Пространство в романе Юрия Олеши «Зависть»

Анастасия Александровна Аксенова, 2014

Большая часть написанного о творчестве Ю. К. Олеши относится к сказке «Три толстяка». Что же касается романа «Зависть», то зачастую мы имеем дело с литературно-критическими отзывами, которые посвящены вопросам о положении интеллигенции в советское время, о роли этого романа в биографии и творчестве писателя, об идеологических спорах того времени и т. п. Лишь с 60-х годов XX века, по сути, начинается научное изучение произведения.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Пространство в романе Юрия Олеши «Зависть» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Предисловие

Хотя проблемы, связанные с пространственной организацией художественного мира, так или иначе рассматривались в различных работах, посвящённых изучению творчества Ю. К. Олеши, задача исследования пространственной структуры именно мира романа Ю. К. Олеши «Зависть» остаётся актуальной. Здесь можно говорить о недостаточной изученности этого произведения вообще, ведь большая часть написанного о творчестве Ю. К. Олеши относится к сказке «Три толстяка». Что же касается романа «Зависть», то прежде всего мы имеем дело с литературно-критическими отзывами, которые большей частью посвящены вопросам о положении интеллигенции в советское время, о роли этого романа в биографии и творчестве писателя, об идеологических спорах того времени и т. д. Лишь с 60-х годов, по сути, начинается научное изучение произведения. Поэтому до сих пор остаются в весьма малой степени исследованными проблемы поэтики произведения. Дадим обзор основных направлений исследований романа Ю. Олеши «Зависть».

Вопросу о системе персонажей в творчестве Ю. К. Олеши посвящены работы М. Я. Вайскопф[1]; И. Г. Панченко[2], К. Э. Рацевичуте[3]. Типологию персонажей творчества Олеши рассматривает В. П. Полонский в работе"Преодоление “Зависти”: О произведениях Ю. Олеши"[4]

Особенности авторского стиля Ю. К. Олеши изучаются в работах В. В. Бадикова[5], И. Г. Панченко[6], Е. И. Егорова[7]. Творческая история создания романа исследуется в работах В. Ф. Морозовой[8], В. В. Бадикова[9], О. Г. Шитаревой[10], В. О. Перцова[11], К. Протопопова[12]

В нашем случае (в изучении художественного пространства) представляют научный интерес исследования Е. Р. Меньшиковой и Н. Р. Скалон, рассматривающие роль вещей в романе Ю. К. Олеши.

Существует также и множество работ, посвящённых разбору идейных взглядов писателя и истории литературной борьбы, о проявлении индивидуализма во второй половине 20-х годов и т. д.: Г. Струве[13], Г. П. Логвин[14], В. Ермилов[15], С. Беляков[16], Я. М. Эльсберг[17], С. Шешуков[18], Я. Эльсберг[19], И. Н. Арзамасцева[20]

Более подробно мы обратимся к работам М. Холмогорова[21], А. Лежнева[22], В. В. Гудковой[23], Д. Пашина[24], В. П. Полонского[25], в которых затрагиваются вопросы, в той или иной степени связанные с топологией романа «Зависть», то есть с темой нашего изучения.

Изучение романа Ю. К. Олеши «Зависть» нередко начинается с откликов литературной критики. М. Б. Чарный в своей статье «Загадка Юрия Олеши» обращает внимание на сюжетромана «Зависть»: «Иногда говорят: можно ли требовать от Олеши, чтоб он показал не только метания Кавалерова, но и решительность его прихода на сторону нового мира? Может быть, писатель хотел изобразить именно неустойчивость этого перехода, его незавершённость. Разве он не имеет права на это?»[26]. Речь идёт о необходимости личного выбора героя-рассказчика. Данная мысль исследователя перекликается с работой В. В. Гудковой «Как официоз “работал” с писателем: эволюция самоописания Юрия Олеши»: «Вновь резко актуализировавшаяся сегодня необходимость личного выбора в ситуации слома ценностей (с такой остротой давно не испытываемой жителями бывшего СССР), сложность самоидентификации в меняющейся России начала XXI века заставляют пристально вглядываться во времена, отчетливо «рифмующиеся» с последними десятилетиями отечественной истории»[27]. По нашему мнению, именно отказ от совершения этого «личного выбора» обусловлен сложившейся ситуацией, в которой от человека требуют этот выбор сделать. Поведение Кавалерова и Ивана Бабичева в каком-то смысле — это протест против всякой однозначности, успокоенности, «раз-и-навсегда-встроенности» в ту или иную систему.

