Тайны и ложь

Аля Кьют (2024)

После смерти мужа я узнала, что у него была вторая семья. Любовницей оказалась секретарша. Банально до безобразия. Она родила ему двоих детей, и мой покойный благоверный, оказывается, оставил им наше общее дело. Даже это я смогла бы пережить. Но на оглашение завещания явился младший брат моего мужа. Ему тоже теперь принадлежит часть бизнеса, который я создавала все эти годы. Мы не виделись пять лет. Ждать от Мирона помощи точно не стоит. Но только он ее и предлагает.

Глава 2. Друг в беде не бросит

С Катей мы дружили сто лет, еще со школы. Мою творческую натуру она всегда уравновешивала железобетонной логикой. Мы с ней были как Инь и Ян. Степа даже шутил, что я зря вышла за него. Надо было стать женой Кати.

Эта мысль показалась извращенно привлекательной в сегодняшнем контексте. Катя не стала бы спать с Наташей и физически не смогла бы иметь от нее детей. А еще Катя юрист и обязана меня спасти от лишних наследников.

— Ну как ты, Крис? — спросила Катя, присаживаясь за стол.

Она сняла берет и растрепала дикие кудри. У меня всегда были прямые волосы, и я отчаянно завидовала Катькиным пружинкам. Она те же эмоции испытывала к моим волосам.

— Все так же я, но с новостями.

— И новости, кажется, паршивые, раз срочные, — догадалась Катя.

— Из разряда мифологии, — согласилась я. — Пожалуйста, посмотри и скажи, что я сошла с ума.

Я показала ей фото Степы с мальчиками, которое заново нашла, пока ждала подругу.

— Ой, — Катя подпрыгнула на стуле, задела коленкой стол.

Мой кофе выпрыгнул из чашки и наплевал на стол каплями.

— Черт, извини. Я не ожидала.

Я взяла пару салфеток и сказала:

— Да бог с ним. Скажи про детей мне…

— Что сказать, Крис? Это племянники какие-то? Так похожи на Степку пацаны.

Нет, я не сошла с ума, к сожалению.

— Кажется, это его дети.

Я показала ей фото с Наташей.

— Его секретарша? Серьезно? — Катя качала головой и морщила нос, как будто здесь плохо пахло. — Откуда ты все это взяла?

— Наташа пришла ко мне сегодня с заявлением на увольнение. Наговорила всякого про меня, про него, про детей. И…

— Мало ли что она наговорила, — выступила в роли адвоката Катя.

— Да, я тоже так подумала, но потом ко мне пришла бухгалтер и сказала, что Наташе положено шесть окладов при увольнении.

— При увольнении по собственному? — переспросила подруга. Кажется, в это ей верилось даже меньше, чем в измены Степы. — Что это за бред?

— Распоряжение Степы.

— Твою ж…

Катя прикусила губу.

— Шесть месяцев, Кать. До вступления в наследство, понимаешь? — продолжила я набрасывать дерьмовые новости на вентилятор.

— Необязательно, — опять обнадежила меня Катерина.

— Наташа сказала, что он оставит все ей и детям.

— Так и сказала?

— Дословно. Это цитата. Дом, галерея, деньги и картины. А еще она не будет меня терпеть и выгонит на улицу.

Катины глаза вращались, как у хамелеона. Она схватила бутыль с водой, налила себе и выпила залпом.

— Слушай, это бред какой-то, Крис. Степка не мог. Ты бы знала! Он ведь — рубаха парень… был. Душа на улице, вода в жопе не держится. Худший шпион на свете.

— Знаю, но куда пришить детей, Наташу и распоряжения Степана?

Катя пожала плечами. Впервые в жизни я озадачила подругу настолько сильно. Обычно на все мои самые сложные вопросы она умела накидать несколько смелых вариантов. А теперь Катя не знает.

Что, нахрен, происходит? Куда катится мир?

И тут меня осенило!

— Каширка, Кать, — вскрикнула я.

На меня обернулись люди за соседним столом. Я робко им улыбнулась, извиняясь.

— Каширка, понимаешь? — повторила я тише.

— Не очень, — тоже тоном заговорщика откликнулась Катя.

