Обещание

Анастасия Пересмешница, 2022

Когда обещание, данное давным – давно, не в силах нарушить даже смерти, что уж говорить о богах. Когда простой перевёртыш станет богом, а юная ведьма изменившись, станет богиней.

Ведьмина любовь.

Наверное в ту ночь, мои крики перебудили всю округу. Неделя до нового года, мне 17 лет, в одной ночной рубашке и босиком,я стояла на пороге дома и не могла отдышаться.

— Софи, Софи, что случилось? Зайди в дом, зима на дворе!

— Миша. — еле слышно пролепетала я.

— Софи? София? При чём тут Миша? Он в армии сейчас!

— Ба! — не выдержав наконец заревела я. — Он в беде….. Он кого то спас, а теперь в больнице.

— Софи,успокойся, зайди в дом, утром разберёмся. Я к Олегу схожу и разберёмся.

— Нет времени. Не успеем.

— Софи, это просто дурной сон. Ничего больше.

— Просто дурной сон? Ты мне будешь ещё сказки рассказывать. Это был не просто сон. — выдохнула я наконец бабушке Зои. — Я в лес. Мне к Велесу надо.

— София, стой! Я запрещаю. Софи вернись немедленно! — кричала бабушка, но я её уже не слышала.

Босиком, в одной ночной рубашке, перед самым новым годом, бежала в лес, к старому дубу, что возле болот. Старый дуб, не просто дерево. Старый дуб, проводник в мир богов, дерево Велеса, покровителя рода людского, ведем, отца перевёртышей.

— Велес, дядька Велес! — возвала я, вскинув руки. — Дядька Велес, покровитель! Услыш меня, прошу. — снова возвала я,упав на колени перед дубом. — Велес, я умоляю тебя, мне без тебя сейчас не справится, ну никак не справиться.

— Я услышал твои молитвы, дитя! — выходя из за дерева, произнёс медведь, оборачиваясь человеком. — Какого рода помощь тебе нужна, раз в таком виде, да в такую ночь, ты осмелилась явиться сюда? Явно не от хорошей жизни. Тебя привело сюда отчаяние, и бессилие.

— Ты прав, батюшка. Мне был сон.

— И что? Даже боги видят сны.

— Вещий. О дорогом мне человеке. Ну почти о человеке. Он из рода перевёртышей. Но сейчас он в беде, и нуждаеться в помощи.

— А это уже интересно! — задумчиво произнёс Велес, поднимая глаза к небу.

— Велес, батюшка, я хоть и имею силу, но ещё не познала мужчин. — выдохнула я, краснея.

— И об этом я ведаю. Хотя даже сейчас ты имеешь большую силу, оставаясь девственницей. — сказал мне Велес, присаживаясь на корточки. — А ведь ты часть пророчества.

— Это как?

–Тебе что, Зоя Синица ничего не рассказывала? — удивился Велес. — Во дела.

— Ты про то пророчество? А я думала что это просто, старая, страшная сказка, для малышни.

— Ну как сказать сказка?! — выдохнул Вевелеспоко мне и ухватив за деревянную подвеску в виде ивового листа. — Откуда это у тебя? Кто? Кто тебе это дал?

— Миша. — и туту я не выдержав, заревела в голос. — Он наш сосед, живёт с отцом, мать умерла. Он сейчас в армии, почти год, его отец мастер резьбы по дереву, вот и сына научил. Миша, когда уезжал, мне эту подвеску из дерева подарил. Знал подлец, что мне ива нравиться.

— А этот твой Миша тебе что то обещал? — с любопытством разглядывал меня Велес. — Может сказал что то? Ну или ещё что нибудь?

— Да, я правда так и не поняла до конца, что он имел в виду.

— И что же он сказал?

— Пусть ива исполнит своё обещание.

–Ой, немогу, насмешила. — и усевшись на снег, Велес заржал в голос. — Ты ведь даже не понимаешь что он тебе пообещал. Счастливая ты, да несчастная. Во дела.

— Да что тут смешного.

— Он тебя ведь замуж позвал. Заочно правда. Но позвал.

— Велес, я словам не очень верю, верю больше действиям! Если то, что ты сказал правда, то пусть так и будет. От судьбы не убежишь! — Надулась я, краснея.

— Да только не вернёться твой Миша к тебе. По книги жизни, ему смерть уготованна! — Велес как то странно задумался. — Только если я тебе не помогу. А сама ты не справишся, как не старайся. Его не спасёшь, да и сама за ним пойдёшь, на ту сторону. Не способна ты ещё на такие фокусы. Именно из — за того что не тронул он тебя!

— Без тебя знаю. Поэтому и пришла. — как же сейчас было больно от этих слов. — Велес, заступник, прошу помоги.

— Ладно. Но учти, цена для тебя может оказаться непосильной.

— А что страшнея? Твоя цена? Или смерть любимого?! Хрен редьки не слаще!!!

