Растяпа. Визит на грешную землю

Анатолий Агарков, 2023

Судьба давала мне шансы где-нибудь в чем-нибудь отличиться – грех жаловаться.Я мог бы:– остаться мичманом в погранфлоте и служить на Ханке;– сделать карьеру профсоюзного деятеля в ЧПИ;– выйти на Станкомаше в большие начальники;– стать профессиональным журналистом;– втереться в партийную номенклатуру;– замутить собственный бизнес…Но, увы. Старость, пенсия, одиночество – итог жизни. Даже жилья нет собственного. И кто я после этого? Вот-вот…Но грех жаловаться – жизнь прожита замечательная! В этом Вы сейчас сами убедитесь…

2

Нет у работников бюджетных организаций ничего хуже, чем получать нагоняи от вышестоящего начальства. И все равно, несмотря на то, что много раз в жизни приходилось исполнять эту жуткую роль ругаемого, привыкнуть к ней никак не мог — по мне, так лучше бы уж премии молчком лишали, если провинился в чем…

— Так значит, перечим директору? — встретил меня на следующее утро Белов упреками. — Как же тебя угораздило?

Хотя, как я уже говорил, считал своего непосредственного начальника кем-то вроде приятеля, ничего хорошего от такого начала разговора не ожидал. Сомневаясь, правильно ли он поймет меня, рассказал перипетии вчерашних событий, связанных с пьянством сварщика на рабочем месте.

— Ты что, не мог написать докладную, которую она от тебя хотела?

— Что я мог сочинить о событии, которому не был свидетелем?

— Не мог или не хотел? Пьянство, стало быть, покрываешь? Права Елена Владимировна…

Ну что тут сказать? Я рукой махнул — бесполезно что-нибудь объяснять.

— Директор требует тебя наказать.

— Наказывай… Но, Владимир Михайлович, как это может быть — сварщик из моего штатного расписания работает черте где, а я ничего не знаю об этом? Ладно напился, он мог бы убиться — и тогда мне тюрьма?

Белов хмурится:

— Временно он работает на КНС.

— Тогда нужен приказ о его временном переводе и подчинении Дмитриеву — пусть тот за ним приглядывает и составляет табель. Так будет правильно и справедливо.

— Еще чего! Будем мы разводить бюрократию! Все вы, бывшие партийные работники — большие любители строчить циркуляры.

— Владимир Михайлович, я могу понять позицию Замышляевой: она — здесь баба случайная и просто многого не догоняет. Но мы-то с тобой инженеры и должны руководствоваться общепринятыми производственными правилами и требованиями инструкций по технике безопасности. Ведь не зря говорят — эти документы кровью писаны.

Это я здорово польстил Белову, назвав инженером — высшего образования у него нет. Но главный инженер комхоза на лесть не клюет:

— Слушай, иди ты в жопу. Будешь тут разводить рулады… Я еще подумаю, как тебя наказать за инцидент со Степанычем.

— Ну, думай-думай, — я устало махнул рукой: авторитет Белова мгновенно упал в моих глазах ниже канализационной трубы — тупей тупого мой непосредственный начальник.

Рабочий день только начался, а я уже слишком устал, чтобы злиться. Можно сказать — выработался, не приступив к работе.

Что-то в этом комхозе не так — пульсировала в голове мысль — что-то не так.

Но что не так? Не мог сообразить. Понятно, что Белов — не инженер. Замышляева — вообще не пришей к писе рукав. Разве что, сильна характером баба. Кто их собрал в один коллектив? Виктор Григорьевич давно бы в землю закопал таких работников. Ах да, при власти теперь новый Шумаков из когорты «партийных тунеядцев» — Сергей Вениаминович. Этот, наверное, тоже не тот…

В памяти ожила картинка — как десять лет назад Шумаков С. В., будучи начальником «Службы заказчика», увольнял меня из МУП «Коммунсервис».

— Мы сокращаем должность снабженца. Пиши заявление на увольнение.

Профан! Если бы не Клипа с Комитетом, я помотал этому индюку нервы за его «сокращаем» и «пиши заявление».

Ожидая оперативки, сидели с Беловым молча — за столами друг против друга. Пытаясь справиться с подступившими чувствами, сосредоточил взгляд на настольных часах, доставшихся мне в наследство от сбежавшего начальника базы — смотрел, как бежит по кругу секундная стрелка и размышлял: а точно ли он сбежал за женой — может, была другая причина?

