Романтик. В поисках простых истин

Анатолий Агарков, 2023

Природа не терпит вакуума – уходят силы, приходит мудрость. С её точки зрения, что я могу сказать о прожитой жизни? Она была интересной. И если бы снова начать…Хотя кто-нибудь скажет – ну и хвастун! За душой ни гроша – нет ни дома, ни дачи, ни машины… Что оставишь потомкам после себя?Доброе имя и свои книги! Разве этого мало? В последних из автобиографичных рассказал, как жил, чем занимался, когда оставили честолюбивые мечты стать богатым и знаменитым. Известным, может быть, ещё стану, а уж богатство совсем ни к чему. Сейчас дорого время – каждую минуту в дело. Планов ещё громадьё – дай Бог здоровья и сил. Ведь в душе я как был романтиком, им и остался на склоне лет…

Божество от вдохновения

Реальность — это то, во что ты веришь.

Бернар Вербер

Знаешь что, давай и мы расслабимся немного — дадим волю фантазии и выпьем легкого вина из амфоры со дна Понта Эвксинского. Пить будем по-эллински — несколько капель на бокал воды. Те же, кому для задушевной беседы нужны водка, хлеб черный, хвост селедочный или соленый огурец, пусть улицу пересекут, как советовал старик О. Генри. А мы для полноты антуража — паллиатив здесь не годится — опять перенесемся на берег Подборного.

Бывал здесь много раз и никак не могу привыкнуть — всегда нахожу что-нибудь новое, удивительное для себя: прям до холодка под ложечкой, до пресечения дыхания с сердцебиением. Так заводит — просто жуть с ружьем!

Ты посмотри, красотища какая! Ветра нет, а волны не спеша моют пену на песчаный брег. Возьми в ладонь — видишь: она белая как снег и мылкая на ощупь. Это свойство щелочной воды, которая как зеркало в волновом обрамлении — скроишь своему отражению рожицу, а оно в долгу не остается.

В дымке испарений чуть колышется сказочная перспектива берегов лесных. И удивительный покой. А как легко дышится! И настроение — абсолютного довольства жизнью. Верно? Такое здесь случается тринадцать раз на дюжину.

Или скажешь — немотивированные эмоции? Ну да, все познается в сравнении. Может, ты без ума от пейзажей мегаполиса — от них заражаешься энергией, более похожей на суету. Кажется, именно это явление Фрейд называл сублимацией. А по мне так — растворись она в воздухе, сила нечистая! Ибо, кто жизнь познал, не будет торопиться.

Ты прислушайся: кукушка ворожит — ну, совершеннейшая парвеню!

Кукушка-кукушечка, сколько лет мне осталось жить? Один, два, три, четыре… не переставай, пожалуйста,… восемнадцать, девятнадцать, двадцать… ой, не переставай, щедрая ты моя…! Жажда бессмертия рванула по экспоненте.

И сколько бы ни осталось мало, хочется прожить их здесь, в общении с Природой, у которой есть такой мудрый закон — все когда-нибудь кончается. Начинается, продолжается и заканчивается. Все проходит — и печаль, и радость — ничто не вечно в этом мире. Как все гениальное — просто. Но далеко не все простое — гениально. И нет ничего тайного, что не стало бы явным. Например, срок жизни. Как говорится, не рассчитывай на многое — не будешь разочарован.

Мысль материальна. Кто сказал? Ну, точно не дурак: знал, что говорит — чувствуешь вкус напитка тех времен, когда почитали естество, а духовность не считали верой в Бога? Так давай выпьем за ту эпоху, когда душа и тело были двуедины, а не двулики, как теперь. К месту сказать, моя личная народная примета — если начать беседу с глотка доброго вина, то разговор не будет зряшным.

Это, скажем так, концептуальное начало.

О чем поговорим? Давай, если не против, за духовность.

Отец мой, коммунист, не разрешил меня крестить. Но время шло, и подошло — задуматься: а дальше что? куда с нажитым? Ведь в саване карманов нет, а жизнь так устроена — мы друг у друга учимся: один дом построил, другому хочется; один машину купил…. В результате вырастаем, какие есть — как близнецы похожие и с одинаковым набором ценностей: дом, машина, жена, скотина….

В то время как в каждом из нас достаточно таланта, чтобы стать лучшим в чем-то и непохожим на других. Проблема лишь в том, как его в себе сыскать. Тот, кто не понимает как, годами мечется туда-сюда и лишь закапывает себя еще глубже в рутину бытия. Поэтому лучшими и непохожими на других становятся не все — очень многие просто хоронят себя при жизни и остаются ни с чем. Все получается лишь у тех, кто верит в свои способности с самого начала. Из тех же, кто не верит в себя и свои возможности ничего путного не получается.

