Fxxxing caнсара

Анастасия Валерьевна Панюшкина, 2021

Что мы знаем о нашем мире, о своем месте в нём? Мы живём, думая, что у нас много времени для реализации наших планов. По крайне мере, так думал Марк. Он жил обычной жизнью, откладывая все на потом. Но это самое "потом" так и не наступило…Марк после смерти проходит круги сансары, повышая свой духовный уровень, приобретая мудрость и знания о себе, о новом мире и таких же людей, как он. На этом философия книги не заканчивается, ведь главному герою предстоит пройти через предательство, разочарования, сомнительные сделки, и все ради того, чтобы достичь своей цели.Впервые философия, эзотерика, фэнтези и любовь переплетены в жизни человека. Вырвется ли Марк из кругов сансары или он навечно останется её пленником.Содержит нецензурную брань.

Глава 2. Жажда жизни

Поезд выехал из подземного туннеля и остановился на конечной станции. Платформа выглядела необычно: потолок, стены и пол были продолжением скалы. Я вышел наружу, над моей головой распростерлось прекрасное звёздное небо. Красивые песчаные горы виднелись на горизонте, а лёгкий теплый ветерок обдувал мое лицо. Двери поезда бесшумно закрылись. Мне казалось, что я стою один посреди пустыни и впервые за свою жизнь мне не надо никуда спешить. Вскоре, я почувствовал на себе взгляд. Позади, всё ещё под сводами станции, медленно шёл тот самый парень, который недавно помог мне.

— Привет! — крикнул я и помахал ему рукой. Он лишь угрюмо кивнул в ответ. В этот момент тёмный горизонт залил оранжевый свет. Густые пышные облака стали похожи на взбитые сливки. Свет от солнца падал на них, придавая миллион оттенков. Они переливались то пряно-оранжевым цветом, то приглушенно-персиковым, плавно перетекая в насыщенно-золотистый. Небо было похожим на картины Айвазовского. Такого рассвета я ещё не видел никогда в своей жизни. Всё остальное пространство занимали небольшие горы, их склоны и вершины. Среди них виднелись строения, видимо, это и был город второго уровня. Но здесь была только одна единственная тропинка, которая вела к обрыву.

— Меня зовут Том, а тебя? — раздалось из-за плеча. Щебет птиц и раскатистый голос парня создали прекрасную атмосферу. На мгновение я обрёл баланс.

— Меня зовут Марк. Том, у меня к тебе вопрос: как ты понял, что умер? Ведь, несмотря на весь сюр, я чувствую себя таким живым.

— Ну, наверное, потому что я знал, что сейчас умру, — ответил Том.

Я почувствовал неловкость, и не нашёл что ответить. Эйфория отпускала.

— Всё нормально, — пожал плечами Том, — не бери в голову, — ответил он на мой немой вопрос.

— Я ещё не привык к тому, что другие могут слышать мои мысли, но почему же я не слышу твоих? — удивился я.

— А ты прислушайся.

Пришлось закрыть глаза и начать прислушиваться к мыслям Томаса. Я ожидал услышать, о чём он думает, но вместо этого начал видеть образы:

«Люди столпились на площади, в воздухе ощущалось какое-то напряжение, я почувствовал панику.

— Деструктивная энергия притягивает всех. Темная энергия — как магнит для душ. Все пришли за зрелищем, — пояснил парень.

В эту секунду в моей голове появился образ Тома. Он был в черном костюме, я почему-то сразу обратил внимание на его одежду и почувствовал, что он трепетно подбирал её для сегодняшнего вечера. Я увидел, как он шёл к берегу, где стоит толпа людей. Он пытался с ними заговорить, но все его игнорировали.

Я слышал его слова: «Мне нужна информация». Кто-то из прохожих показал на женщину, стоящую у самого берега. Он подошел к ней и достал записную книжку, но та лишь что-то грубо ответила. Том протянул ей деньги, но она только отмахнулась. Увидев пачку денег в руках Тома, незнакомый мужчина из толпы кинул в него камень, но промахнулся. Гул толпы стал громче, волнение перерастало в панику. Людей становилось всё больше, где-то началась потасовка, прозвучал первый выстрел. От испуга женщина выхватила блокнот у Тома и что-то написала. Когда Том прочитал записку, он побледнел: вода поднимется на 52 метра…

— Стойте! — Том пытается остановить их, — У нас есть время, нам надо объединиться и ехать вглубь острова. Вода выходит из берегов.

— Для чего нужно ехать, тупица? — выкрикнул ему мужчина из толпы, — Чтобы умереть через час? Лучше я возьму сейчас то, чего у меня никогда не было, — он ударил по лицу стоящего рядом мужчину и вырвал у него кошелек. Мужчина скорчился от боли и закрыл руками лицо, из носа полилась кровь. Окровавленной рукой мужчина держал деньги и, злобно улыбаясь, направлялся в сторону Тома.

Тот побежал. Я видел, как он поднимается по лестнице на последний этаж здания, в свою квартиру, как он быстро открывает дверь, включает свою музыку и выходит на балкон. Перед тем как умереть, он смотрится в зеркало. Точно таким же я встретил его тут. Высокий, бледнолицый, с идеально ровным длинным носом, с впалыми скулами и грустным взглядом. Я не просто видел всё со стороны, я чувствовал его грусть, его опустошенность и сожаления о том, что он так и не преуспел в жизни, и не нашёл своего места в ней… Мне было так знакомо это состояние.

Выйдя на балкон, он привлекает внимание людей снизу. Возможно, это был кульминационный момент всей его жизни. Вода выходит из берегов и поднимается на критическую отметку, которую предсказывала та женщина. Вода была похожа на переливающий свинец, её серебряные волны отражали свет от солнца. Он видел, как вода снесла побережье и стремительно направлялась к нему. Он залез на перила и прыгнул вниз. Его дух вылетел из материи, а тело погрузилось в воду.

— Стой! — завопил я и тут же вышел из состояния транса. Открыл глаза и едва сдержался, чтобы не расплакаться.

— Как ты понял, для меня нет сомнений, что я умер, — сказал Том.

— О, боже! Почему мир так жесток?! — я обнял его, — сочувствую.

— Я знаю, — ответил Том, и обнял меня в ответ.

Мы вдвоем шагнули в наш новый мир. Вокруг была каменистая пустыня и тишина. Я почувствовал, что в воздухе затаилось что-то таинственное. Нам ничего не оставалось, как идти по тропинке вперед.

От обрыва до утёса тянулся канатный мостик, а за ним стояла светловолосая женщина в бежевом военном костюме с кепкой на голове. Том первый шагнул на эту шаткую конструкцию и уверено пошёл вперед. Я же осторожно делал каждый шаг, чтобы не свалиться вниз, ведь высота была огромной, а я жутко её боялся.

— Меня зовут Ханна, я — мэр города. Рада вас приветствовать. Надеюсь, путь сюда был не очень утомительным. Пойдемте, я покажу ваш новый дом.

Мы находились на каменистом нагорье, окруженным обломками скал. Где-то были видны глубокие разломы земли, а где-то, наоборот, выступали ущелья и каньоны. Город совсем не был похож на обычный мегаполис, здесь не было многоэтажек, магистралей или машин. Виднелись небольшие надстройки на платформах, некоторые из них были разрушены. Все платформы была обнесены заборами и канатными мостами, которые у меня не вызывали доверия. Я решился поближе подойти к забору, чтобы посмотреть, что вдали. Другое здание находилось далеко от нас, для того чтобы добраться до него, нужно было пройтись по ещё одному такому мосту.

