Не звоните Вивиан

Анабелла Саммерс, 2023

Когда тебе семнадцать и ты в шестой раз переезжаешь в другую страну, кажется, уже ничего не сможет тебя удивить. В новой школе Вивиан Ковальчик притворяется немой, но сразу же жалеет об этом, встретив идеального парня Артура Золотова. Будет ли она и дальше врать или заставит себя возненавидеть?

© Анабелла Саммерс, 2023

© Издание, оформление. Animedia Company, 2023

Глава 1

Обо мне

Люди слишком переоценивают слова. Не лучше бы было избавить всех от необходимости вести нелепые беседы и отвечать на неудобные вопросы? Только по делу, только что-то чрезвычайно важное, только то, что действительно должно быть сказано. Так я думала раньше. За прошедший год мое мнение претерпело настоящие метаморфозы, можете поверить?

Меня зовут Вивиан Ковальчик, и вот моя история.

Как вы успели заметить, мои имя и фамилия не подходят друг другу, как два одноименных полюса магнита, как молоко и соленая рыба, как джинсовая куртка и минус пятнадцать. Мне нравится моя фамилия, пусть ее и коверкают в каждой стране на свой манер. Кем я только не была: и Ковал, и Ковасик, и просто Ко. Она всегда напоминает мне о проведенных у дедушки и бабушки в Польше летних месяцах. Но вот мое имя…

В паспорте Соединенного Королевства я значусь как Вивиан. Приятно осознавать, что ты являешься гражданкой «Королевства»! Мама настояла на собственноручном выборе моего имени, ведь от отца мне достаточно и «типичной польской фамилии!» Она вкладывала в имя свое желание видеть меня оживленной, яркой и талантливой. Никто еще не ошибался с выбором имени так, как моя мама. Это звучное, воистину красивое имя подошло бы кому угодно, кроме меня. Я никогда не чувствовала себя Вивиан. Почему я не могла быть Агнешкой, Марией или Екатериной? Я не соответствовала этим шести лаконичным буквам. Вивиан, Ви, Виви, Вивиша — у каждого члена семьи и незнакомца находилась для меня особая форма имени. Но я не ощущала себя ни одной из них.

Мое детство прошло именно так, как прошло бы детство какой-нибудь счастливицы Вивиан. До шестого класса я жила в Англии и посещала две школы: дневную начальную школу при гимназии и вечернюю школу при русском консульстве. Это было интересно и тяжело одновременно: решение воспитать ребенка билингвом было принято родителями единогласно. Масла в огонь каждое лето подливал дедушка Стас. Казалось бы, в те несчастные полтора месяца каникул я должна отдыхать и набираться сил, но где уж там, когда тебя не только заставляют говорить на польском, но и водят по музеям, галереям и культурным центрам. Лучше города, чем Краков, для таких целей просто не найти! Даже моя русская бабушка была согласна с таким подходом, ведь ребенок не сойдет с ума от знания трех языков! Всего-то! Каждый из моей семьи прекрасно говорит как минимум на трех. Только мама наотрез отказывается изучать польский, она прекрасно понимает русский, но не говорит на нем. Вот так же и у меня. Я не люблю говорить. Совсем.

После окончания пятого класса моя жизнь круто изменилась, я словно стала другим человеком. Я даже не смогла сдать SATs, которые так важны для поступления в среднюю школу. С шестого класса я ездила в Англию только на каникулы. Мои родители — ученые. Я по-настоящему горжусь ими, хоть и не до конца люблю все то, что они делают. Мама и папа трудятся на благо человечества и разрабатывают лекарства от рака. Именно поэтому я готова стерпеть возложенное на меня испытание — быть девушкой с именем Вивиан и фамилией Ковальчик.

