В поисках утраченной близости

Анастасия Соловьева, 2008

Когда Ирина встретила Степана Давликанова, она поняла, как ей повезло. Стив был просто мужчиной ее мечты. Но счастье оказалось недолгим. После дикой сцены, которую устроила в его присутствии двоюродная сестра Даша, Стив сбежал. Между влюбленными выросла стена непонимания, холодности и недоверия. Пытаясь пережить душевную травму, Ирина замкнулась в себе. Из состояния апатии ее вывел визит тетушки, пожелавшей отписать племяннице дачу. Наследство неожиданно связало судьбу Ирины и ее бывшего возлюбленного в один узел.

Глава 3

— Алла, доброе утро. Наконец-то я застал тебя дома!

— Странно довольно-таки… Я ведь и не хожу никуда, кроме как на работу!

— Вчера и позавчера, по крайней мере, ты просидела в своем издательстве до одиннадцати, не так ли? Тебе удлинили рабочий день?

— Да, вчера я действительно вернулась поздно. Ездила в Дубровск.

— Это где?

— В ближнем Подмосковье.

— Ну и как поездка?

— Успешно.

…Какое там успешно?! К нотариусу Никоэлян Джульетте Саркисовне очередь, как в Гражданскую войну за хлебом! Дарственную только со второй попытки забрать удалось! А в первый раз меня выставили из дубровской нотариальной конторы за пятнадцать минут до ее закрытия.

— Разобралась со всеми делами? Ничего больше не тяготит тебя?

— Нет, ничего. Спасибо, что ты обо мне беспокоишься.

— Ты же знаешь, я всегда…

— Да, Стив, я знаю. Ты очень заботливый, внимательный… Просто идеальный друг!

— Да что это с тобой сегодня случилось? Комплименты мне говоришь?

— Не нравится?

— Ну уж ты слишком! Прямо как на поминках. Это только о покойнике — или хорошо, или никак.

— А живым непременно надо высказывать в глаза всякие гадости?

— Ну, скажем, не гадости, а упреки.

— Почему?

— Так естественнее.

— О, не беспокойся! Мне совершенно не в чем упрекнуть тебя.

— Опять за свое?

В голосе мягкая, еле уловимая усмешка. Абсолютно как в те, доапокалиптические времена. Я не выдерживаю. Единственное, чему я еще не научилась, — это сопротивляться воспоминаниям.

— Стив, пожалуйста, не говори со мной так. Потому что тогда…

— Как так?

–…тогда все начнется по-настоящему.

— Что — начнется?

— Упреки, выяснения отношений… А ведь нам с тобой… нам это совсем не нужно! Мы же интеллигентные люди…

— Ты думаешь, интеллигентные люди не могут раз в жизни нормально, по-человечески поговорить?

— Да отчего же? Могут, наверное…

Продолжительная пауза.

— Почему ты так долго не звонил?

— Ездил в Германию.

— По делам?

— В общем-то по делам. Но на несколько дней задержался. В Гамбурге я случайно познакомился с соотечественниками, и меня пригласили на выставку «Современная русская икона».

— Интересно?

— Своеобразно. Так сложилось — не пойти было нельзя… Я, собственно, тебе затем и звоню.

— Вот оно что!

— Хочу пригласить тебя в иконописную мастерскую.

— Да зачем мне в эту мастерскую?

Но он не торопится удовлетворить мое любопытство, и окончательно смысл нашей поездки я прозреваю уже в машине. Ехать нам долго — до самой границы… Московской области, и Стив не спеша и, как мне кажется, с удовольствием рассказывает о своих новых знакомых — Андрее Башляеве, владельце иконописной мастерской «Богомаз», и его супруге Екатерине.

Башляев — интересный, прекрасно образованный человек. В свое время он закончил психологический факультет Московского университета. На четвертом курсе Андрею довелось пережить стресс, ставший для него началом психологического перелома. Постепенно молодой человек уверовал в Бога и начал посещать русскую православную церковь, а после окончания университета даже отнес документы в духовную семинарию.

Однако по неизвестным причинам документы у него не приняли. Тогда Башляев занялся иконописью, мечтал даже о поступлении в художественный институт, но вовремя одумался и от идеи сделаться иконописцем отказался.

