Дорогой мой декан

Анастасия Мальцева, 2023

Третьекурсница Вера подвергается домогательствам со стороны старого преподавателя. На её защиту встаёт молодой и горячий декан, который тоже не может устоять перед её красотой. Чем закончится это противостояние? И какими непристойностями можно заняться по ходу разбирательства?

Глава 4

Сигизмунда выводили в наручниках. Весь универ таращился и вёл репортажи в соцсетях. Подумать только! Кандидат наук, почётный житель Полярьево, преподаватель философии с многолетним стажем — и такое! Позор! Вот где позор!

У Веры взяли показания. Она давала их с огромным трудом. Снова всё вспоминать, снова ощущать весь этот ужас.

Виктор Дмитриевич предусмотрительно дал Вере плед, чтобы она могла накинуть его и чувствовать себя защищённой. Чтобы все эти господа-полицейские не разглядывали её грудь и не транслировали расхожее представление: «Спровоцировала — сама виновата!»

— М-можно я вам его завтра верну? — Вера жалобно посмотрела на декана, когда полицейские покинули помещение.

— Да, Вера, конечно. Вы уже домой? Давайте я вас подвезу, — он выхватил ключи из ящика стола и направился к двери.

— Да тут недалеко… я в общежитии…

— Далеко-недалеко, пойдёмте. Пойдёмте-пойдёмте, это меньшее, что я могу для вас сделать.

Вера осторожно забралась в высокий пикап, придерживая чуть не съехавший плед. Виктор Дмитриевич закрыл за ней дверь и поспешил на водительское сиденье. Все свидетели этого действа таращились не меньше, чем на окольцованного Сигизмунда.

На зеркале заднего вида висел флакончик аромадиффузера, источавший запахи какао, ванили и специй.

— Кондиционер или окошко открыть?

Вера молча пожала плечами и неловко улыбнулась.

— Может, тогда кондиционер? Не против?

Она кивнула. Ещё бы она против была!

— Так нормально?

Повеяло приятной прохладой, развеявшей духоту жаркого дня. Вера опять кивнула и вдохнула глубоко-глубоко.

Виктор Дмитриевич улыбнулся и тронулся с места.

— Если будет холодно, скажите.

— Угу…

— Вам в наше же общежитие? Привузовское?

— Ну да.

Он помотал головой.

— Я с самого назначения воюю за его реновацию. Люди в таком не должны жить.

Вера, будто пристыженная за жизнь на помойке, отвернулась к окну. Дома и магазины прятались за листвой. Ярко-зелёная трава желтела солнечными одуванчиками и куриной слепотой. Кое-где синела печёночница. Женщина с тяжёлым пакетом торопилась к автобусу, а тот закрыл двери и тронулся.

— Минутку, — Виктор Дмитриевич притормозил, опустил стекло с Вериной стороны и посигналил водителю.

Тот высунулся.

— Чего?

— Там пассажирка торопится. Вы, наверное, не заметили.

Водитель автобуса выпучился, будто хотел дать в глаз, выдавил жуткую улыбку и просипел:

— Да уж, конечно же, не заметил. Как хорошо, что вы, добрый человек, сказали, — он резко затормозил и открыл двери.

Декан закрыл окно и поддал газку.

Доехали быстро — всего-то три километра. Вера обычно даже автобуса не ждала. Больше прождёшь, чем своими ногами. Ездила, разве что, когда видела, что вот-вот подъезжает. А то и с ней такое бывало: опаздывала, бежала, а водитель делал вид, что дико торопится или её вовсе не замечает.

Пока Вера неумеючи дёргала за ручку, Виктор Дмитриевич вышел, обошёл машину, открыл ей дверь и подал руку. Она осторожно о неё оперлась. До чего же приятная кожа! Тёплая, по-мужски нежная. Не то что у этого омерзительного Сигизмунда!

— Вера, я искренне хочу принести вам извинения за случившееся.

— За что?..

— За то, что, учась под моим началом, вы оказались в опасности. Я не должен был держать на кафедре подобных ур–… сотрудников.

Вера распахнула глаза, губы задрожали.

— Если вам нужно несколько дней отдыха — отдыхайте. Не волнуйтесь, на стипендии это не отразится. И, пожалуйста, пообщайтесь со специалистом. Я пришлю вам его номер. Хорошо?

— Угу… — со специалистом. Конечно. Вся стипендия уйдёт на одну-единственную встречу.

— Это, конечно, бесплатно. Не хочу на вас давить, но, думаю, вы понимаете, как важно не подавлять такие истории. Простите, если я сейчас уже не в своё дело лезу, — он приложил руку к груди. — Я… что я несу? Вам, наверно, нужно отдыхать, а не слушать мою болтовню. — он пошёл к машине и бросил на прощание: — Я вам напишу!

Вахтёрша недовольно потёрла глаза.

— Ни днём, ни ночью от вас покоя. Чего пришла-то? Сегодня ж субботник.

— Отпустили…

— Угу! Отпустили! Знаю я вас! Отпустили её, — она проводила Веру взглядом, зевнула и продолжила клевать носом.

В общежитии было непривычно тихо. Все пошли на субботник, а кто не пошёл — сидел тихо, притворяясь больным.

Обшарпанные стены коридора кое-где были исписаны нелестными отзывами о постоялицах. «Таня — шлюха», «Галя — дура», «Ирка — дырка». Старые доски пола, покрытые десятками слоёв краски, поскрипывали и липли к ногам. Как обычно, с трудом повернулся ключ в древнем замке, и Вера наконец оказалась в своей заунывной комнате. Три кровати с проссатыми матрасами, один письменный стол и платяной шкаф, три стула и прикроватные тумбы. С узенького подоконника тянулись циссус и плющ, делая убогенькую холупку хоть немного живой. Циса и Плюща. Вера бережно за ними ухаживала, поливала и даже умудрялась откладывать со стипендии на подкормку.

Ещё в начале первого курса она нашла их в горшках на помойке, полузавядших, сухих. Выходила, напоила. Она любила с ними разговаривать, протирая листочки. Вы же мои хорошие, как у вас дела, всё ли у вас хорошо. На лето и новогодние каникулы забирала их в деревню, а потом снова везла сюда. В первые новогодние каникулы совершила оплошность и оставила здесь — одна из соседок собиралась встречать новый год в общежитии. Обещала ухаживать и поливать.

Вернулась Вера к поникшим веточкам и опавшим листочкам. А соседка божилась, что поливала — Вера каждый день ей присылала напоминания, и та всякий раз отчитывалась: «полила». Они тогда даже чуть не поссорились, но Галька была вроде хорошей и честной девчонкой. Ну не могла она так нагло и правдоподобно врать. А тут, в прошлое лето, оставила Вера своих питомцев на каких-то там пару дней с бабушкой, а сама пошла с деревенскими друзьями в поход. Так и что же? Листочки мигом стали вянуть, как старушка их ни старалась протирать и поливать — а она-то уж знала толк в растениях: чего только сад и огород её стоили.

— А ты с ними не говорила? — Вера гладила своих бедолаг и приговаривала: «вернулась, вернулась я, мои дорогие».

— С кем? С кем же ж это мне говорить надо было?

— Так с цветами моими…

— Ой, девка совсем умом тронулась. Сыня! Дочька-то твоя там в хороде совсем же ж со своей психолохией-то свихнулося! Ой, свихнулося!

Вот и теперь первым делом Вера подошла к ним и стала беседовать:

— Ну как вы тут без меня? А я без вас плохо… — слёзы снова потекли резвыми ручьями.

Она плакалась им, а они будто бы тянули свои тонкие веточки, чтобы утешить.