— Внизу только песок, — прокомментировала Ханна, — в некоторые дни здесь поднимается сильный ветер. Чтобы нас не замело, и мы не упали в пропасть, приходится строить деревянные заборы. Она провела ногой по земле, и я увидел, что под песком прячется деревянный пол. Мы живем там, внизу, — Ханна постучала ногой по полу.

— В каждом заборе есть дверь, — она открыла её, — и канатный мост, который соединяет здания.

— Разве это здание? — спросил Том.

Действительно, платформы возвышались на какой-то непонятной железной конструкции, которая была похожа на консервную банку размером с многоэтажку. Окна были в виде иллюминаторов, при этом крыши домов были плоскими, заваленными песком. А веревочная дорога была единственным способом передвижения.

Ханна шагнула на мост, и нам ничего не оставалась, как идти за ней. Ветер начал поднимать песок и раскачивать лестницу. Одной рукой я ухватился за лестницу, а другой прикрылся.

— Поторопитесь, — сказала Ханна, и я ускорил шаг. Нельзя было отставать, не хотелось потеряться. Ветер усиливался, я сильнее хватался за всё подряд. Лишь бы не упасть, — думал я, бесконечно сменяя одну лестницу на другую. Ханна, наконец, остановилась и открыла люк:

— Ну же, давайте, лезьте вниз.

Мы быстро спустились и оказались в большой гостиной, где нас встретила группа ребят. Один из них, смуглый высокий парень, быстро закрыл за нами люк. Они внимательно нас рассматривали, по ним было видно, что они хотят с нами познакомиться. Но видимо, наша усталость была видна невооруженным глазом. Они деликатно поздоровались с нами, а Ханна повела меня и Тома дальше, в наши комнаты.

— Отдыхайте, ребята, — сказала она. — Как будете готовы, приходите в гостиную, мы там только что были.

Она улыбнулась и ушла. Том закрыл дверь в своей спальне, а я в своей.

У меня была небольшая комната с огромным иллюминатором во всю стену. Посреди комнаты стояли кровать, стол и напольный горшок с большим кустом. «Удивительно как мало нам надо после смерти, хотя я не уверен, что даже это мне нужно».

Я сел на кровать и уставился в стену. А куда ещё было смотреть? Рассматривая подтеки серой стены, я вдруг понял, что они похожи на очертания глаз. Как будто кто-то выглядывает из напольного куста и подмигивает мне. Картинка была настолько живая, что я даже напрягся, но, как только лёг на кровать, мгновенно погрузился в сон.

*

Проснувшись, я пошел к ребятам в гостиную. Потолки были низкими, но сама комната просторная, посередине стоял большой диван со столом, вокруг него были расставлены кресла с разноцветной обивкой. Близняшки, которых я видел до этого, сидели на диване. Смуглый парень спал в кресле со шляпой на лице, положив ноги на подлокотник.

— Привет, — поздоровалась одна из близняшек, — меня зовут Лили. Это моя сестра Лизи, — Лизи едва удостоила меня улыбкой, — вон тот притворщик — Джереми. Парень приподнял шляпу в знак приветствия, не меняя позы. Близняшки были похожи, как две капли воды: черные длинные волосы, выраженные скулы, тонкий нос, пухлые губы. Отличалась только форма бровей.

— Да, по бровям нас и отличают. Прямые брови у меня, а изогнутые у Лили.

— М-м-м… Я — Марк.

— Ой, мы забыли, что ты ещё не привык к открытости, прости, — улыбнулась Лили и дернула за руку сестру, — Ханна просила нас не отвечать на твои немые вопросы.

— Может быть, ты тогда будешь хотя бы их озвучивать? — сухо предложила Лизи.

— Да, у меня много вопросов. — Я немного был растерян, думал с чего же мне начать… — Вы давно здесь?

— Давно ли? — ребята переглянулись между собой.

— Чувак, это будет интересно, — Джереми снял шляпу с лица, садясь поудобнее в кресле. Черты его лица были слегка пухлыми, глаза были как будто потухшими, может быть, такое впечатление создавалось из-за его опущенных век и уголков глаз. Но когда он улыбался, то его улыбка моментально располагала к себе, — обычно все спрашивают про родных или начинают ныть о том, как несправедливо обошлась с ними судьба. А ты спрашиваешь нас, давно ли мы тут.

— Мы всегда здесь были, — пытаясь вспомнить, ответила Лили, — Лизи, ты помнишь, когда мы сюда попали?

— Нет, я то и аварию смутно помню.

— Аварию? — удивился я.

— Да, мы с Лизи вроде бы разбились на машине.

— Вроде бы?

— Ты что, повредил себе сознание?

— Сознание? — я, как попугай, выборочно повторял за ними слова.

— Чувак, ты хоть понял, что умер? — поинтересовался Джереми.

— Э-э, ну да, — ответил я, вспоминая, как Том сообщил мне это. А где, кстати, он?

— Его забрала Ханна, — ответила Лизи, — Ой, прости, что опять читаю твои мысли, — она скорчила рожу Лили. Я чувствовал, что она враждебно ко мне настроена, хоть я здесь и всего ничего. Что я мог сделать ей? На этот немой вопрос ответа не поступило.

— Мы предпочитаем говорить не умер, а истек срок у физической оболочки, да, Джереми? — Лили уставилась на него.

— Валяй, — он поднял руки вверх, сдаваясь, — зачем вуалировать очевидные вещи?

— Потому что это важно, — Лизи обратилась ко мне. — Твоё сознание сохранилось, у тебя есть воспоминания, ты можешь рассуждать, мыслить. Тебе доступны любые ментальные развлечения, но у тебя нет физического тела, а, значит, нет нужды о нём заботиться, — в её голосе чувствовались нотки пренебрежения.

— Можно поподробнее? — я старался игнорировать то, как она говорит.

— Тебе не надо употреблять пищу.

— Ходить в душ, — Лили перебивала сестру, разбавляя её холодно-ядовитый тон.

— Спать, — не унималась Лизи.

— Ну и, конечно, ты не чувствуешь физическую боль, — перебила Лили и косо посмотрела на Лизи.

— О-у, ну я сейчас только что вздремнул.

— В этом не было необходимости, но из-за того, что ты ещё не переключился психологически, ты поступаешь так, как привык.

Я ущипнул себя, чтобы проверить, не разводят ли они меня. Действительно, больно не было. Находясь в шоке от услышанного, я плюхнулся на диван, переваривая услышанное.

— Не время расслабляться, — Джереми встал с кресла, — пошли, прогуляемся.

— Куда?

— Увидишь, — он расплылся в улыбке.

Мы поднялись наверх. Ветра не было совсем, а небо было по-прежнему прекрасным. Я последовал за Джереми. Он подошел к забору, откуда начинался веревочный мост. На противоположном «берегу» люди сидели у забора, свесив ноги. С их стороны доносились глухие звуки молотка.

