Железный шип

Альгис Будрис, 1967

Глава четвертая

1

— Ну, значит, Второй, ты добыл его, эдакого мясистого, — сказал ему Салс Мовери, молодой, но вполне уже оперившийся фермер. Было время, когда Мальчик Джексон и Мальчик Сэмсон, кем был Мовери в ту пору, дружили, были приятелями по играм. Примерно тогда же Дорри Ольсон овдовела и сделалась Дорри Филсон. Мальчик Сэмсон решил, что ему позволено говорить об этом при Мальчике Джексоне вслух и это в тот же миг стоило ему его имени, ждать пришлось не долго; удержаться же с другими готовящимися в Почтенные с только что сломанными ребрами никому еще не было под силу.

И вот теперь он тоже здесь, потный с огромными глазами — как же, дотронуться до Почтенного, такая честь — а в его глазах нет злобы, нет совсем.

Тем же вечером вокруг Шипа должно было состояться пиршество — поедание свежеубитого амрса. Согласно ритуалу, Джексон Второй должен сам выбрать тех, кто достоин отведать мясо птицы, а значит и разделить победу Джексона. Персонально приглашенные на трапезу выбирались из числа тех, кто — как считалось — в годы юности свежеиспеченного Почтенного проявлял по отношению к нему особую благосклонность и внимание. Выбор «нужных» людей — занятие не простое. Непонятно, какой смысл имелся в такой традиции, но одно Белый знал точно — до начала пиршества ему предстоит увидеть немало заискивающих глаз, услышать огромное число льстивых речей и сомнительных комплиментов. Да в такие моменты всегда непонятно откуда появляется множество якобы выдающихся и не очень, но обязательно ласковых якобы друзей.

Итак, отец Второго был давно уже мертв, его мать — с Филсоном Красным, брат как мог постарался вырастить его приличным человеком, по мере возможностей, конечно. Довершением же всего было это утреннее происшествие. И как ни крути, у Второго не было ни одного нежно любящего его дядюшки или тетки не фермерского сословия и у него совсем не было друзей.

В это утро друзья появятся сами собой, но есть одно обстоятельство: все были в скором времени отправятся в пустыню, а Второго ни чуть не прельщала необходимость распинаться перед ними сегодня вечером. Люди стояли вокруг него и смотрели ему ожидающе в рот, Первый Старейшина, устало шаркая подошвами ног, уже направился ко входу в Шип, туда, где обитали все Почтенные и Джексон Второй не нашел ничего лучше, как сказать:

— Послушайте, — он оглянулся вокруг себя, подумав о том, что мог бы сейчас перед всеми назвать имя Петры Джованс, а потом понаблюдать за реакцией каждого. — С начала мне нужно сделать что-нибудь вот с этим. — Второй указал на рану на своем плече. — А потом, до вечера, я навещу всех моих друзей.

Он решительно двинулся вперед, разрезая толпу, мимо Мовери, мимо своего брата, мимо возгласов разочарования. Краем уха он разобрал, как они шепчутся о том, что на своего амрса он наверняка решил пригласить более знатных гостей, но ему было наплевать на эти слова, потому что он ожидал их услышать. Его брат Джексон Черный протолкался за ним следом и пошел рядом.

— Эй, не дело так поступать! — сказал он.

— Если бы я всегда поступал так, как нужно, ты лежал бы сейчас мертвый с дюжиной дыр, — ответил ему Джексон Второй на ходу.

Он шагнул в овальную дверь Шипа так, будто прожил здесь всю жизнь. Его учили этому: рисовали палочками на земле план Шипа, который он должен был запоминать, место расположения комнат Первого, помещений для хранения оружие, обитания врача, и, наконец, его собственной комнаты, в которой он будет спать после того, как вернется из пустыни со своей первой загнанной птицей.

