Впереди веков. Историческая повесть из жизни Леонардо да Винчи

Ал. Алтаев, 1913

Повесть Ал. Алтаева (литературный псевдоним писательницы М. Ямщиковой), впервые вышедшая в свет в 1913 году, рассказывает о жизни и творчестве величайшего живописца и ученого эпохи Возрождения, личность которого и по сей день вызывает живой интерес у самой широкой аудитории.

I. Майский баловень

Было раннее утро 1 мая 1460 года. Раскинувшаяся у горы Албана живописная деревушка Винчи имела в этот день особенно оживленный, праздничный вид. Перед домиками яркой зеленью выделялись молоденькие «маджио» — майские деревца боярышника, опушенные мягкой светлой листвой. Жители Винчи посадили их сегодня, по обычаю, рано на заре.

Лениво тащатся по улицам быки, разукрашенные гирляндами благоуханных роз, блестящих погремушек и ярких бумажек. На телегах, среди темной листвы лавров и мирт, красиво белеют цветущие ветви померанцев; стебли дикого розмарина переплетены блестящими безделушками. Ветер шевелит пестрые бумажки и колокольчики; они свободно перебрасываются из стороны в сторону и звенят веселым серебряным звоном. Эти своеобразные звуки сливаются с веселыми голосами праздничной толпы.

На возу, поверх зелени, сидит мальчик с повязанными пазами и луком в руке. Золотые кудри, длинные и мягкие, красивыми завитками падают ему на шею. Он оживленно мечет во все стороны свои стрелы. Мальчик изображает крылатого Купидона. За телегой стройными парами шествуют в праздничных нарядах, убранных цветами, молодые девушки и под звуки лютни и флейты поют веселые песни, радостный майский гимн природе:

«Сосны, бук и лавр, трава и цветы, луга и утесы светились ярче всяких сокровищ…

Смеялось небо в блеске дня, смеялся луг и благоуханный воздух, полный звуков… Как хорошо это синее небо!»

«Как хорошо это синее небо!» — вторит хор юношей.

И пение, и розы, и зеленое «маджио», украшающее грудь каждого из поющих, — все так торжественно, стройно и прекрасно.

Но вот и лужайка на берегу реки Арно, излюбленное место для игр деревенской молодежи. Маленький Купидон поспешно срывает здесь со лба повязку. Его красивое тонкое личико с большими серыми глазами пытливо и с нетерпением обращается к окружающей толпе. Звуки флейты и лютни делаются все громче и живее: молодежь наперебой разбирает с воза зеленые ветви и, позванивая побрякушками, сплетается в хоровод.

— Леонардо! — кричит веселая хорошенькая Бианка, наклоняя к маленькому Купидону свое смеющееся радостное личико, — мой баловень! Пойдешь ли ты сегодня со мною плясать?

И сильными гибкими руками она подхватывает «крылатого бога», и он кружится вместе с ней под плясовые звуки в веселом хороводе…

Лютни и флейты поют майскую песню, и вторит им серебряная песня весенних пташек… А померанцевые деревья осыпают кружащиеся пары молочно-белым дождем…

Какой-то заезжий испанец под звуки мандолины пускается в быстрый и жгучий танец, прищелкивая кастаньетами, и маленький Леонардо старается передразнить испанца ловкими и грациозными движениями.

Заинтересованный испанец разглядывает мальчика, как любопытного зверька.

— У меня нет таких штучек, как у вас, — говорит Леонардо с ласковой грацией балованного ребенка и указывает испанцу на его кастаньеты, — но я умею петь.

Он взял аккорд на мандолине испанца и запел. Лицо мальчика сделалось серьезным, торжественным. Наивная детская песня трогала за сердце своей безыскусственной простотой. Леонардо сам тут же придумывал и слова и мотив. Он пел о поле, сверкающем тысячью ярких цветов, о вольной пташке, которая полюбила один из них и, улетая зимой в теплые края, звала с собой бедный цветок… Но он не мог покинуть своего поля и замерз, убитый первым морозом…

И далеко-далеко откликнулась этой грустной песенке в такой радостный день неведомая птичка.

Когда Леонардо кончил, его стали душить в объятиях, а хорошенькая Бианка украсила его золотые кудри своим венком. Леонардо улыбался, смущенный и счастливый. Сегодня он был героем праздника, и ему удалось доказать этому пришлому самоуверенному испанцу, что в Италии и дети умеют петь и плясать.

Праздник тянулся без конца. Солнце начинало припекать слишком назойливо. Пора было подумать о возвращении домой, где каждого ждало праздничное угощение.