Но веры одной, жизнь доказывает — увы, не хватает.

При всей широте талантов наших — кто-то рождается, чтобы музыку сочинять, кто-то прохожих грабить, кто-то дома строить и в футбол играть, кто-то в магазине рыбой торговать или ракеты в космос отправлять. При правильном выборе жизненного пути, когда вроде все должно получаться здорово — чаще всего встречаются на жизненном пути Непредвиденные Обстоятельства, и все загаданное к чертям собачим.

Удивляешься, как это я отбился от стаи — живу один, как трепанг на дне океана: без жены, без скотины; не пью, не курю и все такое — чем занимаюсь и как заставляю себя это делать? А вот так и заставляю — представлю начальника грозного или Бабариху законную, подскачу, козырну: «Есть приступить к выполнению задания!» И выполняю.

Кто-нибудь скажет: совершенно ненормальный и безнадежно свихнувшийся тип в коротких штанишках с чужого плеча — мол, абсолютно клиническая картина, и пора его к психиатру на прием отправить, раз сам с собою разговаривает. А я отвечу — с умным человеком завсегда приятно.

Вот нынче модным стало в церковь ходить. Так, может, и мы с тобой?

Думаешь, вдруг мысли о Боге взяли и пришли? Нет, дорогой! Я уже всю голову насквозь продумал. С одной стороны — Его как бы нет; а с другой — люди-то что, дураки все? Иль считаешь, что в церковь хитрецы одни ходят — хотят как-то Боженьку облапошить: мол, я поклоны Тебе, а Ты мне за это пошли здоровья, денег и удачу. Получается не вера, а торговля. Вот когда действительно возникнет душевная потребность, то…

Впрочем, и те, которые искренне думают, что их кто-то спасет, потом разочаровываются. А ведь способности человека переносить трудности безграничны. Главное — надеяться и верить в себя, и уметь применять их, эти способности….

Но давай по порядку.

Любопытство Пандоры наслало на человечество страшные болезни, несчастья и зло. Ей удалось захлопнуть крышку, прежде чем улетела надежда. И это единственное, что у нас осталось от дара Богов — так гласит мифология.

И мой жизненный опыт подтверждает: надежда есть у всех, всегда, во всем. Даже когда уж совсем ничего не остается, как говорят: ни единого шанса, будет она — очень верная штука. Надежда человека крепче всего в жизни держит и вытащит из любой напасти — болезни, беды, отчаяния. Только надо ее как следует потренировать и подпитать — как, например, ослабленные мышцы. И тогда, окрепнув, она превратится в веру — в хорошее, в себя… или в добрую и всемогущую силу. Назовем ее Богом.

Только не думай, что теперь шибко маюсь, вспоминая весь ужас своей стыдной жизни безбожника-коммуниста. Просто время пришло, время торопит, и надо понять — не понять и молча гибнуть не могу: не девица Татьяна Ларина.

Как часто на судьбу мы ропщем:

Судьба — злодейка, говорим.

То сожалеем мы о прошлом,

То зло отчаянно храним.

А то уныние лелеем:

В душе обида и тоска.

Неизлечимо мы болеем,

Коль рухнет замок из песка.

За что, мол, беды и напасти? —

Не изменить, не пережить…

И рвётся существо на части,

Что воедино не сложить…

Покоя хочется и лада

В стремленье праведном — понять…

И надо жить, и верить надо…

А с прошлым нить не разорвать.

Плыть по теченью? — Невозможно!

Душа бунтует и горит.

Что в жизни истинно, что ложно, —

Быть может, кто-то объяснит?

Несём судьбы лихое бремя:

Смиренье кроткое… Протест…

Надежда лечит. Вера. Время.

Но всем и каждому — свой крест…

Мы сквозь чистилище проходим:

Теряем, ищем, чтоб найти.

И иногда себя находим —

К концу нелёгкого пути…

(Т. Гостюхина)

Вот бы развеселились мои коллеги по Увельскому райкому партии, представив, что когда-нибудь я озабочусь мыслью: а есть ли Бог? Наверное, не поверили — ведь слыл средь них жестким прагматиком. Да и сам не поверил бы, заикнись кто тогда.

