Пираты

Альберто Васкес-Фигероа (2024)

В книге «Пираты» Альберто Васкеса-Фигероа рассказывается история семьи Эредиа Матаморос с острова Маргарита. Они живут в мире, где жемчужный промысел является основным источником дохода. Однако на их жизнь влияет жестокая монополия Севильской торговой палаты, которая контролирует торговлю и устанавливает низкие цены на жемчуг. Главный герой, Себастьян Эредиа Матаморос, наблюдает за тем, как его семья и другие жители острова сталкиваются с несправедливостью и угнетением. Он видит, как их надежды на лучшее будущее рушатся, и понимает, что необходимо что-то менять. Книга погружает читателя в мир, где власть и деньги определяют судьбы людей. Она показывает, как жестокая реальность может разрушить мечты и надежды, и заставляет задуматься о том, как важно бороться за свои права и свободу.

IV

В течение трудного года, последовавшего за жестокой казнью, Себастьян Эредиа повзрослел быстрее, чем за все предыдущие годы на борту корабля"Жакара". И дело было не только в том, что он стал выше и сильнее или что освоил больше знаний о войне и любви. Его ум стал умом взрослого человека, который начал понимать, насколько важно задуматься о совершенно ином будущем, подальше от столь сомнительной компании.

Каждую ночь он ложился спать с решимостью немедленно отказаться от этой абсурдной жизни. Но каждое утро просыпался с осознанием, что откладывает решение еще на один день. Отчасти потому, что глубоко внутри был убежден: так же как капитан Джек не упустил братьев из Марселя, он не позволит"безумному мальчишке и старику"бродить по миру, зная, где на протяжении полугода прячется один из самых разыскиваемых кораблей Карибского моря.

–"Жакара"всегда был"страной, из которой не возвращаются", — однажды сказал Лукас Кастаньо, который в тот день был более склонен, чем обычно,"тратить слова впустую". — Ты должен понять: если бы у нас не было убежища, где мы чувствуем себя абсолютно в безопасности, наша жизнь превратилась бы в ад.

Как убедить недоверчивого шотландца и суровую команду в том, что ни он, ни его отец никогда не выдадут местоположение острова? Какие гарантии они могли бы дать, что сохранят молчание, если попадут в плен к агентам Севильской торговой палаты? И кто мог бы удостоверить, что видение заманчивой награды не подтолкнет их к предательству тех, кто столько лет был их товарищами по несчастью?

Честность никогда не была одной из главных добродетелей пиратской братии. Поэтому ожидать, что эта стая умудренных"морских псов"благосклонно примет чью-то честность, было бы наивно. Если бы они решили уйти, это пришлось бы делать ночью, украдкой, с риском стать кормом для акул. А на такой риск юноша был вовсе не готов.

Но даже если бы они были уверены, что смогут сбежать, куда бы они направились?

"Давай вернемся домой," — лишь пару раз говорил по этому поводу его всегда отсутствующий отец, Мигель Эредиа Хименес. Это"вернуться домой", чтобы снова увидеть сестру, было единственным, чего по-настоящему желал и Себастьян.

Что с ней стало?

Он прикинул, что ей должно быть около пятнадцати, но, сколько бы ни старался, не мог представить ее подростком, превращающейся в женщину. В его воспоминаниях она всегда была той же озорной девчонкой, которая следовала за ним, словно тень, повсюду.

Себастьян улыбался, вспоминая, как, стоило лодке его отца обогнуть мыс и направиться к широкой бухте Хуан-Гриего, они первым делом замечали фигуру девчонки, сидящей у подножия форта Ла Галера. Она сразу же начинала радостно махать руками, предвещая, что с этого момента и до самого сна она станет тенью старшего брата, следуя за ним с упорством верного пса.

Себастьяну часто приходилось выслушивать насмешки друзей, которые не понимали, почему он не может избавиться от этой липучей малышки, больше похожей на назойливое пятно. Но дерзость, обаяние и смелость, с которыми девчонка противостояла суровым подросткам, в конце концов заставляли их нехотя принимать ее присутствие.

