕ

Ура! Деревня — воздух, воля.

Краюха хлеба с молоком.

В охапку удочки, наживку.

Бежим на Уводь босиком.

Все выше солнце, разогрелось.

Плотва устала, не клюет.

Из Всегодичь со службы ранней

Тихонько «Батюшка» бредет.

Увидел нас, прибавил шагу:

«Кончай ребятушки удить.

Сейчас у «Батюшки» забота—

Вас всех за удаль наградить.

А ну, кто с моста рыбкой в воду

Тому я рубль даю тот час,

А кто солдатом тот полтину

Получит каждый про запас».

Все вместе прыгаем солдатом.

Река бурлит, сверкает — рада.

Смеется батюшка в усы.

На берегу нас ждет награда.

Полтинник — это же богатство.

В совхозе вечером кино.

Кино, кино — билет полтинник…

Нам очень нравится кино.

В лице у «Батюшки» грустинка.

Уходит батюшка, а мы,

Забыв про удочки и рыбу,

С моста ныряем для души.

Прошла война, забрав отцов,

Оставив нам дороги, дали.

Полуголодные по ним

Мы шли, учились и мужали.

СУДЬБА — ВОЙНА

Вторые сутки батальон

В походном марше на ногах.

Война, смешалось все в дороге

Сердца людей и жизнь, и прах.

На весь отряд одна телега.

А в ней имущество, паек.

В упряжке мерин вислоухий.

Вожжами правит паренек.

Ему солдат из пожилых,

Скундепал форму ели — еле.

Пацан доволен, как мечталось,

Он на войне и он при деле.

На весь отряд одна девчонка.

Её задача связь для штаба.

Она на фронт тайком сбежала,

Войны не чувствуя масштаба.

Как все месила грязь в дороге

И всем ветрам была открыта.

И не заметно для других

Решала все проблемы быта.

Зачем нужна война девчонке?

Зачем нужна ей эта связь?

Война не женское же дело!

Не для того же родилась.

Ребят конечно берегли.

Старались меньше напрягать.

И помогали потихоньку,

Уж если попросту сказать.

Война все ближе грохотала

И было ясно — скоро в бой.

Тревога черным покрывалам

Стремглав окутывала строй.

И становились все суровей

Глаза и лица у солдат.

Команды резче командиров.

Задорней лица у ребят.

Да, завтра батальону в бой.

И только ночь на подготовку.

Всего лишь ночь — упасть, заснуть,

Но прежде смазать штык, винтовку.

Паек, портянки и патроны

Все приготовил старшина.

Всем спать, огня не разводить!

От Вас победы ждет страна.

Но не уснуть, перед глазами

Гражданской жизни рай, стихи,

Любимой женщины улыбка.

Беспечной юности грехи.

Лишь «сын полка» и старый мерин

Вполне довольные собой,

Спокойно спят, друг друга грея.

Не взбудоражены судьбой.

Ночь, степь. Ни звездочки, ни края.

Готовый к бою батальон.

Всех обойдя, присел на ящик

Наш замполит, не спит и он.

Связистка, девочка прижалась

Спиной к спине и вся дрожит.

Своим плащем прикрыл девчонку,

Её доверьем дорожит.

Под утро девочка затихла.

«Ну, слава богу, вроде спит».

Тихонько встал, пошел к солдатам

Седой, бываый замполит.

Но не спала она. Не знал он,

Что ночью тихою и злой

Попала пуля прямо в сердце

Девчонке, спящей за спиной.

Случайный выстрел одинокий.

Шальная пуля, ветра вой.

Погибла юная связистка

Не проведя, свой первый бой.

А замполит и наш возница

Пройдя сквозь Ад, на ты с войной,

Победу встретили в Берлине

Вернулись майским днем домой.

С цветами к «Вечному огню»

Приходит часто ветеран.

Седой, солдатские награды,

Да знаки выстраданных ран.

Судьба-война, судьба и Бог…!

Лишь только им дано все знать.

Когда рожать, когда смеяться,

Когда любить и умирать.

НАШИ КОРНИ

Братишка знаешь, твой родитель

И для меня был как отец.