— Понесем Леонардо! — предложила Бианка. — Сегодня он заслужил эту честь! Понесем его, как короля, на троне! Ну, майский король, занимай свой трон!

Смеющиеся девичьи лица наклонились к Леонардо, сильные руки подхватили его и вот уже несут его, покрытого цветами и венками из душистых полевых трав. Его проносят мимо дома старого деревенского торговца Беппо, и Беппо качает добродушно головой, глядя на это забавное шествие. Проносят Леонардо и мимо домика хорошенькой Бианки, оплетенного виноградом, и мать Бианки, высунувшись из окна, грозит им своей костлявой рукой. Но шествие смело двигается вперед под звуки лютни, флейт и мандолины и под тихое пощелкивание кастаньет заезжего испанца…

Но вот и «дворец» маленького короля, или, вернее, дом его отца, деревенского нотариуса, синьора Пьеро да Винчи. Опрятный дом с прекрасным цветником и балконом, оплетенным розами, смотрится сегодня особенно привет либо, разукрашенный майскими ветками. У порога сидит старушка, прямая, стройная, с серьезным лицом, сохранившим еще следы былой красоты. Она шьет роскошную мудреную пелену в дар Святой Деве. Ее ясные задумчивые таза с удивлением и лаской останавливаются на молодежи, в центре которой оказывается ее маленький внук Леонардо, весь засыпанный цветами.

— Что это, мой Леонардо, зачем тебя так несут, точно короля или папу?

— Ах, бабушка Лючия, ведь я сегодня король! Лови, мама Альбиера, лови!

Целый дождь цветов летит в окно. Оттуда выглядывает улыбающееся лицо красивой молодой женщины.

Леонардо весело и ловко соскакивает с цветочного трона, бежит сначала к бабушке Лючии, матери своего отца, а потом к маме Альбиере, мачехе. И, глядя на ласковую улыбку молодой женщины, нельзя подумать, что Леонардо — ее пасынок: столько нежной заботливости и любви светится в черных глазах синьоры Альбиеры.

— Прощайте, Бианка, Никколоза! — кричит Леонардо вслед уходящей молодежи. — Мама Альбиера, я до смерти голоден.

И мама Альбиера пододвигает к мальчику несложное деревенское угощение — вкусную «джьюнкату» — свежий творожный сыр, горячие «оффелетти» — пирожки с тмином, — студень из свиной крови — «милльячи», и дает ему кубок, полный светлого легкого вина. Уплетая за обе щеки, мальчик рассказывает мачехе, как весело было на лужайке около Арно, и Альбиера с любопытством ребенка слушает товарищескую болтовню пасынка. Рот Леонардо набит дымящимися оффелетти, и женщины смеются, глядя на проголодавшегося ребенка.

— А я что-то нашла сегодня в саду, хитрец, — говорит лукаво синьора Альбиера. — Ишь ведь какой, и ничего не сказал мне. Погоди, я покажу отцу, и тогда…

— Ты не сделаешь этого, мама Альбиера! — вскрикивает мальчик, вскакивая как ужаленный. — Потому что это… Дай сюда, мама Альбиера!

Синьора Альбиера, высоко подняв над головой руки, держит в них глиняную статуэтку, которую он вылепил вчера в саду. Леонардо становится на цыпочки и силится вырвать у нее свое сокровище. И эти две фигуры, одна дразнящая, полная шаловливой грации, другая умоляющая, залитая лучами южного солнца, так и просятся на картину.

Альбиера устала первая.

— Ну, будет… На тебе, упрямец, так и быть: вон идет отец.

Синьор Винчи, плотный мужчина, в самом деле показался на дорожке сада. По его сосредоточенному лицу было видно, что он не расположен в эту минуту к шуткам.

— Это что такое, Альбиера? — спросил он, хмуря брови и внимательно разглядывая статуэтку Леонардо.

— Это моя работа, отец, — отвечал спокойно мальчик.

— А, да, да… — медленно, задумчиво проговорил синьор Пьеро. — Это, пожалуй, хорошо… Только вот… Когда ты кончишь свои хлопоты по хозяйству, Альбиера, зайди ко мне. И вас, дорогая матушка, я хотел бы попросить о том же. А ты, повеса, рисуй, лепи, пой, но только все в меру: плохо будет, если кроме этих забав у тебя ничего не будет больше в голове.

И довольно добродушно погрозив сыну пальцем, нотариус прошел в свой рабочий кабинет.

В доме Винчи царил невозмутимый мир. Идолом всех был маленький Леонардо, живой, способный ребенок, очаровывавший всех своими выдающимися способностями, красотой и приветливостью.