— Предупреждаю сразу, заставить тебя я не могу, но и отговаривать не стану. Решение принимаешь ты. А стоит ли оно того? Я многих таких видел. И не чем хорошим это не заканчивалось, многие так и оставались моими служанками.

— Согласна, на всё согласна. Пусть живёт! — слёзы душили, не давая вздохнуть, а холод начинал закрадываться в душу.

— Хорошо. Это твоё решение. И последствия тоже твои. — вставая на ноги, безапиляционно заявил мне Велес. — Ты станешь моей служанкой на три года, в трёх мирах будешь бывать, выполняя мои поручения. В мире жё людей, будешь ходить в облике медведицы. Так нужно. И не спорь, иначе не буду ничего делать!

— Три года?! — я чуть не заревела в голос. — Так долго!!!

— Это стандартный срок службы.

— Согласна.

— Да не переживай ты так. Если всё пойдёт согласно пророчеству, по итогу, ты получишь всё, о чём мечтала, и даже больше.

— Не надо мне больше. Помоги мне Мишу вылечить, а там хоть потоп!

— А теперь слушай и запоминай. Я забиру его болезнь, пропущу через тебя, но твоя кровь не даст тебе умереть. Когда твоё тело изторгнет болезнь из себя, мы заключим договор. — вещал мне Велес. — Но сначало предоплата. Сойдут и волосы.

— Хорошо. — выдохнула я, осознавая что от холода не чувчтвую ни рук, ни ног. — И пойдя дорогой смертной, не убоюсь я зла, ибо ты со мной, мой растрёпанный, сонный ангел, ведь я уже отдала тебе своё сердце, утонув в бездонных омутах серых глаз, сейчас не пожалею и жизни ради тебя. — выплёвывая каждая слова, чувствовала как жар с болью накрывают меня. Велес к тому моменты отрезал мне волосы, и я стала похожа на мальчишку. — Миша, я не позволю тебе умереть!

Боль, дикая и неотвратимая. Одна за одной, волны боли накрывали меня, и каждая новая волна боли, была сильнее предыдущей. От жара, в радиусе нескольки метрах растаял снег, а земля выгорела. Само время перестало для меня существовать, оно просто исчезло.

И лишь Ивовый лист держал меня в этом мире, не сгорая в огне болезни. Не давая забыть мне про Мишу, про его обещание, и то время что мы были вместе. Эти вечно непослушные, почти чёрные волось, бездонные омуты глаз, в которых я давным давно растворилась, и эта забавная ямочка, с левой стороны губ, появляющая каждый раз когда ты смеёшься, или просто говоришь, и родинка на изгибе подбородка, и вечно мурлыкающий голос, который пел для всех, и только для меня, и эти веснушки, которые расцветали каждое лето. Это всё моё, родное, не отдам я никому, заберу даже у смерти.

На рассвете я и вправду, изторгла из себя болезнь.Точнее слизь, много слизи, почти чёрной от крови. И эта дрянь растеклась отвратительной кляксой по земле, выжигая всё вокруг.

— Молодец. Ты справилась. Теперь он будет жить. А ты служить мне. — сказал Велес, протягивая мне медвежью шкуру. — Переодевайся в это. И запомни, ты теперь моя служанка, в Прави и Нави, ты можешь быть кем угодно. Но здесь, в Яви, в мире смертных ты обязанна быть в облике медведя! София Медведица. Теперь это твоё имя, София Медведица! Носи его гордо, как знамя, и никогда не забывай. Но помни, сила которой ты обладаешь, теперь почти безгранична, но её нужно контролировать. Хотя с этим проблем будет меньше всего. Ведь у тебя есть стимул.

— Но как?! А как же бабушка Зоя?!

— Не переживай. Пока ты металась в горячке, она была здесь. Умоляла тебя отпустить. Но ведь это твоя жизнь, тваоё решение. Так что тебе и расхлёбывать, а насчёт силы, я тебя обучу. Зоя Синица, всегда была немного паникёршой. Хотя оно и понятно, её опасения, ты ведь последная из своего рода. Умри ты, и род прервёться. — Велес как то странно улыбался. — Давай переодевайся быстрее. А то совсем простудишся. А мне тебя потом лечить.

— И ведь не поспоришь, я ведь с самого начала знала с кем связываюсь. — надевая шкуру, сквозь зубы процедила я. — А почему так жжётся?

— Это она прирастает………. — голос Велеса звучал как будто из под воды, и я его не слышала уже. А я проваливалась в пустоту и темноту, та настоящая я, опутываемая гибкими ветвями ивы, прячущими меня настоящую в свои зелёные листья, как в кокон.

А за тысячи киллометров от Великого дуба, в лазарете военной части, лежавший под капельницей солдат, внезапно очнулся, и стал рваться к телефону. Медицинскому персоналу, на силу удалось его успокоить, и вкалоть лошадиную дозу успокоительного и снатворное. А уже к вечеру, когда он очнулся, вокруг столпился весь медецинский персонал, даже медицинские сёстры.

