Песнь серебра, пламя, подобное ночи

Амели Вэнь Чжао, 2023

Когда-то у Лань было другое имя, но затем элантийцы вторглись в ее королевство, убили мать девушки, а магию объявили вне закона. Теперь по ночам Лань поет на улицах Хаак Гуна, а днем разгадывает загадочное появление метки на руке. Таинственный знак – иероглиф, который никто, кроме Лань, не может увидеть. Однажды ночью, в попытках скрыться от страшной судьбы, девушка встречает таинственного юношу. Зен – один из легендарных магов Последнего царства. Ходили слухи, что эту магию даровали демоны, однако теперь Зену приходится спасаться, чтобы скрыть свой дар от элантийцев. Когда Зен находит Лань, он узнает, что девушка обладает способностью, запечатанной в ее метке и скрытой от чужих глаз. Вместе они прокладывают путь к Туманным горам Последнего царства, к ордену мастеров, планирующих свергнуть режим Элантии. Да начнется битва за Последнее царство!

2

При жизни ци сверкает и движется как ян.

После смерти ци становится холодной и застывает как инь. Тело с беспокойной ци свидетельствует о беспокойной душе.

Чо Юн, Императорский Заклинатель Духов «Классика смерти»

Магазин лежал в руинах. Ночной воздух пропитался едким запахом магии металла.

Цзэнь стоял в тени полуразрушенных домов одного из переулков Хаак Гуна, шокированный масштабом разрушений, произошедших всего в нескольких шагах от него. Хотя в этом не было ничего неожиданного или необычного. С самых первых завоеваний подобное творилось сплошь и рядом, но он все же был не готов к такому дерзкому проявлению насилия и доминирования в предполагаемой жемчужине элантийской власти. Цзэнь мог принять предупреждение на свой счет: элантийцы любили делать из своих предателей и мятежников примеры, отправлять послание из крови и костей, чтобы показать другим, что надежды нет и сопротивление бессмысленно.

Цзэнь почти поверил им.

Он колебался всего мгновение, прежде чем снять перчатки. Воздух был прохладным и хрустящим на ощупь. Поток влажного ветра коснулся его кожи. Парень чувствовал огонь свечей, которые тускло освещали район — здесь люди были слишком бедны, чтобы позволить себе поставляемый элантийцами алхимический свет, — и прочную землю под ногами. Металл и дерево жилых конструкций вдоль улицы.

Никаких других нарушений в потоке энергии ци.

Цзэнь выпрямился и вышел на дорогу. В три быстрых шага он оказался у двери магазина, хрупкая рама из старого, гниющего дерева легко проломилась. Сумеречные колокола только что перестали звонить, а значит, празднование Двенадцатого цикла должно было вот-вот начаться. В то время как пешие солдаты рыскали по улицам, высокопоставленные чиновники южного оплота правительства Элантии должны были собраться в самом тихом районе.

Не то чтобы Цзэню следовало их бояться; в длинном черном плаще, плоской кепке и этих ужасных лакированных ботинках его могли принять за любого другого работающего на элантийцев торговца.

Кого Цзэню действительно нужно следовало избегать, так это магов.

Он оглядел улицу и, ничего не увидев и не почувствовав, вошел в маленький магазинчик.

Место было залито кровью. Он почувствовал это, как только потоки ци окутали его — вода и металлы, входящие в состав крови, окрашенные в инь — сторону ци, которая олицетворяла холод, тьму, гнев и смерть. Противоположность ян, несущей в себе тепло, свет, радость и жизнь.

Инь и ян: две половины ци, две стороны монеты, в непрерывном цикле равновесия постоянно переходящие одна в другую. Тепло — холод, свет — тьма… жизнь — смерть.

Проблемы возникали именно тогда, когда баланс нарушался.

Он пробирался через обломки: щепки от перевернутых полок, оторванные куски половиц, открывающие участки фундамента под ними. Цзэнь заметил среди руин кое-какие предметы: кисточку из хвоща со сломанной ручкой, фигурку дракона, расколотую пополам, складной веер, согнутый, как сломанное крыло. Вещи, имеющие значение для Хина, которые элантийцы уничтожили не задумываясь.

