Растяпа. Ни ума, ни совести, ни чести

Анатолий Агарков, 2023

Судьба давала мне шансы где-нибудь в чем-нибудь отличиться – грех жаловаться.Я мог бы:– остаться мичманом в погранфлоте и служить на Ханке;– сделать карьеру профсоюзного деятеля в ЧПИ;– выйти на Станкомаше в большие начальники;– стать профессиональным журналистом;– втереться в партийную номенклатуру;– замутить собственный бизнес…Но, увы. Старость, пенсия, одиночество – итог жизни. Даже жилья нет собственного. И кто я после этого? Вот-вот…Но грех жаловаться – жизнь прожита замечательная! В этом Вы сейчас сами убедитесь…

2

Угадайте, кто стал заведующим отделом пропаганды и агитации Увельского райкома партии? Человек, о котором мы даже подумать не могли. Хотя, если прикинуть да взвесить — вывод напрашивался. Я намекну, а вы попробуйте угадать.

Перед моим приходом в аппарат в колоде власти перетасовали основные карты — Шашков ушел в область на хозяйственную работу, а джокером стал бывший второй секретарь Пашков.

Уже недоумеваете — причем здесь пропагация? Но слушайте дальше. Шашков был затейливейшим человеком — любил забавы над людьми. Помните, я рассказывал, как он не начинал аппаратного совещания, покуда мэр поселка Иван Иосифович Самко не выходил поливать клумбы? Можете себе представить, как доставалось от него аппарату? И секретарям в том числе. Но скорее второму, третьим была женщина — Людмила Александровна Демина. Не каждый циник рискнет прикалываться над женщиной.

И вот второй становится первым. Что он делает в первую очередь? Правильно, убирает подальше свидетелей своих унижений. Как бы Людмила Александровна ни гнулась, как бы ни клялась хранить тайны, коим свидетелем была — она должна уйти. Лучше из жизни. Но можно и из аппарата.

Для этого нужен человек, который сможет доказать, что существование Деминой на посту идеологического секретаря не продуктивно. Пал Иваныч не смог. Да и Людмила Александровна приняла меры, чтобы обезопасить себя с этой стороны. Например, в характеристике его написала, что человек он малограмотный. Как на такую кандидатуру посмотрит бюро? А без бюро не снять!

Кожевников уехал повышать образование. На его место Пашков поставил….

Ладно, не буду вас утомлять загадками — новым моим начальником стал Дмитрий Андреевич Чемякин, до того первый секретарь Увельского райкома комсомола.

Дима Чемякин. Баянист, певец, душа компаний, комсомольский вожак с высшим педагогическим образованием — да к тому же, член бюро Увельского райкома партии. Вот такое человечище было поднято с первого этажа на второй, чтобы изжить из аппарата ненужного свидетеля.

Думаю, Деминой хватило ума реально оценить обстановку, и она наверняка после утверждения Чемякина на бюро стала готовить себе пути отхода — скажем, если не заведующей всем образованием, то директором в одну из школ района. Но и без борьбы — черт возьми! — сдаваться она не желала: не тот характер! Она вышла на тропу войны.

Вобщем жизнь наша стала интересней.

Понятно, что к Пашкову Чемякин ходил чаще, чем к Деминой. Да, сдается мне, он к ней вообще не ходил по своей воле — только когда вызывала.

Понятно, что Людмила Александровна всеми путями пыталась доказать несостоятельность нового завотдела. Но об этом мы еще поговорим.

Отдел по-разному отнесся к новому начальнику.

Белоусов как ходил по любому вопросу к Деминой, так и продолжал ходить. Получив задание от непосредственного начальника, он шел сначала к Людмиле Александровне — я полагаю, они обсуждали заданную тему на предмет: нельзя ли, выполняя ее, подставить Чемякина под Пашкова?

Любовь Ивановна восприняла назначение Дмитрия Андреевича недоразумением. Она говорила ему «ты». Чаще называла «Димой», редко «Дмитрий Андреевич». И вообще, получая задание — напомню: она курировала образование — моментально находила десятки причин, предлогов, изъянов и в самом поручении, и в возможности его исполнения. По ее выражению — делала все, чтобы выскочкам жизнь не казалась медом.

Единственным сотрудником отдела, на которого новый заведующий мог рассчитывать, оставался я. Пролетев на портфель, не шибко расстроился. Услышав новость о назначении Чемякина, сказал про себя — отличная работа, Александр Максимович!