— Лютов Михаил Олеговичь, 19 лет, рост, вес не интересно. Умирая от острой пневмании и невозможности вывести макроту и кровь из лёгких, выжил, так ещё и оказался совершенно здоров!!! — констатировал врачь, закрывая его папку, и обращаясь к парню. — Ты Миша медицинское чудо. То, чего не может быть.

–Я не чудо. И мне нужно позвонить, при том срочно.

— А как ты обьяснишь вот это? Твои анализы в порядке, хотя вчера ты умирал. — врачь потряс перед Мишиным лицом папкой. — Я врачь с двадцатилетним стажем, работаю здесь уже очень давно, и ты первый на моей памяти, кто выжил после такого!

— А что изменит моё обьяснение? Вы же все меня психом признаете. Да в палату с мягкими стенами запрёте. — огрызнулся Миша.

— Ну, а ты попробуй! Я жду!

— Оставьте парня в покое. И выйдете все вон, мне нужно с ним поговорить, раз он оклимался.

— Но товарищь генерал…………… — начал было врачь.

— Я сказал все вон. — рявкнул генерал, и дождавшись когда все уйдут, присев на край кровати, спросил. — Ты когда нибудь слышал имя Зоя Синица?

— Тётя Зоя? Это наша соседка. Её так отец называл, при мне. А вы откуда знаете?

— Знаю Миша, знаю. Ведь я тоже там жил когда то. Знаю что она ведьма, ну или была ей. Знаю что ты перевёртыш, и выжил ты не просто так. Тебе ведь помогли. Только кто, не знаю.

— София. Это внучка тёти Зои.

— Значит вот кто теперь силой владеет. — генерал задумался. — Знаешь, я ведь однажды обидел Зою, и очень сильно. Мне вовек не отмыться от этого позора. Если перед ней не смогу искупить вину, то хоть её внучке помогу.

— Но как?

— Я могу кое что сделать. Отпустить тебя пораньше. Не прямо сейчас, но думаю к концу весны так точно. — генерал смотрел на Мишу с какой то отеческой любовью. — Там ведь что то случилось?!

— Да, я правда так и не понял, но что то произошло. — у Мишы на глазах выступили слёзы. — Софи, моя Софи, она была в каком то тёмном и страном месте, где кроми неё и ивовых ветвей, ничего нет.

— Ну не надо так убиваться. Я уверен всё будет хорошо, хотя и понимаю что это слабое утишение для тебя. Переживать за того, кто тебе дорог это нормально, так же нормально из за этого расстраиваться.

— Спасибо. — еле пролепетал Миша.

— Это всё, что я могу сделать. Об одном прошу, не вздумай больше никуда вляпаться. Она ведь тебя ждёт. — генерал улыбался. — А то я не знаю, сколько писем тебе сюда пришло то.

— Софи. — Миша тоже улыбался.

И дни потекли своим чередом. Лишь для Миши они тянулись непомерно долго, как густой мёд. Он начал себя гонять везде где только можно, на плацу, в тренажёрном зале, браться за самую тяжолую и грязную работу, шёл во все наряды. Лишь бы, когда его голова касалась подушки, заснуть. Лишь бы не думать о том, что там, дома случилось что то.

Да и в самой части, к нему стали относиться по другому. Миша знал, что это генерал постарался, за свою спасённую из воды жизнь пытаеться расплатиться. Но самому Мише было всё равно до этого. Ему лишь хотелось, что бы генерал исполнил своё обещание. Его даже стригли теперь по другому. Если всех стригли под ноль, то Мише выстригали лишь затылок и вески, оставляя макушку обрастать по мере своей наглости. Другим солдатам это не нравилось конечно, но что они могли сделать, ведь приказ исходил от начальника воинской части, да и сам Миша, выглядел не лучше, как побитая собака, хотя сапоги начишал до блеска, да и от работы не отказывался никогда, и всегда был готов поменяться нарядами.

На исходе мая, генерал как и обещал отпустил Мишу домой. Сам, лично отвёз на вокзал, и усадил в поезд. И в каждом стуке колёс поезда, на котором Миша ехал домой, ему слышался её шопот. Как же сейчас хотелось её увидеть, заглянуть в глаза, обнять, и понять, что всё хорошо, что это был лишь дурной сон. Но Миша ехал домой не зная, что по его родным местам, по всему"ближайшему"подмосковью, и окраинам Москвы, ходят страшные байки.

Байки про медведицу, которая появляеться из неоткуда, и исчезает в никуда. Никто её не мог поймать, ни полиция, ни мчсники, не специально нанятые охотники. Но ещё большый ужас возник у людей, когда прошёл слух о странных следах этой неуловимой медведицы. По слухам они могли начаться как медвежьи, а закончиться человеческими босыми ступнями, и наоборот. Но что ещё больше вызывало ужас, так это то что они могли начать идти из глухой стены, а оборваться в чистом поле, или где нибудь, в середине дороги. Но всех поражало то, что с появлением медведицы, снизилось количество преступлений.