В статье Д. Пашина[28] мы видим, что такая «двойственность» расценивается не как отрицательное явление, а наоборот, исследователь подтверждает её необходимость. М. Холмогоров пишет: «Здесь маска алкоголика, человека несерьёзного и пустого болтуна была надёжнее»[29]. В статье В. П. Полонского[30] говорится о том, что именно наличие индивидуальной ценностной позиции каждого персонажа делает их взгляды совершенно полярными. И В. П. Полонский говорит об этой полярности: «” Зависть” — роман характеров, или — лучше — социальных типов. <…> Это два мира, между которыми борьба. Предлог для столкновений: коммунист Андрей Бабичев подбирает на улице пьяного Кавалерова и приводит к себе. Всё остальное — лишь показ враждебных друг другу образов, их взаимного понимания. Социальная непримиримость характеров показана в их философских и психологических особенностях»[31]. Очень важное наблюдение звучит в конце этой статьи: «Одним из следствий конфликта Кавалерова с современностью является потеря им веры в правильность своего зрения»[32]. Это наблюдение интересно для нас тем, что схватывает, как происходит колебание ценностной позиции персонажа. Потерей веры вызвано и равнодушие, которое возникает в конце романа. Дело в том, что роман провоцирует переосмысление и «сомнение в громко заявленном чувстве»[33]

Рассмотрим подробнее те исследования, которые наиболее близко подходят к вопросам поэтики, чем литературной критики. Однако даже в этом случае мы обнаруживаем, что структура пространственной организации мира романа Ю. К. Олеши «Зависть» в этих работах почти не затрагивается:

В завершение выдвигается тезис: «Важно отметить, что этот разнообразный и сложный мир «собран» вещью». Далее этот тезис никак не раскрывается. Кроме того, в данной статье роль вещей рассматривается не как пространственный аспект художественного мира, а только в качестве лейтмотива. На наш взгляд, совершенно права автор в том, что материальная и идеальная стороны жизни в романе не противопоставляются, а дополняют одна другую.[34] определяет

Однако в поиске именно пространственных наблюдений обратимся к статье П. В. Филипповой «Мир вещей в романе Ю.К. Олеши"Зависть"»[35]. Здесь мы обнаруживаем, что художественный мир романа Ю. К. Олеши «Зависть» дробится на «мир вещей» и, видимо, всё остальное в мире. Кроме того, сам «мир вещей», по словам автора, «двоится» на «мир Кавалерова» и «мир Бабичева». Причём «мир Кавалерова» очерчен через его собственное утверждение «Меня не любят вещи», а «мир Бабичева» почему-то ограничен не местом в системе персонажей (что было бы объективно), а утверждением одного из героев: «Его вещи любят» (то есть местом в горизонте другого героя). Таким образом, сам автор статьи стоит на точке зрения одного из персонажей романа. Такая установка сразу сказывается на утверждении: «Кавалеров чужд миру вещей и вызывает смех этих вещей». Очевидно, что это точка зрения самого персонажа. «Смех» вещей слышит только персонаж, но не автор и не читатель. В остальном же предпринятую автором статьи классификацию вещей на «функционирующие» и «отслужившие», «используемые по прямой функции» и «получившие новую жизнь, в новом качестве», мы можем считать вполне приемлемой, так как это обусловлено самим текстом романа. Также особой группой автор статьи выделяет вещи, влекущие за собой предысторию (культурологические отсылки): маска, телескоп, крышка чайника и т. д.