Первая засада из всех известных мне для Дмитрия Андреевича была характеристика на прокурора. Согласитесь, прокурор района — не простая пешка на шахматной доске. Писать служебно-партийную характеристику на него дело рук секретаря идеологии. Впрочем, Кожевников мог. А вот Чемякин….

Вызывает его Демина к себе, вручает отжившую срок характеристику и поручает написать новую для утверждения на бюро. В принципе, можно тупо переписать старую. Ребята из орготдела так и делают. Но ведь прокурор же! Кто-нибудь вчитается на бюро, вспомнит старую и… — дорогой Петр Иванович, вы что, не работаете над собой? Будет скандал районного масштаба!

А характеристика для того пишется и утверждается, чтобы подвести итог пяти лет работы над повышением своего внутреннего содержания — образования, культуры, политпросвещения и т. д. Может, не все аппаратчики это знают, но я-то знал.

И когда Чемякин вызвал к себе и поручил написать характеристику на прокурора, у меня на руках были все козыри. Я мог отказаться, сославшись, что прокурор района это не уровень инструктора. Я мог бы пойти к Деминой — и Людмила Александровна раздула бы скандал до высот бюро: зачем раздаете портфели неподготовленным профанам? Но я просто сказал: «Хорошо», взял старую характеристику на Кураева и пошел писать новую.

Не собирался переписывать — старая была отправной точкой. Прочитал, пометил несколько пунктов и позвонил в прокуратуру.

— Петр Иванович, инструктор райкома партии Агарков, здравствуйте! Удобно говорить? Я готовлю для утверждения на бюро вашу партийно-служебную характеристику. Как бы нам встретиться и обсудить несколько пунктов. Хорошо, спасибо, уже иду.

В кабинете районного прокурора меня ждал чай с конфетами и дольками лимона.

Попили, посплетничали, принялись за дело.

Я достал блокнот и погнал по пунктам.

Мне нужны были не правдивые ответы, а утвердительные.

С Божьей помощью и моей подсказкой мы их нашли.

Вернувшись в райком на рабочее место, пробежался взглядом по записям. По всем пунктам интеллектуального роста в моей версии Петр Иванович весьма преуспел. Муза водила пером — характеристика сложилась одой.

Отнес рукописный вариант к Чемякину:

— Готово. Но к Чудакову не пойду.

Дмитрий Андреевич из-за стола подскочил, руку пожал, не читая, сказал:

— Все нормально. С общим отделом договорюсь.

На бюро — Чемякин после рассказал — все были ужасно довольны характеристикой на прокурора: поздравляли Кураева, а Саталкин аж в ладоши хлопнул.

На аппаратном Пашков сказал:

— Поздравляю, Дмитрий Андреевич, первый блин не комом.

И обвел аппарат строгим взглядом:

— А вы учитесь все, как надо писать партийно-служебные характеристики.

Даже в пятницу в гараже Дима не внес ясность в вопрос — поправ справедливость, незаслуженно принимал поздравления от коллег. Бог ему судья!

Меня поблагодарил Кураев — и руку жал, и говорил: звони, если что, называя меня своим другом. Таких бы друзей…. Нет, не в музей, а побольше. Тогда можно было бы начать прибирать район к рукам. Устойчивая мечта идиота!

Меня так и подмывало Чемякина спросить — он-то думает меня благодарить или хочет нахаляву чужими пользоваться талантами? Но промолчал. А Дима вдохновился и на большое.

По моему мнению, Демина была хоть небольшого ума, но добросовестна в делах и исполнительна. Приступив едва к обязанностям третьего секретаря, она сразу взяла под личный контроль организацию проведения единого политдня в районе. Оно понятно — в обкоме строго спрашивают, да и понаезживают амбициозные товарищи нередко в наши палестины.

Помните, рассказывал, как был у нас с лекцией секретарь обкома партии Сонов?