Для синьоры Альбиеры Леонардо был баловень, любимая игрушка, живая и ласковая. У нее не было своих детей. Но кто больше всех любил маленького Леонардо — это старая бабушка Лючия. Внук казался ей верхом совершенства. Она не видела в нем никаких недостатков и возлагала на него в будущем большие надежды.

Бывало, взгрустнется бабушке, а внук тут как тут: подойдет сзади и обнимет ее за шею своими теплыми, мягкими руками. И морщины на лице ее разглаживались, а взгляд больших строгих глаз делался мягким и ласковым.

Так и сегодня, пока Альбиера возилась с хозяйством, мальчик прикорнул около старушки и теребил ее за руку:

— Расскажи, бабушка Лючия, сказку!

И бабушка не сердилась, что он смял ее головную косынку; она улыбалась ему кротко и ласково и принималась рассказывать старую, знакомую, но всегда милую сказку:

«В некотором царстве жил-был добрый человек. Звали его Печьоне, — ровно звучал старческий голос. — И было у него пять сыновей, таких ледащих и нику да негодных, что бедный отец не знал, как с ними быть. Не захотел он их больше кормить и решил от них отвязаться. Вот он и говорит им:

— Сыны мои, видит Бог, что я вас люблю, но я уже стар и не могу много работать, а вы молоды и любите досыта покушать. Чем я вас стану кормить? Каждый за себя, а Господь за всех. Идите вы себе искать хозяев и научиться какому-нибудь мастерству, а возвращайтесь ко мне через год!

Ну, хорошо. Пошли эти сыновья, как приказал им отец, и вернулись к нему ровно через год. Стал отец спрашивать у каждого:

— Ты чему научился, Луччио? — спрашивает у старшего.

— Воровству, батюшка.

— А ты чему, Титилло?

— Корабли строить, батюшка.

— Ну, а ты чему, Ренцоне?

— Я, батюшка, научился так стрелять из лука, что попадаю в глаз петуху.

— А я, батюшка, — молвил Якуччио, — знаю траву, что может воскресить мертвых.

— Что же ты знаешь, Манекуччио? — спрашивает отец у самого младшего.

И молвил Манекуччио:

— Ничего я не умею, батюшка: ни воровать, ни корабли строить, ни стрелять, ни находить траву целебную; только одному я научился: понимать, как птицы небесные между собой разговаривают.

Вот и рассказала мне птичка Божья, что дикий человек утащил у царя Аутогверфо его единственную дочь и запер ее на утесистом острове, а царь кликнул клич: «Кто возвратит мне дочь, тому она в жены достанется…»

Синьора Лючия остановилась на минуту. Леонардо, широко раскрыв глаза, неподвижно и пристально впился в нее своим острым взглядом. Из груди его вырвался подавленный вздох. Старушка продолжала тем же размеренным, спокойным голосом:

«Вот они и поехали искать счастья. На лодке, что сделал Титилло, подъехали к острову. Дикий человек спал на солнце. Голова его покоилась на коленях прекрасной царевны Чьянны… Луччио научил положить ему под голову камень, а девушку взять в лодку… Проснулся грозный дикий человек, увидел — нет красавицы, только вдалеке белый парус виднеется. Разгневался он, обернулся грозной тучей и летит в погоню за царевной. Заплакала Чьянна, на черную тучу глядя, и от страха бездыханной упала на дно лодки… А Ренцоне в это время пробил черную тучу меткой стрелой, и, когда лодка причалила к берегу, Якуччио воскресил царевну своей целебной травой. Очнулась Чьянна прекрасная… Тут братья стали спорить, кому она в жены достанется… Титилло говорит, что ему: он лодку построил; Луччио говорит, что ему: он украсть научил; Ренцоне…»

— Матушка, — говорит Альбиера, — вас Пьеро зовет… Верно, о тебе говорить хочет, — шепчет она тихонько на ухо Леонардо, и мальчик вздрагивает, хотя он весь еще полон сказкой.

— Ну, и что же Ренцоне? — спрашивает он замирающим голосом старушку, хотя отлично знает конец сказки. — Что же дальше, бабушка?

— Ну, а дальше… дальше… Да они и теперь еще спорят о прекрасной царевне Чьянне!

И она оставляет Леонардо, полного сладких и волнующих мыслей о сказке.