И дело в том, что уже в четыре года Селеста Эредиа Матаморос проявляла невероятную силу характера, умело маскируя ее под невинную улыбку и остроумные ответы.

Какой она стала и во что превратилась, живя во дворце и окруженная совсем другими людьми?

Иногда Себастьян вспоминал ярость в ее глазах, когда ее силой усаживали в карету представителя Севильской торговой палаты. Он не мог не задумываться, не повлияли ли такие резкие перемены на ее смелый и непредсказуемый характер.

Это были ночи, когда он ложился спать, твердо решив оставить корабль и отправиться на ее поиски.

Однако необъятность моря возвращала его к горькой реальности: несмотря на то, что он считал себя настоящим «свободным человеком», диким пиратом без каких-либо уз, он превратился в пленника собственного ремесла. Такелаж, за который он обычно держался, глядя на бескрайний горизонт, на деле был не чем иным, как хрупкими решетками тюрьмы, из которой было крайне сложно вырваться.

Дни тянулись однообразно.

И недели.

И месяцы.

Это было долгим наказанием. Слишком долгим для того, кто ждал от жизни намного большего.

И вот, наконец, одна туманная вечеринка, когда невозможно было сказать, предвещает ли погода бурю или грядет одно из тех страшных затиший, которые проверяли нервы даже самых закаленных моряков, они заметили корабль на горизонте. Они наблюдали за ним.

Это был галеон среднего размера, с борта которого казались чрезмерно высокими по сравнению с его длиной. Он двигался уверенно, прямо на них, но вскоре сменил курс, намереваясь, казалось, пересечь их путь на расстоянии чуть более двух миль по ветру.

— Поднять мачты! — приказал шотландец, заметив этот маневр. — И приготовьте высокие паруса!

— Мы будем атаковать? — удивленно спросил Лукас Кастаньо.

Капитан отрицательно покачал головой.

— Нет! Но с таким парусным вооружением он слишком старается обогнуть нас с подветренной стороны, хотя логичнее было бы пройти по ветру. Мне это не нравится!

— Вы думаете, это ловушка?

— С такими высокими бортами он мог бы спрятать три ряда пушек. Внимание! — воскликнул он, обращаясь к людям, которые столпились на палубе, готовые выполнять его приказы. — При малейшем намеке на то, что он повернет к нам, полный парус, руль на левый борт, и ноги в руки.

— А мы не могли бы дать ему бой? — спросил Себастьян.

Лысый посмотрел на него, как на идиота.

— Здесь и сейчас? Да вы с ума сошли! Если это приманка, на борту минимум пятьдесят пушек тридцатифунтового калибра, которые разнесут нас в клочья. А нет ничего хуже, чем битва, заранее обреченная на поражение.

Они оставались настороже, молча и напряженно следя за фигурой галеона, который казался экипированным призраками — на его капитанском мостике не было видно ни одной живой души.

— Мне это не нравится! — наконец признал Лукас Кастаньо. — Совсем не нравится.

— Готовьте дымовые плоты, — еле слышно пробормотал шотландец, и его слова передавались от человека к человеку по всей палубе.

Эти самые «плоты» на самом деле представляли собой огромные тюки соломы, пропитанные маслом и порохом. Когда их поджигали, они выделяли густой дым, затрудняя видимость артиллеристам, что облегчало бегство кораблей, попавших в беду.

Галеон, на носу которого вскоре можно было разобрать дерзкое имя — «Вендаваль», продолжал свое стремительное движение, постепенно отклоняясь вправо, словно пытаясь как можно дальше удалиться от «Жакаре». Но когда расстояние между ними сократилось до менее чем мили, капитан Джек пробормотал, громко шмыгнув носом:

— Либо он начнет поворачивать прямо сейчас, либо с таким парусным вооружением ему не удастся выполнить маневр, не пройдя мимо нас!

