Чернила, тайны и отец моей соседки

Аля Кьют, 2022

Чтобы избавиться от шрамов, я решила сделать тату. В тот безумный вечер я рассказала мастеру слишком много. А потом мы оба потеряли голову. Я убежала. Думала, никогда его больше не увижу. Но в один прекрасный день он пришел повесить полку в моей комнате. Ведь он отец моей соседки по общаге.

Глава 3. Откровения

— Нет, не могу так работать. Прости, Маш.

Я перепугалась не на шутку.

— Олег, я пошутила. Это больно, но я потерплю. Не семнадцать, а скорее семь. Ладно, восемь, но…

— Я не отказываюсь от работы, — быстро стал объяснять он. — Но мне мешает белье. Я все время натыкаюсь на чашку лифчика. Меня это чертовски нервирует.

— Ой…

Олег понимающе покивал.

— Да, «ой». Я не говорил, чтобы ты не паниковала. Думал, справлюсь.

— Тебе все время было неудобно? — уточнила я, поражаясь его страданиям и терпению.

— Было чуть лучше, пока не подошел к груди. Когда начнем рисовать бабочек, станет невыносимо. Прости, Маш. Я постараюсь сейчас перекурить и больше…

На этот раз перебила я.

— Я сниму его.

— Нет. Это необязательно.

— Обязательно. Мне не нужен раздраженный мастер.

— Я мог бы постараться не раздражаться. К тому же…

— К тому же мои сиськи тебе вообще не интересны, — напомнила я ему. — Ты как доктор. Не проблема, Олег.

Не знаю, почему я так легко на это решилась. Час назад мне даже рубашку расстегнуть было страшно. Но чем больше времени я проводила рядом с Олегом, тем меньше страхов во мне оставалось.

Заведя руки за спину, я расстегнула замок и позволила бретелям сползти по рукам. Они увлекли за собой и чашки. Я осталась топлес, бросила бюстгальтер на диван и легла обратно.

Олег что-то пробормотал себе под нос. Кажется, поминал бога и еще кого-то. Он старательно не смотрел на мои соски. Насколько это было возможно.

— Ты что-то сказал? — уточнила я, чувствуя себя просто потрясающе и ни капли не смущаясь.

Он включил машинку, набрал краски, приблизился ко мне и, только начав работать, ответил:

— Сказал «спасибо». Так намного лучше.

Несколько минут Олег работ ал молча. Я все время ждала, что мне станет неудобно, стыдно, хотя бы холодно. Но ничего такого не происходило.

— Все нормально? — спросил мой мастер, заметив, что сжимаю губы.

— Да.

Смешок вырвался изо рта вместе с ответом.

— Тебе щекотно?

— Нет. Мне все так же больно.

— Тогда чего смеешься?

Он продолжил рисовать на мне, и я ответила под жужжание машинки:

— Вспомнила кое-что про доктора.

— Что же?

— Подружки ходили к хирургу за справкой после школы. Он осматривал и говорил обязательно что-то про их груди.

— Девчонкам? Про груди? — не поверил Олег.

— Ну да.

— На осмотре?

— Угу.

— Что он мог им сказать?

— Одной сказал, что с такими грудями она выкормит хоть сотню детей. Другой просто объявил, что у нее красивые соски.

— Капец. Это не какой-нибудь мем из порно?

Я засмеялась. Было очень похоже именно на это.

— Не знаю. Вряд ли подружки стали бы врать. Просто такой вот хирург. Ты на его фоне очень тактичный, хоть и неправильный доктор.

— Ну спасибо. Я польщен, — усмехнулся и Олег. — Закончил надпись. Посмотришь?

— Конечно.

Он подал мне зеркало, и я не сдержала восхищенного стона.

— Здорово.

Олег проработал руны и сделал контур бабочек.

— Не думала, что будет так…

— Как? — переспросил он осторожно.

— Красиво. Неужели это не сотрется никогда?

— Магия, — усмехнулся мой мастер. — Хочешь сделать перерыв или продолжим?

— Мы недавно прерывались. Я в порядке. А ты? Я слышала, что мастер тоже должен отдыхать.

— Кто-то сделал домашнее задание. Я в порядке, Маш. Можем продолжать. Но имей в виду, что начнем заполнять цветом — это больнее. Если будет совсем труба — обязательно сразу говори и прервемся.