Активную разработку они начали как раз в 2014 году, когда их пригласил в качестве исследователей Токийский университет. В том же году я отказалась от мяса, увидев кошмарную гибель Гоши — шустрой лабораторной крысы. Хотя я была уверена, что Гоша погиб три крысы назад, но все же… Япония располагала к переходу на пескетарианство, и теперь, вот уже пять лет, я поддерживаю в нашей семье культ морепродуктов. Этот год был для меня самым стрессовым — частые поездки из Лондона в Краков и Санкт-Петербург не сравнятся с жизнью в совершенно незнакомой культуре. За целый год я не выучила почти ничего, кроме «Коничива. Саикин до?» В школе при посольстве Великобритании и русском языковом центре мне было тоже не очень комфортно, поскольку там я оказалась единственной новенькой, никак не желавшей вписываться в уже сплоченные коллективы. Я отличалась от японцев всем, и даже учебный год начала не в апреле или октябре, а в ноябре. Мне нравилось, что во время праздников я могла остаться дома, но привыкнуть к любопытным взглядам заинтересованных моей европейской внешностью японцев я не смогла. У меня совершенно обычное узкое лицо с высоким лбом, маминым узким британским носом и большим папиным ртом. Уши не оттопырены, глаза посажены вполне нормально, темно-русые волосы вьются и пушатся так, что каждый день моего существования это — bad hair day^[1]. Единственная моя изюминка — небольшая гетерохромия на правой радужке, голубой леденец, плавающий, по словам папы, в крепком «Эрл Грее».

В том году я поняла, что друзей у меня больше не будет. Мои школьные приятели остались в Англии и почти все удалили меня из друзей на Facebook. Хорошо, что я не являюсь большой поклонницей социальных сетей. А о разговорах… Пока я строю в голове более или менее корректный ответ на вопрос, мой собеседник от такого грубого молчания спешит ретироваться. А мне просто не хочется показаться невеждой, особенно когда у тебя родители семи пядей во лбу. Это и помогло мне отрастить крепкий словонепробиваемый панцирь. Никто ничего от меня не ожидал, и я, в свою очередь, не огорчала людей неоправданными ожиданиями.

Точкой невозврата стал июль 2015 года. Тогда я наконец решилась украсить свою спальню именно так, как давно хотела, хотя до сих пор боялась признавать квартиру в новой многоэтажке своим домом. Неделю спустя за ужином родители сказали, что их исследования в Токио закончились, и теперь для их продолжения им надо ехать в независимую лабораторию в Сиднее.

К седьмому классу я приноровилась уходить от разговоров и приняла неизбежное — мой дом теперь не в Лондоне, а там, где находятся мои родители.

Ситуацию и мои шаткие нервы спасали бабушка и дедушка в Кракове, которые были рады видеть меня в любое время года или суток, независимо от так сильно разнящегося времени каникул в многочисленных школах. Мне всегда было приятно почувствовать себя в центре их внимания, особенно когда я осознала, что работа у родителей стоит на первом месте. До меня.

Как счастлива я была видеть в руках дедушки долгожданный билет до Москвы или Санкт-Петербурга! «Бабушка Света не простит мне такой несправедливости!» Я знала все о жизни дедушки Станислава и, наконец, узнала все и о детстве и юности бабушки. Солнышко, а точнее — Słoneczko, так он всегда называл любимую жену. И для меня не было времени дороже, чем проведенное с ними.

Одиночество в Сиднее закончилось для меня страшным бронхитом, долечиваться от которого пришлось уже в Цюрихе. С немецким у меня не заладилось еще в аэропорту, когда твердолобый работник таможни решил конфисковать у меня памятную катану в футляре размером с маникюрный набор. Возможно, он не сказал мне ничего плохого, но интонация сбила меня с ног — мне казалось, что на меня наслали древнее проклятие, обрекающее невинного туриста на медленную мучительную смерть.