Так вот. Чтобы политдень для всего района прошел нормально, надо переделать кучу дел:

— получить из дома политпросвещения материал лекции;

— внимательного его вычитать;

Отвлекусь с примером по вопросу. Давно это было — в дни Сталинградской битвы. Редактор газеты «Слово колхозника» (нынешнее «Ленинское знамя») Рощин проездил где-то, номер к выпуску не подписал и вернулся к уже упакованному тиражу. Достал газетку, сел читать и обнаружил опечатку, пропущенную корректором. В названии города, где развернулось ожесточенное сражение за контроль над Волгой, была пропущена буква «р». Получилось — «Сталингад». Ни на мгновение не усомнившись в своих действиях, Рощин сжег весь тираж, а с рассветом отправился в военкомат и был отправлен в действующую армию. Эту историю он рассказал лично сам за рюмкой водки, когда мы делегацией из редакции (Семисынов, Акулич и я) пришли поздравить его с Днем Победы. Сейчас, конечно, Колыма с расстрелом за опечатку не грозят, но хохоту на весь район не оберешься.

— в машотделе раскатать каждый листок соответственно с количеством лекторов;

— разложить листочки в лекции согласно нумерации страниц;

— оповестить лекторов;

— раздать лекции лекторам (уважаемым лично занести);

— оповестить парторгов, в чьи коллективы едут уважаемые, чтобы явочка слушателей была на высоте

— ну и так далее.

Конечно, все это дело рук разных исполнителей, но результаты Демина контролировала лично. Теперь этой канителью она решила «наградить» Чемякина. Ее решение Дмитрия Андреевича сильно расстроило. Третий секретарь говорила так, будто все это касается только его. Он даже попытался возразить:

— С чего вдруг я должен все делать именно так? Нельзя разве по-другому?

Людмила Александровна ухмыльнулась:

— Если вы придумаете, как это сделать лучше — пожалуйста. Но спрос за конечный результат с вас.

— А почему я не могу поручить это кому-нибудь из инструкторов? Они — безответственные люди?

Демина бросила на Чемякина злобный взгляд:

— Потому что я сказала!

Потом смягчилась:

— Поверьте, Дмитрий Андреевич, вопрос настолько серьезный, что малейшее упущение грозит серьезными последствиями.

В душу Чемякина закралось сомнение:

— А может, это уровень ответственности секретаря идеологии?

Демина широко улыбнулась и стала похожа на добрую тетушку.

— Вот и входите в курс дел, вас же с прицелом сюда взяли.

Возразить было нечего.

Вернувшись к себе, Чемякин вызвал меня — дословно рассказал свою беседу с Деминой. Добавил:

— Если ничего не придумаем, придется делать, как она сказала.

А что можно придумать? — все отработано до мелочей. И смысл возни понятен — Демина спихивает свои заботы на Чемякина, тот на меня. Мне на кого?

Задумался. Попробовать организовать дело по-другому? Прикинул — на кого можно спихнуть? Припомнил, как свалил удачно со своих плеч вопрос соцсоревнования между сельскохозяйственными коллективами на могучие плечищи райкома профсоюза работников сельского хозяйства в лице Лычагина А. В.

Кстати, я тоже лектор единого политдня, но не беру распечатки Дома Политпросвещения — у меня лекция одна, посвященная контрпропаганде. И зарегистрирована она в обществе «Знание». Соображалка тут же подсказала: общество «Знание» — вот решение проблемы. Но почему-то его курирует райком профсоюза работников сельского хозяйства. Версий три:

— от ленинской мысли: профсоюз — это школа коммунизма;

— председатель районного общества «Знание» Ф. С. Фомин — областной инспектор по заготовкам сельхозпродуктов;

— кабинеты Лычагина и Фомина расположены по соседству.

Кого первого навестить? Решил начать с Лычагина.

— Приходи, — ответил на мой звонок Александр Васильевич. — Я на месте.

К моему приходу у него на столе все было готово для кофейной церемонии. Ему интересно было послушать из первых уст — как справляется Чемякин с новыми обязанностями? Поговорили.

— С чем пришел?

— Хочу долг вернуть. Помнишь, на тебя спихнул заботы о соцсоревновании между хозяйствами? Теперь хочу забрать от тебя общество «Знание». Здорово, да? Долг платежом красен.

— Да оно меня особо и не напрягает.

— А ты разве не курируешь Фомина?

Лычагин улыбнулся:

— А что его курировать?

Я вздохнул:

— Проблему надо мне одну решить — Чемякин поручил.

— Говори.

— Я тут подумал и решил объединить общество «Знание» и единый политдень в одни руки — тогда дела и там, и тут пойдут как по маслу.

— Никуда они не пойдут. Ты снова хочешь спихнуть нам свои заботы.