Цзэнь сделал глубокий, успокаивающий вдох и повернулся к фигуре на полу. Он окинул взглядом труп: конечности торчали под нелепыми углами, рот был приоткрыт от удивления или в беспомощной мольбе. Владелец лавки был пожилым человеком: его лоб усеивали печеночные пятна, седые волосы блестели в лунном свете. Цзэнь почувствовал в легких бедняги неестественную влажность — возможно, то была болезнь, вызванная вечной сыростью южного климата.

Подавив ярость, которая клокотала в его груди, парень очистил свой разум и обратился к наставлениям своего учителя.

Успокой бурю эмоций. Нельзя плыть по беспокойному океану.

Цзэнь обязан был относиться к телу как к улике, головоломке, ожидающей, когда ее разобьют на части и снова соберут воедино.

«Старик Вэй, — подумал он, разглядывая мертвеца, стараясь не упустить детали. — Что же с тобой случилось?»

Владелец магазина был осведомителем, которым после долгих поисков Цзэню посчастливилось обзавестись. Ходили слухи, что этот человек занимался контрабандой: торговал предметами, запрещенными элантийцами, и знаниями, строго засекреченными правительством.

Цзэнь пришел сюда ради одной вещи: торгового реестра закупаемых правительством металлов, ключа к пониманию передвижений Элантийских войск. Последние двенадцать циклов свидетельствовали о том, что завоевателей совсем не интересовали Центральные равнины — обширный, необузданный регион Последнего царства. Вместо этого они предпочитали создавать свои плацдармы^[6] в крупных торговых портах и городах, раскинувшихся вдоль восточного и южного побережий.

За последние несколько лун кое-что изменилось: в бамбуковых лесах чаще, чем когда-либо прежде, мелькали элантийские металлические доспехи, слышался грохот войск, перебирающихся на Элантийскую южную заставу. Именно поэтому Цзэнь и оказался здесь.

Только теперь его осведомитель был мертв.

Парень стиснул зубы, сдерживая гнев и разочарование. Он проделал столько миль, но только потерял впустую время. Элантийцы не только лишили его ценной наводки, что отбрасывала Цзэня и его школу на шаг назад, но также совершили величайшее, на его взгляд, преступление: убили старика.

Постепенно Цзэнь осознал, что это место пахнет как-то странно. Элантийская магия отдавала горелым металлом из-за того, что маги использовали для создания своих заклинаний алхимию. Но в магазине витал слабый, почти незаметный аромат чего-то другого. Чего-то знакомого.

Цзэнь полез в черный шелковый мешочек, который всегда носил на бедре, и достал из него две палочки благовоний. Вздохнув, он дотронулся указательным пальцем до кончика палочки, а затем начал рисовать в воздухе печать для огня. Цзэнь натренированно и точно совершал быстрые размашистые движения пальцем как каллиграф. Только парень выводил иероглиф, который ни одному каллиграфу было не понять.

Как только один конец кругового мазка соприкоснулся с другим, Цзэнь почувствовал сдвиг ци вокруг себя: концентрация огня закручивалась в светящуюся печать перед ним, оживая на кончиках палочек, которые на мгновение вспыхнув красным, превратились в серый дым.

Все это произошло в мгновение ока.

Цзэнь поднес палочки к трупу, держа их над сердцем старика.

Сначала ничего не происходило. А затем дым начал рассеиваться в серебристом свете луны, льющемся сквозь разорванные бумажные окна. Вместо того чтобы неуклонно подниматься по спирали, он устремился к Цзэню, отпрянув от трупа, будто… пытался убежать от него.

Цзэнь наклонился и сделал короткий, точный вдох. Дым был теплым, с ароматом сандалового дерева и легким привкусом измельченного бамбука. И все же под этой смесью, подобно теням, цепляющимся за свет, витал своеобразный запах. Горький, который Цзэнь ранее принял за элантийскую магию.

Но… нет, этот след оставили не элантийские королевские маги.

Цзэнь медленно выдохнул, глядя на труп с пробуждающейся тревогой. Хины зажигали благовония в память об умерших, но истоки этого обычая были давно забыты, стерты со страниц истории. Задолго до эпохи Последнего царства, когда Император-Дракон ограничил магическую практику пределами своего двора, благовония использовали для разделения энергий инь и ян. Ян — энергия солнца, тепла, света и жизни — притягивала дым. Инь — энергия луны, холода, тьмы и смерти — отталкивала его.