Вот какая от Бога польза? В рай к нему, как в кремлевский санаторий, то ли попадешь, а то ли нет, но в церковь ходи, свечи ставь, поклоны бей — сплошной расход времени и средств. А ведь не дурак сказал: «Не мечтайте о несбыточном — вдруг ваша мечта исполнится». Попадешь в рай — и что там?

Нет, я не нытик и не мизантроп — просто хочу разобраться, что к чему, что людей заводит из поколения в поколение. Пусть кому-то изыски мои пустыми покажутся, доброго слова не стоящими, но когда знаешь, что делаешь и для чего, как-то спокойнее на душе. И потом, со школьной скамьи, когда ударником был, в голову вбил — нет пределов разуму человеческому: до всего можно докопаться, если взяться. Стало быть, и этот знак вопроса есть шанс разогнуть в восклицательный.

И не надо думать, что характером склочный — мол, все верят, а я единственный сомневаюсь и ищу возможность заявить об этом. А кто подумает — чихать на того хотел. И кто боится Божьей кары, пусть продолжает. Тут ведь как: поверишь — сбудется. Да и как может склочником стать бывший отличник боевой и политической подготовки морчастей пограничных войск?

Пусть неважно я подкован в вопросах теологии — не удосужил, каюсь — но собственное представление о мироздании таки имею.

Начнем с того, что теология — тоже наука, и как наука имеет свои законы, главный из которых утешать страждущих. А нестраждущий к Богу не сунется — незачем, раз все уж есть и ничего за это не будет. Гром грянет — вот тогда мужик и крестится. Но не это интересно. Душу греет эволюция религии — как она туполобо, до смертной казни инакомыслящих, отстаивала постулаты о плоскости Земли, о ее центральной роли во вселенной и тому подобной, ныне признаваемой ереси.

Еще занимательнее ее история. Сначала были государства-города и у каждого свой Бог-Покровитель — в Афинах Паллада, Апполон в Трое, ну и так далее тому подобное. Объединились крепости в большие царства, появился единый Бог-Утешитель. С возникновением буржуев, умеющих считать и зарабатывать, религия стала покладистой — в Лету канули церковная десятина и индульгенции: пошел боженька на службу к деньгам имущим. Где и состоит ныне на взаимовыгодной основе.

При таких взглядах на религию подозреваю обоснованный вопрос — мол, какого лешего зову тебя креститься? Да лишь по той простой причине, что символом мужества в твоей душе не Рембо Джон надеюсь, а Коловрат Евпатий. Православие — вот что сохранило для нас духовное наследие наших предков. Ну, не труды ж историков — право смешно!

Религия, сын мой — это культура, а не массовый психоз. И Православие — самобытность славянская. Наши попы спасли ее, не пойдя по пути католических падре с их целибатом. Наши всегда любили женщин, и, если это взаимно — почему нет? Это своеобразное проявление жизнелюбия во всех его смыслах.

Ты любишь жизнь? Так почему ж не хочешь стать одной веры с дедом Егором, в Петровской звоннице крещенным в 1918 году? Или с прадедом Кузьмой Васильевичем, в том же году, но месяцами раньше погибшим недобровольцем в колчаковском ополчении? Или с крепостным прапрапра…., выигранным в карты питерским кутилой графом Мордвиновым и пригнанным новоселом на Южный Урал из деревеньки курской в эпоху царствования Блистательной Екатерины?

Что потомочкам своим будешь рассказывать — какого роду-племени они? Иль думаешь, нам погордиться нечем? Скажу надменно — ты не прав, и приведу пример. Дом, который построил руками своими Федор Кузьмич, старший брат твоего деда, с тридцатых годов до Перестройки был украшением центральной улицы села Петровка. Бог даст — век простоит. Как строитель зацени — ведь рублен из сосны….

А не знаешь, что говорить, не говори ничего — не дурак сказал. Пусть это не сильно педагогично, но я уверен, кровь славянская и гены предков…. Словом, закон Природы — судьба и на печи найдет. Со временем все само к ним придет, к дочкам твоим, внучкам моим — и понимание, и желание понять кто мы, откуда и для чего на этой Земле. Поймут и умножат дела добрые доброго рода. Не дурак сказал: человек жив, покуда о нем помнят.

И это правильно. Дом Федора Кузьмича Агаркова снесут, а о нем самом, его красавице жене полячке Марте (в обиходе Матрена) и других «курякАх» и казаках из рода Богатыревых будут читать многие, очень многие — тысяч сто, наверное, человек или двести, и рассказывать своим детям и внукам. Хорошо будут думать о героях романа «Самои» — с удовольствием и благодарно, потому что знали наши предки, как быть счастливыми. Не всем удалось, правда, но это уже происки Обстоятельств….