— Могу поспорить, что это не так. Скорее даже наоборот — мы заберем общество «Знание» под крышу райкома. Посадим женщину — ответственного секретаря — она будет заниматься тем и тем. Ты ставочку организуешь поприличней. Федор Семенович будет подписывать ей финансовые документы. А руководить, как всегда, будем мы. И отвечать тоже. Договорились?

— Нет. Мне это зачем? — Лычагин тут же отвел глаза и стал разглядывать какую-то брошюрку на столе.

Потом у него зазвонил телефон — он увлекся разговором и отвернулся от меня.

— Ну и зря, — сказал я, уходя. — Все равно будет по-моему.

Зашел к Фомину, объяснил идею. Федор Семенович молчал — ни отрицал, ни одобрял.

— Вам финансовую отчетность ведет бухгалтерия райкома профсоюза?

Фомин кивнул, и тогда мне стало ясно нежелание Лычагина, да и самого председателя районного общества «Знание» что-то менять в сложившейся системе.

В любом подтексте ищите смысл — кому это выгодно?

Не буду озвучивать догадки — люди мною уважаемые, вопрос не принципа — так что, ни к чему.

К Чемякину пошел, чувствуя неодолимую для себя преграду.

Дмитрию Андреевичу моя идея объединения забот районного общества «Знание» и единого политдня в одних руках весьма понравилась. То, что для меня было неодолимой преградой, он решил быстро и весьма успешно. Может быть, у Пашкова, может, на уровне обкома партии по линии отдела — он никогда не доводил до меня секреты своих успехов.

Вскоре на первом этаже райкома партии появился уютный кабинет районного общества «Знание» и симпатичный освобожденный ответственный секретарь в нем. Кадры Дмитрий Андреевич умел подбирать толковые.

Наталья Ивановна прежде работала завучем по воспитательной работе в школе №2. Белый Дом, туда-сюда — смутили сердце офицерской жены. Она была красива, шикарно одевалась и тут же стала украшением райкома. За это ли или за то, что вопрос ее с долбанным политднем был разрешен так эффектно и скоро, Демина с первого дня невзлюбила ответственного секретаря общества «Знание». Все команды для нее она передавала через меня.

Попробовал Дмитрий Андреевич приглашать Наталью Ивановну на аппаратные совещания — Демина встала на дыбы:

— Это еще что такое?

Быстро же она забыла про единый политдень. Впрочем, про него забыли все. Я имею ввиду — как проблему. Наталья Ивановна взяла его в свои прекрасные руки, и система сбоев уже не давала.

У нас с ответственным секретарем общества «Знание» сложились служебно-доверительные отношения. Я был несказанно рад, что Наталья Ивановна не только красивая и хорошо воспитанная женщина, но и толковый исполнительный сотрудник. Мы много общались. Я искал пути дальнейшего совершенствования просветительской работы в массах — не без корысти, конечно, а для усиления своего личного влияния на дела района. Наталья Ивановна во всех начинаниях шла мне навстречу.

Наши отношения стали предметом зависти и шуток аппарата. Мне это не вредило — я холост. Наталья Ивановна была на высоте: «Я с горя утоплюсь, — говорила она — если не увижу мужчину, которого захочу, у своих ног». Думаю, комментарии излишни.

И еще — она единственная женщина, которая не пыталась меня женить на своих многочисленных подругах. Говорила мне: «Так и надо жить — свободно и счастливо!»

Наверное, скажите — ну, хватит самого себя нахваливать.

Но, погодите, это ведь еще не все мои подвиги в райкоме партии. Далее я вам расскажу, как по заданию Чемякина организовал Районное Общество Борьбы за Трезвость. Постановление ЦК КПСС об организации на местах этого дела вышло еще в 1985 году. До наших палестин докатилось к весне 1986-го.

Задумка Горбачева М. С., исполнение мое, но главную роль сыграл Чемякин своей удивительной способностью подбирать нужные кадры.

Девушку звали Таня. Она работала мастером по аспирации и была комсоргом на элеваторе. Когда мы с Дмитрием Андреевичем приехали агитировать ее, Таня вышла к нам из мукомольных производств в фуфайке, мукой припорошенной. Белые пушинки молотого злака подкрашивали ее брови и ресницы.

Чемякин рассказывал, Чемякин убеждал, Чемякин уговаривал, а я молчал как рыба об лед. Когда Татьяне о будущей работе все ясно стало, она кивнула на меня:

— Это мой будущий начальник? Он так и будет всю жизнь молчать?