— Да. Хорошо. Скажу.

Олег приготовил другие новые краски и приступил ко второй фазе рисунка. Он был прав, конечно. Контуры и руны ощущались иначе, чем наполнение краской.

Я терпела, думая, что смогу привыкнуть, но боль саднила и не притуплялась. Меня не хватило и на час. Пришлось просить перерыв.

Олег сразу же остановил работу и предложил мне еще чая. Я отказалась, но попросила воды.

— Это белый, — объяснил он, протягивая мне бутылку минералки. — Болючий цвет. Его приходится наносить интенсивнее, чтобы был виден на коже. Почти закончили им. Скоро станет получше.

— Это хорошо. Спасибо, что рассказываешь.

— Не за что. Я люблю поболтать, и ты легче переживешь боль. Мне тут припадков не надо.

— Ахаха, попробую избавить тебя от обморока.

— Кстати ложится на шрамы хорошо. Они старые?

— Угу, — буркнула я, не желая распространяться на эту тебя объёмнее.

Олег кивнул сам себе, поясняя вопрос:

— Старые неровности лучше поддаются цвету. Я поэтому спросил. Продолжим?

— Да.

Я поставила бутылку и легла обратно. Все это время я, разумеется, оставалась топлес, но трагедии по этому поводу так и не почувствовала. А вот то, что Олег смотрел мне в глаза при разговоре нелогично расстраивало. Стоит признаться, грудь у меня была красивая. Я как махровая извращенка надеялась, что он взглянет на нее хоть разок.

Наверно, он смотрел, когда работал. А может и нет. Скорее всего — нет. Все его внимание было на рисунке. Мастер своего дела.

Я не знала, радует меня это или расстраивает.

Олег не обманул. Как только он закончил работать белым, стало не так больно. А может я привыкла. В какой-то момент я поймала ту самую наркоманскую волну. Мне хотелось продлить сеанс, чтобы ощущать эту боль. Или хотелось продлить близость Олега? Я чувствовала его дыхание своей кожей. У меня не было сил игнорировать приятные покалывания даже через саднящую боль, когда он стирал излишки краски, задевая сосок.

— Тебе восемнадцать? — спросил Олег, нарушая тишину и мою полуэротическую медитацию.

— Скоро двадцать, — ответила я. — А что?

— Подумал, что ты захотела закрасить шрамы сразу после совершеннолетия.

— Думаешь, мама не разрешала?

— Обычно так и бывает, — пожал плечами Олег.

— Ты прав. Не разрешала. Она и сейчас против. Но я и не хотела ничего закрашивать в восемнадцать. Моя мама внушила мысль, что шрамы меня не портят. Я верила в это до недавнего времени.

— Что же изменилось?

Олег спросил это так легко и ненавязчиво, словно не знал, как больно мне делает. Ах, он действительно не знал. А мне неожиданно не было больно. Как будто боль и близость этого красивого мужчины лечили мои раны.

— Мой парень… — проговорила я, удивляя саму себя откровенностью.

Не в первый раз за этот вечер я так странно себя веду. У меня больше не было сомнений, что всему виной Олег. Я решила, что будет глупо не попробовать выговориться, раз слова сами вылетают изо рта и не рвут меня на части при этом.

— Мой бывший парень, — уточнила я. — Ему было противно. Он сказал мне об этом. Во время секса.

Машинка остановилась. Олег замер.

— Чего? — спросил он, прервавшись, но сразу осекся. — Прости. Это не мое дело.

Я решила изобразить равнодушие.

— Мы вроде как болтаем. Пока ты работаешь.

–Угу, — согласился Олег.

Машинка зажужжала, он вернулся к бабочкам, а я застонала совсем неприлично.

— Больно? — проговорил Олег, собираясь снова остановиться.

— Нет, нет, — запротестовала я. — Вернее, больно, но как-то странно. Внутри не так больно, пока ты рисуешь. Я могу это терпеть.

Мой мастер усмехнулся.

— Небольшой катарсис, а?

— Похоже.

Я расслабилась, и боль теперь ощущалась совсем иначе. Мне снова хотелось продлить сеанс, и я попросила:

— Может добьем с небом сегодня? Я вроде хорошо адаптировалась.