Целесообразным представляется нам наблюдение П. В. Филипповой: «В критический момент выбора, когда многие идут в священное место, например, в храм, Кавалеров бежит в «загаженное место», где должен найти ответ на главный вопрос». Так отмечены три случая, когда Кавалеров «встречается с мусором». В завершение этой статьи высказываетсямысль о том, что «вещи — неодушевлённые предметы — в художественном мире «Зависти» живут не только собственной жизнью, но и, более того, обретают голос…».

Г. А. Жиличева обращает внимание на разницу «домашних» и «массовых» топосов: «Сюжетным центром каждой главы романа оказывается сцена зрения. Но хронотопы, в которых происходит созерцание, противопоставлены друг другу. С одной стороны, место индивидуальных фантазмов (диван, кровать), связанное с уникальностью воображения героя-визионера. С другой стороны, топосы массовых «зрелищ» (аэропорт, стадион), где Кавалеров чувствует себя униженным, испытывает страх»[36]. Данное противопоставление справедливо, на наш взгляд, с точки зрения противоречивого тяготения персонажей в рамках оппозиции «дом — мир». Исследовательница справедливо упоминает о пространственном вытеснении одного из героев: «Иван Бабичев, который может примерять различные маски (от архитепических до модернистских), оказывается фигурой провокации в чистом виде. Поэтому двойник вытесняет Кавалерова из его пространства и «текста» (роман заканчивается монологом Ивана, сидящего на кровати Анечки)»[37]. Вытеснение Кавалерова обусловлено не только причинами, заключёнными в образе Ивана Бабичева, но и образом самого Николая Кавалерова. Его метания, сомнения в выборе между двумя способами жизни обуславливают исчезновение (устранение) его в последней сцене (в том числе и на пространственном уровне: кровать Анечки).

По наблюдению Г. А. Жиличевой: «Символическими деталями, указывающими на амбивалентное положение Кавалерова (и недостаточную укоренённость в пространстве, прикреплённость к материальному миру), являются пуговицы, петли, пряжки, постоянно попадающие в кругозор героя или повествователя. Так, например, потеря запонки вызывает у героя ощущение непринадлежности к миру вещей («меня не любят вещи»). Разглядывание пуговицы, в которой «плавало радужное кольцо спектра», связывается с чувством обретения нового дома. Даже восковой двойник в воображении Кавалерова выглядит следующим образом: «в пиджаке, сохранившем только одну пуговицу» (с. 37)»[38]. Мы считаем, что приведённый эпизод о потере запонки и пиджаке, сохранившем «только одну пуговицу», указывает на непринадлежность Н. Кавалерова к новому миру и его «главным героям» — Андрею Бабичеву, Володе Макарову, Вале. «Враждебные» отношения с пространственными мелочами (пуговицы, запонки и т. д.) указывают на непринадлежность к миру этих людей, а не вещей (так как сам Кавалеров — это не вещь, а человек). Следует обратить внимание не только на слово «вещи», но и на слово «не любят» и соотнести это с фразой, которую Кавалеров произносит о А. Бабичеве: «Его вещи любят». Именно в свете такого противопоставления следует толковать эпизод.

Важным является такое наблюдение Г. А. Жиличевой: «Для героя материальный мир и мир воображаемый рассогласованы. Поэтому одна и та же вещь обладает разными смыслами. Пуговица — это и средство создания прекрасного миража, своеобразная кинокамера: «В пуговицах <…> плавало радужное кольцо спектра» (с. 51), и элемент распадающейся материи (в сцене на свалке в шестой главе пуговицы описываются наряду с прочим мусором), и объект производства в новом мире»»[39]. В зависимости от той или иной изображаемой ситуации вещь оценивается героями по-разному. Это относится не только к частным вещам-деталям, о которых шла речь выше, но и к их взаиморасположению, которое образует саму пространственную структуру. Поэтому данная работа Г. А. Жиличевой наиболее близка нашей исследовательской установке.