Во второй раз наступать на такую шаткую лестницу было уже не так страшно. Мне одновременно хотелось смотреть по сторонам, запоминая местность, но в тоже время я не мог оторвать взгляд от пола. Как только я отвлекался на что-то постороннее меня тут же начинало шатать. Но всё же мне удалось заметить, что все здания были похожи друг на друга, как и сами веревочные мосты. Под конец я уже устал от однообразия, и мне хотелось немного передышки.

— Итак, мы дошли с тобой до конца света, здесь заканчиваются все дороги, — торжественно сказал Джереми. — Это конечный пункт нашего города, все мосты тянутся именно сюда. Впереди только песчаные дюны. — Красиво, правда?

— Ага, — отдышавшись, я переспросил, — А что, там дальше ничего нет?

— Ничего, — пожав плечами, ответил Джереми, — ветер всё время гонит песок по кругу, заставляя дюны перемещаться. Мы так и не узнали, что там за горизонтом.

— А такое разве возможно? На распределительной кухне мне сказали про второй уровень, значит, там, за горизонтом, есть и другие, — дыхание всё ещё не восстановилось, хотелось пить.

— Другие уровни? — он нахмурился, — тут нет никаких других уровней. — Джереми изменился в лице. — Зачем ты такое говоришь? Больше никому не говори об этом. Ты понял?

Я кивнул в ответ.

— Все наши попытки понять, что там не привели к успеху. Мы тут застряли, — возвращая дружелюбный лад Джереми продолжил, но нас окрикнула Ханна.

— Эй, ребята, заходите!

Мы обернулись, Ханна стояла в люке, прикрыв руками лицо, чтобы солнце не слепило ей в глаза. Мы пошли в её сторону. Спустившись, мы оказались точно в такой же гостиной, как та из которой пришли. Отличались только детали и расцветка мебели.

— Как ты, Марк? — спросила Ханна, подзывая меня к столу. На столе уже лежала карта.

— Сумбурно, — ответил я.

Ханна натянула сочувствующую улыбку, было видно, что она сделала это неискренне. Мне стало ещё более некомфортно.

— Это наш город, — она указала на карту, там были нарисованы ромбики, — каждое здание связано с ближайшими зданиями веревочными мостами, — её палец проскользил по ним. — Из-за сильного ветра мосты иногда рвутся. Наша задача номер один — быстро их починить, иначе целое здание будет отрезано от мира и нет ничего ужаснее, чем жить в изоляции.

Неформально город поделен на четыре участка: необитаемый, жилые дома, рабочий сектор и центр управления. В центре управления, — она обвела пальцем верхние ромбы, — ты сейчас в нём находишься.

Она обвела ромбы ниже, — это рабочий сектор, ещё ниже жилой сектор. А в самом конце — необитаемый участок. Последнее здание единственное, которое соприкасается со скалой.

— О, получается, что от него идут веревочные мосты к двум другим зданиями и так по нарастающей. И это то самое здание, откуда мы пришли, там ещё поезд останавливается, верно? — мой вопрос почему-то не понравился Ханне, она недовольно посмотрела на Джереми.

— Да, — холодно улыбаясь, ответила она, — мы с вами проследовали в жилую зону, — продолжила Ханна. В жилой зоне мы проводим время, как хотим, не тратя энергию на обслуживание тела. Тебе ребята об этом уже рассказали?

— Ага.

— Рядом расположен храм, — она указала на ромб, помеченный буквой Х, он находится в рабочем секторе.

— А что это за храм?

— Это храм воспоминаний. Он предназначен для вновь прибывших, там ты можешь хранить свои воспоминания. Его построили для того, чтобы не забывать о том, что было. Я советую не ходить туда, некоторые люди остаются там навсегда и их сознание растворяется.

— Самый лучший способ адаптироваться, — вклинился в разговор Джереми — это не вспоминать о своей прошлой жизни. Начать жизнь здесь с чистого лица, реализуя свое предназначение. Забыть о том, что было до того, и не думать о том, как ты попал сюда.

— А что, если я не хочу забывать? — мне не понравилось то, в какую сторону они клонят. Мало того, что мою жизнь нельзя назвать выдающейся, так ещё и помнить о ней не стоит.

Ханна и Джереми переглянулись.

— Что ж, со временем это всё равно произойдёт.

— Почему вы так уверены?

— Потому что невозможно помнить свою жизнь до смерти и быть здесь. Это тяжело морально. Знаешь сколько мы сознаний потеряли из-за этого? — Ханна дотронулась до меня, якобы проявляя беспокойство. Она пыталась общаться со мной тепло и заботливо, но я чувствовал какой-то барьер в общении, как будто её внутренняя эмпатия отсутствовала. — Все делают выбор рано или поздно. Сидеть в двух мирах нереально. Ты это и сам поймешь, а сейчас давай я продолжу рассказывать про город.

В рабочий сектор мы приходим для пополнения ресурсов и для реализации нашего предназначения, которое мы не смогли воплотить в предыдущей жизни.

— Да, мне так и не сказали о моём предназначении.

— Правда? Ну да, на первом уровне вечно такая запара, что они теряют из вида основное. Ты будешь рисовать.

— Что?! — я был в шоке от услышанного, — рисовать?

— Да, — спокойно ответила Ханна и продолжила, — в секторе управления, — она указала на главное здание и здания, близко стоящие к нему, — хранятся книги, отсюда распределяются все ресурсы, а также решаются споры, если они возникают.

— Тут бывают споры?

— Конечно, некоторым надоедает сидеть в «консервной банке», и они просятся в походы. Раньше мы поощряли это, но никто никогда не возвращался из них. Мы пришли к выводу, что покидать периметры города нельзя, и подбивать людей на такие поступки тоже.

— И что становится с теми, кто это нарушает?

— Их отлавливает наша полиция и помещает в клетку. Ну, на земле это называется тюрьмой, и у нас она находится здесь, — она указала на маленькое здание в самом низу карты, окрашенное в черный цвет.

— И что там они делают?

— Ничего. Ничего не делают.

— Совсем ничего? — уточнил я.

— Прям совсем, — ответила Ханна.

— Если честно, я не такого поворота событий ожидал. Разве не будет какого-нибудь суда над моей душой, мы не оценим мои поступки, не отметим мои успехи и неудачи?

— Ничего такого не будет. Твоя задача, Марк, это перейти из одного мира в другой. Ты должен понимать, что тебе дается время, чтобы отойти от привычного темпа твоей прошлой жизни и привыкнуть к новому. Поначалу тебе будет казаться, что ты хочешь спать или ты будешь думать о еде. Но со временем ты перестанешь вспоминать о таких вещах, и время перестанет существовать для тебя, потому что в нем нет необходимости.

— Ну, перестану я спать, что в этом такого? Меня больше волнует, неужели все догмы о Боге были вымыслом? Неужели 85% людей верят в иллюзию? И всех их ждет разочарование?

— Ты всегда задавался такими вопросами? — спросила Ханна.

— Нет, не всегда, но теперь понимаю, что не зря.

— Думаешь?

— Ну, конечно! Как бы мне всё это помогло сейчас?

Ханна ничего не ответила, и я был горд собой, что сумел задать вопрос, на который она не смогла ответить.

— Марк, давай пока оставим эти вопросы в стороне и сосредоточимся на твоей работе здесь, — подключился Джереми, — пойдем.

Мы поднялись на крышу здания. Ветер усилился, а мы ускорили шаг, быстро меняя лестницы одну за другой. Пока мы шли, я предвкушал новые ощущения. Мне было любопытно, как это жить без времени, еды и заморочек? Однозначно, прекрасно!

