«Загадка старого зеркала». Историко-психологическая повесть

Альфира Федоровна Ткаченко, 2020

Авторы из г. Усолья-Сибирского представили вам книгу "Загадка старого зеркала", где вы можете еще добавить знаний об истории города в период с 1877 года по 1937 год. Этапы истории правления царя Александра 3, Николая 2, Первая мировая война 1914 год, революция 1917 года, годы восстановления народного хозяйства в Сибири, период НЭПа, раскулачивание – продразверстки и жизнь простого народа. Авторы: Альфира Ткаченко и Валерий Лохов прекрасно владеют информацией, которую они использовали в создании книги "Загадка старого зеркала". Часть зеркал написаны Альфирой Ткаченко, часть зеркал Валерием Лоховым. Мы постарались показать ту картину жизни народа, которая была на самом деле в Сибири. Воспоминания родственников, живших с периода 1877 года – 91 года показали, что происходило на самом деле в этом уголке. Предлагаю познакомиться с книгой "Загадка старого зеркала". Мы постарались подготовить новую форму для читателей при создании книги "Загадка старого зеркала".

Зеркало 2:

Колдунья — Девочка Аглая

Девочка пробежала еще раз по дорожке возле дома, где жила старая бабка, которую все в деревне называли колдуньей и боялись ее. Яркое солнышко освещало все вокруг, и скользнула по окну дома. И только сейчас Аглашка увидела, что из окна на нее смотрит злая колдунья и зовет ее к себе. Испугавшись и озираясь по сторонам, девочка посмотрела еще раз на окно и осторожными шажками подошла к воротам, из потрескавшихся досок. Она открыла их и вошла во двор. Аглашка еще ни разу не была у колдуньи, да и какие девчоночьи игры могли ее занести в этот конец деревни. Двор, с местами пожухлой, местами яркой зеленой травой, показался девочки страшным. Она прошла по вытоптанной тропинке к дому и ступила на первую ступеньку, которая, как ей показалась, что вот-вот рассыплется, когда на нее наступишь. Доски на ступеньке были старые, потрескавшиеся, с обшарпанными углами и сквозными дырами. Девочка поднялась на вторую ступеньку и затаила дыхание, как ей было тяжело подниматься на крыльце старой бабки, которую все жители деревни обходили стороной. А когда проезжали или проходили возле ее дома, крестились и, чертыхаясь, старались быстрее преодолеть его, посылая проклятья.

Аглая, осмелившись, протянула руку к ручке двери, и ей показалось, что дверь почти невесомая. Так легко она открылась, словно было сделана совсем из досок. Потрескавшиеся, с длинными ворсинками древесины, местами зияющие дырами, доски на двери были легкими. Девочка открыла дверь и очутилась в темной комнате. Широко открыв глаза, быстро моргая, она смотрела на старую бабку. Та, сидевшая на табуретке, такой старой и обшарпанной, попросила не приятным скрипучим голосом ее:

— Девочка, помоги мне. Мне надо проветрить траву, которой я лечу людей.

— А-а-а, вы лечи-и-те людей? — глаза у Аглашки открылись еще больше, и она рассматривала жилище и бабку.

Старый черный сундук стоял у печи, давно не беленой и с черными тараканами, бегающими нагло по всей комнате. Возле окна стоял давно не мытый стол. Бабка, старая и грязная, с нечесаными волосами и крючковатым носом, смотревшая на девочку белесыми белками глазниц, сидела на табурете. Она еще раз вздохнула, издавая противный запах из ее рта и попросила:

— Помоги мне проветрить вот эту траву, которой я буду лечить людей.

— Хоро — о — о-шо, — прошептала девочка и стремглав выскочила за дверь. Немного отдышавшись, она задумалась, ей сразу выкинуть вонючую траву, от которой разило не только давно не мытым жилищем, но каким-то запахом, гниющего и мертвого тела.

Зажав нос и промчавшись по крыльцу, она бросила пучок травы на поручень и умчалась за ворота.

Зеркало 3: Гражданская война — Путевка

В этот день супруги проснулись рано, с восходом солнца, которое никогда не просыпается само по себе, а будит засонь, пуская свои лучи через окна прямо в глаза. Обычно они спали в разных кроватях, но иногда оказывались в одной.

