Когда-нибудь никогда

Анастасия Зарецкая, 2020

После события, произошедшего беспощадной осенью, прошло полтора года. За это время Яна успела уехать в другой город – и смириться с тем, что прошлая жизнь осталась позади. Впереди Яну ждет лишь только учеба в университете и работа над собственной магией. Или?.. Новая история начинается тогда, когда на одной из улиц родного города Яны обнаруживается тело черной ведьмы, которую лишил души некто таинственный и неуловимый. Остаться в стороне? Или влезть в очередное дело, переплетая струны прошлого и настоящего? Как поступить, если правильного выбора не существует?.. Завершающая книга трилогии.

Глава 1. Дом

Мимо проносились низкие деревянные домишки, березы с голыми ветками и провода. Силуэты казались размытыми не столько от подтаявшего снега, сползающего сейчас со стекол, сколько от скорости.

Поезд, в который я села около часа назад, спешил приблизить меня к дому.

В мыслях я так и называла это место — дом, сколько бы ни пыталась убедить себя, что дом у меня отобрали ещё прошлой осенью и что с тех самых пор я ни от кого — и ни от чего — не завишу.

Возвращаюсь домой — и все тут. Спустя пять месяцев расставания.

Дом.

Ну какой же это дом, если никто даже и представить не может, что я вдруг возьму и вернусь? Какой же это дом, если никто, ни один человек моего большого города не смотрит сейчас в окно, дожидаясь, когда же я сообщу, что прибыла?

Пять месяцев.

А ощущение такое, будто я и не уезжала вовсе. Будто уснула, и сон оказался томительно долгим. Но вот пришло время рассвета — из-за горизонта появляются первые солнечные лучи, такие пронзительные, что даже толстые матовые стекла им не мешают. Они скользят по лицу, щекочут кожу и приближаются к глазам. Вот-вот затрепещут ресницы, и я наконец-то проснусь…

Кто-то прошел мимо, заставив меня встрепенуться.

На самом деле, стремительно приближался темный зимний вечер, а не рассвет или что-нибудь такое же поэтичное.

Вагон был заполнен лишь на две трети. Место надо мной пустовало, напротив спала женщина лет тридцати, обняв пятилетнего ребенка, над ней, на верхнем месте, устроился мужчина с тронутыми сединой черными волосами.

Было тихо.

Только перешептывался кто-то в соседнем отсеке и раздавалось посапывание.

А я не смогла бы уснуть, даже если бы захотела.

Впереди меня ждало ещё почти одиннадцать часов пути, и вернусь я в свой город слишком ранним утром, когда не ходят никакие автобусы (а я не настолько богата, чтобы ездить на такси). Не знаю, куда пойду дальше. Скорее всего, пару часов придется посидеть на вокзале. Я давно не была на вокзале моего города, хотя все ещё помню некоторые события, с ним связанные.

В их числе и наш последний разговор с Ярославом, белым магом. Однажды он помог мне справиться с нечистью, а после обещал спасти, но не успел сдержать свое слово.

Да, наш самый последний разговор.

Если не брать в счет письмо — точку, поставленную мной и оставшуюся без ответа. Хотя, в общем-то, если бы Яр захотел, он бы придумал, как передать мне свое чрезвычайно важное мнение. Но, раз я больше ничего от него не услышала, значит, сказать Яру было нечего.

Как сейчас помню.

Я села за это письмо, едва вернувшись с вокзала, и почувствовала невероятное облегчение, когда вложила его в магпочту, прежде чем сменить название своего ящика.

Облегчение — и неожиданное одиночество.

Но я быстро отогнала его прочь.

Тогда, в тот день октября, я окончательно осталась одна, но я все ещё была ученицей своей тети и отца, и я собиралась воспользоваться этим сполна.

Так происходит всегда: теряя одно, мы обретаем другое.

И время, которое я прежде тратила на общение и глупости, я могла теперь тратить на то, чтобы совершенствовать себя — и свою магию.

Не было теперь Яра.

Хотя мне несколько раз, особенно в начале, казалось, будто я вижу его силуэт в толпе. Но я всегда ошибалась. Да и не мог Яр находиться в моем городе, в самом деле. Как-никак, он переехал. К семье — отцу и сестре. В другой универ. К другим людям. И ведьмам, которых приходится спасать.

И Влада тоже не было.

Точнее, он до сих пор жил не так далеко от квартиры моего отца, но не пытался как-либо со мной связаться, а я тем более не искала с ним встреч. Мы, кажется, предельно ясно изъяснились друг перед другом: я, по мнению Влада, постоянно его обманывала, а он не водится с лжецами.