Рабочий сектор находился рядом с центром управления. Здесь был совершенно другой вид, более удручающий. Если в центре управления открывался вид на пустыню, то в рабочем секторе вид был окружен этими некрасивыми зданиями. Джереми открыл люк и указал мне на него. Внизу никто на меня не обратил внимания, все стояли у мольбертов и рисовали. Джереми подвел меня к моему холсту, вручил фартук, кисть и краски.

— Я последний раз рисовал очень давно, ещё в прошлой жизни, — пошутил я.

— Это твое предназначение, начни, и у тебя всё получится, — подбодрил меня Джереми.

Я начал с вырисовывания птицы, которую когда-то научила рисовать меня мама. Она всегда говорила, чтобы я лучше учился в художественной школе, но я её не слушал и бросил посещать уроки рисования в старших классах.

Это было невероятно! Я чиркнул кистью по холсту, и мазок тут же отобразился на небе. Моё сердце забилось сильнее, мне захотелось сразу же разрисовать небо каким-нибудь нетривиальным способом, выбрать не очевидные цвета и текстуры, но вместо этого я нарисовал обычный член. Джереми начал ржать, а остальные уставились на меня, как на идиота. Ко мне подошел какой-то парень с серьезным лицом.

— Эта не та кисть, — сказал он, забрал её у меня и исправил рисунок на облако.

— А чья это кисть? — поинтересовался я.

— Моя, — ответил незнакомец, всё ещё видя непонимание с моей стороны, он театрально закатил глаза и представился: — Меня зовут Шон. Этой кистью я рисую наше небо, — он говорил с вычурным придыханием. На нём были надеты штаны-клёш, хипповая накидка, волосы на голове были собраны банданой.

— Ого! Я тоже так хочу. Научите?

Шон улыбнулся, вручил мне другие кисти и сказал:

— Рисуй что хочешь, а будут вопросы, обращайся. Когда я решу, что ты готов, то получишь такую же кисть.

Его слова меня вдохновили. Все мои клеточки мозга приходили в восторг от мысли, что от меня требуют то, чего я сам желаю делать. Я начал целыми днями рисовать. Для меня ещё существовала разница дня и ночи, поэтому, когда я приходил после своих занятий, то обменивался парой слов с ребятами и шёл спать.

Том быстрее меня привык к здешнему ритму. Ему, как и другим, не нужно было ложиться отдыхать. Его предназначение было таким же, как и в прошлой жизни. Том был журналистом, поэтому в надежде найти захватывающие истории, он много общался с людьми. К сожалению, большинство из них забыли свои воплощения, и записывать было практически нечего.

— Знаете, наши души обеднели, они совсем забыли себя, и кем они были, — вслух начал рассуждать Том.

— Да ладно тебе, — поддержала беседу Лили, — это круто быть свободным от предрассудков. Мы отсюда никуда не денемся, так почему бы не сбросить эту старую жизнь, которую никак не вернуть.

— Ну, знаешь, Лили, мне бы хотелось услышать пару историй о прошлом, — он постучал ручкой по своему блокноту.

— Тебе хорошо говорить, ты тут с Лизи, у тебя хоть кто-то из близких есть, — вклинился я, при нашей первой встрече вы сказали, что попали в аварию. Вы больше ничего не вспомнили?

— Я даже не думала об этом, — ответила Лили, — а вот Лизи стала чаще вспоминать.

— Да, я в отличие от тебя, Лили, не забываю такие вещи. Марку ещё простительно, он пытается выяснить, кто больше всех из нас неудачник. Но ты-то! Как ты можешь мне вслух говорить о том, что больше не думала о той ночи? — раздраженно спросила Лизи.

— Лизи, успокойся, — Лили пыталась вести беседу так, чтобы Лизи не распсиховалась. Все уже поняли, что она отличается неадекватной вспыльчивостью. — Сама же знаешь, как я сильно переживала за твоего мужа Ларри. Для меня это было также невыносимо.

— А у вас все имена в семье на Л? — Джереми решил разрядить обстановку неуместной шуткой.

— Какого чёрта, Джереми, это не смешно! — Лизи взорвалась. — Представляю, как бы ты веселился здесь, если бы твою подружку наркоманку не откачали, и вы бы откинулись вместе.

— Из нас каждый кого-то потерял, — сказала Лили, пытаясь успокоить Лизи, но та не сдавалась.

— Отстань от меня, — она рявкнула на неё, но Лили в этот раз не замолчала, а стала кричать в ответ.

— Боже, Лизи я устала от твоей агрессии! Ты постоянно недовольна, с тобой невозможно разговаривать, ты постоянно всем хамишь. Хватит делать из себя жертву.

— Жертву? Лучше делать как ты? Ходить и постоянно хихикать? Мне напомнить, кто был за рулем в ту ночь? А, Лили? — надрывая глотку, Лизи переходила на ор.

— Ты же прекрасно знаешь, что я не виновата, — Лили произносила каждое слово, скрипя зубами и сжимая кулаки.

— А кто виноват? Может быть это я виновата, — Лизи толкнула её в плечи, — я виновата, что не села за руль вместо тебя?

Лили дала пощёчину ей в ответ. Началась драка, но Джереми успел вмешаться:

— Девочки, девочки, всё! Всё, выдыхайте!

Лизи ушла в комнату, хлопнув дверью. Лили повернулась к нам со слезами на глазах:

— Я не виновата, какой-то мудак выехал на встречную полосу, — после этих слов она вышла из гостиной наверх, на улицу.

Том достал блокнот с ручкой, быстро записывая то, что только что произошло. Джереми подошел к нему, положив руку на его блокнот, забирая его. Всё это время он пристально смотрел на меня.

— Марк, поздравляю тебя. Ты наглядно продемонстрировал нам, что воспоминания о прошлом никому не помогают. Пожалуйста, перестань выводить близняшек на эмоции, хорошо?

— Блин, Джереми, это не честно. Я просто хотел узнать, кто чем занимался до того, как попал сюда. Я ведь толком и не пожил даже.

— Да, чувак, говно случается, и ещё хуже, когда это говно — твоя жизнь, какая разница кто чем занимался или не занимался там? Оглянись вокруг, какую бы классную жизнь ты или мы бы не прожили, мы теперь тут, ограниченные своим опытом. Может быть, ты и не взял от жизни всё, зато теперь тебе не надо по этому скучать. А я? Я столько всего перепробовал… Иногда я хочу обо всём забыть, скоро это произойдет.

— И что потом? — спросил Том, — Кем ты будешь?

Джереми сделал паузу:

— Свободным.

После слов я ушел в комнату, а Том и Джереми продолжили разговор. В эту ночь я много размышлял о новом мире. Я думал, что смерть должна освобождать тебя от страданий. По сути именно это Ханна предлагала, но какой ценой. Ценой собственных воспоминаний. Единственное, что мы забрали с собой из той жизни. Я думал, что после смерти ты получаешь награду или наказание за свои действия в прежней жизни, но и это было здесь искажено. Тебе не становилось всё ясно и, самое ужасное, что ты оставался один на один со своими страхами. То, от чего ты убегал всю свою жизнь, не исчезало, а настигало тебя здесь.