Все было организовано так, чтобы фермерам казалось, что эти великие знания появились в его голове сами и вдруг, чтобы ребятишки бежали рядом с ним, но сохраняя почтительную дистанцию, вытягивая шеи и восхищаясь твоей уверенностью в себе. Перед дверью они, конечно, остановятся, потому что общеизвестно, что любой не посвященный в Почтенные немедленно заболевает и в скорости умирает, если лишь однажды попробует ступить внутрь железного святилища. В детстве Джексон Белый бывал в Шипе два или три раза, и даже пробегал по одному из его коридоров. И он не заболел после этого и не умер. У него было достаточно сообразительности на то, чтобы делать это украдкой и не попадаться никому на глаза, так как про себя он молчком решил, что если кто-то из Почтенных его за таким занятием поймает, то заболеть и умереть его просто-напросто заставят. Кроме того, из этих опасных вылазок он не узнал ничего полезного, за исключением того, что изнутри Шип такой же железный, как и снаружи, разве что железо окрашено.

Внутри Шипа отовсюду доносилось глухое постукивание и гудение; металлический пол под ногами вибрировал. Кроме того, во внутренней части Шипа имелись огромные пространства, начинка которых была ему неизвестна. По предположению Второго (тогда еще Белого), в этих объемах находились машины Шипа. Что-то должно было давать энергию, приводящую в движение плуги. Что-то должно было добывать воду, поступающую в краны и текущую на поля, без чего не мог вызревать урожай. Белый никогда не верил в то, что мертвые в Возмире будут ради таких мелочей отрываться от трапез и призывать на помощь свою магию. А если это было действительно их рук дело, то зачем, спрашивается, здесь торчит этот Шип?

Теперь же, когда по его разумению выходило, что Шип дает силу и шлемам Почтенных тоже, верить в волшебное происхождение этой силы, которую могла остановить первая попавшаяся груда камней, было более чем глупо. Возможно ему разрешат посмотреть на эти машины, конечно если он будет хорошим мальчиком и будет играть по правилам и дальше. Второй подумал о том, что когда-нибудь, может быть он сможет получить право управлять этими машинами, если, конечно, это вообще допустимо для Почтенных, а если подобное не осуществимо в принципе, то какой толк тогда от таких машин? Какой смысл в том, что он будет играть по правилам?

Петра Джованс даже не попыталась заговорить с ним, пока он шел к дверям Шипа от котла, у которого совершался подстриг, и это разозлило его.

— Ты даже не постучал? — удивился Первый, сидевший за просторным столом.

— А ты меня не ждал? — ответил Почтенный Джексон Второй.

Первый улыбнулся — на этот раз можно было не сомневаться, что это действительно была улыбка; Первый улыбнулся так широко, как никто другой Второму еще никогда не улыбался, и это его испугало.

— Присаживайся, Почтенный, — старик указал ему на стул. — Полагаю, что вместе мы сможем найти выход из положения, устраивающий нас обоих.

Стул был точно таким же, какие Второй привык видеть в бетонных хижинах, разве что выглядел не настолько обшарпанным — здесь им пользовалось гораздо меньше народа. Колесики на ножках стула были на месте и все еще крутились. Джексон Второй взял стул, провез его вокруг стола и уселся напротив Первого.

— Хорошо, это и мне подходит.

— Если это подходит тебе, то и мне подходит тоже, — подхватил Первый Старейшина. — Но давай проясним ситуацию с самого начала, Почтенный Джексон Второй. Если говорить обо мне, то я живу уже очень долго, но и в моей жизни был тот первый день, когда я отправился в пустыню и кое-что там для себя узнал. Любой Почтенный, которого ты здесь увидишь, любой из них, кто когда-либо рассказывал тебя хоть что-то о гоне амрсов и их повадках — все они уходили в пустыню впервые и открывали это новое для себя. Уверен, что ни от одного из них жалоб ты не услышишь. Ты так же не увидишь здесь никаких осложнений в том, как я управляю нашим поселением. Подумай об этом. Помни о том, что многое из-за того, что кажется тебе полезным и нужным, на самом деле вредно и опасно. И что бы это ни было, я уже заранее знаю, чем оно может для тебя закончится.