— Ему нечего было там делать. Степа должен был улететь из Шереметьево.

— Да, Каширское шоссе совсем в другой стороне, — согласилась подруга.

— А если он никуда и не собирался ехать? В смысле в аэропорт… Если он поехал к ней?

Я снова полезла в телефон, и Катя спросила:

— Что ты ищешь?

— Ее адрес. Пална не должна была удалить файл сотрудника. У меня есть доступ.

Я быстро нашла информацию о Наташе, скопировала ее адрес и вбила в поиск, открыла карту.

Сомнений не осталось.

— Он ехал к ней, — поняла и Катя, глядя вместе со мной на экран. — Ну и пистон.

Она взяла меня за руку и крепко сжала.

Я качала головой, не веря в реальность происходящего. Как будто кто-то вернулся в прошлое и поломал принципиально важный момент.

Но еще больше меня пугало будущее, которое вытекало из моей сломанной реальности.

— Катя, а если она угрожала не впустую? Что я могу сейчас сделать? Я все-таки жена. Мне покажут завещание?

Катя покачала головой.

— Боюсь, что нет, дорогая. Его огласят в стандартном порядке. Ты сможешь оспорить. Будем упираться, а что если дети не его.

Я рассмеялась.

— Ты же видела их. Как под копирку маленькие Степки.

— Ну и что. Запретишь эксгумацию, и никакая экспертиза не установит.

— Боюсь, у Наташи есть и другие аргументы.

Катя вынуждена была согласиться.

— Учитывая, что на ее странице в открытом доступе фотки Стёпы с детьми… Да что б ее! Как она могла их выставлять? Откуда такая наглость?

Я не стала рассказывать ей о Наташе больше.

— Видимо, она долго терпела мое существование, — проговорила я нейтрально.

— Непонятно, почему Степан тебя терпел? Кто его держал? Ушел бы и жил с детьми. Козел. Ох, про покойников хорошо или ничего… — осеклась Катя.

Я промолчала снова. Про Степана мне тоже было что сказать и про свою роль в его жизни и нашем бизнесе. Я очень надеялась, что брак будет хорошим аргументом, если Наташины угрозы сбудутся на оглашении завещания.

— Что ты мне посоветуешь? — спросила я Катю, стараясь не терять надежды.

— Ждать. Если все дерьмово, то будем судиться. Я не верю, что Степка мог оставить тебя без содержания.

Я сжала свободную руку в кулак. Катя ничего не знала о галерее и моей ключевой роли в ее создании. Не знала о коллекции картин на миллионы. Она не очень интересовалась искусством и моей работой. Даже лучшая подруга видела во мне просто жену арт-дилера.

Меня это устраивало. Степу — очень устраивало. Я не претендовала на лавры, просто делала любимое дело. Кто бы мог подумать, что скромность сыграет такую жестокую шутку.

Мне снова стало душно. Я допила кофе и попросила:

— Давай пройдемся? Или лучше поехали ко мне? Выпьем вина, поговорим. Не хочу сидеть дома одна.

— Конечно.

Катя вывела меня из кофейни за руку, как маленькую. Ветер снова немного отрезвил. Я, как взрослая, вызвала такси и жадно дышала, пока машина подъезжала.

Мы доехали быстро, минуя пробки. Дом встретил холодной темнотой, но это было знакомо. Мы со Стёпой немало времени проводили отдельно друг от друга. Я отлично себя чувствовала одна, но сегодня нужна была компания Кати.

Я включила свет и сразу прошла в подвал за вином. Коллекционные бутылки лежали отдельно. Степа брал некоторые, чтобы открыть лет через пять, некоторые — через десять. Он разбирался в вине, а я просто знала, какие люблю, а какие нет.

Возвращаясь, я увидела, что Катя так и стоит в гостиной около моего портрета над камином. Я встала рядом и улыбнулась.

— Невероятный портрет, — сказала Катя. — Сто миллионов раз у вас была и каждый раз, как в первый, смотрю на эту картину.

Я с удовольствием согласилась.

— Да, я тоже, Кать. Моя любимая работа Степы. Он тут гений.

— Влюбленный в тебя гений, Крис, — добавила она. — Это не просто портрет, а признание в любви. В голове не укладывается, что у него был кто-то еще. Степка боготворил тебя.