Писать иконы — это вам не логотипы фирменные разрабатывать! Здесь не отделаешься ремесленными навыками — одной виртуозной техники окажется маловато. Призвание нужно, дар! Не побоимся столь громких слов. А Андрей оказался одаренным наполовину. Он кожей чувствовал настоящие вещи, а сам ничего подобного написать не мог. Однако человеком он был рассудительным и смышленым, поэтому даже половинчатая одаренность пошла ему на пользу. Андрей сделался экспертом-оценщиком, и его пригласили на работу в известный художественный салон.

Проработав несколько лет в неплохо оплачиваемой должности эксперта, Башляев смог открыть собственную мастерскую, в штате которой трудились исключительно подлинные художники. Стив, наверное, выбрал не совсем точное слово: все-таки художник — это не иконописец, но я не стала перебивать.

Вот уже несколько лет дела в башляевской мастерской «Богомаз» движутся как по маслу. Повсюду в городах и весях нашей необъятной родины восстанавливаются разрушенные при советской власти церкви (Андрей объяснил: правильно говорить — храмы). Многие, уже восстановленные, меняют убранство на более роскошное. Короче, пока с заказами в мастерской нет проблем. Казалось бы, предприимчивый владелец «Богомаза» может почить на лаврах. Ан нет! Мастерская участвует во всех православных выставках и ярмарках и даже собственные персональные выставки проводит. В этом году они впервые представляли свои иконы за границей.

— Молодцы, — тихонько вздыхаю я, дослушав до конца историю предприимчивого Андрея Башляева.

…Все как всегда. Наш разговор окончательно скатывается в спокойно-вежливое русло, в непринужденный обмен информацией. Просто в болото! Мы увязаем в этом русле от встречи к встрече, от фразы к фразе. Неужели все, что осталось у Стива ко мне, — это одна спокойная вежливость? А у меня к нему?.. Да тоже! Да! Нет… Но он так старательно истребляет во мне последние остатки чувства…

А что он, по-твоему, должен сделать? Свернуть по первой попавшейся дорожке в лес, запереть машину и повалить меня на сиденье!.. Ты же, дорогая моя, стремительно теряешь человеческий облик. И превращаешься в самку. В самку без самца!

Я внимательно разглядываю красивые, холеные руки Стива, в спокойной безмятежности лежащие на руле, и пытаюсь представить, как этими руками он будет рвать пуговицы на моей блузке, и от волнения мне становится нехорошо. Я напрягаюсь — любыми средствами мне необходимо справиться с собой, делаю глубокий вздох с таким звуком, как будто бы Стив уже свернул с шоссе в лес: мой вздох больше походит на стон оргазма.

— Алла, что ты? Устала от дороги? Я сейчас машину остановлю!

— Не беспокойся и, пожалуйста, продолжай. Как ты интересно рассказываешь!.. Его жена калмычка? Надо же! А калмыки — это изначально племя кочующих китайцев? С ума сойти! Вот никогда бы не сказала. А как ее зовут?.. Катя? Неинтересно… У калмыков что, русские имена, или она сменила имя, когда покрестилась?.. Не знаешь… И у детей имена русские? Иван, Николай, Алексей — да сколько же их всего? Пятеро?.. А на кого они похожи?.. На нее? С такими именами?!

Смеюсь. Громко, заразительно, правдоподобно… Чтоб он ничего не думал. А то еще, не дай бог, из вежливости завернет в лес.

Такое у нас с ним было однажды…

В тот, в наш самый последний день, в машине Стив рвал на мне застежки и «молнии», рвался к моему телу и просил выйти за него замуж. А я чувствовала себя зачарованной, потому что именно тогда, в машине, вдруг до конца поняла, что Стив и есть тот самый человек, о котором я мечтала с юности. Да что там с юности, с младенчества, с детского сада! Едва я стала осознавать себя, как сразу же начала мечтать о нем…

Стив тогда все-таки сумел вовремя образумиться — мы вышли из машины и поднялись ко мне. Но в спальне произошло неизбежное — Стив умудрился порвать мою сиреневую атласную юбку. Правда, ему это было глубоко безразлично. В тот вечер он рвался завладеть моим телом, вписать в мой паспорт свою фамилию, говорить обо мне со мной, надо мной смеяться, баловать меня, ругать и прощать… А я — я, наверное, страстно желала, чтобы это все со мной совершалось.