Впрочем, стоп. Мы, кажется, о духовности затеяли, а не о родственниках — о них-то могу сколь угодно. На эту тему никакой силы воли нет: готов без конца рассказывать об истории своего рода, сияя «как лужа под солнцем» — заявили мне такое однажды. Но не смутили: ведь брехать не пахать — в смысле, языком, а не насчет правды.

Для настроя на тему сделаю то, что лучше всего у меня получается — маленькое лирическое отступление.

Есть ли в природе запах чудеснее аромата свежескошенной травы? Дивно пахнет жарким летом и осенней свежестью, клубникой, арбузом… и счастьем! Настоящее наслаждение для носа! Так пахнет дождливое воскресенье, когда не хочется (да особо-то не нужно!) вылезать из-под одеяла и куда-то топать. Так пахнет белье с мороза. Так…

Упадешь в ряд, литовкой подбитый, закроешь глаза, вдохнешь полной грудью — Господи, верую!

Из множества звуков летнего леса: шелеста листвы, стрекота сорок иль перестука дятлов самый лиричный — утренняя песня соловья. Едва солнечные лучи позолотят верхушки деревьев, невидимый в густой зелени певец начинает свои серенады, удивительно красивые и волнующие — настоящее наслаждение для слуха! На радостное сердцебиение пробуждающегося леса похожа эта замечательная песня.

Полон жизни заповедный Хомутининский бор — выводят трели дрозды, пересвистываются рябчики, красочные малиновки насмехаются над невзрачными воробьями, стратегическим бомбардировщиком натужно гудит шмель, пролетая над ухом. Но когда запоет соловей, смолкают все, и хочется воскликнуть — Господи, верую!

Каждый год в конце августа и сентябре Земля пересекает хвост кометы и случается метеоритный дождь, похожий на фантастический фейерверк — быстрые стежки на полотне ночного неба. Завораживающее зрелище — ежеминутно вспыхивает серебряный штрих: скобка, восклицательный знак, запятая; знаки препинания, написанные светом для слов, которые так трудно произнести. Над Подборным это зрелище сродни неземному — там небосклон ярче и ближе, утверждают очевидцы и я с ними согласен. Звездопад — настоящее наслаждение для глаз! Хотя на самом деле не звезды падают, а космические камни, которые влетают в атмосферу и загораются от трения.

То, что мы видим, загадывая желание, просто след в атмосфере от осколка, но так и хочется воскликнуть — Господи, верую!

Допустимо? Или урбанизированным такие эмоции не по силам?

Слушай дальше.

Приснилось мне, будто каким-то блатом попал в Чистилище. Сам-то живой еще — мне на землю грешную можно вернуться, а вот душу решил пристроить.

— Не примите, — спрашиваю смотрящего, — душу безгрешную в кущи райские до срока? Обязуюсь ни чем ее не подвести за остатние дни свои.

Тот долго не артачился.

— Стой смирно! — велит — чик! — и вынул из меня душу.

Та немного подергалась, посопротивлялась — потеряв тело, выглядела жалкой. Села на скамеечку у входа и пригорюнилась.

— Отдохнешь в раю, — смотрящий ее утешает, — подлечишься, и мы тебе новое тело подыщем. А от этого, — строго так зыркнул на меня, — никакой пользы Господу: одна обуза.

«Обуза для Бога» подошла к душе осиротевшей.

— Прости, — говорю. — Он прав — здесь тебе лучше будет, чем со мной.

— А как же ты?

— Пока не знаю.

— Не боишься, пожалеть потом? Я плохо понимаю, что ты задумал, но считаю — поступаешь неразумно. Тебе не жалко, что меня отдадут другому?

— Не раньше, чем я избавлю этот свет от себя любимого — а потом уж все равно. Зато ты отдохнешь в козырном месте — в люксе, может быть, или первом классе. Для тебя ж стараюсь, дурочка! А то попадет шлея под хвост, иль бес в ребро — такое гульбище учиню на старости лет, что полетишь ты кувырком в Тартарары на кипящую маргарином сковородку.

Душа покачала головой.

— И все-таки ты совершил ошибку. Разве мы плохо жили с тобой?

— Не увлажняй пространство и так сыро.

Тут смотрящий за Чистилищем мне жестом — прочь, мол, пошел.