— Нет смысла сейчас это обсуждать, — сникла я. — Давай выпьем.

Катя прошла на кухню и достала бокалы. Мы с ней чаще всего сидели именно здесь, а не в гостиной.

— Оу, какое старенькое, — оценила подруга пыльную бутылку. — Думаешь, он был бы не против?

— Думаю, ему все равно, — ответила я, вынимая пробку.

Я разлила вино и достала из холодильника сыры.

Чокаться не было настроения. Катя пригубила, причмокнула одобрительно и сказала:

— Терпкое какое.

— Да, долго зрело в бочке. Танины яркие. Степа хотел открыть его на новый год.

— Значит, просто время пришло? Ты не делаешь это из-за злости? Из мести?

Я рассмеялась.

— Конечно, нет, Кать. Если честно, я и не злюсь. Больше удивляюсь всему этому безобразию.

— Ну уж… — фыркнула Катя. — Конечно, ты злишься. Он изменял тебе, родил двоих детей. Сплошная ложь, Крис. Злиться — это нормально. Даже я на него злюсь сейчас.

Я сделала большой глоток и оценила букет вкуса. Очень солнечное, фруктовое вино, но при этом с ярким послевкусием дубовой бочки.

Никакой злости во мне не плескалось. Только потрясающее красное из Тосканы. Я решила признаться Кате в своих ужасных подозрениях.

— Мне кажется, я сошла с ума.

Кусочек сыра выпал у Кати изо рта. Она подавилась воздухом, кашлянула и хохотнула.

— Скажешь тоже, Крис. Не пугай меня.

— Я сама себя боюсь, Кать. Это ненормально все. Я действительно сумасшедшая.

— Почемуууу? — протянула подруга, продолжая игнорировать мою серьезность. — Ты нормальная, как всегда..

— Вот именно. Я не плачу, не чувствую боли утраты, скорби. В первые дни не до рыданий было. Оказывается, похороны организовать — это адский геморрой. С любой выставкой меньше хлопот. Думала, после кладбища спокойно поплачу, но ни капли не выдавила из себя. А Наташа…

— Что Наташа? — переспросила Катя.

— Я должна была рассвирепеть, услышав ее потрясающие новости. Но единственное, что меня злит, — это ее угрозы забрать у меня галерею. Я расстроилась, да. Из-за денег, Кать. Из-за сраных денег и бизнеса, а не потому что мой муж умер. Не потому что он жил несколько лет в другой семье. Со мной что-то не так. Определённо. Я должна истерить, рыдать, рвать и метать. А вместо этого сижу с тобой и спокойно дегустирую прекрасную резерву Монтепульчано*.

Я уронила голову на руки и запустила пальцы в волосы. Очень хотелось заплакать, но глаза продолжали оставаться сухими.

— Все с тобой нормально, — попыталась утешить меня Катя, пересев на стул поближе. — Просто твой мозг включил защитную реакцию на горе. Называется диссоциация. Это неосознанный процесс, когда мышление отделяется от сознания и позволяет тебе продолжать существовать в обычном режиме. Всего лишь эволюция, а не сумасшествие, Крис.

Я всхлипнула сухим носом, отпустила голову и взглянула на Катю с надеждой.

— Точно?

— Конечно. У тебя столько потрясений за несколько дней. Разумеется, включилась защита. Иначе можно умереть от горя.

Умирать от горя я точно не собиралась. Но и мое существование было не очень похоже на жизнь. Я действительно просто продолжала трепыхаться в обычном режиме. Как будто Степа был не моим мужем, а, например, начальником. Наташины упреки оказались весьма точны.

Вот она горевала, как жена, а я…

Если я не сошла с ума, то со мной точно что-то не так.

Чтобы отвлечь меня, Катя принялась болтать обо всем и ни о чем.

Я не стала возвращать ее к моим баранам. Но все тот же рациональный мозг подсказал, что мое сумасшедшее спокойствие и равнодушие началось еще до Наташи.

Возможно, оно началось до смерти Степы.

А что если я сама умерла раньше, чем он.

Кате этого знать не стоило.