Он просто жил, и был примером.

Мужским началом — наконец.

Мне очень нравилась деревня.

Там каждодневная работа,

Там речка, пойма, тишина.

Там нашей бабушки забота.

Тросник, крылены, лопухи

Всегда на озере, где надо.

Ботник, запрятанный в кустах.

И караси — трудов награда.

Там у мужчин полно забот.

Дрова, покос, велосипед.

У Марьи Павловны — бабули

Всегда приличнейший обед.

В передней комнате портреты.

Наш дед Василий был портной.

Он не вернулся из отхожки,

Осталась Павловна вдовой.

Про нашу бабушку не знаю

Каких она была кровей.

Но все в деревне уважали

И дорожили дружбой с ней.

Воспоминаний дух нетленный

Всегда на страже у дверей

Они ж над нами, даже в будни

Кружат, как стая голубей.

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ

Он жил всегда с улыбкой неизменной.

Всегда легко решал свои проблемы.

Его, встречая, часто волновались

И девушки и женщины богемы.

Он ничего не делал для того

Что б покорить кого-то мимоходом.

Он просто жил, работал, как учили.

И просто шел по морю пароходом.

В походе жизни, штормовал не раз.

И брал на борт того кто погибал.

Делился всем, что для себя готовил

И по тому, казалось правил бал.

Он был не мальчик, но и не мужик.

Когда ты молод, нечего стесняться

Его друзья частенько подставляли.

А он не знал и мог серьезно драться.

Не просто все, и просто в этом мире.

Но среди нас мальчишки больше нет.

Опущен занавес и сцена опустела.

Сгорели свечи, и растаял свет.

Шел человек и только что стемнело.

Едва светили вдоль дорог огни.

Не видно ям, когда кругом ненастье

Не видно грязи в солнечные дни.

ЭЙ, ДРУЖОК, ШИРЕ ШАГ

Мы сегодня солдаты братишка,

Труд до пота и ночью и днем.

Непременно мужчинами станем

Нелегко, но к победе придем.

Быть солдатом в России не просто

Закаляет нас служба огнем.

Все, чему нас научат сегодня,

Непременно Отчизне вернем.

Перекрестки солдатской дороги;

Ратной жизни скупые слога.

Стрельбы, марши, болота, пустыни

И ночных переправ берега.

Из похода вернемся другими

Эй, земляк шире шаг не зевай.

Ждет нас дом и девчонка родная

Строевую дружней запевай.

Эх, солдатская служба — подруга

Как же ты и сложна и строга.

Полюбить тебя сможет не каждый.

А познавшим, всю жизнь дорога. (Припев)

ПАХАРЬ

Деревня, уборочная страда, планерка. Война…

Мишка Ивакин четырнадцати лет от роду — самый главный на деревне пахарь.

Война, мужики на фронте, есть правда еще один человек мужского пола —

председатель. Год назад комиссован из армии по ранению в область намного

ниже пояса. По этой причине, как ни печально, ни пахать, ни сеять не может.

Хорошо хоть голова осталась целой.

Осень, уборочная страда, картошка и не только. Планерка…

«Миша, — говорит председатель, — возьмешь коня Орлика и пройдешь каждой

бабе, извиняюсь, женщине, по борозде. Потом мне доложишь, как у них дела».

Из угла вкрадчивый женский голос: «Так Иван Васильевич, если Мишка каждой

по борозде пройдет, то ноги протянет».

Мишка, не подозревая подвоха, горячится: «Да я… Да я…и по два раза

Пройду. Даже не задохнусь!».

«И пройдет и пройдет, — раздается из другого угла голос. — У него вот какие сапожищи, и потом, он же с Орликом!»

В диалог вступают другие участницы планерки.

«Вы что, бабы, забыли? Орлик у нас мерин и для женского дела не годится!»

И пошло и поехало…

Вся планерка начинает хихикать и даже смеяться без — удержу.

Ничего не подозревающий пахарь, сконфуженно мнет фуражку, не

по возрасту большими руками, надувается и шмыгает носом.

«Уймитесь, охальницы! — прерывает веселье председатель. — Он же совсем еще сосунок!»