Он был великолепным моряком, это было очевидно.

Лучший в своем деле, у которого вся команда могла бы многому научиться, ведь едва он закончил свою фразу, как нос «Вендаваля» медленно повернул влево.

Шотландец тут же громогласно прокричал:

— Полный парус, руль вправо, шлюпки на воду!

Спустя три минуты «Жакаре» уже показывал «Вендавалю» лишь корму, словно прыжком устремляясь вперед, рассекая воду, как самый острый из ножей Мигеля Эредии. За ним оставались горящие на воде восемь тюков соломы, из которых в небо поднимались густые столбы черного зловонного дыма.

Пушки галеона сделали лишь один выстрел, который не представлял никакой угрозы для целостности шебеки, скрывающейся вдали. Тем временем её экипаж с весельем посылал врагам красноречивые жесты, ясно выражающие презрение к их, казалось бы, грозной огневой мощи. Ведь они находились на самом быстром судне Карибского моря.

К вечеру следов вражеского корабля уже не было видно, и именно этот момент капитан выбрал, чтобы начать звонить в колокол, пока вся команда не собралась у кормового мостика.

— Теперь наш черед! — заявил он.

— Мы будем атаковать? — хором спросили несколько голосов с неподдельным энтузиазмом.

— Конечно! — ответил шотландец, оборачиваясь к Лукас Каста́ньо. — Чёрный флаг! — приказал он.

По палубе прошёл одобрительный гул, и через несколько мгновений многие из команды улыбнулись, заметив, как огромный флаг с черепом и крокодилом взвился на вершину бушприта.

— Все пушки на левый борт, — спокойно добавил лысый, снова шмыгнув носом. — Мы отрабатывали это сотню раз, но помните: у нас будет лишь одна возможность дать залп. Либо попадём прямо в цель, либо нам придётся снова удирать, как зайцам!

— Чёрные паруса? — тут же уточнил командир марсовых.

— Позже… — ответил капитан. — Сейчас главное — скорость, а с этими мы идём быстрее.

Четыре часа спустя кливеры и бизань на ходу сменили на пропитанные дёгтем паруса, не снижая ход «Жакаре». Корабль шёл параллельно курсу «Вендаваля», явно намереваясь обогнать его благодаря своей высокой скорости, ради которой он был спроектирован от киля до марса.

В темноте, окутавшей воды Антильского моря, с корпусом, покрашенным в синий, и без единого огонька на борту, «Жакаре» растворялся в мраке. Даже самый зоркий дозорный не смог бы заметить его с расстояния менее двухсот метров.

Одновременно почти вся батарея правого борта была развернута, так что лафеты пушек подняли на метр над палубой. Это позволило стрелять через левый борт, между мачтами и такелажем, удваивая огневую мощь одной стороны, хоть и оставляя противоположную беззащитной.

Но опытный капитан Джек знал, что делает.

После полуночи он рассчитал, что их корабль уже обогнал галеон на достаточное расстояние, и приказал резко повернуть почти под прямым углом, чтобы перекрыть ему путь и дождаться его подхода.

К трём часам ночи, взглянув на небо и словно принюхавшись к воздуху, он велел ослабить шкоты, замедлив ход корабля почти до полной остановки.

Наконец, он велел спустить оставшиеся белые паруса, оставив лишь смолёные, которых было достаточно для маневрирования и управления послушным шебеком.

Они затаились в тишине, как и подобало хищному кораблю, всегда готовому обрушиться на свою жертву, когда та будет застигнута врасплох.

«Как кайман в устье канала».

С широко раскрытыми глазами и напряжённым слухом, улавливающим любой звук, не относящийся к морю или ветру, даже крошечный филиппинский повар и его юный помощник ждали, полностью полагаясь на то, что опытный капитан точно рассчитает курс безрассудного галеона, который совершил глупость, решившись встретиться в открытом море с легендарным «Жакаре».