Утром недвусмысленно улыбались друг другу, глядя влюбленными, такими родными глазами, словно впервые встретившись. И хотя это случилось давным-давно, каждое такое возвращение в реальную жизнь радовало их более, чем сновидения, которые по причине некоторой греховности каждого в юности были порой не очень приятны. Женились-то поздненько, когда обоим было за тридцать, и каждый успел попробовать начало взрослой жизни, не обременяя себя супружескими обязательствами и клятвами верности.

Открыв створку окна, Аполлинарий произнес:

— Красота невиданная! Редко такие зори бывают над Ангарой. Таня, подойди, полюбуйся этой красотой.

Супруга, все еще лежа в кровати, произнесла:

— Налюбовалась уже за эти дни. Ничего особенного нет. У нас в Иркутске такие же, ничем не хуже.

— Нет, Танюша, здесь особенные. И воздух совсем иной, не то, что у нас. Погода обещает быть солнечной, теплой. Что мы с тобой планировали на сегодняшний день? Я что-то запамятовал.

Но супруга никогда и ничего не забывала.

— Идём в город. Надобно посетить церковь. А то скоро домой возвращаться, а мы так и не побывали в ней.

— Да-да, — подтвердил Аполлинарий, — вспомнил.

Хотя и много лет вместе, а два государства так и не стали полностью единым. Отношения между супругами то портились, то налаживались, порой переходя в идиллию. А пограничные столбы то сдвигались вглубь одного государства, то наоборот. Иногда они, словно призраки, вообще исчезали, и пересекать границу становилось возможным безо всякого на то позволения и визы.

Сегодня день воскресный и большая часть лечебных процедур на курорте отменена. Многие курортники отдыхали в корпусах. Супругам повезло, и они получили отдельный номер на двоих в спальном корпусе курорта. Конечно, за серьезные деньги. Но были счастливы, несмотря на траты.

Аполлинарий надеялся расстаться с тростью. Очень уж болел коленный сустав. Позавтракав в столовой курорта, супруги не спеша направились в город.

Татьяна Дормидонтовна, дама бальзаковского возраста, не скупилась на наряды и была в красивом темном платье. Но, зная, что необходимо посетить церковь, на голову надела скромный, черный платок. Муж в темном костюме и шляпе, при трости, придаваемой особый шарм, выглядел настоящим Аполлоном. Как и положено супругам бывать на людях. Татьяна держит мужа под руку.

Отойдя от ворот курорта «Усолье» метров на двести и увидев купола церкви, Аполлинарий попросил супругу:

— Танюша, давай остановимся. Что-то нога разболелась. Постоим немножко.

Нога, конечно, немного побаливала, но его остановили внезапно нахлынувшие воспоминания о том, как он впервые оказался в селе Усолье, как раз на том месте, где они сейчас находились, на улице Большой базарной. Она тогда так называлась. И это врезалось в память навсегда.

Картина давно минувших дней почти мгновенно вспыхнула и пронеслась в сознании, словно это случилось совсем недавно…

… Гражданская война шла к окончанию. Стояла морозная зима 1920 года. Бойцам мало помогала их форменная одежда — будёновка и шинель. Трещавшие морозы и пронизывающий ветер доставали до самой последней клеточки тела. Спасали от этого только молодость с оптимизмом. Да еще вера в победу и лучшую жизнь в будущем.

Он служил во взводе разведки 5-й Армии красных войск под командованием Блюхера. Шли буквально по пятам отступающей Белой армии под командованием адмирала Колчака в сторону Иркутска.

В тот день стояла яркая солнечная погода. Обильные снегопады и трещавшие морозы приостановились. Миновав по льду замерзающую реку Белую, он в составе головного взвода втянулся в село Усолье. Шли к нему быстро, то галопом, то наметом по Бадайской дороге. Да и улица называлась также, что и деревня Бадай, оставшаяся далеко позади. От быстрой езды у Аполлинария закололо в животе, а от взмыленных лошадей шел пар. Человек двадцать взвода конной разведки, миновав низину, поднялись на пригорок и двинулись далее, отдыхая от бешеной скачки.