Никто не мог понять в чём дело. Правда, подключённые крименалисть внесли чуть больше ясности, но и той информации оказалось маловато. По их словам, следы человеческих ног пренадлежали девушке, в возрасте от 16 до 19 лет. Но по этим критериям можно пересажить треть населения страны. Волхвы же шептались, что это Велесова служанка шалит. Мол, договор у неё с богов медведем, а уж что там да как, сам леший ноги попереламает.

Дальнобойщики и вовсе, стали считать её своим ангелом — хранителем. Так как она не раз их выручала, когда они засыпали за рулём, или ещё какая беда случалась, или могла случиться. Они клялись и божились, что эта медведица с лёгкой руки, и бровью не поведя, останавливала многотонные, до отказа гружёные фуры. Вставая на задние лапы, и рыча на них, как буд то ругаясь или упрекая, а в голове слышали грусный, девичий голос. И все без исключения утверждали, что глаза у неё не чёрные, как у всех нормальных медведей, а зелёные, как человека. А на груди у неё, как будто подвеска, в виде ивового листа. Да только не подвеска то, а мех просто, другова цвета.

Но Мише было всё равно на эти слухи. Он шёл по родным с детсва улочкам, и мечтал лишь об одном, увидеь Софи. А дальше, гори оно всё огнём. Но сначало домой, оставить вещи, да с отцом поговорить.

— Я вернулся. — Миша кинул сумку на широкий подоконник. — Отец? Ты дома?

— Миша? Сынок.

— Да! — усаживаясь, хмыкнул парень. — Пап, что тут случилось у вас? София, тётя Зоя?

— Что случилось? Беда случилась. — и Олег рассказал сыну всё, что знал.

— Как тётя Зоя?

— А как ты думаешь? Софи ведь последняя из своего рода то. Беда то какая. — Олег смотрел на сына как то обречённо. — Миш, сходил бы ты к Зойке. У вас ведь одно горе на двоих.

— Не могу я. Стыдно мне перед тётей Зоей. — у Мишы дрожали не только руки, но и голос.

— А чего стыдно то? Потому что Софи её любишь? Потому что она тебя любит? Потому что нечаянно заболел? Или потому что она сама так решила? — отец как то странно на него смотрел. — Иди к ней и не дури.

— У них раньше такой сад был красивый. Яблоку негде было упасть, всё в цветах. А теперь какие то жалкие, унылые кляксы.

— А ты как хотел. Садом ведь Софи занималась. Зоя бедная, от горя вся аж почернела.

И Миша рванул, через участок, перепрыгивая забор. Каждый шаг по её участку, давался ему с трудом, наливая ноги свинцом. Остановился лишь у резной двери.

Он хотел постучать, даже руку занёс. Но не смог, рука сама бесшумно опустилась на резную поверхтность. Миша помнил как лет пять назад, его отец возился с ней. Помнил, как помогал ему утанавливать её, помнил как тётя Зоя и Софи радовались. Миша прислонился лбом к двери. К двери, за которой, он — Миша уходя в армию оставлял тёмно — русое счастье. Уходя, оставлял бездонные омут зелёных глаз.

— Ну и долго ты будешь топтаться у меня на пороге сосед? Ты либо заходи, либо иди домой. — донёсса из за двери голос тёти Зои. Миша чуть не захлебнувшись, с ноги открыл дверь, чуть не сняв её с петель. Она сидела за столом и что то вязала.

— Тётя Зоя. — на негнущихся ногах Миша подошёл к соседке, и упав на колени, разревелса в голос. — Тётя Зоя, простите, я виноват, очень сильно виноват, я….я….я….. Софи дурочка, ну зачем ты так.

— Миша, малыш, ты виноват, и вправду, но не в том о чём думаешь. Ты виноват лиш в том, что любиш мою внучку. — Зоя начала гладить парня по голове, с какой то материнской нежностью. — Ну не переживай. И это всё пройдёт. Счтастливые вы, да несчастные.

— Тётя Зоя, у вас раньше такой сад красивый был, прям глаз радовало. А теперь,всё серое, даже розы как то чахло растут.

— А как ты хотел? Софи ведь всю душу вкладывала в этот сад. Это и была её душа. И цвела она только для тебя одного. Положи к её ногам все сокровища мира, она их и незаметит, мимо пройдёт. Так как, самое большое сокровище находиться здесь. — и тетя Зоя тыкнула в Мишыну грудь, туда где сердце. — Ты, и только ты имеешь для неё ценность. Твоя жизнь для неё бесценна. Не удивлюсь, если она будет готова заплатить куда более страшную цену, чем сейчас. Хотя куда уж страшнее. Но всё может быть.

— А бывает страшнее?

— Да Миша, бывает.

— И что же?