Еще одна картинка всплыла в памяти. Как-то Чернов меня подговаривал выдвинуться куда-нибудь кандидатом на районном уровне — обещал материальную поддержку. На мой отказ так сказал: если хочешь остаться порядочным, лучше вообще уйди из бизнеса и не лезь никогда во власть. То есть по-черновски выходило: ложись и помирай или наплюй на свою совесть — другого выбора в жизни нет…

Вернулось странное чувство, что я не понял чего-то решающего — какого-то важного и незамеченного в действиях моих начальников противоречия. Я даже задержал дыхание, пытаясь понять — что это? — но снова не смог.

9-00. Мы поглядели с Беловым друг на друга и встали одновременно из-за столов. К началу десятого все начальники участков комхоза собрались в кабинете директора. Прежде чем открыть совещание, Елена Владимировна налила стакан воды и выпила залпом. Симптоматично, однако! Но дальше о пьянстве ни жеста, ни слова.

Замышляева обвела всех взглядом:

— Ну, кто чего достиг за день вчерашний? Начинайте отчитываться…

Колесо совещания медленно, словно нехотя, пришло в движение. А когда прикатило к финишу, и все поднялись расходиться, директор приказала мне задержаться.

— Знаешь Савченко Валерия Ивановича из УУ ЖКХ? Пойдешь к нему. У него есть какая-то заявка от населения — надо исполнить.

Не заходя ни в котельную, ни в кабинет, отправился в головную контору нашу. Было уже четверть десятого. Стояло прелестное майское утро — тепло и совершенно безветренно.

У меня поднялось настроение, что на оперативке не спросили за вчерашнее — незаконченное задание по работе на клумбах и проступок сварщика. Есть в комхозовской бестолковости и свои прелести — как говорят о горе-футболистах: бей, беги, думать не надо. Вот и я — куда послали, туда и топаю, ни о чем не размышляя. Хотя — не буду скрывать — неприятное подозрение, что надо мной издеваются, таки присутствовало.

Валерия Ивановича опять застиг в коридоре.

— Мне надо с вами поговорить.

— Заходи в кабинет, — пригласил он.

Обстановка его рабочего места ничем не отличалась от подобных комнатушек бессчетного числа административных чиновников. Мебели почти не было, стены голые — ни картин, ни украшений. Тяжелый деревянный стол, стул, шкаф для бумаг… ну, и стул для посетителя.

Как бы извиняясь за убогость обстановки, Савченко сказал:

— Я всю жизнь был убежден, что надо сидеть на жестком стуле — к черту кресла! Когда неудобно заседать, все делаешь быстрее. Не важно что — перекусываешь, думу думаешь или принимаешь посетителя. Все происходит намного быстрее.

Я сел на предложенный стул — он и в самом деле оказался весьма неудобным.

— Меня Замышляева к вам послала. Говорит — заявка есть, которую надо исполнить.

— Малоприятная баба твоя начальница.

— А кто в комхозе многоприятен? — сказал, но не захотел обсуждать эту тему и постарался перехватить инициативу. — Так что с заявкой?

Валерий Иванович тут же сделался серьезным. Но ответил не сразу, покопавшись в бумагах на столе.

— Вот… — он пробежался глазами по листу заявления. — Женщина просит заменить батарею отопления в её квартире. Пойдешь с этой бумагой — тут адрес, фамилия указаны… договоришься, когда она вам откроет. Лучше, конечно, в рабочее время. Ну, это ей не будет сложно — похоже, что пенсионерка…

— Что у вас есть? — спросил, продолжая, Савченко и сам же ответил. — Радиаторы есть, резьбы нарежете, контргайки в комплекте батарей… Аппарат, шланги, кислород — думаю, еще не пропили…

Тут он взглянул на меня, а я плечами пожал.

— Ах да, прошлый раз говорили, что карбида на складе нет. Но это не проблема. Сходи сейчас в магазин Матросова, возьми счет на предоплату наличкой — в кассе получишь деньги.

Валерий Иванович подытожил свои соображения:

— Если справишься, я тебе еще работы подкину.

А я подумал — была нужда за оклад напрягаться.

В хозяйственном магазине карбид отпускался в тару покупателя — пришлось выписать и ведро впридачу. Все обсчитав, продавец выписал мне счет. Вернувшись в УУ ЖКХ, предъявил его Савченко. Тот приказал кассиру выдать мне необходимую сумму. Но чтобы деньги получить, пришлось заполнить расходный ордер — на себя, естественно.

Валерий Иванович напутствовал в дорогу:

— Смотри не тяни с этим делом. Хозяйка грозилась обратиться в газету.