В том году я поняла еще кое-что — к вещам привязываться нет смысла. Новая съемная квартира, новая школьная форма, новый обет молчания и неловкости во время ответов на уроках. Каждый год — новая жизнь. Почти такая же, как и старая. Нет, вы не подумайте, познавать новую культуру каждый год — да нет ничего лучше! Но видеть своих родителей только по воскресеньям, каждый день слушать их отговорки и извинения, одной изучать незнакомую местность, а потом слушать дома тишину двадцать четыре часа шесть дней в неделю — это тяжело для любого человека, а особенно для ребенка или подростка. Спасибо незабываемым пейзажам и роскоши Швейцарских Альп, благодаря им я продержалась без эмоциональных срывов целый год и искренне влюбилась в природу и архитектуру своего временного дома.

Родители доверяли выбранным учебным заведениям. Ведь с Цюриха начался их нездоровый интерес к открытию у меня какого-нибудь таланта. Именно поэтому они отправили меня в частную гимназию для одаренных детей, несмотря на то что одаренной я никогда не была. Восьмой класс мне дался труднее двух предыдущих, ведь теперь мои родители платили не просто за качественные базовые знания, а за открытие у меня зарытого из-за частых переездов творческого потенциала. Поэтому мне было жаль потраченных денег вдвойне. Рисование, фортепиано, гончарное ремесло, хореография, поэзия, кулинария, фотография… я занималась всем, и почти во всем была совершенной посредственностью! За исключением рисования и хореографии — тут я оказалась просто ужасна! Каждый учебный день давался мне с большим трудом, я утешала себя только близостью каникул и возможным концом этого позора. Если я не хотела уезжать из Сиднея, то из Цюриха бы поскакала верхом на коне (кстати, с верховой ездой все было не так плохо). Ситуацию усугубляло еще и то, что все занятия проводились на английском, что после учебного года в Сиднее делало меня лучшей в классе иностранного языка. Моего поверхностного знания немецкого было достаточно, чтобы понять, какими некрасивыми словами меня величают местные гимназистки. Каждый вечер по скайпу бабушка и дедушка утешали меня уменьшающимся сроком разлуки.

Я была по-настоящему рада переезду в Сеул. Корейская культура познакомила меня с веселыми сериалами, интересной музыкой и кухней. Отсюда мне действительно захотелось взять что-то с собой, и я совсем не была готова к следующему переезду. Тем более, если я так и не завела здесь друзей, то со мной хотя бы общались одноклассники: мы здоровались и прощались, несколько раз даже ходили вместе в кафе и отмечали праздники. Они сподвигли меня на создание своей странички в Instagram, ведь я сама раньше не задумывалась о том, какой интересной может показаться моя жизнь со стороны. Я стала выкладывать туда фотографии всех мест, где побывала, с такой частотой, что скоро это вошло в привычку. Мне не хотелось портить профиль своим простым лицом, хотя мои корейские одноклассницы были «готовы продать душу за такой тоненький нос». Спасибо им, что они до сих пор ставят сердечки к фотографиям, число которых уже перевалило, между прочим, за тысячу. Конечно, и блогер из меня никудышный, я поняла это совсем скоро, а с введением новой функции сделала профиль закрытым.

Мои родители становились все более нервными, их исследования не двигались с мертвой точки, и ничего уже не зависело от технических условий или работы персонала. Не хватало сырья и настоящих умов. К моему великому облегчению, именно тогда папа вызвал из Москвы своего помощника, ставшего уже неплохим онкологом, — Александра Веселова, моего названого старшего брата. Наша разница в возрасте никогда не была камнем преткновения, мы общались на равных, и это действительно облегчало мне жизнь. Теперь я снова приходила к родителям на работу, но уже для общения с настоящим носителем русского языка! Тем более никто, кроме Саши, не называл меня Вивишей, что поднимало мне настроение каждый раз, как я переступала порог лаборатории.

— Вивиша! А у меня как раз обед.

— Опять практикуешь интервальное голодание?

— Интервальное голодание — это стиль жизни, дорогая. Особенно с такой работенкой, как у меня. Поверить не могу, что Пашка позвал меня присоединиться к своей кругосветке. Так, не заляпай, пожалуйста, кафель! А, ты в бахилах. Правильно.

Я по привычке улыбаюсь.

— Пашка! Так забавно это слышать.

