Спасенная в неволю

Анастасия Сова, 2023

– Я не буду работать в борделе! – практически кричу я, но одновременно сжимаюсь от страха, услышав то, что мне только что предложили.– Разве я что-то спрашивал? – безразличным ледяным тоном отвечает собеседник. – Мои решения не обсуждаются!– Значит, вы спасли меня лишь для того, чтобы сделать то же самое? – То же самое? – мужчина поднимает бровь, усмехаясь. – Ты понятия не имеешь, что с тобой сотворили бы люди Мрачного, если бы я не появился в самый ответственный момент! – разговор начинает злить Дмитрия. – Я тебе жизнь спас, Алиса. А за добро всегда надо платить. И ты заплатишь.

Глава 7

АЛИСА

— Ну что, царевна?! — произносит мужчина, тот самый, который нашёл меня в логове бандитов. — Готова прогуляться? Буду сегодня вашим кавалером, — он лыбится, будто сказал что-то невероятно смешное, а мне становится не по себе. Это вовсе не та компания, в которой можно в удовольствие гулять по саду. — Да не жмись ты! — говорит он, замечая мое замешательство. — Кусаться не буду! По крайней мере пока… — кривая усмешка искажает лицо мужчины, а я сглатываю комок нервного напряжения.

— Что-то я передумала гулять, — отзываюсь, в надежде, что он отстанет.

— Да не ссы в компот! Ноги в туфли и за мной! — командует посетитель. — Устрою тебе экскурсию.

Застегиваю босоножки, которые оказываются мне слегка великоваты, но это не страшно. По крайней мере, не так, как прогулка с этим шутником. Выходим за дверь, петляя в лабиринте коридоров. Сколько же здесь комнат?! Людей не видно. Лишь я и мой спутник, уверенно шагающий впереди. Я же трусливо шевелю ногами, озираясь по сторонам каждые три секунды, точно ожидаю подвоха.

По массивной каменной лестнице спускаемся вниз, в просторный холл, а затем и вовсе выходим из дома. «Крем от загара был бы сейчас, как нельзя кстати», — думаю я, оказавшись под палящими солнцем.

С моей белоснежной кожей обгореть до состояния помидора — раз плюнуть! Я была на море раза три, и один из них почти все семь дней сидела в тенёчке под навесом, обмазанная целым тюбиком крема. Это хорошо ещё, что поблизости не было продуктовых магазинов, иначе мама намазала бы меня сметаной. Отдых что надо, ничего не скажешь!

— Значит так, — начинает разговор мужчина, — ближе, чем на три метра к забору не подходишь, а в сторону ворот даже смотреть не смей! Захочешь искупаться — бассейн в твоём распоряжении. Ах, да! Чуть не забыл, — тянется в карман и небрежно суёт мне под нос свой мобильный, — босс сказал позволить тебе право на один телефонный звонок.

— Спасибо, — тихо отвечаю, осторожно забирая телефон у хозяина.

Пытаюсь отойти в сторону, но меня грубо одёргивают:

— Куда? Здесь базарь.

Горестно вздыхаю, оставаясь на месте. Я вовсе не в том положении, чтоб диктовать свои условия. Телефон ведь могут и отобрать. По памяти набираю номер матери. Длинные гудки идут невыносимо долго и кажутся такими громкими, что я перестаю слышать какие-либо другие звуки, с замиранием сердца ожидая ответа.

— Алло, — ни живая ни мертвая мама все же отвечает на звонок.

Звук ее голоса порождает в моей душе вселенскую печаль, лишая последней возможности держать себя в руках. Мне так хочется, словно маленькой девочке, оказаться в ее ласковых объятьях, закрывающих от всех неудач и ужасов окружающего мира. Я из последних сил удерживаю слёзы, залившие глаза, и дрожащие губы, зажимая последние рукой. Мне нужно ещё совсем немного, буквально пару секунд, на то, чтоб собраться и ответить маме без панических ноток в голосе.

— Алло, — снова повторяет мать, а я понимаю, что она вот-вот повесит трубку.

— Мама, это я, Алиса, — на выдохе отвечаю.

— Алиса?! — мама оживает, а тембр ее голоса меняется, но пока не понятно в какую сторону.

— Прости, со мной приключились кое-какие неприятности, но все уже в порядке, и я скоро буду дома.

— Серёжа, неси валерьянку, — слышу в трубке обращение к отцу. Испуганный приказ матери заставляет меня замереть. Я помню, что бывает с ней от слишком сильных душевных волнений. И валерьянкой часто не ограничивается.