Тогда надо спешить, подумал я и с новеньким цинковым ведром, полным карбида, отправился по указанному в заявлении адресу. Когда позвонил в дверь квартиры второго этажа, было уже половина двенадцатого. На лестничную площадку доносились звуки радио, и, кажется, кто-то отбивал мясо на кухонной доске. Попытался обдумать предстоящий разговор с автором заявления. Надо будет уговорить её принять нас в рабочее время, чтобы потом не было волокиты с исполнителями. Ключевой вопрос — вредная ли она тетка? А то бывают экземпляры — о-хо-хох… Я по Восточной котельной помню жалобщиц и скандальщиц из народа — досталось от них не мало тогда…

Бабуля вроде была ничего. Впустив меня, она выключила радиоприемник и показала батарею, которую следует заменить. Хозяйка готова была принять ремонтную бригаду сразу же после обеда. И хотя мне было неловко, спросил — не против ли она будет, если я оставлю в коридоре квартиры ведро с карбидом, чтобы не таскать ношу туда-сюда. Получив согласие, отправился восвояси — а точнее, домой на обед.

Было всего без четверти час, когда я притопал на КНС — мне нужен был Иван Степаныч. Сварщик тут и находился — поддатый, но транспортабельный. Видимо, когда выпивал, закусил и не пошел на обед — просто дремал в теплом вагончике, оборудованном под кабинет начальника.

Я объяснил ему суть задачи. Степаныч ответил без колебаний:

— Ты что, начальник, не догоняешь? Я же тебе говорил, что за серьезную сварку давно не берусь. Могу резать, стыковать кой-какие железяки, но швы на мелких трубах — боже меня упаси…

— Но ты же ведь числишься сварщиком! Зарплату за то получаешь…

— Не знаю, сколько продержусь, но варить не могу. Так бывает.

— Ей бо, как в сказке о потерянном времени: пойдешь налево — просто лес, пойдешь направо — просто лес, а если ты в комхоз залез — перед тобою лес чудес… И что теперь делать?

Иван Степанович вроде бы засовестился.

— Знаешь, сейчас при монтаже радиаторов в квартирах вообще уходят от сварочных работ. Плашкой нарезают сгоны на подводящих трубах, резьбы вкручивают в батарею, между ними муфту — паклю подматывают и никакой сварки не надо. Ты что не в курсе?

— Не встречался пока еще. Кто-то из наших слесарей умеет?

— Да вряд ли. Впрочем, поговори с Гришакой Тевелевым — он во все вникает, а дело-то плевое.

Не колеблясь, отправился в котельную. Там два Тевелевых и Истомин.

— Чем занимаемся, народ?

— Команды ждем?

— Целый день?

— Пока полдня.

Я даже почувствовал укол зависти — вот бы мне такую работу! Но мечта эта, похоже, не осуществима.

— А денек чудесный! Не хотите ли для разнообразия поработать?

Тевелев-старший понял меня неправильно.

— Раньше надо было, начальник. А теперь пока получим инструмент — и на месте ли еще кладовщик: после обеда её чаще всего не найти — да дойдем до УУ ЖКХ, времени на работу не останется.

Женька громко засмеялся. Легкотруженник Истомин звучно высморкался. Гриша барабанил пальцами по столу. Не хотят работать стервецы, подумалось мне.

— Дело такое, — начал я и рассказал о новом задании Замышляевой. — Витаминыч, можешь поменять батарею без сварки?

— Радиаторы есть? — поинтересовался Тевелев-старший.

— Говорят, есть.

— Ну, тогда пойду Бориса поищу — может у него плашки с метчиками найдутся: муфты и резьбы с ним нарежем. Труба какая?

— Ну, какая бывает в квартирах? — полдюймовка, наверное.

— Бывает и на двадцать. Ладно, какую найдем — такую нарежем.

Я промолчал. Мне просто нечего было сказать. Гриша ушел. Позвал бы с собой, я тоже пошел. Хотя, наверное, надо идти выписывать на складе семисекционную батарею. С тяжелой душой отправился в бухгалтерию, с трудом пересиливая гнетущее отвращение к непонятной работе.

Ветер стих, вдали погромыхивало. Горизонт заволокло свинцовыми тучами. Кажется, будет гроза или приличная буря. Выписав в бухгалтерии требование на получение радиатора отопления, присел на скамеечку у закрытого склада, поджидая Любовь Васильевну — куда подевалась?

Было душно, как обычно бывает перед грозой. Потом потянуло прохладой, и ветер усиливался с каждой минутой. Надо бы включить такие мгновения в список несомненных радостей жаркого дня или в каталог вещей, делающих человека счастливым. Но в следующее мгновение заряд пыли, пронесшийся столбом по комхозовскому двору, прогнал меня к моим мужикам.