С каждым моим «человеческим» днём мне всё меньше хотелось спать. А это означало, что я почти всегда был бодрым, ночное время было прекрасным моментом для размышлений. Поначалу это было великолепно, я занимался любимым делом. Несмотря на то, что Шон обещал мне помогать, он не давал мне никакой обратной связи, и я не мог оценить, насколько хорошо у меня получается рисовать.

Он только и делал, что сплетничал. Как-то раз я застал его за тем, что он подслушивал разговор Ханны и Джереми. Я видел, как он на носочках подкрадывался всё ближе к ним.

— Бу! — выскочил я из-за его спины.

— Чёрт, Марк, ты меня напугал. Ты что, следил за мной? — переходя на писк, спросил Шон.

— Только если ты следил за ними, — я указал на ребят.

— Марк, не лезь не в своё дело, я услышал собственное имя и решил приблизиться.

— Шон, я давно хотел тебя спросить. Ты можешь нарисовать любое небо, какое только пожелаешь, но каждый раз небо совсем чуть-чуть отличается от предыдущего. Почему?

— Потому что никто не ждет от меня пейзажей в стиле Ван Гога или моего собственного. У меня есть заказчик и ему нужно обычное, предсказуемое небо. Без сюрпризов и моего мнения.

— А кто твой заказчик? Это ведь нечестно. Может быть, стоит поговорить с ним?

— С ней, — ответил Шон, — здесь всем руководит Ханна.

— А-а, — протянул я, — ну тогда понятно. Ханна не была похожа на человека, который поощрял искусство или собственное мнение. А искусство — это не что иное, как ярко выраженное мнение.

— Тш-ш, ты слышишь это? Кажется, они говорят о тебе, — он перешел на шёпот.

Я выглянул из-за спины Шона и увидел, как Ханна стояла напротив Джереми и о чём-то спрашивала:

— Джереми, что у вас вчера произошло? Почему ко мне пришла Лили и попросила переселить её. Видите ли, она хочет перемен!

— Тебе не из-за чего волноваться, — как обычно на расслабоне ответил ей Джереми, — просто Марк задает много вопросов.

— Марк? Я ещё тогда заметила, что он не готов мириться с этой действительностью. Нужно что-то предпринять. Мне не нужны мятежники и бунтари. Там, где мы стояли, не было видно выражения лиц, но по тону голоса было понятно, что Ханна напряглась. — А что его друг Том? Он поддерживает Марка?

— Ой. Том. О нём точно переживать не стоит. Мы с ним разговаривали после инцидента, и он ясно дал понять, что не заинтересован в прошлой жизни.

— Ну хоть это радует. Но всё равно, Лили захотела перемен. Ты слышишь, Джереми, — перемен, — последнее слово она произнесла по слогам, — ты знаешь, что это значит.

— Ой, да брось, если Марк мятежник, то мы с тобой принцессы. Не парься, он, как и другие, начнёт потихонечку всё забывать.

— Я не могу ждать, когда это произойдет, нужно что-то предпринять.

— Попроси Шона больше заниматься Марком. Пусть тоже рисует небо, почувствует себя значимым, быстрее угомонится. Тем более мне так нравится наблюдать, как ты манипулируешь Шоном, — Джереми притянул к себе Ханну и обнял её за талию, — Этот дурак сделает всё, что ты попросишь, — после этих слов Джереми страстно поцеловал её в губы.

— Вот это поворот, — вырвалось у меня.

Шон стоял в шоке. На нём не было лица. Он молча ушёл.

После этой ситуации я для Шона стал невидимым. Он перестал делать вид, что я ему интересен, как ученик. Мне было обидно осознавать, что я стал жертвой несчастного треугольника. Но ещё обиднее было то, что Том не разделял мою позицию касаемо воспоминаний. Я решил поделиться с ним услышанным.

— Том, ты не поверишь, что сейчас произошло! — с такими словами я зашел в нашу общую гостиную.

Он сидел на диване и перелистывал старый журнал о кораблях.

— Удиви меня, — я проигнорировал его безразличный тон.

— Джереми и Ханна встречаются! А ещё Ханна считает меня мятежником.

— Ты что, следил за ними?

— Нет, Шон следил. Какая разница? Не хватало, чтобы ещё меня журналист осуждал. Ты вторую часть не расслышал? Меня считают мятежником! Меня! Прикинь?

— Я думаю, ты преувеличиваешь.

— Нет, Ханна сама так сказала.

— Ну, не знаю, мне кажется ты не мятежник, а дурак, который предпочитает страдать по своей жизни, когда ему выпадает шанс начать всё с чистого листа.

— Я смотрю ты-то уже начал жизнь с чистого инертного листа.

— Джереми сказал, что отсутствие эмоций — это временно.

— Том, подумай, ты можешь стать бунтарем, как я.

— Зачем? Я не хочу, — он и раньше не отличался яркой эмоциональностью, а сейчас было чувство, что я разговариваю с роботом.

— Ладно, не хочешь, как хочешь.

Мои дни проходили однообразно, серо, угрюмо. Какие ещё существуют прилагательные описывающие монотонность? Перечислять их и то интереснее, чем то, чем я занимался. Я не мог понять причины раздражительности, а рисование не помогало мне справиться с этим досадным чувством. Я всё время ходил с кислой миной, и моё поведение больше походило на поведении Лизи. В какой-то момент её сестра не выдержала:

— Я больше не могу смотреть на твое страдающее лицо. Нам не хватало ещё одного агрессора. Все идём в бар.

— Что? Бар? Да вы шутите! И вы молчали раньше?! — я уставился на неё. В этот момент я думал, какого хрена они скрывали это от меня, что ещё утаивают?

— Бар работает только тогда, когда музыканты готовы, — прокомментировал Джереми.

— Что? Музыка? Кажется, я её не слышал целую вечность! Ох, вот бы сейчас пивка с орешками, — простонал я.

— Может быть, у меня получится взять интервью у музыканта? — воодушевленно спросил Том.

— Может быть, у меня получится взять интервью у музыканта? — я передразнил интонацию Тома. — Боже, как он меня раздражает, — громко думал я, — Э-э, блин, я не об этом хотел подумать.

— Нет, именно это. Я, в отличие от тебя, нашёл своё место, — Том произнес это со снова появившимся безразличием.

Мне нечего было ответить ему. Мы двинулись в путь. Оказывается, в городе живет столько людей…Все они шли в сторону бара. Удивительным было то, что бар был на крыше. Обычно люди не собирались на открытых площадках, но такое количество невозможно уместить в одной гостиной.

Мы протиснулись к стойке, и я с улыбкой на лице сказал бармену: «Наливай». Он принял мой заказ и выдал мне кружку. Я сделал глоток и тут же всё выплюнул. Во-первых, эта была вода, а во-вторых, я не мог пить её!

— Это для антуража, — сказала Лизи, я кивнул ей в ответ.

Главный музыкант начал палкой херачить по какой-то трубе, и все тут же замолчали.