— Ну ладно, обьясню. Ещё до рождения, пока человек находиться в утробе матери, у него есть уже душа. Но она пренадлежит богам. Но как только он рождаеться, и ему дают имя, он принадлежит уже этому миру. Без имени, душа человека всегда пренадлежит богам. Можно сказать, что имя это своего рода клеймо или татуировка для души. Уж таковы правила. Но если человек по каким либо причинам забывает своё имя, его душа и жизнь снова пренадлежит бога, и вернуть имя довольно сложно. И если так случиться, что Софи придётся отказаться от имени, она это сделает. Уж я то её знаю. Всегда была упрямой.

— Тётя Зоя, как же мне вернуть её домой? Как мне забрать Софи у Велеса? — обречённо спросил Миша.

— А вот этого я не знаю. Я бы рада помочь, да только с богами всё гораздо сложнее. НО, одно могу сказать точно малыш, что ты и только ты сможешь её вернуть, конечно можешь и стаю подключить. Но это уже твоё решение. — Зоя смотрела на парня растеряными глазами. — Хотя мне кажеться, что просить не придёться. Думаю, что завтра они все и так сами собируться, как узнают, что ты домой вернулся.

— Но что то же можно сделать? Прямо сейчас!

— Прямо сейчас иди домой. Хороший ужин, крепкий сон, вот что тебе сейчас нужно. А там, поживём увидем. Жизнь всегда всё расставляет на свои места. — Зоя погладила парня по голове. — И знаешь что? Ведь наша Софи, может раз в году, вернуться к людям. На сутки правда. Но всё же может. В День Ивана Купалы.

— Наверное вы правы. И правда пойду. — Миша поднял галаза на соседку, в них плескалось отчаяние и надежда.

— Иди, ведь отец твой тоже тебя заждался. А насчт Ивана Купалы, в этом году это выпадает на двадцать седьмое июня. Думаю ты сможешь что нибудь придумать. Твоя голова всегда работала нестандартно. Ну да ладно, ступай.

— Спасибо, Тётя Зоя.

— Знаешь Миша, Софи всегда нравилось как ты играешь на гитаре. Достань её, почисть, настрой, да сыграй. У вас ведь души на одной волне всегда были.

И Миша поплёлся домой. Есть не хотелось, как и пить. Он на силу осилил пол тарелки, принял душь и пошёл спать. Как же сейчас хотелось, чтобы это был просто сон. Хотелось, чтобы этот кошмар закончил.

Ведь когда он уходил в армию, он надеялся, что уже следующей весной они с Софи поженяться. А теперь, придёться ждать два с половиной года. И как быть, как перенести эту разлуку. Как не сойти с ума от этой боли и бессилия. От отчаяния щемило в груди. Хотелось выть, как раненый зверь, и рвать на себе кожу.

Почемуто сейчас он вспомнил про мать. Они с отцом слишком поздно узнали, что она умирает от лейкемии. И сделать ничего уже нельзя. Даже Софи с тётей Зоей оказались бессильны. Единственное что они могли, так это облегчить боль матери, что бы она не мучалась. Когдаже она приставилась, отец волком выл от горя, прижимая её бездыханное тело к себе. А Миша, не проронил ни слизинки. И не потому что не любил мать, просто Софи всё забрала, всё до последней капли забрала.

Он хорошо помнил, это ощущение. Маленькие, тёплые ладошки, опустились сначало ему на плечи, потом спустившись на грудь, обняли его. А потом Софи затрясло, как от сильного мороза, а потом она заревела в голос. Всё выплакала, ничего не оставила. Плакала, как будто не Мишина мама умерла, а её собственная.

Хотя ласки и любви родной матери, она никогда и не знала. Та умерла сразу после родов, насколько знал Миша. Отец же, просто однажды не вернулся домой. Просто пропал без вести, когда Софи было пять лет от роду. С тех пор его так и не нашли. Вот и получилось, что София осталась одна, с бабушкой.

Его мама привязалась к Софи. Учила её шить, вышивать, да вязать. Иногда Мише, да и его отцу, казалось, что видет мать в Софи толи дочь, толи невестку будущую. Да и с тётей Зоей они всегда были дружны почему то. Такие разные, в прямом смысле противоположности, а притянулись. Но это не имело никакого значения уже. Ведь мать мертва. А он? Что он? Он Мишка, вырвет свою Софи из рук Велеса. Вернёт её к людям. И она станет его женой. Чего бы ему это не стоило. Даже если придёться собственную жизнь отдать, лишь бы снова увидеть Софию. Хотя бы один раз. Чтобы заглянуть в эти зелёные омуты глаз, чтобы снова спрятать руки в волосы, чтобы хоть разок обнять, и услышать как она дышит, как смеёться, увидеть как она улыбаеться, почувствовать на своих плечах эти маленькие тёплые ладошки, и растверившись в этом счастье, умереть. Миша засыпал с мыслями о Софи.

На утро он хотел обзвонить друзей. Но это и не требовалось. Как и предсказала тётя Зоя, все собрались сами, услышав новость, что он вернулся. И были просто рады, что он дома. Где — то через час, после того как все собрались, тётя Зоя принесла гору пирожков. К тому моменту, Миша успел обрисовать друзьям всю соль проблемы.