В котельной не было потолка, а крыша из шифера. Она кратно усиливала небесные громыхания, создавая жуткий эффект. Кроме того, из наследия старой угольной котельной — печной кирпичной трубы — порывы ветра выколупывали элементы кладки и с грохотом обрушивали на шифер, грозя насквозь его пробить.

Мы сидели в операторской, распахнув двери. Когда обрушился первый удар на крышу, я подскочил:

— Что это?

— Кирпичи из старой трубы, — спокойно сказал Истомин.

— Так ведь крышу пробьет!

— Она уже в двух местах течет.

Рискуя получить по темечку кирпичом, прошелся по котельному залу из конца в конец, отмечая в памяти места, где крыша действительно подтекает. Дела-а…

В половине пятого сидел за своим столом. Гроза давно кончилась. Григорий так и не появился — ни с резьбами, ни без них. Любовь Васильевна, кстати, тоже. Очередное свое задание снова бесславно завалил. Было стыдно и тоскливо. Что делать? Ждать, когда выгонят или попроситься в операторы газовой котельной? По разговорам, только Истомин в зиму останется — нужно будет еще троих. Мне не дано счастья быть начальником. Вот такой я никчемный человек.

Одно утешение — бесплодный день таки кончается. Сейчас приду домой, приготовлю ужин и немного посплю. Ночью встану и поработаю в интернете. Вот там-то царит абсолютная ясность — порядок, который никогда не достичь в реальной жизни. Это мой мир. В нем я могу работать без досадных помех. И думать о том, что происходит и что еще может произойти. Там мне не надо размышлять — кто я такой? И о том — прав ли я или нет? И что справедливости в реальном мире не было и не будет…

Внезапно в дверях кабинета появилась бабушка, у которой был в начале дня и обещал заменить засорившуюся батарею отопления. Ведро мое у неё в руках — новенькое, оцинкованное. Только вместо карбида какой-то пепел на самом донышке.

— Вы у меня сегодня были?

— Я, — признаюсь и чувствую себя уголовным преступником.

— Она сильно воняла… я на балкон ведро выставила… а тут гроза… дым пошел… я так сильно перепугалась. А когда дождь закончился… вот все, что осталось. Вы не ругайтесь, пожалуйста — я не нарочно.

— Да ничего-ничего… все нормально. Мы не смогли сегодня собраться — так получилось.

М-да… Отдал Богу душу ацетиленом напрасно купленный карбид.

Вечером дома выпивал, чувствуя себя на грани истерики. Ведь я никогда не любил комхоз — даже во времена Кожевникова посмеивался над его нравами и дисциплиной — черт меня дернул туда забуриться. Не то чтобы работой в нем тяготился — просто не знал, как себя там вести. Когда на оперативках у директора начальники участков обсуждали вопросы, как удобнее всего увольнять работяг, не нарушая закона, не знал даже, куда себя девать — ейбо, как партизан в гестапо. Мне кажется, все так и поглядывали на меня — мол, не нашего поля ягодка этот начальник базы.

Когда работал в Восточной котельной, было дело — ругался с пролетариями; можно сказать, за ножи хватались — но никогда никого не увольнял. Даже мысль такая в голову не приходила. А думалось так — сам виноват: человек не работает лишь потому, что я еще не нашел для него рычаги давления, главный из которых — материальная заинтересованность в результатах труда.

Бессонная ночь, день без отдыха, после ужина алкоголь — все это вкупе меня одолели: завалился пораньше спать, так ничего не решив для себя. В два часа пополуночи сам проснулся, заварил кофе и сел к компьютеру. «Час Пикуля» — настала пора отправляться в виртуальное пространство…

После пробежки пошел на работу. На душе было очень тревожно. Что делать дальше? Что ни поручат — все прахом. И ведь ни спрашивают результатов — будто самим дела нет — зачем поручают? Ну, а мы подождем и все поймем — вот такой был настрой…

Нужно было время, чтобы спокойно обдумать, что отвечать директору на оперативке, если о батарее для бабушки речь зайдет. Присел поразмыслить за своим столом, и поскольку Белова в кабинете не было, закрыл глаза. Так бы и уснул с удовольствием, ничем не беспокоясь…

Все, что происходит со мной в комхозе, похоже на детектив. Все проколы как-то связаны. Где-то есть (должна быть!) отправная точка, которую я либо пропустил, либо не смог разглядеть. Перебрал в уме все события за два минувших дня — ничего конкретного не вырисовывалось. Никогда и нигде не видел еще подобного отношения к работе целого коллектива — от директора до последнего сторожа…

Никакой подсказки от интуиции — внутри вообще застыло безмолвие.