Большинство трупов содержали в себе равный состав ци, но тело старика Вэя, похоже, хранило стойкий запах инь.

Хотя деревенские сказки шептали об обратном, изначально в энергии инь не было ничего плохого. Она означала простую необходимость, другую сторону медали, являлась составляющей ци.

Проблемы возникали, когда энергия инь оставалась несбалансированной.

Ибо инь также была сверхъестественной энергией.

«Мо, — сразу же подумал Цзэнь. — Демон».

Душа, наполненная непреодолимым гневом или ненавистью — избытком энергии инь. В сочетании с незаконченным делом эта энергия после смерти не рассеивалась в естественном ци мира. Вместо этого она превращалась в нечто злое. Нечто демоническое.

Желудок Цзэня сжался, когда он потянулся к рукояти кинжала, пристегнутого к внутренней стороне его ботинка. Оружие было не слишком длинным, носить с собой длинный меч на территории Элантии казалось слишком рискованно. Особенно теперь, когда перед праздником Двенадцатого цикла по городу бродило множество патрулей. Кроме того, этот кинжал — Тот, Что Рассекает Звезды — был создан именно для борьбы с демонами.

Мысль о том, что душа превращается в демона или что-то вроде вурдалака здесь, в центре Элантийской южной заставы, казалась Цзэню неуместной, почти смехотворной. Было бы довольно забавно превратить происходящее в легенду о том, как орда демонов обрушилась на элитных военных генералов империи.

И все же, подобно тому, как после завоевания хины начали исчезать со своих земель, то же самое произошло и с духами.

Нет, предполагать, что душа старика превратится во что-то демоническое, казалось неправильным. Для формирования ядра демона — концентрации ци, придававшей чудовищу жизненную силу, — требовались целые циклы, если не десятилетия или столетия. Кроме того, сосредоточившись на текущих вокруг энергиях, парень обнаружил небольшое различие: инь, которую он чувствовал, исходила не от самого трупа, а скорее висела над некоторыми его частями, как облако духов. И теперь, расширив свое восприятие, Цзэнь заметил следы, витающие по всему магазину: в воздухе, на полу, у двери.

Глаза парня распахнулись. Костяшки пальцев, сжимавшие рукоять кинжала, побелели. В этой тайне было нечто гораздо более интригующее и зловещее.

Кто-то другой оставил здесь энергию инь. И в мире, где только обученные практики могли манипулировать ци, на ум Цзэню приходил только один человек, владеющий ци, состоящей из инь: демонический практик. Тот, кто использовал запрещенную ветвь практики, черпающую энергию связанного с чьей-то душой демона.

Такое просто невозможно.

Ограничения на демонические практики становились все жестче вплоть до восьмисотого цикла Срединного царства, но только в конце эпохи эта ветвь искусств была искоренена. Император Янь Лун, Император-Дракон, уничтожил последних демонических практиков мятежного Мансорианского клана, превратив бывшее Срединное царство в Последнее: эру мира, без вражды между Девяносто девятью кланами и императорским правительством Хин. Выжившие кланы сдались, поклявшись в верности Императорскому двору. За теми, кто этого не сделал, большую часть эпохи велась охота, которая в конце концов закончилась их полным исчезновением.

Так продолжалось всего восемьдесят циклов, а после произошло элантийское вторжение.

Цзэнь отпрянул, будто обжегшись, и сломал печать взмахом пальца. Струйки благовоний с шипением погасли, в наступившей тишине слышался только стук его сердца.

Внимание парня переключилось с беспокойства о торговом реестре, за которым он пришел, на прочесывание местности в поисках новых следов этой странной ци.

Он отыскал еще один источник концентрации: расплющенный свиток, который лежал под одной из рук старика Вэя. Цзэнь вытащил свиток и развернул его, стряхивая мусор и деревянные щепки. Пульс парня участился.

На свитке была изображена заклинательная печать, вероятно, скопированная из какого-то учебника. Цзэнь с удивлением изучал иероглиф — структурно сбалансированный, сочетавший в себе прямые штрихи и изогнутые взмахи, которые имитировали символы Хин, но были расположены совершенно по-другому. Все они были заключены в круг. Цзэнь понял, что, несмотря на все циклы, что он провел за учением, эта печать была ему неизвестна. Он перевернул свиток и, не найдя ничего на обороте, изучил пометки на полях — четыре Бога-Демона, восседающих на завитках нарисованных облаков.