Себастьян Эредия с удивлением заметил, что лишь немногие из его товарищей выглядели нервными. Напротив, большинство казались скорее весёлыми и уверенными, словно предстоящее сражение с «ловушкой-кораблём», который значительно превосходил их по огневой мощи, было всего лишь анекдотом, который однажды можно будет рассказать своим внукам.

Чёрная ночь, в которой лишь крошечный серп луны, похожий на обрезок ногтя, пытался соперничать с звёздами, тоже не способна была их запугать. И хотя строгий приказ предписывал соблюдать тишину, время от времени кто-то шептал шутку, а некоторые даже позволяли себе громко храпеть.

Наконец, по палубе распространился настойчивый шум.

Приближался враг.

— Поднять бизань и кливеры! Рулевой, два румба вправо!

С одними только тяжёлыми смолёными парусами, «Жакаре» начал набирать скорость, направляясь к белым парусам, едва различимым на неопределённой линии горизонта. Каждый человек занял своё место для боя, а из трюма подняли два десятка фонарей с толстыми кожаными капюшонами, чтобы не пропустить даже слабого проблеска света.

— Короткие фитили! — приказал капитан Джек, давая понять верховым стрелкам, что при команде открыть огонь корабль вздрогнет до самой верхушки мачты, и им придётся цепляться за снасти, чтобы не сорваться вниз.

«Вендеваль» продвигался гордо и тихо, не подозревая ни о какой угрозе. Шебек устремился ему навстречу, намереваясь обойти его подветренной стороной.

Всё решилось за считаные минуты.

Едва четверть мили отделяла их друг от друга, и если бы в этот момент галеон отклонился хоть на один румб влево, избежать столкновения было бы сложно, и при этом хрупкий пиратский корабль оказался бы очевидно в худшем положении.

Но никто на борту вражеского корабля даже не подозревал об опасности.

Потому что это был не корабль. Это была тень среди теней.

Раздалась команда ослабить шкоты, шебек начал снижать скорость, и его палуба постепенно выровнялась. В этот момент Лукас Кастаньо вложил в руку Себастьяна кусок пакли и шепнул:

— Заткни уши.

Юноша поспешно подчинился, так как нос галеона уже начал выравниваться по отношению к ним, и через несколько мгновений громовой голос капитана Джека разнёсся по ночи:

— Огонь!!

Капюшоны фонарей сорвались, фитили зажглись, и, проходя вдоль левого борта «Вендеваля», пушки одна за другой выпускали свои смертоносные заряды, заставляя каждую балку и доску сотрясаться.

Едкий дым на мгновение скрыл вражеский корабль, но когда видимость восстановилась, при свете пожаров, разгоревшихся на борту, они увидели, что тяжёлый галеон остался позади. Его бизань-мачта с грохотом упала в море.

–Поймать всех, поднять все паруса и держать полный курс на левый борт!

"Жакаре"спешно покинул поле битвы, но его взволнованная команда тут же начала кричать от радости, заметив, как пламя охватывает широкие паруса"Вендавала". Корабль немедленно остановился, чтобы оставаться на дрейфе, пока его растерянная команда бегала туда-сюда, пытаясь устранить повреждения и потушить огонь.

— Если через десять минут пороховой погреб не взлетит на воздух, они наши, — отметил Лукас Кастаньо.

Корабль начал описывать широкие круги, оставаясь на расстоянии пары миль, в ожидании, что добыча взорвется. Однако противник, осознавая опасность, умело направлял потоки воды на огонь. Полчаса спустя тьма снова окутала Карибское море.

— Что теперь? — спросил Себастьян.

— Ждем.

До рассвета оставалось совсем немного. Юноша спустился в каюту, где его отец провел большую часть ночи, оставаясь таким же безучастным к сражению, развернувшемуся над его головой, как и ко всему происходящему в мире.