Оставался только один вопрос — что будет дальше?

Мы собрались на оперативку у директора, как обычно в девять часов. О чем-то пофилософствовали, что-то проанализировали — моих бед не коснулись. Потом Елена Владимировна объявила — поскольку коммунальное хозяйство микрорайона Элеватор передано в наше ведомство, а в частные коттеджи проведен газ, ставшие ненужными теплосети предстоит демонтировать.

— Нам эти трубы еще пригодится, — сказала директор и обратилась ко мне. — Тебе и твоим людям надо будет разобрать и вывезти ненужные трубы. А ты, Владимир Михайлович, поезжай и на месте разберитесь, что к чему. Потом объясни людям всю технологию этих работ — чтобы чего-нибудь не напортачили. Все ясно?

Я уже был у двери, когда Замышляева сказала мне в спину:

— На время работы на Элеваторе оперативки можешь не посещать, чтобы заниматься делом прямо с утра. Результат я сама увижу по вывезенным трубам.

После оперативного совещания мы с Беловым сели в комхозовский «бобик» и поехали на Элеватор. Походили, посмотрели…

Белов сказал:

— Значит, так… Следует обратить внимание на то, что в пакете теплотрасс четыре стальных трубы — две отопления и две подачи воды для бытовых нужд: горячей и холодной. Поэтому технология такова — разворачиваешь пакет, вырезаешь отопление и снова заворачиваешь оставшиеся трубы. Ясно-понятно?

Ничего яснее не стало.

— Владимир Михайлович, они же зимой перемерзнут.

— Кто?

— Трубы водоснабжения. Если циркуляции не будет, горячая вода быстро станет холодной, и все перемерзнет.

— Да? Ну и что? Не нашего ума дело!

Интересно — а чьего же?

— Начинать надо сначала — неизвестно сколько успеем, а здесь труба толше: значит больше металла вывезем.

Я бы и с этим тоже поспорил — наверняка в микрорайоне хоть один найдется чудак, который сделает все не так: возьмет и не отрежет свой коттедж от центрального отопления. Здесь разобрав, мы устроим ему кузькину мать. А потом он нам. Но не стал с Беловым спорить — сделаю по-своему, и будь что будет.

— Когда до коттеджей дойдешь, время разбора трасс надо будет согласовывать с хозяевами — чтобы пустили на территорию. И, возможно, придется работать вечерами, а также в выходные дни.

Вот не было-то печали!

— Владимир Михайлович, ты разрешишь мне для бригады писать особый табель-календарь — сколько фактически часов отработано, в какой день и сколько часов.

— Зачем? — нахмурился Белов.

— Чтобы люди знали, за что колготятся внеурочно и выходные дни.

— Это к чему? — не понял я, — главный инженер напрягся.

— Так неурочное время считается переработкой и как праздничные дни оплачивается двойным тарифом. Так по закону положено.

— Ага, усек! — просветлел Белов и выругался. — Иди ты в жопу со своим двойным тарифом. Отгулами компенсируешь переработку. Зимой им все равно делать в котельной нечего — пусть дома сидят за оклад.

Логично, хотя и противоречит закону.

Вернувшись в комхоз, занялся сборами на Элеватор. Забрал с КНСки Степаныча — резать-то может слепой черт! — приказал ему загрузить в тракторную тележку резак, шланги, кислород, пропан. Двух Тевелевых озадачил — собрать необходимый для демонтажа труб инструмент. Еще посоветовал запастись сталистой проволокой для обмотки гидротеплоизоляции — на случай, если старая будет рваться. Родионова Белов не отпустил, пояснив, что тот единственный человек, кто умеет работать на токарном станке — мол, в комхозе может в любой момент пригодиться. Ну, кажется, все…

Григорию приказал:

— Как все погрузите, ложитесь на дно кузова, чтобы менты вас не засекли, и поезжайте на Элеватор к микрорайону одноэтажных коттеджей у ФОКа. Я пешком выдвигаюсь, чтобы подготовить фронт работ.

Пошел напрямик, но парни на тракторе меня обогнали. Приехали, начальника не застали, выехали на поляну напротив крайнего коттеджа, разделись по пояс и легли на травку загорать. Погода благоприятствовала — было тепло, солнечно и совершенно безветренно.

Прибыв на место, я их сразу увидел, но не стал беспокоить — пусть пока загорают: мне нужно было подготовить им фронт работ. Подошел к крайнему коттеджу, точнее, к одной из его половин и утопил кнопку звонка на воротах — сим-сим, откройся!