Не обращая на него внимания, шепнул душе:

— Плохо будет, беги отсюда иль знать дай — я за тобой вернусь.

Душа еле слышно вздохнула и украдкою слезу смахнула.

— Отсюда, надо думать, не сбежишь. Приходи, если сможешь, на свиданку — хоть иногда будем общаться.

Я кивнул и потрепал бедолагу по плечу, потом повернулся к смотрящему:

— Могу навещать ее?

— Здесь хороший уход: трехразовое питание, каждый день прогулки на свежем воздухе — тебе не о чем беспокоиться.

Беспокойство за сердце тут же схватило:

— Э, ты чего говоришь? Здесь же рай, а не тюрьма!

Но слов моих никто не слышал — ибо проснулся я. Как водится, в поту холодном.

Что к чему?

Нет, ну а, правда — как там, за Вратами все организовано? Кто умер в старости, так и ходит беззубым и лысым? Или утопленники — синие, с вздутыми животами и отъеденными раками ушами? А те, кого убили на войне — без рук, без ног, без головы? Жуткое, совсем не для рая зрелище! Моя душа, слава Богу, еще ничего — должна бабам нравиться….

На самом деле, верующие говорят: душа — бесполая, безликая…. просто субстанция такая, хоть и была когда-то частицей живого существа, сиречь человека. И зачем такой рай? Может ли она заценить понятие «райское наслаждение»? Мы-то, живые и грешные как это понимаем? Закатив глаза: «райское наслаждение!» — о вкусной еде, ласках женщины, глотке холодной воды в сухую знойную погоду….

А существует ли вообще душа человеческая? И если да, то конечна она или бесконечна? Исчезает она с нашей смертью или таки переживает плоть и как-то существует дальше? Может, в другой оболочке?

Ответов на эти вопросы у меня нет. Я лишь знаю наверняка, что у меня есть сознание и подсознание — как два полушария мозга. Сознание оценивает внешний мир, мои возможности и принимает решение по обстоятельствам. Подсознание оценивает деятельность его и критикует (чаще всего). Вот так и живу в постоянной зависимости от согласия или вражды двух этих начал самого себя. И замечаю — двойная зависимость не только причина психического дискомфорта, но и физических хворей, в совокупности разрушающих мое драгоценное здоровье. А примирить их волей настолько ж пустое занятие, как, допустим, мелочь на ощупь пересчитать в обоих карманах сразу.

Если и у всех такое, то не эти ль два начала породили и питают веру в Добро и Зло, Бога и Дьявола?

Кто я? где я? и зачем? Отними у человека возможность отвечать на эти вопросы, и в нем ничего не останется кроме страха и веры в потустороннюю силу.

Но давай разложим все по полочкам.

Тело у нас от обезьяны — тут с Дарвином не поспоришь. Ум — тоже продукт эволюции. Но бытует мнение — если даже достаточно мозгов, то без души интеллект субъекта на уровне дрозофилы.

Ты когда-нибудь представлял себя животным? Я, к примеру, слишком люблю одиночество, чтобы рыскать в стае волчьей. Хотел бы стать водоплавающим лебедем и поселиться на озере Подборном. И это не из «Гадкого утенка» Андерсена, а из Знака Земли о выходе Животворящих Сил — из символа Пятиозерья. Я чувствую, здесь мое место — во всем целом мире одно-разъединственное.

Красиво? А ты как хотел!

Итак, тело лебедя, душа от Бога…. Разум? А на черта он мне? Не зря в старину говорили: «Если хочешь увидеть, как Создатель смеется, запланируй что-нибудь». В современной интертрепации — стоит только… просвистеть. Так что не нужны мозги — живем не планово, а как придется: инстинктами, птичьими законами, велением Божьим, то бишь Обстоятельствами.

Вобщем все здорово — вода, солнце, сам весь в перьях. Одно лишь плохо — не почувствуешь греховность свою. А ведь без этого не будет и полноты ощущения в себе праведника. Жизнь наша так устроена, на контрастах — вкус еды познается после голода, любовь после разлуки, счастье вслед за бедой….

Стоп-стоп-стоп, не здесь ли собака-то покопалась?

Тебе известно, что у подлости особый вкус? Приторный, горький и всегда разочаровывающий — ну, будто редька в шоколаде. Только не уму это определить. Они ведь как устроены, наши мозги — что в рот пролезло, то и полезно. И на мир смотрят с точки зрения простого удобства.