Зато, когда на землю опустился первый снег — а случилось это, справедливости ради, уже в конце октября (так этот снег и не растаял), я случайно услышала от закадычной Викиной подружки, Леры, радостную новость: тот самый высокий черноволосый мальчик, рядом с которым Вика была пару раз замечена, наконец-то официально предложил Вике стать его девушкой.

И никто (кроме, пожалуй, самой Вики) на самом деле не знал, что волосы у Влада не черные, а темно-русые, особенно когда их подсвечивает солнце.

Ну и, конечно, даже Вика не могла догадаться, что я сама порекомендовала ее Владу. Исполнила давнюю мечту своей ни то приятельницы, ни то соперницы.

Их пару я в толпе точно видела.

Однажды, под новый год. Возвращалась от тети, Натальи, — теперь они вместе с Виктором, Пашкиным отцом, жили в городской квартире. В ту встречу тетя объясняла мне принцип такой процедуры, как очищение души от проклятия. Вещь это нудная и запутанная, требующая невероятной аккуратности, большой усидчивости и неплохих энергетических затрат… а у нас, черных, нашей энергией — ограниченным потоком магии — служат души. Насылать такие проклятья я научилась ещё года три назад, но поставить кляксу на белый лист гораздо легче, чем потом ее оттуда вывести. Для кляксы, в общем-то, иной раз и магии не нужно — хватит злого слова. Но в обратную сторону это не работает, как бы ни хотелось верить в добро и справедливость.

Время было позднее — после занятия я немного пообщалась с Пашей, ответственно посещающим подготовительную группу детского сада, и перекинулась парой слов с Виктором лишь потому, что он все ещё был Пашкиным отцом.

Впрочем, вполне возможно, что этот белый — на самом деле не такой плохой, каким я пытаюсь его видеть (потому что есть среди белых некоторые таланты), хотя и хранит в себе много тайн. Но тем самым осенним днем, когда по моей вине погибло два, в первую очередь, человека, я пообещала себе, что больше не буду ни к кому привязываться. А предыдущие связи постараюсь свести к минимуму.

Тем чудесным снежным вечером Влад и Вика — какое красивое сочетание имен! — шли по другую сторону дороги, по просторному, хорошо освещенному тротуару. У Влада была новая куртка, делающая его шире в плечах, а у Вики — чудесные кудри волос, теперь шоколадных. Они держались за руки и беседовали о чем-то со всей милостью, на которую, кажется, в принципе были способны. И не заметили меня.

Не люблю таких людей.

Я сама такая, а потому не люблю особенно.

Зачем нужно было придумывать столько слов, если вот к чему все свелось в итоге? Если уже через месяц Влад напрочь забыл одну великую любовь и нашел другую?

Возможно, я и в самом деле ревновала. Но при этом прекрасно осознавала, что разрушила все сама. Впрочем, даже хорошо, что я успела подарить Владу только свой первый поцелуй, но не свою душу.

Вскоре я забыла о них думать — некрасиво подглядывать за чужим счастьем.

Или уговорила себя, что забыла, объясняя это тем, что у меня достаточно собственных забот.

Я перестала ходить на шабаши и вляпываться в неприятности, хотя ненамеренные неприятности — случайные всплески невезучести — до сих пор меня преследуют. Зато начала с завидным упорством каждое утро красить лицо, делая его более отстранённым, и учиться с таким рвением, которое прежде никогда не прикладывала к учебе. Ну и читать книги, чтобы окончательно не сойти с ума.

Поэтому, с одной стороны, мой последний школьный год пролетел незаметно, но с другой — он выжал из меня последние силы, последнюю радость, саму меня, и я до сих пор не знаю — кто я теперь, как я теперь, почему именно я.

И не уверена, что узнаю когда-либо. Все гораздо сложнее, чем может казаться.

Итак, к концу одиннадцатого класса я пришла к тому, что в несколько раз повысила свои практические и теоретические знания в области черной магии — тетя оказалась достойным учителем, и я смогла многое от нее почерпнуть; да и отец, прекрасно, кажется, понимая, что творится у меня внутри, решил не давать мне никакой поблажки. И теперь я выполняла ежедневные задания также от него.

А ещё я наконец вспомнила, что у меня есть мечта, поэтому изучала не только магию, но и предметы, экзамены по которым мне нужно было сдать, чтобы поступить в неплохой универ — раньше я о нем и не думала, но ведь теперь у меня было время. Мотивировало ещё то, что он находится в другом городе — и, чтобы до него добраться, нужно больше двенадцати часов ехать на поезде…

Отгремел последний звонок, и, пока все плакали из-за расставания со школой, я улыбалась.

А после наступили экзамены, бессонные ночи, растрепанные нервы.

