Живые

Анастасия Солынская (2024)

В отдалённой деревне в дверь дома стучится умерший полгода назад ребёнок. Только после этого его мать рассказывает своему мужу о трагедии, случившейся с ней в детстве. Она долго молчала об этом и о легендах, что живут в этой деревне. Чем им грозит встреча с сыном? Уйдёт ли мать за своим ребёнком? Смогут ли они жить дальше? Кто их ждёт за дверью?

Глава 3

Двенадцать лет назад

В доме было прохладно. Конец августа выдался тёплым, но ночи были уже совсем стылыми и ранним утром, подтопив остывшую с вечера печь, Анна Ивановна собирала внучке бутерброды в дорогу и что-то шептала сама себе под нос.

— Бабуль, ну не нужны мне эти бутерброды, тут ехать — часов пять от силы со всеми пересадками, уж не проголодаюсь за это время, плотно же позавтракала, — Катерина упаковывала в дорожную сумку тёплую кофту, чтобы быстро её достать в случае чего.

— Проголодаешься, проголодаешься, куда ж денешься. Да и не сразу же пересадку сделаешь, по городу погуляешь, а потом дальше поедешь. Что я, внучку свою не знаю?

— Кроме тебя никто и не знает, ба.

Девушка обняла старенькую женщину, и ещё несколько минут они стояли в обнимку, будто разлучались навсегда, а не на пару месяцев, пока Катерина не приедет на ноябрьские праздники. И уже потом Анна Ивановна отпустила внучку, заправив той за ухо выпавшую прядку волос.

— Ты бутербродики-то всё равно возьми, пока до общежития доедешь, пока заселишься. Сколько ещё времени пройдёт. Успокой бабушкино сердце. Ладно?

— Хорошо, хорошо. Ба, а ты не видела мои туфли? Куда-то запихнула их с вечера, а теперь найти не могу.

— В сенцах посмотри, вроде там оставляла.

Катерина выглянула за дверь — туфли стояли в уголке, сверкая начищенными боками. Девушка подхватила их за задники и поставила рядом с вешалкой на входе в дом, чтобы немного отогрелись внутри от уже по-осеннему холодных августовских ночей.

— Действительно, в сенцах.

* * *

Катерина несла в одной руке дорожную сумку, забитую только самыми необходимыми на первое время вещами, другой под руку вела Анну Ивановну. Дорога до остановки была не самая близкая, но водитель обещал дождаться, если они не успеют к назначенному времени. Бабушка с внучкой шли почти через всю деревню, наблюдая, как просыпаются жители, выгоняют на улицу скотину и готовятся к новому дню.

— Как я тут буду без тебя, деточка?

— Я буду звонить тебе каждую неделю, ба, ладно? Рассказывать про свою жизнь, про что-нибудь новенькое, про занятия. Ты только не переживай сильно, я справлюсь, ты же знаешь.

— Знать-то знаю, только сердцу не объяснишь, что ты взрослая и сама справишься. Как в общежитие заселишься, сразу мне позвони. Я хоть буду знать, что ты добралась и устроилась. А вещи тёплые я тебе через пару неделек отправлю, мне Татьяна с почты поможет всё оформить.

Они подошли к остановке как раз в тот момент, когда к ней подъехал старенький автобус. Тёмно-зелёный пазик, дребезжа, остановился перед ними, Катерина порывисто обняла бабушку и забежала в заботливо открытые кем-то из пассажиров двери. Анна Ивановна махала вслед автобусу, пока тот не скрылся за поворотом.

Всю дорогу Катерина рассматривала сменяющиеся за окном пейзажи и радовалась каждой увиденной речке, хотя все они были похожи между собой, отличаясь только названиями. Даже ограждения у всех были одинаково проржавевшие и с осыпавшейся краской. Но было в этом ощущении что-то такое приятное, из детства — как будто ей снова семь, они едут в соседний городок на таком же автобусе, а мама аккуратно толкает её локтем в бок и шепчет: «Смотри, доча, речку проезжаем. Быстрее, а то всё пропустишь!» Маленькая Катенька открывала глаза, тёрла их со сна и, держась кончиками пальцев за резинку окна, наблюдала, как величественно несёт свои воды старая река.

Мамы не было уже много лет, Катерина привыкла ездить одна, но всегда, всегда ждала мостов и рек, чтобы вспомнить и поймать то ощущение из детства, хотя чаще просто вздыхала очень грустно и поглаживала давным-давно побелевший шрам на животе.

* * *

Старый автобус въезжал в город медленно, давая деревенским жителям привыкнуть к смене обстановки, хотя она и отличалась только наличием домов повыше, местами отремонтированных да с новыми пластиковыми окнами. Пара лежачих полицейских, немного пешеходных переходов, чуть-чуть поворотов — и за окном уже видно городскую площадь, на которой монтировали сцену для проведения концерта на Первое сентября. Откуда-то даже слышалось пение, видимо, кто-то уже репетировал свой номер.

Автобус, по инерции продолжая дребезжание, остановился у здания автовокзала — одноэтажного строения типичной советской постройки, с небольшой лестницей. По краям ступенек у неё откололись куски бетона, оттуда, как из открытых ран кости, торчала арматура. Закрытые решётками окна смотрели недобро и не добавляли месту шарма, но другого вокзала в маленьком городке не было — выбирать было не из чего.