Совесть — есть такая нравственная категория — сортирует наши поступки на порядочные и не очень. Она и судья наш, и палач; она дает возможность посмеяться над собой — ведь так? Она решает, какое качество жизни кому приличествует по принципу: не тот дурак, кто дурак, а тот дурак, кто не дурак, да дурак!

Не понятно? Да и мне тоже.

Чье дитя совесть наша — ума или души?

Возможно это вопрос теологический, ибо тут сталкиваемся с проблемой детерминизма — определяется ли наше поведение свыше, или каждый свой шаг мы делаем самостоятельно? По-другому — своим ли разумом организуем жизнь или волею Обстоятельств? Кто автор этих Обстоятельств — Высшая Сила или Броунское движение нас самих в земном пространстве? Откуда берутся вещие сны? Кто придумал интуицию? И почему я — это я, а не Петров-Сидоров-Иванов? Может, душа, дарованная Свыше, и делает меня разъединственным в огромном мире и чем-то отличает от других?

По складу характера, я собственник-реалист: мне не надо чужого — то есть к черту проблемы все мировые, но я обязательно должен знать, что там внутри меня, откуда и для чего? И что от себя самого следует ожидать? Прежде, чем лишить реальности непонятное, стоит еще и еще раз напрячь мозги. Мне кажется достойной в жизни цель — выстроить порядок из хаоса внутри себя.

— Поиск правды приводит к оправданной лжи.

Беспорядок мудрей иногда, чем порядок.

Смерть — единственный способ обжаловать жизнь.

Счастье — приторно. Трезвый покой — в меру сладок.

Бескорыстия нет — в каждом скрыт эгоист.

Отвращение к истине — выродка признак.

Люди — кисти, мир — краски, душа — чистый лист.

Отрицание смысла — венец атеизма.

Одиночество — плод размышлений шальных.

Человек — не животное. Нет! Паразит…

Лишь больной может видеть повсюду больных.

Цель конечная — смерть. Жизнь — всего лишь транзит.

Беспричинная грусть — эхо небытия.

Бог крадет наши мысли в ночи — словно тать…

Ненормальный кричит:"Все, что есть — это я!"

Став Собой, Человек научился страдать…

Умный ищет ответы, а мудрый — покой.

В глубине наших душ — бессознательный страх.

Небо дышит избитой смертельной тоской.

Наша вера сгорела в церковных кострах…

Ни намека на связь нету в этих словах…

Даже чистое золото тонет в грязи.

Люди в грезах своих — ходят на головах.

То, что издали видно, не видно вблизи.

В паутине познанья сомненье — паук.

Все закончится благополучно…

Не у каждого — свой мир внутри и вокруг.

Беспорядок не может быть скучным!!!

( М. Картышов)

Вот уж где голову легко сломать — нагорожено! Но стоит подумать.

Тургенев бы это назвал глубоким разочарованием души, Достоевский — бредом сумасшедшего, а сам автор — «Система хаоса».

Для человеческой мысли нет преград во Времени или Пространстве. Мысль может в один миг охватить все на свете — даже пережить Вечность. Однако, выбрав неверный путь, она попадает в Бесконечность, не имеющую результата. Тоже, наверное, игра Обстоятельств?

Как тебе такая версия?

Окружающий мир — абсолютно реален, но душа, данная Высшей Силой, рисует из него фантастические картины субъективного восприятия. И потому одним он кажется прекрасным, другим убогим, третьим безжалостно-жестоким…. Ну, и так далее. Тут все дело в личном восприятии. Отсюда и реакция на Обстоятельства, и мерило нравственности поступков (в обиходе — совесть).

Как понять характер человеческой мысли? Что его определяет?

Я ведь запросто мог родиться в каком-нибудь городке пыльного Техаса — корячиться день-деньской на долбанной автомойке и вечерами пропивать заработанное в прокуренном салуне. И хоть в карманах, как в башке, сплошь прорехи, а предел мечтаний кредитная карточка, надувался б гордостью, что я американец, то есть исключительный парень — куда до меня остальному миру?

Будь сценаристом, сочинил бы для своей версии америкэн-боя замечательный сериал с рабочим названием «Приключения янки в поисках души». Смысл идеи: когда находишь ее (душу то есть), теряешь покой; когда распростишься с ней — спокойно живешь, попивая текилу.

Представь, сон про душу имел продолжение.

Явилась как-то ночной порой, села у кровати и вопрошает:

— Ну, как ты тут жил без меня?

Моя радостная улыбка должна была засвидетельствовать: ничто не может стереть страниц, написанных вместе — несказанно рад, мол, встрече с тобой! Только в словах не хватило мажора.