У него не было микрофона и инструментов, он просто начал петь. Я не смог скрыть своего разочарования, но потом появился второй музыкант и начал задавать ритм хлопками, потом к ним присоединился бармен, стуча по барной стойке своей кружкой. И так каждый по очереди начал присоединяться, Лизи и Лили начали подпевать, Джереми и Том хлопать в ладоши, а я бить стаканом по барной стойке. И в этот миг меня отпустило, я почувствовал общность, и моя идентичность на несколько мгновений испарилась. Я почувствовал себя по-другому. Да, я занимаюсь тем, чем хочу, и мне не нужно париться по поводу финансового обеспечения. Мне не нужно беспокоиться о многих бытовых вещах, но именно это делает меня таким пустым. Я привык, что через удовлетворение физических потребностей я заботился о себе, занимал себя и чувствовал разнообразие жизни. Проблема была налицо, и я ничего другого не мог придумать. Пение и ритм унесли меня далеко от своих проблем, и я смог расслабиться.

— Прости, Том. Я не хотел тебя обидеть, во мне сидит эта пустота, и я не знаю, как от неё избавиться. Вы все выглядите такими счастливыми, и никто из вас не хочет вернуться в свою прежнюю жизнь.

— Да, Марк, я тебя понимаю, но ты никогда не избавишься от этой пустоты. Пока ты избегаешь этого чувства и пытаешься наполнить себя всем, чем попало, она только будет больше разрастаться. Ты прав, что на земле ты заполнял пустоту через тело, но его здесь нет… И тебе не надо притворятся, что твоя жизнь чего-то стоила, отпусти её наконец. Начни сначала.

Мы вернулись в свою коммуну и разошлись по комнатам. Этим вечером мне не удалось сомкнуть глаз. «Интересно, что сейчас все делают?» Я вышел на улицу, чтобы оглядеться. Ничего не изменилось, солнце так и не село. Моё время пришло. А вместе с ним и способность слышать то, о чём думают другие. Оказалось, это не так интересно. Это было похоже на мыслительный рой, вслушиваться в слова было совсем неинтересно. К таким звукам быстро привыкаешь и даже не отвлекаешься на них.

Меня больше беспокоила моя рутинность, я не мог справиться с ней. Может быть Джереми и Том правы, что мне нужно начать с чистого листа. Я уже перестал рисовать. Мне было откровенно похер на моё предназначение. Оно с самого начала не имело смысла, просто мне нравилось придавать большой смысл своему ремеслу. От того, что мне не удавалось себя куда — то деть, злость и раздражение накапливались, и я был готов взорваться. Но куда деть эту негативную энергию? Ведь я не мог ни спать, ни заниматься спортом, для меня не существовало теперь никакой разрядки. Я тупо лежал у себя в комнате и ничего не делал. Я слышал всё, что происходило вокруг, мысли атаковали меня, и я не мог им сопротивляться.

Я осознавал, что для большинства людей здесь начать с чистого листа означало освободиться от всех негативных эмоций, болезненных воспоминаний и ощущений. Но это также означало потерю всех приятных эмоций и чувства, которых здесь получить было практически невозможно. Теперь я понял, почему Ханна показалась мне такой неискренней в самом начале. Мне не хотелось становиться таким же, притворяться, что я живу жизнь. Я хочу жить. Я не готов сдаваться, во мне теплится надежда.

Вдруг в один из дней я услышал песню:

«Babe, baby, baby, I'm Gonnaе Leave You.

I said baby, you know I'm gonna leave you…»

Я спрыгнул с кровати и побежал в гостиную. Джереми сидел в кресле и постукивал ногой.

— Это что, Лэд Запелен? — в недоумение уставился я.

— Да, он самый. Хорошо получилось воспроизвести, — Джереми улыбался своей добродушной улыбкой. — Эх, Марк, сожаления о прошлой жизни нам не помогут! — Джереми растянул обращение, как будто был под кайфом. — Поэтому я использую храм воспоминаний только как библиотеку. Я туда прихожу музыку послушать или фильм посмотреть. Я с Эмили постоянно накуривался и залипал на всё подряд. Ох, я бы с радостью сейчас покурил бы, — он поднес воображаемый косяк ко рту и притворился что затянулся, после опрокинув голову назад. — Я за свою жизнь многое посмотрел, Марк.

— Отведешь меня туда? — спросил я у Джереми.

— Да, чувак.

*

Внешне храм не отличался от других сооружений, но внутренне был совсем другим. В центре помещения была длинная лестница, ведущая вниз. Вначале иллюминаторы были проводниками света, но потом стало абсолютно темно, и мы спускались наощупь. Ближе к земле я увидел маленькие фонарики.

— У нас есть наш оазис, здесь на поверхность выходят грунтовые воды, отсюда мы берем воду для наших комнатных растений, — прокомментировал Джереми. — Дотронься до стены, сосредоточься и представь себе ситуацию, которую ты хочешь вспомнить.

Я вспомнил, как в 5 классе колотил грушу от злости, потому что умерла моя кошка. Каждая частичка меня поместилась в тот момент, и на время воспоминания я действительно переживал это. Я закрыл глаза и представил, как меня обнимают мама с папой и желают мне сладких снов. О, это душевное тепло, мне так вас не хватает. Джереми ушёл, и я остался там совсем один. Мне хотелось этого. Это было невыносимо, я чувствовал безысходность. Я знал, что воспоминания затягивают меня и решил не вспоминать больше, но и возвращаться к себе в комнату совсем не хотелось. Я начал думать, как я могу отсюда сбежать. Единственное решение, которое я нашёл, это спрыгнуть с крыши здания и идти вперед. От столкновения я не умру и от жажды тоже. Это лучше, чем сидеть здесь. Но мне нужно было это сделать незаметно, чтобы никто не услышал о моих планах. Как же мне начать контролировать свои мысли? Ну же, Марк, соображай! Я начал пролистывать в своей голове фильмы, которые когда-то смотрел. В одном из них говорилось про медитацию, как про способ останавливать мыслительный поток. Да, это было как раз то, что мне нужно. Удалось вспомнить дословно:

«Медитация — твой инструмент, твоё спасение.

1. Садись в удобную позу с прямой спиной.

2. Закрой глаза и сделай пару глубоких вдохов и выдохов.

3. Следи за вдохом и выдохом в течение нескольких минут.

4. Если мысли постоянно тебя отвлекают, то начни произносить про себя или вслух мантру, произнося «ОМ».

Я начал следовать инструкции. Вначале было сложно удерживать внимание, мне постоянно хотелось отвлечься, но так как идти было некуда, я продолжал медитировать. Не знаю, сколько это длилось.

Сначала я почувствовал легкое покалывание в ногах, на кончиках пальцев. Затем, интуитивно направив внутренний взгляд на зону между бровей, я увидел сияние, почувствовав благостное состояние. Я понял, что поймал волну наслаждения в независимости от происходящего.

Меня резко прервал Том:

— Марк, я к тебе с новостями, сегодня будут выступать музыканты.

— Круто, Том, но я не пойду.

— Почему? Может, я не совсем тот, кого можно назвать другом, но…ты самый близкий мне здесь человек. Расскажи, что с тобой.

— Всё в порядке.

— Но я не слышу твоих мыслей. Пойми, Марк, лучше забыть прошлую жизнь, — Том подсел ко мне, — и начать жить по-новому.

— Но я не хочу забывать свой старый мир. Я хочу помнить свою семью и всё, что со мной было.

— Даже то, что причиняло тебе боль? Как Роуз тебя бросила?

Это было ужасно, на весь храм началось моё персональное кино: Роуз с короткой стрижкой и в кожанке подъезжает ко мне на машине. В этот день у меня был день рождения, мне исполнилось 24 года. Тогда я не предполагал, что это был мой последний праздник. Я безумно веселым сажусь к ней в машину, в предвкушении вечера.