Я сдала все, как было нужно.

Я сделала все, что смогла.

Выпускной для меня ограничился только официальной частью — получив аттестат, я почти сразу скрылась, чтобы избежать общих фотографий. А потом, уже на следующий день, со спокойной совестью выдохнула — и помчалась проходить медкомиссию.

Примерно в это же время отправился в лучший свет Хомячидзе, мой мальчик, — я который раз села к хомяку, чтобы поведать о своих волнениях, но нашла лишь спящее тело, все такое же крошечное, как в день моего шестнадцатилетия, когда я впервые его увидела. Я отпустила душу Хомячидзе на свободу, как того требовали древние ритуалы, стараясь держаться хладнокровно, но все же не смогла остановить слезы.

Теперь меня никто и ничего, ничего, ничего не держало.

Разве что только Пашка, расстроившийся из-за хомяка не меньше моего.

Но у Пашки была мама, любящая его больше жизни, и отец… остающийся Пашкиным отцом несмотря на отсутствие длиной почти в шесть лет. Отец, который нужен каждому подрастающему мальчику. Отец, который вместе с ним строит пластмассовые города и обсуждает вопросы, как с настоящим взрослым. Пример для подражания. Лучший друг.

У Пашки была семья.

Сейчас, годы спустя, я вспоминаю детство и начинаю понимать, что у меня настоящей семьи никогда не было. Даже в те времена, когда матушка ещё не успела нас бросить. Родители вечно занимались своими делами, и втроем мы собирались гораздо реже, чем хотелось бы.

С возрастом иллюзии рушатся.

Не было никакой семьи.

Но, спроси кто-нибудь, что же в таком случае было, ответить я не смогу.

Если у меня когда-нибудь встанет выбор между чувствами и делом всей моей жизни, надеюсь, я не буду колебаться. А еще лучше сделать так, чтобы этот выбор никогда передо мной не встал.

Потому что я твердо знаю, чего хочу.

(Или пытаюсь убедить себя, что знаю).

Поступление прошло на удивление спокойно: я написала заявление и принялась следить за рейтингами, и все сложилось так, что я смогла попасть в универ еще первую волну; впрочем, я знала, что именно так оно и будет, и даже не стала отдавать документы куда-либо еще. Я дожила в квартире отца последнее в своей жизни лето, продолжая заниматься магией, — и все же это лето вышло самым скучным в моей жизни, самым одиноким и бесполезным даже несмотря на то, что я почерпнула много знаний.

Никакой нечисти и никаких рассветов.

Ни легендарных планов, ни грандиозных провалов.

Разве только единожды мелькнувший на горизонте Влад, идущий отчего-то один. А прошлым летом, помнится, он постоянно мозолил мне глаза.

Я даже в деревне этим летом не побывала — тетя продала дом еще зимой, а больше родни у меня в ней не было. И, пожалуй, даже хорошо, что теперь меня с этой деревушкой ничего не связывает. Окажись я в ней хотя бы ещё раз, не удержалась бы от искушения — сходить до бабушки Яра, например (все еще зная, что Яра, скорее всего, там нет), или спуститься к реке, по колено замаравшись в грязи. Или Дойти до кладбища, по которому, я уверена, до сих пор летают голубоватые души.

Или встретить бабочек, мои личные символы свободы, и вспомнить, как одну из них мне подарили. А я осмелилась ее отпустить.

Вот только не было никакой свободы, хотя, справедливости ради, в мае я стала совершеннолетней, абсолютно взрослой, и сама теперь распоряжалась своей жизнью.

Душа казалась скованной в клетку несмотря на то, что отец трюк с блокировкой души не повторял.

Это лето тянулось для меня долго, мучительно долго. Оно состояло из закатов и ночей, книг и магии, а ещё почему-то пустоты. И я безмерно обрадовалась, когда объявили о заселении в общежитие, где я планировала пробыть если не несколько лет, то хотя бы год точно.

С отцом мы заранее договорились, что каждый месяц он будет присылать мне определенную сумму на проживание (как происходило уже несколько лет). Вот только в этот раз я пообещала ему, что верну эти деньги, когда начну зарабатывать сама, а отец не стал со мной спорить. Так я и оказалась у него в должницах. Впрочем, не могу сказать, что сумма была слишком большой, и я очень надеялась, что до конца жизни сумею с ним расплатиться. Хотя, если учесть, что в большинстве случаев отец присылал мне больше, чем мы договорились, надежда с каждым месяцем становилась все меньше…

Так я и оказалась в совсем другом городе, за тысячу километров от своего.

Но не могу сказать, что заметила какие-то грандиозные отличия.