Вот и улица Полицейская. Ее название настораживало бойцов, и ребята, часто и внимательно осматриваясь по сторонам, держали карабины наготове. Миновали ворота с большой и красивой вывеской «Курорт «Усолье»» и, круто свернув в правую сторону, двинулись далее по наезженной дороге улицы Большой базарной. Уже видны шатровые купола церкви с крестами на их вершинах, блестевшие от лучей яркого солнечного света. На этом благодатная, мирная идиллия закончилась.

Неожиданно раздался рой, просвистев, а затем и треск длинной пулеметной очереди, накрывшей выехавших всадников, находившихся уже поблизости от церкви. Вскрикнули люди, дико заржали лошади.

Пули следующей очереди вздыбили снежные фонтанчики на дороге, шлепались и впивались в стены домов. Привыкшие к таким ситуациям бойцы кинулись под защиту домов и заборов, где пули не смогут их достать.

Двое бойцов были срезаны мгновенно и свалились с лошадей в снег. Раненые лошади понеслись вдаль улицы, вынося под огонь пулемета своих седоков. Командир взвода быстро сориентировался и скомандовал:

— Спешиться! Укрыться и дальше не продвигаться!

Оглядев своих бойцов, приказал:

— Аполлинарий, за мной! Пулемет бьет с колокольни церкви.

Меж домов, оградами с высокими заборами, они вышли на следующую улицу и, укрываясь за строениями базарной площади, проникли за церковную ограду.

Догадливые бойцы понимали, что необходимо отвлечь внимание стрелявших с колокольни, чтобы те не заметили подкрадывающихся бойцов и, рискуя жизнями, по очереди вели огонь по этой огневой точке.

Прячась за строениями в ограде церкви, Аполлинарий с командиром оказались у входа, который, на их счастье, оказался не запертым. У колокольни три этажа — приличная высота, позволяющая хорошо просматривать местность. Пытаясь не шуметь, они двинулись по винтовой лестнице. Вот и дверь, ведущая на самый верх. Она приоткрывается, и высунувшаяся рука бросает гранату. Аполлинарий и взводный успевают выстрелить в сторону врага. Граната, стукнув о ступеньку, полетела вниз.

Раздался взрыв, не причинивший никому вреда. Лишь Аполлинарию, словно иглой, ужалило в ногу.

Их выстрелы были точны, и они, войдя на площадку, увидели всю картину произошедшего. Неподалеку от входа лежал человек с большим крестом на шее, в меховой шубе и зажатым в руке маузером. Шапка рядом с прострелянной головой, лицо окаймлено большой седой бородой.

Тут же, среди стреляных гильз, находился пулемет «Гочкис», французского образца, узнаваемый по большому стволу.

— Мертв, — произнес взводный, — захвати пулемет, уходим.

… Всё это пронеслось одним мгновением и отошло куда-то в глубины памяти. Аполлинарий взглянул на Татьяну, и тут же память, словно зеркало, вернула его вновь к тем давним событиям…

Его взвод вместе с иными бойцами разместился на ночевку в одном из помещений курорта. Усталые, промерзшие ребята, найдя силы напоить и накормить своих верных помощников лошадей, разместились в столовой, ожидая, что их хоть чем-нибудь накормят. Взводный ушел ходатайствовать, а они сидели за столами, поглядывая по сторонам. Отвыкли от благ цивилизации. Все делалось бегом, на ходу. А тут так тепло и уютно!

Вошел командир с тремя молодыми девушками. Они принесли долгожданный ужин в бачке. Молодые поварихи расставили чашки, ложки, разложили по тарелкам хлеб.

Но взгляд Аполлона устремился не на вкусно пахнущую щами чашку, а на ту, которая ему ее наполняла черпаком из бачка. Он увидел ее, Татьяну. Конечно, имени он еще не знал, но что влюбился в это ангельского вида существо, понял сразу, с первого взгляда на нее. Что происходило с ним в эту минуту, он помнит слабо. Чары любви охватили его полностью, лишив возможности соображать и говорить. Он механически вместе со всеми ел щи, пил горячий чай с сахаром и всё норовил вновь увидеть свою избранницу, обслуживающую вместе с другими девушками красноармейцев.