— Нет, — неожиданно отказал мне Олег, не переставая наносить краску. — К сожалению, я уже не такой выносливый. Через полчаса начну клевать носом и обязательно напортачу.

— О, понятно.

Я взглянула на часы и с удивлением обнаружила, что уже почти полночь. Мы провели в студии три часа, которые пролетели как три минуты.

Хотелось реветь от обиды. Почему все хорошее так быстро кончается? От мысли, что руки Олега больше не будут меня касаться, снова стало больно. Я постаралась не думать о скором финале.

— Не могу понять, как один придурок смог убедить тебя в уродстве, — неожиданно продолжил тему Олег.

Я усмехнулась.

— Он был очень убедителен.

— Не могу представить, что за слова надо сказать.

— Например, что у него не стоит, едва взглянет на мои шрамы.

— Господи. Каким кретином надо быть?

Олег вытер краску полотенцем, задевая сосок. Я закусила губу. Возбуждение от его касаний перекрывало болезненные воспоминания. И все казалось уже далеким и действительно идиотским. Я весело ответила:

— Да, он придурок. Но я тоже хороша. Прятала от него шрамы. Вот он и перепугался.

— Угу, очень страшно, — ворчал Олег. — Каким чудом я все еще не удрал, теряя тапки?

— Ты, наверно, видел и не такое.

— Всякое видел.

Я зачем-то начала рассуждать на эту тему.

— У тебя работа. Как у доктора. Врачи тоже часто имеют дело с уродствами.

Олег выпустил воздух изо рта с шумом.

— Уродства? Маша, ты это слово к себе применяешь?

Я вспыхнула от злого возмущения, что звучало в его голосе. Спорить с ним не посмела, но шрамы никогда не были предметом моей гордости. Я много училась, чтобы поступить, потом училась и работала. Мама действительно внушила, что шармы не испортят мне жизнь. Но все оказалось иначе, когда у меня появился парень.

Вопрос Олега повис в воздухе. Мы больше не говорили, но я чувствовала его раздражение. Движения стали чуть резче, когда он прерывался на секунду, чтобы поправить перчатки или набрать краску. Но как только Олег снова прикасался ко мне, то действовал мягко и аккуратно. Слишком аккуратно. Он ни разу больше не коснулся моей груди. Как будто специально обходил чувствительные соски, когда стирал излишки краски.

Мне должно было стать легче, наверно. Но — нет. Теперь я хотела, чтобы он прикоснулся, и предвкушала при каждом случае. От желания толкнуть грудь ему в руку мне стало нестерпимо горячо. Я почти не замечала зуд машинки и саднящую боль.

— Закончил на сегодня, Маш. Посмотришь?

— Угу, — выдавила я из себя, не веря, что сейчас придется расстаться.

Олег снял перчатки, подал мне руку, помогая слезть, и повел к зеркалу. Мои бабочки порхали над рунами. Я смотрела в зеркало и впервые за долгое время улыбалась, глядя на шрамы.

Олег стоял позади меня и смотрел на свою работу. Он тоже улыбался, видимо, довольный результатом.

— Они остались видны, — проговорил мастер.

— Но выглядят иначе, — добавила я.

Рука Олега поднялась, и он, едва касаясь, провел костяшками по моей шее до плеча, обвел пальцем покрасневшее место на коже.

— И ты, — проговорил он, склонившись ко мне и почти касаясь губами уха.

— Что? — не поняла я.

— Ты тоже выглядишь иначе. Глаза блестят, а не рвутся из орбит от ужаса. Мне нравится такая метаморфоза.

Я рвано выдохнула, пытаясь замаскировать стон смехом.

— Мне тоже нравится, — согласилась я с мастером. — Все нравится.

Наши глаза встретились в отражении.

Олег моргнул и сделал шаг назад. Волшебство разбилось вдребезги.

Господи! Неужели я всерьез рассчитывала, что он продолжит? Все эти знаки — лишь работа хорошего художника. Я искала именно такого, а теперь вместо радости имею наглость жалеть, что он не пытается назначить свидание в конце сеанса.