— Ну да, у вас же там Павел, Пол, как только не обзовут. И вообще, когда ты мне покажешь город? Мы почти год не виделись. С ума сойти. Ты скоро меня перегонишь!

— Как же!

— У нас целый девятый класс впереди. Слушай, всегда было интересно, как тебя переводят в разных странах в следующий класс? Это вообще законно? — друг очень осторожно наклеивает подписанные стикеры на пробирки.

— Я же посещаю частные школы, а там все возможно. Здесь меня хотя бы не заставляют танцевать.

— Это огромный плюс! Только не забудь, что ты мне обещала. Мне как раз придется тебя заставить, но не танцевать, а петь.

— Караоке! Я помню.

Саша кивает, поправляет прямоугольные очки в толстой черной оправе и закрывает холодильник.

— А теперь — обед!

Так и прошел мой девятый год обучения в Сеуле. Он был ярче и насыщеннее трех прошлых лет, и теперь я не чувствовала себя так одиноко. У меня был Саша — заядлый игрок в плейстейшн и певец в караоке со стажем, плюс ко всему холостяк с одной-единственной целью в жизни — излечить от рака как можно больше людей. Я не смела отрывать его от работы, приходила только тогда, когда он сам разрешал. Родители всегда говорили, что доверили бы Алексу свою жизнь, а если бы были знакомы с ним до того, как меня крестили, то он точно был бы моим крестным отцом. Я тоже доверила бы ему свою жизнь.

Но все хорошее рано или поздно заканчивается. Закончить учебный год в Цюрихе раньше на несколько месяцев, чтобы переехать в Сеул? Да запросто! Именно поэтому свое обучение в девятом классе я начала раньше. Как только я приступила к законному отдыху, начала планировать свое времяпрепровождение с дедушкой и бабушкой и уже немного задумалась о дизайне своей комнаты, мама снова приготовила ужин и даже пригласила Сашу. А это не сулило ничего хорошего. «Последние три года ты будешь учиться в Нью-Йорке! Все решено. Выпускные экзамены ты тоже будешь сдавать в Штатах. Да, придется потрудиться, но с языком тебе будет легче. Алекс тоже едет с нами. Прости, что так вышло, но это в самый последний раз». Сказано это все было на английском, но самое обидное — я даже возразить ничего не могла. Что может несовершеннолетний подросток? В моем паспорте уже заканчивались страницы для виз, но надежда на то, что для их продления мне придется хотя бы несколько раз посетить Англию, грела сердце.

Самым страшным оказалось прощание с городом и одноклассниками. Среди них у меня не было близких друзей, но чувствовать, что ты принадлежишь какому-то сообществу, было чудесно. Именно тогда я запретила себе привязываться к людям. Именно тогда я решила не заводить больше никаких знакомств и сократить до минимума свои усилия в общении.

Меня утешал и Саша, которому самому требовалось утешение, позднее и бабушка с дедушкой. Но тщетно. В то лето мне ничего не смогло поднять настроения. Краков казался унылым и пресным, Питер — серым и многолюдным.

Покоя не давали и скрытные родители, не желающие обсуждать со мной работу: «Мы и так из лаборатории не выходим, а ты еще и дома достаешь!» Из Саши информация доставалась только клещами, в микродозах. Я мечтала увидеть своих родителей по телевизору: «Ученые из Англии нашли лекарство от рака». Как бы много сразу стало счастливых людей! Но мечты оставались мечтами.

В Нью-Йорке Вивиан Ковальчик никого не удивляла ни своим именем, ни внешностью, ни родом деятельности родителей. Только Нью-Йорк удивил Вивиан Ковальчик, которой пришлось за один учебный год сменить две школы. Сперва у меня не заладилось с устройством обычной старшей школы, в которую я отправилась по месту жительства. Там все было не так: и предметы, и расписание, и учителя, и ужасный, режущий ухо акцент. Я была подавлена вдвойне — знакомые из Сеула не продолжили общение со мной после отъезда. Новые одноклассники делали вид, что меня нет, то есть вели себя именно так, как я и хотела.