— Мы победили, — первым делом сообщил Себастьян.

— Кто-то должен был проиграть, — лаконично ответил его отец.

— Они напали на нас.

— А мы — пираты.

— А если бы нас потопили?

— Мне было бы жаль тебя.

Для Мигеля Хередии Хименеса утонуть вместе с"Жакаре"означало бы лишь конец всех его страданий. Ему было безразлично, выиграет он или проиграет битву, которая в любом случае не вернула бы ему семью.

Себастьян молча сидел рядом, пока его отец не откинул голову на подушку, закрыл глаза и начал дышать ровно. Тогда юноша вернулся на палубу, где заметил, как за левым бортом начинает появляться легкое предрассветное свечение.

Рассвет раскрыл перед ними серое спокойное море, затянутое облаками небо, из которого моросил слабый дождь. Вдалеке виднелся жалкий вид грязного, беспомощного галеона, который плавал, как обгоревшая пробка, неспособный маневрировать.

Его мачты были обуглены, ни одного реи не осталось на месте, а из элегантных парусов прошлого остались только грязные, мокрые лохмотья.

"Жакаре"снова описал круг, как хищная птица, готовая наброситься на умирающую добычу. Вскоре капитан Джек приказал дать предупредительный залп.

Почти сразу взвилась огромная белая тряпка.

"Жакаре"спустил свою самую большую шлюпку. Лукас Кастаньо и восемь вооруженных людей приблизились к"Вендавалу". Их пустили на борт без сопротивления. Только после того, как все пушки были выгружены, началась процедура захвата противника.

Первое, что поразило Себастьяна, когда он наконец ступил на разрушенную палубу, было то, что с кормового мостика на них смотрели полдюжины испуганных женщин и группа детей.

— Боже мой! — воскликнул он. — Они вступили в бой с женщинами и детьми на борту! Это невозможно!

Такое же замешательство охватило остальных членов команды"Жакаре". Они не знали, как реагировать, пока шотландец сердито не спросил:

— Кто капитан?

Трое мужчин указали на одно из тел, лежащих у носового мостика.

— Самый высокий.

Лукас Кастаньо подошел, внимательно осмотрел покойного, перевернул его так, чтобы он смотрел на небо широко открытыми глазами, и спустя несколько секунд закрыл их с удивительным спокойствием. Затем, покачав головой, произнес с явной насмешкой:

— Странный труп, клянусь Богом! Умер с разорванной грудью от картечи, но его прекрасный мундир остался абсолютно невредим… — Он сурово посмотрел на присутствующих и грозно повторил: — Кто капитан?

Вперед вышел неопрятный мужчина в грязной полосатой рубашке и с черной повязкой на левом глазу.

— Я… Капитан Руй Сантос Пастрана, маркиз Антигуа, на службе у Ее Величества.

— Ее Величество меня совершенно не волнует, — резко ответил шотландец. — И еще меньше меня радует, когда кто-то нападает на меня, не подняв боевой флаг… — Он подошел ближе и поднял повязку, прикрывавшую глаз, чтобы убедиться, что тот действительно одноглазый. — Ты знаешь, какое наказание по законам моря полагается тому, кто поступает с такой хитростью и низостью?

–Законы не существуют, когда дело касается борьбы с теми, кто добровольно поставил себя вне закона, — ответил испанец с явным презрением. — Мои приказы: топить любое пиратское или каперское судно, которое я встречу на своём пути.

— Ну, далеко ты с таким подходом не уйдёшь, болван, — заметил другой. — И если одного лишь факта, что ты грязный лицемер, скрывающий свои истинные намерения, недостаточно, чтобы повесить тебя на рее, то твоя глупость, ставящая под угрозу жизнь невинных существ, это вполне оправдывает… — Шотландец слегка кивнул троим из своих людей. — Повесьте его! — пробормотал он.