— Мама, все в порядке, — уверяю я. — Пожалуйста, возьми себя в руки! Я вернусь домой через несколько дней.

Сдавленный смешок совсем рядом вынуждает усомниться в своём обещании, но это и не важно, главное, дать родителям надежду.

— В порядке?! — театрально начинает родительница. — Ты хоть понимаешь, что с нами было? Знаешь, сколько слез я вылила? Знаешь, сколько успокоительных приняла? Боже! Да мы думали, что тебя больше нет в живых!

Бугай указывает на невидимые часы, намекая, что пора закругляться.

— Мама, пожалуйста, прекрати! Я не виновата в том, что случилось, но вышло так, как есть. Просто знайте, что со мной все в порядке, и я вернусь, как только смогу. Я скопила немного денег на чёрный день. Они зашиты под подкладку моего чемодана, — кошусь на мужика, которому от моей речи становится смешно. — Этого хватит на какое-то время. И, пожалуйста, не налегай на успокоительные. Мы обе знаем, чем это грозит.

Вешаю трубку, не дождавшись ответа. Говорить с матерью было больно. Представлять то, что они пережили, решив, что потеряли единственную дочь — ещё больнее. Главное, что все более или менее в порядке. Это вселяет веру в то, что они смогут без происшествий пережить нашу разлуку.

— Можно вернуться в дом? — спрашиваю у надзирателя, потому что после разговора с родителями ужасно захотелось побыть в одиночестве.

— Мы же только вышли, — удивляется он.

— Да, но я хочу вернуться.

— Ладно, — немного недовольно соглашается мужчина, будто ему нравилось гулять со мной.

Меня снова запирают на ключ. Бросаюсь на кровать и очень хочу разрыдаться, но не выходит. Внутри такая пустота, которая вытесняет даже мысли, вынуждая до самого обеда безжизненно пялиться в потолок.

Кормят меня четыре раза в день. И кормят так вкусно и плотно, что я не успеваю проголодаться и, по-моему, за три дня, проведённые здесь, даже успела набрать парочку лишних килограммов.

Меня уже выпускают на улицу одну и разрешают свободно перемещается по дому и в его окрестностях. Иногда я болтаю ногами в бассейне и сейчас, как никогда, жалею, что не умею плавать.

Свежий морской воздух действует на организм расслабляюще, но я ни на секунду стараюсь не забывать, что я не на курорте, и даже не в гостях.

О хозяине дома тоже стараюсь не думать. Во дворце действительно много прислуги, и каждый считает своим долгом напомнить мне, что хозяин не любит того, и не любит этого, что его нужно беспрекословно слушать и желательно даже не дышать, пока он не позволит. Они смогли настолько застращать меня, что складывается впечатление, будто я круглосуточно нахожусь под пристальным взглядом «Ока Саурона», и хозяин особняка видит даже то, сколько бумаги я отматываю, сидя на унитазе.

Поэтому я беспрекословно принимаю все, что мне предлагают. Несколько пар новых босоножек, на этот раз подобранных с учётом моего размера, вечернее платье и прочую ерунду, которую мне подсовывают ежедневно. Но в глубине души я понимаю, что никто и никогда не объявляет подобного марафона невиданной щедрости просто так. И с меня точно попросят что-то взамен.

Я очень переживаю за родителей. Их судьба пугает меня даже больше своей собственной. Отец и мать — единственное, о чем я не перестаю думать ни на минуту, особенно с того момента, как поняла, что Дмитрий Борисович вряд ли выпустит меня на свободу, когда вернётся.

— Алиса, — дворецкий заходит в комнату после обозначающего тройного стука. — Хозяин вернулся. Ждёт у себя.

— Прямо сейчас? — уточняю я, плотнее запахивая халат на груди.

— Да, — отвечает Алексей Владимирович. — И я не советую тебе медлить, сегодня он не в лучшем расположении духа.

— М-может быть я тогда з-завтра поговорю с ним? — с надеждой в голосе спрашиваю мужчину.

— Ни в коем случае! — отзывается лакей. — Ты сама требовала встречи с ним и теперь не вправе отказывать. Пойдём, я тебя провожу.

Ноги мгновенно становятся ватными. Они не хотят меня слушаться, то и дело норовят споткнуться. Сердце в груди трясётся, как ненормальное, мне кажется, я даже чувствую, как оно колошматит грудную клетку, из-за чего я вся содрогаюсь в такт его частых ударов.

Оказавшись у двери хозяина, взволнованно выдыхаю, а Алексей Владимирович ободряюще похлопывает меня по плечу.

— Иди, — тихонько говорит он мне. — Дмитрий Борисович не любит ждать.