Скоро я не смогла терпеть этого давления, в голове перемешались все мои знания, все места, которые я когда-то называла домом, все люди, что я встречала…

Я начала пропускать занятия. Родители отвозили меня в школу каждое утро, но как только машина скрывалась за поворотом, я с изгаженным и тяжелым сердцем отправлялась в метро и ехала в Центральный парк или устраивала вояж по музеям. Когда меня чуть не ограбили и мне все-таки осточертело количество людей на улицах (а это случилось где-то через неделю после первого прогула), я решила соврать школьному советнику более изощренно и описала, как сильно родителям нужна моя помощь. Еще неделю я провела дома, взирая на город с высоты двадцать первого этажа, как если бы я была повелительницей этого века. В скором времени родителей вызвали в школу.

— Почему, Ви? Откуда это взялось в тебе? Врать нам, врать в школе? Да что с тобой такое?

«Извините, что разрушила ваше идеалистическое представление о бездарной дочери, тщетно ищущей свой талант в сотой школе сотой страны», — думаю я (но, конечно же, не говорю).

— Разве мы тебя чем-то обделяем? Разве тебе не хватает денег, путешествий, разве у тебя плохие условия для жизни и развития?

«Простите, что мне не хватает вас, вашей заботы и поддержки, а дорогие гаджеты, элитное жилье и учебные заведения для гиперодаренных детей не могут мне этого заменить!» — думаю я (но, конечно же, не говорю).

— Нам придется пойти на отчаянные меры! — решает моя мама, так и не разобравшись, откуда у данной ситуации растут ноги.

— Оливия, ты же не имеешь в виду…

— Да, Пол, это именно то, что я имею в виду. Вивиан отправится в загородный интернат.

Не знаю, что смешнее мне было слышать — мамины риторические вопросы или само «судьбоносное» решение, но в ответ я почему-то лишь кивнула и с улыбкой подумала о том, что у меня в телефоне забито всего семь контактов: Мама, Папа, Дедушка, Бабушка, Дедушка Джон, Саша, Страховая компания. И смешно и грустно, да, Ви?

Десятый класс я закончила с великой радостью, ведь это унылое заведение с пафосным названием «Закрытый частный пансион Уильяма Гения» могло кого угодно превратить в замкнутого и несчастного человека. Я с содроганием вспомнила гимназию в Цюрихе и по-настоящему квалифицированных педагогов. Какое уж тут! Целых два месяца до рождественских каникул я почти не спала, ведь моя соседка Сара храпела, как батальон мопсов. Во время отдыха в Лондоне, куда родители решили пригласить всю семью, мне тоже не очень удалось поспать: мамина только родившая двоюродная сестра понятия не имела, что делать с кричащим ребенком. Хорошо хоть, бабушка догадалась, что у малыша кишечные колики! В итоге я все равно не выспалась.

Я получила много приятных подарков от родственников и почти каждому подарила что-то от себя, но больше всего меня удивила записная книжка, подаренная дедушкой Джоном. Он мало общался с мамой все эти годы и вел немного затворнический образ жизни. Блокнот в бархатном переплете мятного цвета и с тонкими пергаментными страницами оказался непростым, в него была вбита серебряная табличка с гравировкой:

Have more than you show,

Speak less than you know.

William Shakespeare

This notebook belongs to the most EXTRA ordinary girl — my dear Vivian.

Make the most of it.

(«Имей больше, чем показываешь, говори меньше, чем знаешь». Уильям Шекспир.

Этот блокнот принадлежит самой НЕобычной девушке — моей дорогой Вивиан. Используй его по полной.)