— Марк…Мне кажется, что я попусту трачу свою жизнь. Мне так многого хочется. Я…, — её голос слегка дрожал, но тон, с каким она говорила, был решительным. Уже с первых слов я понял, о чём она говорит. Любой наш диалог заканчивался этой темой.

— Подожди, может быть, обсудим это в другой день? У меня для тебя сюрприз, — я замер с улыбкой на лице, в надежде что она сменит разговор.

— Я больше не могу ждать… тебя… ждать, когда ты решишься… У нас разные характеры, понимаешь?

Я отрицательно покачал головой.

— Марк, мы вместе со старших классов, я ни минуты в этой жизни не была одна. Я хочу пожить для себя, не хочу постоянно толкать тебя вперед. Я устала.

Я онемел. Её слова как будто оглушили меня.

— А как же… как же наши планы? Я делал всё, что ты говорила и теперь ты этим не довольна? — это было единственным, что я мог из себя выдавить.

Роуз взбесилась.

— Единственное, что я хотела, — она говорила сдержанно, сквозь зубы, но чуть ли не рыча, — чтобы ты перестал зависеть от меня. А сейчас я просто поняла, что ты никогда не изменишься!

— Хорошо, давай возьмем паузу, — ко мне вернулось мужество. — Ты можешь пожить одна какое-то время, понять, что тебе нужно?

— Нет, Марк. Я всё решила, — Роуз вынесла приговор нашим отношениям.

Я молча смотрел, как она уезжает. Обычное расставание, и это после 10 лет отношений! Она единственная, кто обратила на меня внимание тогда. И я цеплялся за неё, за наши отношения, как за спасение. Ведь если я надоел единственному человеку, которому был интересен, я обречён на одиночество. Разве не так?! Я даже не злился, что она уехала на машине, оплаченной моей кредиткой. Но я был полностью уничтожен, когда увидел её свадебные фотографии в инстаграме спустя месяц после нашего расставания.

Том не остановился, он продолжил причинять мне боль дальше:

— Вспомни, как твою одноклассницу обзывали? Постоянно сплетничали у неё за спиной. А ты ведь хотел заступиться, но струсил! Ты специально игнорировал её в школе, но помогал ей после уроков. Так, чтоб никто не узнал. Ты ведь видел, как она плакала, и никак не помог ей.

Перед моими глазами предстала заплаканная подруга, сидящая на полу с разбросанными тетрадями.

А когда ты попросил отца забрать тебя от друга? Заставил приехать его после тяжёлого рабочего дня, а когда он приехал за тобой, ты отказался ехать.

— Том, перестань! Я поступал так не от большого ума, мне и без тебя стыдно за эти поступки. Спасибо, что в очередной раз напомнил мне о моей жалкой жизни. Ты думаешь, ты самый умный? Что я не в состоянии без тебя понять свои ошибки? Представь себе, я прекрасно понимаю, что жизнь бывает паршивой!

— Почему же ты хочешь вернуться тогда?

— Да потому что, Том, дерьмо случается, но это не повод сдаваться. В моей жизни было и много хороших моментов: первый поцелуй, семейная рыбалка, друзья по работе, вечер в баре и дикие танцы до утра. Но здесь ничего этого не будет!

— Да, это больше не наши радости. Ну и что?!

— Ну как «ну и что»? Я не собираюсь тонуть в вечной ненависти к миру, жалеть о сделанном или не сделанном. Мне не нужна твоя жалость. Сколько раз в своей жизни я прислушивался к другим, а не к себе?! Почему ты думаешь, что ты поступаешь лучше, чем Роуз? Отныне я делаю только так, как я хочу. Всё, Том. Оставь меня.

Он ушел, а я продолжил медитировать. Просидев в медитации достаточное время, я вышел из храма и побрел в главное здание. Решиться прыгать было сложно, страх не давал сделать шаг, но чем больше я сомневался, тем больше было убеждений в правильности моего решения. «Всё, хватит!» Я закрыл глаза и прыгнул. Приземление было бесшумным и безболезненным, таким, как я и ожидал. У меня не было ни ориентира, ни направления. Я шёл вперед, в никуда. «Всё-таки есть плюсы в том, что я не устаю, думал я. Могу идти куда хочу, совсем один». Я услышал какой-то шум сзади, обернулся, но ничего не заметил. Здание, с которого я прыгнул, снизу напоминал огромный лайнер. «Какого хрена? А, впрочем, уже неважно». Звук начал усиливаться. Я не сразу сообразил, откуда он исходил, и просто ускорил шаг. Ветер начал задувать в лицо, поднимая песчаное торнадо. Я запаниковал и спрятался в гроте. «Навредить оно мне не может», — убеждал я сам себя. Мне вообще в последнее время не удавалось договориться с собой, во мне ещё была надежда на скорое возвращение домой. В глубине души я не мог принять тот факт, что моя жизнь закончилась. Теперь мне уже не казались глупыми духовные поиски истины, ведь если отнять всё материальное, что останется?

Н и ч е г о.

Поиск истины — хоть какой-то вектор в пустоте. Я предался размышлениям. Когда у тебя появляется много времени, ты начинаешь обдумывать всё, что с тобой было, и где ты был не прав. К несчастью, я был неправ в самом образе жизни, который вёл. Всё мчалось как-то быстро. Работа, конечно, делала меня более собранным человеком, но в тоже время ограниченным. Я не решал свои глубинные проблемы, а просто занимался всем подряд, чтобы не чувствовать пустоту. Родители любили меня, но всё-таки Ника, моего брата, любили больше. Они больше общались с ним, потому что он звонил им и спрашивал, как у них дела. Ник мне тоже звонил, но я не брал трубку. Слушать в очередной раз, какой он молодец, мне не хотелось, а ещё эти его «непрошенные советы». Правда, именно благодаря ему, я всё-таки посмотрел тот фильм и узнал про медитацию.

Мне стало настолько тошно, что было уже плевать и на торнадо, и на всё остальное, я решил двинуться дальше. Как только я вышел из грота, ко мне, подняв пыль, подлетели три мотоциклиста в масках и вырубили меня.

Открыл глаза я увидел всё тот же потолок и стены, как в моей комнате. У меня так сильно болела голова, что я решил, что всё это был сон, и я вернулся в свой мир. Но, конечно же, эта была секундная мысль, которая улетучилась сразу же, как только я окончательно пришел в себя…

«У них есть специальный порошок, который может вырубить твое сознание» — услышал я.

— Кто тут? — я повернул голову, но никого не увидел. В комнате было мало света, поэтому было сложно разглядеть хоть что-то в темноте, кроме очертаний кровати, что стояла напротив меня. Послышались шаги, некто начал приближаться. Первым, что я увидел, были глаза, янтарные, как жгучее солнце. В них было столько энергии, они как будто сканировали тебя изнутри. Я немного сжался от такого пристального внимания. Её кожа, а это оказалась женщина, была золотистого цвета, когда она приблизилась ко мне, то свет из иллюминатора полностью осветил её лицо. — Быть такого не может, здесь люди не стареют, — подумал я.

— Стареют, Марк, такие как я, да.