Сами работы о мире вещей и роли вещей в «Зависти» уже свидетельствуют о важности топологической стороны романа. В критических отзывах и научных исследованиях романа мы имеем дело с отдельными важными наблюдениями и характеристиками пространства, однако задача изучения топологической структуры мира романа «Зависть» в качестве особой никогда не ставилась.

Понятие пространственной структуры произведения подразумевает как топологическую неоднородность, так и особую упорядоченность художественного мира. В понимании параметров такой упорядоченности мы опирались на классические теоретические работы. По определению И. Б. Роднянской, художественное время и художественное пространство — это «основные характеристики художественного образа, обеспечивающие целостное восприятие художественной действительности»[40]. От этих координат зависит смысл самого образа. У каждого жанра есть своя особая комбинация пространственно-временных характеристик. И. Б. Роднянская в своей статье описывает основные параметры художественного пространства. Кроме её обстоятельной статьи в КЛЭ, мы опираемся на теоретические работы М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, Ю. Н. Тынянова, Ф. П. Фёдорова, Д. С. Лихачёва и других. Художественное пространство становится особым средством выражения авторского миропонимания. Поэтому попытка прочесть роман «Зависть» как бы «через» его пространственную структуру и предпринята в настоящей работе.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Пространство в романе Юрия Олеши «Зависть» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

1

Вайскопф М. Я. Андрей Бабичев и его прообраз в «Зависти» Юрия Олеши // Изв. АН. Сер. Литература и язык. М., 1994. Т.53, № 5. С. 69–76.

2

Панченко И. Г. Проблема гармонической личности в романе Ю. Олеши «Зависть» и его драматургическом варианте “Заговор чувств” // Вопросы литературы, Львов 1974: II (24): 33–39.

3

Рацевичуте К. Э. Принципы изображения человека в советской прозе второй половины 20-х годов (психологическая структура характера) — АКД. М., 1984.

4

Полонский В. П. Преодоление «Зависти»: О произведениях Ю. Олеши // Полонский В. П. О литературе: избранные работы/ В. П. Полонский; вступ. Ст., сост. И примеч. В. В. Эйдиновой. — М.: Советский писатель, 1988. — с. 150–177.

5

Бадиков В. В. О стиле романа Юрия Олеши «Зависть»// Филологический сборник. Алма-Ата, 1966. Вып.5.

6

Панченко И. Г. Стиль Ю. Олеши и его связь с судьбами романтической традиции в советской литературе. АКД. Киев, 1968.

7

Егорова Е. И. Стилистические средства гротеска в романе Ю. Олеши «Зависть» (Стилистические средства создания образа Бабичева). — В сб. Язык и стиль произведений Бабеля, Олеши. Киев, УМК ВО. 1991.

8

Морозова В. Ф. Роман Ю.Олеши «Зависть» в творческой эволюции писателя. Орел. 1970. АКД.

9

Бадиков В. В. О художественном видении Юрия Олеши // Филологический сборник. Алма-Ата,1965 Вып. 4.

10

Шитарева О. Г. Творческая история создания романа «Зависть» Ю. Олеши // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. М., 1969 № 4. С. 82–92.

11

Перцов В. О. К создателям нового мира (Рассказы Ю. Олеши 20-х годов) // Вопросы литературы. М., 1969.

12

Протопопов К. «Зависть» как художественный замысел Юрия Олеши // Русский язык. XXII (1968).

13

Струве Г. «Писатель ненужных тем»: творческая судьба Ю. Олеши // Новый журнал XXV (КУ. 1951).

14

Логвин Г. П. О мастерстве Ю. Олеши в произведениях второй половины 20-х годов // Вопросы литературы. Львов: Изд. Львовского университета. 1981. Вып. 1 (37).