— Так себе — ни зла, ни добра много не сделал. Ты вернулась, сбежав?

— Понял, наконец, от чего отказался? От сути своей. Человек, который не знает, кто он — не человек, а ходячий мираж. И ради чего жить такому?

— Для тебя ж старался!

— Сделал доброе дело! — усмехнулась душа. — Тоже мне, страховой агент Деточкин.

— А ты поняла там, рядом с Богом, кто из нас курица, а кто яйцо — ты меня сделала мною или я тебя вот такой?

— Ты о чем сейчас, в свой последний час?

— Хорошая тема! — я изумился. — Ты пришла напугать?

— Пришла сказать, что другому теперь меня отдают, а твой жизненный срок, увы, истек.

— Потрясающе!

Удивительное спокойствие от наступающего собственного конца света овладело сознанием. Настал, стало быть, мой черед. Бессмертие, конечно же, подозревалось, но всерьез не ожидалось — сказка про волшебника Изумрудного города и та правдоподобнее.

Я потер лоб и задумался. Состоялась ли жизнь моя? Если засесть за мемуары, на добрый десяток романов событий, пожалуй, хватит. Но все ли я понял, над чем ломал голову? Ответил ли на главный вопрос — тварь я дрожащая или право имею?

В молодости думал, что обязательно стану знаменитым — в политике, в бизнесе, в ратных делах…. Да мало ли где, но обязательно лучшим из всех. И женщины все в мечтах эротических — наипервейшие раскрасавицы. Зло наказывал, защищая Трою от свирепых данайцев, изгоняя бледнолицых, алчущих золота в Новом Свете — не было пределов фантазиям. И везде, и во всем у меня абгемахт, ибо знал ошибки предшественников, у которых не получилось.

Свою жизнь писал с чистого листа и в результате имею не то, что хотелось.

Но себя ли винить? Завиню Обстоятельства. А они от кого? Так и не понял — стало быть…. Как говорят в интервью западным СМИ наши сбитые летчики, попавшие в плен: «Учите, братцы, матчасть — ох, и бьют больно!». Нелепость, достигшая совершенства — не засесть ли за библию? Только поздно теперь….

— Ну, ладно, пора, — говорит мне душа. — Не могу представить, что мы больше уже не увидимся. Даже не знаю, что сказать напоследок — ничего подходящего в голову не приходит. Ты мне, признаться, нравился, хоть и мнил о себе несусветно. Прощай….

Чернота ночи проглотила ее, как крокодил зазевавшуюся лысуху.

Мой сон плавно перешел в явь. Проснулся с мыслью, что еще не готов покинуть мир этот — не чувствую усталости сознания, каких-то неизлечимых болезней в теле. Мне не за что ненавидеть жизнь. Поезд, под который захочется броситься, еще не набрал оборотов. А если появится вдруг и сейчас, я просто на него сяду и поеду жить дальше. Ведь, кажется, только-только нашел свою точку равновесия.

Но, Боже, как прекрасна жизнь, когда она уходит!

Даже такая. Было все у меня — нищета и достаток. Находки, и потери. И разочарования. И бесценные приобретения — в прямом и переносном смысле. Все было кроме скуки. Совсем нескучной была моя жизнь. Считаю без пафоса: для счастья нужно совсем немного — оптимизм рассудка и чуток фантазии в голове.

Говорят, человеку удается либо первая половина жизни, либо вторая. А мне грех на что-то жаловаться — детство прошло замечательно, а юность романтично. И второй доволен вполне: хватает ума не упрекать судьбу.

Решить бы последнюю проблему — как же быть с верой?

Может, ты посоветуешь? Может, совок проклятый сидит во мне, и душит надежды на встречу с Богом? Может, ментальность ущербная такая — присягнул одной вере, так на всю жизнь? Или этот вопрос из разряда умственных парадоксов и клинической дебильности — взялся вроде бы наставлять, а сам совета прошу? Любой конформизм удобен в отношениях отца и сына, пока он не доходит до абсурда, то есть до своей противоположности. Почти по Некрасову напрашивается твой ответ: «Тебя, слышь ты, клинит, а мне-то к чему?»

Но вернемся к простому мирскому.

Не случись Перестройки и последующих событий, я, может быть, до сих пор с увлечением строил коммунизм и не заморачивался по поводу существования Отца Небесного. Прежние партайгеноссе теперь в КПРФ — не все, конечно, но есть. Обижаются — что же ты перекрасился? В уши дуют — мы-то еще о-го-го! мы всколыхнем народ!