Красивые дома построил «Злак» для своих сотрудников. И живут здесь прилично приличные люди — все обихожено и в цветах.

На мой звонок вышла в калитку миловидная женщина.

— Мы из комхоза. Приехали к вам, — я кивнул на тележку с трактором и загорающую братву, — разбирать трассы центрального отопления. У вас же теперь собственное тепло на газу?

— Да.

— Ну, вот. А старые сети мы разберем, поскольку их передали на баланс комхоза.

— Я не знаю, — неуверенно сказала женщина. — Надо бы мужа дождаться.

— А вы не можете ему позвонить?

Она промолчала. Я продолжил:

— Понимаете, дело не совсем добровольное — согласны вы на демонтаж или нет. Если вы нам сейчас не позволите теплотрассу разобрать, зимой комхоз вам выставит счет за её обслуживание. Вы хотите платить за то, чем не пользуетесь?

— Нет.

— Тогда пустите нас на приусадебный участок и мы отрежем трубы центрального отопления от вашего дома, поскольку они вам теперь не нужны.

Женщина недоуменно пожала плечами, не зная на что решиться.

— Знаете что… чтобы окончательно развеять сомнения и пустить нас в свои пенаты как муниципальных работников, а не разбойниками с большой дороги, вы позвоните в комхоз директору или главному инженеру… на худой конец в службу УУ ЖКХ, если им больше у вас доверия. А еще мужу, чтобы совсем быть уверенной…

Она кивнула мне, соглашаясь — да, мол, сейчас позвоню…

— Ну, тогда я подгоняю к воротам народ и трактор?

Она снова кивнула и, оставив калитку открытой, ушла в дом. Я пошел к мужикам.

— Вон калитка открытая — ваш первый объект. Задача такая — распаковать гидротеплоизоляцию у входа в дом. Если трубы отопления не уходят в стену, разбираем всю теплотрассу до магистрали. Если не отрезаны — все в исходное положение. Задача ясна? Плети резать метров по пять, чтоб в кузов прицепа входили и борт закрывался. А потом, когда отопление вырежете и вынесите, оставшиеся трубы водоснабжения снова упаковать в гидротеплоизоляцию. Все понятно?

— Какого хера? — возмутился многоопытный Степаныч. — Они ж перемерзнут.

— Ни наша забота, — процитировал я Белова, и посоветовал. — Вы бы оделись, мужики. Хозяйка — женщина приличная.

— Пусть полюбуется на мужские стати, — гордо заявил Тевелев-старший.

Кстати, Женька, сын его — культурист и неплохо смотрелся без рубашки.

Я отправился к воротам второй половины коттеджа, а демонтажники гурьбой к открытой калитке — следом трактор. Давил кнопку звонка и слушал дебаты бригады за палисадником.

— Степаныч, вперед! Если есть там собака, загони её в будку.

— Собаку-то я загоню без проблем. А как пройду, она выскочит и вас порвет.

— А ты конуру еёную чем-нибудь подопри…

Степаныч вошел, следом Тевелевы-богатыри, и тракторист не утерпел…

Не дождавшись реакции на звонок, вернулся и я к открытой калитке. Ребята разбирали гидротеплоизоляцию трассы, проложенную на шлакоблоках через весь огород. Она же служила границей двух соседних огородов. Над забором на двухметровых опорах — магистраль. Теплоснабжение в обеих квартирах было отрезано.

— Парни, зря голышом работаете — стекловаты нацепляете и зачешетесь…

— Мы аккуратненько, — пообещал Тевелев-старший.

Ну-ну…

— Степаныч, шлангов до магистрали хватит?

— Вряд ли. Да притащим сюда баллоны — делов-то…

— Ну, успехов в труде! Я пошел готовить вам фронт работ.

С собой запасливо взял блокнот, чтобы записывать пожелания хозяев — кто когда будет дома, и в какое время им удобнее принимать наш визит.

В следующем, открывшимся мне на звонок коттедже был мужчина. Я успел лишь представиться, и он пригласил меня во двор. Провел в тенистую беседку, увитую плющом, с удобными внутри скамьями и красивым самодельным столом. Предложил квасу — мол, не помешает освежиться в жаркий день — и ушел за ним в дом.

Я присел в прохладной беседке и откинулся на спинку скамьи. Очень удобно. Гораздо удобнее тех конторских стульев, что стоят в нашем с Беловым кабинете. Благодать! Прикрыл глаза, думая — не хватало еще здесь задремать.

Пришел гостеприимный хозяин с холодным квасом. Прихлебывая напиток, я поведал ему свои задачи.