«И ни какой я не сосунок, — обижается Михаил. — Пусть приходят на поле, все

вспахано будет!»

Война, деревня, страда. Мужики на фронте…

А жизнь, во всем ее многообразии и неповторимости, продолжается…

ЖИВАЯ МАШИНА ИЛИ КОЛЛЕГИ ПОНЕВОЛЕ

Не могу сказать, с какими критериями подходят при определении бычьих имен в других местах, а у нас на Руси их, как правило, нарекают именами человеческими.

Повезло быку Борьке по прозвищу «Мустанг» — остался жить на земле намного дольше своих погодков. Остался исключительно благодаря своему мягкому нраву и тому, что мобилизованы были на фронт почти все работоспособные лошади. Породы он был не ахти какой и поэтому, как производитель (продолжатель своего рода), не представлял ни какой ценности.

Все выше сказанное и определило его дальнейшую жизнь в колхозе «Светлый путь».

Приглашенный в нужное время из района пожилой фельдшер Иван Иванович, благополучно лишил Борьку его детородного органа, сделав из него одну тягловую быко-меринову силу.

Инструкций и опыта использования подобной силы в колхозе, естественно не было, однако необходимость в ней от этого не уменьшалась. Желающих осваивать приемы управления живой машиной, долго искать не стали. Просто поручили это дело конюху — пенсионеру Степанычу.

На тот день оставалось в конюшне кобыла не первой свежести, да отбракованный мерин.

Борьку из скотного двора перевели на конюшню, свободных мест, по понятным причинам, было предостаточно. Отношения между партнерами сложились не сразу, но доброта и снисходительность друг к другу сделали свое дело. Через неделю Борька, управляемый Степанычем, спокойно тащил телегу с навозом на ближайшее поле. Ходовые испытания прошли успешно.

Бригадирша Клавдия Васильевна не нарадовалась, но продолжалось это не долго, попал

Степаныч в больницу в страдную летнюю пору. К счастью, в те времена деревенские конюшни всегда притягивали к себе мальчишек. В отличие от современных, городских, куда в основном приходят девочки.

Виталька с Сережкой не разлей вода с пеленок. К лошадям оба не равнодушны и в сумме им уже двадцать один год. Видимо так и посчитала бригадирша, когда пришла на конюшню после планерки с поручением для друзей.

«Давайте-ка мужики, запрягайте Борьку. Сможете?» — сказала она грустным голосом.

«Да не переживай ты Васильевна, мы постараемся».

Улыбнулась, по-матерински, бригадирша: «Если получится, тогда на Васильковский луг за сеном поезжайте». Сказала и ушла. Много забот у хозяйки.

Борька пошел в упряжь спокойно, и почти до самого обеда исправно курсировал между лугом и скотным двором. Мальчишки по очереди водили его за кольцо, а он и не сопротивлялся, делая свое дело исправно и без напряга. Почувствовав доброжелательность Борьки — Мустанга, на последнем перед обедом рейсе друзья взгромоздились на воз оба, по очереди управляя вожжами. Все шло нормально до тех пор, пока на маршруте не показался деревенский пруд.

Выведенный из равновесия слепнями, Мустанг напрямую отправился в воду, и ни какая сила в этот день не смогла бы изменить его решения. Возвращающиеся с лугов колхозницы были сильно обеспокоены, не столько торчащим в пруду возом, сколько отсутствующими при нем мальчишками. А они в это самое время спокойно купались на Церконовском озере, грелись на солнышке, закусывая тростником, слаще которого может быть только парное молоко с хлебом.

А через неделю пришел из больницы Степаныч. Но до самой осени работали на быке, а точнее сказать вместе с ним, два друга Виталька и Серега. Друзья не разлей вода.

Война, деревня, страда. Мужики на фронте. Стране нужен был хлеб и не только.

ПЕРВАЯ ПОЛУЧКА

В коммуналке на Банной улице, через полгода после начала войны, появился младенец, второй по счету в семье портного и слесаря Дмитрия В. и его жены Зинаиды. Ждали девочку, а получился снова мальчик. Мальчик улыбчивый, глазастый, чем и отличался от своего старшего брата, когда он был в том же возрасте.