И когда страсти немного улеглись, он стал рассказывать мне, какая я есть на самом деле — смешная и беззащитная, но очень хитрая и со своим сводом моральных правил, от которых я не отступлюсь даже под страхом смерти; красивая, и желанная, и противоречивая, и какая-то еще… нескончаемая, одним словом. Такая, с какой ему никогда-никогда не будет скучно…

— Ты только представь: пять детей, по виду совершенных азиатов с русскими именами.

— Здорово! Представляю… А как же, интересно, Катя управляется с этой оравой?

— Да когда как. Я бы сказал, с переменным успехом. Мне, во всяком случае, довелось быть свидетелем некоторых довольно неловких сцен… Хотя ты знаешь, сколько лет старшему, Ивану?.. Пятнадцать!.. В Москве дети время проводят в основном с няней.

— Что, и пятнадцатилетний Иван — тоже?

— Не знаю. Наверное, нет. Кстати, осенью родители собираются послать его в Кембридж.

— А торговля иконами, я так смотрю, не самый убыточный в мире бизнес.

— Здесь ведь не только иконы. Катя — известный в Москве психоаналитик. У нее тоже крутая клиентура.

— Что значит тоже?

— Как и у Андрея.

— Так Андрей же занимается украшением церквей. То есть храмов. Его клиенты — священники!

— Священники скорее заказчики. А чтобы расплатиться с башляевской мастерской, большинство из них прибегает к помощи спонсоров. Вот и я решил пополнить их ряды.

— Что ты решил пополнить?

— Ряды спонсоров. Заплатить за иконостас в храме во имя архангела Михаила в селе Ново-Никольское.

— Ничего себе!

— Мы сейчас едем в этот храм.

— А ты говорил: в мастерскую.

— В мастерскую — потом. Сначала в храм, к отцу Стефану Кручине.

— Надо же отец — тезка твой!.. Господи, Стив, а зачем тебе это? Такие деньги тратить на церковь… Ты извини, я просто не понимаю. Правда.

— Видишь ли, расходы такого характера — это своего рода пиар.

— Реклама?

— Я таким образом — через эти пожертвования — декларирую свой финансовый и общественный статус.

— Что это значит?

— Что у меня, во-первых, есть деньги, а во-вторых, что я их вкладываю в социально значимые проекты.

— Ты считаешь иконостас социально значимым проектом?

— По нашим временам очень даже значимым! Не секрет, что возрождение России в нашем обществе ассоциируют с возрождением православной церкви. Эта идея безумно популярна, ее на разных уровнях высказывают, и вот поэтому…

Я перебила его рассмеявшись:

— Стив, ну можешь ты не играть хотя бы передо мной? Ты так говоришь — как будто на пресс-конференции!

Он что-то ответил мне, тоже со смехом. Я не расслышала — мне показалось, что сейчас он все-таки свернет с трассы в лес. И он действительно свернул — на пыльную грунтовую дорогу, ведущую в деревню Ново-Никольское.

— Ты лучше подожди у ворот, — попросил Стив. — Я недолго.

— Как хочешь.

— Не обижайся. Просто ты так одета… как для загородной прогулки, а отец Стефан, говорят, строгих правил.

— Я подожду тебя, где ты скажешь. Но неужели мнение отца Стефана до такой степени важно для тебя?

— Не в том дело. Просто, если он будет плохо обо мне думать, все отстежки полетят псу под хвост. А у меня, как ты понимаешь, задача прямо противоположная.

Выйдя из машины, я послушно направилась к скамеечке у ограды храма, а Стив энергично зашагал вдоль серого оштукатуренного здания, которое больше смахивало на какую-нибудь средневековую купальню, или амбар, или мануфактуру — прародительницу фабрики, одним словом, на что-то из области феодального хозяйства, но было, по всей видимости, все-таки храмом во имя архангела Михаила. В этом я окончательно убедилась, заметив пристроенную к торцевой стороне здания колокольню, которую венчал пряничный, с золотыми звездами купол. Купол был очень кстати — без него колокольня ассоциировалась бы скорее с многократно увеличенной в диаметре трубой крематория.