Здесь были все те же люди, занятые своими проблемами, а потому не обращающие внимания на остальных.

Те же высокие дома и окна, отражающие блики.

Те же несущиеся по трассам машины и воздух, забивающий легкие всякой дрянью.

Вот только деревьев было меньше, особенно по сравнению с тем районом, где я прожила восемнадцать лет своей жизни. Меня поселили ближе к одному из концов города, расположенному, впрочем, вполне удачно — до центра можно было добраться за час (или чуть больше) ходьбы, до вокзала доехать за тридцать минут… У меня оказалось красивое снаружи, но очень холодное внутри общежитие. И две соседки-однокурсницы, учащиеся к тому же в одной группе, а потому быстро сдружившиеся. Хотя они старались быть милыми (как и старалась быть милой я), наши отношения держались на уровне приятельских. Если не считать пары случаев, когда я сидела за учебой до самого утра, мешая им спать. Точнее, я-то так делала часто, но лишь только несколько раз они осмелились мне об этом сообщить. Доходило до споров.

Итак, когда-то Яна мечтала стать научным исследователем, и вот я начала осуществлять эту мечту. Правда, в последний момент, точнее, в декабре одиннадцатого класса, я передумала поступать на биологию, как хотела этого прежде, и усердно занялась химией. Не то потому, что она давалась мне сложнее, а я временами люблю ставить себе испытания и преодолевать их. Не то потому, что чувствовала: заниматься биологией хотела прежняя Яна, а я уже давным-давно не она.

И, несмотря ни на что, я все еще вспоминала одного своего знакомого химика, который в итоге стал медиком, и думала о том, что мне-то стать химиком окажется куда интереснее.

К слову, маги в моем новом (все еще чужом по ощущениям) городе тоже были. Так же редко, как у нас — а за год я научилась видеть и скрытые души, только если их скрывали не чересчур мощные артефакты. И почему-то почти все — белые. То ли это мне так везло, то ли черные колдуны и ведьмы обитали в других районах, но за все время я повстречала от силы трех. Одной из таких ведьм, например, была студентка моего же универа, только другого факультета, одна из немногих, с кем я вообще здесь общаюсь. Но, пожалуй, я расскажу о ней позднее.

Все равно в голову лезут мысли только о моем (все еще) городе, и чем ближе он становится, тем больше я просыпаюсь.

А ведь первый семестр выдался для меня действительно сложным, и я, привыкшая жить одна, училась этому снова, только теперь в окружении двух соседок. Постигала науки, причем химии здесь оказалось гораздо меньше, чем я надеялась получить. Разрисовывала ноги, пока готовилась к экзаменам, потому что не знала, куда деть волнение.

Но я все смогла.

И сделала это даже лучше, чем прежде надеялась.

Без лишней скромности, я преодолела многое. А теперь боюсь позвонить отцу, чтобы попросить его забрать меня с вокзала. Все равно он не спит в это время, я же знаю — отец, по-моему, никогда не спит. Но так не хочется обретать ещё и этот долг перед ним…

Впрочем, впереди ещё много часов пути (хотя не уверена, что за это время я вдруг стану смелее).

Деревья за окном белые, как в сказке, где все живое в одном городе навек заледенело. Осталось прекрасным снаружи… а что внутри, так никто и не узнает, и все, кто попадет в этот город, будут думать, что здесь жили самые чудесные люди на свете (не зря же у них такие красивые лица) и росли самые восхитительные цветы (которые лёд не пощадил).

Слегка покачивало.

Я прислонилась спиной к стенке, и по коже пробежал холодок несмотря на то, что на мне был большой теплый свитер.

Домой.

Только бы никто не узнал, что я чувствую на самом деле.

Ведь даже тот, заледеневший, город однажды спасли — не знаю, чье-то сердце или всего лишь солнечные лучи. Он растаял и стал таким же, как все. И люди в нем совершали зла не меньше, чем остальные люди мира — а то и больше. Вот только это никого не удивляло.

А я храню внутри много червоточины, и, если спадет ледяная корка, вся она окажется на поверхности.

Не знаю, зачем еду.

Но в общежитии всего лишь за какие-то выходные стало слишком пусто и так тихо, что эта тишина звенит в ушах. А я оказалась свободна от учебы, пусть лишь и на неделю, и мне совсем не хотелось просидеть эту неделю одной в комнате на троих человек, как было во время и после празднования Нового года (этот Новый год в принципе оказался самым грустным в моей жизни).

И я купила билет на поезд.

Спонтанно, не раздумывая о последствиях.

И теперь поезд спешит приблизить меня к месту, которое я до сих пор называю своим домом, пусть и только мысленно.