Да где там! Обратного хода жизнь не дает. Хотя печаль по советскому строю уютная и бесстрессовая: вся страна в затяжном прыжке в светлое будущее напивалась, блевала и чувствовала себя счастливой. О Боге тогда и не думалось, о верующих снисходительно — чем бы дитя не тешилось.

Потом КПСС объявили вне закона и наступили жуткие времена в России — все торговали: бабки с лотка, кооперативные ларьки на каждом углу; толпы бандитов, грабящих все, что движется; появились бомжи и нищие. Все кидали всех — слово «порядочность» вызывало гомерический хохот. Гадко было смотреть на приватизацию — когда хитрованы растаскивали по карманам то, что строили миром.

От этого ехала крыша. Общественные отношения и сознание людей стремительно мутировали. И до меня, наконец, дошло — коммунизма не будет.

Верить кому? Верить во что?

Ясно было одно — дальше так продолжаться не может: нельзя ненавидеть все на свете, где-то надо искать отдушину. Однако жизнь наша так устроена: кто бы какими путями ни шел, каждый в конце получает свое — Бога, богатство, самого себя; кто-то в бомжи подался, кем-то кладбище омолодили.

Новая тенденция появилась в духовности — раньше в церковь шли, хоть и с оглядкой на общественное мнение, но с чистыми помыслами; теперь — по уши извалявшись в грязи, испробовав все страсти (сиречь грехи) смертные. Зачем? Неужто душу грешную пристроить надеются? Что-то не верится в раскаяние. Как от таких прихожан попы не изошли испариной? Наверное, желтый дьявол промокал им тонзуру. Впрочем, не цепляйся к слову, блеснув эрудицией: тонзуру православные попики, знаю, не имут.

Однако следует отдать им должное — падение КПСС не приветствовал колокольный звон: церковь оказалась выше мелкой радости над лютым поверженным врагом. И это было главным, что подвинуло меня к религии: благородство — высшее из качеств человечности. Чувствовал тогда — если б не был партийным, стал бы прихожанином, и не важно, что веры нет в Царя Небесного: вдруг бы себя убедил потом.

А пока не представлю — как быть утешенным в церкви? И жизнь никогда не сводила с людьми, достойными доверия и испытавшими такое.

Как быть запуганным, могу представить. Сказать, что по сравнению с Адом Освенцим — парижский Диснейленд. Страх, наверное — единственное искреннее чувство верующих. Хотя не берусь утверждать наверняка.

Толпа растерянных и беззащитных, охваченная бредом — боюсь и верую! — вот что тормозит на пороге храма. Если втиснутся меж них, страх, может быть, растворится, а может, душу приберет к рукам — как знать?

Вот ты скажи: когда-нибудь возникало желание перекреститься — поблагодарить Бога, что избежал неких неприятных обстоятельств? Скажем, так: «Пронесло, слава те, Господи!» или «Уберегла, Царица Небесная!» или «Тьфу! Тьфу! Тьфу!» через левое плечо. И опять же троеперстием от чела. Если да, то ни что не ново под луной — у меня сто тысяч раз такое было. Это синдром неверующего: пофартило — и слава Богу!

Представь, каково верующему: молится-молится, бьет поклоны, а ему — бац! — и неудачей по морде. Как тут с претензиями не наехать на канцелярию небесную — вы куда там, мать вашу так, смотрите!?

Ходить в церковь и как бы верить ни тебе, ни мне не приемлемо. Но и любви взасос к Всевышнему вряд ли стоит ожидать — хоть до дыр библию зачитай. Тогда что? Как же приобщиться нам с тобой к великой православной культуре, к наследию наших предков?

Предлагаю такое.

Пусть будет Бог! Не на небеси рабовладельцем, не строгим судией, с икон взирающим. Пусть будет Он в душе — советчиком и совестью со всеми заповедями. И покреститься надо нам — пусть будет это антураж, дань моде, ну а по мне: дань памяти нашим предкам.

Поверь мне сейчас на слово, и у тебя впереди будет целая жизнь на осмысление: прав я сейчас или таки заблуждаюсь. Было бы обидно в складки савана заворачивать итоги мозгодробительных умозаключений. Мозгодробительных — в смысле, до головной боли.

Впрочем, не место о хворях здесь: здесь нет места хворям — ведь мы сейчас с тобой в краю Пятиозерья! Да за бокалом вина — твое здоровье!