15

Ермилов В. За живого человека в литературе. М., «Федерация», 1928 (ст. «Освобождающийся человек»).

16

Беляков С. Хороший плохой писатель Олеша // Урал. — 2001. — № 9.

17

Эльсберг Я. М. Кризис попутчиков и настроения интеллигенции, изд. «Прибой», Л., 1930 (ст. «Зависть» Ю. Олеши как драма интеллигентского индивидуализма).

18

Шешуков С. Неистовые ревнители: из истории литературной борьбы 20-х годов. — М., 1984.

19

Эльсберг Я. «Зависть» Ю. Олеши как драма современного индивидуализма // На литературном посту, 1928, № 6.

20

Арзамасцева И. Н. Идейно-эстетические взгляды Ю. Олеши (на материале прозы 20-х годов) // АКД. М., 1995.

21

Холмогоров М. «Я выглядываю из вечности» (Перечитывая Юрия Олешу) // Вопросы литературы, 2000, № 4.

22

Лежнёв А. О «Зависти» Ю. Олеши // Лежнёв А. О литературе. Статьи. М., Советский писатель 1987.

23

Гудкова В. В. Мечта о голосе: К 100-летию со дня Рождения Юрия Олеши // Новое литературное обозрение, 1999, № 38 — с. 143–167.

24

Пашин Д. Человек перед зеркалом: Несколько фрагментов из жизни Ю. Олеши // Октябрь, 1994, № 3.

25

Полонский В.П. Преодоление «Зависти»: о произведениях Ю. Олеши // Полонский В. П. О литературе: избранные работы / Вступ. статья, сост. примеч. В. В. Эйдиновой. — М.: Советский писатель, 1988.

26

Чарный М. Б. Загадка Юрия Олеши // Время и его герои. М., 1973 — С. 325

27

Гудкова В. В. Как официоз «работал» с писателем: эволюция самоописания Юрия Олеши // НЛО № 68. 2004. С. 128–147

28

Пашин Д. Человек перед зеркалом: Несколько фрагментов из жизни Ю. Олеши // октябрь — 1994 — № 3 С. 186

29

Холмогоров М. «Я выглядываю из вечности» (Перечитывая Юрия Олешу) // Вопросы литературы — 2000 — № 4. Стр. 108.

30

Полонский В.П. Преодоление «Зависти»: о произведениях Ю.Олеши // Полонский В.П. О литературе: избранные работы / Вступ. Статья сост. Примеч. В.В. Эйдиновой. — М.: Советский писатель, 1988. Стр. 165.

31

Там же. Стр. 166

32

Там же. Стр. 154 — 155

33

Холмогоров М. «Я выглядываю из вечности» (Перечитывая Юрия Олешу) // Вопросы литературы — 2000 — № 4. Стр. 110.

34

Калинина Е. Роль вещей в романе Ю.Олеши «Зависть» // Актуальные проблемы литературоведения. — М., 1997. — Вып. 2. — С. 88–91.

35

Филиппова П.В. Мир вещей в романе Ю.К. Олеши «Зависть» // Диалог культур. 6, Лингвистика. Литературоведение: сб. материалов VI межвуз. конф. молодых ученых, июнь 2003 г., [Барнаул] / Барнаул. гос. пед. ун-т; [под ред. С.А. Манскова]. — Барнаул: Изд-во БГПУ, 2004. — C. 144–148.

36

Жиличева Г. А. Нарративные стратегии в жанровой структуре романа (на материале русской прозы 1920-150-х гг.). — Новосибирск, 2013. — с. 72

37

Там же. Стр. 138–139.

38

Там же. Стр. 148

39

Там же. Стр. 148-149

40

Роднянская И. Б. Художественное время и художественное пространство // Краткая литературная энциклопедия: В 9-ти тт. — Т.9. — М.: Советская Энциклопедия, 1978. — Стлб. 772–780.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я