Все эти мысли были резонны и логичны, но вопреки здравому смыслу они причиняли боль

А что, если у меня на роду написано — страдать без мужского внимания. Примерно так же рассудительно я приняла и наш разрыв с Антоном. Но больно было, без оглядки на рациональность. Чувства и разум редко согласны друг с другом.

— Нужно обработать и сделать повязку, — сообщил Олег деловым тоном.

Я вернулась из своих терзаний. Вернее, я послушалась Олега и отправилась обратно на кушетку. Терзания потащились за мной. Все получилось ровно так, как я и ожидала. Едва Олег закончил работать, мне стало больно. Я понятия не имела, куда девать эту дурацкую драму.

Сев обратно на кушетку, я развела ноги, чтобы Олегу было удобнее обработать мне место тату. Поза была слишком интимной. Слишком удачной и желанной. Я то и дело облизывала губы, пока он наносил раствор и заклеивал пленкой. Хотелось впитать тепло его пальцев, чтобы оно осталось на моей коже, как тату.

Олег тешил мое вожделение, не спеша закончить. Он разглаживал пленку снова и снова, хотя она давно идеально закрыла рисунок. В завершении он заклеил мне грудь одноразовой пеленкой. А потом случилось невероятное. Его пальцы заскользили чуть ниже, обвели окружность груди, скользнули к соску. Вторая рука Олега прошлась по моей спине, гладя вдоль позвоночника. Я выпрямилась и выставила грудь вперед. Он принял это приглашение и обвел большим пальцем сосок.

Я простонала и запрокинула голову.

— Проклятье, — выругался Олег.

Боль снова обожгла, подсказывая, что сейчас все кончится. Но вместо того, чтобы отойти от меня, Олег покрутил сосок между пальцами. Он коснулся своим лбом моего и прошептал:

— Пожалуйста, прекрати это, Маш.

— Я ничего не делаю, — оправдалась я, как маленькая.

— Заставь меня остановиться. Оттолкни, — попросил он. — Я не могу сам… прекратить тебя трогать.

— Тогда продолжай, — разрешила я.

Мои слова развязали ему руки. Олег взял меня за подбородок, заставляя поднять голову, и поцеловал в губы.

Это было идеальным завершением мучительной прелюдии. Кажется, я так сильно желала и так долго ждала его поцелуя, что почти не удивилась. Его губы на моих были так идеально естественны, что я приняла движения и ритм моментально. Он целовал меня мучительно нежно. Его пальцы поглаживали соски тоже очень ласково, едва касались.

Я осторожно провела языком по его губе, и Олег тотчас шагнул вперед, смял мои губы, а заодно придвинул ближе к краю кушетки. Я подняла руки, чтобы обнять его за плечи, но между нами хрустнула пленка. Олег почти отпрыгнул от меня, разрывая поцелуй и столь желанную близость.

Он зачесал волосы пальцами, выдавая неуверенность. Но его джинсы, приподнятые в районе паха, выдавали при этом желание.

— Черт, детка. Тебе же больно, — проговорил Олег с таким надрывом, как будто страдал именно он.

— Мне больно, когда ты прекращаешь целовать, — смело выпалила я и протянула к нему руки.

Я хотела его и не стеснялась попросить. Мое тело нуждалось в его ласках. Казалось, я умру, если мы не продолжим.

— А, черт с ним со всем, — выругался Олег и вернулся обратно ко мне.

Он снова встал между моих ног, и я смогла наконец положить ладони на широкие плечи. Триумф победы смешался с порочным наслаждением в безумный коктейль. Губы Олега больше не были нежными. Он буквально врезался в мой рот, сминая и обезоруживая.

Я смеялась, как дурочка, шепча между поцелуями ему в губы.

— Безумец. Сумасшедший.

— Ты мне все разрешила, — оправдывался Олег, не давая мне пощады. — Я вряд ли смогу остановиться теперь.

— И не надо.

Он загудел напротив моего рта и спустился ниже к шее, чтобы покрыть ее поцелуями. Его руки продолжали изучать мою грудь. Теперь он пощипывал и покручивал соски, но с левой стороны действовал осторожнее и не прижимался ко мне, чтобы не касаться повязки.

Эта забота возбуждала не меньше, чем ласки на грани боли. Похоже, Олег любил острые ощущения. Похоже, я теперь тоже.