Джексон Второй сидел, молчал и изучал Первого точно так же, как изучал все остальные предметы мира. Улыбка все еще играла у Первого на губах, но не столь лучезарно. Джексон Второй попытался представить себе, о чем бы думал он сам, улыбайся он вот так; такой прием срабатывал у него крайне редко, однако на сей раз он сработал. Возникшие при этом в голове у Второго мысли имели отчетливый привкус правды. Старик наверняка думает о том, какого дурака этот Джексон Второй может сейчас свалять и как просто и легко будет после этого с ним разделаться — после того, как он бросится сразу и напролом в ту сторону, которая сейчас представлялась наиболее разумной. Для Второго, конечно. Отлично, решил Джексон Второй, тогда я не буду этого делать. Следующий ход за тобой, Первый.

— Итак, ты не собираешься выуживать из меня нечто особенное, без чего ты якобы не можешь считать себя полноценным Почтенным, равным всем остальным, живущим в Шипе?

Я знал, что ты заговоришь об этом, — сказал Джексон Второй самому себе, но потом ему внезапно пришло в голову, что старик, даже улыбаясь, все равно может валять дурака. Первый знает, что Второй быстр, но он не знает насколько. А ведь внутри тебя сидит хитрый амрс, старик, решил Второй и сразу почувствовал себя лучше. Что скажешь, если я предложу тебе прогуляться в Возмир прямо сейчас, в роли дичи?

— Ты прикидываешь, как бы меня убить, — небрежно бросил Первый. — Зря теряешь время. Я все равно скоро умру, и тогда все это будет твоим.

2

Ощущение было таким, как будто между ним, его ушами и глазами внезапно легло огромное расстояние. Джексон Второй откинулся на спинку своего стула и переспросил:

— Моим?

— Да, будет твоим. Но сказать, как тебе следует все это взять, должен буду я. Кроме того, я так же должен буду научить тебя, как с этим обращаться и должен буду посмотреть, как это у тебя получается.

— Хорошо, — сказал Джексон Второй, приходя в себя. — Начинай прямо сейчас.

Первый сделал удивленное лицо.

— Но для того чтобы обучить тебя всему, недостаточно одного дня.

— А я и не жду этого от тебя, просто начни сейчас.

— Согласен. И для начала скажу — здесь все очень просто. Для того чтобы придать всему вид сложный и загадочный, мы говорим людям разный вздор. На самом деле все просто. Мы живем здесь, в Шипе и вокруг него, со всех сторон нас окружает пустыня, в которой рыщут амрсы. Мы способны выращивать злаки, добывать себе мясо и кое-какое сырье для орудий труда и охоты, загоняя пустынных амрсов. Все это образует наш мир. Солнце восходит и заходит. Лето сменяется зимой. Пространства пустыни огромны, но у нас достаточно шлемов для очень большого числа Почтенных. Однако все это требует управления. Если мы предоставим фермеров самим себе, они пойдут по наиболее легкому для них пути, будут посиживать себе дни на пролет, делать детей и заниматься всем, что только придет им на ум. При этом им может не хватить еды, но может и хватить. Если еды им будет хватать — за чем, я думаю, у фермеров не хватит соображения проследить — все станут равны. Как тебе это понравится, Почтенный?

— Тебе не нужен мой ответ. Продолжай.

— Хорошо, ответ мне нужен, пускай. Сейчас ты способен видеть вершину нашей системы. Ты знаешь, при помощи каких уловок мы дурачим фермеров и ты в курсе, благодаря чему нам удается заставлять фермеров думать, что сами мы представляем из себя что-то исключительное. В случае, если нам требуется что-нибудь для того, чтобы поддерживать здесь порядок, мы всегда можем это получить. Если мы видим женщину и желаем ее, то мы можем ее получить. Давай теперь поговорим о женщинах. Для чего по-твоему вообще женщины нужны — шутки в сторону?