Дмитрий оглянулся на меня:

— Он будет куратором проекта. Прямым вашим начальником будет неосвобожденный председатель общества борьбы за трезвость, которого предстоит еще избрать.

Я вам сейчас описал картину сотворения ответственного секретаря Увельского районного общества борьбы за трезвость.

Слушайте дальше.

Вы помните, как все начиналось? — фуфайка, мука на ресницах, мое почти брезгливое отчуждение…. На следующий день Чемякин привел на аппаратное совещание чудное видение — Таня была восхитительно хороша в роскошном платье бордового шелка, на тончайших длиннющих шпильках, подчеркивающих удивительную стройность ее ног. Аппарат просто обалдел.

Таня села рядом со мной — тонкий запах ее духов с теплым чистым ароматом кожи щекотал мои ноздри. Пашков сбился с речи, открывая совещание, и, когда бы я ни поднял на него взгляд, он смотрел в нашу сторону. Хотя, похоже, Таню это внимание обличенных властью людей ничуть не смущало.

Когда Чемякин представил ее, она встала и улыбнулась. По лицам, восседавших за столом совещаний прокатилась волна удивления, ужаса и восхищения. Ужаснулись, понятно, дамы. Удивились, знамо дело, люди постарше. Ну, а те, в ком кровь бурлила, пришли в полный восторг.

Демина удостоила ответственного секретаря районного общества борьбы за трезвость напряженной улыбкой и приветственным кивком.

Все совещание я ощущал тепло и материальность ее тела.

Жизнь полна сюрпризов!

Натальи Ивановны не было на рабочем месте. Мы расположились в ее кабинете (теперь это и штаб боевых действий за трезвость района): Таня за своим столом, чтобы ознакомиться с основополагающей документацией, я за пустующим напротив — намереваясь с головой уйти в изучение соответствующего Постановления ЦК КПСС о борьбе с пьянством и алкоголизмом.

Не прошло и пяти минут, как я воскликнул: «Ха!»

Таня подняла на меня взгляд, выразив свое желание услышать подробности вопросительным: «Хм?»

— Я только что сообразил: если мы подберем председателя общества формально — то есть как бы непьющего (а непьющих людей не бывает в принципе) вся идея твоей работы пойдет насмарку. Это как быть немножко беременной.

Я позволил себе это не совсем этичное выражение, чтобы проверить — насколько мною курируемый секретарь позволяет отклоняться в беседе от правил приличия.

— Будем искать совершенно непьющего, — Таня пожала плечами.

Подковырнул:

— С врачебными предписаниями подойдет?

Таня просветлела на полном серьезе:

— О да, конечно!

Я возвратился к Постановлению ЦК с неприятной уверенностью, что Таня очень серьезна в делах.

Следующий раз, когда мы толпой выходили из кабинета Пашкова после аппаратного совещания, Таня остановила меня в коридоре.

— Позволь я поправлю воротничок.

Прохладные ее пальцы деловито скользнули по моей шее, а по спине пробежала дрожь.

— В зеркало надо смотреться, Анатолий Егорович, — запустила шпильку Любовь Ивановна. — Инструктора делает одежда.

Таня отступила назад, оглядела меня с ног до головы и сказала:

— Инструктор готов!

Наедине спросил:

— Как тебе аппаратные совещания наши?

— Как будто в «жмурки» играем — все одного боятся, — был ответ.

Наблюдательности не занимать! И была она среди нас интересным исключением.

— Итак, аппарат повергнут ниц, секретари уже в тебя влюблены — что мы сделаем на бис? Может, супруга твоего изберем председателем общества? Нам важно не потерять инициативы в этом вопросе.

— Нет, он безвестная личность в районе и к тому же делает карьеру на элеваторе. Нам нужен человек, к которому все бы прислушивались.

— И к тому же непьющий.

— Кто-нибудь из аппарата? Людмила Александровна, например?

— А похоже на то, что здесь есть непьющие? Благодарение всем богам за это. Партийный интеллект — ничто по сравнению с партийной тупостью. Единственное, на что они способны — вовремя остановиться, скатываясь к состоянию зеленых соплей. По крайней мере, те, кто совсем теряет контроль за столом, в аппарате не задерживается.

— Значит, выбор у нас не особо богатый?