Бессовестно постанывая от удовольствия, я гладила его плечи и бицепсы, погружала пальцы в волосы и выгибалась похотливой кошкой.

— Мечтал об этом, как только расстегнул твою рубашку, — пробормотал Олег и склонил голову.

Он взял в рот сосок и сдавил его губами, пососал, отпустил, чтобы обвести языком.

Я тряслась от возбуждения. Его слова и поцелуи сносили мне разум. Олег взял в рот второй сосок и тоже пососал, а потом стал аккуратно прикусывать. Сначала губами, потом царапнул зубами, облизал и подул.

Запрокинув голову, я завыла в потолок. Казалось, он подвел меня к пику удовольствий, но я ошибалась. Как только я подумала, что лучше быть не может, Олег положил руку мне между ног. Не снимая джинсов, он стал тереть прямо через ткань. Надавливая и сжимая.

Я вцепилась в его майку и, ведомая одними инстинктами, потянула ее вверх, заставляя Олега поднять руки и раздеться. В ответ он расстегнул пуговицу у меня на джинсах. Я покрывала поцелуями его грудь, отчаянно жалея, что нет сил оторваться и рассмотреть его тату. Сейчас точно было не до этого. Олег приподнял мою попку и снял джинсы вместе с трусиками. Он бросил их на диван к рубашке.

Я прижалась лбом к его плечу, предвкушая, что он расстегнет штаны и…

Но Олег не спешил.

— Боюсь, я кончу, едва войду в тебя, — признался он.

Его искренность сбивала с ног. Хорошо, что все это время я сидела.

— Так что стоит перестраховаться.

Конечно, я не поняла, что он имеет в виду. Наверно, защиту, презерватив, но оказалось все намного интереснее. Олег присел на колени и погладил внутреннюю сторону моих бедер. Я забыла, что надо дышать, и собиралась возразить, сама не знаю почему. Но прежде, чем протест вылетел изо рта, Олег нежно раздвинул пальцами половые губы и прильнул губами к клитору.

Я чуть не упала назад от неожиданности. Олег целовал меня там, заставляя забыть все слова, забирая у меня способность мыслить вообще. Я ничего не хотела, пока он лизал и покусывал, сосал и потирал языком. Только кончить скорее.

Он протолкнул в меня два пальца, не предупреждая и не подготавливая. Это было неожиданно резко, чуть больно, но невероятно приятно. Как все наше общение. Я вдохнула, сжалась и кончила. Олег тотчас убрал руку и проник в меня языком.

Еще паря на оргазменном облаке, я слышала, словно через вату, ругательства вперемешку с извинениями. На мгновение стало холодно и пусто, но через секунду Олег снова меня наполнил.

Наши лица снова были на одном уровне. Я потянулась к его губам и целовала их. Возбуждение, утихающее секунду назад, вернулось с новой силой. Тяжелое дыхание Олега на моем лице, его губы, снова жесткие и неумолимые, мой вкус в его поцелуях. Я снова стала сжиматься, желая усилить ощущения.

Олег держал меня за бедра, смотрел в глаза и двигался. Между поцелуями он улыбался или кусал меня за шею. Я вскрикивала от каждого толчка, которые были не менее жесткими, чем поцелуи.

— Пообещай, — рыкнул Олег, едва разжимая губы. — Обещай, что кончишь для меня. На моем члене, малыш.

Я бы сделала это через минуту, но у нас ее не было.

— Пообещай, — потребовал он снова, игнорируя мои стоны.

— Да, обещаю, — прошептала я.

Он стиснул мои бедра и кончил через секунду. Я сжалась, чтобы продлить его удовольствие. Олег охнул. Покачав головой, он чмокнул меня в нос.

— Нужно избавиться… Я в туалет на минуту, угу? — проговорил Олег, аккуратно отстраняясь.

Я опустила глаза и увидела его член в презервативе. Капец, не заметила даже, когда он его надел. Не попросила, не спросила вообще о защите.

— На минуту в туалет, — повторил Олег и быстро ушел в уборную.

Едва хлопнула дверь, я мгновенно протрезвела и прыгнула с кушетки, схватила свои джинсы, натянула, сунула руки в рукава рубашки и завязала ее узлом на животе. Кеды я надевала уже на улице, убегая прочь от тату-студии.