Отец, возвращаясь с работы поздно, заглядывал в люльку, и в очередной раз, увидев улыбающегося младенца, его круглые глаза, говорил жене: «Мать, тебе не кажется, что он у нас дурачок будет?» Зинаида, естественно переживала, но, будучи от природы мудрой, отвечала мужу ласково и обнадеживающе: «Ну что ты Митя, — говорила она, — мне кажется, скорей всего он у нас станет артистом, как мой брат Василий». Назвали мальчика Анатолием, а получился со временем — Толячий. Через три месяца после рождения младшего сына ушел Дмитрий В. на войну и не вернулся, осталась молодая мать одна с двумя малолетними мальчишками на руках, ни образования, ни профессии с одним лишь желанием поднять детей на ноги, вырастить людьми достойными.

Много людей забрала война, но многих и оставила на этом свете, каждому из оставшихся, поставив свое клеймо. Потому, наверное — кому пахать, кому сеять, кому молотить, а кому и песни петь. Время шло, росли дети. Труд и нищета, да и коммуналки делали свое дело, помогая воспитывать поколение военных лет, которому предстояло восстанавливать разоренную войной страну. Ровесники братьев, в большинстве своем, долго учиться не хотели — семь, а иногда и четыре класса. И на этом все. А дальше в пастухи, извозчики или к станку — помогать семье. Святое дело.

Не хотелось Зинаиде, что бы так же как она дети ее остались неучами.

«Не нужны мы ни кому безграмотные, ни работы тебе путной, ни должности.

Учитесь мальчишки, пока я жива, плохо быть безграмотной». Окончил старший техникум, а младший — Толячий в техникум не попал. На первом же экзамене завалился — пятнадцать ошибок в диктанте на одну страницу. Пришлось возвращаться в школу и заканчивать десять классов. Аттестат принес без троек, но и пятерок было мало. Уж больно шабутной был мальчишка, одним словом — Толячий.

Отдыхать по окончанию школы не захотел. Пошел в отдел кадров завода, и к станку — учеником токаря. Учитель пожилой токарь высшей квалификации, не церемонился. Все три месяца, отведенные для обучения, носил ученику чертежи и детали из аппаратной, учил с уважением относиться и к станку, и к инструменту.

Результат не преминул сказаться. В первый же месяц по окончанию ученичества заработал парнишка, почти как взрослый — семьсот рублей.

По тем временам сумма не маленькая. И хоть принято было тогда с первой получкой делать подарки матерям, ничего покупать не стал, принес домой все до копеечки.

Вынул из-за рубахи, завернутые в газету деньги, небрежно положил на стол.

«На мать, радуйся!» — и глаза в пол. Взяла мать пакет, пересчитала деньги, села на стул и потеряла дар речи. Но уже через мгновение, опомнившись, завернув их обратно в газету, вложила в руку сына и сказала то, чего он ни как не ожидал услышать от нее. «Сынок! Я ни когда не держала в руках таких денег и лучше бы мне этого не видеть вовсе. Отнеси их туда, где взял». Слезы текли по ее лицу, говорить дальше она не могла. «Мам ты чего? Я же заработал. Заработал. Я заработал, мама!»

Наступила пауза звонкая, как весенняя трель жаворонка.

В дверь постучали, и в комнату вошел племянник Зинаиды — молодой человек, который работал мастером на одном участке с Анатолием. Он пришел за ключами от сарая, где стоял его велосипед и оказался невольным свидетелем разговора матери с сыном. «Тетя Зина! Извини, что вмешиваюсь, — сказал он, — но Толячий их действительно заработал!».

Слезы ручьем текли по щекам женщины, каждый шаг в жизни которой, каждая заработанная копейка давалась ей с большим трудом. Рыдая, она прижала голову сына к своей груди и произнесла, не стесняясь присутствующих: «Прости меня, мальчик! А я ведь подумала, что ты их украл. А оказалось малыш, ты просто стал взрослым».

Все в мире просто, когда оглядываешься назад. Но, почему-то, когда вспоминаешь об этом, наворачиваются слезы.