— Может, бросим монетку?

Повисло молчание.

Я украдкой покосился на Таню. В красной блузке и узких черных брюках она выглядела очень статно и потрясающе эффектно. Волосы ее были закручены в замысловатую прическу.

Одежда творит чудесные вещи с хорошо развитой женской фигурой, но я решил, что пока лучше воздержаться от комплиментов. Улыбка моя застыла — оставалась лишь надеяться, что она сумеет скрыть мое восхищение.

Чисто личный аспект всей ситуации промелькнул в мозгу — по всей видимости, ответственный секретарь начинает мне нравиться и как женщина. Вряд ли мне удастся организовать с ней чисто платонические отношения, например, как с Натальей Ивановной.

Отблеск безбожно гадкого юмора вспыхнул в моих глазах. Почувствовав это, отвел взгляд. Когда снова взглянул на Таню, она настолько была увлечена изучением документов, что просто забыла быть оживленной — ее бесстрастное лицо, словно высеченной из слоновой кости по классической графике древних эллинов, внешне походило на аристократическое самообладание.

Мне очень хотелось на должность председателя общества борьбы за трезвость поставить своего человека. Но дело все в том, что своих людей, как таковых, у меня нет. Стало быть, речь можно вести только о человеке, который будет мне подконтролен. В этом вопросе мне хотелось доверять Тане — я поделился с ней мыслью.

Но мы с ней ломали голову зря. Председатель общества трезвости нашелся сам. Он пришел к Тане, заявил, что хочет возглавить борьбу за трезвость. Ответственный секретарь позвонила мне. Я спустился в ее кабинет.

Это был Винокуров — бывший инструктор районного Комитета Народного Контроля, а теперь председатель Увельского Народного Суда. А что? — образование у Александра Васильевича юридическое, репутация — безупречная. Заявился — и выбрали.

Вот как я мог забыть о таком человеке?!

Сколько мы ни приглашали его по пятницам в гараж, он всегда отказывался. А в разговорах тет-а-тет стыдил меня за употребления алкоголя и клял зеленого змия. Став председателем суда, принялся рекламировать здоровый образ жизни — бегал по утрам, громко топая плоскими подошвами по пустынным улицам. Через год, через два грозился вызвать меня на соревнование в марафонском забеге.

Вот такой самоотверженный человек и был нужен нам.

Я предложил такой план:

— собираем районную конференцию представителей трудовых коллективов;

— учреждаем общество борьбы за трезвость;

— избираем председателя.

И никаких юридических заморочек!

Винокуров с места в карьер взялся за агитацию:

— Анатолий Егорович, как куратор проекта от райкома партии, ты думаешь бросить пить?

— Знаешь, Александр Васильевич, все мы стремимся к совершенству, и здоровый образ жизни не последняя в этом ступень. Только я хочу сделать это честно. Я не могу дать тебе ложную клятву, или предложить компромисс. Наши пятничные возлияния не просто снятие стресса — вся политика аппарата делается в гараже: все тайны всплывают. Так что пока никак.

— А без интриг вы жить не умеете?

Я откинулся в кресле назад и прикусил костяшки пальцев.

— Александр Васильевич, ты хочешь дело сделать или только прославить свое имя? Тебе нужен свой человек в райкоме? Так не заставляй меня быть белой вороной! Власть оказалась более странной штукой, чем я предполагал, поступая сюда. Казалось бы, чем больше власти — тем больше должно быть свободы, но я обнаружил, что ее у меня, наоборот, стало меньше. Любой поступок, любое слово из моих уст обладают гораздо большим весом, чем было прежде, когда я работал в газете. Мне раньше никогда не приходилось так усердно следить за своей речью. Ейбо, в Белом Доме порой себя чувствую, как Штирлиц в гестапо.

— А я думал, вам всем тут нравится находиться.

— Я тоже так думал.

Винокуров тоже откинулся назад, сбавляя напряжение. Он не будет продолжать настаивать на своей просьбе — по крайней мере, в ближайшее время. А потом забарабанил пальцами по поверхности стола, мусоля в голове новую мысль.

— Прежде, чем подниматься на трибуну районной конференции учредителей, мне необходимо выступить перед простой аудиторией — посмотреть, как воспринимают и прочее…

— Не вопрос. Перед кем ты хочешь выступить?

— На дискотеке перед молодежью. Сможешь устроить?