— Не уверен, что понял вас, — удивился мужчина, судя по всему — бывший военный.

— Ну, не знаю, как еще объяснять — мне приказали, я исполняю.

— Наша роль какая?

— Нас пускать — не запирать калитки, не травить собаками…

— Мне надо с кем-нибудь поговорить из вашего начальства.

— Пожалуйста. У вас есть телефонный справочник? Все номера сохранились — и директора, и главного инженера. Еще можете позвонить в УУ ЖКХ — они-то нас и озадачили, — сказал и стал сомневаться. А может, нет государственной важности в нашем новом задании? Кому нужны были старые ржавые трубы? Кому-то колышками на забор дачи или металломом в чермет?

— Вы ведь оставите нас без воды.

— Не мы, а вы сами. Неужели думаете, что холодные трубы отопления спасут ваше водоснабжения.

— Так мы могли, отрезав тепло от домов, закольцевать теплоснабжение в трассах.

А что? Это выход. Как самому-то в голову не пришло. Эх ты, горе-котельщик… — это я про себя.

— Но ведь это повлечет для вас дополнительные затраты.

— Я думаю, водоснабжение того стоит. Не представляю, как можно жить без воды.

— Бурите скважину, ройте колодец…

— Но ведь есть готовое, да причем с горячей водой. Ну и ну…

— Я с вами согласен: идея с закольцовкой теплотрасс без ввода в дом — это выход. И пока не стало поздно, дуйте в Учреждение по Управлению ЖКХ, стучитесь в их твердые лбы. А меня поймите правильно — я не заказчик, но исполнитель.

— Короче, мы с вами договорились, — сказал гостеприимный хозяин подливая мне кваску в кружку из запотевшего кувшина. — Вы теплотрассу мою не трогаете.

— Без вашего разрешения нет.

— Добро.

Дальше я уже играл против комхоза. Продолжая обход, давил на звонок или стучал в калитку с надеждой, что в доме никого нет. А если открывали и выходили люди ко мне, всем обстоятельно объяснял свои задачи и их права с возможностями сохранить водоснабжение. Многие готовы были доплачивать. Иные нет, и я делал в блокноте соответствующие пометки. Народ попадался разный — кто-то присматривался ко мне с недоверием, кто оценивающе, кто вполне дружелюбно. Бывали такие, с которыми я вообще не знал, как разговаривать. Порой становилось стыдно, как нашалившему ребенку. Некоторые, мне казалось, испытывали шок от сообщения, что им придется доплачивать за теплоснабжение, которого у них не будет или лишиться горячей воды. Некоторые склонны были ругаться. Иные говорили таким голосом, что казалось, вот-вот зарыдают. Разговор во многом зависел от того, какое я производил на граждан впечатление, и потому старался быть дипломатом. Старался выдавать информацию как можно правдивее, потому что ложь всегда отталкивает.

В этот день парни успели порезать трубы только в одной усадьбе. Погрузили в прицеп обрезки с инструментом и пошли на карьер купаться — таки нахватали, демонтируя и монтируя теплогидроизоляцию, стекловаты и стали чесаться. А я, дома поужинав, вернулся в микрорайон элеваторских коттеджей и весь длинный теплый майский вечер собирал информацию — кого, как, когда?

Чертовски устал, но был доволен — люди оповещены, никто не сможет потом упрекнуть меня, что лишил их воды незаконно. Я понимал, что растолковываю обывателям о возможности сохранить теплотрассы на свой страх и риск — никто меня на это не уполномочивал. Более того, если мое начальство глаз положило на бесхозную трубу, то вряд ли будет довольно моей самодеятельностью.

Работал и в выходные. Примерно за неделю в моем блокноте были собраны записи, дающие полную картину — кто чего желает в коттеджном микрорайоне Элеватора по поводу отопления и водоснабжения. Четко знал, где и когда можно вырезать трубы, а где нет. Хорошо, что не последовал совету Белова и не стал крушить магистральных трасс. Люди сходили в УУ ЖКХ и пришла запоздалая коррекция к первоначальному приказу — разбирать только там, где хозяева не против.

М-да… Неделю я интенсивно работал, а потом месяц валял дурака. На оперативки ходить не надо. Ребята знают, что им делать утром на базе — погрузятся и на Элеватор. А я уже там… Озадачивал и, если подходящего собеседника не посылал Господь, уходил на поляну, где загорал на солнышке или отсыпался в тенечке. Благодать!

На любой внезапный наезд начальника были готовы секретный звонок мне от Гриши Тевелева и оправдание словами — работаю, мол, с населением в поте лица. Если сохранять самообладание, никто ни в чем меня не заподозрит.