Утром необходимо идти дальше. Покормив бойцов, девушки намеревались отправиться на кухню. Не выдержал Аполлинарий такой несправедливости.

"Не могу я ее потерять. Иначе, зачем жить?!"

Он решительно направился за девушками и вошел на их рабочее место. Ту самую увидел сразу и предстал перед ней во всей своей красе, в будёновке со звездой, с шашкой на поясе и карабином за плечом.

Девушка видит перед собой молодого рослого парня с розовыми щеками и серыми глазами, почти бездумно смотрящими на нее. Она все поняла и приветливо улыбнулась ему, дав понять, что его намерения не напрасны. Растаяло прибитое Амуром девичье сердце при встрече такого красавца. Но надо выходить из создавшегося положения.

— Вы что, Аника-воин, на кухне патроны забыли? — разрядила обстановку девушка.

Нашелся, что ответить Аполлинарий, хотя и с трудом.

— Нет, чуть сердце свое здесь не оставил.

Он неотрывно смотрит на нее, ища хоть какого-нибудь ответа.

— Вот отвоюетесь, приезжайте к нам на курорт, подлечим.

— Обязательно приеду. А как ваше имя?

— Татьяна. Можно просто Таня.

— А я Аполлинарий.

Пора уходить, труба зовет. Понимает это он, но как хочется остаться…

… Словно издали слышит голос жены:

— Аполлинарий, ты чего молчишь? Посмотри по сторонам, какой сегодня чудесный день!

— Да, да, — отвечает он и оглядывается вокруг. Они проходят мимо двухэтажного здания.

— Это улица Депутатская, а этот дом, — она показывает рукой в сторону величавого дома с двумя львами у входа, — центр города.

На фасаде вывески: «Районный Совет рабочих и крестьянских депутатов» и вторая «Усольский районный комитет КПСС».

— Давай, посетим базар, — предлагает Татьяна.

— Как без него, — соглашается Аполлинарий.

Торговая площадь рядом, сразу за церковной оградой, вдоль которой они также идут. Несмотря на ранний час, народу уже полно. То тут, то там выкрики, зазывающие покупателей. Здесь множество ларьков, лавок и торговых рядов. А сегодня воскресный день, и из соседних сёл прибывало немало крестьян со своей продукцией, создавая дополнительную суету и ощущение жизни. Чего только нет на прилавках! Аж глаза разбегаются от такого богатства и разнообразия. Здесь полушубки с пиманами, шорные изделия, кузнечные и столярные. А от продуктов аж лавки ложатся от изобилия и красоты. Главными достояниями базара был, конечно, дежурный милиционер, степенно прохаживающий меж торговыми рядами с наганом на боку и перекрещенными ремнями на френче, вызывающим трепет и уважение к властям.

Идут супруги меж рядов, приглядываются и прицениваются к товарам. Уйти без покупок никак нельзя. Это равно тому, что взять вольный грех на свою невинную душу. Здесь Аполлинарий полностью полагался на вкусы своей супруги, искушенной на приготовлении завтраков и обедов. Да по домашнему уюту она не забывала, покупая, что необходимо, а порой и не нужное. Разве поймешь здесь женщин? Благо, что позволяли возможности. Зарплата у Аполлинария солидная. Как-никак начальник цеха. И тут его внимание привлекла вывести на одном и павильонов «Комната смеха».

— Таня, зайдем, — показывая на это заведение рукой, предложил Аполлинарий супруге.

Не очень хотелось ей выглядеть смешной или даже уродливой в глазах супруга. Не дай Бог еще разлюбит ее такую.

— Пойдем, только по одному. Иди первым. Сейчас куплю билеты.

Идет Аполлинарий по комнате, любуется изображением людей, чтобы как-то отвлечься и повеселиться. Вот он в одном из отражений видит себя худущим, коим никогда еще не видел себя. А в другом — очень толстым, словно буржуй с карикатуры. На этом — толстозадый, словно долго сидящий бухгалтер. А вот у него могучая грудь, как у Ильи Муромца, а здесь — большая голова, как у Соловья-разбойника. И еще много отражений от кривых зеркал, где он то рукастый, то мордастый, то длинноногий. Невольно улыбка появлялась на его лице, надо сказать, весьма серьезного человека. Но на выходе висит обычное зеркало. При виде себя в нем Аполлинарий успокоился и остался доволен от посещения этого веселого заведения.