Тяжелая дверь отцовского кабинета заперта наглухо. Мальчику хочется знать, что делается там, за этой тяжелой дверью. Быть может, мама Альбиера права, и там решается его судьба… Мальчик на минуту задумывается, но потом грезы о прекрасной златокудрой Чьянне и страшной черной туче, о пяти братьях и целебной траве снова заполняют его голову Он вздыхает уныло и сладко и выходит в сад, над которым уже успела спуститься темная ночь, а на глубоком куполе неба зажглись звезды, кроткие, трепетные и ясные, как очи златокудрой царевны. В высокой траве прошелестела змейка… Где-то вдали сладко-сладко залился соловей… У ног мальчика загорелся светлой голубоватой искоркой светляк. Леонардо взглянул на него и стал думать, отчего на теле этого невзрачного червяка есть такой фонарик, который, как по волшебству, светится только ночью; потом мальчик нагнулся, поднял двумя пальцами крошечное создание вместе с листком и осторожно и бережно положил к себе на ладонь.

«Приду домой, — подумал он, — и сейчас же стану его разглядывать, и узнаю, отчего он светится; до тех пор не оставлю его, пока не узнаю…»

И, подняв глаза вверх, мальчик еще раз с восторгом посмотрел на яркие звезды, подобные каплям растопленного золота, готовым вот-вот вылиться на землю…

— Точно очи царевны Чьянны… — шептали его губы. — Бабушка говорит, что это — глаза Божьих ангелов. Только это неправда. Я слышал, что звезды — далекие страны, точно наша земля. А сколько их, сколько!

Мальчик вздохнул.

— Ах, как бы я хотел про все это знать! — прошептал он, осторожно поправляя сползавшего с листка червяка. — Про все знать: и про звезды, и про травы, и про этого червяка, и про птиц…

Большая летучая мышь, тяжело опускаясь, задела его крылом по лицу.

— И про эту летучую мышь, — сказал себе тихо Леонардо. — Отчего она летает только ночью, отчего она днем ничего не видит и отчего она не летает так легко, как ласточка или голубь? Хорошо все, все знать!

Рисунок Леонардо да Винчи

Он откинул голову назад и еще раз посмотрел на звезды, ясные и чистые на темном куполе неба. Потянуло ветерком.

— Леонардо! — раздался густой голос отца. Мальчик вспомнил о тяжелой двери отцовского кабинета и скоро-скоро пошел на зовущий его голос.

Синьор Винчи в своем высоком кожаном кресле казался особенно торжественным. Торжественны были и лица синьоры Альбиеры и бабушки Лючии.

— Мой Леонардо, — сказал серьезно, почти строго нотариус сыну, — ты недурно поешь, лепишь, ездишь верхом и пляшешь. Все это хорошо, но… короче сказать, я тебя от даю в школу. Того же хотят твоя бабушка и мать.

И синьор Винчи, произнеся эту коротенькую речь, с довольным видом посмотрел на обеих женщин. И мама Альбиера, которой в сущности жалко было отпускать мальчика из дому, ответила со вздохом:

— Да, мой Леонардо, я совершенно согласна с твоим отцом.

Синьор Винчи был очень расчетлив, и теперь он кусал губы, соображая, сколько ему предстоит вытрясти из кошелька за ученье сына.

— Придется мне подниматься и ехать во Флоренцию, — проговорил он в раздумье, — твое образование меня очень беспокоит. Боюсь, чтобы непоседливость не сделала из тебя недоучки. А теперь ступай и спи с Богом.

И когда Леонардо, простившись с родителями, вышел, синьор Винчи стал рыться в расходной книге, высчитывая и записывая предполагаемый расход на обучение сына.

Перед сном Леонардо вышел в сад. Он раскрыл руку и посмотрел на ладонь, где лежал крошечный светлячок.

— Ау! — раздался над его ухом серебристый голос, и кто-то закрыл ему руками глаза.

Леонардо почувствовал мягкие руки Альбиеры.

— А, это ты, мама, — сказал он, ласково улыбнувшись и отводя ее руки.

— О чем задумался так, мальчуган? — спросила она. — Ты точно ученый астролог, все смотришь на звезды. А это что? Ай-ай, противный червяк! Брось его! А как я рада, что ты останешься с нами и что все мы поедем во Флоренцию! Иди спать… — сказала она, потягиваясь. — Совсем глаза слипаются…

Мальчик пошел за нею, продолжая бережно держать в руке светляка.

Когда он пришел в освещенную комнату и взглянул на червяка, тот не светился. Он казался таким невзрачным, жалким и противным.

«Отчего это?» — подумал Леонардо.

И долго еще сидел он на постели, свесив ноги и думая о том, отчего это так много тайн в природе, чудесных, неизведанных и заманчивых, и ему хотелось во что бы то ни стало проникнуть в эти тайны. А когда он заснул, ему снились гордая, прекрасная Флоренция, майское празднество, учитель латинской школы, хвастливый испанец и маленький светлячок, который так непонятно и чудесно светится…