— Стряпня, уборка, дом, — ответил Джексон Второй.

Первый Старейшина отрицательно покачал головой, что Второго совсем не удивило, ибо никто не станет задавать вам такие вопросы, если хитроумный ответ ему не известен заранее.

— Нет, — мудро заметил Первый. — Женщина существует для того, чтобы стать лучше твоей матери, с тем, чтобы у тебя были сыновья, которые станут лучше тебя. Запомни это. И во всем остальном — то же самое. Когда ты берешь каравай фермерского хлеба и съедаешь этот каравай, то хлеб этот существует для того, чтобы дать тебе силу и сделать тебя еще лучше. И если хлеб женщины одного фермера оказывается лучше чем у женщины другого, то ты идешь за хлебом туда, где он лучше. Пускай ты не заберешь эту женщину себе — она может оказаться стара и некрасива. Но у нее может оказаться дочь, и тогда ты берешь себе ее дочь. И даже если у нее нет дочери, ты все равно будешь лучше и сильнее от лучшего хлеба, и тогда ты идешь и берешь себе лучшую женщину. Если ты не желаешь брать ее себе, а просто пользуешься ею и ее дети остаются фермерами, они все равно будут лучшими фермерами, чем могли быть, ибо всем понятно, что муж их матери был не достаточно хорош, чтобы остановить тебя.

— Что бы мы ни делали, все к лучшему, — заключил Джексон Второй. При этом он подумал, что мир, такой как им его описал Первый, должен быть преотличным, ибо что бы ни взбрело Почтенному в голову при таком раскладе, это всегда будет к лучшему и всем на пользу. — Теперь расскажи мне о амрсах, которые носят с собой копья и умеют разговаривать.

— Мы и до этого доберемся, обещаю тебе, — ответил Первый Старейшина. — Причина того, что мы держим это и многое другое в секрете от любого, кто еще не получил звание Черного, та же самая, по которой мы стараемся помалкивать о наших делах в тех местах, где нас могут услышать фермеры.

Первый наклонился ко Второму через стол, что, по-видимому, должно было означать наступление момента откровенности.

— Это важно, мальчик. Если ты окажешься способным понять это и использовать, то у тебя будет все для того, чтобы стать чем-то особенным, даже среди Почтенных.

Первый подчеркнут свои слова небрежным жестом руки.

— Черт возьми, я знаю стольких парней, которые расхаживают здесь с оружием, но на деле они такие же фермеры, только с другими плугами. Они не знают как молотить пшеницу, но знают как устраивать засады на амрсов. И коль скоро это так, они считают себя особенными, и единственное, чем они утруждают свой мозг — размышлениями на эту тему. Нет, мальчик, — костлявый палец Первого уткнулся прямо в него, — ты обязан стать таким же, как мы. Ты обязан держать свои глаза и уши открытыми и не забывать, что между ними имеется еще кое-что. Я знаю это, и ты тоже знаешь это. Единственное, что я знаю лучше тебя, это то, как тебе достигнуть этого.

— Здесь вокруг полно народу, который уверен в том, что придет время, и он отправиться в Возмир, где можно жить сытно и не работать вообще. И мы позволяем им тешить себя этой мыслью, ибо она заставляет их усердно работать, пока они здесь. Мы позволяем им быть фермерами или Почтенными и думать о Возмире, где такие люди как они без сомнения живут хорошо. При этом от нас требуется следить лишь за тем, чтобы они не забывали кто они — фермеры или Почтенные, потому что если они помнят это, то помнят и о том, что от них требуется, пока они еще здесь.

— Если каждый человек знает, чего от него ждут, то он и делает это. И он ни за что не начнет бродить вокруг Шипа по ночам и совать нос в чужие дела, или собирать вокруг себя кучки народа днем, или пытаться вникнуть в суть всего, что делается для его же блага. Сколько подобных нам есть в каждом поколении, как ты думаешь, мальчик? Единицы, черт возьми. Что фермеры и большая часть Почтенных не могут взять себе в толк, так это то, что если бы не мы, то все они давно бы перемерли. Они сдохли бы, потому что запустили бы свои пашни, или от неправильного питания, или от того, что влезли бы в Шип и убили его.

