Снегири. Мир, которого больше нет

Анастасия Шевченко, 2023

Сумасшедшие, сильно странные и безумно красивые во всех своих проявлениях дикари. Непостижимые для всего мира сибиряки в простых и понятных рассказах о любви к жизни, какой бы она ни была.

2. УкРАНА

На первый взгляд можно было подумать, что Олег сжал кулаки, но нет. Он как бы схватил накрепко четырьмя пальцами руки пятый, большой и начал усердно выпрямлять на нём косточку посерёдке. Пытаясь, как в детстве, когда нужно было промолчать на ковре у директора или не врезать прямо в рыло однокласснику, ведь учитель уже поймал обоих, сосредоточиться на руках. Вот и сейчас. Зависнуть где-то внутри себя, чтобы не смотреть на сидящих перед ним старшеклассников.

В лицей его пригласили как участника СВО. Вот только на хрена? Один клюёт носом в свой проклятый смартфон, другая разглядывает ногти. Третий смотрит мимо. Ни одного прямого, обнажённого взгляда, ни одного электрического, короткого, но прошибающего сразу слова, к которым он так привык ТАМ. На передке. Нет.

И слова педагога в ответ на такое простое предложение — а давайте пойдём помогать родственникам мобилизованных, особенно погибших. Снег чистить, уголь кидать, всё такое. «Не-е-е-ет. Мы не можем использовать труд несовершеннолетних».

Почему? Почему, когда ТАМ мясо, грохот, боль, огонь, когда там разрывает на куски детей, здесь все пытаются жить обычной жизнью?! Как будто ничего не происходит. Почему им всё равно? Какие ногти? Какой смартфон? Блин…

Откуда-то с улицы опять слышится приглушённый плач. Вначале после госпиталя он подрывался. Бежал. Выяснял. Искал. Но когда жена начала молча плакать и думать, что он поехал, решил придержать коней. Понаблюдал за мирными, ничего подобного у них нет. Списался ВКонтакте со своими, понял, что это и дома слышат только пацаны. Что это ОНА ИХ ЗОВЁТ обратно. Ей холодно, одиноко, бо-о-о-ольно. И, голос, как обычно, девчачий.

Впервые Олег встретил её в Каховке. На сухпайке долго не просидишь, решили с пацанами посмотреть в магазине чего-нибудь свеженького, на супчик. Навстречу девчонка с мамой за ручку. Весёлая. Видит военных и машет, довольная. Таких вообще было много, на станциях в деревнях приветствуют военные поезда. А бабушки крестят.

И вдруг — Хаймерс. Прицельно. По маме. На куски. А девочка, в общем, целая. Но рука отдельно, и мама её держит. Крепко.

Тогда Олег решил для себя, внутренне, что по ту сторону нелюди. И теперь они его цель. Девочку, уже без сознания, перетянули жгутами и отправили на скорой в город. О судьбе её больше ничего не слышали.

А потом она начала приходить. В одно и то же место на передке. Почти ко всем в роте снайперов. Рассказывать друг другу подробности было как-то шыкотно — все взрослые мужики, сибиряки, не какая-нибудь Москва в коротких штанишках. Поэтому перебрасывались:

— Было?

— Было.

И всё понятно. А она как бы давала задания, что ли. Первым получил… тогда у него был какой-то другой позывной. А после трансформации стал Апостолом. Это придумали пацаны, а значит, правильно.

Обычный рядовой на передке переквалифицировался во врача. Док — тот и дома был медиком на тюрьме, но на фронте стал настоящим святым. А вот Апостол — отдельный разговор.

Профессиональные врачи, к сожалению, слабы. И духом, и телом. В палатке лечат, но дальше выходить боятся. А это же самое главное — перетянуть на месте, притащить на себе в укрытие. И Апостол вдруг начал делать это мастерски. Как никто. Вынося на себе пацанов из таких переделок, что не приведи господь, а сам без единой царапинки. Ну не божий ли промысел?

Олег видел УкРАНУ — это такой позывной они коротенько придумали своей коллективной галлюцинации (из чего складывается, и ежу понятно) — чаще других. Как сам с собой мысленно шутил — всё-таки командир, положено, позывной Кан, а со временем Атаман. Она приходила обычно той самой девочкой без руки. Плакала, жаловалась, что болит. Люди ни за что её обижают, калечат. А она хочет просто жить. Быть обычной, весёлой, беззаботной. Но изредка виделась старуха.

— Сыночка, дай мне хлебушка. Нету хлеба, отдай свою руку. А если и руку уже потерял, хочу твоё сердце!!!

Пару раз была голой женщиной с длинными волосами. Целовала, рядом ложилась. Жена узнает, убьёт.

И ничего. Никаких указаний. Или заданий. Вот то ли дело у Мусы. Его суперспособность — ходить на ту сторону как к себе домой. В миру, кстати, предприниматель, продукты питания. Так вот, он всё шастал за фотками погибших пацанов. Это когда понятно, что их больше нет, а трупы там, значит, семья не получит от государства выплаты. Надо помогать. И вот как-то вернулся и говорит: вооружённый блок-пост положил. Шесть человек ножом. Конечно, никто не поверил. А он сходил ещё раз и сфотал.

Другому УкРАНА вообще что-то странное шепнула. Тот у себя на посту нишу выкопал. В нишу шкафчик, чтоб дым от плиточки с туркой не шёл. И вот, накашеварит у себя самый лучший в мире эспрессо и бегает по траншее от поста к посту с чайничком. Пацанов поит. Позывной Кофе.

У каждого своё. А что ж Олегу? Он с этим вопросом — почему УкРАНА ему задания не даёт — к батюшке. Был такой доброволец в их рядах. Молился, перед каждым боем крест целовать давал. А когда выслушал Олега, обнял его, как ребёнка, и заплакал. Уговорил этого пионера-комсомольца по-настоящему креститься. С тех пор у Олега на шее особый оберег. А на голове вместо каски казачья кубанка. Батюшка разрешил.

Он, кстати, как Кана, впоследствии Атамана, окрестил, в тот же день попал под Хаймерс. А потом 9 дней подряд голубем прилетал в то самое место, где ко всем пацанам приходила УкРАНА. На средоточие невыносимой, лютой боли, кровоточащей, открытой раны на истерзанном теле нашей ни в чём не повинной земли. Прилетит, крылышки вниз спустит и бродит, как будто гладит её. Жалеет.

За короткий срок Апостол по официальным данным вынес из огня 36 человек. По данным пацанов — 48. Тогда у него появилась мечта — после СВО отучиться на фельдшера. Работать на скорой. Но, видимо, не суждено. Поехал домой «трехсотым». Двинулся умом.

Из святых в роте остался только Док. И когда Олега ранило, он первым делом кричал Русе Плазме (о нём как-нибудь в другой раз): «Только Дока не зови, не зови». Ясно было, что сейчас начнётся огонь. А если Дока убьёт, остальным крышка.

Всё началось, когда Олег услышал жужжание дрона. Поднял винтовку, чтобы хлопнуть его. Поднял глаза. Понял, что снаряд уже летит не него. Закрыл глаза. Взрыв. Ранило в ногу, в печень, в голову. Был бы в каске, оторвало б. А так… в кубанке. Она ж мягкая…

Впрочем, сейчас не в ней. Сидит, как клоун, перед этими мажориками, хрустит костяшками. На хрена ему это всё? А за окнами плач. Она зовёт. Выпрашивает. Ей больно.