Мы пили вино, ели сыр, болтали, даже немного смеялись. Благодаря подруге я чувствовала себя живой. Мы застряли на кухне до ночи. Катя уговорилась остаться на ночь. Я пошла постелить ей в гостевой комнате.

— Кстати, Мирон не объявился? — спросила она, пока я доставала белье из шкафа.

Меня моментально прошила вспышка гнева.

— Нет! — рявкнула я.

— Ты ему звонила? — не унималась Катя.

— Конечно, звонила. Он все-таки его родной брат. Личный номер вне зоны. Агент сказал, что этот придурок ушел в горы и не отвечает на телефон. Диджитал-детокс у него для вдохновения. Сволочь.

Я швырнула наволочку в сторону, чтобы застелить Кате простыню.

— Воу, ты чего завелась, киса? — сразу заметила она мое раздражение.

Идея затащить Катерину к себе на ночь сразу перестала мне казаться удачной. Она слишком хорошо меня знала и моментально заметила вздернутые нервы.

— Я не завелась. Просто бесит его безответственность и эгоизм. Только Мирон Бероев так умеет. Его не волнует никто, кроме себя самого.

— Ты злишься на него?

Катя снова попала в яблочко, и меня это взбесило окончательно.

— Конечно, я злюсь. Он единственный близкий родственник Степы, Кать. А я не могу ему сказать лично. Он не был на похоронах и узнает о смерти брата от агента, скорее всего. Что за дерьмо, а?

— Я не об этом, — очень загадочно продолжила Катя. — Ты злишься на него за ту историю. Когда вы учились в универе.

Я почувствовала, как щеки вспыхнули. Воспоминания обожгли стыдом, болью и обидой. Я вдохнула глубоко, чтобы не всхлипнуть. Мне удалось сохранить невозмутимость с трудом.

— Глупости, — соврала я. — Сто лет прошло. Мне плевать.

— Точно? Тебя трясет прям как… тогда.

Катя забрала у меня вторую подушку, и сама засунула ее в наволочку. Я и не заметила, что руки дрожат. Пришлось спрятать их в карманы брюк.

— Глупости, — повторила я. — Я… Мне… Мне просто хотелось хоть какой-то поддержки от близких Степана. Нелегко быть сильной среди всего этого кошмара.

— Ох, конечно. Бедный ты мой человек.

Катя обняла меня, растёрла ладонью спину. Я тоже сжала ее покрепче, чтобы скрыть дрожь. Все мое тело вибрировало из-за разговора о Мироне. Из-за воспоминаний о самой ужасной ночи в жизни.

Я вздрогнула.

Самой ужасной ночью должна быть та, когда умер Степа. Но даже сейчас я так не считала. Первое место среди ужасных ночей занимал Мирон. Оттуда даже мёртвый брат его не скинет.

Если честно, я даже обрадовалась немного, что Мирон отшельничал в горах без телефона. Вряд ли я смогла бы достойно проводить мужа в последний путь при его брате. Мы бы обязательно поругались в морге, у гроба, на кладбище, на поминках.

Пусть Мирон ищет просветление в Тибете. Или где он там? Я пыталась его найти. Моя совесть чиста перед Степой.

Оставив Катю, я скорее пошла к себе. Приняла душ, нарядилась в уютную пижаму и запрыгнула под одеяло. Меня все еще трясло. Я закрыла глаза и заставила себя расслабиться, забыть о Мироне, очистить разум и уснуть.

Степа и так подкинул мне проблем. Я не имею права проваливаться в прошлые переживания. Хватит и настоящего вместе с туманным будущим.

Засыпая, я призналась себе, что короткий разговор о Мироне вызвал у меня слишком много негативных эмоций.

— Вот бы так из-за Наташи рассвирепеть, — прошептала я себе под нос. — Или чтобы мозг блокировал эмоции на Мирона. Хрена с два мне так повезет.

Я зажмурилась и почти сразу уснула.

* Резерва (Reserva) — выдержка вина в дубовой бочке минимум 1 год для красных и шесть месяцев для белых и розовых.

Монтепульчано д’Абруццо (итал. Montepulciano d'Abruzzo) — итальянское сухое красное вино, производимое в области Абруццо. Производится из одноимённого сорта винограда монтепульчано.