Страница была взята из книги, которой он раньше не видел, но вопрос заключался в том, что вообще делал здесь этот свиток. Тонкий лист, лежавший в его руках, казалось, раздулся, олицетворяя великую невозможность: нечто, вопреки всему проскользнувшее сквозь трещины времени, преодолевая воздействие воды и огня. После разгрома Мансорианского клана и капитуляции остальных кланов магическая практика стала ограничиваться служением двору по императорскому указу. Все, что выходило за рамки этого, уничтожалось. В официальных документах не упоминался тот факт, что Император-Дракон сжег Сто Школ, но это передавалось из уст в уста практиками, которые все еще помнили тот день.

К концу Последнего царства знания практиков и Ста Школ воспринимались простыми людьми как старые народные предания.

Затем пришли элантийцы и сожгли оставшиеся храмы хинов дотла, уничтожив служащих Императорскому двору практиков, чтобы хинский народ никогда больше не восстал. Несколько оставшихся школ, негласно одобренных императором, пали через несколько дней после завоевания.

Все, кроме одной.

Аккуратно, как будто свиток был украшен золотом и лазуритом, Цзэнь свернул его и спрятал в свой черный шелковый мешочек. Его сделка с Вэем была аннулирована. Старый лавочник обратился на черный рынок Хина с просьбой найти любые уцелевшие книги Ста Школ. Цзэнь, узнав профессию этого человека, попросил его раздобыть элантийские торговые реестры по закупке металлов.

В частности, драгоценных.

Металлов, которые копились и использовались королевскими магами Элантии для заклинаний.

На самом деле Цзэнь не планировал давать старику учебник с настоящими практиками. Какие бы уцелевшие реликвии ни были извлечены из руин Ста Школ, они стоили больше, чем самый лучший нефрит.

«Почему? — размышлял сейчас Цзэнь, рассматривая труп старика. Струйки благовоний клубились вокруг него, как тени. — Зачем тебе понадобилась книга с практиками?»

Что еще более важно, кому владелец магазина планировал ее продать?

Цзэнь предположил: тому самому человеку, что оставил витать в воздухе след энергии инь.

Парень провел рукой по своему черному шелковому мешочку, в котором был надежно спрятан свиток. Если бы только он мог поговорить со стариком.

Цзэнь знал практиков, гораздо более искусных в вызывании духов, чем он. К тому же выполнение подобного заклинания могло лишить его сил. Но даже если бы у него остались силы, создание чего-то большего, чем малейшее колебание энергий, приманит королевских магов, как финики в меду манят муравьев. Призвать духа — то же самое, что подбросить бочонок с порохом в ночное небо и взорвать его.

А для Цзэня, выжившего хинского практика, попадание в руки королевских магов Элантии грозило бы кое-чем похуже смерти… К тому же это разоблачило бы существование устоявшей Школы Практик Последнего царства.

В раздумье он повертел палочки благовоний между пальцами. Благовония не лгали: где-то в этом коррумпированном городе разгуливал практик-мошенник. Правила игры изменились. Теперь Цзэню было крайне важно добраться до этого человека первым. Не только для того, чтобы уберечь его и его навыки от рук элантийцев, но и чтобы выяснить его связь со стариком Вэем. Нужно найти объяснение энергии инь, что витала здесь.

Печать на этом свитке станет ключом к поискам.

Цзэнь наклонился вперед. Глаза старика были все еще открыты, на лице застыл ужас. Лунный свет делал кожу Вэя белой — цвет, характерный для скорби.

Цзэнь снова натянул перчатки и двумя пальцами закрыл торговцу глаза.

— Мир твоей душе, — пробормотал он, — надеюсь, ты найдешь Путь домой.

Затем парень встал, поплотнее запахнул свой черный плащ и покинул разгромленный магазин. Через несколько мгновений поглощенный тенями, он стал не более чем силуэтом в ночи.

Примечания

6

Плацдарм — территория своего или другого государства, применяемая в качестве базы для сосредоточения и развертывания вооруженных сил, а также исходного пункта, создаваемого с целью ведения военных действий против кого-либо.