«Похоже, обитатели Ново-Никольского не страдают от избытка эстетического чувства!» Произнеся про себя этот вердикт, я уселась на скамью у ограды храма, блаженно вытянула ноги и занялась ожиданием Стива.

«Протяну ноги в хорошие руки», — пошутил кто-то из наших за ужином в ресторане. От нечего делать я представила, как протяну мои нескончаемые ноги, обутые в серые замшевые сапоги, в руки Стиву. Сапоги, говоря между нами, лучше снять — остаться в серых капри, открывающих стройные икры и тонкие щиколотки. Но и капри ради такого случая можно было бы скинуть. Лучше просто: мои голые ноги в его потрясающей красоты руки!

Ежу понятно: самой давным-давно пора разруливать ситуацию! Довольно тянуть — ждать, мямлить, ходить вокруг да около! Надо просто взять и протянуть ноги. Благодаря этому моему жесту мы вернемся в точку, которую принудительно покинули год назад. В точку любви, полного понимания и безмятежного счастья.

Мне стало весело: сложнейшая в мире проблема обретала вдруг самое непритязательное решение. Простое и единственно верное. Вообще-то по жизни я привыкла рассуждать критически, но сейчас мне трудно было усомниться в предстоящем успехе. Что-то мешало. Может быть, апрельское солнышко и предательски звенящий весенний воздух? Не знаю…

От столь интересных и полезных размышлений меня отвлек пронзительный женский крик.

— Тысячу! Это на всех тысячу дали! Ну-ка давай сюда! Чево это…

— Да какую тысячу?! Полтинник…

Я обернулась и увидела Стива, возвращающегося назад вдоль серого здания. У него был усталый, немного расстроенный вид. Забыв о предосторожностях, я поспешила ему навстречу.

— Стив! Дорогой! Ты из-за чего-то расстроен?

— Иди к машине, Алена. Обсудим по пути.

Алена! Давно он так не называл меня. Я еще раз украдкой взглянула на Стива.

…Хорошо бы не только ноги, но руки, и шею. Спрятать лицо у него в ладонях, и пусть он иногда наклоняется и целует меня в затылок. А я буду сидеть замерев…

— Хочешь, я поведу машину? Мне кажется, ты устал.

— Я не устал.

— Огорчился?

— Немного.

— А с какой стати, позволь узнать, ты жертвуешь тысячи деревенским нищим? — Не дожидаясь специального приглашения, я шлепнулась на водительское место. — Уж не думаешь ли ты, что и об этом красивом жесте станут писать в средствах массовой информации?

— Алла, осторожнее! Сама видишь, какие здесь дороги… Да не жертвовал я никаких тысяч! Им вообще деньги жертвовать грех — напьются, бедняги. До положения риз налакаются.

— А как насчет отца Стефана? Он соблаговолил принять пожертвования? Или его смутил твой нравственный облик? А может, физический?

— Да нет, вроде пока ничего…

Действительно, оказалось, что Стив не первый желающий оказать материальную помощь отцу Стефану Кручине, настоятелю храма во имя архангела Михаила. До него порывались многие. Только отец Стефан не ленился и всякий раз наводил справки о гипотетических спонсорах. И получал неутешительные ответы. Криминальное прошлое, бегство от налогов, причастность к теневой экономике и громким политическим скандалам, сомнительные связи… А последний спонсор — предприниматель из близлежащего городка, — еще хуже — дерзнул иметь собственное представление об образе архангела Михаила. Бизнесмен в пух и прах раскритиковал икону, созданную башляевскими богомазами. Те обиделись. Отец Стефан оказался между двух огней и без иконостаса.

— Обо мне он уже кое-что выяснил. Так и сказал: кое-что, но не до конца.

— А что, он думает, будет в конце?! — неподдельно возмутилась я.

— Что-нибудь из вышеперечисленного. Или все вместе сразу.

— Ну давай рассуждать по порядку. Криминального прошлого у тебя нет точно. Про сомнительные связи… не знаю. Ничего сказать не могу.

— Смотря что называть сомнительными связями. Я уверен, что сомнительным он счел бы твой внешний вид.

— Штаны до колен?

— И розовую куртку… И рыжие волосы. — Стив медленно провел рукой по моим волосам.

Я удачно сориентировалась и свернула в лес.