Катерина вышла, размяла ноги после долгого сидения в автобусе и, осмотревшись, зашла в неприветливое здание.

— Один билет до У… на одиннадцать, пожалуйста.

— Пятьсот пятьдесят.

Катерина протянула купюры кассиру, удивлённо протянув:

— Ого, снова повысили?

— Да уж не говорите, второй раз за год уже поднимают. Держите вот сдачу и билет.

Катерина улыбнулась женщине и вышла из здания автовокзала. Она решила прогуляться недалеко от площади, как раз в запасе была пара часов до отъезда маршрутки. Кто-то из деревенских рассказывал, что там скверик после ремонта открыли. Самое время было на него посмотреть.

И ведь не соврали — на месте, где раньше был пустырь и остатки разнесённых когда-то давно по кирпичикам зданий, теперь стояли магазинчики, территория была приведена в порядок, а бархатцы в редких клумбах отцветали буйным цветом и распространяли вокруг не менее буйный отталкивающий запах. Там, где когда-то не было ничего, появился уголок канцелярских магазинов, теперь у жителей был какой-никакой выбор — где же в этом году купить детям цветной картон и набор карандашей.

— И хоть кто-нибудь бы подумал, что бархатцы портят вообще всё, ну хоть кто-нибудь. Лучше бы космею посадили, честное слово, — Катерина, бубня себе под нос, зашла на разведку в один из магазинчиков.

Пока Катерина училась в школе, каждый август они с бабушкой приезжали за закупками в старый канцелярский магазин на соседней улице. И каждый год он был заполнен так, что хвост очереди исчезал где-то на улице, не стремясь испаряться, а товары заканчивались с такой скоростью, что их не то, что со склада не успевали приносить, так и дозаказывать приходилось постоянно.

Теперь же можно было выбирать, и эта новость будто дарила какую-то надежду, что однажды в этом городке снова будет жизнь, достойная всей его исторической значимости. Сейчас он скорее доживал свой век, потерянный в летах и войнах маленький городок. Горожане жили больше по инерции, веря, что всё тут было и будет в упадке, несмотря на богатую историю, общее развитие страны и дотацию региону от правительства.

Катерина осмотрелась в тесном магазинчике и купила дурацкую обложку на паспорт, лишь бы не уйти с пустыми руками. Продавец предлагал взять тетрадок и ручек со смешными животными на колпачках, но девушка вежливо отказалась: «Только бы не затянуло, только бы! А то оставлю тут все деньги, а что потом делать?» Но как же ей хотелось их все, чтобы были, чтобы смотреть на них иногда, поглаживать обложки тетрадок и нет-нет да и писать в них что-нибудь время от времени.

Она вышла под августовское солнце и улыбнулась, жмурясь под начинавшими припекать лучами. Ей казалось, что сейчас она сможет выбраться и сбежать туда, где ничего не будет ей напоминать о деревне, кроме звонков бабушки и редких поездок туда на каникулы и длинные выходные.

Катерина прошла через старый парк, вчитываясь в надписи на стенах летней сцены и уворачиваясь от пробегавших ребятишек. Вывернула к взрослой библиотеке, куда так и не успела попасть в школьные годы, оттуда прошла через памятник участникам Великой Отечественной, а потом через городскую площадь вернулась к вокзалу. Время близилось к половине одиннадцатого, а маршрутка уже полнилась людьми в ожидании ещё пары пассажиров. Катерина заняла своё место и приготовилась к трёхчасовому путешествию до города побольше.

Она никак не могла уснуть в радостном предвкушении и считала пролетавшие за окном деревеньки.

— Целых семь домов с пластиковыми окнами, ого! — Катерина не заметила, что сказала это вслух и обернулась в надежде, что не разбудила старушку-соседку.

— Чего говоришь, доченька? — спросила та, открыв глаза так, будто и не она только что мерно посапывала во сне.

— Окна считала… — зарделась девушка и смущённо заулыбалась. — Пластиковые. Ну, чтобы не скучно было. Мы так с мамой раньше в поездках всегда делали.

— Хорошее дело, доченька, хорошее. Ты поспи лучше, нам ехать ещё пару часов.

— Не переживайте, бабушка. Я так этого дня ждала, что теперь уснуть не могу никак, хотя знаю, что надо бы.

* * *

Катерина проснулась от аккуратных толчков в плечо и не сразу поняла, где находится. Потом она вспомнила маршрутку, чудесную старушку-соседку и посмотрела в окно, за которым мелькали домишки пригорода У.

— Просыпайся, доченька, подъезжаем уже.

— Спасибо вам, бабушка, — шепнула Катерина и, отвернувшись к окну, изучала место, где ей предстояло провести ближайшие несколько лет.

Город встретил Катерину шумом разговоров, рокотом двигателей приезжающих и отъезжающих маршруток, запахом беляшей и выкриками торговцев, расположившихся недалеко от выхода с территории вокзала. Стаканчики с семечками, сера в пищевой плёнке¹, рюмочки с кедровыми орешками и ворох газет, чтобы мастерки собирать из них кулёчки — всё было тут, найди только рублей двадцать. Она прошла мимо, к автобусной остановке. Общежитие находилось через пару кварталов, у неё оставалась всего пара часов до окончания заселения.

Примечания

1

Сера — природная жвачка, состоящая из очищенной смолы сибирской лиственницы. Сейчас продаётся в упаковках как жвачка, а раньше продавалась отрезными кусочками в пищевой плёнке.