— Господи. — выдал наконец Рома. — Я конечно знал, что наша Софи железобетонная и святая, но не настолько же.

— Ты не один виноват. Мы все виноваты, что не доглядели за нашей Софи. — выдал Антон, а потом добавил. — Миша, у меня ведь весной сын родился, мы с Аней его Мишей назвали. А по осени он заболел, врачи не могли поставить диагноз, и лишь разводили руками. А Софи как узнала пронаше горе, сама пришла. Выходила за неделю. Как о родном сыне заботилась, ночами не спала. Что уж она там сделала не знаю. Но мой долг перед ней огромен. И что только я ей не предлогал, от всего отказалась. Хочу хоть малую часть ей вернуть.

— Софи. — Миша, щурясь улыбался, настраивая гитару, и дожовывая пирожок. — Всегда всем помогала, а для себя никогда и ничего не просила.

— Так что делоть то будем? — возбудился Рома. — Нельзя же её там оставить! А если она имя забудет?! Нельзя всё на самотёк оставлять, надо что то сделать.

— А я что по твоему делаю. — огрызнулся Миша другу.

— Фигнёй страдаешь. — продолжал поднимать гребень Рома. — Софи ведь пропадёт одна там. Ведь она часть нашей стаи, часть наших душь. Первая среди девчёнок. Ты ведь сам, по собственной воле её первую пометил. И ведь это не просто так. Мы ведь все тогда детьми были. А она самой младшей.

— Да знаю я. — не выдержа Миша, и одна из струн на гитаре лопнула. — Я ведь хотел на ней жениться следующей весной. Думал, как всё зацветёт, свадьба у нас будет, по всем правилам и законам. А оно вон как вышло. — голос у парня дрожал, а горло душили слёзы. — Мы ещё маленькие были, мама ей как то платье белое сшила, ну прям вылетая невеста, плечи открытые, подол почти до земли, и много маленьких, белых цветов. Я ей ещё венок из цветов тогда сделал, и подумал что в таком, именно в таком платье она будет замуж выходить. Тётя Зоя, вы согласны? — спросил Миша, а в соседней комноте, что то громыхнуло.

— Олег, ты слышал? Как тебе такая невестка? — спросила Зоя, у Мишиного отца, выглядывающего в щёль, и кивающего. — Я бы никому и никогда, кроме твоего сына не доверила бы свою Софи. Только ему.

— Так вы согласны?

— Я согаласна, на всё, что делает моя внучка. К добру или к худу, но если когото из вас не станет, то и для неё жизнь не будет иметь смысла. Каждый из вас нужен ей, и важен. С одним можно дни и ночи куролесить; со вторым можно просто молчать; третий, и плавать научит, и на велосипеде кататься; четвёрты, любимы. Так вот и думайте мальчики. Миша, Рома, Антон и Костя, вы составляете единую картину мира, для мой Софи. Если хоть кто то из вас исчезнет или умрёт, она же себе всю плешь проест, умом тронеться, не сумев пережить утрату. — закончила Зоя. Ребята сидели молча, опустив глаза, и каждый думал о своём.

— Миш, идеи хоть есть? — спросил Костя, молчавший всё это время. — Ну хоть одна?! Сойдёт даже самая дурная, дурная или нелепая. Ну хоть что — то?

— Нет, ни одной. — проскулил Миша, прижимая к себе гитару. — Да твою ж….. Чувствую себя ущербным.

— Миша, ты не виноват. А если и виноват, то не меньше нашего. Да и что бы ты смог сделать, находясь в армии. — тихо сказал Костя. — Так когда там день Ивана Купалы будет?

–Двадцать седьмого июня.

— Ладно. Что нибудь придумаем. Не дрейфь братишка. — выдал Костя, поднимаясь со своего места. — Лично я домой. Может до чего нибудь додумаюсь.

— Ладно мальчики, попробую и я вам чем нибудь помочь. Сил у меня конечно нет. Всё Софии отдола, когда время пришло. Но и с тем что имееться, как нибудь да помогу. — выдохнула Зоя.

— И как же? Мы даже не знаем что примерно делать.

— Вы обязательно что нибудь придумаете. Я в этом уверена. — Зоя любя потрепала Мишу по голове. — А ты бы привёл себя в порядок. Ну или попытался бы, а то на нелюдя похож. Хотя Софи понравиться твоя такая причёска. Что что, а вкусы у нас почти одинаковые.

— Мне в парикмахерскую надо, а то вон весь уже обрастаю. А денег нет. Затылок, да вески выбрить бы на лысо.

— Миша, малыш, ты по ходу забыл что я всю сознательную жизны проработала в парикмахерской. Брила мужчин опасной бритвой, да стригла. Такой навок не пропьешь, даже если я захочу, не смогу забыть. Я ведь с шестнадцати лет этим занимаюсь. Вон, даже твой отец ко мне ходит иногда. Да ещё пара тройка особа старых пней, по старой памяти. — Зоя просияла. — Приходи хоть завтра, побрею где хочешь, и как хочешь. Можешь прям с утра. Я тебя и накормлю по человечески. А то знаю я, как в армии кормят. Так ещё и не докладываю небось.