Никогда раньше я не думала о том, что бумага может оказаться хорошим слушателем. Оценки по математике у меня всегда были лучше, чем по литературе. Но блокнот представлялся прекрасной альтернативой удушающему скоплению мыслей, хорошим началом года, обещающего быть спокойным и плодотворным. Я намеревалась выжать из учебы все соки, даже если была недовольна качеством обучения, хотя соседка по комнате оставалась прежней. И я уже было привыкла к раннему подъему, общему душу и приемам пищи по расписанию…

Но в начале июля я вернулась на двадцать первый этаж, где хотя бы кусочек города был виден как на ладони. К хорошему быстро привыкаешь — грязный воздух города дал о себе знать скоро посетившей меня аллергией, огромные толпы вечно спешащих пешеходов сводили меня с ума. В один из таких суматошных вторников родители вдруг организовали поход в ресторан.

— Японская кухня? Вау! — Саша радуется семейной вылазке больше всех.

— Ви, у нас к тебе серьезный разговор, — начинает отец как раз в середине главного блюда.

— О. Это не к добру, да? — Так вот к чему ресторан в будний день! Форель сразу перестала выглядеть аппетитной.

— Мы подошли как нельзя близко к решению проблемы. Остался всего один шаг до получения разрешения на клинические испытания. Все наши коллеги, с которыми мы работали на протяжении последних семи лет, решили объединить силы. У нас для тебя две новости…

— Хорошая и плохая?

— Решать тебе. Пожалуй, хорошая состоит в том, что школу ты закончишь в следующем году.

Саша, засунув в рот целое онигири, радуется больше меня:

— Фи, это ве здорофо!

— А плохая… — отец смотрит на несмелую маму, ища поддержки. — А плохая состоит в том, что мы арендовали здание, которое можно переоборудовать под лабораторию. И здание это находится в России.

Я не верила своим ушам! Шестой! Шестой переезд! Разве это возможно? Я чувствовала себя артистом из бродячего цирка, клоуном, над которым жестоко смеются бесчувственные зрители.

— В Москве? В Питере?

Папа заметил что-то очень увлекательное в щербинке на столе.

— Нет. Не в Москве и не в Питере.

— А где тогда?

— Да, Паша, где? Я, вообще-то, тоже об этом первый раз слышу! Обидно, — друг откладывает палочки и хмурит густые брови.

— В Калининградской области. Это недалеко от границы с Польшей.

— Боже мой! Там что, аренда дешевле?! Почему именно там?

И пока родители объясняли все тонкости фармацевтической промышленности недоумевающему Саше, я мысленно разрисовывала афиши нашего цирка на следующие десятилетия. Это турне не могло больше продолжаться! Мне показалось, что весь мир вокруг меня закрутился: деревянные перегородки съехали со своих осей, восточные бумажные светильники надулись, как воздушные шары, и лопнули с таким гулом, что посуда разбилась на миллионы маленьких осколков.

Мы снова переезжаем. В последний раз. Ведь по нашему договору университет выбираю я. Мне надо продержаться всего лишь год. Всего лишь год. Какие ты видишь в этом плюсы, Вивиан? Никаких, конечно! Нет, подожди, не торопись. Подумай хорошенько. Ага, ладно. Для начала, это же тот аппендикс? Он действительно расположен близко к Польше. Я смогу ездить к бабушке и дедушке чаще! Второй плюс — я смогу улучшить свое произношение и знание русского языка в целом. Третий плюс… Там вроде бы море. И народу не так много, как в том же Нью-Йорке. А какие минусы? Это место опять не станет твоим домом. Снова переезд. Снова привыкать к людям, предметам, учителям… И да. Остается всего год, чтобы решить, кем я хочу быть. Два года звучали более убедительно.

Меня зовут Вивиан Ковальчик, и это решение моих родителей породило огромный ком неудач и лжи, засосало всех моих близких в водоворот горя и насильно забытых воспоминаний и сподвигло меня на трудное обретение самой себя, принятие своего имени и окружающего мира.

Итак, все началось с записной книжки, обтянутой бархатным переплетом мятного цвета, с гравировкой: «Имей больше, чем показываешь, говори меньше, чем знаешь». Уильям Шекспир».

1

Примечания

1

Дословно «день плохой прически», когда из-за плохо уложенных волос или неуверенности во внешнем виде кажется, что весь день пройдет скверно.