Я колебался.

— Оно тебе надо? Публика еще та… освистают или на пинках выставят.

— Обеспечь охрану.

Я недоуменно уставился на него.

— Ты серьезно?

— Ну, хорошо, я обращусь в РОВД, как судья….

— Я не о том, и рядом со мной на танцах тебе безопаснее, чем с ротой ментов. Я играю в футбол с теми, кто зажигает там, так что…. Если хочешь, в субботу пойдем — микрофон с меня, речи твои… и храни нас Господь!

Таня выразила желание прийти на дискотеку в ДК с мужем и друзьями.

— Ты о чем говорить будешь?

— О вредном воздействии курения и пьянства на молодой организм.

— По бумажке или своими словами?

— Кто же мне там позволит читать: нужен контакт — глаза в глаза.

— А ты подумай насчет завязки, — сказал Винокуров, прощаясь. — В этом спасение не только телу, но и рассудку — отпустить прошлое и отправиться дальше.

— Если, конечно, прошлое отпустит меня.

— Как тебе шеф? — спросил Таню, когда Александр Васильевич ушел.

— Ну, если вы о нем лестно отзываетесь, мне-то его за что хаять?

— Педант порядочный, как, впрочем, и во всем остальном тоже порядочный.

— Сработаемся, — сказала Таня.

В субботу мы встретились у входа в ДК — дискотеку уже шла, но мы так и планировали. Полно было выпившей молодежи, стаи курящих на крыльце…

Словом, обстановочка была еще та.

Я считал себя опытнее Винокурова во всем — начиная с рукопашной и заканчивая диалогами с подвыпившими парнями. Главное, чтобы председатель суда держался за мной и не вляпался в неприятность, совершив по незнанию какой-нибудь промах.

— Ну, ладно. Готов? Пойдем!

Объяснив контролеру у входа, кто мы такие, вошли в грохочущий музыкой зал.

Я поднялся на сцену, где два дискжокея в сверкающих смокингах крутились вокруг своей электроники. Попросил сделать перерыв в программе и предоставить включенный микрофон — мол, перед молодежью выступит кандидат в председатели районного общества борьбы за трезвость. Для вящей убедительности предъявил свое удостоверение инструктора райкома партии.

Творец музыки был настолько потрясен необычным явлением, что немедленно исполнил все, о чем попросил. А я, взяв микрофон, вспомнил свою бестолковую юность.

Когда сделал объявление, из зала смотрели на меня с ужасом и отвращением, словно на ядовитую змею.

— Благодарю, — сказал Винокуров и отказался от предложенного микрофона, замахал руками. — Подходите! Подходите сюда! Поговорим в кругу.

Я присел на стульчик дискжокея, озирая поляну. Вокруг Винокурова собрались в кружок десятка три-четыре девчонок. Только девчонки — парни дружно покинули зал с криками: «Баста, девочки, кончились танцы! А мы не хотим участвовать в этом идиотизме!» Казалось, они уходят совсем, оставив подружек без провожатых.

Когда тебе от пятнадцати, решения принимаются кардинально и быстро. Безрассудные молодые люди совершают поступки, руководствуясь лишь сиюминутными побуждениями.

Я почувствовал, что ничего хорошего из нашей затеи не выйдет.

Однако девчонки вокруг Винокурова то молча слушали, то весело ржали над его шутками. Кандидат в председатели общества трезвости еще более вырос в моих глазах.

Увы, отсутствие юношей в зале нельзя было назвать морально двусмысленным. Хуже того, оно не было двусмысленным даже с точки зрения закона, который запрещает пить до восемнадцати лет. Было предельно ясно, на чьей стороне правота — только она не наша, черт побери.

Не беспокоясь больше о Винокурове, я вышел на крыльцо ДК. Все они были здесь — никто никуда не уходил. Пожал руки знакомым футболистам и громко объявил:

— Вот вы здесь покуриваете, а в зале председатель суда пудрит вашим подругам мозги — на предмет, как вас лучше и крепче охомутать.

Мне парни поверили — один за другим потекли в зал.

А я нарочно про судью сказал, чтобы кто-нибудь сгоряча не поставил ему фингал.

Я вернулся в зал с крыльца, наверное, самым последним. К Винокурову не протиснуться. Взглянул на часы — вместо запрошенных десяти беседа о трезвости и здоровом образе жизни длилась уже двадцать минут.