Первый внимательно изучал лицо Джексона Второго.

— Теперь скажи мне, слышал ли ты хоть раз о ком-то, кто не был посвящен, но все равно заявил во всеуслышание, что желает войти в Шип? Видел ли ты когда-нибудь охрану перед входом в Шип? Слышал ли ты когда-нибудь, чтобы фермеры говорили:"Мы хотим еще воды"? Так вот, позволь мне спросить тебя: поставь мы перед Шипом охрану, то не сказали бы фермеры после этого:"Интересно, а что это они там охраняют? И если это нужно охранять, то может быть мы сможем узнать об этом, перебив охрану и расчистив себе дорогу силой?". Думал ли ты когда-нибудь о том, что было бы, скажи мы фермерам:"Вы не можете заниматься гоном амрсов"? Неужели после этого они не стали бы интересоваться, почему?"Черт возьми, это ведь просто правила и придумывают их для нас они". Нет, мальчик, ты не будешь делать ничего из ряда вон выходящего, иначе все фермерство устроит здесь кавардак, решив, что для того чтобы получить все, что хочется, нужно нарушить несколько правил. Ты показываешь им открытую дверь и говоришь:"Только для Почтенных". Ты посылаешь людей в пустыню, и многие оттуда не возвращаются. И тебе не следует говорить фермерам, что это только для Почтенных — здесь это неуместно — они должны понимать это сами. — Вот так управляют этим местом, мальчик. Скажу больше — могу держать пари, что среди фермеров есть немало таких, которые бывали в пустыне и немало таких, которые пробирались в Шип. Но это они держали в тайне. Если они углублялись в пустыню слишком далеко, то в подавляющем большинстве погибали, если держались окраины, то не видели амрсов. И я не думаю, что среди них было много таких, которые решались заходить далеко. Не потому, что там умирают, а потому что с самого детства им в голову вдолбили, что это стыдно. И если им все-таки удавалось увидеть амрса или кое-что из машин Шипа, они не могли понять что это означает, потому что никто не давал им необходимых для понимания знаний. Через некоторое время они возвращались обратно. И если никто из них после этого не заболевал и не умирал, они молчат, потому что разговорчивого любой может после этого убить, просто для того, чтобы исправить эдакий недосмотр. Никто не любит одиночек, потому что никто не знает, что он такое.

В ответ Джексон Второй твердо взглянул в узкие глаза старика.

— Если только он не на самом верху.

Первый улыбнулся и кивнул.

— В том-то и дело.

— Ладно, — сказал Джексон. — Ну, а теперь скажи мне, что заставляет тебя, за исключением того, что таким способом ты можешь снижать поголовье молодых Почтенных, держать в тайне то, что амрсы умеют разговаривать и вооружены копьями?

— Ну, знаешь ли, в противном случае ты бы уже задолго до своего первого гона начал мастерить себе щит и длинное копье, — ответил Первый Старейшина. — А узнай такое кто-нибудь вроде твоего брата, он разболтал бы об этом по всей округе, просто для того, чтобы показать всем, что он знает больше других. В любом случае это доходит до фермеров и тревожит их. Послушай, мальчик, — что твой амрс сказал тебе?

— Он сказал:"Сдавайся!"

Первый кивнул — это был один из тех вопросов, ответ на который был заранее ему известен. — Точно так. Он не хотел убивать тебя. И ты должен был быть ужасно глупым счастливчиком, чтобы не разглядеть это с самого начала и тем не менее все равно остаться в живых — а ведь ты совсем не глуп. И не слишком похож на счастливчика, так мне кажется. Мальчик, мы еще столько не знаем про этом мир…

— Я это уже понял. Дошел своим умом, — сказал Почтенный Джексон Черный Второй, которому до смерти надоело, что его называют мальчиком.