С Витаминычем у нас установились очень дружественные отношения — он уважал меня, как начальника, я не допекал его наездами. Впрочем, Григорий был из числа трудоголиков. Ему не нужен был контроль — поручи дело, он сам придет и доложит о выполнении.

Наконец-то, работая в комхозе, я почувствовал что-то вроде удовлетворения, но постарался не расслабляться — самодовольство опасно. И еще азарт поблазнился. Тема такая — тупое начальство не догоняет, что вершит, а я поразмыслю и выдаю собственное оригинальное решение проблемы; без всякой помпезности, только лишь пользы ради.

Со временем стал довольно известной личностью в микрорайоне элеваторских коттеджей. Иду однажды своими делами по улице микрорайона мимо ФОКа — бах! — меня женщина останавливает. И по голосу сразу понял — разговор будет не о любви.

— Я хочу, чтобы вы мне объяснили одну вещь, — сказала она. — Коттедж мой собственный. Ну, пусть половина… Но все, что находится на ней — здание, пристройки, огород — моя частная собственность. За газ и электричество плачу по счетчику. Для канализации бочка зарыта. Ассенизаторскую машину сама вызываю и сама за неё плачу. Скажите — на черта мне нужен ваш комхоз?

— Значит, не нужен.

— Так какого черта, вы хотите забрать трубы, которые проложены в моем огороде?

— Как свою собственность.

— И когда стала?

— Как только «Злак» передал в муниципальную собственность свое коммунальное хозяйство.

— А то, что мы годами платили «Злаку» и за тепло и ремонт трасс, не сделало их нашей собственностью?

— Трассы принадлежали «Злаку» — теперь они наши.

— Может быть, где-то, но в моем огороде — все мое. Вы же их в чермет отвезете? Вот и берите то, что на улице, а наше не троньте. Я с соседом поговорю, и мы сами разберем трубы и отвезем в чермет. Все-таки деньги…

Блин! А ведь она права — я не нашел, что в ответ сказать.

Между тем, женщина возвещает:

— Так что можете ко мне не соваться — я приняла меры.

— И какие?

— Узнаете, когда появитесь.

Не было печали!

— Скажите адрес. Я запишу и к вам ни ногой.

Достал свой блокнот. Она покосилась на него настороженно:

— Досье на нас?

— Мне надо отчитываться перед начальством.

Женщина, будто себя убеждая:

— Пишите… И ничего мне не сделаете — ни вы, ни ваше начальство.

— Да мне-то достаточного вашего «нет», а про начальство этого не скажу.

Она покосилась на меня:

— В суд что ли на меня подадут?

— Есть и еще одна возможность — маловероятная и еще менее приятная. Мне о ней даже думать не хочется.

— Ну-ка, скажите! — требует женщина.

— Прийти с участковым.

— Без ордера прокурора я и участкового на три буквы пошлю.

— И какой из этого можно сделать вывод?

— Трубу я вам ни за что не отдам.

— Я записал.

Хозяин второй половины коттеджа, без согласования с которым мы демонтировали самый первый участок теплотрассы, сходил с жалобой на нас (на меня?) в УУ ЖКХ. Там его не очень дипломатично отфутболили. Он с упреками ко мне подкатил.

— Прошу прощения, — сказал я, придав голосу максимум сожаления. — Хотя, собственно, извинений мне нет. Просто вас не было дома, а соседка дала «добро». Вина моя и больше ничья — я принял решение.

Мне показалось, мужик был не против слупить с меня бутылку по поводу и по принципу: с паршивой овцы хоть шерсти клок. И уже не скрывая раздражения, добавил:

— Впрочем, я человек подневольный. И за мои ошибки несет ответственность мое начальство. Пожалуйте с жалобами в комхоз или УУ ЖКХ.

Мужик обреченно махнул рукой:

— Там я уже был…

До обеда еще больше часа. У меня разболелась голова, к тому же разыгрался аппетит. Сходил в элеваторский магазин «Южный» и купил себе мороженое. Потом уселся на поляне в тени куста, чтобы додумать одну мысль, которая не давала покоя.

В этой кампании по демонтажу бэушных труб как будто проглядывает чей-то корыстный умысел. Но покуда безликий — и Замышляева суетится, и УУ ЖКХ. Возможно, они друг другу моют руки, или директор комхоза такой же исполнитель, как я и моя бригада. В принципе, мне-то какая разница — кто на этом руки нагреет. Жуй мороженое, загорай и радуйся — скоро обед! Но привычка все подвергать сомнению, а потом понимать и объяснять не давала мне покоя.