— Нет…! — Одна из женщин, плачущих в стороне, бросилась по трапу вниз и упала к ногам капитана Джека, крича вне себя: — Не убивайте его, господин, ради Бога! — Она обернулась и указала на группу детей. — Что будет с моими детьми?

— Ваши дети? — переспросил тот с крайней степенью изумления. — Вы хотите заставить меня поверить, мадам, что этот кретин осмелился напасть на пиратский корабль, имея на борту свою жену и детей?

— Так и есть, сэр. Эти двое маленьких — наши дети… Пожалуйста!

Все повернулись к двум малышам, едва достигающим метра в высоту, которые смотрели на происходящее с огромными, испуганными глазами, полными слёз.

Впервые за всё время знакомства Себастьян Эредиа ощутил, что невозмутимый капитан Джек был по-настоящему озадачен.

Шотландец на мгновение задумался, но затем подошёл к детям, присел перед самым младшим и с суровым выражением посмотрел ему в глаза.

— Это действительно твой отец? — спросил он хриплым голосом.

Мальчик кивнул.

— А как его зовут?

— Папа.

Лысый не сразу отреагировал; он продолжал стоять наклонённым, а затем громко фыркнул.

— Отличное имя, ей-богу! Лучшее из существующих. — Он взял ребёнка за подбородок и, заставив поднять лицо, добавил: — Знаешь, что, малыш? Если бы ты ответил, что его зовут Руй Сантос Пастрана, маркиз Антигуа, через пять минут ты бы уже остался сиротой. Но"папа" — это слишком хорошее имя, чтобы его обладателя вешали на рее… — Он тяжело поднялся, оглядел всех присутствующих и, наконец, обратился к Луке Кастаньо: — Отрубите ему правую руку, чтобы ему больше никогда не доверили управление кораблём. Затем каждому из мужчин на борту выдать по двадцать ударов плетью. С женщинами делайте, что хотите, только не калечьте их. А всё ценное перевезите на"Жакаре". Как только стемнеет, мы отчаливаем.

— Никто не тронет девочку!

Все повернули головы, чтобы увидеть Мигеля Эредиа Хименеса, стоявшего у борта с длинным острым мачете в руке. Его выражение было абсолютно серьёзным, глаза блестели, пока он указывал пальцем на девочку лет тринадцати, стоявшую среди женщин.

— Чёрт возьми! — воскликнул капитан Джек с насмешливым тоном. — Так ты ещё и говоришь! Кто бы мог подумать! Но предупреждаю: эта девочка уже, вероятно, не совсем девочка. На самом деле, это единственная женщина, имеющая здесь хоть какую-то ценность.

— Она ровесница моей дочери, — твёрдо ответил тот. — И если кто-нибудь посмеет к ней прикоснуться, я его кастрирую! Считайте это предупреждением!

Шотландец прищурился, задумался на несколько секунд и в итоге пожал плечами.

— Ладно! — признал он. — Учитывая, что это твоя первая просьба, и что мне не хочется командовать толпой кастратов, я исполню её при условии, что ты не откроешь рта следующие пять лет. — Считая спор завершённым, он взял за запястье плачущую маркизу Антигуа и потащил её в каюту на"Жакаре", произнеся: — Быть капитаном пирата иногда так трудно, мадам! Ох, как трудно!

Женщина последовала за ним, вытирая слёзы, готовая на любые жертвы, лишь бы спасти жизнь отцу своих детей. А Мигель Эредиа тем временем поднялся на бак и встал рядом с девочкой, держа мачете на виду.

Лукас Кастаньо протянул Себастьяну два тяжёлых пистолета, что были у него на поясе, и сделал многозначительный жест вверх.

— Иди с ним! — сказал он. — Здесь полно ублюдков, готовых рискнуть остаться кастратами, если на кону хороший девственник. А мне нужно работать!

Это, конечно, была тяжелая работа, для которой пришлось просить помощи, ведь вовсе не просто и уж тем более не приятно отрубать человеку руку на холодную и затем делать «клетчатую рубашку» на спине всей команды.