— В самом деле? А понимаешь ли ты, что это значит? Нашлось ли у тебя после гона время подумать об этом, о том, о чем думали бы все фермеры, узнай они об этом и получив достаточно времени пораскинуть мозгами? Послушай, мальчик, дело в том, что в этом мире, в настоящем мире, который значительно больше Шипа и пустыни — существует нечто, что не желает убивать Почтенных. Это нечто просто стремится забрать их к себе. Твой амрс хотел взять тебя в плен. Они позволяют Почтенным преследовать себя для того и только для того, чтобы с риском для жизни пытаться исполнить некий план, в то время как Почтенные желают только их смерти. — Что-то находящееся вне нашего мира нуждается в Почтенных. Может быть оно ест нас заживо в своем убежище, где-нибудь за пределами пустыни. Я не знаю — и никто не знает. Но чем бы оно ни было, по всему выходит, что вокруг нас имеется мир, настолько большой, что в нем Почтенные не являются даже фермерами — они его урожай. И как долго, ты думаешь, нам удастся держать здесь все под контролем, если фермеры вдруг прознают про то, кто мы такие на самом-то деле?

Джексон Второй ждал продолжения, но Первый Старейшина замолчал, откинулся на спинку стула и принялся смотреть на Второго с таким видом, как будто ждал, что тот вот-вот свалится в обморок. Целую минуту Джексон не мог поверить в то, что он услышал. Первый поведал ему то же самое, о чем думал Джексон сегодня ночью по пути домой. И это раздражало: слушать старческую болтовню, тогда как он, Второй, мог бы заняться чем-нибудь полезным, А ведь где-то здесь, внутри Шипа, его уже поджидает целая свора таких же как Первый стариков, свежих и имеющих много чего рассказать, но во всех их рассказах не было совершенно ничего — ничего из того, до чего бы он давно уже не додумался сам.

Эх ты, старик, — подумал Второй — ты напрасно истратил наше время. Но сказал он так:

— Значит, ты решил, что я достаточно умен. Если я узнаю, как удерживать людей в строю, не применяя к ним силу, то в один из прекрасных дней стану Первым Старейшиной?

— Ты можешь им стать. У тебя самые лучшие для этого задатки.

Старик снова впился Второму в лицо своим испытующим взглядом.

— Но как и все прочее, это придется зарабатывать. Этот мир суров, мальчик. Потом ты увидишь, что он суров настолько, что ты этого даже представить себе не можешь. Ничего никому не достается даром, даже среди нас.

— Даже самым умным из нас, — сказал Почтенный Джексон Второй.

— Даже самым умным из нас, — согласился старик. — Нет смысла обманывать себя, только попытайся жить иначе — и ты проиграешь еще до того, как начнешь свою игру.

— В свое время ты знал много таких же умных?

— Знал кое-кого.

— И эти кое-кто до сих пор здесь, и все без исключения уверены, что когда-нибудь станут Первыми. И каждый из них в душе без ума от себя и работает только на победу, я правильно понял?

— Есть и такие. Это беспокоит тебя?

Джексон покачал головой.

— Нет.

Первый в очередной раз улыбнулся. Выражение его лица было таким, как будто он вот-вот закричит:"Сдавайся! Сдавайся!"Он сказал:

— Так уж оно должно быть, мальчик. Нужно принять это — и начинать драться. Кулаки и стрелы идут только на пользу. Держат все в рамках. Удаляют слабые звенья. Мальчик, это место должно стать лучше. Иначе придет такой день, когда амрсы найдут лазейку и подберутся к Шипу вплотную. Придет такой день, и Шип погибнет, и нам придется учиться выживать без него.

Старик быстро встал со своего стула и легонько похлопал ладонью по металлической стене позади себя.

— Потому что все это, ничто иное, как еще одна чертова машина, мальчик! В один прекрасный день она износится до конца и остановится. И вся надежда будет только на нас, на тех, кто сможет заставить людей крепиться и жить без Шипа! — глаза Первого сияли. Он весь дрожал. — Мальчик, ты должен это предвидеть!