— Не без этого, уж точно. — слабо улыбнулся Миша. И как же тепло и хорошо стало на душе от этих слов. Как раньше, как в детстве.

В итоге, ребята разбрелись по домам, а Миша до вечера настраивал гитару, усевшись на пороге. Он сидел и не мог понять, как так получилось. За что боги его наказывают. Где он провинился, перед кем виноват. Или это испытание?

И как же сейчас нехватало этого маленького счастья. Сидишь себе, никого не трогаешь, мирно играя на гитаре. А там, в соседнем доме, в дальнем окне, на широком подоконнике, сидит маленькая тень, сидит и слушает, как он играет. В ту ночь Мишкина гитара пела до рассвета, а потом он просто уснул с ней в обнимку.

Уснул, не зная, что его Софи уже услышала его. Сидя в корнях плакучей ивы, прижимая к груди кулон в виде ивового листа, плакала и улыбалась. Потому что, слышала знакомую гитару, знала кто играет, знала кто зовёт. Туда, домой. И как же хотелось вернуться. От этого щемило в груди, а сердце рвалось на ружу.

Не знал Миша и того, что в эту ночь был у него гость. Бесшумно ступая, человек пересёк двор, и присев возле парня на корточки, приложил руку к его груди, и долго всматривался в его спящее лицо. А потом, улыбнувшись, убрал непослушные волосы с его глаз.

— Скажи мне, о Велес, достоин ли этот мальчик, стать твоим зятем и новым воплощением бога? — спросила Зоя, когда Велес тихо прикрывал за собой колитку.

— Достоин мама. Он всего достоин!

— Какой позор. К родному сыну, на"Вы"обращаюсь. — процедила Зоя, не своим голосом.

— Ты ведь знаешь мама. У меня было лишь два пути, либо умереть от туберкулёза, и не видеть как моя дочь растёт; или пойти в услужение к самому Велесу, и хоть издали наблюдать за Софи. Ты сама понимаешь, почему я сделал этот выбор. Да и ты, когда то сделала подобный выбор ради меня. Не так ли. Ведь не зря у тебя прозище Зоя Синица. — сидя на лавочке, и гляда на верхушки деревьев, выдал Велес.

–Ты хоть ей сказал?

— Да. Почти сразу. — Велес смотрел, как солнце пробиваеться сквозь кроны деревьев. — А ведь этим двоим суждено изменить мир людей, богов и духов.

— Ты о том пророчестве?

— Конечно о нём. Хотя этим двоим, и дела то нет до той силы, которой им суждено владеть. Она им и не нужна друг без друга. — Велес не стал ничего больше говорить, лишь встал с лавочки, и сделал несколько шагов.

— Всё должно идти своим чередом. Чему быть, того не миновать. Ладно уж иди к ней, обрадуй. Пусть знает, что всё что она сделала, было не напрасно.

— Она уже достигла предела своей силы на данный момент. — как то равнодушно выдал Велес.

— А чего ты хотел? Она же девственница. Мишка же её и пальцем не тронул. Просто не посмел. — вздохнула Зоя. — А почему, я уж этого не знаю. Хотя сколько раз у него был на это шанс.

— Странный этот парень. С детсва был странным. И что он в моей Софии нашёл?! Ладно разберёмся. — выдал Велес, один шаг, и его нет.

— Ну да, конечно, не здрасте, ни досвиданья. — и Зоя сплюнув, добавила. — Тебе ж закон не писан. Падлюка. Знала же с кем связываюсь.

А там, на той стороне, в корне плакучей ивы сидела счастливая София. Сидела, прижимая к груди кулон, смотря на рассвет. Первые солнечные лучи, играли в чихорду на водной глади, пробиваясь сквозь листву. И как же здесь, в Прави рассвет был похож на тот что в Яви. Но здесь он был другим. Здесь вообще всё было другим. Хоть и очень похожим.

Правь, Явь и Навь. Три мира, три Москвы. Так похожи, но все разные, отличаються друг от друга деталями. И в каждой свои правила поведения, свои порядки и обычаи, свои жители.

Правь, это Москва где живут боги со своими служанками и семьями, герои и просто достойные души умерших. Если выражатьс простым языком, то это рай. Рай, где вечное лето. Где нет воин, болезней и смерти.

Навь, мир подземный, или по другому ад. В прямом смысле этого слова. Софи никогда не любила этот мир. Вечный дождь, который моросит, кажеться постоянно, низкие свинцовые тучи, давящие на тебя. Так хочеться сбежать из этого проклятого места. Но у Софии просто не было выбора, особенно это касалось поручений Велеса. Хочешь не хочешь, будь любезна выполнять. Какую бы хрень он ей не поручил. И если у Софии был шанс всегда уйти от сюда, то у душ, которые здесь застряли, выбора то и не было, хочешь или нет, очищаться придёться, а дальше на перерождение. Но хуже всего, те души которые были особо чёрными. Они не были способны здесь очиститься и переродиться, и тогда они становились так называемыми младшими богами, ну или демонами. И начинади дуреть от этой силы, которй был с гулькин нос. Однажды Софии пришлось замарать руки об парочку таких особо зарвавшихся. Но это пошло ей даже на пользу. Тогда Чернобог был ососбо разговорчив. Как позже выяснилось, они и ему мешать начали.