Сидя рядом с отцом и с оружием наготове, Себастьян Эредиа Матаморос с невозмутимым видом наблюдал за суровой и горькой сценой безмолвного насилия. Несмотря на жестокость наказания, ни одна из жертв не издала ни звука, в то время как женщины, словно овцы, позволяли вести себя в каюты офицеров, через которые затем один за другим проходили почти все нетерпеливые члены команды «Жакаре».

Когда под вечер Лукас Кастаньо пришел за своими пистолетами, Себастьян лишь пробормотал:

— Это несправедливо.

Панамец удивленно посмотрел на него.

— Справедливо, парень! Справедливо! — возразил он. — Если бы эти чертовы испанцы победили нас, мы бы уже кормили рыб. Когда поднимается черный флаг, а враг сдается, капитан соблюдает законы: не наказывает, не насилует и не убивает. — Он сплюнул, выражая свое презрение. — Но если ему играют грязно, он отвечает тем же, и в этом он всегда лучший.

Он скользнул по толстому канату и спрыгнул на палубу «Жакаре», а мальчик лишь поднял взгляд на своего отца.

— Что ты думаешь? — спросил он.

— Он прав.

Себастьян обернулся к бледной девушке, которая не сделала ни единого движения, словно надеясь, что так на нее не обратят внимания. Однако у ее ног расплылось большое желтоватое пятно, ясно свидетельствующее, насколько сильно ее охватил страх.

— Сколько тебе лет? — спросил он.

Простой вопрос, казалось, доходил до сознания напуганного существа целую вечность, пока она наконец не пробормотала:

— Четырнадцать.

— Откуда ты?

— Из Куэнки.

— Куда ты направляешься?

— В Пуэрто-Рико.

— Почему?

— У моего отца постоялый двор в Сан-Хуане. Я еду к нему, потому что моя мать умерла.

Мальчик смотрел на нее, такую бледную и изможденную, что казалось, она вот-вот упадет в обморок. Его посетила странная мысль, что, возможно, его сестра могла бы быть на нее похожа, хотя вскоре он понял, что сколько бы времени ни прошло и как бы ни менялся мир, бунтарка Селеста не смогла бы стать столь уязвимой и хрупкой.

Селеста всегда умела постоять за себя, хоть с камнем в руке против любого мальчишки. По воспоминаниям о сестре Себастьян мог бы поклясться, что она ни за что не описалась бы, независимо от обстоятельств.

Селеста обладала характером.

Дьявольским характером.

Эта же перепуганная девушка не была красивой и даже еще не могла считаться женщиной, но что-то в ее видимой беспомощности — возможно, ее огромные испуганные серые глаза — побуждало некоторых из этих грубых морских волков обхватывать ее тонкую талию и тащить в самую глухую из кают, ведь, как любил говорить Лукас Кастаньо, девственность — редкий и, следовательно, желанный дар.

В тот момент, когда солнце начинало касаться линии горизонта, капитан Джек помог одной маркизе, закутанной в грязную простыню, перепрыгнуть на палубу корабля ее мужа и громко прокричал:

— Кто через пять минут не будет на борту, окажется в Сан-Хуане-де-Пуэрто-Рико! — Он сделал короткую паузу и добавил: — Или на виселице!

На галеоне не осталось ничего, что могло бы стоить хоть самого дешевого мараведи. Поэтому, когда наконец оба судна разошлись, он представлял собой лишь жалкую пародию на то, чем был до прошлой ночи.

Мужчины с «Вендаваль» тихо проклинали, пока перевязывали друг другу раны от ударов плетью, в то время как женщины пытались утешиться после того, как им пришлось молча терпеть, пока толпа дикарей использовала их по своему усмотрению и до изнеможения.

Когда наконец «Жакаре» исчез вдалеке, не было в мире более удручающего зрелища, чем обломанный корабль, медленно качающийся под все более свинцовым небом.