Морщины были отпечатком радостных и серьезных моментов. А ограниченность тела вызывала боль и дискомфорт, поэтому никто не чувствовал этого здесь. Здесь не было старости и её быть не могло. Ведь старость — это напоминание о смерти, о быстротечности жизни. Это заставило меня по-новому взглянуть на старость. Когда ты живешь здесь, то быстро забываешь о многом, что было на Земле. О боли, о страданиях, о переживаниях. Здесь мы были вечно молодыми.

— Что с вами случилось? — я, наконец — то прервал мысленный диалог и смог выдавить из себя хоть что-то.

— Я уже не помню, сколько я тут сижу. Но по твоей реакции могу догадаться, что долго, неприлично долго. Я попала сюда так же, как и ты, пыталась сбежать из города, но не смогла совладать со страхом, и теперь я тут.

— Почему же вы не растворились?

— Потому что мне ещё есть ради чего жить, — она удивилась моему вопросу.

Я продолжил рассматривать её: на вид ей было лет 100. Неужели в ней всё ещё сохранился огонёк жизни? — думал я.

— Конечно, идиот, — ответила она мне на немые размышления, — лучше расскажи, как там снаружи? Что ты видел?

— Э-э, в каком смысле? Когда я сбежал, то ничего не видел. Впереди пустыня. Единственное, мне показалось, что здание было похоже на лайнер.

Старушка улыбнулась.

— Они по-прежнему не хотят помнить своё прошлое! Здания, в которых они все живут, это корабли. Вода отступила от берегов, утекая потихонечку, незаметно. Как утекала уверенность в себе у людей, как утекал такт. И корабль начал обрастать мхом, потому что люди становились злыми, не способными принимать важные для себя решения, и начали впадать в ступор и поддаваться панике.

Что послужило началом этой катастрофы? А всё началось с маленького инцидента. Люди не смогли между собой договориться. Тысячи и тысячи людей с первого уровня построили корабли с целью отправиться по реке в поисках новых земель и удовольствий. Были назначены капитаны, выбран маршрут и каждый знал, что ему делать на этом корабле, каждый хотел найти собственное убежище.

Они плыли по течению, вначале все были полны энтузиазма и каждый день всматривались вдаль в надежде увидеть землю, хотя бы маленький кусочек острова. Но время шло, капитаны теряли хватку, люди на корабле почувствовали их неуверенность. Никакого столкновения не было, никаких катастроф тоже. А всего-то с каждым сомнением и каждым осуждением, плохим словом — вода убывала из берегов. Люди начали беспокоиться и стали пытаться принять решение, как же поступить дальше, но, не сумев ничего решить, они сели на мель. И так тут и остались…

Совсем скоро эта история исчезла, так как никто не хотел помнить прошлое. Прошлое, которым нельзя было гордиться, прошлое, которое только и делало, что вселяло пустые мечты о «чудесной земле сокровищ».

«Надежда умирает последней». В этом городе её похоронили без почестей и в тишине.

И никто больше не вспоминал о ней, ведь упомянуть о таком считалось бы верхом безрассудства, даже безумием. Никто не хотел быть таким, ведь это бы обозначало жить в соответствии с надеждой, иметь веру и быть наполненным любовью. Никто не хотел жить с этими чувствами, ведь все думали, что именно эти качества и привели их к гибели. Я же думаю, что именно отсутствие веры и привело к такому упадку. Они слишком быстро расстались с надеждой, веру заменили сомнением, а о любви забыли. Все предпочли заменить жизнь выживанием! Вроде бы не так больно, — договорила она…

— Ого… вот почему я не мог привыкнуть к жизни здесь, во мне ещё живет надежда, я верю, что мне есть куда стремиться.

«Марк, пс-с», — прозвучало в пустоте.

«Том, это ты?» — прошептал я.

Послышался какой — то пилящий звук, после чего последовал треск и люк свалился вниз. Сверху выглянула голова Тома.

— Давай быстрее, вылезай!

— Сначала ста… а как вас зовут?

— Жозефина, — ответила она.

— Сначала Жозефина.

— Не важно, давайте быстрее, у нас мало времени.

Я помог пробраться Жозефине, а потом сам выпрыгнул из люка.

— Том, что дальше? Нас не поймают?

— Все сейчас в баре, это самое лучшая возможность сбежать.

— Сбежать? Там ничего нет, нам некуда бежать.

— Пока ты отсутствовал, сюда приходил Джо, он сказал нам спуститься в храм, только с внешней стороны.

— Давай тогда тут прямо прыгнем?

— Нет, мы не знаем, как долго будем обходить скалы, за это время нас точно начнут искать. Тем более никто из нас не ориентируется на земле. Идём так. И, Марк, пожалуйста, перестань так громко думать.

Мы маленькими перебежками направлялись к храму. Город был полностью пуст, и нам ничего не мешало добраться до места.

Когда пришло время прыгать, Том начал сопротивляться:

— Нет, я не могу… не могу этого сделать, я…

Жозефина схватила его и прыгнула вниз. Я за ними. Приземление было таким же, как и в прошлый раз. Правда на лице Тома застыл шок, он ещё приходил в себя после прыжка. А вот вместо старушки Жозефины появилась молодая девушка. Как будто прыжок стряхнул с неё старость, как пыль.

— О, ты так помолодела! — сказал я ей.

Она начала себя внимательно разглядывать и улыбаться. Передо мной стоял совершенно другой человек. На вид ей было столько же, сколько и мне. В ней изменилось почти все: волосы стали пышными и кудрявыми, зубы белоснежно ровными, тело упругим и как будто накаченным. От прежнего образа остались только янтарные глаза. Мне даже показалось, что они стали ещё ярче, а взгляд ещё пронзительнее.

Том, не отошедший от прыжка, кивнул в её сторону, то ли в знак благодарности, то ли в знак поддержки произошедшей трансформации.

— Куда дальше? — спросил я у него.

Он молча показал рукой на вход в пещеру.

В этой пещере воздух был влажным и слышался шум воды. Чем дальше мы заходили вглубь пещеры, тем больше шумела вода. Я увидел Джо, стоящего около реки.

— Джо, я так рад тебя видеть! Как мы сбежим отсюда?

— Река всегда куда — то впадает, не правда ли? Садитесь в лодку скорее. Жозефина?! Я не верю своим глазам. Я искал тебя повсюду.

— Джо! Наконец — то мы встретились. Я верила, что наступит тот день, когда снова увижу тебя, — она кинулась к нему в объятия. Том уже сел в лодку, а я оцепенел от неожиданности. Неужели они знакомы?

Было так странно смотреть на их объятия. Они так трепетно друг друга обнимали. Рядом с ними я не чувствовал неловкости, как будто, так и должно было быть. Меня поразило то, что именно здесь, на этом уровне, при таком скудном проявлении чувств, возможна любовь. Смотря на них, я понял, что хочу таких же ощущений.

— Ребята, садитесь же быстрее, нам нужно бежать отсюда, — Том наконец-таки вышел из своего шокового состояния. Мы все сели в лодку, Джо взял весла в руки, и оттолкнулся от берега.

— Вы что, уже знакомы? — я решил всё-таки выяснить подробности.

— Ага, — радостно ответила Жозефина, — мы — странники, путешествуем по разным мирам. Я застряла в этой долбаной клетке и ничего не могла с этим поделать. У Творца свои странные игры.

Конец ознакомительного фрагмента.