Но, больше всего Софии хотелось вернуться в Явь. В мир людей. В тот понятный для неё мир, где она родилась, и выросла. На родную землю, под родное небо. Туда, где бабушка Зоя, где её стая, где Миша. Но сегодня она слышала Мишкину гитару, а это значит, что всё хорошо. Рано или поздно, так или иначе, но она вернёться, к своей стае, к Мише. Туда, где её всегда ждут, любят и защищают. К этим бесконечным летним дням, и коротким летним ночам. Где у излучины, на тайной поляне, скрытой зараслями дикой малины, ежевики и черноплодной рябины, до утра горит костёр, но Софи было тепло не от костра. Она всегда грелась об Лютого. И как же хотелось снова согреться, обжечься его прикосновениями, захлебнувшись ветром и радостью. Почувствовать силу его рук и знать, что они всегда будут держать её, и только её. А глаза, знать что его глаза, всегда будут смотреть на неё, и только на неё. И никогда не будут видеть других. София всегда ждала лета, и ненавидела зиму. Зимой всегда мало времени было. Особенно для неё. Всё остальное не имело значения. Весь мир ей был безразличен, как тогда, так и сейчас. Хотелось туда, в мир людей, к Мишке Лютому. Хотелось согреться об него, не только душой, но и телом.

— Отец. — всхлипнула я.

— Я так понимаю ты слышала! — сонно спросил Велес.

— Да отец, я слышала. — щурясь от солнечных лучей и бликов, зевнула я.

— Значит сумел таки достучаться до тебя. Во дела. — Велес хмыкнул и повел плечами.

— Он до меня и в Навь достучиться.

— Хорошо, если так. Но сейчас не об этом. — Велес, усевшись рядом, взял её на руки. — Надо поговорить. И лучше сейчас, чем потом. Так ты сможешь, хотя бы морально быть готова.

— Давай не сейчас. Не надо, не порть мне настроение.

— Софи, лучше сейчас. Иначе потом может оказаться поздно.

— Я так понимаю, ты от меня не отвяжешься!

— Ты помнишь то пророчество?! А я уверен, что ты помнишь. — начал Велес.

— О том, что однажды ты получишь смертно — бессмертное тело. Что однажды великий зверь будет снова посажен на цепь,и что та, кто держит цепь, будет иметь над великим зверем неограниченную власть. Такое сложно забыть. Но это всего лишь легенда. Я тут при чём. — я надула губы, как обиженный ребёнок, догадываясь к чему он клонит.

— А при том. Ты часть этого пророчества, как и твой Миша. Я ведь видел его этой ночью. Сам сначало не поверил. Но это он. — Велес как то обречённо вздохнул. — Я знаю, что ни тебе, не этому мальчишке всё это не нужно. Да и та сила которой ты сейчас владеешь, тебе самой не нужна. Хотя я знаю и понимаю, для чего ты её ищешь. Послушай меня внимательно Софи, я не знаю сколько ещё протянет это тело, может год, може пять лет, а может так случиться, что все десять лет. Но, так или инача, это случиться. Даже я, будучи богом, не могу отменять пророчества, особенно такие, связанные с богами.

— И что? Совсем без вариантов? — мне хотелось кричать, а к горлу подступал ком, не давая вздохнуть.

— Совсем. — Велес ещё сильнее меня обнял. — Я бы рад что — то изменить, но иногда даже богам это не под силу. Софи, дочька, послушай меня, очень и очень внимательно: как отец, я хочу что бы ты прожила нормальную, спокойную жизнь, без всего этого; но как бог, я мечтаю, о том дне, когда пророчество сбудеться, хоть и понимаю, что это будет уже не моя жизнь, не моя любовь.

— Папа, пожалуйста. — я начала всхлипывать.

— Я хочу попросить у тебя прощения, у тебя и у твоей стаи. Если вдруг, я буду жесток, как отец или как бог, не держи на меня зла. Велесу во мне, если честно надоело менять теля. Это даже для него болезненный процесс. Который ему чертовски надоел. — Велес начал гладить меня по голове. — А теперь поспи, а то я тебя совсем загонял в последнее время. И поверь мне Софи, он достоин твоей любви, и всего того что ты сделала. Не только ради него, но и ради всех, кто тебя окружает. И когда всё закончиться, всё это вернёться к тебе, в таком количестве, что и вечности тебе будет мало. Тебе будет дана такая сила, которой нет у меня, даже у меня.

Конец ознакомительного фрагмента.