Поразмыслил над этим. Может, стоит разбавлять дискотеку такими вот встречами? Надо подсказать Натальи Ивановне. И вызваться с лекцией о контрпропаганде.

Подошла Таня в комбинезоне серо-голубого цвета, собранном у запястий и лодыжек в манжеты — последний писк молодежной моды.

— Это что-то новое, — одобрительно кивнул на ее наряд. — Познакомишь с мужем?

— Пусть слушает, чтобы не приставать дома с расспросами, — Таня кивнула на толпу.

Я похрустел шейными позвонками, повел плечами, разминая мышцы.

— Народ, наверное, уже танцевать хочет.

— Успеется. Пока интерес есть, пусть слушают. Вы останетесь?

— Как Винокуров. Вместе пришли, вместе уйдем.

— А я думаю, если молодежь вас увидит танцующими — разве мало в этом плюсов с точки зрения пропаганды?

— Кандидат в председатели так очаровал девчонок — боюсь, они его не поделят для танца и разорвут на части.

— Если ты благожелателен к людям, им трудно не ответить тебе тем же. Если ты дашь людям понять, что они тебе симпатичны, им будет трудно не ответить тем же. А молодежь на танцах, зная, что их все — от родителей до комсомола — порицают, чувствует себя сиротами и на ласку очень отзывчива.

— О-о! — встрепенулся я. — Интересный вывод. Враждебная среда становится нашей?

— Враждебной мы ее делаем сами.

От упрека ощутил себя в шкуре занудного папаши, читающего нотации мятежному подростку — но Таня ведь не ребенок! Жаль, не поинтересовался — сколько ей лет? Может, ее грация и уверенность в движениях — это приобретенное, а не возрастное.

Тут я вспомнил, где мы находимся, и попытался поправить свой растерянный вид запоздалой улыбкой.

— Кажется, представление закончилось, — сказала Таня.

Плотная толпа вокруг Винокурова действительно начала распадаться.

Свет потускнел, гомон возрос, потекли первые аккорды «медляка». Народ начал «спариваться». Однако к привычной атмосфере танца добавилось наэлектризованное напряжение воздуха — странная смесь надежды и страха, сопровождающее любое живое выступление на публике, в котором таится и опасность несовершенства, и шанс на величие. Ай да Александр Васильевич!

Воздух пульсировал ритмом ударника. Огни цветомузыки плясали. Пары кружились. У такого времяпровождения нет, и не может быть никакого разумного экономического оправдания. Подобное делается лишь для души — ради радости быть человеком.

— Не хочешь остаться? — спросил я Винокурова.

Он рассмеялся:

— Мечтать не вредно — вредно не мечтать!

Ему показалось, что беседа с народом окончилась слишком быстро. Но я напомнил, что заказанные десять минут внимания, он растянул на двадцать пять.

Согласовал кандидатуру Винокурова на пост председателя общества борьбы за трезвость с Чемякиным — с ним согласился Пашков. Не знаю — ставили Демину в известность или нет? Стали готовить с Таней районную конференцию представителей.

Разработали:

— положение о порядке выдвижения представителей;

— регламент конференции;

— списочный состав президиума.

Подразумевали, что с приветственным словом к участникам конференции обратится Демина. Но выступил Пашков — заслуга Чемякина.

На мой взгляд, Людмила Александровна вообще потерялась в последнее время и жила по принципу обезьянки, запустившей руку в банку с орехами — вытащить орехи нельзя, а выпустить жалко. Я имею в виду ее противостояние с Чемякиным — она все еще пыталась его осадить, а он успешно решал все проблемы. Не без моей помощи, конечно.

Я почему-то ждал от нее человеческие мотивы. Все-таки дел переделано немало за совсем короткий срок — моими стараниями и талантами Дмитрия Андреевича. Если ты патриот района, а идеологический секретарь райкома обязан таковым быть, так порадуйся за его успехи. У нас самых первых в области создана районная организация Всесоюзного добровольного общества борьбы за трезвость против пьянства и алкоголизма. Мы дали новый толчок для развития общества «Знание» и обезопасили единый политдень от возможных срывов.

Так что, Людмила Александровна, каково будет ваше мнение?

Сверлить нам с Чемякиным дырки на френчах?

Или отделаетесь? — спасибо, ребята!

Не услышали и «спасибо».

Деградация называется.