— Предвидеть. Видеть то, что должно случиться, — сказал Джексон.

— Совершенно верно! Это именно то, что отличает нас от остальных!

Я уже предвижу многое, подумал Почтенный Джексон Второй. Я вижу далеко вперед. Я умею быть таким как ты.

— Смешно, — сказал он.

— Что смешно?

— Мне казалось, что ты, увидев, что я не похож на других, дашь мне что-нибудь особенное, — пояснил Джексон.

— Я знал, что ты не похож на других, еще до того, как ты ушел в пустыню. Если бы ты не вернулся, я был бы крайне разочарован. А тебе я все-таки дал кое-что, кое-что особенное — я дал тебе знание.

— Да, но этого у меня хватало и без тебя, — ответил Джексон. Он поднялся со стула, протянул руку и потрогал свою рану.

— Пойду-ка, сделаю что-нибудь вот с этим. Всегда лучше быть целым.

3

Он спустился вниз к комнате дока. Док имел звание Почтенного Серого и длинный, извилистый старый шрам через весь живот. Док всегда ходил немного согнутым, очевидно из-за шрама, и с крепко сжатым ртом. Поскольку он умел лечить людей, Первый строго следил за тем, чтобы Серый получал все причитающееся посвященному Почтенному. Когда Джексон Второй вошел в его комнату, док улыбнулся и взглянул на него своими глубокими глазами.

— Первый раз, так?

— Дешево отделался. Кажется.

— Вернулся обратно, считай отделался дешево. В любом случае, больнее того, когда уже нечему болеть, быть не может.

— Ты так думаешь?

Чувствовалось, что док говорит эту фразу всем новичкам. Однако Серый был внимателен и предупредителен. Почтенному, не занимающемуся гоном, приходится быть внимательным к другим поневоле.

— Залатаю тебя без проблем, Почтенный, будешь как новенький, — приговаривал док, а сам в это время промывал рану Второго зажатым в костяных палочках тампоном, смоченным в горячей воде, доставал иглу и нитку.

— Спасибо, док, — поблагодарил Серого Второй после того, как тот наложил ему пару швов и отпустил с миром.

Он вышел из Шипа на дневной свет и сразу же заметил Гаррисона и Филсона, стоящих на часах рядом с его амрсом — все чин-чином. Так было заведено: когда Почтенный приносит к Шипу своего амрса, Первый Старейшина выбирает из числа загонщиков двух самых сильных мужчин и наказывает им сторожить птицу. Если Почтенный возражает и просит одного из назначенных стражей, вроде Филсона и Гаррисона, удалиться восвояси и уступить место стража ему, для всех это означает, что данный сильнейший больше таковым не являлся.

Джексон посмотрел на одного из стражей; потом перевел взгляд на другого. Филсон улыбнулся ему. Или, может быть, так только казалось.

— Твоя мать может гордиться тобой сегодня.

Однако по лицу Филсона нельзя было сказать с уверенностью, какой смысл вкладывал он в свои слова.

— Думаю, что так оно и будет, — ответил ему Джексон. — Вы оба, Почтенные, приходите на мое пиршество сегодня вечером, хорошо?

Потом Второй кивнул головой в сторону амрса.

— Вы сможете выбрать вечером любую его часть, какую захотите, — добавил он. — Если, конечно, вам не захочется одного и того же.

Он повернулся и зашагал прочь, а Филсон и Гаррисон — назначенные Первым стражники — не могли последовать за ним, даже если бы захотели. Второй не стал больше смотреть на своего амрса. Птица пахла отлично, многие сочли бы этот запах аппетитным, но Джексон решил, что даже этого слова здесь будет недостаточно. И причиной этому, — Джексон улыбнулся своим мыслям, — был скорее всего он сам, а не особые качества его амрса.

Конец ознакомительного фрагмента.