— Твоя очередь, — говорит он Татьяне и хитро улыбается.

Видя довольного супруга, она смело шагнула в двери комнаты. Воскресный отдых есть отдых.

По площади снуют мальчишки, что-то кричат меж собой. Вдруг один из них буквально налетел на него. Хотел было схватить хулигана за шиворот, но не успел. Тот быстро отстранился от него и бегом подальше, только грязные пятки замелькали.

Аполлинарию показалось, что жена засмотрелась на свою красоту — слишком долго тянулось время в одиночестве. Он решил посмотреть время и сунул руку к тому месту, где у него висели карманные часы, поблескивая золоченой цепочкой. А там их нет! Рука ощутила пустоту и во второй раз, еще не веря в случившееся. Чуть ли не ужас охватил Аполлинария от утери такой дорогой для него вещи.

Как только шок прошел, он осмотрелся, ища глазами милиционера, которого видел не так давно. Тот находился неподалеку, степенно прохаживался меж рядами, держась руками за кожаный форменный ремень. Аполлинарий быстро направился к нему и, подойдя, попросил разрешения:

— Товарищ милиционер, можно к вам обратиться? У меня проблема.

Блюститель порядка вопросительно посмотрел на гражданина, ему пока незнакомого.

— Обращайтесь. Я вас внимательно слушаю.

— Товарищ милиционер, у меня украли часы.

— А может статься, что вы их утеряли?

— Нет. Они на цепочке и выпасть из кармана никак не могли.

— Хм. А что-нибудь необычного с вами не произошло?

— Да нет, ничего. Разве что мальчишка беспризорный случайно налетел на меня.

— Так и знал, что шпана орудует. А особые приметы у часов имеются?

— Да, там гравировка имеется. Наградные они, потому и ценны. Губчека наградила меня за хорошую работу. Лично товарищ Ян Строд.

Милиционер все сразу понял без дальнейших слов.

— Приходите часикам к пяти в отделение. Я полагаю, что мы их сыщем. Вы знаете, где расположена милиция?

— Да, знаю.

— Вот и хорошо. Идите пока по своим делам, не беспокойтесь.

Вышедшая из комнаты смеха Татьяна, отыскав глазами супруга, окликнула:

— Аполлинарий! Я уже свободна.

Они направляются в сторону ворот церковной ограды, вырисовывающейся не аркой, а похожими на букву «П». У входа в ограду множество различного люду, как обычно в выходные дни. Их задача — не посетить храм, а встретить желающих это сделать. Среди них калеки, нищие, просто попрошайки, рассчитывающие на добрую, щедрую русскую душу и толстый кошелек.

К супругам подошла старая цыганка и предложила:

— Красавец, дай руку, всю правду скажу.

— Я и сам знаю о нас все, что было.

Взгляд черных, цепких цыганских глаз говорил о том, что просто так от нее отделаться будет трудно.

— Танюша. Дай ей рубль, безо всякого гадания.

— Ага, рубль. Это много, хватит и полтинника.

Татьяна достает из кошелька монету и передает ее ясновидящей.

— Вот, возьми и не приставай. У нас нет времени.

Едва отделались от цыганки, как подошел странный мужик в ветхой одежде.

«Юродивый, — догадался Аполлинарий, — этого можно выслушать».

Курносый, заросший щетиной, в неряшливой одежде мужик уставился на него. Тыча указательным пальцем, заговорил:

— Вы, коммунисты, скоро разрушите этот храм. Спасская церковь перестанет существовать. Камня на камне не оставите здесь. Все отойдет бесову отродью, разберут и растащат.

Молчит Аполлинарий. Очень тяжело и необычно слышать такое из уст юродивого, обычно вещавшего правду-матку. Но этот разговор прервал звон колоколов, идущий с высоченной, трехэтажной колокольни.

Конец ознакомительного фрагмента.