Полый шар

Анастасия Афанасьева

Перед нами воздушная и светлая книга. Все вещи, вошедшие в ее пространство, проницаются светом, сами светятся изнутри, выступают в белизне. Сердцевина просветления – образ шара. Он светящийся, горящий, полый, подвешенный в воздухе, с ним един автор и все, кого он любит. Он – прозрачный, звенящий, мерцающий, он вертится. В самом герое – шар внутреннего света. Он может обернуться солнцем, сияющим детским лицом, кристаллом в груди. Не так часто бывает, когда затрагивающая важнейшие вопросы человеческого бытия поэзия одновременно оказывается столь же легкой и ненавязчивой, как современная джазовая импровизация. Должно быть, и стихи, как люди и камни, становятся легче «за счет отсечения лишнего – до абсолютной правды». «Полый шар» – четвертая книга стихотворений Анастасии Афанасьевой.

Провал

Провал

Сколько лежит их в этом провале!

Не сосчитать.

Поверх друг друга, перекрывая

один другого,

сколько лежит их здесь!

Упав, они легкими стали.

Сколько легчайших лежит в этом провале!

Не рассмотреть.

Как дуновение, летающие над ними,

они легки.

Смотри, мы идем едва выше,

Не касаясь их стопами.

Смотри, мы поем едва дальше,

Чем они способны услышать.

Мы устаем и находим

спасенье внутри деревьев:

они — наши родные твердые.

Мы тоже вросли

в этот провал

всеми корнями

по самое горло.

Мы тоже лежим,

укрытые отчаянием

будто друг другом

по самое темя.

Мы, будто те, лежащие,

тянемся навстречу дуновению,

и выпадаем из своего дупла.

Рука

В голубом цветении руку свою нахожу.

Такой пропажей была!

Безрукий ходил и смущенный отсутствием я

Ущербностью пятипалой

Одетый как влажным стыдом

Таким вот я был, и таким больше быть не хочу.

В цветении голубом обнаружил он руку свою.

Такой был недостающий!

Без тела лежала я в свете цветочном

В отдельность тюремную

Заключенная будто умерло время

Такой я была, и такой больше быть не хочу.

Отставленный циферблат,

Пропитанная земля,

Черное, будто небо, будто земля,

Развернись:

Зрачки отражают вращение голубое.

Значит, течение прочно,

Как десять пальцев двурукого,

Зрачковые отражения,

Цветение голубое.

Пусть же, нашедшие руки свои,

Идущие по течению,

Целые невозможно,

Бесстыжие и свободные,

Пусть же они,

Пусть же они —

будут.

Плод

За столами вечерними нищие глина сухая их кожа

Места всем не хватает

Нищие трутся боками стучат как пустые кувшины

Плечи их острые пальцы указки стальные

Мне страшно, мой повсеместный, дай встать и уйти.

Бок, другого касаясь, трещит

Трещины в самую полость уходят

Трещины — нити времен

Нити прошедшего нити

Конца им не видно в будущем самом глубоком

Мне кажется будто внутри клубок заплетается

Страшно мне дай же встать и уйти

У меня есть такое внутри

Когда его называют

Оно выходит как плод и дарит и дарит

И дарит и дарит и дарит

Пока называют

А после уходит в возможность в самом молчании дышит

Чтоб выйти и отданным быть

Дай мне отдать этот тихий главный молчащий

Его дарил я и раньше

Ибо вот — недарители: нищая полая глина

Острые плечи пальцы указки стальные

Паутиной набитые лопающиеся от удара

Указательной сталью

Бесследно.

Мой повсеместный, дай же встать и уйти.

Вот — плод мой, в молчании дышит.

Назови же его.

Комната

***

Вот ключ. Его поворот,

как тело,

знаком.

Звон, щелк.

Скрип.

Вот пол. Его деревянное дно,

как кожа,

родное.

Шелест, стук.

Скрип.

Вот комната. Ее пустоту,

как внутренность,

знаем мы.

Как дышать без воздуха,

как смотреть в темноте и видеть,

как слышать неведомых тварей

знаем мы.

Как искать несуществующее окно,

лбом прислоняться к стене,

углублять морщины —

знаем мы.

***

Я открыл дверь, штукатурка осыпалась на мое лицо.

Я увидел, как пустота заполняется новым воздухом.

Я держал в руках трепещущих пчел,

и ни одна из них не жалила мои ладони.

Они гудели, были мохнато-мягкими,

я принес их издалека.

я впустил их сюда.

Я видел, как они облепили внутренности стен

жужжащим ковром,

как они звали меня за собой:

войди, войди,

мы сделаем тебе тепло,

мы сделаем тебе приятно.

Конец ознакомительного фрагмента.